Текст книги "Мираж черной пустыни"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 52 страниц)
Мона едва притронулась к ужину и удивлялась, как мама, учитывая, что она задумала, вообще могла есть. Но Роуз, как ни в чем не бывало, разрезала на тарелке кусок мяса. Она прямо-таки цвела – дарила всем улыбки и о чем-то непринужденно беседовала с Тимом Хопкинсом.
Грейс и сэр Джеймс ели молча, то и дело переглядываясь через стол, а Валентин вещал.
– Хочешь узнать, за какой культурой будущее? – обратился он к Джеймсу, вновь наполняя свой бокал вином. – За арахисом. Я собираюсь расчистить около трех тысяч акров и посадить арахис.
Мона посмотрела на отца.
– Ничего не выйдет, – сказала она.
– Это почему?
– Для арахиса здесь слишком сильный подъем.
– Откуда ты знаешь?
– Два года назад я пыталась сажать его. Ничего не вышло.
– Значит, ты сделала что-нибудь не так.
Отец продолжал разговаривать с Джеймсом, а Мона почувствовала, что ее щеки наливаются румянцем. Подобное отношение ко всему, что она говорит, начинало ее бесить. Девушка готовилась к ужасному скандалу, когда ее отец вернулся с Севера, и продумала линию своей защиты. Но, к ее удивлению и разочарованию, он спокойно объехал поместье, поглядел на то, как она все тут устроила, и небрежно заметил:
– Тебе повезло. Но, понятное дело, все здесь придется поменять.
Никаких криков или скандалов. Просто унизительное нежелание признать результаты ее трудов. Это было хуже, чем ссора, к которой приготовилась Мона.
– С этого момента ты больше не будешь совать свой нос в мои дела, – сказал отец позже. – Этой фермой управляю я.
– А мне что делать? – спросила Мона.
И Валентин ответил ей:
– Сбавь обороты, девочка! Тебе двадцать семь! Выйди замуж!
Это было неделю назад, но все равно разговор никак не выходил у Моны из головы. «Выйди замуж». Он хотел сказать, избавь меня от своего общества и будь камнем на шее у кого-нибудь другого. Отец даже забыл, сколько ей лет.
Мона подумала о матери. Новость о том, что у той роман с другим и она собирается бежать с ним, явилась для Моны полной неожиданностью. Поначалу она расстроилась, потом усомнилась в душевном здоровье матери. Но вскоре стала завидовать ее новой жизни, тому, что у нее был человек, к которому она воспылала такой страстью. Нужно было видеть ее лицо, когда она рассказывала о своем дорогом Карло. У Моны защемило сердце от боли, но потом она порадовалась счастью матери. «Да, – сказала она Роуз. – Ты права. Иди за человеком, которого любишь, и уходи от отца. Как бы мне хотелось поступить так же».
Перемешивая содержимое своей тарелки и слушая его рассуждения о делах его плантации, Мона думала о Джеффри Дональде, который в скором времени должен был вернуться из Палестины. Брак с ним отлично вписывался в ее планы. Джеффри больше не хотел работать в Килима Симба. Он решил начать заниматься туристическим бизнесом. Мона подумала, что этим он может заниматься и в Белладу. Вместо того чтобы после женитьбы уехать из Белладу, а именно этого желал ее отец, она привезет сюда своего мужа. Потому что Мона Тривертон никогда не расстанется со своей плантацией. Она не собиралась отдавать ее ни отцу, ни кому бы то ни было другому.
– Джеймс, ты слыхал, – продолжал Валентин, наливая себе еще вина, – что говорят про новую схему устройства солдат? Эта программа призвана подхлестнуть экономику после войны, увеличить количество белых поселенцев благодаря снижению цен на землю.
– До меня дошли такие слухи, но мне кажется, что земли не хватит.
– Они думают переселить местных обратно на их территории. Кикую придется вернуться на земли, которые выделило им правительство изначально.
– Они сделают это так же безропотно, как в старые времена. – Джеймс обменялся взглядами с Грейс. Напряжение за столом нарастало. Непринужденная манера Валентина казалась вымученной, он пил слишком много.
Валентин как раз начал говорить Джеймсу что-то еще, когда Роуз отодвинула стул и поднялась на ноги.
– Я хочу пожелать вам всем спокойной ночи. Но прежде чем уйти, я хочу кое-что сказать.
Гости с ожиданием повернулись к ней. Все они знали, что человек, сидящий на другом конце стола, обладал скверным характером.
Роуз выглядела прекрасно. По такому случаю она надела свое лучшее вечернее платье. Довольно глубокий вырез был украшен горным хрусталем. Волосы убраны наверх и заколоты орхидеей.
– Валентин, – произнесла она. – Я хочу тебе кое-что сказать.
Все замерли в ожидании.
– Я ухожу от тебя, Валентин. Ухожу утром и больше никогда не вернусь.
Повисла пауза. Остальные четверо за столом хотели увидеть его реакцию, но не решались пошевелиться.
Роуз сохраняла самообладание.
– Я встретила человека, который любит меня такой, какая я есть, Валентин. А не потому, что хочет как-то использовать меня. Он заботится обо мне, слушает меня, не ставит себя выше меня. Моя жизнь с тобой кончена. Я начну новую, далеко от Кении. Я не предъявляю никаких прав на твои деньги или на Белладу. И я возвращаю тебе твой титул. Я так и не стала хорошей графиней.
Она замолчала и посмотрела на него через весь стол. Те, кто сидели поближе к Роуз, могли видеть, как бьется жилка на ее шее.
– Нет, Роуз, – сказал Валентин, вздыхая. – Ты никуда не уйдешь.
Грейс посмотрела на брата. В его глазах полыхал огонь, на виске надулась вена.
– Да, Валентин. Я ухожу от тебя, и ты не сможешь меня остановить.
– Я этого не позволю.
– У тебя больше не получится меня запугивать, Валентин. Я больше не боюсь тебя. Этому меня научил Карло. Еще он научил меня любить, хотя мне казалось, что я никогда не буду на это способна, ведь ты убил во мне это чувство много лет назад. Я могла любить тебя так, как ты хотел, но твои нетерпение и пренебрежение оттолкнули меня от тебя. Если бы не ты, я бы смогла полюбить собственную дочь. Что тебе стоило признать ее своей, когда мы приехали сюда с ней? Сделать хоть один жест? Тогда бы и я позволила себе любить ее. Но вместо этого ты заставил меня стыдиться ее. И я наказывала за это и ее, и себя. А твой сын Артур, который всю свою короткую жизнь только и думал, как тебе угодить, – его ты тоже отдалил. Его убили, потому что он хотел показать тебе, какой он смелый, чтобы ты мог им гордиться. Я нашла новую любовь и не собираюсь с ней расставаться. Я не ненавижу тебя, Валентин. Просто не люблю. И я не хочу больше с тобой жить. – Она посмотрела на остальных, сказала: – До свидания, – и вышла из столовой.
Пятеро за столом сидели без движения, тишину нарушал только мягкий шепот дождя. Грейс мысленно приготовилась к вспышке гнева со стороны Валентина и собралась с силами.
Но он только сказал:
– Уже поздно. Льет как из ведра, так что вам лучше сегодня остаться. Нет никакой необходимости мокнуть!
Они смотрели, как он встает и подходит к столику с напитками. Все медленно поднялись из-за стола. Первыми вышли Тим и Мона, направившись в свои комнаты. Затем Грейс прошептала Джеймсу, что поднимется к Роуз.
Когда двое мужчин остались наедине, Джеймс попытался было что-то сказать.
Но Валентин остановил его вежливой улыбкой.
– Она никуда не уйдет, ты же понимаешь. Она просто бросается словами. У Роуз не хватит духу совершить задуманное.
– Мне кажется, что она готова к этому.
Валентин опрокинул бокал виски и налил себе еще один.
– Может быть, сейчас ей и кажется, что она готова на все, но посмотрим. Наступит утро, и Роуз будет все еще здесь, я это гарантирую.
Джеймс подошел к нему.
– Валентин, – сказал он, – почему бы тебе просто не отпустить ее?
Валентин рассмеялся, мягко и без злобы.
– Ты не понимаешь, Джеймс, – сказал он, положив тяжелую ладонь на плечо другу. – Я построил этот дом специально для нее. Все это – для моей дорогой Роуз. Ты же не думаешь, что она бросит все это? Иди спать, дружище. Завтра мои кофейные деревья будут в цвету. Подумай об этом. Сотни акров белых цветов! – Он улыбнулся. – Спокойной ночи, Джеймс. И не беспокойся за меня и Роуз.
Грейс неожиданно проснулась.
Она моргнула, чтобы глаза привыкли к темноте, и подумала, что же могло ее разбудить.
Потом она поняла, что это звук мотора автомобиля. Она попыталась разобрать, сколько времени. Либо пять минут пятого, либо час двадцать, точнее она сказать не могла. Или же шум мотора ей просто приснился? Может, кто-то действительно выехал из Белладу посреди ночи? Наверное, Тим. Волнуется за оставшуюся на ферме сестру.
Грейс посмотрела на покоящуюся на соседней подушке голову. Звук не разбудил Джеймса.
Прислушиваясь к огромному дому, она подумала: «Дождь закончился».
Снова проваливаясь в сон, Грейс услышала, как скрипнули половицы в коридоре, словно кто-то проходил мимо.
39
Ранним утром, незадолго до восхода, 16 апреля 1945 года акушерка из Европы, работающая в миссии Грейс Тривертон, ехала по пустынной дороге из города Киганджо, где она всю ночь принимала роды. Впереди она увидела машину, припаркованную на правой обочине дороги. Мотор работал, габаритные огни высвечивали в грязи две красные дорожки света. Притормозив и подъехав поближе, она заметила, что на водительском месте сидит человек. Она поравнялась с машиной и увидела спящего мужчину. Узнав в нем графа Тривертона, она окликнула его и поинтересовалась, все ли у него в порядке. Когда он не ответил, она вышла и заглянула в салон через окно пассажирского сиденья.
Граф лежал, прислонившись к двери. В его виске виднелось пулевое отверстие. В руках был пистолет.
Тогда она, не теряя времени, направилась в полицейский участок Найери, где подняла на ноги констебля третьей степени Камау, который, в свою очередь, разбудил дежурного капрала. Взяв двоих охранников, они последовали за госпожой на дорогу до Киганджо, где через милю после съезда с главной дороги на Найэри и обнаружили машину лорда Тривертона.
Полицейские ходили кругами возле освещаемой рассветным солнцем машины и спорили, как им поступить. В это время медсестра заметила в грязи свежие следы велосипедных шин, ведущие к пассажирскому сиденью и заворачивающие обратно в направлении, откуда они, похоже, и тянулись, – в сторону Найэри. Когда капрал вернулся на пост, чтобы позвонить инспектору Митчеллу, живущему в Найэри, и когда тот прибыл на место, все следы велосипеда были безнадежно затоптаны.
– Боже милостивый, – сказал Митчелл, заглянув в машину. – Граф застрелился.
Сообщать такие новости родственникам было делом не из приятных. А сколько шуму поднимется! Ведь граф был одет в военную форму. «Наверное, до него добралась послевоенная депрессия, – думал инспектор, идя по дорожке к дому в Белладу. – Не так уж мало военных возвращались домой и совершали самоубийства. Но почему в их числе оказался и лорд Тривертон?»
Было девять часов утра, когда инспектор полиции Найэри Митчелл постучал в дверь особняка Белладу и сказал открывшему ему мальчику, что желает говорить с леди Роуз.
Но вместо нее в гостиную спустилась доктор Грейс Тривертон.
– Моей невестки нет дома, инспектор, – сказала она. – Леди Роуз уехала рано утром. Может быть, я смогу вам чем-то помочь?
– Ну, доктор, – сказал он, теребя в руках свою фетровую шляпу. Инспектор Митчелл ненавидел эту часть своей работы. – Это касается его сиятельства графа.
– Боюсь, мой брат еще не спустился к завтраку. Так что пока проснулись только я и сэр Джеймс Дональд.
Инспектор кивнул. Он был хорошо знаком с сэром Джеймсом.
– Ну, доктор, так как вы сестра графа, я могу сообщить вам, а вы передадите потом леди Роуз, когда она вернется.
– Что сообщить, инспектор?
В доме повисла какая-то зловещая тишина. Где-то тикали часы. На стенах красовались охотничьи трофеи – огромные головы животных с внушительными рогами. Инспектор Митчелл хотел бы, чтобы граф Тривертон выбрал для самоубийства какой-нибудь другой округ.
– Боюсь, ваш брат не спустится к завтраку, доктор Тривертон. Его здесь нет.
– Как нет? Но он дома…
– Рано утром его нашли в машине на дороге в Киганджо. Это была одна из ваших акушерок, сестра Биллингс.
– В каком смысле нашли?
– Мне очень жаль, но его светлость ночью выехал на машине и застрелился.
Грейс села, не в силах пошевелиться. Она смотрела на инспектора полиции через очки в золотой оправе. Затем спросила:
– Вы хотите сказать, что мой брат мертв?
– Мне очень жаль, доктор.
– Вы уверены, что это лорд Тривертон?
– Уверен.
Грейс поднялась на ноги.
– Прошу меня простить, – сказала она и вышла из гостиной.
Когда она вернулась мгновением позже, с ней был сэр Джеймс.
– Расскажите мне, что произошло, инспектор, – попросил он и сел на диван напротив полицейского рядом с потрясенной Грейс.
Полицейский повторил свою историю и добавил:
– Когда сестра нашла его, мотор все еще работал. Мы думаем, что он умер незадолго до рассвета. Тело заберут в полицейский участок. Вы можете, гм, увидеть его там.
– Боже мой, – сказала Грейс, и Джеймс обнял ее.
– Спасибо, что пришли, инспектор, – сказал он натянутым голосом, когда полицейский поднялся со своего места. – Чуть позже я приду в участок, чтобы подтвердить его личность.
– Большое спасибо, сэр Джеймс.
Инспектор повернулся, чтобы уйти, но застыл на месте, когда увидел в дверях столовой Роуз Тривертон.
Он удивленно уставился на нее. На ее левой щеке красовался огромный синяк.
– Что случилось? – спросила она.
Джеймс и Грейс подняли глаза.
– Роуз! – воскликнула Грейс. – Ты все еще здесь! – Увидев синяк, Грейс вскочила и, подойдя к невестке, прошептала: – Что у тебя с лицом?
Но когда она протянула руку, чтобы коснуться темно-синей ссадины, Роуз подалась назад.
– Что здесь делает полицейский? – спросила она.
– Роуз, – сказала Грейс, стараясь совладать с собой. – Пожалуйста, присядь. Боюсь, к нам в дом постучалась беда.
Роуз и не подумала сдвинуться с места.
– В чем дело?
Инспектор невольно поежился. Несколько раз до этого он видел графиню Тривертон. В коляске на ипподроме в Найроби, на заднем сиденье машины с шофером. Она всегда была красивой и сохраняла аристократический облик. Сейчас же ее вид поразил его: растрепанные волосы, отчасти заколотые на затылке, отчасти выбившиеся из прически. Ее платье было измято, под глазами залегли темные круги, а синяк на щеке производил удручающее впечатление.
Грейс начала говорить:
– Роуз, случилось… – Она осеклась, не сумев произнести слово «несчастье».
– Кто-то пострадал?
Грейс не могла больше произнести ни слова и повернулась к Джеймсу, который пришел ей на помощь и сказал:
– Валентин мертв, Роуз.
Роуз пошатнулась, словно у нее случился удар.
– Скорее всего, застрелился… – Голос Джеймса сорвался на хрип.
Роуз, казалось, не поняла его.
– Валентин мертв? – прошептала она. – Покончил с собой? Но где?
– В своей машине, графиня, – вмешался инспектор. – На дороге в Киганджо. Это произошло ночью. Выражаю вам свои искренние соболезнования.
Она повернулась и на деревянных ногах подошла к одному из стульев. Положив руку на спинку, видимо, желая выдвинуть его, чтобы сесть, она осталась стоять, как будто стараясь рассмотреть что-то на полированной поверхности стола.
– Валентин… – шептала она. – Мертв. – Затем уронила лицо в ладони и заплакала. – Я не хотела этого. О, Карло!
Когда инспектор ушел, Джеймс и Грейс проводили Роуз в гостиную.
– Роуз, – не своим голосом спросила Грейс. – Что произошло вчера ночью? Откуда у тебя этот синяк? И почему ты не ушла с Карло?
Роуз опустила глаза.
– Валентин ударил меня. Он поднялся ко мне и сказал, что не позволит мне уйти от него. Мы поссорились. И он ударил меня по лицу.
Грейс ждала продолжения рассказа.
– И что было дальше?
– Не знаю. Я потеряла сознание и очнулась несколько минут назад. Я не слышала, как он выходит из дома… – Роуз начала всхлипывать. – Вы должны мне поверить. Я не желала ему смерти.
– Ну, – сказал инспектор Митчелл, заходя в маленький, скромно обставленный кабинет в полицейском участке, – теперь поползут слухи.
Африканец констебль оторвался от пишущей машинки и ухмыльнулся.
Митчелл покачал головой и повесил шляпу на вешалку.
– Ничто так не заставляет людей чесать языками, как самоубийство в высшем обществе.
Когда он садился за свой стол, чтобы выпить чаю и съесть тост, вбежал еще один констебль.
– Бвана, идемте скорее!
Вздохнув и мысленно спросив себя, за каким чертом ему понадобилось покидать спокойное и тихое графство Чешир и эмигрировать в Кению, инспектор Митчелл последовал за констеблем во двор участка. Туда отогнали машину лорда Тривертона. Двери и багажник были открыты, а двое констеблей производили осмотр.
Обойдя машину сзади, он застыл на месте, глядя в багажник.
– Боже праведный! Это еще кто?
Констебль третьей степени Камау доложил:
– Мы пока не знаем, сэр. При нем, похоже, нет никаких документов, но мы тщательно его не обыскивали. Я хотел, чтобы вы взглянули, прежде чем мы передвинем тело.
– Я так полагаю, он мертв?
– И мне кажется, уже давно.
– Приведите сюда фотографа.
Митчелл посмотрел на тело в багажнике и почувствовал, что ему расхотелось завтракать. На жертве были только штаны и белая шелковая рубашка. Руки и босые ноги были связаны веревками, в голове зияла пулевая рана.
– Вы говорите, казнили? – спросил суперинтендант отделения расследования преступлений Найроби Льюис. Он только что прибыл в Найэри, сразу же после звонка инспектора Митчелла, и сейчас в его сопровождении шел к участку.
– Очень похоже на то, – сказал Митчелл. – Связали, как козла, которого собираются принести в жертву. Стреляли один раз, прямо в голову.
– Вы представляете, кто это такой?
– Понятия не имею. Мы опросили местных по округе. Похоже, он иностранец. Никто не заявлял о пропавших людях.
Они подошли к машине и заглянули в пустой багажник. Везде были следы крови.
– Полагаю, его заставили забраться сюда, – сказала Митчелл. – Затем связали и застрелили. Граф решил избавиться от необходимости самолично засовывать тело в багажник.
Суперинтендант Льюис, низкорослый круглый мужчина с густыми усами, носивший очки, коснулся рукой подбородка и задумался. Его подключили к делу Тривертона, потому что теперь в нем фигурировало еще и убийство.
– Фотографии еще не готовы?
– Пока нет, суперинтендант. Но я велел своим людям поторопиться с проявкой.
Льюис обошел машину с левой стороны и заглянул внутрь. Прямо напротив него, на водительской двери виднелось небольшое пятно крови, расположенное примерно на уровне головы сидящего за рулем графа.
– Говорите, мотор работал?
– Да, суперинтендант. Лично мне все это видится следующим образом. Лорд Тривертон заставил мужчину залезть в багажник, застрелил его, затем решил отъехать подальше, чтобы выбросить тело там, где до него могли бы добраться дикие животные, или же чтобы его закопать. Но на дороге в Киганджо его одолело чувство вины, и он остановился и выстрелил себе в висок.
– Патологоанатом уже прибыл?
– Сейчас он на полпути из Найроби.
Суперинтендант Льюис осмотрел салон, отметив несколько разбросанных здесь вещей – пару мужских перчаток, старый журнал и свернутое одеяло, – и затем устремил взгляд своих маленьких внимательных глаз на пассажирское сиденье. На нем остались следы высохшей грязи. Чуть отойдя, он посмотрел вниз, на пол машины, и разглядел на коврике два грязных отпечатка, которые могли быть следами ботинок.
– Семье известно об этом повороте в деле? – спросил он у Митчелла.
– Нет еще. Я сообщил им о смерти графа сегодня утром. Не хотел бы говорить им что-либо еще, прежде чем вы составите собственное впечатление о ситуации.
Суперинтендант посмотрел на инспектора поверх оправы очков и сказал:
– Если вы не против, я бы хотел сам сообщить им эти новости.
В полицейском участке двое мужчин склонились над только что проявленными фотографиями. Суперинтендант Льюис внимательно рассматривал снимки Тривертона, его голову, профиль, то, как он прислонился к двери, небольшую круглую рану с ожогами от пороха на левом виске. Была и фотография пистолета, зажатого в его руке, покоящейся на сиденье. На этом снимке также виднелись следы грязи на пассажирском сиденье. И грязь эта казалась довольно свежей.
Они сидели за столиком, уставившись в чашки с остывшим чаем, когда вошла Роуз и взволнованно произнесла:
– Его там нет!
Джеймс поднялся и помог ей сесть, в то время как Мона налила свежего чая и протянула матери чашку с дымящимся напитком. Но Роуз и не собиралась пить.
– Карло нет в оранжерее! – сказала она. – Но где же он тогда?
Тим Хопкинс встал и подошел к окну. Перед ним простирались заброшенные кофейные поля. Со стороны реки вместо привычного звука работающих комбайнов доносилась только поминальная песня из деревни кикую. Народ скорбил о графе.
Его самого это не касалось.
– Но куда Карло мог пойти? – спросила Мона, усаживаясь рядом с матерью и накрывая ее руку своей.
Роуз покачала головой, стараясь отогнать навертывающиеся на глаза слезы.
– Может, он заволновался от того, что ты не пришла утром? – предположил Джеймс. – Может, он сейчас на вокзале?
Тим подал голос:
– Кто-то идет. А, это снова полицейский инспектор. На этот раз привел с собой еще одну ищейку.
– Грейс! – Роуз встала из-за стола, крепко сжав руку золовки. – Я не хочу с ними говорить. Пожалуйста, не пускай их ко мне!
– Не беспокойся, Роуз, – безжизненным тоном ответила Грейс. Ее лицо было бледным. К своему чаю она даже не притронулась. – Мы с Джеймсом обо всем позаботимся.
Но суперинтендант Льюис изъявил настойчивое желание задать леди Роуз несколько вопросов. Первым делом он поинтересовался, откуда у нее на лице синяк.
Она сложила руки на коленях и, избегая его взгляда, ответила:
– Я упала.
– Вы упали?
– Вчера вечером. Споткнулась об угол ковра и ударилась о туалетный столик.
– Вы знаете, когда ваш муж покинул дом вчера ночью?
– Нет. Я спала.
– Вы не знаете, что заставило его покинуть дом посреди ночи?
– Суперинтендант, – вмешался Джеймс. – Неужели в этом есть такая острая необходимость? Леди Роуз испытала сильное потрясение. На ваши вопросы могу ответить и я. Прошлой ночью я тоже был в доме.
Он вскинул свои кустистые брови.
– Вы тоже? Тогда вы можете оказаться полезным. – Он достал из кармана небольшой блокнот, перевернул листок и спросил у Джеймса: – Вы с графом были близкими друзьями, так?
– Мы знали друг друга много лет.
– Лорд Тривертон был левшой или правшой?
– Он был правшой. Скажите, к чему это все? И почему делом занимается отдел уголовных расследований?
– Потому, сэр Джеймс, что в деле за последнее время открылись новые обстоятельства.
– Что за обстоятельства?
Полицейский потянулся в нагрудный карман и извлек из него фотографию.
– Похоже, также было совершено убийство.
Льюис внимательно следил за их реакцией, когда рассказывал про тело в багажнике и о своей теории, что Валентин застрелил человека и хотел избавиться от тела, когда его тоже убили.
– Мы пытаемся опознать жертву. Возможно, вы его знаете?
Они склонились над пугающим изображением. Мона тут же отвернулась, прижав ладонь к губам. Тим помянул Господа, а Грейс и Джеймс только смотрели, не произнося ни слова.
Но когда Роуз наклонилась поближе и увидела в багажнике тело Карло, связанного по рукам и ногам, с пулевой раной в голове, то вдруг закричала:
– Валентин, ты чудовище! – и повалилась на пол без сознания.
– Необычная реакция, – сказал суперинтендант Льюис, когда они вернулись обратно в участок. – Вы так не думаете?
Митчелл отхлебнул чай, вперив взгляд в голую стену участка.
– Я думаю, что леди Роуз знала этого парня.
– У меня сложилось такое же впечатление. Остальные вели себя достаточно сдержанно. Я не увидел на их лицах признаков того, что они узнали человека на фотографии. Им просто показали неприятное изображение мертвого человека. Но леди Роуз… ее это потрясло до глубины души.
– Суперинтендант, – в комнату вошел доктор Форсайт, молодой патологоанатом из Найроби. – Я только что начал производить вскрытие графа, как вы и приказали, но вскоре мне пришлось остановиться. Вам нужно кое на что взглянуть, сэр.
– Что такое?
– Вряд ли вы поверите мне на слово. Лучше пойдите и сами посмотрите.
Полицейский морг помешался в многофункциональной комнате, прилегающей к камерам предварительного заключения. Тело Карло Нобили лежало под простыней на каких-то ящиках. Валентин Тривертон был распростерт на столе.
Патологоанатому не пришлось показывать суперинтенданту то, что так его заинтересовало. Детектив и раньше видел колотые раны. Она была совсем небольшой, чуть левее грудины. Крови почти не было.
– Вот что убило его, – сказал доктор Форсайт. – А не пуля в висок. Ручаюсь своей головой.
Митчелл присвистнул. Ранение казалось таким незначительным – просто небольшой порез длиной в несколько сантиметров с пятном запекшейся крови.
Но Льюис знал, насколько опасной может оказаться такой удар. Колотые раны, особенно те, которые затрагивали внутренние органы, если были нанесены в область живота или груди, редко вызывали сильное кровотечение. Он не сомневался в том, что нож повредил важную артерию, если не само сердце. Когда грудную клетку графа вскроют, будет очень много крови.
– Вы уверены, что именно эта рана явилась причиной смерти? – спросил он у врача.
– Я смогу сказать наверняка, когда произведу вскрытие, но судя по ее расположению, ответ будет утвердительным. Думаю, что при более тщательном осмотре раны на голове станет понятно, что она появилась уже после смерти.
– Убийство, замаскированное под самоубийство! – произнес Митчелл.
Человек из отдела криминальных расследований повернулся на каблуках и пошел обратно в кабинет, где на столе лежали фотографии. Особенно пристально он изучил те, на которых были видны следы грязи на пассажирском сиденье. Когда к нему присоединился инспектор, Льюис проговорил:
– Машина стояла на обочине, как будто граф остановился специально и не заглушил мотор, так как думал, что будет стоять недолго. Знаете, мне кажется, что кто-то остановил его на дороге. Тот, у кого был нож.
– Кстати, – сказал Митчелл, открывая папку с делом и проводя пальцем по записям, стараясь что-то отыскать, – я тут вспомнил. Женщина, которая нашла машину, сестра Биллингс, в своем заявлении говорила что-то про следы велосипедных шин возле машины. Да где же оно? Ах, вот.
Льюис прочитал свидетельские показания медсестры. В них говорилось о следах велосипеда, ведущих к пассажирской двери и возвращающихся в сторону Найэри. Он отложил бумагу и сказал:
– А вот другая картина произошедшего, инспектор. Как вам такой сценарий? Граф застрелил парня в багажнике. Мы выясним мотив, когда установим личность жертвы. В этом нам может помочь леди Роуз. Экспертиза в Найроби покажет, что пули были выпущены из одного пистолета. Вне всякого сомнения, человека в багажнике убил именно граф и, как вы сказали, собирался избавиться от тела. Но потом… – Он начал мерить комнату шагами. Затем остановился и повернулся к Митчеллу. – Кто-то последовал за графом и нагнал его на дороге в Киганджо. Он просигналил, и граф остановился, видимо, потому, что был знаком с человеком на велосипеде. Этот человек сел на пассажирское сидение, оставив после себя следы грязи, ведь шел дождь, и один раз ударил графа ножом в грудь. Затем запаниковал и, увидев пистолет его светлости, из которого был убит мужчина в багажнике, решил инсценировать самоубийство.
– Но он должен был понимать, что ножевую рану обнаружат.
– Вовсе необязательно. На одежде графа не было крови. И если бы не вскрытие, ее бы вряд ли заметили. И, черт возьми, мы ее чуть было не пропустили, ведь я приказал произвести вскрытие только после того, как мы нашли парня в багажнике.
– Это значит, – медленно проговорил Митчелл, – что человек с ножом не знал про труп в багажнике.
Льюис вскинул брови.
– Возможно, – он притронулся к подбородку. – Возможно, велосипедист хотел помешать графу совершить убийство, не зная, что уже слишком поздно.
Запутанность дела, местом действия которого стала вверенная Митчеллу территория, тяжким грузом легла на плечи инспектора.
– Я хочу, чтобы опросили всех возможных свидетелей, – отрывисто сказал Льюис, что-то записывая в свой блокнот. – Я хочу, чтобы любой след, даже незначительный, был проверен. Нужно найти велосипед. Нужно найти нож. Скажу вам одну вещь, Митчелл: в этом большом и красивом доме на холме все ой как непросто.
Грейс остановилась на веранде дома Белладу, чтобы опустить темную вуаль шляпки. Сегодня она надела черное во второй раз с тех пор, как закончила работать на флоте двадцать шесть лет назад.
Она смотрела, как люди выстраиваются возле вереницы машин, готовясь отправиться к фамильному склепу Тривертонов, где Валентин должен был вскоре воссоединиться со своим единственным сыном Артуром. Грейс была очень расстроена и сейчас, как никогда, нуждалась в Джеймсе, в его поддержке.
Морган Акрес, старший сын банкира, был семейным юристом Тривертонов и только что сообщил Грейс удивительную вещь.
Этим утром было оглашено завещание Валентина. Оно не содержало никаких неожиданностей. Роуз осталась богатой вдовой, унаследовав кофейные плантации в Белладу и старый фамильный дом, Белла Хилл, в Англии. Но когда все остальные разошлись, мистер Акрес отозвал Грейс в сторонку и сообщил ей, что, к сожалению, в связи с кончиной лорда Тривертона ежегодные отчисления в фонд ее миссии, которые производились вот уже много лет, придется прекратить.
Грейс была так поражена, что ей потребовалось сесть.
– Валентин? – переспросила она. – Так это мой брат был анонимным благодетелем? А я всегда думала, что это Джеймс…
«После стольких лет, Вал, – подумала она, – у меня теперь не будет возможности отблагодарить тебя».
Джеймс наконец-то вышел на веранду и взял Грейс под руку. Они забрались в лимузин, где их ждали Роуз и Мона, и процессия двинулась. Тим Хопкинс ехал сзади на своем грузовике. Он думал о том, что ему предстоит побывать на могиле, где он не был восемь лет. На могиле Артура.
Колонна машин медленно ползла по грунтовой дороге вокруг поместья к одинокому участку земли, огороженному забором. Африканцы выстроились вдоль дороги, махая на прощание руками своему бвана. Там же были и Дэвид Матенге с матерью. Они тихо смотрели, как белые люди готовились предать земле своего соплеменника.
* * *
Суперинтендант Льюис изучал приколотые к доске фотографии тела графа Тривертона и его машины. Здесь же висела схема места преступления, на которой точками был отмечен предполагаемый маршрут велосипедиста. Его размышления прервал запыхавшийся инспектор Митчелл.
– Нашли! – сообщил он, протягивая детективу большой конверт.
Льюис взял его и принялся внимательно изучать. Он устал. Двое полицейских пять дней вели расследование, нещадно эксплуатируя весь небольшой штат полицейского участка Найэри и экспертов из Найроби. Они мало спали, пили слишком много кофе. Содержимое этого конверта было кульминацией их поисков.
