Текст книги "Мираж черной пустыни"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 52 страниц)

16

Пиони сидела, закрыв лицо руками; ее худенькие плечики содрогались от рыданий.

– Я не знаю, что мне делать! – заголосила она. – Я покончу с собой!

– Да тише ты, – шикнула Миранда, протягивая девушке бокал бренди. – На, выпей и успокойся. Ревом делу не помочь.

Служанка подняла распухшее от слез лицо.

– Помочь! Как этому можно помочь?

– Есть способы.

Глаза девушки округлились.

– Ой, нет, мэм, – проскулила она. – Я не смогу этого сделать.

Миранда сидела за столом и барабанила пальцами по зеленой учетной книге. Что за день у нее выдался! Сначала обнаружилось, что кто-то из работников кухни крадет, и ей пришлось долго выяснять, кто именно. Потом один из постояльцев слег с лихорадкой, чем довел до паники всех остальных. Теперь вот это.

Пиони, служанка Миранды, была бледной девушкой, не так давно приплывшей из Англии вместе со своим женихом, который вскоре после этого умер в Момбасе от гемоглобинурийной лихорадки. Миранда решила взять ее к себе на работу. В течение восьми месяцев, что Пиони служила у нее, она прекрасно справлялась со своими обязанностями, работала прилежно и старательно, откладывая деньги на то, чтобы вернуться назад, в Англию.

– Какой у тебя срок? – спросила Миранда.

– Около двух месяцев.

– А отец ребенка? Он знает об этом?

Лицо Пиони сделалось еще несчастнее.

– Не знает, мэм. Он уже давно отсюда уехал. Я… я даже не знаю, как его зовут.

Миранда с отвращением покачала головой. Ну и девицы пошли! Приезжают в Кению и сходят с ума при виде такого количества мужиков. Ни стыда у них, ни совести. Жена одного из поселенцев в районе Лимуру уже озолотилась на абортах.

Миранда встала и подошла к окну. Каждый раз, когда она выглядывала из окна, у нее возникало такое чувство, что в Найроби становится все многолюднее.

Она не знала: то ли это ее воображение разыгралось, то ли действительно стоило ей на минутку отвернуться, как появлялось пять новых автомобилей, сто новых мужчин, ищущих приключений, и двадцать новых женщин, гоняющихся за богатыми мужиками. Она начинала ненавидеть Кению.

После той единственной ночи, которую они провели вместе, Валентин ни разу не зашел к ней.

Через дорогу остановился фургон, полный фермеров-датчан. Целый день они будут делать покупки, торговать, собирать почту, а затем вновь отправятся к своим ничтожным акрам на забытых богом задворках тму-таракани. «Боже правый, – думала Миранда. – Почему они расхаживают с таким гордым видом? Что почетного в том, чтобы пахать грязь, на которой ничего не растет, кроме малярии и сонной болезни?»

Валентин даже не удосужился оставить ей записку. Наутро после той ночи он потихоньку выскользнул из постели и вернулся домой, к своей жене. За все это время он ни разу не зашел к ней. А ведь он был в Найроби. Миранда видела его.

Пиони снова заголосила, чем разозлила Миранду еще сильнее. Какой же несправедливой была порой эта жизнь! Вот эта девица билась в истерике из-за того, что забеременела после одной-единственной ночи с каким-то неизвестным мальчишкой, а Миранда и рада была бы забеременеть, но не могла.

Она уставилась в окно. Какая-то беременная женщина, выпятив живот, фланировала по улице. Времена изменились. Теперь уже никто не считал нужным скрывать свою беременность от окружающих. Война покончила со старыми предрассудками и модой. Теперь женщины носили специальные платья для беременных и гордо ходили животом вперед.

«Все, кроме меня, – подумала Миранда, с ненавистью глядя на молодую женщину на улице. – Это я должна так ходить по улице, а не она». По городу бы поползли слухи о том, что она носит под сердцем ребенка графа; он бы поселил ее в каком-нибудь милом местечке, где она жила бы как императрица, в то время как кто-нибудь руководил гостиницей вместо нее и клал получаемые деньги на ее банковский счет. Однако, чтобы осуществить эту мечту, ей нужен был ребенок, а для этого необходимо было еще раз завлечь Валентина в свою постель.

Миранда погрустнела: все это было ни к чему, она не нужна Валентину. Любой дурак понял бы это. Просто он был пьян, а когда протрезвел и понял, что сделал, то очень пожалел об этом.

– Я не хочу делать эту операцию, – рыдая, произнесла Пиони. – Я католичка!

Миранда повернулась к девушке и смерила ее презрительным взглядом.

– Ты должна была вспомнить об этом до того, как прыгать в постель к мужчине. Если ты не хочешь избавиться от ребенка, значит, ты хочешь оставить его себе?

От испуга глаза Пиони стали круглыми, как плошки.

– Нет-нет, мэм! Что я буду с ним делать? Я ведь даже не любила того парня, с которым переспала. Он для меня ничего не значит. Мне не нужен ребенок. Но я не могу… убить его.

– А какой у тебя есть выбор?

Пиони затеребила край фартука.

– Я думала, может быть, кто-нибудь усыновит его.

Миранда уставилась на нее.

В большом мягком кресле Пиони выглядела маленькой и хрупкой; ее костлявые плечики выпирали через тонкую ткань дешевого платья. Но она была девушкой здоровой, Миранда знала это. А значит, ребенок тоже будет здоровым.

Миранда прищурилась: в голову ей пришла интересная идея.

– Говоришь, парень не знает о ребенке?

– О нет, мэм! Я с тех пор его даже не видела.

– А вообще, кто-нибудь знает об этом?

Пиони замотала головой.

Миранда улыбнулась.

– Тогда я помогу тебе.

– Ой, спасибочки…

– Но ты должна будешь пообещать мне, что сохранишь это в секрете. Вот что мы сделаем…

Роуз написала ему записку.

– Порцию миндальных печений миссис Вест. И бристольский пирог, пожалуйста.

Так они сейчас общались: либо через миссис Пемброук, няню Моны, либо через записки. Он нашел эту у себя в гардеробной, когда собирался в Найроби. Самой Роуз, конечно же, в доме уже не было, она отправилась в свою любимую эвкалиптовую рощу.

Валентин хотел притвориться, что не видел этой записки или что миссис Вест уже не работала на кулинарном поприще, но понимал, что ложь не спасет его. Он поступал не по-мужски. Как бы неловко ему ни было, он должен был увидеться с Мирандой и поговорить с ней; нельзя же избегать ее вечно.

Миранда выплыла из кухни с распростертыми объятиями и, к его огромному удивлению, очень тепло с ним поздоровалась.

– Давненько вас не было видно, лорд Тривертон, – сказала она и жестом подозвала к себе одного из официантов, накрывающих столы к чаю. – Два пива, – заказала она на суахили и повернулась к Валентину. – Должно быть, у вас дел невпроворот: шутка ли, обработать пять тысяч акров кофе. Только и слышу от земледельцев о том, как они прореживают, мульчируют и подрезают.

Валентин огляделся вокруг. Он думал, что в обеденной комнате будет много посетителей, однако она оказалась пустой. Персонал тихонько работал в другой части комнаты.

– Извини, что не заходил к тебе, Миранда. Я просто не знал, что тебе сказать.

– Все в порядке, – тихо ответила она.

– Обычно я так себя не веду. Чувствую себя подлинным мерзавцем. Я не хотел, чтобы все зашло так далеко. Просто я тогда слишком много выпил.

– Конечно. Я все понимаю.

– Хорошо, – с облегчением произнес Валентин и положил руки на стол. – Должен сказать, Миранда, ты заставила меня попотеть!

Она рассмеялась.

– А чего ты от меня ждал? Я же в конце концов не юная девочка, не знающая, что к чему. Я очень рассчитываю на твою порядочность, ведь мне нужно думать о своей репутации.

– Даю тебе честное слово.

– А тебе – защищать свою.

– Да, конечно.

– Особенно сейчас.

– Сейчас?

Принесли пиво, и Миранда начала разливать его по стеклянным кружкам. После того как официант ушел на кухню, она сказала:

– Очень хорошо, что ты пришел сегодня. А то я уже собиралась разыскивать тебя.

Он с тревогой посмотрел на нее.

– Разыскивать?

Она сделала глоток.

– Ой, боюсь, официант принес холодное пиво. Я начала держать часть пива на льду – для американцев. Они пьют его холодным, представляешь?

– Миранда, почему ты хотела меня разыскивать? Ты же понимаешь, что то, что между нами произошло той ночью, больше не повторится.

– Я даже и не думала об этом. Просто я хотела сказать тебе одну вещь.

– И какую же?

– Что я беременна.

– Что?

В дверях кухни появился официант. Миранда махнула ему, чтобы он исчез.

– Пожалуйста, лорд Тривертон, тише: мы должны быть осторожны.

– Ты беременна?! – переспросил он.

– Да.

– Ты уверена?

Она вздохнула.

– Да.

– К чему ты мне это говоришь?

– К тому, что это твой ребенок.

– Мой?

– Можешь быть в этом абсолютно уверен.

Валентин впился в нее взглядом. Затем произнес: «Бог мой!» и встал. Он сделал несколько шагов и резко развернулся.

– Что ты собираешься делать?

– Делать? Рожать, конечно же.

– В Лимуру есть женщина. Некая миссис Бэйтс…

Миранда решительно покачала головой.

– Я никогда не пойду на это. А ты смог бы? Зная, что это твой ребенок? Кстати, высока вероятность, что это мальчик. В нашей семье часто рождаются мальчики. – Она на минуту замолчала, давая ему возможность осознать полученную информацию, затем сказала: – Я ничего не прошу у тебя. Я не из таких женщин и сама позабочусь о нем, сама воспитаю. Никто не узнает, что ты его отец. Просто я подумала, что ты должен знать об этом, вот и все.

Валентин бросил на нее тяжелый, задумчивый взгляд. Она с честью выдержала его.

Валентин подумал о своем отце, старом графе. По Лондону ходили слухи о женщине и маленьком мальчике. Отец Валентина поселил их в квартире на Бедфорд Сквер.

Мальчик. Сын…

Он подошел к столу и сел.

– Извини, Миранда, – произнес он серьезным тоном. – Я не хотел, чтобы это произошло.

– Я тоже, но что поделаешь? Что произошло, то произошло. Я столько лет оберегала свою репутацию, и вот минутная слабость – и все рухнуло.

– Это моя вина.

– Мы оба виноваты.

– Конечно же, я помогу тебе.

– Я не прошу об этом.

– И все же… – Мозг Валентина начал лихорадочно работать. Он вспомнил о членах клуба, которые со знанием дела обменивались взглядами, стоило ему войти в комнату, о разговорах, которые резко обрывались. Валентин знал, что вся колония говорила о них с Роуз, сплетничала об их семейных проблемах. Граф Тривертон не может родить наследника.

– Когда должен родиться ребенок? – спросил он.

– В марте.

– Превосходно, – сказал он и достал из кармана бумажник. – Это будет началом.

17

Невозможно было найти худшего времени для визита в Кению, чем сейчас: накануне периода дождей, когда трава была добела выжжена солнцем, поля стояли пустыми и голыми, и вся страна выглядела заброшенным, богом забытым местом.

«Такая же участь ждет и меня, – думала Грейс, – если я не постараюсь сегодня».

Комиссия прибыла днем раньше. Она остановилась в гостинице «Белый носорог» в Найэри и в скором времени должна была приехать в коттедж «Поющие птицы», чтобы приступить к инспектированию. Чувствуя себя ответственным за произошедшее, Джеймс предложил ей свою помощь, но Грейс отказалась. Она считала, что сама должна разобраться с комиссией и справиться с возникшей проблемой.

Утро было ранним и прохладным: она шла по тропинке к небольшому огороженному двору, примыкающему к клинике. По земле все еще стелился ночной туман; на листьях, словно стеклянные бусинки, блестели капельки росы. Грейс заметила, как высоко в деревьях мелькнула райская мухоловка, ее длинный ярко-рыжий хвост сверкнул в лучах утреннего солнца. Над тропинкой пролетел светло-коричневый пчелоед. Воздух был наполнен птичьим щебетом и трелями. За рекой над деревьями висел сизый дым, подымающийся от костров кикую.

Миссия Грейс состояла из трех сооружений: отделения для приема пациентов, роль которого играли четыре столба и соломенная крыша; школы, где в качестве скамеек выступали бревна, лежащие перед оливковым деревом с прибитой к нему доской; стационара для серьезно больных и пострадавших, являвшегося обычной хижиной. Грейс уже ждала безмолвная толпа первых посетителей: женщины с младенцами за спинами; старики, сидящие на корточках в грязи и играющие в бесконечную игру с мелкими камешками.

Когда комиссия, состоящая из трех мужчин и двух женщин, наконец прибыла, Грейс уже вовсю занималась своими обычными делами.

Поскольку Грейс виделась с членами комиссии впервые, как, собственно, и они с ней, первые минуты встречи ушли на знакомство. Возглавлял комиссию преподобный Сэнки, который приехал в Кению не один, а в сопровождении своей жены Иды. Первое время они не задавали вопросов, а просто наблюдали за тем, как Грейс с помощью Марио оказывает медицинскую помощь африканцам, которые шли сплошным потоком.

Как обычно, среди пациентов были обожженные дети: она обрабатывала пораженные участки солью марганцевой кислоты, накладывала на них чистые повязки и отсылала детей к матерям, предупреждая последних об опасностях разведения открытого огня в хижинах. Был также мужчина с зобом, которому Грейс не могла ничем помочь; человек с тяжелым случаем слоновой болезни, которого она отправила в католический госпиталь в Найэри; мужчина, поранивший несколько дней назад руку, в которую, из-за того что рана не была продезинфицирована, попала инфекция. Многие пациенты уже приходили к ней с этими же самыми проблемами, некоторые даже по нескольку раз. Эти проблемы возникали из-за антисанитарии, в которой они жили, и, хотя Грейс, как заведенная, каждый раз повторяла одни и те же предостережения о том, чтобы они соблюдали чистоту в своих жилищах, держали коз на улице, регулярно мылись, носили сандалии, отгоняли от лица мух, все ее советы полностью игнорировались.

Мистер Сэнки и его компаньоны молча наблюдали за ее действиями, время от времени делая записи в своих блокнотах. Они осматривали клинику, проверяли имеющееся на столе оборудование – ларингоскоп, молоточек для проверки рефлекторных реакций, шприцы для инъекций, шпатели для языка, хирургические щипцы и скальпели, – читали этикетки на бутылочках, рассматривали ее таблицы, слушали.

Старик, все тело которого было покрыто язвами, увидев, что Грейс потянулась к шприцу, начал что-то громко тараторить. Марио перевел:

– Он говорит, что ему уже делали укол, мамсааб. Вчера, в католической миссии.

– Понятно, – сказала Грейс, наполняя шприц жидкостью из бутылки с надписью «Неосальварсан». – Ему укололи именно это лекарство?

– Он говорит, что да, мемсааб.

– Спроси его, сделали ли ему укол от тучевой инфекции.

Мужчины обменялись парой фраз, и Марио ответил:

– Говорит, что сделали, мемсааб.

– Очень хорошо, Марио. Подержи его, пожалуйста.

Несмотря на протесты старика, Грейс уколола его в руку.

– Позвольте спросить, – произнесла миссис Сэнки, когда старик, громко жалуясь, покинул клинику. – Что это было?

– У этого мужчины фрамбезия. Ему необходимо было сделать укол, – ответила Грейс, заглядывая в рот следующей пациентки.

– Но он сказал, что ему уже сделали этот укол.

– Эти люди до смерти боятся уколов, миссис Сэнки, – сообщила Грейс, беря в руку щипцы. – И они скажут что угодно, лишь бы избежать их.

– А откуда вы знаете, что этот человек говорил неправду? – спросила миссис Сэнки, глядя, как Грейс извлекает изо рта женщины гнилой зуб.

– Потому что он настаивал на том, что ему сделали укол от тучевой инфекции, а такой инфекции в природе не существует.

– Вы обманываете их?

– Марио, пожалуйста, скажи женщине, чтобы она пополоскала рот этой жидкостью и сплюнула. – Грейс вымыла руки в тазике с мыльной водой и ответила: – Просто это помогает выяснить, говорят они правду или лгут. Если бы он сказал, что ему не делали укол от тучевой инфекции, я бы могла предположить, что ему сделали укол неосальварсана. У меня были и такие, кто утверждал, что им сделали прививки от шоколадной болезни.

Преподобный с женой обменялись взглядами.

– А зачем вы отдали этой женщине удаленный зуб? – раздался голос одного из членов комиссии.

– Я должна была это сделать, иначе она бы подумала, что я смогу использовать его против нее в черной магии.

– Доктор Тривертон, – спросила вторая женщина, – почему у вас морфий красного цвета? Насколько я знаю, морфий не бывает красным. Да и все эти растворы… – она указала рукой на стоящие на столе бутылки, – бесцветны, а у вас они все разноцветные. Почему?

Грейс взяла ребенка у матери и начала обрабатывать ожог на его ноге.

– Выяснилось, что эти люди считают бесцветные жидкости водой, и поэтому не верят, что они могут помочь. Стоило мне добавить в лекарства красители, кикую изменили свое отношение к ним и поверили в их чудодейственную силу. Так же обстоит дело и с таблетками: если они горькие, то к ним больше доверия. В этом отношении африканцы ничем не отличаются от англичан, те ведь тоже считают, что чем дороже врач, тем он лучше.

– Доктор Тривертон, вы справляетесь со всеми заболеваниями, с которыми к вам приходят?

– С большинством. Я лечу по принципу «Снаружи – вазелин, внутрь – хинин». Это помогает мне выходить победительницей из многих ситуаций. В остальных случаях я отсылаю больных в католический госпиталь.

На этот раз обменялись взглядами все пятеро. Мистер Сэнки попросил:

– Не могли бы вы уделить нам немного времени, доктор Тривертон?

– Конечно.

Грейс отдала перевязанного малыша матери, напомнив о том, что необходимо приглядывать за ребенком, когда в хижине горит огонь, прекрасно осознавая, тем не менее, что это ее наставление останется не услышанным; затем помыла руки и велела Марио, дабы избежать краж, присматривать за теми, кто остался ждать приема.

– Эти люди у вас воруют, доктор Тривертон? – спросила миссис Сэнки, когда они шли по тропинке к реке: комиссия изъявила желание посмотреть на ближайшую деревню кикую.

– Да, бывает.

– Получается, у них нет ни малейших моральных принципов.

– Напротив. Кикую – высокоморальные люди, со своим собственным сводом строгих законов и наказаний. Просто они не понимают, что воровать у белого человека плохо.

Миссис Сэнки, которая шла рядом с Грейс, сказала:

– Наблюдая за вашей работой, мы видели ложь, мошенничество и веру в суеверия, причем с вашей стороны, доктор.

– Только так с ними и можно общаться. Иначе они просто не поймут.

– Кто там живет? – спросила Ида Сэнки, указывая на одинокую хижину, стоящую на краю поля для игры в поло.

– Местная знахарка по имени Вачера.

– Я думала, эта колдовская практика уже запрещена законом.

– Так и есть. Вачеру оштрафуют или посадят в тюрьму, если ее поймают за этим занятием. Поэтому люди ходят к ней тайно.

– Я надеюсь, доктор Тривертон, что вы, зная об этих тайных посещениях, доложили об этом властям.

Грейс остановилась возле построенного Валентином деревянного пешеходного мостика, который вел через реку в деревню.

– Доложила, миссис Сэнки, поверьте мне. Я уже столько времени пытаюсь положить конец тому, что делает эта женщина. Она самое большое препятствие на пути африканцев к просвещению.

– А вы не можете поговорить с нею? Переубедить ее?

– Вачера со мной и разговаривать не хочет.

– Но она же должна понимать, что наши методы гораздо лучше, чем ее!

– Наоборот. Она спит и видит, когда британцы соберут свои пожитки и уедут из Кении.

– Я читал кое-что про африканцев, – сказал молодой человек из комиссии. – Это правда, что жены спят с друзьями мужей?

– Это древний обычай кикую, возникший из-за сложной системы возрастного деления. Это делается открыто, с согласия жены и одобрения мужа.

– Прелюбодействуют, иными словами.

Грейс повернулась к священнику.

– Нет, это не прелюбодеяние. Сексуальные нравы кикую отличаются от наших. Например, в их языке нет слова, которое бы означало такую вещь, как изнасилование. Их взгляды на секс могут показаться нам весьма фривольными, но это не так, у них есть очень строгие табу…

– Доктор Тривертон, – жестко сказал мистер Сэнки, – то, что эти люди вам глубоко симпатичны, мы уже поняли. Также мы прекрасно поняли, что вы пытаетесь сделать для этих людей. Тем не менее нам кажется, что вы идете несколько не тем путем.

– То есть?

– В клинике, когда вы оказывали медицинскую помощь тем людям, вы ни разу не упомянули о Боге, ни разу не сказали, что ваша сила была дарована им. Вы не попытались привести кого-нибудь из них к Иисусу, хотя у вас была возможность сделать это.

– Я не проповедник, мистер Сэнки.

– Вот именно в этом и заключается ваша главная проблема. Вы игнорируете их духовные потребности, поэтому африканцы и продолжают проводить свои чудовищные обряды. Например, у них есть обряд, во время которого хирургическим путем увечатся молодые девушки. Что вы сделали, доктор Тривертон, будучи миссионером, чтобы запретить эту практику?

– Чтобы лечить этих людей, мистер Сэнки, мне необходимо их доверие и дружба. Если я начну проповедовать и клясть их традиции, они перестанут ходить в мою клинику. Католическая миссия потеряла много своих прихожан из числа африканцев из-за того, что священники вырубили священные фиговые деревья.

– Надеюсь, вы не одобряете это их поклонение священным деревьям.

– Нет, но…

– Понимаете, доктор Тривертон, – произнес пожилой член комиссии, – первостепенная задача медицинской миссии – это проповедь. Мы хотели создать здесь клинику, которая бы не только лечила их тела, но и приводила этих людей к Иисусу.

– Я уже сказала, что я не проповедница.

– Тогда вам нужен проповедник.

– Ради всего святого, пришлите мне его, – попросила Грейс. – Но вместе с ним пришлите еще и медсестер!

– Кажется, вы и сами превосходно справляетесь, доктор, – сказала миссис Сэнки. – К чему вам так много помощников?

– Чтобы учить африканцев самим заботиться о себе.

– Самим заботиться? – переспросил священник.

Грейс поспешила изложить свою мысль.

– Моя истинная цель – это научить африканцев самим заботиться о себе. Если бы у меня была группа помощников в деревне, кто-нибудь, кто мог бы научить кикую здоровому образу жизни, то поток моих пациентов значительно уменьшился бы. Если бы я смогла научить кикую оказывать первую медицинскую помощь и основам элементарного врачевания, как я обучила Марио…

– То есть вы хотите сделать этих людей полностью независимыми.

– Да.

– Тогда как они придут к Иисусу? Если африканцы смогут обходиться без нашей помощи, они не захотят приходить к христианским докторам, а посему процесс обращения в христианство остановится.

Грейс смотрела на пятерых человек, выглядящих здесь крайне неуместно в своих застегнутых на все пуговицы смокингах, галстуках и корсетах, будто они собрались не в африканские джунгли, а на прием к королеве.

Внезапно Грейс вспомнила о Джереми и их разговоре, который они вели однажды вечером, гуляя по палубе. «Первое, что мы должны построить, дорогая, – это клинику для лежачих больных, – говорил он. – Ходячих пациентов очень сложно удержать, тем же, кто прикован к кровати, деваться некуда, им придется внимать принципам духовного учения».

Странно. Она никогда не думала об этом раньше, о том, какую большую роль отводил Джереми религиозному аспекту их миссии. И чем чаше она сейчас вспоминала об этом, тем больше понимала, что, будь здесь сейчас Джереми, он бы стоял по другую от нее сторону, среди членов этой комиссии.

Она думала о деньгах, участь которых решала сейчас эта комиссия, о ежемесячных денежных поступлениях из миссионерского общества в Суффолке. Они оставались ее последней надеждой, эти пять человек, которые были недовольны – и это было заметно невооруженным глазом – ее методами работы. Она не пойдет за помощью к Валентину, особенно сейчас, когда Миранда Вест разгуливала по Найроби в одежде для беременных и вся Восточная Африка шушукалась о том, чьего ребенка она носит под сердцем. У Грейс не было ни малейшего желания стать такой же содержанкой брата, какой была его любовница.

– Я буду рада проповеднику, мистер Сэнки, – тихо сказала она. – Его помощь придется очень кстати.

Священник улыбнулся.

– Мы понимаем, через что вы прошли здесь, доктор. Вам, должно быть, очень нелегко. А так как вам пришлось еще и обходиться полтора года без наших субсидий, неудивительно, что курс вашей работы несколько отклонился от поставленной цели. У меня есть на примете один человек; сейчас он работает в Уганде. Преподобный Томас Мастерс. Он как раз тот, кто нам нужен. Попросите своих людей построить для него дом, я пришлю его со следующим поездом.

– Он привезет с собой медперсонал?

– Мистер Мастерс сначала оценит необходимость привлечения помощников.

– А разве не я должна оценивать эту необходимость?

– Теперь во главе вашей миссии будет стоять мистер Мастере, доктор. Отныне принятие всех решений будет за ним.

Грейс взглянула на мистера Сэнки.

– Во главе! Но… это моя миссия!

– Построенная на наши деньги, доктор. Настала пора взять власть в свои руки.

Мистер Сэнки окинул взглядом бурлящую реку, дикий лес, вершины соломенных крыш, проглядывающих сквозь деревья, и увидел землю, подходящую для такого человека, как преподобный Томас Мастерс, – человека с несгибаемым характером и незыблемой праведностью, который уже изгнал Сатану из трех африканских стран.