Текст книги "Монахини и солдаты"

Автор книги: Айрис Мердок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

Он стал карабкаться на кручу, цепляясь за неровности скал, хватаясь пальцами за трещины. Восхождение не было опасным, однако становилось все труднее, к тому же мешала корзинка, пока он не оставил ее под низенькой лохматой смоковницей, которая могла послужить ориентиром на обратном пути. Лишь когда скала, по которой он полз, ушла из глаз, он понял, что достиг наконец верха. Тяжело дыша, он встал на самом гребне. И правда, перед ним внизу расстилалась другая земля. Вдалеке можно было различить залитую солнцем равнину с возделанными полями, а за ней горы, настоящие синие горы, много выше его «холмиков». Близ него, как бы гофрированные, скалы уходили вниз неглубокими складками и ущельями, которые уже заполнились сумраком. Однако прямо под собой Тим увидел нечто, что приковало его взгляд. Там, у самого подножия скал, на которых он стоял, и куда, казалось, легко было спуститься по природной лестнице из камней и по зеленому травяному склону, блестела река. Она была неширока, но даже оттуда, где он находился, Тим видел веселую игру ее обильных вод. С восторженным криком он начал спускаться, и вскоре его слух и зрение были вознаграждены. Отчетливо стал слышен шум воды и отдаленный гул, который мог означать водопад где-то впереди; и тут Тим осознал, что, не считая песни цикад внизу среди деревьев и редкого скорбного крика птицы, это был единственный за целый день звук, которым его удостоила безмолвная, сонная от жары природа.

Спуск занял больше времени, чем он ожидал: пришлось обходить глубокий овраг, заросший самшитом и ежевикой, но в конце концов, снова обливаясь потом и тяжело дыша, он преодолел последние метры до покрытого травой берега и остановился у кромки воды. Он сразу понял, что этот сверкающий стремительный поток не река, а канал. Прямой как стрела, он прорезал пейзаж, начинаясь от подножия скал невдалеке, и терялся в дымке молодого сосняка впереди. Какое чудо, что на этой сухой земле драгоценная влага не пропадала втуне, а радовалась собственному бытию природной стихии! Там, где он стоял, берег был крутым, ровным и покрыт травой, вода – мутная, словно подкрашенная мелом. Она бурлила, образуя быстро исчезающие неглубокие пенные водовороты, бесконечно притягательная для потного усталого человека. Вокруг, разумеется, ни души. Тим сбросил рюкзак, разделся догола. Сел на свежую прохладную ярко-зеленую траву берега у самой кромки и соскользнул в мчащийся поток.

Водяной демон мгновенно подхватил его. Было такое ощущение, будто крепкие легкие серые руки стиснули его талию, приподняли и понесли вперед, крутя, окуная с головой. Поток был очень холодным. Словно из окна движущегося поезда, он видел проносящиеся мимо берега, покрытые травой, потом внезапно нырнул в тень сосен. О том, чтобы пробовать плыть, не могло быть и речи, всякая такая попытка подавлялась в зародыше. Сила течения прижала его руки к телу, словно водяной демон превратил его в простую палку, которую вертел и крутил как хотел. Он пробовал колотить ногами, удерживать голову над водой, но при такой скорости течения это было бесполезно. До дна было не достать. Отплевываясь, Тим наткнулся на что-то, ухватился обеими руками, и его резко дернуло, закружило на месте, швыряя о крутой берег, под воздействием объединенной силы мчащейся воды и упругой сосновой ветви, низко свесившейся над потоком. Ветка обломилась, но в следующее мгновение Тим уже держался за густую колючую акацию. Его подняло горизонтально берегу и тащило дальше, но он не отпускал ее ветвей. Он сражался с течением, чувствуя коленями подводную траву. Постепенно силы вернулись к нему, и с огромным облегчением он почувствовал под ногой каменистое дно. Так он некоторое время висел, частично высунувшись из воды, хватая ртом воздух, отдыхая. Потом ему удалось подтянуться, держась за акацию и хватаясь за пряди свисавшей крепкой травы. Берег был не слишком крутой, под ногами – песчаная опора. Он поднялся до уровня земли и в изнеможении упал грудью на траву; снизу его обдавали брызги, ладони кровоточили от колючек акации, ноги болели от ударов о камни.

Он продрог от пребывания в холодной воде и чувствовал тепло крови, струившейся по ладоням; мало-помалу солнце согрело его, и он встал. Казалось, он пробыл в воде долго, но, не пройдя и сотни ярдов, он увидел сквозь ветки сосен свою одежду и рюкзак, к счастью, на том же берегу канала, на который выбрался. Он зашагал назад, ощупывая себя, все ли цело. К тому моменту, как он начал одеваться, солнце успело обсушить его. Он с удивлением смотрел на бурный серый поток, мчавшийся по своему глубокому узкому руслу. Теперь он видел, сколь невероятно тот опасен. Взвалив на плечо рюкзак, Тим прошел вдоль берега, миновал сосны, и то, что он увидел впереди, ужаснуло его. Канал внезапно поворачивал направо и еще более сужался, стиснутый красивыми стенами из ровно обтесанного серого камня, по верху которых шла ровная, как тротуар, дорожка. Тим подошел к краю и заглянул вниз. Вода тут убыстряла свой бег, бурля, оглушая, вздымая высокую волну в месте поворота. А затем он испытал потрясение, глядя с похолодевшим сердцем и тем чувством собственной смертности, которое посещает нас редко и тут же забывается, на представшую ему картину. Вода обрушивалась вниз в узкую каменную пропасть. Еще ниже она в исступлении вырывалась на свободу и, неожиданно став гладкой, как стекло, текла по длинному каменистому склону водосброса, покрытому зеленой слизью. У подножия склона она вновь вскипала белым пенистым хаосом, устремляясь в черную дыру подземного туннеля. Туннель находился чуть ниже уровня воды, и поток вынужден был опускаться и тесниться, прорываясь в него. И так, с ревом и бессвязным грохотом, поток скрывался в черной глубине, бесследно исчезая с залитой солнцем земли. Тим содрогнулся. Ему захотелось побыстрее вернуться домой.

В долине были уже сумерки, когда наконец он неожиданно увидел внизу знакомые извивы ручья среди деревьев и красную черепичную крышу дома. Он, конечно же, заблудился на обратном пути. Забыл о корзинке и смоковнице, которая должна была служить ориентиром. Скалы при свете садящегося солнца казались плоскими, трещины сгладились, став похожими на прожилки мрамора. Было трудно различать рельеф и судить о расстоянии. Один раз пришлось продираться сквозь густую дубовую поросль, которой он раньше не видел. Он спустился, а потом обнаружил, что надо вновь подниматься.

Он устал, но, когда оставил канал позади, забыл о страхах, которые доставило ему его приключение. То, что он с трудом избежал смерти, возбуждало его. Если бы водяной демон протащил его еще немного дальше, он беспомощно соскользнул бы по тому зеркальному склону, и его засосало бы в черную бурлящую дыру. Тела никогда бы не нашли, даже рюкзак могли не заметить несколько недель. Он представил приезд Дейзи, ее раздражение, озадаченность, потом тревогу. Ну, для него это было бы концом всех неприятностей, а для Дейзи, возможно, лучшим выходом из положения. Всем остальным, подумал он с грустью, было бы наплевать. На Ибери-стрит было бы отпущено немало шуточек по поводу того, что Тим Рид таинственно исчез где-то во Франции.

Увидев знакомую долину, Тим почувствовал облегчение. Он принялся спускаться со скал к винограднику. Ощутив наконец после жесткого камня мягкую вспаханную землю под ногами, он остановился передохнуть. Дом отчетливо виднелся внизу. И тут его вновь охватил страх.

Показалось, что на террасе кто-то стоит. В усталых глазах все расплывалось. Он на мгновенье зажмурился, потом посмотрел снова. Тень на террасе двигалась. Явно какой-то человек. В воображении Тима, измученном сегодняшними опасностями, всплыли истории о бродягах-головорезах и туристах, убитых в уединенных домах. Подобные страхи постоянно посещали его с наступлением темноты. Первым его порывом было просто спрятаться. Он осторожно двинулся вперед, держась за рядами виноградных кустов, пригнувшись и пристально вглядываясь сквозь их молодую листву в досадно темную и нечеткую фигуру внизу. Старательно щурился и тер глаза, но это мало помогало. Прокравшись немного вперед, присел на открытом месте, продолжая смотреть на террасу. Отсюда, с удивлением и ничего не понимая, он разглядел, что таинственная фигура – женская.

Но кто бы это мог быть? В конце концов, на свете полно женщин-террористок, еще похлеще мужчин. Вдруг они использовали этот обычно пустующий дом как свое убежище? Или это Дейзи, которая приехала раньше времени, сдав свою квартирку быстрее, чем рассчитывала? Неясная фигура, снова принявшаяся расхаживать по террасе, отнюдь не напоминала Дейзи. Однако было в ней что-то смутно знакомое. В какой-то момент Тим с ужасом подумал, что она похожа на Анну Кевидж. Но тут же и с таким же смятением понял, что женщина на террасе – Гертруда.

Гертруда, когда начало темнеть, а никто не появлялся, тоже заволновалась. Пустой дом, затянувшееся отсутствие Тима – все это вселяло дурное предчувствие. А когда наконец, глядя вниз на склон холма, она увидела человека, появившегося от ив и начавшего подниматься через оливковую рощу к дому, ее охватил настоящий ужас, пока она не узнала приветливо машущего Тима и не услышала его голос.

Гертруда была не в состоянии жить в Лондоне. Дом на Ибери-стрит напоминал о былых страданиях. А потом Анна объявила, что хочет на время уехать, чтобы побыть одной. Разумеется, она вернется, но сейчас должна недолго пожить в одиночестве, пусть это будет хотя бы гостиница в Пимлико. Гертруда подумала, что Анна, возможно, ожидает, что она предложит уединиться в «Высоких ивах», но она ничего не говорила ей ни о доме во Франции, ни о том, что сейчас там живет Тим. Больше того, она никому не рассказывала о свой оригинальной придумке, как помочь Тиму, стесняясь упоминать об этом. Другие могли подумать, что Тим «навязался» ей. Возможно, это вообще была неудачная идея. Гертруда позвонила Стэнли, и в конце концов Анна вернулась в его загородный дом в Камбрии. После этого Гертруда почувствовала, что должна покинуть Лондон. Без Анны оставаться в квартире было невыносимо. Не было никого, с кем она захотела бы разделить свое одиночество, хотя Джанет приглашала пожить у нее, а потом и Розалинда. Когда Манфред предложил отправиться с ним и миссис Маунт в автомобильное путешествие по Европе, она от отчаяния согласилась. Конечным пунктом поездки была квартира Манфреда в Риме, но план состоял в том, что они поедут не спеша и Гертруда вольна будет покинуть их, когда пожелает.

Гертруде не очень хотелось оставаться наедине с Манфредом, которого почему-то немного стеснялась, но, когда они отправились в путь, выяснилось, что больше всего ее раздражает компания миссис Маунт. Манфред был неизменно обходителен с немолодой дамой, но Гертруде хотелось бы не такого (Манфред тактично помалкивал) чичероне. Как только они оказались во Франции и покатили на юг, у нее возникло желание заехать в «Высокие ивы», чтобы узнать худшее, увидеть худшее: выдержит ли она встречу с призраком Гая уже не в Лондоне, а в другом месте, где они были так счастливы. Ей хотелось покончить с этим раз навсегда и решиться наконец продать дом. Она не могла поручить сделку Тиму, необходимо было сделать это, сейчас или позже, самой. Присутствие Тима в столь непростой момент было не слишком большой помехой. Тим мало что значил для нее, так, безобидный, слабый человек. В любом случае в доме его не будет, уйдет рисовать на весь день. Ни он не будет обращать внимание на нее, ни она на него. Она задержится в «Высоких ивах» на несколько дней, возможно, договорится с местными властями о продаже дома и вернется в Лондон. А там недолго останется ждать возвращения Анны, пока же она поживет со Стэнли и Джанет, они неоднократно часто приглашали ее, их детей она очень любит, особенно Неда.

Гертруда ничего не говорила о Тиме ни Манфреду, ни миссис Маунт и не позволила подъехать близко к дому. (Сказала, что ключ у нее есть, на самом деле не было, но Тим, по счастью, оставил дверь незапертой.) Убедила их, что должна пойти туда одна, так будет лучше. Они протестовали, но все же высадили ее у дорожки к дому, и она с облегчением услышала, как замирает вдали шум большой машины.

Первой мыслью Тима, когда он увидел на террасе Гертруду, было: «Черт, Гертруда, прощай покой, она все испортит, и что ее принесло сюда? Интересно, с кем она? Надеюсь, они не останутся надолго». Потом он подумал: «Боже! Дейзи! Она скоро приедет, если не удастся как-то предупредить ее».

Он поднялся по ступеням на террасу.

– Тим, как я рада видеть тебя! А я уж было испугалась, что тебя нет. Думала, ты не вернешься, что с тобой что-то случилось…

Гертруда и впрямь казалась обрадованной, что удивило Тима. Он сказал:

– Да, чуть было не случилось…

Гертруда продолжала:

– Извини, что появилась без предупреждения…

– Ничего, пустяки…

Вдруг захотелось приехать и избавиться от этого дома.

– Кто здесь еще, кто привез вас?

Они говорили одновременно.

– Манфред и миссис Маунт, они подвезли меня, – ответила Гертруда. – Они отправились дальше, в Италию. Еще раз извини за неожиданное вторжение.

– Но я очень рад…

– Я не надолго. Нужно поговорить с людьми в деревне насчет продажи дома. Я не помешаю тебе рисовать?

– Нет… конечно нет…

– Надеюсь, ты уже что-то сделал. Надеюсь, тебе здесь понравилось.

– Очень понравилось.

– Пойдем в дом, а то становится прохладно. Какое облегчение, что ты пришел, я боялась, с тобой что-нибудь случилось.

– Вполне могло…

Гертруда прошла в гостиную и включила свет. Пока они разговаривали на веранде, успело окончательно стемнеть. Тим вошел следом, закрыл окна на задвижку и опустил шторы. Гостиная выглядела иначе, чем когда он уходил утром.

Это была большая квадратная комната, на двух побеленных стенах которой узором живого ковра бегали или сидели мохнатые многоножки, а иногда появлялись и ящерицы. Стена, в которой располагался камин, была оставлена как есть, являя взору натуральный серый камень. Мебель была простая, большей частью из тростника, со множеством цветастых подушечек, которые Гертруда с любовью шила долгими зимними вечерами в Лондоне. Был еще превосходный деревянный стол, обработанный золотистой олифой, – произведение местных мастеров, и такой же буфет, на котором стоял поднос с пустой бутылкой из-под джина и стакан. (Все это Гертруда убрала.) На стене висела единственная картина, репродукция Мунка с тремя встревоженными девушками на мосту, [94]94
  …репродукция Мунка с тремя встревоженными девушками на мосту… – Имеется в виду картина «Девушка на мосту» (1901) Эдварда Мунка (1863–1944) – норвежского художника, символиста и основоположника экспрессионизма, чьи произведения отличает острая выразительность.


[Закрыть]которую много лет назад Джанет Опеншоу (очень любившая живопись) подарила Гаю и Гертруде на Рождество.

Тим, который все эти дни ел на кухне, с удивлением увидел, что на столе появилась красная скатерть и он был аккуратно накрыт для обеда на двоих. Даже салфетки не забыты. Сколько лет никто не накрывал стол ради него! Будто феи прилетали.

– Гертруда! Вы накрыли стол!

– Надеюсь, ты не возражаешь против скатерти. Мы… мы всегда стелили ее, чтобы не оставлять винных пятен на столе. Полагаю… теперь это не имеет особого значения…

Хотелось верить, что она не заметила ни следов от бутылки на кухонном столе, которые он не позаботился стереть, ни беспорядка, в котором оставил все, уходя утром.

– Тим, ты порезал руку!

– Да, схватился за колючий куст…

– Наверху есть аптечка.

– Знаю. Пойду перевяжу. Через минуту вернусь.

Он выскользнул из гостиной, заглянул на кухню, где, как он боялся, все уже было убрано, а стол чисто вымыт. (Обычно он был аккуратен и теперь сожалел, что подпортил свою репутацию.) Он взбежал наверх, обратив внимание на чемодан Гертруды в большой спальне. Что же ему делать с Дейзи? Можно ли полагаться на то, что Гертруда уедет раньше, чем она появится? Неожиданная встреча обеих женщин обернется для него настоящей катастрофой.

– Ты ел что-нибудь днем? – крикнула Гертруда снизу.

– Перехватил…

– Я готовлю спагетти, тебя устроит?

– Прекрасно!

Тим ополоснул лицо, вымыл руки. Ладони снова стали кровоточить, и он залепил царапины пластырем. Подумав, переменил рубашку. Надел пиджак. Вечер был прохладный. Галстуков он не привез. Причесался. Ну и подлец он! Немного смущаясь, спустился вниз.

Гертруда тоже казалась смущенной. Она поставила на стол бутылку вина и кувшин с водой, кроме этого, были хлеб, масло, сыр и яблоки. Она только что разложила по тарелкам спагетти, щедро политые оливковым маслом и томатным соусом с базиликом. Еще она сделала салат из зеленого перца (Тим купил его в деревне).

При виде отличной еды и вина Тим воспрял. Он просиял, но потом пришлось напомнить себе, какую печаль должна испытывать Гертруда. Посерьезнев, он дождался, пока она сядет, и сел сам.

– Немного вина, Гертруда? Когда вы приехали?

– Сразу после ланча. Я неожиданно испугалась, потому что никогда не была здесь раньше одна, ни единого часа. А тут очень необычно.

– И я так думаю… я нашел… такие чудесные места… но вы, конечно, и сами знаете.

– Оливковая роща нам не принадлежит. Гай всегда беспокоился, поскольку за ней нет надлежащего ухода. Здесь столько пьяниц…

– Но она все равно красива… и скалы…

– Так что ты нашел?

Тиму внезапно расхотелось рассказывать Гертруде о «лике». И он ответил:

– Канал, в котором вода несется со скоростью ста миль в час.

– Это очень опасно.

– Да, я там едва не утонул!

– Ты хочешь сказать, что полез в него?

– Хотелось искупаться, а в итоге едва уцелел!

– Тим, впредь ты не должен этого делать, обещай мне.

– С удовольствием.

– Несколько человек утонули там, глупые туристы, конечно.

– Согласен, я глупый турист. Но какая там красота!

– Надеюсь, ты рисовал.

– Еще бы, как сумасшедший. Я весь во власти вдохновения, но показать пока нечего, только наброски. Это место – рай. Так сказать, опасный рай, но, возможно, и в небесном раю опасно.

– Я не буду докучать тебе. Рада, что для тебя здесь рай.

Тим покраснел и опустил глаза. Он понял, как рад видеть Гертруду в роли человека, которому он мог рассказать, как прошел день. Он снова забыл, как, должно быть, тяжело Гертруде оказаться после смерти Гая в этом доме, с которым тоже предстоит расстаться. Но говорить об этом с Гертрудой было невозможно. Он смущенно, обеспокоенно, виновато взглянул на нее, подыскивая слова, чтобы выразить вежливое сочувствие, и увидел, что она смотрит на него. Гертруда тут же отвернулась.

Она ясно почувствовала, что выдала свои переживания, и бодрым голосом спросила:

– Ты нашел фонтан мха?

– Фонтан мха?.. Кажется, нет…

– Ты бы понял, если увидел его. Завтра покажу его тебе. Хотя бы… скажу, где найти его.

– Буду… рад… – пробормотал Тим. Разговор начал топтаться на месте.

– Что-то прохладно, – сказала Гертруда. Она поднялась и набросила на плечи кардиган.

Как она постарела, подумал Тим с сердитой жалостью. Ее буйные каштановые волосы были подстрижены, и спереди в них, кажется, проглядывала седина. В уголках чувственных, кривящихся губ легли тонкие складки. На лбу, над одним глазом упорно не желала разглаживаться морщинка. Глаза слегка покраснели. Она плакала, подумал Тим, все время плакала, пока меня не было. Тим расстроился, удивился, немного встревожился. Это было все равно что застать мать плачущей. М-да, как часто он заставал свою мать плачущей и как редко пытался успокоить ее. Он чувствовал себя обескураженным, обиженным, брошенным, одиноким.

– Если я чем-то могу помочь… – сказал он.

– Нет-нет… спасибо…

– В конце концов, я ведь тут вроде охранника! И… мм… Гертруда… долго вы думаете здесь оставаться?

– Недолго… наверное, два-три дня… не хочу мешать тебе.

Не стоит рисковать, думал Тим. Надо предупредить Дейзи, чтобы подождала приезжать. Но как это сделать? Придется завтра улизнуть от Гертруды и отправить телеграмму.

НЕОЖИДАННАЯ ЗАГВОЗДКА НЕ ОТВЕЧАЙ ПОКА НЕ ПРИЕЗЖАЙ ЖДИ ПИСЬМА ТЧК.

Такую телеграмму отправил Тим на другой день после появления Гертруды. Шел уже третий день, как она жила в доме.

Отправить телеграмму оказалось очень легко. Тим с Гертрудой съездили на велосипедах в деревню. Ехать с ней было странно и приятно. В деревне она направилась к агенту, поговорить о доме, а он – за покупками и незаметно заскочил на почту. Кроме телеграммы он написал и отправил обещанное письмо. Вот его текст:

Дорогая, такая досада, ты не поверишь: нежданно-негаданно нагрянула Гертруда с Манфредом и миссис Маунт! Я просто вне себя! А как мне было здесь хорошо, вот только тебя не хватало! Моя дорогая, здесь просто божественно, тебе понравится, хотя тут настоящее лягушачье царство. Никогда не бывает рядом того, кого хочется видеть! Дом забит жратвой и выпивкой, а в соседней деревне есть все, что нужно, и задешево. Что до незваных гостей, не беспокойся, Гертруда заехала, просто чтобы договориться о продаже дома, а потом они уедут в Италию. Она не вернется. Говорит, что хочет избавиться от дома, поскольку он ей теперь не в радость и она больше не желает видеть его. Мне предстоит проследить, чтобы сделка благополучно совершилась, я уже виделся с агентом и все такое, он говорит по-английски. Как только они уедут, можешь приезжать! Я пошлю тебе телеграмму, когда все прояснится, а пока потерпи. Интересно, сдала ты квартиру? Очень надеюсь, что ты питаешься как следует, дорогая, как ты только управляешься там без меня? Не пиши, а то вдруг эта шайка задержится на лишние день или два. Я предупрежу.

С любовью к моей дорогой далекой Дейзи от ее голубоглазого дружка,

Т.

Тим, за последние годы редко расстававшийся с Дейзи, почти никогда не писал ей и теперь подумал, что совсем разучился это делать. Да и не любитель он был писать письма. Пришлось изрядно попотеть вчера вечером, и, когда он закончил, письмо показалось ему несколько вымученным. Не беда! Скоро Дейзи будет здесь. О Манфреде и миссис Маунт он солгал так естественно, что и сам не заметил. (В конце концов, это было почти правдой.) Не хотелось, чтобы Дейзи подумала, что он тут один с Гертрудой, не то разозлится, как обычно.

Гертруда в первое утро, после вылазки Тима на почту, представила его агенту, который своим старательным английским помог Тиму скрыть незнание французского (момент был неприятный). С тех пор Тим больше не сопровождал Гертруду в деревню. Он уходил рано, беря ланч с собой (Гертруда, казалось, этого и ждала), и возвращался с наступлением сумерек, заставая ее, как в первый вечер, на веранде, а в гостиной – накрытый стол. Он работал с наслаждением, однако меньшим, чем когда был один, и не столь сосредоточенно. Но зато обнаружил, что ему стало легче общаться с Гертрудой, несомненно еще и потому, что мало видел ее. Совместные трапезы доставляли удовольствие, они болтали, рассказывая друг другу разные банальные случаи, приключавшиеся с ними. Гертруда интересовалась, как идет работа, но не просила показать что-нибудь из сделанного. Она бывала рассеянной, но не угрюмой, обретя с ним прежнюю свою живость. Как бы ни было ей горько, она этого не показывала, и скорбь, вернувшаяся здесь, оставалась скрытой в глубине души. Она стала даже еще сдержаннее, чем в начале их жизни вместе «на необитаемом острове». Тим чувствовал облегчение и вместе с тем разочарование. Гертруда решила держать его на расстоянии, не позволять помогать ей. Тим не представлял, чем бы он мог помочь в подобных трагических обстоятельствах, причем человеку, которого знал так мало, и тем не менее он чувствовал сожаление, что к нему не взывают о помощи. Он сидел ночью на кровати, обхватив колени, и слушал, как она ходит из угла в угол в своей спальне, а однажды до него донесся ее тихий стон.

Было утро, возможно, последнего дня перед отъездом Гертруды; она говорила, уладив дела с агентом, что завтра уедет. Это утро было особым, поскольку Гертруда пообещала пойти с Тимом к месту, где он рисовал, и по дороге показать ему «фонтан мха». После появления Гертруды Тим не возвращался ни к кристальной чаше озерца, ни к «лику». Отложил на потом, когда она уедет. Не возвращался он и к каналу. Это он тоже сделает позже. А пока она была здесь, он шел в противоположном направлении, где уже побывал однажды: переправясь по деревянному мостику, свернул налево от тополей и зашагал вдоль ручья по целине, пока не открылась возможность, продравшись сквозь заросли утесника и самшита, подняться на скалы, правда, вдалеке от места его первых открытий. Здесь были свои чудеса: скалы в розовых пятнах, словно раскрашенные, высокое, заросшее травой плато, узкое, примерно в полмили длиной, целиком окруженное гладкими каменными стенами. В траве желтели маленькие крапчатые ирисы, и там же Тим заметил богомолов. В просвете между скалами виднелись, совсем близко, зеленые террасы внизу, оливы, розовые фермы, поля. Тим быстро повернул назад. Царство скал, которое казалось бесконечным, на самом деле было небольшим, но он не хотел этого знать. Поставил стульчик на траве, достал пастель и попытался передать сочетание тусклых серо-голубых скал и слепящей синевы неба.

Туда-то, в это место Тим намерен был непременно отправиться этим ранним солнечным утром, но прежде предстояло пойти с Гертрудой к «фонтану мха», который, по ее словам, был совсем рядом. Они перешли ручей, миновали тополиную аллею и виноградник, и тут Гертруда свернула на узкую тропу. Тим очень надеялся, что «фонтан мха» находится в другой стороне. Не хотелось ему даже близко проходить от «лика». Но возможно, фонтан расположен, не доходя до него. Так и оказалось. Через несколько минут Гертруда сошла с тропы и повела его вверх к небольшой круглой впадине, затененной деревьями, куда они и спустились по гладкому склону; трава здесь была ярко-зеленой, а земля под ногами влажной. В конце впадины, перед вновь поднимающимися скалами Тим увидел невысокий зеленый столб, похожий на памятник. Приблизясь, он понял, что это одинокая скала футов трех высотой, целиком покрытая красивым густым цветущим мхом, влажным, словно из него сочилась вода. Он прикоснулся к нему ладонью и ощутил прохладу мягкого влажного мха, жесткий холодный мокрый камень скалы и в изумлении обернулся к Гертруде.

– Откуда тут вода?

– Не знаю, похоже, она сочится с самой верхушки и струится вниз.

– А если у подножия находится родник, может мох поднимать всю эту воду вверх?

Тим завороженно смотрел на ярко-зеленый столп, затем обошел его вокруг, нежно гладя рукой.

– Ваши холмы полны чудес.

– Тут есть и более удивительные вещи.

Гертруда пошла обратно вверх по склону. Она была в легких парусиновых туфлях и белых носках, и ее округлые икры, успевшие покрыться легким загаром, были как у девушки. Тим, следуя за ней, видел под подолом голубого платья проблеск белой нижней юбки. Она дождалась его наверху и повела его обратно к тропе. Там, вместо того чтобы отправиться к дому, она, ни слова не говоря, стала подниматься по тропе дальше. На поворотах он видел ее профиль и печальный, отрешенный взгляд, словно она забыла о его существовании.

– Что это за птица?

– Славка-черноголовка. Гаю были известны названия всех птиц.

Вновь воцарилось молчание. Нет, не совсем. Внизу отчаянно стрекотали цикады, в воздухе звенела их сухая нескончаемая, неразборчивая песня. Становилось жарко. Струйки пота бежали по щекам Тима. Рубашка под рюкзаком была насквозь мокрая. Он надеялся, что Гертруда идет не к «лику». Этого ему не хотелось. Но она уже дошла до расщелины и исчезла в проходе. Тим проследовал за ней.

Когда они очутились на лужайке, не перед самим огромным утесом, но в виду его, Гертруда посмотрела на Тима. Это было как вопрос.

И он ответил:

– Да, я был здесь.

Гертруда отвернулась и чуть ли не сумрачно посмотрела на утес. Смахнула со лба капельки пота. Тим подумал, не хочет ли она остаться одна, но спросить не решался. Он смотрел на нее.

– Гай любил бывать здесь.

– Мне уйти?

– Я должна посетить его места, чтобы попрощаться. Прости, пожалуйста…

– Так уйти?.. – И тут до Тима дошло, что он неправильно понял ее последние слова. Гертруда развязывала шнурки туфель и снимала носки.

– …я хочу искупаться, поплавать, – договорила Гертруда и пошла босиком к озерцу, неся в руках туфли и носки.

«Боже, она собирается купаться там!»

Он крикнул ей вслед:

– Да-да, конечно, я подожду снаружи, за…

Гертруда подходила к воде, когда Тим пробрался назад через проход. Он сделал несколько шагов по тропе и нашел место, где скалы образовывали неровную площадку с неглубокими трещинами, заросшими мхом и камнеломкой. Сбросил рюкзак, который, казалось, стал неподъемным.

Потом он услышал в звонкой от пения цикад тишине плеск. Ему подумалось, что если она искупается в той воде, то станет богиней или же докажет, что уже богиня.

Он сел, потом вытянулся на каменном ложе и положил рюкзак под голову. Скала под ним была теплой. Палило солнце. И незаметно для самого себя он уснул.

Когда он проснулся, Гертруда сидела рядом, зашнуровывая туфли. Она мельком улыбнулась ему, прошлась пальцами по мокрым волосам, зачесывая их назад, и, прищурясь, посмотрела на солнце. Платье облепило ее еще мокрые ноги. Потом сказала:

– Пловчиха я никудышная, но там неглубоко, разве только на середине.

Тим сел. Вода, наверное, сейчас взбаламучена, понемногу успокаивается. Или уже успокоилась, вновь вернула свой таинственный ритм и сияет, как зеркало?

– Я заснул; долго я спал?

– Нет, я только что пришла.

– Мне приснился странный сон, но не могу вспомнить его. – Сон был дивный, подумал он, но о чем? – Как глупо, что я задремал.

– Давай пойдем дальше, – сказала Гертруда. Ей в голову не пришло, что Тим тоже может захотеть искупаться.

Он взвалил на спину рюкзак и пошел за ней вверх по тропе, а когда тропа исчезла, полез по скалам. Казалось, все очарование этих мест пропало. Прежде они двигались легко. Теперь же неловко скользили на камнях, теряли равновесие, оступались. Тима мучила жажда. В рюкзаке у него были вода и шляпа от солнца, но он не мог остановиться. Он, спотыкаясь, следовал за Гертрудой, утирая пот, заливавший глаза. Она же карабкалась с лихорадочной торопливостью. Он слышал, как она тяжело дышит, почти всхлипывает от напряжения чуть впереди него. Наконец она остановилась на вершине, и, присоединившись к ней, он увидел внизу сверкающую стрелу мчащегося канала.

Гертруда взглянула на него, потом показала вниз и принялась спускаться, медленно и все еще тяжело дыша. Скоро они услышали глухой рев воды, а потом низкий гул водопада. Он догнал ее там, где начиналась трава, и они вместе спустились на берег канала.

Тиму хотелось сесть, отдохнуть. Вода пугала. Что, если Гертруда упадет в канал, что, если она бросится в него? Не для того ли она так спешила сюда? Она направилась вдоль берега, миновала сосняк, и Тим, следуя за ней, увидел каменные стены и мчавшийся между ними пенистый поворачивающий поток. Гертруда шла по верху стены, где камень был стесан, образуя парапет. Развязавшийся шнурок одной туфли волочился по самому краю. Канал резко оборвался вниз, перешел в покрытый зеленой тиной склон, по которому ровным слоем скользила вода, потом вскипал сверкающей белой пеной и исчезал в туннеле. Сколь ужасно и страшно это место и одновременно сколь прекрасно, какая всецело и величественно бездушная мощь. С ума сойдешь оттого, что при такой жаре нельзя искупаться в этой смертоносной, мучительно соблазнительной воде. Он сел на край парапета и свесил ноги вниз.