Текст книги "Самая настоящая Золушка (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Айя Субботина
Самая настоящая Золушка
Глава первая:
Катя
– Благодарим за покупку! – улыбаюсь и передаю женщине с двумя сумасшедшими близнецами бумажный пакет с книгами. – Приходите к нам еще!
Она пытается взять его, но стоит отпустить руку одного мальчишки – и он тут же с криком уносится в хитросплетения книжных стеллажей, где первые несколько месяцев работы путалась даже я.
– Господи, Ваня! – кричит краснеющая от злости мать. Пытается пойти за ним, но второй мальчишка начинает протестующе пятиться к выходу, утягивая ее за собой. – Сережа, прекрати немедленно!
– Давайте я помогу: найду мальчика и вынесу пакет, – предлагаю свою помощь.
Первую минуту она смотрит на меня так, словно я предложила сделать из ее детей сочный десерт, но Сережа упрямо тянет ее назад, а из недр книжного магазина уже раздается характерный грохот упавших книг. Женщина соглашается, и я быстро убегаю на звук.
Перепуганный мальчишка стоит около горы справочников по финансам и экономике, которая чуть ли не с него ростом и, увидев меня, начинает мотать головой.
– Знаешь, иногда нужно слушаться маму, – стараясь говорить строго, но спокойно, «учу» я. – Если бы это была посуда или что-то, что может испортиться, твоей маме пришлось бы заплатить за порчу. И тогда вы с братом остались бы без сладостей и новых игрушек минимум на пару месяцев.
Хотя, судя по ее виду, даже если бы мальчишки вздумали сложить из всех книг пятиметровый костер и поджарить над ним маршмэллоу, их мама извинилась бы и оплатила все неудобства. С чаевыми.
– Ты скажешь маме? – переживает мальчик.
– Знаешь, ты устроил такой грохот… – Я многозначительно пожимаю плечами. Но тут же предлагаю вариант решения проблемы – так всегда делала моя мама: запрещая, озвучивала альтернативу. – Я сама здесь уберу, а твоей маме скажу, что это был старый шкаф, из которого частенько падают книги. Сами по себе. Но с условием, что ты пообещаешь слушаться старших и хорошо себя вести. Договорились?
Мальчик несколько секунд смотрит на мою протянутую ладонь, потом шмыгает носом и пожимает ее с видом бизнесмена, заключившего выгодную сделку. Могу поспорить, отец научил его мужскому рукопожатию еще с пеленок.
Когда иду к выходу, жестами даю понять стоящей за кассой Марине Сергеевне, что я только туда и обратно, и даже достаю из пакета одну книгу, чтобы мальчик нес ее и чувствовал себя помощником. Мама работала в школе, и я часто видела, как она нарочно дает своим первоклашкам что-то «тяжелое», нахваливая маленьких помощников.
Она умерла в прошлом году – неожиданно, просто во сне. И мне до сих пор кажется, что моя реальность разделилась на ту, где у меня всегда есть блинчики с медом по субботам и яблочная шарлотка в воскресенье, и ту, где я уже год живу совсем одна.
На улице я поворачиваю в сторону красивого «Ауди», но мальчик топает ногой и тянет меня в другую сторону. Я проглатываю нервный смех, когда замечаю его уже порядком нервничающую мать возле огромного черного внедорожника в самом конце парковки. Даже не хочу представлять, что будет с человеком, который рискнет дунуть на этот танк, но на всякий случай держусь подальше.
– Простите за неудобства, – извиняется мать, и мальчишка торжественно вручает ей книгу, напрашиваясь на похвалу.
– Ничего страшного, просто не очень устойчивый старый шкаф. – Я подмигиваю своему «подельнику» и одними губами говорю: «Ты обещал».
– Он устроил такой беспорядок, – говорит женщина кому-то, кто сидит в машине. Наверное, мужу.
– Бывало и…
Дверь с обратной стороны открывается, и я замечаю черную, взъерошенную ветром шапку волос, крепкий затылок, белоснежную рубашку и, как влитой на широких плечах, темно-серый пиджак. Поворот головы – медленный, с ленцой, как будто Короля столицы заставили заниматься не царским делом.
Этого просто не может быть.
Я знаю, что иногда просто впадаю в ступор, когда случается что-то неординарное, шокирующее или просто непонятное, так что на всякий случай прикрываю ладонью всю нижнюю часть лица. Потому что мне хорошо знаком этот профиль и эти темно-серые грозовые глаза, и тяжелый квадратный подбородок, и немного неряшливые губы, которые совершенно не умеют улыбаться. Знаю так хорошо, будто много часов разглядывала все это под самым большим микроскопом. Хотя, так и есть: я знаю каждую черточку, каждую морщинку и каждый изгиб густых бровей. Потому что я, двадцатилетняя великовозрастная девчонка, обклеила его снимками всю комнату, даже потолок. Я вижу его, когда прихожу из института или возвращаюсь с работы, вижу, когда до трех ночи пишу доклады, вижу, когда укладываюсь спать и когда просыпаюсь.
Кирилл Ростов. Увидеть его здесь, возле книжного магазина, такое же чудо, как и выпавший в июле снег: реально, но маловероятно.
Он обходит машину, смотрит сперва на внушительный пакет в руках женщины, потом на меня. Вернее – сквозь меня. Как будто я просто тень человека и совсем необязательно тратить на меня свое драгоценное внимание. Абсолютно пустой взгляд. Ни намека на эмоции или хотя бы каплю интереса, простая механика: достает из внутреннего кармана пиджака портмоне, выуживает несколько пятитысячных купюр и протягивает их двумя пальцами, словно боится запачкаться об мое случайное прикосновение.
– За хлопоты, – словно сквозь туман слышу его слова.
Голос низкий, намного ниже, чем «в телевизоре». Такой… рокочущий, как каменная лавина с гор – ленивая, медленная и смертоносная.
– Кир, зачем ты так… – журит его женщина, но замолкает на один лишь его полу поворот головы. Он словно жадничает тратить эмоции на простых смертных, хоть она точно из его круга.
У Ростова нет детей, ему тридцать три, и во всех интервью он говорит, что собирается быть холостяком еще минимум десять лет. Эта женщина хоть и выглядит роскошно, явно старше его – и ее близнецам три-четыре года. Она точно не может быть его женой, об этом бы трубили все газеты. Хотя прямо сейчас мне начинает казаться, что ее лицо тоже кажется знакомым.
Потому что Ростовы владеют половиной столицы. Они здесь – короли и боги. Каждый второй дом построен на их деньги. Они были здесь всегда, до того, как бог создал землю. И это почти не преувеличение.
Все, что происходит в «королевском семействе» автоматически становится достоянием общественности.
Я бы знала, если бы мой Принц стал отцом и мужем.
И это разбило бы мне сердце.
Потому что прямо сейчас, впервые в жизни, я по-настоящему смотрю в глаза мужчины, которому каждый день признаюсь в любви в своих мыслях.
Видимо, пауза становится неприлично длинной, потому что Кирилл Ростов достает еще одну купюру и на этот раз делает шаг в мою сторону.
– Так достаточно? – Он даже не щурится, только едва-едва приподнимает бровь.
Уверен, что возьму. Потому что это – половина моего заработка за месяц. Достаточно взглянуть на мои простые туфли и джинсы, чтобы понять. А Ростов именно так и смотрит, как на манекен, на котором большими буквами написано: «Стоит дешево».
У меня горят щеки и ладони.
И я почти готова демонстративно завести руки за спину.
Но это – просто деньги. И они облегчат мне жизнь.
Я осторожно беру проклятые купюры – и Ростов, наконец, снисходит до ироничной улыбки.
Глава вторая:
Кирилл
Все, что нужно знать о женщинах: они все продаются. Без исключения.
Только некоторые стоят цену «Бенти», а некоторые, как вот эта замарашка – пятнадцать тысяч.
А ведь на мгновение показалось, что передо мной – единственное в своем роде исключение из правил. Что задерет веснушчатый нос, скажет какую-то пафосную хренотень – и мое глубокое разочарование во всех женщинах получит крепкий пинок под зад.
Но чуда не произошло.
Я даже не расстроен, только мысленно заношу «плюс один» в копилку своей теории, что купить можно кого угодно, а иногда еще и по хорошей скидке.
В салоне автомобиля визг от орущих племянников, хоть Лиза, моя старшая сестра, изо всех сил пытается привести в чувство бестолковых мальчишек. Я говорил, что она слишком их балует, но кто же слушает бездетного холостяка, когда дело касается детей? Я не смог бы конкурировать даже с говорящим деревом, если бы оно вдруг ожило и обрело способность раздавать советы.
К счастью, меня давно не трогает чужое мнение.
Как, впрочем, не трогает вообще ничего. Обратная сторона дорогой жизни: со временем наступает пресыщение – красивой жизнью, экстремальными видами спорта, триумфом удачной сделки, женщинами и даже эмоциями. Со временем начинаешь ценить штиль.
– Зря ты так, – говорит сестра, делая вид, что не пытается пристыдить меня нравоучительным тоном. – Она же просто ребенок и вполне искренне хотела помочь.
– Твой бывший муж тоже вполне искренне «помогал», как я помню.
Лиза прикусывает губу и, не выдержав, прикрикивает на мальчишек. Жаль, что эта благословенная тишина ненадолго: максимум до следующего перекрестка. И именно в тот момент, когда звонит Морозов – человек, который был хорошим другом моим родителям, а теперь стал моим поверенным в одном «деликатном» деле.
Хотя, правильнее будет назвать его аферой.
Потому что до конца недели мне предстоит выбрать фиктивную жену, сыграть роль романтического болвана и переписать на нее часть своего состояния. Ту часть, которая досталась мне после гибели родителей и от которой я вынужден временно откреститься.
Грубо говоря – мне предстоит влюбить в себя круглую дурочку, которая, не задавая вопросов, подпишет все, что я подсуну, даже собственный смертный приговор.
– Кирилл? – голос Морозова немного раздражен. В последнее время он почти все время на нервах, стал дерганым и подозрительным. Не без причины. – Ты где?
– Выполняю братский долг, – кошусь на сестру и племянников, которые успели распотрошить пакет с книгами и вступили в бой за одну из них. Стараюсь отодвинуться, но даже в салоне огромного внедорожника, где мне всегда казалось даже через чур свободно, сейчас теснее, чем в конуре. Остается только заткнуть пальцем ухо и сделать вид, что я не испытываю острой потребности прямо сейчас кого-нибудь прикончить. – Что у тебя?
– Я уже говорил, что максимум, который могу выжать – пара недель. Но это – потолок. Надеюсь, ты уже имеешь на примете кандидатуру?
– Нет. – Я не люблю врать. Меня от этого физически мутит, как от дешевого подкрашено пойла, разлитого в бутылки в форме фаллосов. Но иногда приходится, и афера, в которую я добровольно дал себя втянуть, будет здоровенным геморроем.
– Надеюсь, ты ускоришься, – цедит Морозов.
Они с отцом были дружны, просто не разлей вода. Друг друга в глаза могли на хуй послать, а через пять минут распивать элитный выдержанный виски. Меня Морозов боится. После того случая старается держаться на расстоянии и фильтровать слова. Я прямо чувствую, как в эту минуту ему хочется сказать, что я долбоеб и трачу время, которого и так нет. Чувствую – и не делаю ничего, чтобы помочь.
Плевать я на все хотел.
И вертел я их всех на известном месте.
– Я тоже надеюсь, – бросаю в ответ и прячу телефон в карман.
Я откровенно не люблю женщин, поэтому список моих бывших можно пересчитать по пальцам одной руки. И всех их объединяет одно: они никогда не любили меня больше, чем мои деньги. Хотя с рожей у меня полный порядок, а благодаря спортзалу четыре дня в неделю мое тело в прекрасной форме. Но любой мужчина, если он не полный кретин, умеет чувствовать, когда самочка прибежала на запах из его кармана, а не поддавшись зову сердца. Так что, когда речь зашла о моей «золушке», первое, что я сделал – отправил всю пятерку в пешее эротическое. Мне нужна зайка, а не акула.
По этой же причине отпали и девушки категории «А как все хорошо начиналось…»
И те, с которыми я просто флиртовал – дочери бизнесменов средней руки, певицы, модели и актрисы – тоже вышли вон.
Таким образом я оказался у разбитого корыта: охуенно богатый, красивый и в полном вакууме, куда в принципе не могла попасть простая, наивная малышка, влюбленная в меня просто так.
Я смотрю в окно, по которому внезапно начинает барабанить дождь, и мысленно спрашиваю себя, как я докатился до такой жизни. И где бродит та самая, которую я с чистой совестью использую и отпущу на свободу с хорошим приданым.
– Где моя… – Лиза застревает в дверях моего загородного дома, куда я пригласил ее погостить на время бракоразводного процесса. – Не могу найти сумочку. Посмотрю в машине.
Няни сгребают близнецов в охапку, а я расслабленно опускаюсь в свое любимое жесткое, как осиновый кол, кресло. В таком хрен уснешь или расслабишься, зато почти наверняка можно получить порцию мыслей, просветленных болью в копчике.
Лиза возвращается через пару минут, бледная и с красными глазами.
– Ее там нет.
– Наверное потому, что ты забыла ее в магазине, – подсказываю я.
Еще один врожденный бонус – хорошая память. И умение подмечать детали. Я читаю людей, словно бесхитростные детские писульки: по морщинам, улыбкам, глазам и жестам. Замечаю детали одежды, форму сережек и тонкости бижутерии. Минутного взгляда обычно достаточно, чтобы в следующий раз заметить все несоответствия. Как игра в «найти десять отличий».
И сейчас на экране моей памяти хорошо видно, что Лиза вышла из магазина без сумки.
– Купишь новую, – пожимаю плечами.
– Кир, ты просто…
Я успеваю заарканить ее взгляд за миг до того, как сестра успевает казать глупость.
– Бессердечная тварь? – подсказываю я.
Лиза морщится.
Хорошо, признаю, моя формулировка грубовата, но, ей-богу, мне проще назвать себя бездушной, не умеющей чувствовать скотиной, чем каждый раз объяснять, что у меня – половинчатый синдром Аспергера[1]. И что даже когда в один день я лишился обоих родителей, мне было все равно.
Не потому, что я их не любил, а потому что просто не мог их полюбить.
Как не могу полюбить вообще никого.
Меня не умиляют пушистые котята, я срать хотел на толстых щеночков и мне фиолетово до розовых младенцев.
Я – эмоциональный импотент.
И мир, чтобы не охуеть окончательно, отвечает мне взаимностью.
– Успокою детей и вернусь за сумкой, – на длинном медленном выдохе озвучивает свои намерения Лиза. – Там остался мой телефон.
Она поднимается по лестницу вслед за няньками.
Цок-цок-цок, каблуки достают до мраморных ступеней, прокалывая дорогую ковровую дорожку ручной работы по индивидуальному заказу.
Мне все равно, даже если бы сестре вздумалось свернуть ее и поджечь, словно сигару. Только немного зудит в затылке. Ядовитая мысль, которая снует в хитросплетениях моих мозговых извилин и намекает, что я что-то упустил. Мелочь, штрих, деталь. Что-то важное.
Невозможно объяснить это чувство словами: это почти непосильная задача для здорового человека, а для аспи[2] – абсолютная «миссия невыполнима». Я просто знаю, что рядом мина, но пока не могу ее найти. Это словно гнать по проселочным дорогам, которых нет на карте, выйти в незнакомом поле и понять – где-то здесь зарыт клад. Ну или полная жопа.
Цок-цок-цок.
Звуки шагов сестры ускользают, и моя зудящая пчела тоже начинает затихать.
Я жмурюсь, пока за веками не растекается подкрашенное кровью молоко. И из него, словно в сюрреалистическом видеоклипе, выныривает лицо: выбеленное, но хорошо узнаваемое.
Та замарашка из книжного.
Ее серебристый взгляд с дымкой.
Нервно подрагивающие кончики пальцев.
Поплывший голос.
Кончик языка на полураскрытых губах, когда она смотрела на мой кадык.
– Лиза! – Поднимаюсь, стряхиваю пиджак и небрежно закатываю рукава рубашки.
– Что случилось? – Сестра смотрит с лестницы второго этажа и явно не понимает, почему я снова иду к выходу.
– Съезжу за твоей сумкой.
А заодно проверю, на самом ли деле замарашка – съедобная, влюбленная в меня по уши дурочка.
Хоть, ответ очевиден, и он у меня в кармане.
[1] Синдром Аспергера – форма высокофункционального аутизма. Это расстройство сказывается на поведении человека, его восприятии мира и процессе формирования отношений с окружающими. Люди с синдромом Аспергера испытывают сложности в трех областях: коммуникации, взаимодействии и социальном воображении. Так же синдром Аспергера – скрытая дисфункция, при которой по внешнему виду человека нельзя понять, что у него аутизм (от автора: привет, Шерлок^^!)
[2] Аспи – сокращенное от «аспергер»
Глава третья:
Катя
Расставить книги обратно на полку получается только с третьего раза.
У меня дрожат руки, а мир то и дело превращается в соленую лужу моих слез.
Это было так унизительно. Я миллион раз укорила себя за то, что взяла деньги, хоть сначала это казалось логичным и правильным: мне не платят за то, чтобы я ликвидировала последствия двойного торнадо. С другой стороны – в наше время электронных книг и удобных читалок консультанты книжных не то, чтобы завалены работой.
Зачем я взяла те деньги?
Становлюсь на носочки, пытаясь дотянуться до самой верхней полки, куда нужно вместить последнюю книгу. Вроде все расставила, убрала лестницу и только потом заметила еще один экземпляр двухкилограммового экономического справочника.
Нужно было отвернуться и уйти.
Мой внутренний голос в ответ на это невразумительное «уйти» издает нервный смех. Кого я обманываю? Я еще минут пятнадцать не могла оторвать ступни от асфальта, а взгляд – от черного внедорожника, хоть его уже и след простыл.
– Катенька, закроешь магазин? – Из-за полки появляется жалобное лицо Марины Сергеевны. – У меня дочка приехала на выходные, а так толком и не поговорили еще ни разу.
Даже неудобно отказывать: все знают, что дома меня никто ждет, парня у меня нет и вся моя личная жизнь уместится на одной странице тетрадки в косую линию. Но как раз сегодня я собиралась в кино.
– Я… не знаю…
Марина Сергеевна складывает ладони в умоляющем жесте, и я согласно киваю.
В кино можно и на следующей неделе сходить, и даже со скидкой.
Когда до закрытия остается полчаса, я делаю стандартный обход: проверяю все окна, слежу, чтобы в магазине не осталось посторонних, разношу на места стопку книг у кассы, выравниваю журналы на стеллаже, поливаю наши цветы-водохлебы.
И чуть не падаю, спотыкаясь об еще один справочник-невидимку. Как не заметила? Он же лежит практически на лбу.
– А потому что нужно меньше думать об одном красавчике, – журю себя вслух, проталкивая книгу на законное место на полке.
Приходится приложить усилия: плашмя, двумя ладонями, словно нажимаю на кнопку застаревшего от времени механизма. Еще чуть-чуть – от усердия даже прикусываю губу.
И с удивлением гляжу, как поверх моих пальцев ложится крепкая и крупная мужская ладонь.
Короткий резкий толчок – и упрямая книга становится на место, словно шар в лузу.
– Спасибо за помощь, но мы уже закры…
– Я знаю – график работы магазина написан крупным шрифтом на двери. Еще четыре минуты.
Этот голос.
Я разворачиваюсь: слишком резко, до россыпи искр перед глазами и мурашек по всей коже. Пятиться уже поздно, но Кирилл Ростов стоит так близко, что тепло его тела обжигает меня свозь пару слоев одежды. Ему совсем не холодно в одной рубашке в октябре? Ему…
Остатки трезвых мыслей вылетают из головы, когда он упирает ладонь чуть выше моей голову и заметно наклоняется, чтобы наши взгляды оказались хотя бы приблизительно на одном уровне. Он все та же ленивая лавина, только теперь на ее пути стою я, и меня вот-вот снесет: острым, как стекло, серым взглядом, жесткой линией губ, плавным скольжением кадыка под кожей, когда Ростов сглатывает.
Вторая ладонь ловит мой подбородок, крепкие пальцы царапают кожу, прижигают словно восковые капли – больно и приятно одновременно.
Еще одно движение – моя шея просит пощады, потому что пальцы задирают подбородок, словно спусковой крючок перед выстрелом.
– Значит, Катя? – вопрос без вопроса. Как такое вообще возможно?
Какая-то часть моего ослепленного мозга еще способна издавать импульсы, потому что я успеваю вспомнить, что имя написано на бейджике.
– Да, – бормочу я, даже не протестуя, когда мужчина неторопливо «размазывает» мою спину по ровным рядам книг.
– Тебя кто-то встречает после работы, Катя? – Его губы так близко: могу рассмотреть все трещинки и даже крохотную белесую нитку шрама справа.
«Нет» – одними губами, с абсолютно пустыми легкими.
– Нет, Кирилл, – поправляет Ростов.
– Нет, Кирилл, – как дрессированный галчонок повторяю я.
Закрываю глаза, потому что невыносимо смотреть на то, что ослепляет глаза, разум и душу.
Он меня поцелует?
Правда поцелует?
– Моя сестра потеряла сумку где-то в этом магазине, – слышу эхо теперь уже далекого, как ушедшая гроза голоса. – Поможешь с этим?
Когда я с трудом возвращаю способность видеть, Кирилл Ростов стоит в стороне и смотрит на меня в точности так же, как смотрел днем – словно даже пустое место заслуживает больше внимания, чем девочка Катя из книжного.
У меня подкашиваются ноги. Дрожат так сильно, словно я за секунду подхватила сказочную болезнь, которая превращает кости в желе. И мои, кажется, вот-вот попросту исчезнут, и я растекусь у ног Кирилла Ростова большой лужей из сахарного сиропа, карамельных дропсов и шоколадной крошки.
Я до сих пор чувствую его дыхание на губах, и голова отказывается верить в происходящее. Если бы не октябрь, я бы куда охотнее поверила в солнечный удар, чем в то, что мужчина, которого я глупо люблю, вдруг сойдет с обложки журнала и даже… прикоснется ко мне.
Это так глупо – все, что я делаю и говорю. Сейчас кажется, что даже моргаю как-то по-детски. И, глядя на все это, Ростов продолжает делать вид, что меня не существует. Вот так. Как фокусник, по щелчку пальцев выключает меня из своей реальности.
– Сумка, – напоминает Кирилл и совсем немного приподнимает бровь.
А ведь он в самом деле всегда такой: безэмоциональный, холодный, сдержанный. Не просто так с легкой руки СМИ за ним прочно закрепилось прозвище Кир Бессердечный. У любого короля должен быть «титул», даже в нашем двадцать первом веке.
– Наверное, она возле кассы, – бормочу я и медленно, чтобы не выдать дрожь в коленях, иду из зала тематической литературы.
Если Ростов и идет за мной, то делает это бесшумно.
Не оглядывайся, Катя, это просто мужчина. Он живой, от него головокружительно пахнет обычным лосьоном после бритья, его рубашка наверняка от модного эксклюзивного бренда, но он – тоже смертный, а не небожитель.
Возле кассы нет никакой сумки, но я нахожу ее на соседнем столике, где разложены книги «карманного» формата: в мягких обложках и с мелким шрифтом. Даже «Война и мир», при желании, поместится в женскую сумку. Припоминаю, что та женщина оставила свой клатч, когда доставала кошелек.
– Вот эта? – Протягиваю сумочку Ростову, хоть вопрос тоже в пустоту: сумки от Кристиана Диора в нашем городе носит далеко не каждая увлекающаяся чтением женщина.
Кирилл берет клатч, не глядя, но зато внимательно следит за тем, как я, чтобы куда-то пристроить руки, начинаю перекладывать книги с одной стопки на другую. И молчит. Просто смотрит, словно я какой-то экземпляр кунсткамеры.
В конце концов я не выдерживаю, поворачиваюсь и говорю:
– Магазин уже закрывается. Если вам что-то нужно, мы работаем и в воскресенье, с десяти до семнадцати.
– «Ты», – говорит Ростов.
– Что?
– Не люблю, когда мне «выкают» в неофициальной обстановке. Закрывай магазин, я подожду на улице.
И просто выходит, как будто ничего такого не произошло, и все это – в порядке вещей: приходить в магазин, хватать девушку, чуть не целовать ее, а потом делать два внушения в минуту, словно она маленькая и глупая, а он – большой и умный.
Правда, все так и есть. Мне двадцать, ему – тридцать три. И эти тринадцать лет разницы я потратила на то, чтобы закончить школу и поступить на литературный, а он – на приумножение семейного капитала. В его жизни наверняка совсем другие правила, и прямо сейчас даже розовые очки на глазах не мешают мне осознавать, что, возможно, будет лучше даже не пытаться их понять.
Но когда я ставлю магазин на сигнализацию и выхожу, Ростов все еще стоит на улице, хоть я намеренно немного тянула время, опасаясь, что он мне все же привиделся – и такого удара моя хрупкая психика просто не выдержит.
Я даже пискнуть не успеваю – он уже рядом: прячет от дождя под большой черной «тучей» зонта. И он снова слишком близко. Мои несчастные нервы натягиваются смертельно острыми струнами. Еще немного – и на мне можно будет сыграть «Каприс № 24» Паганини.
– У тебя есть аллергия на морепродукты? – Кирилл кладет ладонь мне на талию и уверенно подталкивает к машине. На этот раз это спортивная черная ракета, и я даже боюсь представить, что сяду внутрь добровольно.
– Не знаю, – честно отвечаю я.
– Ты не знаешь, на что у тебя аллергия? – Он распахивает дверь и легко, словно знает тайный код управления моим телом, усаживает меня на переднее сиденье.
– Я ела только рыбу – судака… кажется.
Моя голова просто отключается, когда я на него смотрю.
И ощущение полной незащищенности заставляет поежиться как от взгляда в «лицо» взведенного ружья.
– Мясо? – еще один странный вопрос без намека на эмоции.
– Мне нужно домой, – пытаюсь подсказать правильный вариант. Как вообще произошло, что я оказалась в машине незнакомца. Ладно, не то, чтобы совсем незнакомца, но человека, которого знаю только из статей и новостных роликов.
– Ужин, а потом я отвезу тебя домой, – возражает Ростов, передает мне сложенный зонт и легко захлопывает дверцу машины.
