Текст книги "Счастье Феридэ"

Автор книги: Бадри Хаметдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Бессмысленная смерть меня никогда не прельщала, поверьте, Феридэ.

Я опустила голову, догадавшись, что скрывается за словами профессора.

– Да-да, – словно прочитав мои мысли, утвердительно кивнул он. – Все зависит только от вас.

После улицы мне стало невыносимо тесно и душно в этой серой комнате. «Может быть, все-таки подписать его бумагу?» – пришло мне на ум, но, спохватившись, я решительно выбросила эту мысль из головы. Ведь во мне еще жила надежда на побег. Но как его совершить?

Несколько часов назад, выйдя за порог дома и оглядевшись, я заметила, что мне будет не под силу перебраться через деревянный забор усадьбы. А что, если мне выйти просто через ворота? Задвижка на них, насколько я успела рассмотреть, была недостаточно сложной С ней бы я управилась. Замка нет – это хорошо. Но, когда я окажусь на улице, что делать дальше? Это окраина, и извозчики редко бывают в этих местах… Убегать… но в каком направлении? Неделю назад, подъезжая сюда, я даже не выглянула на дорогу… Спрятаться в чьем-нибудь доме? Однако соседи знают профессора гораздо лучше, чем меня, и выдадут тут же, поверив ему. А он-то сумеет выдумать правдоподобную небылицу, чтобы убедить и даже напугать людей. Что делать за воротами?..

Ладно, это я решу позднее, а сейчас нужно подумать, как вырваться из этого дома. Во-первых, нужно дождаться, когда доктор куда-нибудь поедет. Во-вторых, необходимо спровадить старушку надзирательницу… например, на кухню. Таким образом, это должно произойти перед обедом или после него, когда старуха пойдет мыть посуду.

Но после обеда я обычно засыпаю. Почему?.. Уж не кладут ли мне в компот снотворное?.. Конечно! И как только раньше я не догадывалась об этом: значит, если побег будет после обеда, то в полдень я не должна ничего пить.

И последнее – выйти на улицу мне поможет студент. Доктор очень кстати вывел меня на прогулку. Кажется, я видела в окне флигеля юношу… И, следовательно, он видел меня. А потому, если я его попрошу сделать то же, что и доктор, думаю, особенных возражений у него не будет. Но как поступить, окажись я за воротами усадьбы? Пока не знаю…

Пансион. 21 октября

Сегодня я попробовала не пить компот, но все равно захотела спать. Однако на этот раз мне удалось превозмочь свой сон.

Ровно час после обеда меня никто не тревожил, и я, лежа в кровати, рассматривала подаренные доктором часы. «Пожалуй, он был прав, когда говорил, что этот предмет внесет некоторое разнообразие в мою жизнь, – думала я, стараясь не пропустить мгновение скачка минутной стрелки на одно деление. Наконец-то у меня появилась хоть какая-то игрушка».

От этого занятия меня оторвал щелчок отрывавшегося замка. Дверь бесшумно распахнулась, и я увидела профессора. Он был явно обескуражен, застав меня не спящей Настолько, что даже позабыл о приветствии.

– Вам уже настолько лучше, что организму не нужен дневной сон. Это похвально, – нашелся он.

– У вас тоже новые привычки, – заметила я.

– Да? – Доктор изобразил удивление.

– Например, не стучаться в дверь.

– Ах да. – Штольц почесал лысину и через мгновение добавил: – Просто мне не хотелось вас будить своим стуком.

– Но вы могли бы прийти и позже.

– К сожалению, нет. Сегодня у меня много работы. Я хотел лишь посмотреть на ваше состояние.

– Посмотрели?

– Да.

– И каков ваш диагноз?

– Я считаю, что вы совершенно готовы для начала серьезной работы.

Доктор демонстративно посмотрел на наручные часы.

– О да! Меня уже ждут дела.

Он повернулся и, на этот раз уже не попрощавшись, вышел за дверь.

Зачем он приходил, я так и не поняла.

Пансион, 22 октября

Вчера вечером я собиралась о многом подумать, но неожиданно для себя рано заснула. Видимо, сказалось то, что в обед я не спала. Сегодня же доктор заглянул ко мне необычайно рано. Не было и восьми (теперь, когда у меня есть часы, время суток определить несложно).

– Доброе утро, – бодро поприветствовал он меня, едва переступив порог.

В ответ я кивнула.

– Пришел сообщить, что сегодня меня ждут в гостях мои знакомые, и поэтому я хочу оставить вас вновь на попечительство моего лаборанта.

Я равнодушно взглянула на профессора.

– Я уеду ровно в полдень, – доктор посмотрел на часы. – А вернусь в шесть часов вечера.

«Зачем Штольц говорит об этом? Я же его не просила давать отчет в том, куда он направляется и когда вернется, – подумалось мне. – А впрочем, будем считать это счастливым стечением обстоятельств. Ведь более удачное время для его отлучки и придумать нельзя было».

Теперь у меня наконец появлялся шанс осуществить свой план. Я искренне обрадовалась этой новости, но постаралась не показать своего настоящего настроения.

– Жаль, – печально произнесла я.

Доктор посмотрел на меня поверх очков.

– Вы, Феридэ, жалеете о моем отсутствии?

– Почему же и нет. Ведь позавчера вы открыли для меня мир, который я считала уже утраченным навсегда.

– Вы преувеличиваете.

– Нисколько.

Штольц, пройдясь по комнате, остановился на середине.

– Скоро, Феридэ, – уверенно проговорил он, – вы будете разгуливать по двору словно хозяйка. Играть на рояле, вести светские разговоры с моими друзьями…

Профессор говорил много, но я его уже не слушала. Меня больше интересовали подробности моего побега. Теперь я должна была решить, как вести себя со студентом.

Юноша, несмотря на суровое воспитание профессора Штольца, не смог заимствовать у того холодный расчетливый ум и казался по-детски наивным. Кроме того, хоть парень и старался походить во всем на своего кумира, многие человеческие черты еще не успел потерять. Именно этим я и решила воспользоваться. А мой план выглядел так.

Когда молодой человек выведет меня во двор, то я должна сделать вид, что теряю сознание. Он побежит за нюхательной солью, а я тем временем выбегу за ворота. А что дальше?

Впрочем, это уже не важно. Главное – вырваться из этих серых стен. Да поможет мне сегодня Аллах!

1 ноября

Я все еще в пансионе. Какой ужас!..

Но обо всем по порядку.

Четыре дня назад, когда, объявив о своем отъезде, доктор покинул мою комнату, я, вся сгорая от нетерпения, принялась ожидать предобеденного часа. Ведь именно тогда должен был зайти ко мне студент. Через каждые пять минут я смотрела на свои часы, но, к сожалению, поторопить их не могла. Несколько раз я даже встала с постели и прошлась по комнате, чтобы проверить, насколько я сильна. Оставшись относительно довольной собой, я примерила оставленное в моей комнате после первой прогулки платье. Я сама попросила доктора об этом, и он любезно согласился. Наконец, когда до обеда оставался ровно час, я улеглась в постель и, положив около подушки часы, уставилась на дверь.

Через пятнадцать минут ко мне постучались.

– Войдите, – громко сказала я, надеясь, что меня услышат за дверью.

– Добрый день, – поздоровался студент.

– Очень рада вас видеть, – улыбнулась я и, заметив, что в руке у молодого человека какой-то журнал, поинтересовалась: – Уж не историю ли моей болезни вы собрались написать за время отсутствия доктора?

– Почему вы так решили? – удивился юноша, осторожно подходя к кровати.

– Не просто же так вы взяли с собой тетрадку. – Глазами я указала на журнал.

– А-а-а! – Свободной рукой студент стукнул себя по голове. – Профессор сегодня сказал мне, чтобы я подыскал для вас какую-нибудь книгу. Но, к сожалению, вся моя художественная литература осталась в Софии. Я смог лишь отыскать этот журнал.

Молодой человек протянул мне журнал. Я внимательно посмотрела на обложку. Это был американский «Сэнчери» за тысяча девятьсот четвертый год.

– Ого! – Я была слегка шокирована. – Вы читаете по-английски?

– Нет, – искренне признался рыжеволосый. – Я пытался освоить этот язык, купил несколько самоучителей и журнал, но постоянные поручения профессора не дают возможности сосредоточиться на этом предмете.

– А почему вы решили, что я знаю английский? – кокетливо спросила я.

– Доктор сказал, что вы прекрасно знаете французский, и предположил, что английский тоже, может быть, вам знаком.

Перелистав несколько страниц, я оторвала взгляд от журнала и посмотрела на молодого медика.

– И на этот раз ваш профессор угадал. Однако смею заметить, что эти мои познания очень скромны.

Студент обрадовался.

– Теперь вам будет не так уж скучно здесь.

– Пожалуй, – согласилась я и, выдержав небольшую паузу, добавила: – Ваш профессор просто меняется на глазах. Сначала он дарит часы, потом журнал, а вчера принял решение каждый день после обеда выпускать меня во двор на десять минут.

– Это правда?! – Казалось, его радости не было предела.

– А разве вам доктор не сказал об этом?

– К сожалению, профессор мне мало о чем говорит… но это не важно…

Студент вдруг замялся и густо покраснел. На его лице отразилась нерешительность.

– Вы хотели о чем-то спросить меня? – помогла я.

– Да, – выдохнул юноша.

– Спрашивайте смелее.

– Помните наш прежний разговор? – робко начал рыжеволосый.

– Да, конечно.

Молодой человек, явно волнуясь, потер щеку.

– Так вот, тогда вы предложили мне составить компанию в прогулках по саду:

Я, довольная собой, искренне улыбнулась.

– То предложение остается в силе.

Глаза юноши засветились радостью и восторгом. Кажется, мой план начинал осуществляться. Я даже не ожидала, что молодой человек окажется настолько податлив и что убедить его будет так легко. Теперь главное – не выпускать инициативы из своих рук, и поэтому, отложив в сторону журнал, я продолжила:

– Первую прогулку мы можем совершить уже сегодня.

Студент вдруг задумался.

– А что скажет на это доктор?

– Он не доверяет вам? – быстро спросила я.

Мой вопрос, казалось, задел его за живое.

– Профессор мне абсолютно доверяет, – гордо вздернув голову, произнес он. – Но…

Я, указав рукой на лежащее неподалеку платье, как бы невзначай проговорила:

– Неужели ему в этот день так и придется пылиться в этой серой комнате?..

На лице студента отразилась внутренняя борьба между страхом и чувством сострадания. Кроме того, он, по всей вероятности, понимал, что от этой ситуации зависит его авторитет. А ему явно не хотелось упасть в моих глазах.

– Впрочем, воля ваша… – Я безразлично посмотрела в потолок.

– Думаю, профессор не будет сердиться на меня, если на пять минут мы выглянем во двор, – стараясь казаться решительным, проговорил рыжеволосый. – Но давайте оставим эту прогулку в тайне.

Я вопросительно посмотрела на юношу.

– Каким образом?

– Об этом я подумаю сам. Ведь я здесь хозяин, а не вы…

– И все-таки мне интересно, – настаивала я.

– Значит, так. – Молодой человек сел на край кровати и заговорщицки произнес: – Главное, чтобы из прислуги нас никто не видел…

– Но это же невозможно, – ответила я шепотом. – У выхода из пансиона надзирательница…

– После обеда, – голос студента тоже стал тише, – она забирает посуду у больных и уходит ее мыть на кухню, а потом отправляется за продуктами. Но обычно, когда профессора нет дома, она просто сбрасывает тарелки в мойку на завтра и сразу же уходит.

– А как долго ее не будет?

– Если учитывать, что доктор в отъезде, то с час… хотя при хозяине она пропадает не больше двадцати минут.

– Хорошо, – согласилась я. – А как быть с остальными?

– Кучер уехал вместе с профессором, а кухарка, зная, что работа появится лишь вечером, пошла прогуляться по Варне.

– Вам бы следователем работать с такими аналитическими способностями. – В моих глазах, как мне показалось, отразилось восхищение.

– Я еще и науке пригожусь, – приподняв подбородок, заметил юноша.

В это мгновение молодой человек напомнил мне профессора Штольца, и я не преминула воспользоваться этой ассоциацией:

– Вы очень похожи на своего учителя.

Студенту, видимо, понравилось такое сравнение, и он покраснел от удовольствия.

– Да ну, что вы. До профессора мне еще далеко… – потупил он взор.

– Значит, вы приглашаете меня на прогулку? – попыталась я возвратиться к прежней теме.

Мой собеседник поднял глаза.

– Да, но минут на пятнадцать. Для того чтобы такие прогулки стали более частыми, сегодня мы должны быть осторожны.

– Целых пятнадцать минут! – восторженно воскликнула я. – Да вы просто отчаянный человек! Даже у профессора не находилось для меня больше пяти минут.

Гордый собой, юноша по-деловому продолжил:

– До обеда остается полчаса. Столько же на сам обед. Еще полчаса на то, чтобы старушка успела прибрать за больными и отправиться в лавку. Значит, ждите меня через полтора часа… И еще. Я попросил бы вас не пить сока, который подадут на обед.

– Это почему же? – удивилась я.

Но молодой человек, не ответив, встал и направился к выходу.

– Я буду ждать вас с нетерпением, – полетел ему вослед мой мягкий голос.

Когда за гостем закрылась дверь, мне стало ужасно не по себе от всего того лицемерия, к которому приходилось прибегать. Но что оставалось делать? Ведь я была в нескольких шагах от желанной свободы.

Приведя себя в порядок и переодевшись, в условленное время я уже была абсолютно готова к предстоящему побегу. Пока все складывалось очень удачно. Даже гораздо лучше, чем я предполагала.

Наконец дверь в темницу отворилась, и в открывшемся проеме показался студент.

– Ну, как вы? – спросил он. – Все в порядке?

Я утвердительно кивнула.

– Тогда идемте.

Студент, поддерживая меня под руку, вывел в коридор. Затем он снял пиджак и накинул его на мои плечи.

– На улице прохладно, – пояснил он.

Через несколько секунд мы уже переступили порог пансиона.

Сырой воздух свободы освежил мое лицо. Неужели еще несколько секунд, и я окажусь за стенами этой тюрьмы? – не верилось мне.

По-светски взяв мою ладонь, студент помог спуститься с крыльца.

– Спасибо, – чуть ли не в реверансе поблагодарила я. – Вы очень любезны.

Краска вновь выступила на лице моего провожатого. Однако в его выражении я про себя отметила отсутствие сомнений в предпринятом шаге.

– Вы давно здесь? – решив избавиться от внезапно возникшего неловкого молчания, спросила я.

– Месяцев девять.

– Должно быть, уже хорошо знаете профессора? – говоря это, я взяла молодого человека под руку, и мы направились в сад.

– Как мне кажется, неплохо, – ответил он, неуклюже ступая.

– А почему он, немец, живет в Болгарии?

– Здесь есть возможность спокойно работать. Это – главное. И, кажется, у него были какие-то неприятности с ученым советом в Германии. Впрочем, это неудивительно. Ему многие завидуют. Ведь он не просто психиатр. Он – экспериментатор, способный своей мыслью двигать науку вперед.

– Давно он здесь?

– Года три.

– Наверное, в Варне профессора очень уважают?

Молодой человек оживился.

– Да не то слово! Здесь его боготворят.

– Гости небось замучили?

– Скорее наоборот. В этом доме я видел человека три, не больше.

– Почему же?

– Профессор Штольц считает, что лишние люди только мешают серьезной работе.

– А в чем, если не секрет, смысл этой работы?

На мгновение студент задумался.

– Можете не отвечать…

– Почему же. Мы ведь теперь друзья. Ведь так?

Юноша с надеждой посмотрел мне в глаза.

– Конечно, – ответила я, не отводя взгляда.

– В таком случае кое-что я, пожалуй, смогу вам сказать. – Голос рыжеволосого парня стал доверительным. – Профессор синтезирует новый препарат, с помощью которого можно будет управлять подсознательными процессами человека.

– Иными словами, управлять людьми, – подытожила я.

– Да. То есть нет. – Мой собеседник слегка замялся, но затем уверенно продолжил: – Возможности препарата гораздо шире. Вот представьте: идет войско в наступление; возникает какая-то преграда, не проходимая на первый взгляд; солдаты в растерянности; начинается паника; бой проигран. А все это произошло не потому, что армия была малочисленна или гораздо хуже, чем противник, вооружена, а потому, что был надломлен дух воинов. Их подсознание просто не было способно противостоять страху перед, казалось бы, непреодолимой преградой. И первым симптомом стало сомнение…

– Значит, – догадалась я, – вы хотите, чтобы люди перестали сомневаться?

– Очень отдаленно, но вы понимаете меня, – кивнул головой студент.

– Но ведь если человека избавить от сомнений, то сколько бед он может натворить…

– Верно! – обрадовался моей реплике юноша. – Профессор тоже не хочет, чтобы так произошло, и поэтому он думает над тем, чтобы сделать эти процессы управляемыми. То есть контролировать и направлять их в необходимое русло более высшим разумом.

– Высшим разумом? – не поняла я.

Студент снисходительно улыбнулся.

– Не забывайте, что мы живем в классовом обществе, где есть низшие и высшие существа.

Этим признанием я была просто ошарашена. Мой невинный юноша, оказывается, разделял эти ужасные мысли! И что самое страшное – при всем при этом он был совершенно спокоен. Теперь мне стало абсолютно ясно, что пансион представлял собой своеобразный полигон, где велись испытания сомнительных идей над живыми людьми. «Как все-таки здорово, что сегодня я решила покинуть это страшное место, – подумала я и с нетерпением взглянула на прихваченные с собой часы.

– У нас еще есть десять минут, – произнес юноша, по-своему истолковав мое движение.

«Нет, – в мыслях ответила я. – У тебя есть две минуты и ни секунды больше».

– Теперь вы, наверное, понимаете, что это – уникальнейшее во всей Европе место, если не единственное в своем роде. – Студент развел руками, словно пытаясь охватить всю усадьбу.

Я подошла к дереву и, взявшись за голову, тихо простонала:

– Что-то мне дурно…

– Вам плохо? – забеспокоился юноша, схватив за локоть.

– У меня головокружение…

– Давайте я помогу вам возвратиться в комнату, – заботливо проговорил студент.

«Только этого мне и не хватало!» – подумала я и как подкошенная, рухнула на опавшую листву.

Испугавшись, молодой человек заметался вокруг меня. «Куда только делись его познания в медицине?» – подумала я, почувствовав, как он сильно потянул меня за руку, а потом начал хлестать по щекам. Наконец он догадался, что у меня обморок.

– Сейчас я сбегаю за нюхательной солью! – крикнул он и метнулся в сторону флигеля.

Когда студент скрылся за дверью, я вскочила на ноги и бросилась к воротам. Подбежав, я навалилась на них всей своей тяжестью. Но ворота не поддались мне. Я попробовала еще раз – результат оказался тот же. «Почему?» – в отчаянии подумала я и, к своему огорчению, заметила, что на воротах появился огромный замок. Однако я не растерялась и в долю секунды оказалась у встроенной в ворота двери. Дернув ручку на себя, я надеялась, что дверь откроется, но и на этот раз удача отвернулась от меня.

Время шло, а я все никак не могла оказаться по ту сторону забора. Я провела взглядом по всему ограждению и не обнаружила ни одного выхода. Еще раз я попыталась навалиться на дверь. Бесполезно! На ней тоже был замок. Наверное, я не обратила бы внимания на прикрепленную к нему бумажку, если бы не выписанное на ней большими буквами мое имя. Я схватила листок и судорожно пробежала его глазами. Там было написано следующее:

«ФЕРИДЭ! Не утруждайте себя лишними проблемами. Ваши попытки сбежать из пансиона ни к чему хорошему не приведут. Запомните это раз и навсегда. Успокойтесь и возвращайтесь в свою комнату. Прислушайтесь к моему совету. Ведь я никогда не желал вам ничего плохого.

Профессор Штольц».

Тут же в порыве ярости я разорвала записку на мелкие кусочки.

– Ты мерзавец, Штольц! – вырвался из моей груди отчаянный крик, и, словно ища на ком сорвать свое негодование, я посмотрела на окна флигеля.

О Аллах! В окне второго этажа маячила фигура Штольца. Он, оказывается, никуда не уехал и все происходящее на дворе спокойно наблюдал из своего окна. Я хотела выкрикнуть ему все самые непристойные слова, которые знала, но вдруг почувствовала, что лишилась дара речи. Рыдая, я замолотила кулаками по двери. Но она не распахнулась и оттуда не вышел принц-освободитель…

Я бросилась бежать вдоль забора, толкая каждую досточку, надеясь, что хотя бы одна из них окажется плохо закреплена.

Но мои надежды рушились с каждым шагом. Я уже ничего не видела перед собой. Из глаз ручьем лились слезы. «Все равно я выберусь отсюда, – стучало у меня в голове. – Выберусь, вот увидите. Сейчас же!.. Вам меня не поймать!.. Ни Штольцу, ни студенту, ни немой старухе…»

Внезапно я почувствовала сильный удар. Стало темно, словно глухой беззвездной ночью. Мне показалось, что земля уплыла из-под моих ног и я лечу в черной пустоте… Одна… Нет больше профессора, нет больше старухи-надзирательницы, нет пансиона, вообще больше никого и ничего нет.

Только пространство и я… Вскоре непроглядную темноту сменяет ослепительный свет. Но это не солнце. Это гораздо ярче и теплее солнца. Однако оно не режет глаза и не обжигает своими лучами. Оно ласковое и приятное… Мне хочется остаться здесь навсегда, однако свет гаснет, и надо мной вновь земное небо… Его пытаются загородить какие-то огромные люди. Они наклоняются ко мне и о чем-то переговариваются между собой… Затем меня начинает слегка покачивать, словно я лежу на морских волнах… Какой-то темный невзрачный коридор… Дверь… Я чувствую под собой что-то мягкое. Наверное, это трава… Она белая, но не такая добрая и ласковая, как тот свет, похожий на тысячу солнц. Вскоре воспоминание превращается в вату, которая уже ничем не сменяется…

Спустя пять дней мне рассказали о том, что произошло в тот злополучный полдень.

Когда я, будучи в невменяемом состоянии, побежала вдоль забора, то со всего размаху налетела на стену.

Именно этот удар я и помнила. Он был настолько сильным, что я лишилась чувств. Заметив это, из флигеля выбежали доктор и студент. Они подняли меня и отнесли в мою комнату. Три дня я находилась в бреду. На четвертый пришла в себя, но отказывалась кого-либо признавать. Лишь через неделю я заговорила.

– Дайте вашу бумагу, Штольц, – были мои первые слова. – Я подпишу ее…

Пансион

Да, я сделала то, чего так добивался доктор. Теперь он со спокойной совестью может делать со мной все что угодно для его научных изысканий. Штольц рад. Часто улыбается. Видимо, торжествует свою победу над слабой женщиной.

Каждый день меня посещают мысли о смерти. Да, я не хочу жить. Я – Чалыкушу, и для меня жизнь – это свобода. Теперь я в этом убеждена.

Доктор приходит ко мне по три раза в день. Он дает какой-то порошок и затем тщательно изучает, как мой организм реагирует на препарат.

Студента ко мне больше не допускают. Впрочем, видеть его у меня нет особого желания.

Целыми днями я ничего не делаю. Даже к подаренным часам я потеряла всякий интерес. Зачем мне теперь знать время? Это ведь ничего не меняет…

Пансион

Сегодня мне на глаза попался журнал. Я его открыла и попробовала читать. Начала с рассказа (или романа) модного нынче американского писателя. И что же я там прочитала? Хочется процитировать:

«Все произошло с непостижимой быстротой. Туман раздался в стороны, как разрезанный ножом, и перед нами возник нос парохода… Суда столкнулись… Должно быть, встречный пароход ударил нас в середину борта, но это произошло вне поля моего зрения… Я упал плашмя на мокрую палубу и не успел еще подняться на ноги, как услышал крик женщин. Это был неописуемый душераздирающий вопль… Я вспомнил, что пояса хранятся в салоне, и бросился туда, но у дверей столкнулся с толпой обезумевших пассажиров… Я стаскивал спасательные пояса с полок над головой, а краснолицый человек надевал их на бившихся в истерике женщин…»

Рассказ (в журнале была лишь первая его часть) повествовал о крушении парохода. Меня вряд ли заинтересовал такой сюжет, если бы с Кямраном не случилось нечто подобное.

Медленно, строчка за строчкой, я погружалась в описание трагедии, но где-то в середине произведения мне пришла мысль о том, что нечто подобное я уже где-то слышала. Я попыталась вспомнить, но от усилия только разболелась голова. Однако я заставила себя дочитать рассказ до конца. А подсказка пришла совершенно неожиданно, когда ко мне заглянул профессор.

– Добрый день, Феридэ, – поприветствовал он.

– Добрый день, доктор, – машинально повторила я и вдруг спохватилась.

Ну конечно, доктор!.. Доктор Хуршид-бей рассказывал мне эту историю. Почти слово в слово… Но тогда она была о Кямране… Какой же подлец!..

Увы, но я постепенно начинаю забывать о том, что есть на свете добрые, искренние, честные люди…

Пансион

В моей комнате появилось окно. Прорубить его отдал распоряжение профессор Штольц. Он посчитал, что я заслуживаю большего, чем имею. Целый день столяр провозился над моим окном в мир.

Минувшую ночь я не спала и смотрела на сверкающие в небе мириады звезд. У меня защемило сердце, и я почувствовала себя ужасно одинокой и бесполезной…

Мне разрешили выходить во двор каждый день, правда, всего лишь на десять минут. Я не должна отходить от крыльца и все время быть в поле зрения старушки надзирательницы. Доктор почему-то уверен, что я никуда не убегу. Пожалуй, он прав.

Пансион, 8 ноября

Несколько пасмурных дней… Хоть погода и соответствовала моему настроению, но перенести их мне оказалось тяжело. Все время шел проливной дождь. На улицу я не выходила. Доктор Штольц при каждом своем визите находил меня скучающей у окна. Он пытался подбодрить, говоря какие-то комплименты в мой адрес, но это получалось у него как-то неуклюже и настолько холодно, что меня начинал бить озноб.

Сегодня выглянуло солнце. Мне оно показалось необычным. Пожалуй, слишком приветливым. Я вспомнила о Кямране и своих приключениях с Ихсаном. Если раньше эти воспоминания согревали меня, то теперь от них лишь защемило сердце…

Профессор Штольц появился как обычно, ровно в девять часов.

– Какие ощущения на этот раз? – задал он свой традиционный вопрос, присев на кровать.

– Постоянная головная боль, – традиционно призналась я, – временами отпускает, но ненадолго.

– Это последствия пережитого шока. Я даю вам успокаивающие. Они должны помочь… Как сон?

– Тревожный.

– Какие ощущения после приема моего препарата?

– Сжимает виски, провалы памяти.

– Попробуем немного изменить состав. Я думаю, это ликвидирует побочные эффекты.

Штольц почесал лысину и перешел на свою обязательную анкету. Обычно она выглядела так: он задавал вопросы, а я отвечала «да» или «нет».

Несмотря на то что мои ответы оказались такими же, как и вчера, профессор остался доволен. Он даже позволил себе улыбнуться.

Закончив осмотр, доктор насыпал в стакан порошок, спрятал свои принадлежности, но вместо сухого: «встретимся через шесть часов» вдруг как можно мягче спросил:

– Как думаете жить дальше?

Этот вопрос меня немного удивил.

– Ожидаю, что когда-нибудь, идя ко мне, вы перепутаете свой препарат с цианистым калием.

Штольц почесал мочку уха.

– Не нравится мне ваше настроение, – протянул он. – Слишком уж мрачное. Беря вас на испытание, я рассчитывал на сильного духом человека, которого не могут сломить никакие трудности. И что я вижу?

Заметив, что я не собираюсь отвечать на его вопрос, доктор ответил сам:

– Я вижу слабую, опустившуюся женщину, которая сама, своими руками, хочет загнать себя в могилу. Вы думаете, Штольцу нужен ваш труп? Нет. Ваш труп никому не нужен! Уж поверьте…

Смотря сквозь доктора, я спокойно спросила:

– Разве я плохо отвечаю на ваши вопросы?

– Нет, вы отвечаете хорошо. – Голос Штольца стал эмоциональнее. – Да разве в этом дело?

– А в чем же?

– Дело в том, что вы мне в какой-то мере напоминаете собаку на сене.

– На чем? – переспросила я.

Доктор, не обратив внимания на мой вопрос, вскочил с кровати и пустился в объяснения:

– Вы не только сами жить не хотите, но и мешаете проведению эксперимента. Вы же умная женщина, подумайте об этом… Я считал, что смогу найти в вас единомышленника, даже соратника, если хотите. А что получил? Черт знает что!

– Не ругайтесь, – попросила я.

Мои слова слегка отрезвили Штольца, и он, успокоившись, присел.

– Извините, Феридэ. – Голос его звучал ровно. – Я хотел лишь сказать, что вы напрасно так отчаиваетесь. Обещаю, что ваша жизнь будет не намного хуже среднего жителя Варны. Я ценю ваше благородное происхождение и, поверьте, в этой усадьбе вам никогда не будет отведена такая же роль, как и плебеям…

Я устала от затянувшегося визита доктора и для того чтобы его красноречие побыстрее закончилось, решила молчать.

– Вы мне не верите? – не унимался Штольц.

Я сжала губы.

– Хорошо. – Доктор вновь встал и тоном, не терпящим возражений, проговорил: – Сегодня приглашаю вас на ужин. Вечером я сам зайду за вами.

В семь часов Штольц, как и обещал, был в моей комнате. Окинув взглядом мое платье, он скривил рот.

– Нужно будет приобрести новый наряд.

– Зачем? – пожала я плечами.

– Затем, что начиная с этого дня, вы будете ужинать в моем доме.

Этой фразой доктор, наверное, удивил бы меня, если бы не добавил:

– Для нашей работы необходимы условия, приближенные к нормальной жизни.

– Понятно, – устало кивнула я.

Штольц взял меня за руку и вывел в коридор. Остановившись у выхода из здания, он снял со старушки пальто и накинул мне на плечи. При этом доктор заметил:

– Пальто тоже вам необходимо. Ведь скоро начнутся холода…

Быстро миновав двор, мы оказались во флигеле. Гостиная располагалась на первом этаже. Когда мы вошли в комнату, Штольц сразу же усадил меня за стол и сам, сев напротив, позвал кухарку. Та тут же появилась на пороге.

Это была невысокая темноволосая женщина, небогато, но опрятно одетая.

– Несите ужин, – слегка наклонил голову профессор.

– На двоих? – спросила она.

– Да.

Женщина тут же вышла и через три минуты возвратилась с ужином на подносе. Расставив тарелки и чашки на столе, она, ожидая дальнейших приказаний, застыла на месте. Штольц, взяв вилку, поковырял ею в каше и недовольно проговорил:

– Сейчас четверть восьмого, а каша уже холодная.

Кухарка заволновалась.

– Простите, герр Штольц, но обычно вы ужинаете ровно в семь часов…

Доктор сверкнул глазами.

– Три часа назад я вас предупреждал, что на этот раз все приготовить необходимо к четверти восьмого. Или я ошибаюсь?

Женщина часто заморгала.

– Вы правы, герр Штольц, впредь этого не повторится…

– Идите, – махнул рукой доктор.

– Слушаюсь, – кивнула служанка и вышла за дверь.

– У вас порядки, как в армии, – заметила я, проводив взглядом женщину. – Еще немного – и вам начнут отдавать честь.

Профессор пожал плечами:

– Я не виноват, что порядок теперь остался только в армии… Да и то… Меня раздражают расхлябанность и непунктуальность, и я не собираюсь с этим мириться. А вы ешьте, иначе совсем остынет.

Аппетита у меня не было, но исключительно ради интереса, чтобы сравнить еду узников пансиона и их хозяина, я решила попробовать. К моему большому разочарованию, отличия оказались незначительными.

Закончив ужин, доктор вновь позвал кухарку.

– Уберите это. – Он указал на тарелки. – И до завтра вы можете быть свободны. Я вас отпускаю.

– Спасибо, герр Штольц.