Текст книги "Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней"
Автор книги: Айра Левин
Соавторы: Джон Томпсон,Этьен Годар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Его нет в «Бенджамине Франклине»? Фрейлейн Циммер была удивлена, но не обеспокоена. Она позвонит в Маннгейм и постарается что-то выяснить. Может, герр Кохлер постарается обзвонить другие отели, хотя она не могла представить, зачем мистеру Либерману останавливаться в каком-то другом месте. Вне всякого сомнения, он скоро созвонится с ней; он всегда так поступает, когда у него меняются планы. {Всегда!). Да, она даст знать герру Кохлеру, как только у нее появится какая-то информация. Я в «Кенилуорте», милая барышня; в «Бенджамине Франклине» не оказалось мест, когда он туда обратился. Но там, конечно, держат номер для герра Либермана.
К тому времени, когда он снова услышал ее голос, ему удалось обзвонить чуть ли не тридцать отелей и шесть раз он звонил в «Бенджамин Франклин».
Либерман, как и предполагалось, вылетел во вторник из Франкфурта; то есть, он или в Вашингтоне, или же сделал какую-то остановку на пути в Нью-Йорк.
– Где он там обычно останавливается?
– Случается, в отеле «Эдисон», но обычно у друзей или помощников. Их там у него очень много. Вы же знаете, что в этом городе живет много евреев.
– Знаю.
– Не волнуйтесь, герр Кохлер. Я не сомневаюсь, что скоро услышу его голос и сразу же передам ему, что вы его ждете. На всякий случай, я останусь тут допоздна.
Он позвонил в «Эдисон» в Нью-Йорке, обзвонил все гостиницы в Вашингтоне и каждые полчаса звонил в «Бенджамин Франклин»; пару раз, не обращая внимания на моросящий дождь, перебирался туда, дабы убедиться, что его одежда и вещи по-прежнему находятся в номере с табличкой на дверной ручке «Просьба не беспокоить».
Ночь он провел в Кенилуорте. Точнее, он пытался уснуть. Напряжение не покидало его. Он думал о пистолете в ночном столике. В самом ли деле ему удастся убить Либермана и всех других (осталось семьдесят семь человек!) прежде, чем его выследят и убьют самого? Или, что еще хуже, схватят и ему придется на всеобщий позор предстать перед этим ужасающим судилищем, что пришлось вынести беднягам Штанглю и Эйхману? Почему бы не положить конец этой борьбе, планам, замыслам и тревогам?
В час ночи он проснулся, включил телевизор и понял, что видит посланное ему свыше знамение, вселившее в него непоколебимую надежду – в ночном показе шел потрясающий фильм о фюрере и генерале фон Бломбер-ге, наблюдающими за армадами Люфтваффе; приглушив звук омерзительных комментариев на английском, он смотрел на изображения на старой зернистой пленке и у него мучительно и сладко сжималось сердце…
Теперь спать.
В несколько минут девятого, в четверг утром, когда он только собирался снова связываться с Веной, раздался звонок:
– Алло?
– Это мистер Кохлер? – женщина, американка, явно не фрейлейн Циммер.
– Да.
– Здравствуйте, я Рута Фарб. Мы друзья Якова Либермана. Он остановился у нас в Нью-Йорке. И просил меня позвонить вам. Недавно он связывался со своим офисом в Вене и выяснил, что вы ждете его. Он будет в Вашингтоне сегодня вечером, около шести. Он был бы рад пообедать с вами. Как только он приедет, то будет сразу же звонить вам.
– Прекрасно! – сказал Менгеле, испытывая радость и облегчение.
– Будьте любезны, не можете ли сделать для него одолжение? Позвонить в отель «Бенджамин Франклин» и сказать, что он обязательно приедет?
– Да, с удовольствием! Вы в курсе дела, каким он прилетает рейсом?
– Он едет, а не летит. Он только что выехал. Поэтому вам звоню я, а не он. Он несколько торопится.
Менгеле нахмурился.
– Так он может прибыть значительно раньше шести, – сказал он. – Если он на машине.
– Нет, ему еще надо завернуть в Пенсильванию. Может, он будет даже несколько позже, но обязательно приедет и первым же делом позвонит вам.
Помолчав, Менгеле спросил:
– Никак, он собирается переговорить с Генри Уиллоком? В Нью-Провиденсе?
– Да, я как раз объясняла ему, как туда добраться. Яков, конечно же, с большим интересом ждет встречи с вами. Я чувствую, готовятся какие-то крупные события.
– Да, – сказал Менгеле. – Благодарю вас за звонок. Да, кстати, вы не знаете, во сколько должны встретиться Яков и Генри?
– К полудню.
– Благодарю вас. Всего хорошего.
Положив трубку, он посмотрел на часы и застыл в неподвижности с закрытыми глазами; открыв их, он тут же связался с портье и попросил подготовить ему счет за еду и телефонные разговоры.
Наклеить усы, надеть парик. Пистолет в кобуру. Пиджак, пальто, шляпа, взять портфель.
Перебежав улицу и очутившись в «Бенджамине Франклине», он остановился у стойки портье, чтобы оставить соответствующие инструкции, и тут же переместился к стойке, где оформляли прокат машин. Симпатичная молодая женщина в желто-черной форме ослепительно улыбнулась ему.
Ее улыбка потеряла лишь малую долю обаятельности, когда она узнала, что клиент – парагваец и не имеет кредитной карточки. Это означало, что оплата аренды должна быть наличными и авансом; примерно шестьдесят долларов, как она считает: сейчас она посчитает более точно. Он выложил банкноты, продемонстрировал свои права и сказал, чтобы машина была готова через десять минут, не позже, после чего поспешил к лифту.
В девять часов в белом «Форд-Пинто» он уже был на скоростной трассе, ведущей в сторону Балтиморы; впереди до горизонта лежало чистое синее небо. Пистолет под мышкой, нож в кармане пальто и Бог на его стороне*
Если он будет ехать с разрешенной скоростью в а пятьдесят пять миль в час, он успеет оказаться в Нью-Провиденсе примерно на час раньше Либермана,
Остальные машины медленно обходили его. О, эти американцы! Предел скорости пятьдесят пять миль в час, а они гонят на шестидесяти. Но, покачав головой, он позволил себе несколько прибавить скорости…
Он оказался в Нью-Провиденсе – скопление обветшавших домишек, магазин и одноэтажное кирпичное здание почты – в десять минут одиннадцатого, но ему еще предстояло самостоятельно найти Олд Бак-роуд, ни у кого не спрашивая, чтобы позже никто не мог описать полиции его и/или машину. Дорожная карта, которую он получил на заправке в Мэриленде, куда более подробная, чем атлас, уточнила, что городок по названию Бак находится к юго-западу от Нью-Провиденса; он двинулся в том направлении по выщербленной двухрядной дороге, которая тянулась среди опустевших на зиму фермерских полей; останавливаясь на каждом перекрестке, он вглядывался в поблекшие, но все еще четкие указатели. Порей мимо него проезжали случайные машины и грузовики.
Наконец он нашел Олд Бак-роуд, которая тянулась от трассы в обе стороны; повернув направо, он двинулся в сторону Нью-Провиденса, присматриваясь к надписям на почтовых ящиках. Он проехал «Грубера» и «С.Джонсона». Голые ветви без листьев сплетались над узкой дорогой. Навстречу ему попалась запряженная лошадью повозка. Приглашение покататься в экипажах он встречал на рекламных щитах вдоль главной дороги; обитавшие тут менонниты предлагали туристам местное развлечение. На козлах черного экипажа сидел темнобородый мужчина и женщина в темной накидке, которые, не отрывая глаз от дороги, смотрели прямо перед собой.
Дорога петляла между деревьями, и почтовые ящики, стоящие поодаль от дорожного полотна, попадались все реже. Пустынность местности была ему на руку: он может пустить в ход револьвер, не опасаясь, что его услышат.
«Г.Уиллок». В нижней части почтового ящика была красная табличка – грубые черные буквы на которой предостерегали (или приглашали?) «СТОРОЖЕВЫЕ СОБАКИ».
А вот это уже было плохо. Хотя и не так уж плохо, поскольку наличие сторожевых псов давало ему более убедительный повод обратиться к хозяину, чем выдумка о летнем турне для мальчиков, которую он собирался опять пустить в ход.
Он повернул направо, стараясь не выскочить из глубокой колеи, и грязная ухабистая дорога постепенно стала подниматься наверх между деревьями. Днище машины проскрежетало по камням; это будут проблемы мистера Херца. Хотя и его собственные, если машина выйдет из строя. Он сбросил скорость. И глянул на часы: 11.18.
Да, он смутно припомнил, что в списке американских пар была и та, которая упомянула в перечне своих интересов и занятий выращивание сторожевых псов. Без сомнения, речь шла об этих Уиллоках; теперь бывший тюремный надзиратель, вышедший в отставку, может всецело посвятить себя любимому занятию.
– Доброе утро» – громко сказал Менгеле. – Табличка внизу говорит, что тут есть сторожевые собаки, а такие псы – именно то, что мне надо.
Он поплотнее прижал пышные усы, получше пригладил парик на голове и посмотрел на себя в зеркальце; вернув его на место, он продолжал медленно вести машину вверх по дороге; засунув руку за отворот пальто и пиджака, он расстегнул клапан кобуры, чтобы без помех выхватить револьвер.
Свора собак оглушительным лаем встретила его на залитой солнцем лужайке, на которой двухэтажный дом – белые ставни, коричневая дранка на крыше – стоял под углом к нему; за ним в загоне, обнесенном высокой изгородью, лаяли и носились не меньше дюжины псов. Рядом с изгородью стоял высокий человек с седой головой, глядя на него.
Он выбрался на вымощенную камнем подъездную дорожку к дому и остановил автомобиль, предварительно развернув его. Поодаль от дома в гараже на две машины стоял красный пикап; вторая половина была пуста.
Распахнув дверцу, он вылез, потянулся и потер затылок, пока контрольное устройство свистом напоминало ему, что надо вытащить ключ зажигания. Под мышкой он ощущал надежную тяжесть оружия. Захлопнув дверцу, он остался стоять рядом с машиной, глядя на белое крыльцо у дома. Так вот где живет один из них! Может, где-то есть фотография мальчика! Каким счастьем было бы увидеть его лицо в четырнадцатилетием возрасте! Боже небесный, а что, если он сейчас не в школе? При этой мысли его пробрала дрожь волнения!
Седоволосый человек по дуге стал спускаться по склону холма, сопровождаемый огромным псом блестящей черной шерсти. На нем была плотная коричневая куртка, черные перчатки, коричневые брюки; он был высок и широкоплеч, а на красновато-коричневом лице застыло мрачное и недружелюбное выражение.
Менгеле улыбнулся.
– Доброе утро! – обратился он к хозяину. – Я тут…
– Вы Либерман? – низким горловым голосом спросил человек, подходящий ближе к нему.
Менгеле расплылся в широкой улыбке.
– Ja, да! – сказал он. – Да! Мистер Уиллок?
Человек остановился рядом с Менгеле и кивнул гривой серебряных волос. Пес, прекрасный образец иссине-черного добермана, зарычал на Менгеле, обнажая острые клыки. К его металлическому ошейнику с шипами был привязан кожаный ремень. На грубой коричневой куртке хозяина были видны следы клыков и когтей, сквозь которые порой торчала белая подкладка.
– Я приехал несколько раньше, – извинился Менгеле.
Глянув ему за спину, Уиллок осмотрел машину и в упор уставился на него прищуренными голубыми глазами под кустистыми седыми бровями. Его скулы в седоватой щетине были прорезаны морщинами.
– Заходите, – сказал он, мотнув головой в сторону дома. – Не буду скрывать, что вы чертовски заинтриговали меня.
Повернувшись, он возглавил шествие, придерживая за поводок черного добермана.
– Прекрасная собака, – из-за спины у него сказал Менгеле.
Уиллок поднялся на крыльцо. К белым дверям был приделан молоток в виде собачей головы.
– Ваш сын дома? – спросил Менгеле.
– Никого нет, – ответил Уиллок, открывая двери.
– Если не считать вот их. – Рядом с ним оказалось несколько доберманов, которые лизали и покусывали его перчатки, порыкивая на Менгеле. – Спокойнее, ребята, – сказал Уиллок. – Это друг. – Жестом он отослал остальных собак – те послушно подчинились – и вошел в дом в сопровождении того же пса, следовавшего по пятам за Менгеле. – Закрывайте двери.
Войдя, Менгеле прикрыл двери и остановился, наблюдая, как Уиллок сел на корточки среди сбежавшихся к нему доберманов, гладя их по головам и тиская вытянутые морды, пока они лизали его и тыкали носами.
– До чего они прекрасны, – сказал Менгеле.
– Это еще юнцы, – с удовольствием сказал Уиллок. – Зарпо и Зерро, как их назвал мой сын; я ему дал только первые буквы, а этот – старина Самсон – спокойнее, Сэм, – а вот это Майор. Ребята, это мистер Либерман. Друг. – Встав, он улыбнулся Менгеле, стягивая перчатки. – Теперь вы видите, почему я не наложил в штаны, когда вы сказали, что кто-то подбирается ко мне.
Менгеле кивнул,
– Да, – согласился он, глядя на двух доберманов, обнюхивавших его. – Такие собаки т– более чем отличная защита.
– Разорвут в клочья любого, кто хоть попробует косо взглянуть на меня, – Уиллок расстегнул куртку, под которой была красная рубашка. – Снимайте пальто, – предложил он, – И вешайте вот сюда.
Высокая вешалка с большими черными рожками стояла справа от Менгеле; в овальном зеркале было видно кресло и край обеденного стола в комнате напротив. Менгеле повесил шляпу и расстегнул пальто; глядя сверху вниз, он улыбнулся доберманам и затем Уиллоку, стаскивавшему куртку. За его спиной круто поднималась узкая лестница.
– Значит, вы тот самый, который поймал Эйхма-на, – Уиллок повесил куртку е истрепанными обшлагами.
– Поймали его израильтяне, – уточнил Менгеле, тоже снимая пальто. – Но я, конечно, помог им. Я обнаружил, где он скрывался в Аргентине.
– Получили какое-то вознаграждение?
– Нет, – Менгеле повесил пальто. – Я занимаюсь этим лишь из чувства справедливости, – сказал он. – Я ненавижу всех нацистов. Они достойны того, чтобы их выслеживать и уничтожать, как червей.
– Теперь надо опасаться не нацистов, а психов, – сказал Уиллок. – Заходите вот сюда.
Менгеле, одернув пиджак, последовал за Уилл оком в комнату справа. Два добермана сопровождали его, тыкаясь носами ему в ноги; двое других шли рядом с Уилло-ком. Комната оказалась уютной гостиной с белыми портьерами на окнах, каменным камином, а стена слева была увешана дипломами и грамотами и фотографиями в черных рамках.
– О, до чего внушительно, – сказал Менгеле, подходя к выставке наград и снимков. Но на всех были только доберманы —> и ни одной фотографии мальчика.
– Итак, почему же я понадобился нацистам?
Менгеле повернулся. Уиллок расположился на диванчике в викторианском стиле, стоящем между двумя передними окнами; высыпав табак из стеклянной табакерки на стол перед собой, он набивал короткую черную трубку. Положив иередние лапы на стол, за его действиями наблюдал доберман.
Еще один нес, покрупнее, лежал на круглом коврике между Менгеле и Уиллоком, спокойно, но с интересом глядя снизу вверх на Менгеле.
Остальные два добермана улеглась прямо на ногах Менгеле,
Уиллок поднял глаза на Менгеле и переспросил:
– Ну?
Улыбаясь, Менгеле сказал:
– Видите ли, мне очень трудно говорить в присутствии…
Жестом он показал на доберманов рядом с ним.
– Не беспокойтесь, – ответил Уиллок, не отрываясь от трубки. – Они вас не тронут, пока вы не тронете меня. Так что сидите себе и разговаривайте. Они к вам привыкнут.
Менгеле присел на скрипнувшую кожаную софу. Один из доберманов вспрыгнул на нее и стал крутиться прежде, чем устроиться поудобнее. Доберман, лежавший на коврике, встал, потянулся и подойдя, положил узкую голову на колени Менгеле между ног, обнюхивая его промежность.
– Самсон, – предостерегающе сказал Уиллок, раскуривая трубку.
Доберман убрал голову и сел на пол, не спуская с Менгеле глаз. Другой доберман у ног Менгеле поскреб задней лапой кольца металлического ошейника. Доберман на софе вытянулся рядом, глядя на того, что сидел у ног Менгеле.
Откашлявшись, гость сказал:
– Нацист, который должен явиться к вам – это сам доктор Менгеле. Скорее всего, он будет здесь…
– Доктор? – спросил Уиллок, продолжая раскуривать трубку.
– Да, – ответил Менгеле. – Доктор Менгеле. Мистер Уиллок, я не сомневаюсь, что собаки отлично выдрессированы – о чем говорит и внушительная коллекция полученных ими призов, – он ткнул пальцем в стенку за спиной, – но, видите ли, когда мне было восемь лет, на меня напала собака, правда, не доберман, а немецкая овчарка. – Он коснулся левого бедра. – И внутреняя сторона ноги, – сказал он, – до сих пор представляет собой сплошной шрам. Остались, конечно, и психологические зарубки. Я очень неуверенно чувствую себя, когда в комнате со мной только одна собака, а когда их четыре – это для меня сущий кошмар!
Уиллок вынул изо рта трубку.
– Вам надо было бы сказать об этом еще на ходу, – сказал он, вставая и щелкая пальцами. Поднявшись, доберманы сгрудились вокруг него. – Давайте-ка, ребята, – сказал он, выпроваживая собачью команду через двери около дивана. – У вас еще будет повод повеселиться. – Выпроводив собак, он прикрыл дверь и повернул ручку.
– А они не могут попасть сюда каким-то иным путем? – спросил Менгеле.
– Никоим образом, – Уиллок вернулся на свое место.
Менгеле перевел дыхание.
– Благодарю вас. Теперь я чувствую себя куда лучше, – он переместился на край дивана и расстегнул пиджак.
– Выкладывайте свою историю, да побыстрее, – снова принимаясь за трубку, сказал Уиллок. – Я не хочу их слишком долго держать взаперти.
– Я перейду сразу же к сути, – согласился Менгеле, – но первым делом, – он поднял палец, – я хотел бы вручить вам револьвер, чтобы вы могли защищать себя, когда рядом с вами не будет ваших собак.
– У меня есть оружие, – сказал Уиллок, который, положив ногу на ногу и раскинув руки по спинке дивана, вольно откинулся назад. – «Люгер». – Выпустив из зубов трубку, он произвел клуб дыма. – К тому же два дробовика и ружье.
– А это «Браунинг», – сказал Менгеле, вынимая оружие из кобуры. – Куда лучше «Люгера», потому что в его обойму входит тринадцать патронов. – Он спустил предохранитель и навел ствол на Уиллока. – Поднять руки, – сказал он. – Но первым делом положите трубку – и медленно.
Уиллок, нахмурив седые брови, уставился на него.
– Дальше, – сказал Менгеле. – Я не собираюсь причинять вам неприятности, С чего? Вы для меня совершенно чужой человек. Меня интересует лишь Либер-ман. Вот он меня по-настоящему интересует, должен признаться.
Уиллок медленно развел скрещенные ноги и наклонился вперед, глядя на Менгеле; лицо его побагровело. Положив трубку, он поднял руки над головой.
– На голову, – предложил Менгеле. – У вас прекрасно сохранившиеся волосы, я вам искренне завидую. К сожалению, мне приходится пользоваться париком.
Он встал с дивана, не меняя линии прицела.
Уиллок тоже поднялся, держа руки на затылке.
– Да плевать мне на все ваши игры с евреями и нацистами, – сказал он.
– Вот и отлично, – сказал Менгеле, не отводя ствол от груди Уиллока, обтянутой красной рубашкой. – Тем не менее, я должен упрятать вас в такое место, откуда вы не могли бы подать Лйберману сигнал. Есть тут погреб?
– Конечно, – буркнул Уиллок.
– Отправляйтесь туда. Спокойным шагом. Есть в доме и другие собаки, кроме этих четырех?
– Нет, – Уиллок неторопливо вышел в холл, держа руки за головой. – К счастью для вас.
Менгеле с пистолетом в руке следовал за ним.
– А где ваша жена? – спросил он.
– В школе. Преподает. В Ланкастере… – Уиллок пересек холл.
– Имеются ли снимки вашего сына?
Уиллок на мгновение запнулся, поворачивая направо.
– Чего ради они вам понадобились?
– Просто взглянуть, – Сказал Менгеле, продолжая держать его на мушке. – Я не собираюсь причинять ему неприятности. Я тот самый доктор, который принимал его.
– Что это, черт поёери, все значит
Уиллок остановился у двери, которая вела на боковую лестницу.
– Так есть у вас снимки? – переспросил Менгеле.
– Есть альбом. Там, где мы сидели. На нижней полке. столика с телефоном.
– Вот эта дверь?
– Да.
– Опустите одну руку и приоткройте ее, только немного.
Повернувшись и опустив руку, Уиллок чуть приоткрыл двери и снова заложил руку за голову.
– Дальше открывайте ее ногой.
Уиллок ткнул панель носком ноги.
Менгеле переместился к стенке и прижался к ней, уткнув ствол в спину Уиллока.
– Заходите туда.
– Я должен включить свет.
– Включайте.
Уиллок дернул за шнурок и за дверью вспыхнул тусклый свет. По-прежнему держа руки за головой, Уиллок нагнулся и, переступив порог, сделал шаг на площадку, на дощатых стенках которой висели домашние инструменты.
– Спускайтесь, – приказал Менгеле. – Только не торопясь.
Уиллок повернулся налево и стал медленно спускаться по ступенькам.
Менгеле тоже перешагнул порог, оказавшись на площадке; он смотрел вслед Уиллоку, прикрыв двери.
Тот медленно продолжал спускаться по ступенькам в подвал, держа руки за головой.
Менгеле аккуратно выцелил спину, обтянутую красной рубашкой. Несколько выстрелов слились в один, и у него заложило уши от их грохота. Со звоном вылетели гильзы, покатившись по ступенькам.
Руки упали от седой головы и тщетно попытались ухватиться за деревянные перила, Уиллок покачнулся.
Менгеле, чуть не оглохнув, всадил еще одну нулю в красную рубашку.
Руки соскользнули с перил и, Уиллок рухнул головой вперед. Лбом он ударился о пол внизу и замер, раскинув по ступенькам ноги.
Менгеле продолжал наблюдать за ним, ковыряя в ухе кончиком мизинца.
Открыв двери, он вышел в холл. Собаки продолжали отчаянно лаять.
– Тихо! – гаркнул Менгеле, прочищая другое ухо. Собаки не затихали.
Поставив на место предохранитель, Менгеле засунул пистолет в кобуру; вытащив платок, он вытер внутреннюю ручку дверей, дернув за шнурок, погасил свет и, помогая себе локтем, прикрыл двери.
– Тихо! – снова крикнул он, засовывая платок в карман. Собаки не успокаивались. Они царапали пол и колотились в двери, выходящие в дальний конец холла.
Торопливо подойдя к парадным дверям, Менгеле выглянул сквозь узкую стеклянную панель и, отворив двери, вышел наружу.
Сев в машину, он включил двигатель и, объехав вокруг дома, загнал ее в пустую половину гаража.
Вернувшись, он аккуратно прикрыл за собой двери. Собаки, захлебываясь от лая, визжали и царапали пол и двери.
Менгеле взглянул на себя в стоячее зеркало; сняв парик, он отклеил усы с верхней губы и засунул то и другое в карман висящего пальто.
Снова уставившись на себя в зеркало, он обеими руками пригладил короткий сероватый ежик волос. Нахмурился.
Снять пиджак и повесить на крючок; на то же место перевесить пальто, прикрывая пиджак.
Распустить узел своего галстука в черно-золотую полоску, снять его, сложить и сунуть в карман пальто.
Расстегнуть пуговичку светло-синей рубашки, расстегнуть и следующую, вытащить воротник и расправить его.
Собаки рычали и бесновались за дверью.
Теперь он занялся кобурой. Глядя на себя в зеркало, он спросил:
– Вы Либерман?
Этот вопрос он задал несколько раз, стараясь, чтобы в словах звучал американский акцент, а не немецкий. Он постарался придать своему голосу интонации глуховатого голоса Уиллока:
– Заходите. Должен признать, что вы меня чертовски заинтриговали. Не обращайте на них внимания, они всегда так гавкают. – Он несколько раз повторил трудные сочетания английской фонетики. Вы Либерман? Заходите.
Собаки заходились от лая и рычания.
– Тихо! – крикнул на них Менгеле.
