355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Вуд » Мираж черной пустыни » Текст книги (страница 5)
Мираж черной пустыни
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:21

Текст книги "Мираж черной пустыни"


Автор книги: Барбара Вуд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 52 страниц)

5

Услышав шелестящие звуки, Грейс подумала, что снова начался дождь.

Она распаковывала и расставляла вещи в своей палатке, в то время как мужчины собрались в обеденной палатке, чтобы пропустить по рюмочке-другой. Готовясь к ужину, Грейс надела свою военно-морскую форму. Ее взгляд упал на лежащий в бархатной коробочке «Крест за отличную службу» – медаль, которой ее наградили за проявленный на войне героизм.

Снова услышав за стенами палатки тихое шипение и опять подумав о том, что пошел дождь, Грейс подошла к брезентовой двери и выглянула наружу. Дождя не было, только стоял густой туман. Она обвела взглядом лагерь – призрачные очертания палаток, небольшие островки света, падающего от фонарей, и прислушалась. С закатом солнца лес оживал: то тут, то там слышались крики птиц, стрекот сверчков, кваканье древесных лягушек. Вдруг Грейс поняла, что звук, который она ошибочно приняла за шум дождя, на самом деле являлся не чем иным, как человеческим плачем, звук шел из соседней палатки.

Надев тяжелый форменный плащ, Грейс поспешила по доскам, положенным на землю на случай слякоти, к палатке своей невестки.

Роуз, положив голову на руки, сидела за туалетным столиком.

– Что случилось, Роуз? Почему ты плачешь?

Роуз выпрямилась и промокнула глаза кружевным платком.

– Все ужасно, Грейс. Я так надеялась, что больше не увижу эти лагеря. Мечтала о том, что буду жить в нормальном доме.

Грейс окинула взглядом палатку Роуз. Обставлена она была более элегантно, чем ее собственная. На кровати лежали атласные подушки, над туалетным столиком возвышалось красивое с золотым обрезом зеркало. И простыни были не просто белые, а розоватых и голубоватых цветов, присущих семье Тривертонов. Грейс увидела, что ее брат сделал все, чтобы сделать приятной жизнь своей жены. Вдруг до нее дошло, что в палатке нет личной служанки Роуз.

– Где Фэнни?

– В своей палатке. Она говорит, что хочет назад, в Англию! Грейс. – Роуз перешла на шепот. – Пожалуйста, скажи ему, чтобы он ушел.

Грейс посмотрела на африканца, стоявшего возле входа в палатку с бутылкой воды и льняным полотенцем. Он был одет в длинную, белую, доходящую до босых стоп канзу и турецкую феску.

– А чем он тебе не угодил, Роуз?

– Он пугает меня!

Мужчина заговорил:

– Меня зовут Джозеф, мемсааб. Я христианин.

– Пожалуйста, оставьте нас.

– Бвана Лорд велел мне заботиться о мемсааб.

– Я все объясню лорду Тривертону. Можете идти, Джозеф.

Когда они остались одни, Роуз с мольбой в глазах посмотрела на свою золовку и прошептала:

– Грейс, ты должна кое-что сделать для меня.

Грейс вгляделась в лицо Роуз. Щеки у нее пылали, губы дрожали. Несколько прядей светлых волос выбились из прически.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – спросила Грейс.

– Это… Валентин. Понимаешь, я не могу – я не готова… – Роуз отвернулась и завертела в руках свою серебряную расческу. – Ты врач, Грейс. Он послушает тебя. Скажи ему, что после рождения ребенка прошло слишком мало времени.

Грейс молчала. Она не знала, что говорить.

– Помоги мне, Грейс. Я не перенесу этого. Не сейчас. Сначала я должна привыкнуть, – она махнула рукой, – ко всему этому.

– Хорошо. Я поговорю с ним. Не переживай из-за этого, Роуз. Теперь пошли, нас ждут мужчины.

Обе женщины испытали настоящий шок, стоило им переступить порог обеденной палатки.

– Валентин! – удивилась Грейс. – Как тебе это удалось?

– Было немного рискованно, старушка, война и всякое такое. Иногда чертовски удобно быть богатым! – сказал он, шагая им навстречу в черном смокинге и накрахмаленной белой рубашке. Лорд Тривертон поцеловал сестру в щеку и одарил жену сияющей улыбкой. – Ну, что скажешь, дорогая?

Взгляд Роуз блуждал по английским стульям из красного дерева, искусно украшенным резьбой в готическом стиле, по кружевной скатерти, серебряным подсвечникам и фарфоровой посуде.

Граммофон играл вальс; хрустальные бокалы для шампанского сверкали в свете лампы; в воздухе пахло жасмином.

– Ох, Валентин, – прошептала она. – Здесь чудесно…

– Позвольте мне представить вас нашему гостю, – сказал он, указывая на незнакомого мужчину. Это был командующий округом Бриггс, тучный мужчина за шестьдесят, одетый в отутюженную униформу цвета хаки, подпоясанную ремнем с отполированной до блеска пряжкой. Валентин налил аперитив, и все выпили за процветание Британской Восточной Африки.

– Я надеялась познакомиться с вашей женой, сэр Джеймс, – сказала Грейс, сев за стол рядом с ним. Она находила его весьма привлекательным в элегантном хорошо скроенном белом смокинге.

– Люсиль с большим удовольствием познакомилась бы с вами. Она уже много месяцев не видела белую женщину. Но, боюсь, ее положение не позволяет ей совершать столь длительные поездки. Через несколько недель ей предстоит рожать нашего третьего ребенка.

– Хочу сказать, – произнес севший напротив них офицер Бриггс, – вы, милые леди, являете собой поистине восхитительное зрелище! Все белые мужчины, какие только есть в округе, стремглав устремятся сюда, чтобы только взглянуть на вас!

Леди Роуз, откинув голову назад, рассмеялась. В волосах сверкнул украшенный горным хрусталем ободок; единственное перо рассекло воздух. Жена Валентина была одета по последней моде послевоенных лет: узкое платье с квадратным вызывающе глубоким вырезом, на шее длинные нитки жемчуга.

Блюда, а их, как положено, было восемь, подавались безмолвными, одетыми в длинные белые канзу африканцами, которые появлялись с серебряными подносами в руках из задней части палатки.

– Все не так хорошо, как бы мне хотелось, – начал Валентин, наливая шампанское.

– Из-за войны у нас здесь в протекторате чудовищные проблемы.

Офицер Бриггс с жадностью зачерпнул ложкой суп, словно это был последний суп в его жизни.

– Проклятые немцы! Гоняли нас, как гончие лис. Фермы были брошены на произвол судьбы, урожаи оставлены гнить на полях, железная дорога разрушена, никаких медикаментов. Мы потеряли пятьдесят тысяч человек, леди Грейс. Не только у вас там, в Европе, были трудные времена, знаете ли.

– Во время войны я не была в Европе, мистер Бриггс, – тихо сказала Грейс. – Я служила на плавучем госпитале в Средиземноморье.

Внезапно все стихло, за исключением шума леса, доносившегося из холодного тумана. Затем сэр Джеймс произнес:

– Мы можем только надеяться на то, что дожди действительно начнутся. Мы и так находимся в кризисном положении и не можем позволить себе присовокупить к этому еще и голод.

– Но сегодня был дождь, – сказала леди Роуз.

– Вы имеете в виду небольшой дождичек утром? – спросил офицер Биггс. – Да, это капля в море! Если это все, на что он способен, то мы можем попрощаться со всеми фермами в округе. В Восточной Африке, леди Роуз, если мы говорим «дождь», мы имеем в виду настоящий ливень.

– Видите ли, – сказал сэр Джеймс, – у нас здесь нет времен года, есть только период дождей и период засухи. В Европе вы сажаете, а затем собираете урожай. В Британской Восточной Африке вы сажаете, а вот соберете вы урожай или нет, никому не известно.

– Вы так много знаете об этой стране, сэр Джеймс. Вы здесь уже давно?

– Я здесь родился. На побережье, в Момбасе. Моя мать была миссионеркой; отец – кем-то вроде искателя приключений. Они были абсолютно разные, как день и ночь. Мне сказали, что их история любви заслуживает звания легенды.

Грейс посмотрела на него. У сэра Джеймса был выразительный профиль, с прямым носом и квадратными впалыми щеками.

– Звучит романтично, – сказала она.

– Мой отец был исследователем. Он встречал Стэнли в Судане и в Лондоне во время похорон Дэвида Ливингстона. Эти люди чем-то привлекли моего отца. Он приехал в Африку с мечтой открыть Черный континент.

– И как, открыл?

Сэр Джеймс взял бокал с шампанским.

– В какой-то степени, да. Он был одним из первых белых людей, ступивших на эту землю. Это было более тридцати лет назад. Когда аборигены увидели его, они в страхе разбежались. Они никогда не видели человека с таким цветом кожи.

– Как же вашему отцу удалось преодолеть это?

– Он был умным. В 1902 году он приехал исследовать эти территории, а местные аборигены – кикую – преградили ему путь, заявив, что не пропустят его, если он не вызовет дождь. Через переводчика отец ответил, что считает такую плату вполне разумной, и ушел обратно в лагерь ждать дождя. В скором времени пошел дождь, и мой отец снискал за это уважение и доверие африканцев.

Грейс рассмеялась.

– А вы участвовали вместе с отцом в его охотничьих экспедициях?

– Когда был маленьким, нет. Он был слишком занят поисками славы и бессмертия, чтобы возиться с ребенком. Мой отец заявлял, что первым обнаружил долину Великое ущелье, но слава досталась кому-то другому. Он мечтал, чтобы в его честь назвали что-нибудь великое, но в этом ему катастрофически не везло. Так он стал охотником, и с этого момента я стал ездить с ним на сафари.

– Сэр Джеймс, – спросила леди Роуз, – а почему охота называется «сафари»? Что это означает?

– На языке суахили это означает «странствование».

Пока подавали котлеты из газели, Грейс поймала себя на том, что думает о сидящем рядом человеке.

Сэр Джеймс очень заинтриговал ее; от него веяло таинственным и интересным.

– А вы, сэр Джеймс, когда-нибудь выезжали за пределы Восточной Африки?

Он одарил ее еще одной застенчивой улыбкой, словно думал в эту минуту о чем-то своем.

– Пожалуйста, зовите меня Джеймс, – попросил он, и Грейс вспомнила одно из писем Валентина, где говорилось о том, что Джеймс Дональд, владелец скотоводческой фермы, получил за свои военные заслуги звание рыцаря.

– Один раз я был в Англии, – ответил он. – Это было в 1904 году, когда мне было шестнадцать. Отец умер, и я уехал к своему дяде в Лондон. Я прожил там шесть лет, но потом вернулся назад. Англия оказалась для меня слишком скучной, слишком безопасной и слишком предсказуемой.

– Нам повезло, что он вернулся, – сказал Бриггс, собирая хлебом с тарелки остатки подливы.

– Превосходное знание этих мест и аборигенов сделало сэра Джеймса поистине бесценным кадром в кампании против немцев.

– Ой, только не надо рассказов про войну, пожалуйста, – вдруг быстро произнес Валентин.

Но Бриггс продолжил:

– Рассказ о том, как один человек спасает жизнь другому, стоит того, чтобы его послушали.

В памяти Грейс снова всплыли строчки из письма ее брата: «Я решил купить землю возле ранчо Джеймса. Это тот парень, с которым я познакомился во время военной кампании».

Грейс ничего не было известно о том, чем занимался ее брат во время войны. Единственное, что она знала, – что он приехал в Восточную Африку в чине офицера вместе с генералом Сматцем, влюбился в эту страну и решил остаться там. Почувствовав за столом некоторую неловкость и напряжение, Грейс поняла, что дружба между Валентином и сэром Джеймсом зародилась во время какого-то героического эпизода. Но, поскольку ни один из мужчин ничего не рассказывал, ей оставалось только догадываться, почему ее брат так нервничал при упоминании об этом. Может быть, он не любил, когда ему напоминали о том, что он в неоплатном долгу перед сэром Джеймсом?

– Так вы врач, леди Грейс, – сказал Бриггс. – Должен сказать, что работы у вас здесь будет невпроворот. Ваш брат говорит, что вы планируете открыть здесь что-то вроде миссии. Здесь у нас подобных заведений предостаточно, на мой взгляд. Никогда не мог понять, почему все так стремятся образовывать этих черномазых.

Грейс холодно улыбнулась ему и повернулась к сэру Джеймсу.

– Насколько я поняла, вы превосходно знаете местных жителей. Может быть, вы мне подскажете, как завоевать их доверие?

Валентин ответил за друга.

– Никто не знает кикую лучше, чем Джеймс. Его отец был удостоен чести стать кровным братом вождя племени. Мог даже присутствовать на некоторых таинственных церемониях. Они называли его Бвана Мкубва, что означает «большой начальник». Они даже Джеймсу прозвище дали.

– Какое?

– Они называют его Мурунгару, что в переводе означает «прямой». Несомненно, он получил его за свою осанку и характер. – Валентин дал знак слугам убрать со стола. – Это говорит о том, что аборигены знают его так же хорошо, как и он их!

– Они вообще как, дружелюбные?

– У нас с ними нет проблем, – сказал сэр Джеймс. – Раньше кикую были очень воинственным народом, но британцы положили этому конец.

– Вон то копье, – сказал Валентин, указывая на стену, – подарил мне Матенге, местный вождь. Он теперь работает у меня.

– И что, они на самом деле стали миролюбивыми?

Сэр Джеймс качнул головой.

– Трудно сказать. Чисто внешне они не выказывают никаких недовольств по поводу новых правил, установленных нами. Но никто не может сказать, что у африканца на уме. Когда мой отец и ему подобные пришли сюда, местные жители ничем не отличались от людей каменного века. У них не было алфавита, были лишь какие-то допотопные орудия труда, которыми они возделывали землю, и эти орудия не улучшались со времен их предков. Удивительно, но эти люди даже не додумались изобрести лампу, пусть даже самую простенькую, какую использовали древние египтяне. Теперь миссионеры изо всех сил пытаются втащить их в двадцатый век. Африканцев начали учить читать и писать, носить обувь, пользоваться во время еды ножом и вилкой. От них ожидают, что они в один день начнут думать и вести себя как британцы, у которых за плечами две тысячи лет развития. Кто знает, что из этого получится? Возможно, лет через пятьдесят мы пожалеем о том, что устроили африканцам это экспресс-обучение. Может быть, однажды миллионам образованных туземцев наскучит доминирование кучки белых, и начнется чудовищная война, на которой прольется море крови. – Сэр Джеймс замолчал, медленно покручивая свой бокал на кружевной скатерти, а затем более тихим голосом добавил: – А может быть, это произойдет гораздо раньше.

Все смотрели на вращающийся бокал, на его сверкающие в свете свечи грани, на колышущееся в нем светло-желтое шампанское.

– Этого никогда не произойдет! – резко сказал Валентин и махнул рукой, чтобы подавали десерт.

Принесли тарелки с фруктами и сыром. Офицер Бриггс, потянувшийся к еде одним из первых, сказал:

– Странный они народ, эти черномазые. Узнали от нас, какой может быть реакция на боль и смерть. Но их ничто не волнует. Их с младых ногтей учат не показывать своей слабости. Они с такой невозмутимостью принимают чудовищные вещи. Болезнь, смерть, голод – все это для них шаури йа мунгу, воля Божья.

– Они верят в одного бога? – спросила Грейс, адресуя свой вопрос сэру Джеймсу.

– Кикую очень религиозные люди. Они поклоняются богу Нгаю, создателю мира. Он живет на горе Кения, и мало чем отличается от Иеговы.

– Богохульство, – пробурчал Валентин.

Сэр Джеймс улыбнулся.

– Кикую не политеисты. Чтобы стать христианами, им не приходится от многого отрекаться, наоборот, они даже больше приобретают. Вот почему миссионерам сопутствует успех.

– Получается, что кикую – народ крайне простой?

– Напротив, они очень непросты. Вот тут-то многие белые люди и совершают ошибку. Структура общества кикую очень сложна, как, собственно, и их менталитет. На одно только перечисление всех их табу у нас уйдет не один час.

– Не стоит волноваться, – сказал Валентин, потянувшись к третьей бутылке шампанского. Взгляд его пылающих огнем глаз то и дело останавливался на леди Роуз.

– Джеймс, сегодня днем вы, кажется, упомянули о местной знахарке, Вачере. Она вождь племени? – спросила Грейс.

– Слава богу, нет. Женщины племени кикую не могут стоять у власти. Их едва за людей считают. Они собственность мужчин. Их продают отцы, и покупают мужья. Кстати, само слово «муж» на языке кикую на самом деле означает «хозяин». Слово же «мужчина» – мурум – означает «могущественный», «достойнейший», «хозяин и господин», в то время как слово «женщина» – мука – переводится как «подчиненный», «льющий слезы по пустякам» и «склонный к панике». Также слово «мука» имеет значение «трус» и «предмет, не имеющий ценности».

– Это ужасно!

– Осторожнее, – сказал Валентин. – А то моя сестра попытается сделать из них суфражисток.

– Женщины кикую не считают свое положение ужасным, – сказал сэр Джеймс. – Они почитают служение мужчине настоящей честью.

– Тебе есть чему у них поучиться, старушка, – сказал Валентин. Он положил руки на стол. – Надеюсь, леди извинят нас, если мы попьем кофе здесь? Боюсь, у нас нет помещения, куда бы джентльмены могли удалиться с сигарами.

– Бог мой, – произнесла леди Роуз, – вы же не собираетесь курить здесь?

Он легонько сжал ее руку.

– Мы не дикари, моя дорогая. В Африке каждый должен быть готов к каким-либо жертвам. Мы отказались от сигар.

Даже сидя через стол от нее, Грейс заметила, как леди Роуз отреагировала на прикосновение Валентина: ее зрачки расширились, щеки вспыхнули. Когда Валентин начал отстраняться от нее, Роуз положила свою руку на руку мужа, в ее глазах читалось желание.

– Дорогой, – произнесла она тихим, слегка запинающимся от выпитого голосом, – может быть, нам стоит вернуться в город и пожить в том маленьком необычном отеле?

– В «Белом носороге»? Ни за что в жизни, любовь моя. Его стены настолько тонки, что можно услышать, о чем думает твой сосед!

– Если бы ты только знал, как бы мне хотелось пожить там, пока не построят дом.

– Это невозможно. За этими обезьянами нужен глаз да глаз, иначе они перестанут работать. Стоит мне только отвернуться, как они тут же убегают в лес и начинают распивать пиво.

Выражение сомнения мгновенно испарилось с лица леди Роуз, когда в комнату внесли серебряный кофейник и фарфоровые чашки. Она одобряюще улыбнулась слуге-африканцу в белых перчатках, называвшему ее «мемсааб». Сервировка была безукоризненной, на столе лежали правильные ложки, граммофон играл Дебюсси. От выпитого шампанского у Роуз закружилась голова. Ее предупреждали о коварстве этого напитка, но она забыла об этом и выпила слишком много. Впрочем, ей это даже нравилось. Роуз наслаждалась разливающимся по телу теплом, необычными ощущениями. Как она могла переживать из-за этих своих постельных страхов? Она очень надеялась, что ночью Валентин посетит ее палатку.

– Знаете ли вы, что слово «кофе», – говорил в это время ее муж, – происходит от арабского слова «кваве», которое изначально означало «вино»?

Тем временем сэр Джеймс повернулся к Грейс и спросил:

– Когда вы сможете приехать к нам на ранчо? Люсиль не терпится познакомиться с вами.

– Когда вам будет удобно, сэр Джеймс. Я хочу сразу приступить к работе, буду строить возле реки свой собственный дом.

– Посмотрим, позволит ли погода. Я хотел бы пригласить вас в гости уже на следующей неделе.

– Если вы пришлете кого-нибудь за мной, я с удовольствием приму роды у вашей жены.

– В этом можете не сомневаться! – Он одарил Грейс долгим внимательным взглядом. – Жаль, что мне придется с первыми лучами солнца возвращаться домой. В этих краях встреча с новым человеком – редкое удовольствие. Но я беспокоюсь о некоторых своих коровах, они, видимо, заболели, а я не могу определить чем.

– Здесь нет ветеринара?

– Есть, в Найроби. Но я не видел его уже несколько недель. У него масса работы, и ему приходится ездить по всем углам и закоулкам чудовищно огромной территории. Мне придется самому взять у них кровь и отправить ее в Найроби на анализ.

– Если вам нужно, у меня есть микроскоп.

Сэр Джеймс уставился на нее во все глаза.

– У вас есть микроскоп? Бог мой! – Он коснулся ее руки. – Грейс, вы просто посланец Божий! Я могу взять его у вас на несколько дней?

– Конечно, – ответила она, глядя на сильную, загорелую руку, которая сжимала ее руку и закрывала кольцо Джереми.

Вдруг в тишине ночи раздался рев, взорвавший лес какофонией криков и воя.

– Что, черт возьми, это было? – прокричал Валентин, вскакивая на ноги.

Снова раздался дикий рев, который мгновенно отрезвил находившихся в обеденной палатке. Валентин выскочил на улицу, Бриггс и Джеймс последовали за ним. Женщины, оставшиеся за столом, услышали лай собак, крики африканцев и тихий плач ребенка.

– Мона! – произнесла Грейс и, встав, направилась к брезентовой двери. Выглянув наружу, она увидела, что действие разворачивается в стороне, противоположной той, где обитали Мона и няня. Она вгляделась в туман. Бегали люди, горели факелы, выли собаки – от их дикого воя в жилах стыла кровь.

– Что случилось? – спросила за ее спиной Роуз.

– Я не знаю… – Тут она увидела Валентина, решительно шагающего к своей палатке с грозным выражением лица. Он вошел внутрь и через несколько секунд вышел оттуда с хлыстом в руке. – Валентин? – позвала она.

Он не ответил.

Грейс попыталась разглядеть сквозь туман, что происходит на другом конце лагеря. Собаки словно сошли с ума: даже грозные команды хозяев не могли успокоить их. Среди всего этого шума отчетливо слышался громогласный голос лорда Тривертона, отдающего приказания.

Грейс вышла из палатки. Людские голоса стихли, в данную минуту тишину нарушало повизгивание собак. Она, дрожа от холодного тумана, пошла вперед, изо рта белой струйкой шел пар. Вдруг она услышала резкий звук наподобие выстрела, и поняла, что это был звук удара хлыста.

Она поспешила на звук, не зная, что леди Роуз идет следом за ней. Обогнув палатку с провизией, Грейс остановилась.

Мужчины – африканцы в шортах цвета хаки, слуги в канзу, и трое белых мужчин – стояли вокруг дерева. А в центре этого круга, привязанный к дереву, был мальчик из племени кикую с обнаженной спиной. Он не дернулся, не закричал, вообще не издал ни одного звука, когда хлыст, опустившись на его спину, оставил на ней кроваво-красный след.

Грейс в ужасе смотрела на происходящее.

Лицо Валентина, вновь замахнувшегося хлыстом, было каменным. Она видела, как напряглись под его рубашкой мышцы плеч. Он снял смокинг; спина была мокрой от тумана и пота. Хлыст с силой обрушился на спину несчастного. Мальчик, обняв дерево, стоял неподвижно, словно высеченный из черной древесины. Валентин, шире расставив ноги, вновь поднял руку. На мгновение его лицо озарил свет факела. Грейс увидела в его взгляде какое-то странное исступление, силу, которая испугала ее.

Когда хлыст вновь опустился на мальчика, она закричала, но это не остановило его. Хлыст методично со свистом взмывал вверх и опускался вниз, оставляя на теле жертвы очередную красную полосу.

Грейс бросилась к дереву.

– Валентин! Прекрати! – Она схватила брата за руку, но тот оттолкнул ее. Сэр Джеймс подхватил ее, и она набросилась на него.

– Как вы можете так спокойно смотреть на это?

Бриггс ответил:

– Обязанностью мальчишки было следить за псарней. Но он напился и уснул. Туда забрался леопард и задрал одну из гончих.

– Но… это всего лишь собака!

– Это неважно. Ему могли бы поручить охранять вас или няню с ребенком. И что тогда? Ему нужно преподать урок. Если не будет дисциплины, можно собираться и уезжать назад, в Англию!

Хлыст, просвистев в воздухе в последний раз, застыл в руке у Валентина, и тот свернул его кольцом.

– Это необходимо было сделать, Грейс. Мы все сгинем в этой богом забытой стране, если здесь не будет закона и порядка. А не можешь смириться с эти – уезжай из Африки.

Сказав это, он зашагал прочь. Слуга с тканью и водой бросился к мальчику, круг людей разомкнулся.

– Можно обойтись без жестокости и насилия, – тихонько сказала Грейс.

Сэр Джеймс ответил:

– Это единственный язык, который они понимают. Дикари считают доброту проявлением слабости, а слабость презирают. Ваш брат поступил правильно, как настоящий мужчина, и за это они будут его уважать.

Разозленная, Грейс повернулась и, к своему ужасу, увидела в тумане возле палатки с провизией леди Роуз, которая стояла, словно каменное изваяние; ее глаза, как две дыры, зияли на бледном лице.

– Пошли в палатку, Роуз, – сказал Грейс, взяв ее пол руку. – Ты вся дрожишь.

– Ты помнишь, что обещала мне, Грейс? – прошептала Роуз. – Он не должен дотрагиваться до меня. Валентин не должен и близко подходить ко мне…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю