355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Вуд » Мираж черной пустыни » Текст книги (страница 38)
Мираж черной пустыни
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:21

Текст книги "Мираж черной пустыни"


Автор книги: Барбара Вуд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 52 страниц)

49

Это станет самой масштабной акцией May May за все время его существования. А возглавлять эту акцию будет фельдмаршал Ваньиру Матенге.

Пересчитав последние динамитные шашки, который ей тайно доставили накануне, она ощутила опьяняющий прилив крови к мозгу, почувствовала укол страха и возбуждения. Это было то же возбуждение, которое она испытывала каждый раз, когда отправлялась в лес, чтобы тайно переправить оружие борцам за свободу, оставить в дуплах деревьев пищу и сообщения. У нее кружилась голова от предвкушения большого дела, которое ей предстоит возглавить: нападение на отель «Норфолк».

Сегодня после обеда там должно состояться совещание. Губернатор и генерал Эрскин созвали общее собрание белых поселенцев, чтобы разработать новую масштабную наступательную операцию против May May. Одна из подчиненных Ваньиру, красивая молодая женщина по имени Сибилл из племени меру, спала с одним из помощников губернатора. Он-то, ни о чем не подозревая, и рассказал ей о секретном совещании.

Все теперь происходило очень быстро! May May активизировали свою борьбу. Война приобретала невероятный размах. Ваньиру знала, что все это благодаря новому командиру, человеку, который в один из июльских дней неожиданно появился в лесном отряде. Ваньиру никогда его не видела – приказы она получала от одного из его подчиненных, и его настоящее имя было известно лишь высшему командованию May May. Всем остальным борцам за свободу, да и европейцам тоже он был известен под именем Леопард. Кем бы он ни был, откуда бы ни явился, Ваньиру им восхищалась. С тех пор как он присоединился к лесной армии, May May провели ряд масштабных атак против белых. Леопард обучил May May новым тактическим приемам, новым способам ведения боевых действий; у него был солдатский опыт и находчивость, а кроме того, он, казалось, изнутри знал британскую армию. Все до единой успешные атаки на белых поселенцев, осуществленные за эти несколько месяцев, были разработаны именно им. Идея сегодняшней операции тоже принадлежала Леопарду, и ее тщательно готовили в течение нескольких недель. Если все пройдет так, как задумано, то взрыв в одном из самых крупных отелей Найроби как раз в тот момент, когда там соберется все руководство Кении, нанесет решающий удар по белым.

После инцидента в «Отеле королевы Виктории», когда она бросила камень с запиской в окно отеля, это была первая вылазка Ваньиру в Найроби. Все это время она скрывалась в лесу, где помогала организовывать новые лагеря и лаборатории по производству самодельного оружия. Под ее руководством находились женщины, из которых формировалась секретная подпольная сеть информаторов. Фельдмаршал Ваньиру Матенге значительно поднялась по служебной лестнице May May и считалась теперь одной из самых влиятельных женщин-бойцов. Британцы объявили на нее широкомасштабную охоту; за ее голову была назначена награда в пять тысяч фунтов.

Она пришла в Найроби неделю назад, пешком проделав путь от Абердер под чужим именем. Подруги сшили для нее мусульманский буйбуй, черную паранджу, которая полностью скрывала все тело, оставляя лишь узенькую щелочку для глаз. Она забрала с собой из секретного лагеря Кристофера и Ханну, и они вместе проделали весь этот трудный и долгий путь под палящим солнцем. Пищу добывали попрошайничеством, воду пили из ручьев. На подходе к городу ее несколько раз останавливали на блокпостах, но она делала вид, что не говорит ни по-английски, ни на суахили, ни на языке кикую, а понимает лишь диалект сомали, которого не знал ни один из солдат. Выглядела она достаточно безобидно: жалкая беженка из северного приграничного района, обремененная двумя детьми, поэтому солдаты пропускали ее. Но в городе все было иначе: здесь она должна была иметь при себе удостоверение личности. Она договорилась с одним мусульманином, сочувствующим May May, чтобы он сделал ее своей «женой». Он служил на Угандийской железной дороге и поэтому большую часть времени проводил на работе. Мусульманин сходил с Ваньиру в Управление труда на авеню Лорда Тривертона, где у нее взяли отпечатки пальцев, сфотографировали и выдали пропуск на имя Фатмы Хаммад.

И вот сейчас, в этот палящий октябрьский полдень, когда намеченное время операции было уже близко, Ваньиру прикрепляла к животу Сибилл последний динамит.

Все утро она занималась подготовкой, а на рассвете отправилась на рынок около Шаури Мойо, трущобного района, где находилась комнатка сочувствующего мусульманина. На рынке Ваньиру встретилась с несколькими женщинами, как было условлено заранее, и передала им динамитные шашки, замаскированные среди кукурузных початков и спрятанные в калабашах. Торопливым шепотом она передала им инструкции. Встреча была назначена в час дня у отеля «Норфолк».

Сама идея нападения на отель принадлежала Леопарду, однако непосредственной разработкой и подготовкой операции занималась Ваньиру, она же подбирала исполнителей. Мужчины для этого дела не годились, ведь они не могли свободно передвигаться по Найроби. Британские томми и патрули ополченцев останавливали всех подряд, обыскивали, производили выборочные аресты. С женщинами же, по наблюдениям Ваньиру, обходились мягче. Их тоже останавливали, допрашивали, некоторых увозили в грузовиках, но многих все же отпускали подобру-поздорову заниматься своими нескончаемыми женскими делами: делать покупки, стирать, торговать овощами, вынашивать детей – всем тем, что составляет бесконечные заботы африканской женщины.

Ваньиру знала, что корзины, сосуды и даже перевязи, которые удерживали детей на спинах женщин, могут обыскивать. А вот животы беременных редко подвергались тщательному осмотру. Поэтому Ваньиру научила женщин прятать динамит на своем теле, прикрепив его к животу. Сейчас она обматывала простыни вокруг живота Сибилл.

Каждой женщине было назначено свое место. Три дня назад Ваньиру исследовала территорию вокруг отеля, нарисовала план и карандашом пометила на нем позиции для размещения своих диверсанток. Пока они с Сибилл обливались потом в раскаленной, как печка, комнатке, затерянной в трущобах Шаури Мойо, там уже собрались восемнадцать женщин, незаметно проскользнувших сквозь толпу, заполнявшую узкие тротуары. Одна остановилась, чтобы вытащить занозу из пятки, другая – чтобы покормить грудного ребенка… Они незаметно окружили здание, и ни у кого не возникло подозрения, что все эти женщины как-то связаны между собой. Ваньиру должна была подойти последней. Ровно в час дня она выкрикнет: «Матери Кении!» – сигнал, по которому ее сестры подожгут динамитные шашки и запустят в окна «Норфолка».

Леопард полностью одобрил этот план.

Когда Сибилл была готова, она обернула ярко-желтую кангу вокруг своей бритой головы, взвалила на спину тяжелую поклажу с луком – она разложит его на куске ткани перед отелем, притворившись уличной торговкой, сказала Ваньиру: «Это наша земля» – и ушла.

Оставшись одна, Ваньиру занялась последними приготовлениями. Прилаживая к своему животу подушку, призванную сымитировать беременность, она на мгновение остановилась и посмотрела на своих детей, которые безмятежно спали на железной кровати. Ханна росла крепкой девочкой, да и Кристофер в свои полтора года уже был сильным и красивым мальчиком – копией своего отца Дэвида.

Вспомнив о бывшем муже, Ваньиру помрачнела. Она презирала человека, с которым развелась по собственной воле, и проклинала себя за то, что когда-то любила его. Она давно уже решила, что Дэвид Матенге – трус, навлекший позор на Детей Мамби. Она надеялась, что он влачит сейчас жалкое существование, все так же работая на эту белую тварь в ее поместье.

При воспоминании о Моне Тривертон настроение Ваньиру немного улучшилось. В информации, полученной Сибилл, была одна замечательная деталь: и эта докторша, Грейс Тривертон, и ее племянница Мона собирались принять участие в сегодняшнем секретном собрании поселенцев.

Что ты тогда будешь делать, Дэвид, когда останешься без своей драгоценной мемсааб?

Она разбудила детей:

– Пойдемте со мной, дети мои. Нам нужно немножко прогуляться.

Дети были еще сонные, двигались вяло и медленно в этой жаре. Ханна надела свое единственное платье, грязное и порванное, уже слишком тесное для нее. На Кристофере были только шортики. Обуви у обоих не было. И оба были голодны. Перед тем как выходить, их мать подняла с пола корзину с марантами – она сделает вид, что хочет продать их на тротуаре перед самым «Норфолком». Прежде чем покинуть убогое пристанище, фельдмаршал Ваньиру Матенге в последний раз проверила свою решимость идти до конца. «Я делаю это ради своих детей, ради их будущего, ради того, чтобы им никогда не пришлось познать унижения, в котором жили их родители».

После июльских дождей город буйно зеленел. Ваньиру шагала по раскаленным улицам; Кристофер был привязан к ее бедру, Ханна семенила рядом, крепко держась за руку матери. На спине женщины была тяжелая поклажа, а спереди выпирал живот, с прикрепленной взрывчаткой. Ваньиру вспоминала, как выглядел Найроби, когда она пришла сюда девчонкой, шестнадцать лет назад, чтобы изучать медицину в туземном госпитале. Тогда город казался намного меньше и спокойнее, чем сейчас. Границы было четко расчерчены; правила расового и классового разграничения просты. Черные африканцы ютились в самых убогих районах; все остальное принадлежало белым. Ваньиру казалось, что в те дни в Найроби царил какой-то безмятежный мир; люди не обращали особого внимания на подрывные речи молодых бунтарей вроде нее или Дэвида. В те дни африканцы «знали свой шесток».

Проходя мимо того места, где когда-то состоялась неудачная акция протеста, в тот самый день парада, когда был убит сын Тривертонов, а Дэвид скрылся в Уганде, она увидела, как сильно изменилось все вокруг. Глядя на большие здания, асфальтированные дороги, множество машин и людей, она даже ощутила некоторую ностальгию по старым добрым временам.

«Но нет, – напомнила она себе, сворачивая на дорогу, ведущую к Норфолку, – это были плохие времена. Это были неправильные времена, и мы теперь боремся за то, чтобы у нас было лучшее будущее».

Она помедлила на углу улицы и осмотрелась. Найроби превратился в военный лагерь. В последний раз такое количество людей в форме на улицах города можно было наблюдать только во время войны. Британские томми патрулировали улицы взад и вперед, не обращая внимания на угрюмые взгляды африканцев. С важным видом расхаживали ополченцы, такие же кикую, как она сама, и такие же подлые, по мнению Ваньиру, как белые. Они небрежно помахивали дубинками, и она не знала, кого ей бояться больше.

Подходя к «Норфолку», Ваньиру разглядела в толпе своих сестер: Рут, которая не спеша наполняла сосуд из тыквы водой из уличной колонки; Дамарис, которая остановилась, чтобы поправить поклажу на спине; Сибилл, разложившая лук на земле якобы для продажи; Мутони, присевшая на бордюр и кормившая грудью крошечную дочку. Была там и старая Мама Жозефина, которая написала письмо королеве Елизавете, ходатайствуя за освобождение из тюрьмы Кеньяты, пытаясь воззвать к материнским чувствам королевы. Они смешались с толпой – ничем не примечательные и никак друг с другом не связанные африканские женщины, занимающиеся своими обыденными делами. Солдаты, изучив пропуска, отпустили женщин, сочтя их безобидными и недостойными внимания. Ваньиру знала, что и все остальные уже на своих местах. Все эти женщины были настороже и в полной готовности и только ожидали рокового сигнала.

Ваньиру с удовлетворением оглядела автомобили белых поселенцев, припаркованные вдоль улицы. Их охраняли скучающие солдаты. Она узнала автомобиль, принадлежащий Моне Тривертон; это была та же машина, в которой восемь лет назад убили графа.

Итак, все они были там, как овцы в загоне перед бойней. Ваньиру подняла глаза на часы на церковной башне. Стрелки показывали без десяти минут час.

– Стой на месте, мама! – раздался голос позади нее.

Она обернулась и улыбнулась двум ополченцам, которые направлялись к ней. Сегодня на Ваньиру не было защитного буйбуя, потому что она не могла допустить, чтобы ее задержали и помешали выполнить ее миссию.

– Покажи свой пропуск, мама.

Она протянула ему пропуск.

Пока один аскари изучал ее фотографию и данные, второй, молодой мужчина из племени эмбу, с ног до головы осматривал Ваньиру.

– Что ты здесь делаешь, мама? – спросил первый, возвращая ей пропуск.

Она повернулась к ним спиной, чтобы показать корзину с марантами.

– Хочу немного поторговать.

– А почему здесь? Почему не на рынке?

– Ха! На рынке слишком большая конкуренция! А мне нужны деньги. Мой ленивый и никчемный муженек все деньги спускает на пиво!

– Для таких красавиц, как ты, существует более простой способ заработать, – сказал второй, улыбаясь.

– Сэр, я правоверная мусульманка. Ваши слова для меня оскорбительны!

Они задумчиво рассматривали ее. Ваньиру очень хотелось посмотреть на часы, но она не осмеливалась.

– Откуда ты? – поинтересовался первый.

– Там в пропуске все написано.

– А ты сама скажи.

Она изо всех сил пыталась сохранить беспечный вид, удержать улыбку на лице. Пройдя через множество таких вот быстрых допросов, она должна достойно пережить и этот.

– С севера мы, – ответила она. – Жили у самой границы.

– Сегодня пятница, мама, – заметил второй солдат. Он больше не улыбался. – Почему ты не в мечети?

Сердце Ваньиру бешено заколотилось. Как она могла забыть!

– Мой муж молится за двоих. Аллах простит. Он понимает нужду.

Второй аскари, прищурившись, внимательно рассматривал ее. Ваньиру запаниковала. Ей показалось, что она его где-то уже видела, но никак не могла вспомнить, где и когда. Он что-то прошептал своему напарнику. Ваньиру почувствовала, как по ее спине побежал ручеек пота, подумала о тех женщинах, которые стояли сейчас вокруг отеля «Норфолк». А вдруг кто-то из них занервничает и начнет атаку, не дожидаясь сигнала?

Она отчаянно желала уйти отсюда, добраться до своей позиции. И при этом необходимо было выглядеть абсолютно спокойной. Эти двое аскари не должны ничего заподозрить!

Наконец, к ее огромному облегчению, они разрешили:

– Можешь идти, мама. И держись подальше от неприятностей.

– Иншалла, – ответила она, махнула им рукой и пошла прочь.

Ваньиру взглянула на часы: без четырех минут час, увидела Сибилл, которая бросала на нее нетерпеливые взгляды. Остальные тоже начали нервно шевелиться.

«Подождите, – думала Ваньиру, – ничего пока не предпринимайте…»

Тактике внезапной атаки научил своих собратьев Леопард. Он показал им все то, чему его обучили в британской армии, то, что делали террористы в тех странах, где ему довелось воевать. Ваньиру знала, что женщины обязаны были одновременно поджечь и бросить свои шашки. Все должно произойти стремительно, чтобы не дать солдатам возможности быстро отреагировать. В противном случае все усилия окажутся напрасными.

Ее задержало у обочины дороги плотное автомобильное движение. Она глядела через дорогу на Сибилл, которая поднялась на ноги и запустила руку в складки одежды. Было без двух минут час, и женщины тайком начали доставать спички. Когда минутная стрелка покажет без одной минуты час, они должны будут достать взрывчатку и ждать окончательного сигнала.

На дороге образовалась пробка, машины встали. Водители отчаянно сигналили, выхлопные газы кружили голову. Решив, что времени у нее больше нет, Ваньиру покрепче ухватила детей и побежала между машинами и грузовиками. Какофония сигналов и визга тормозов еще больше усилилась. Перебравшись через дорогу, она запрыгнула на тротуар, едва увернувшись от военного мотоцикла, который с ревом пронесся мимо, и встретилась взглядом с Сибилл.

Ваньиру запустила руку в карман платья, в котором заранее проделала дыру, нащупала взрывчатку.

Посмотрела на часы.

Женщины ждали сигнала.

Минутная стрелка невыносимо медленно двигалась к двенадцати. Кровь бешено пульсировала в ушах. Она не слышала уличного шума вокруг себя: ни гудения машин, ни голосов людей. Теперь существовали только стрелка часов и динамитная шашка в ее руке. Осталось всего несколько секунд… Когда стрелка встанет вертикально на цифре двенадцать, Ваньиру закричит: «Матери Кении, вперед!» и восемнадцать динамитных шашек мигом окажутся в ресторане, где собрались белые поселенцы.

Всего несколько секунд…

– Эй, мама! – раздался окрик.

Она резко обернулась.

Двое ополченцев бежали к ней через улицу.

Ваньиру похолодела. Что делать? Давать сигнал или бежать?

– Что… – только и успела вымолвить она, когда они достали свои пистолеты и выстрелили в воздух.

Пешеходы врассыпную бросились с тротуара. Британские солдаты бежали вниз по лестнице «Норфолка», нацелив автоматы на Ваньиру. Сибилл кинулась бежать, остальные тоже спасались бегством.

– Ты Ваньиру Матенге! – закричал тот аскари, что был из племени эмбу. – Я вспомнил, что уже видел тебя раньше!

– Ты ошибся! – закричала она, и тут сердце ее бешено заколотилось: много лет назад он работал в туземном госпитале санитаром.

– Мы это проверим, – заверил британский капрал, грубо хватая ее за локоть. – Пойдешь с нами для выяснения личности.

Заплакала Ханна. Ваньиру подхватила ее и, держа обоих детей на руках, проследовала за солдатами в военный грузовик.

50

Мона писала:

«Дэвид, любимый мой!

Прошло уже четыре месяца с тех пор, как ты уехал. Не могу выразить словами, как я по тебе скучаю. Исполняя твою просьбу, я переехала жить к тетушке Грейс, а Белладу закрыли. Как это ни печально, ферма приходит в упадок. После твоего исчезновения большая часть работников тоже ушла. Остались только несколько самых преданных, но, я думаю, большая часть урожая все равно погибнет. Я получила деньги от продажи Белла Хилл. На какое-то время их хватит; что будет потом, не знаю.

Вчера слышала по радио, что в Найроби арестовали Ваньиру. Сообщили, что ее забрали в женский лагерь Камити и что твои дети с ней.

Все эти четыре месяца я надеялась, что увижу тебя, мой любимый, и смогу сама отдать тебе свои письма. Но теперь понимаю, что, пока не закончится этот ужасный конфликт, нам не суждено быть вместе. Поэтому я сделаю, как ты мне сказал: отнесу письма твоей матери. Ты говорил, что она будет знать, как связаться с тобой.

Ты все так же веришь, Дэвид, любовь моя, что в новой Кении найдется место для нас с тобой? Я молюсь о том, чтобы ты оказался прав».

Услышав на веранде шаги, Мона подняла глаза и увидела Грейс, на которой был накрахмаленный белый халат, на шее висел стетоскоп.

– Пришла спросить, не слышно ли чего-нибудь о том грузе, который я жду. Есть новости?

– Нет, пока ничего не известно, тетя.

Грейс нахмурилась. Ей очень нужна была новая партия вакцины против полиомиелита из Америки, и она молилась, чтобы груз не оказался разграблен May May.

– С удовольствием выпила бы чайку, – сказала Грейс. – Ты как?

Мона не переставала восхищаться неисчерпаемой энергией своей тетушки. В свои шестьдесят пять лет Грейс продолжала управлять огромной миссией с энтузиазмом и деловой хваткой молодой женщины.

Мона отложила ручку и последовала за тетей в кухню, где Марио нарезал окорок для холодного ужина. На закате он покинет дом, и двери за ним запрут на все засовы.

– Слава богу, что чайные плантации не пострадали от May May, – сказала Грейс, отмеряя нужное количество чая «Графиня Тривертон» и засыпая его в заварочный чайник. – Британцы тут же сдались бы, если бы им угрожала опасность остаться без чая!

Слуга с широкой улыбкой поглядел через плечо.

Мона улыбнулась ему в ответ и покачала головой. Именно благодаря редкостному бесстрашию Грейс перед лицом такой огромной опасности ее миссия продолжала работу, в то время как другие были заброшены. May May еще дважды атаковали ее миссию, но она по-прежнему не сдавалась. Несмотря на то что рядом теперь располагались войсковые части, а в новостях ежедневно сообщалось об изуродованных телах африканцев, покалеченной скотине, кошках, насажанных на штакетник, несмотря на непрекращающийся гул аэропланов, летающих над лесом и передающих призывы к террористам выйти и сдаться, Грейс каким-то чудом удавалось сохранять спокойствие и оптимизм.

– Даже нет смысла включать радио, – сказала Мона, накрывая стол для чая. Они собирались сесть на теплом солнышке, у окна, обрамленного цветами. – Они все еще ищут того, кто организует обряд клятвы в этом районе. Как раз сейчас власти занялись этим вплотную; они говорят, что, как только этот злодей будет обнаружен, станет намного безопаснее.

Грейс стояла у плиты, ожидая, когда закипит чайник. Она внимательно смотрела на племянницу. На Моне были ее обычные штаны и мужская рубашка, слишком большая для нее.

– Не хочу показаться неделикатной, Мона, – сказала она, – но мне кажется, ты сильно поправилась. Неужели все дело в стряпне Марио?

– Да, я поправилась, – ответила Мона, не оборачиваясь. – Но Марио здесь абсолютно ни при чем. Я беременна.

Грейс потрясенно смотрела на племянницу сквозь очки в железной оправе. Она растерянно моргнула и переспросила:

– Что?

Марио, который знал Мону еще маленькой девочкой, тоже обернулся.

Мона продолжала накрывать на стол, раскладывая бумажные салфетки рядом с тарелками.

– Я жду ребенка, тетя Грейс. Это ребенок Дэвида Матенге.

Марио уронил нож. Он звонко ударился о пол, нарушив мирную тишину послеобеденного часа.

– Мона! – прошептала Грейс. – О чем ты только думала?

– Я была влюблена, тетя. И я по-прежнему очень люблю Дэвида, и он меня любит.

– Но… он же пропал!

– Да. Он сказал мне, что должен уйти, и я его отпустила.

– Ты знаешь, где он теперь?

Мона молчала. В ее горле появился комок, на глазах выступили слезы. Она не могла заставить себя признаться в том, что Дэвид стал одним из тех.

Грейс некоторое время молча смотрела на племянницу, затем многозначительно взглянула на Марио. Тот, все поняв, выскользнул из кухни. Женщины сели за стол друг напротив друга.

– Бедная моя девочка, – сказала тетя. – Что ты собираешься делать?

– Что делать? Рожу ребенка.

– А что потом? Как ты будешь жить?

– Так же, как жила все эти тридцать четыре года. Как все живут, день за днем. Буду ждать, когда Дэвид вернется ко мне.

– Так, значит, ты все же знаешь, где он?

– Да, знаю.

Грейс посмотрела в глаза своей племяннице и прочитала там ответ, который предпочла бы не знать.

– А что станет с ребенком? Какую жизнь ты ему уготовила?

– Ребенок будет жить в любви, тетя Грейс. Он был зачат в любви и вырастет тоже в любви.

– А если Дэвид никогда не вернется?

– Он вернется… – Голос Моны осекся. – А если нет, я воспитаю своего ребенка сама и научу его гордиться своим отцом и двумя расами, которые в нем смешались.

Грейс смотрела на свои руки. За окном распевали птицы. Именно поэтому ее первый дом, который сгорел на этом месте много лет назад, назывался «Дом поющих птиц». Она вспоминала ту ночь, когда полыхала в огне хижина знахарки, а изнутри детские голоса звали на помощь.

– Мона, – медленно произнесла она. – Ты должна понимать, что, если даже Дэвид и вернется к тебе, это будет уже не тот Дэвид. Он изменится.

– Я в это не верю.

– Если он присоединился к May May, это означает, что он принял клятву и ему нельзя больше доверять.

– Только не Дэвид.

– Ты знаешь, каким могуществом обладает клятва, Мона! Она превращает разумных, мыслящих людей в монстров. Это подобно помешательству рассудка. Кикую свято верят в то, что клятва имеет над ними непреодолимую власть. А Дэвид – кикую, Мона!

– Он не такой.

– В самом деле? А слышала ли ты о заключенных в лагерях? Африканцы, которые когда-то были верными союзниками, а потом предали своих белых друзей, теперь проходят серьезную реабилитационную программу. Правительство направляет в лагеря настоящих колдунов, которые проводят обряды снятия клятвы May May! Мона, да неужели ты не видишь? Дэвид один из них! И он присоединился к ним добровольно, никто силком его не тащил. Даже когда человек с пеной у рта доказывает свою лояльность правительству, ему все равно нельзя доверять, и в особенности тому человеку, который по собственной воле присоединился к May May.

Мона резко поднялась.

– Дэвид никогда не причинит мне вреда. Я в этом уверена.

– Мона, послушай…

– Тетя Грейс, мне нужна ваша помощь в одном деле. Я хочу попросить вас об одной услуге.

Грейс сжала губы.

– Я тебя слушаю.

– Я писала Дэвиду письма. Я хочу, чтобы он их получил.

– Что ж, ты ведь знаешь, где он.

– Я не знаю, где именно он находится, и я не знаю, как передать ему письма. Он сказал мне, чтобы я шла к его матери, если мне понадобится связаться с ним, – она будет знать, что делать.

– Да, – печально ответила Грейс. Впервые с начала войны она по-настоящему осознала всю ее преступность и постыдность. – Существует подпольная сеть. Сообщения оставляют в дуплах деревьев.

– Мама Вачера знает, как передать Дэвиду мои письма.

– А что ты хочешь от меня?

– Она не говорит по-английски, а я знаю лишь несколько слов на языке кикую. Не могла бы ты сходить со мной и объяснить ей суть дела?

Грейс подняла глаза.

– В хижину Вачеры?

Мона кивнула.

– Я не разговаривала с этой женщиной уже много лет. С того самого дня, когда… когда я пыталась спасти Нджери.

– Прошу тебя, – прошептала Мона.

Поле для игры в поло было заброшено с того самого дня, когда Роуз покончила с собой. Мона часто говорила о том, что надо бы снова привести его в порядок или разбить здесь большой сад, но руки у нее так и не дошли до этого. Теперь поле все сплошь заросло сорняками, ограда проржавела. В последнее время Грейс подумывала о том, что неплохо было бы присоединить поле к своей миссии и сделать из него игровую площадку для трех сотен африканских учеников, обучавшихся в ее школе.

Вдоль поросшего травой берега вела протоптанная тропинка. По ней и направились Мона и Грейс, выйдя из железной арки ворот миссии. Двое британских солдат предложили женщинам сопровождать их, но они заверили, что от Мамы Вачеры им ничто не угрожает. Африканцы по обе враждующие стороны уважали легендарную знахарку и не трогали ее.

По мере того как они приближались к горстке скромных хижин, Грейс охватили воспоминания. Перед ней возник тот дождливый день в 1919 году, когда они приехали сюда в повозке, запряженной волами. На руках у Роуз была малютка Мона. Вспомнила, как впервые пожала руку Джеймсу; и тот день, когда Валентин велел спилить большую смоковницу. Вспомнила ту ночь, когда случился пожар, и последующие дни, когда она поправлялась в хижине Вачеры. Обходя шамбу, принадлежащую знахарке, где ждали дождей посадки бобов и маиса, Грейс почувствовала, что ее современная миссия, оснащенная электричеством и новейшим медицинским оборудованием, медленно исчезает за ее спиной и она вступает совсем в другую эпоху – в ту, давнишнюю Кению, какой она была до появления здесь белых поселенцев.

Мама Вачера сидела на солнышке, ощипывая листья с какого-то растения, в котором Грейс признала лекарственное. Нашептывая магические приговоры, знахарка готовила свое лекарство и разливала жидкость по сосудам, обозначенным магическими символами. На Вачере был ее обычный наряд: шею украшали бусы, медные обручи, массивные серьги оттягивали ушные мочки чуть не до плеч. Ее выбритая голова ярко сияла на солнце, на запястьях позвякивали ритуальные амулеты и священные талисманы.

Она подняла глаза на мемсааб. У той были серебряные волосы, на ней был белый халат, а на шее висело странное украшение из резины и металла. В последний раз они разговаривали много урожаев назад.

В присутствии старой африканки Мона оробела. Она слышала о Вачере так много историй; эта хижина стояла здесь, сколько она себя помнила. И было еще смутное, похожее на сон воспоминание: огонь, а потом дождь и, наконец, постель из козьих шкур и ласковые руки, снимающие жар с ее горячего тела. Мона знала, что когда-то Мама Вачера спасла ей жизнь.

Грейс обратилась к матери Дэвида с исключительной любезностью и почтением, на языке кикую, который она совершенствовала в течение многих лет. Мама Вачера была не менее вежлива и скромна, но Грейс отметила, что она не предложила им калабаш с пивом.

– Эти письма, леди Вачера, – сказала Грейс, протягивая пачку писем, перетянутую бечевкой, – адресованы вашему сыну, Дэвиду. Не могли бы вы передать их ему?

Мама Вачера пристально смотрела на нее.

Они ждали. Воздух был наполнен жужжанием насекомых, одинокое облачко на какое-то мгновение закрыло солнце. Знахарка хранила молчание.

– Прошу вас. – Мона сказала это по-английски и затем попыталась объяснить на языке кикую, как важно будет для Дэвида получить эти письма.

Взгляд Вачеры опустился на ее талию, потом она снова подняла глаза на ее лицо. В глазах ее читалось презрение, будто старая африканка насквозь видела то, что скрывалось под широкой рубашкой Моны.

– Леди Вачера, – проговорила Грейс. – Ваш сын будет счастлив прочитать эти письма. Мы не знаем, где он. Мы знаем только, что он отправился в леса. Но, когда он уходил, он сказал моей племяннице, что с ним можно будет связаться через вас, что вы обязательно поможете.

Мама Вачера подняла глаза на женщину, которая когда-то давным-давно построила странную хижину, состоящую лишь из четырех столбов и тростниковой крыши, и которая теперь владела множеством каменных домов с вымощенными дорожками между ними, по которым туда-сюда ездили машины. Она сказала:

– Я не знаю, где мой сын.

И все же Грейс положила пачку на землю у ног знахарки, произнесла: «Мвайга», что означало «Пусть все будет хорошо, живите в мире», и пошла прочь.

На обратном пути Грейс сказала Моне:

– Не волнуйся. Она знает, где Дэвид. И она выполнит его волю. Она передаст ему твои письма.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю