Текст книги "Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней"

Автор книги: Айра Левин

Соавторы: Джон Томпсон,Этьен Годар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

После того, как в 72-м году скончался Гувер, у него была почти стопроцентная уверенность, что его столь радостным известиям будет дан от ворот поворот. Он уже слышал удивленный вопрос:

– Яков… кто?

Как легко было прошлым вечером сказать Клаусу, что он все организует, что он двери будет сшибать с петель; но, по правде говоря, никаких контактов, никаких связей у него не было. В свое время он встречался с парой сенаторов, которые по-прежнему занимали свои посты и кто-то из них, конечно, и мог бы открыть нужные двери. Но сейчас, придавленный ужасом от открытия, он боялся, что даже при открытых дверях упущено слишком много времени. Можно расследовать обстоятельства смерти Карри и Гатри, опросить их вдов, спросить Уил-локов… но сейчас во главе угла стояла настоятельная необходимость поймать возможного убийцу Уиллока и через него выследить остальных пятерых. Остальные из девяноста четырех человек должны будут остаться в живых; ручка сейфа (если воспользоваться сравнением Лены; стоит запомнить его выразительность и в свое время использовать), не должна встать на засечку последнего и самого опасного номера в этой комбинации.

И, что еще хуже, 22-е число – всего лишь примерная дата предполагаемой смерти Уиллока. А что, если подлинная дата уже прошла несколько дней назад? А что, если – смешно, до чего такая мелочь может сказаться на всей будущей истории – Фрида Малони ошиблась, посчитав, что щенку было всего десять недель от роду? А что, если «му было девять недель или даже восемь, когда Уиллоки получили своего ребенка? Убийца уже мог сделать свое дело и исчезнуть несколько дней назад.

Он глянул на часы: 10.28. Это было ошибкой, поскольку он еще не подогнал их под новые часовые пояса. Что он и сделал – стрелки двинулись назад и сейчас циферблат показывал 4.28. Через полчаса будет Нью-Йорк – таможня и короткий бросок в Вашингтон. Он надеялся, что сегодня вечером ему удастся хоть немного поспать – он уже чувствовал усталость – и утром он будет звонить в офисы сенаторов, звонить Шеттлу и другим из списка Нюренбергера.

Если бы только ему сразу же пошли навстречу и тут же кинулись выслеживать убийцу Уиллока – без каких-либо ожиданий, объяснений, проверок и вопросов. Он должен был бы прибыть сюда пораньше и мог бы, знай он всю ситуацию…

Эх!..

Что ему было бы нужно на самом деле – так это еврейское ФБР. Или американское отделение израильского Моссада. Куда он мог бы завтра придти и сказать: «В Нью-Провиденсе, штат Пенсильвания, нацисты собираются убить человека по фамилии Уиллок. Охраняйте его и схватите нациста. Не задавайте мне никаких вопросов; все объясню потом. Я Яков Либерман – и разве я когда-нибудь вводил вас в заблуждение?» И они снимутся с места, не говоря лишних слов, и все сделают как надо.

Мечты! Если только существовала бы такая организация!

Люди в салоне стали пристегивать ремни безопасности и переговариваться друг с другом; зажглась предупредительная надпись.

Либерман, нахмурясь, не отрывал взгляда от окна.

Поспав часик и приободрившись, Менгеле помылся и побрился, надел парик и приладил накладные усы, после чего облачился в тесный пиджак. Все необходимое он разложил на постели (белый сюртук, перчатки, нож в ножнах, поднос с корзинкой с фруктами и табличку «Прошу не беспокоить») – как только он убедится, что Либерман прибыл, и узнает номер его комнаты, он быстренько переоденется и без промедлений приступит к исполнению своей роли официанта.

Оставляя комнату, он попробовал надежность ручки и повесил на нее другую табличку «Прошу не беспокоить».

В 6.45 он уже сидел в холле, листая экземпляр «Таймса» и поглядывая на вращающуюся дверь. Несколько клиентов, которые, неся с собой свой багаж, подходили к стойке портье, ни в коей мере не устраивали его, представляя все многообразие расовых типов; тут были не только черные и семиты, но и несколько представителей Востока. Появился было один симпатичный ариец, но через несколько минут, словно в виде компенсации за его появление, возник какой-то черный карлик, кот торый тащил за собой тяжелый чемодан на колесиках.

В двадцать минут восьмого вошел наконец и Либер-ман – высокий и сутулый, с темными усами, в кепке и подпоясанном плаще. Был ли именно этот тип Либер-маном? Еврей, это видно, но слишком молодо выглядит и без либермановского шнобеля.

Встав, он пересек холл, намереваясь взять экземпляр «На этой неделе в Вашингтоне» из стопки изданий ца треснувшем мраморном прилавке.

– Вы остаетесь до вечера пятницы? – услышал он за спиной вопрос портье, обращенный к предполагаемому Либерману.

– Да.

Портье звякнул колокольчиком.

– Проводите мистера Морриса в семьсот семнадцатый.

– Да, сэр.

Он пересек холл в обратном направлении. Его место занял то ли ливанец, то ли кто-то из той же шайки – толстый, сальный, на каждом пальце по кольцу.

Он нашел себе другое место.

Явился совершенно потрясающий шнобель, но он принадлежал молодому человеку, который поддерживал под локоть седую женщину.

В восемь часов он зашел в будку таксофона и набрал номер своей же гостиницы. И спросил, стараясь не касаться губами микрофона, на котором гнездились Бог знает какие микробы – ожидается ли прибытие мистера Якова Либермана.

– Минутку, – клерк у стойки снял трубку. – Заказан ли у вас номер для мистера Якова Либермана?

– На этот вечер?

– Да.

Клерк пробежал список заказов.

– Да, оставлен. Это говорит мистер Либерман?

– Нет.

– Хотите оставить какое-то послание для него?

– Нет, благодарю вас. Я позвоню попозже.

С тем же успехом он мог продолжать наблюдение и из будки, так что он опустил еще одну десятицентовую монету и осведомился у оператора, не может ли он с ее помощью получить некий номер в Нью-Провиденсе, Пенсильвания. Та продиктовала ему длинную вереницу цифр; он записал ее на полях «Таймса» и, опустив в монетоприемник еще один десятицентовик, набрал ее.

На другом конце его должен оказаться Генри Уиллок из Нью-Провиденса. Женщина дала ему и адрес. «Олд Бак-роуд», у дома не было номера.

К стойке подошел какой-то латинянин с чемоданом и пуделем на поводке.

Подумав несколько секунд, он снова позвонил оператору и дал ей инструкции. Выложив на полочку под телефоном ряд монет, он отобрал нужное количество.

И лишь когда телефон на другом конце, звякнув, в первый раз подал сигнал, он понял, что, если попал на правильного Генри Уиллока, ему может ответить сам мальчик. И через несколько секунд он может услышать своего восставшего из небытия фюрера! От головокружительного восторга у него перехватило дыхание, шатнуло к стенке будки, когда телефон на том конце снова подал голос. О, молю тебя, дорогой мой Мальчик, подойди и сними трубку, чтобы я услышал твой голос!

– Алло, – женщина.

Он перевел дыхание.

– Алло?

– Добрый день, – он выпрямился. – На месте ли мистер Генри Уиллок?

– Он дома, но сейчас он вышел.

– Я говорю с миссис Уиллок?

– Да, это я.

– Мое имя Франклин, мэм. Если не ошибаюсь, у вас есть четырнадцатилетний сын?

– У нас есть…

Слава Богу.

– Я организую тур для детей такого возраста. Заинтересованы ли вы в том, чтобы летом послать его в Европу?

Смех.

– О, нет, я об этом не думала.

– Могу ли я выслать вам наш проспект?

– Можете, но это все равно ничего не даст.

– Ваш адрес Олд Бак-роуд?

– Совершенно верно, он тут 'живет.

– В таком случае желаю вам всего наилучшего. Простите, что побеспокоил вас.

Взяв рекламный листок со стойки агентства по прокату автомобилей, рядом с которой никого не было, то и дело поглядывая на вращающуюся дверь, он сел изучать его.

Завтра он возьмет напрокат машину и отправится в Нью-Провиденс. Отдав должное Уиллоку, он вернется в Нью-Йорк, оставит машину, продаст камни и вылетит в Чикаго. Если Роберт Дэвис еще обитает Кенкакки.

Но куда же, черт побери, провалился этот Лцберман?

К девяти часам он зашел в кафе и занял место на краю стейки, откуда его взгляду открывались те же вращающиеся двери. Съев пару яиц всмятку и тост, он выпил самый паршивый в мире кофе.

Разменяв доллар на мелочь, он зашел в телефонную будку и снова позвонил в свой же отель. Может, Либер-ман попал в него сквозь боковую дверь.

Он так и не появлялся. Его по-прежнему ждали.

Менгеле позвонил в оба аэропорта, надеясь – ведь это возможно, не так ли? – что произошла авиакатастрофа.

Ему не повезло. Все рейсы прибыли по расписанию.

Этот сукин сын мог остаться в Маннгейме. Но сколько он будет там торчать? Слишком поздно звонить в Вену и выяснять у фрейлейн Циммер. Или, точнее-, слишком рано: там еще нет и четырех часов.

Он начал беспокоиться: может быть, кто-то запомнил, как он весь вечер сидел в холле, наблюдая за дверьми.

Да где же ты, проклятый еврейский выродок? Иди же, дай мне убить тебя!

В среду днем, в несколько минут третьего, Либерман вылез из такси, наглухо застрявшего в уличной пробке в центре Манхэттена и, несмотря на холодный дождь, двинулся по тротуару. Его зонтик, что он одолжил у пары, у которой остановился на ночь, Марвина и Риты Фабр, представлял собой радужное разноцветье цветов (но все же это зонтик, сказал он себе; радуйся, что хоть он у тебя есть).

Он торопливо шел по западной стороне Бродвея, минуя шляпки других зонтиков (все сплошь черные) и людей в непромокаемых плащах. Приглядевшись к номерам домов, мимо которых он шел, Либерман прибавил шагу.

Миновав семь или восемь кварталов, он пересек улицу и перед его глазами предстало здание в двадцать с лишним этажей суровой каменной кладки и узкими проемами окон; он прошел под аркой его дверей и, сложив цветастый зонтик, потянул на себя тяжелую стеклянную панель двери.

Оставив позади холл, выложенный черным камнем и уставленный витринами с прессой и деликатесами, он присоединился к полудюжине людей, ждавших лифт; все они отряхивали влагу с обуви, и с их сложенных зонтиков струилась вода.

Оказавшись на двенадцатом этаже, он двинулся по коридору, присматриваясь к номерам надписей на дверных панелях: 1202 – «Аарон Голдман, искусственные цветы»; 1203 – «С. и М.Рот, импорт стеклянной посуды»; 1204 – «Куклы для малышей, В.Розенцвейг». На двери с номером 1205 была аббревиатура YJD, врезанная металлическими буквами, из которых одна была несколько выше, чем остальные. Он постучал.

За непрозрачной панелью показалось что-то бело-розовое.

– Да? – отозвался женский голос.

– Я Яков Либерман.

В двери с лязгом открылась щель для писем,' откуда блеснул свет.

– Не могли бы вы показать свое удостоверение личности?

Вытащив паспорт, он вложил его в щель и чьи-то пальцы взяли его.

Он остался ждать. На дверях было два замка: один, чувствовалось, был старым, а второй отливал свежим вороненым металлом.

Щелкнул язычок замка, и дверь открылась.

Он вошел. Пухленькая девушка лет шестнадцати или около того, с пышной рыжей прической, улыбнулась ему и сказала: «Шалом», возвращая ему паспорт.

Беря его, он ответил теми же словами: «Шалом».

– Мы должны быть очень осторожны, – извинилась девушка. Закрыв двери, она защелкнула оба замка. На ней была белая битловка и плотные синие джинсы; блестящий рыжий хвостик волос спускался ей на спину.

Они находились в небольшой заставленной прихожей: письменный стол, портативный ксерокс со стопками белой и розовой бумаги рядом с ним; грубые деревянные полки с рекламными листовками и распечатками статей из газет; на запертых дверях с другой стороны висел плакат со словами «Young Jewish Defenders» и изображением сжатой в кулак руки на фоне синей еврейской звезды.

Девушка потянулась взять у него зонтик; Либерман отдал его, и она поставила его в металлическую стойку, где. уже были два черных и мокрых зонтика.

Снимая пальто и шляпу, Либерман осведомился:

– Вы та юная леди, которая говорила со мной по телефону?

Она кивнула.

– Вы отлично справились с делом. Рабби уже здесь?

– Он только что пришел, – она взяла из рук Либер-мана пальто и шляпу.

– Благодарю вас. Как поживает его сын?

– Они еще не знают. Но его состояние достаточно стабильное.

– М-да, – Либерман с сочувствием покачал годовой.

Девушка нашла место для его одежды на уже заполненной вешалке. Либерман, приводя в порядок помявшийся пиджак и приглаживая волосы, глянул на стопку рекламных листовок на полке рядом: «Больше никогда!»

Извинившись, девушка боком скользнула мимо Ли-бермана и постучала в двери с плакатом; приоткрыв их, она заглянула внутрь:

– Ребе? Тут мистер Либерман.

Распахнув двери настежь, она улыбнулась Либерману и сделала шаг в сторону.

Коренастый мужчина со светлой бородкой мрачно посмотрел на Либермана, когда тот оказался в жарко натопленной комнатке, где было тесно от собравшихся в ней людей; навстречу ему из-за бокового стола уже поднялся улыбающийся рабби Моше Горин, симпатичный, темноволосый, крепко сбитый и с выбритыми до синевы скулами; он был в твидовой куртке и желтой рубашке с открытым воротом. Он пожал протянутую ладонь Либермана обеими руками, рассматривая его проницательными карими глазами с тяжелыми тенями под ними.

– Я мечтал встретиться с вами еще с детских лет, – сказал он мягким, но уверенным голосом. – Вы один из немногих людей в мире, которыми я искренне восхищаюсь, и не только из-за того, что вы делаете, но и потому, что вы существуете без всякой поддержки со стороны общества. Еврейского общества, хочу я сказать.

Либерман, смущенный, но польщенный, сказал:

– Благодарю вас. И я хотел встретиться с вами, рабби. Так что я рад, что наши пути сошлись.

Горин представил остальные Горбоносый мужчина со светлой бородкой и железной хваткой, что чувствовалось при рукопожатии, был его помощником, Филом Гринспаном. Высокого лысоватого мужчину в очках звали Эллиот Бахрах. Еще один, крупный и чернобородый: Пол Штерн. У самого молодого – ему было лет двадцать пять или около того – с тонкими усиками, зелеными глазами, была такая же железная хватка пальцев. Джей Рабинович. Все были в рубашках с короткими рукавами и, как и Горин, в кипах.

Подтащив стулья от других столов, все расселись вокруг Горина; он наконец и сам занял свое место. Высокий, в очках, Бахрах, сидя рядом с Гориным, прислонился к подоконнику и, сложив на груди руки; набычившись, смотрел на гостя. Либерман, сидящий по другую сторону напротив Горина, рассматривал молчаливых собранных мужчин, маленький тесный кабинетик с картами города и мира на стенах, с грифельной доской в углу, стопками книг, журналов и бумаг.

– Не стоит обращать внимания, – махнул рукой Горин.

– Не так уж отличается от моего кабинета, – улыбаясь, сказал Либерман. – Разве что чуть побольше.

– Могу вам только посочувствовать.

– Как дела с вашим сыном?

– Думаю, что с ним будет все в порядке, – сказал Герин.'– Состояние у него достаточно стабильное.

– Я признателен, что вы нашли возможность прийти на встречу со мной.

Горин пожал плечами.

– С ним сидит его мать. Мне остается только молиться, – он улыбнулся.

Либерман постарался устроиться поудобнее на стуле без подлокотников.

– Когда бы мне не приходилось выступать, – сказал он, – то есть, на публике, я имею в виду, – меня постоянно спрашивали, что я думаю о вас. И я неизменно отвечал: «Я никогда не встречался с ним лично, так что у меня нет никакого мнения». – Он улыбнулся Горину. – Теперь мне придется отвечать по-другому.

– Надеюсь, в благоприятном для меня свете.

Телефон на столе зазвонил.

– Здесь никого нет, Оэнди! – крикнул Герин в приоткрытую дверь. – Разве что моя жена!

Обращаясь к Либерману, он спросил:

– Вы не ждете никаких звонков?

Либерман покачал головой.

– Никто не знает, что я здесь. Предполагалось, что я отправляюсь прямо в Вашингтон, – откашлявшись, он сложил руки на коленях, – Я отправляюсь туда завтра днем, – сказал он. – На встречу в ФБР, в связи с несколькими убийствами, которые я расследую. Здесь и в Европе. Убивали бывшие члены СС.

– Недавно? – Горин преисполнился внимания.

– Они все еще продолжаются, – сказал Либерман. – И организованы они Kameradenwerk в Южной Америке и доктором Менгеле.

– Тем самым сукиным сыном… – сказал Горин. Среди собравшихся прошло какое-то движение. Светлобородый Гринспан сказал Либермаау:

– Мы организуем новую группу в Рио-деЖанейро. Как только в ней будет достаточно людей, мы сможем выслать группу коммандос и захватить его.

– Желаю вам удачи, – промолвил Либерман. – Он по-прежнему жив и здоров и стоит во главе этой комбинации. В сентябре он убил там молодого парнишку, еврейского мальчика из Эваястоуна в Иллинойсе. Юноша как раз говорил со мной по телефону, рассказывая о ситуации, когда они его настигли. И моя проблема в данный момент заключается в том, что мне потребуется немало времени, дабы убедить ФБР. И я знаю, о чем идет речь.

– Почему же вы так долго ждали? – спросил Горин. – Если все было известно еще в сентябре…

– Тогда еще мне ничего не было известно, – прервал его Либерман. – Все было очень неопределенно… с «если» и «может быть». И только недавно я получил: полное представление. – Покачав головой, он вздохнул: – И во время полета мне пришло на ум, – он повернулся к Горину, – что, может быть, ваша команда… – он обвел глазами присутствующих, – может оказать мне содействие, пока я буду ходить по Вашингтону.

– Всём, что есть в наших силах, – ответил Горин. – Вам стоит только попросить, и мы к вашим услугам.

Остальные молча выразили согласие.

– Благодарю вас, – сказал Либерман. – На это я и рассчитывал. Работа заключается в тем, что надо обеспечить охрану некоему человеку в Пенсильвании. Там; есть такой городок Нью-Провиденс, точка на карте рядом с Ланкастером.

– Пенсильвания населена голландцами, – сказал человек с черной бородой. – Я ее знаю.

– В этой стране следующим должен погибнуть данный человек, – объяснил Либерман. – Двадцать второго числа этого месяца, но, возможно, и раньше. Может быть, всего лишь через несколько дней. Так что ему необходима защита. Но тот, кто явится его убить, не должен ни ускользнуть, ни покончить жизнь самоубийством; его необходимо перехватить, чтобы потом можно было допросить. – Он в упор посмотрел на Горина. – У вас есть люди, которые смогут справиться с такой работой? Осуществлять охрану, захватывать в плен?

Горин кивнул.

– Вы только посмотрите на них, – бросил Гринспан и повернулся к Горину. – Пусть Джей продемонстрирует свои таланты. Я буду у него в спарринге.

Улыбнувшись, Горин кивнул Гринспану и сказал Ли-берману:

– Он ведет себя так, словно Вторая мировая война еще не окончена. Он отвечает у нас за боевую подготовку.

– Придется потратить неделю или около того, как я надеюсь, – сказал Либерман. – Пока не подключится ФБР.

– Зачем оно вообще вам нужно? – спросил молодой парень с усиками и Гринспан обратился к Либерману: – Мы сами его вам доставим и выбьем из него информации и больше, и быстрее, чем это удастся им. Что я вам гарантирую.

Телефон снова зазвонил.

Либерман покачал головой.

– Я должен постараться подключить их, – сказал он, – ибо от них дело может быть передано Интерполу. Тут втянуты и другие страны. Кроме этого одного убийцы есть и пятеро других.

Горин внимательно изучал панель дверей, и тут он перевел взгляд на Либермана.

– Сколько убийств уже осуществилось? – спросил он.

– Восемь, о которых мне известно.

Горин болезненно сморщился. Кто-то присвистнул.

– Точнее, мне известно о семи, – поправился Либерман. – Еще одно – вполне возможно. Может, есть и другие.

– Евреи? – спросил Горин.

Либерман покачал головой.

– Гои.

– Так почему же?.. – от окна спросил Бахрах. – Что в них такое?

– Да, – поддержал его Горин. – Кто они такие? Что представляет собой этот человек в Пенсильвании?

Либерман набрал в грудь воздуха и перевел дыхание. Он наклонился вперед.

– Если я обращаюсь к вам, это очень серьезно, – сказал он. – Куда важнее, чем стойкое противостояние русскому антисемитизму и давлению на Израиль – пока вам этого хватит? И заверяю вас, что я ничуть не преувеличиваю.

Нахмурившись, Горин молча уставился в стол перед собой. Подняв глаза на Либермана, он покачал головой и сочувственно улыбнулся с извиняющимся видом.

– Нет, – сказал он. – Вы просите у Моше Горина одолжить вам трех или четырех своих лучших людей, может, даже и больше. Мужчин, бойцов, а не мальчиков. В тот момент, когда мы напрягаем все силы, а правительство дышит мне в спину, потому что я борюсь с их драгоценным детантом, разрядкой. Нет, Яков, – еще раз покачал он головой, – я готов оказать вам любую помощь, которая в моих силах, но что же я буду за руководитель, если я вслепую пошлю своих людей, сам не зная, куда и зачем – пусть даже по просьбе Якова Либермана?

Либерман кивнул.

– Я так и предполагал, что рано или поздно вы захотите все узнать, – сказал он. – Но не требуйте от меня доказательств, рабби. Всего лишь выслушайте и поверьте мне. В противном случае будем считать, что я впустую потратил время. – Обведя взглядом всех присутствующих, он в упор посмотрел на Горина и откашлялся. – Кстати, – сказал он, – у вас есть хоть какие-то познания в биологии?

– Господи! – выдохнул тот, что с усиками.

– По-английски это называется «клонинг», – сказал Бахрах. – На эту тему несколько лет назад была статья в «Таймсе».

Горин с трудом улыбнулся, старательно обрывая ниточку от пуговицы на рукаве рубашки.

– Этим утром, – сказал он, – у постели своего сына, я обратился к Нему: «Что еще ты ниспошлешь нам, Господи?» – И повернувшись к Либерману, он кивнул с горькой улыбкой. – Девяносто четыре Гитлера.

– Девяносто четыре мальчика с генетической наследственностью от Гитлера, – поправил его Либерман.

– Для меня, – сказал Горин, – они девяносто четыре Гитлера.

– Вы уверены, – обратился Гринспан к гостью, – что этот человек, Уиллок, еще жив?

– Уверен.

– И что он не переехал в другое место?.. – это вопрос чернобородого.

– У меня есть его номер телефона, – сказал Либерман. – Я не собирался с ним разговаривать, пока не; знал, что вы возьметесь за то, о чем я вас прошу… – он посмотрел на Горина, – но женщина в той семье, у которой я остановился, по моей просьбе позвонила туда этим утром. Она сказала, что хотела бы приобрести собаку, и он сам подошел к телефону и гаркнул на псов. Это он. И сам растолковал, как ей добраться до места.

Горин повернулся к Гринепану.

– Вам придется заняться этим делом. – И к Либерману: – Единственное, чего мы не можем – это перевозить оружие через границу штата. ФБР с удовольствием воспользуется поводом арестовать и нас, и наци.

– Могу ли уже звонить Уиллоку? – спросил Либерман.

Горин кивнул.

– Я бы хотел тут же направить к нему в дом какого-нибудь толкового парня, – бросил Гринспан. Молодой человек с усиками пододвинул телефон поближе к Либерману.

Тот надел очки и вынул из кармана конверт с записанными данными.

– Привет, мистер Уиллок, – хмыкнул стоящий у окна Бахрах, – ваш сын – Гитлер.

– Я не собираюсь вообще упоминать о мальчике, – сказал Либерман. – Он может сразу же насторожиться, учитывая способ его усыновления. Итак, я звоню?

– Если у вас есть код района.

Либерман, считывая цифры с конверта, набрал номер.

– Скорее всего, он уже вернулся из школы, – сказал Горин. – Мальчик может сам снять трубку.

– Мы друзья, – сухо ответил Либерман. – Мы уже дважды встречались с ним.

Телефон на другом конце провода подал голос. Еще раз. Либерман смотрел на Горина, а тот на него.

– Ал-ло, – низким горловым голосом ответил мужчина на том конце.

– Мистер Генри Уиллок?

– Говорите.

– Мистер Уиллок, меня зовут Яков Либерман. Я звоню вам из Нью-Йорка. Я руковожу Информационным Центром по розыску военных преступников в Вене. Может, вы слышали о нас? Мы собираем информацию о нацистских военных преступниках, разыскиваем их и стараемся передать в руки правосудия.

– Слышал, ©б Эйхмане.

– Это верно, были и другие. Мистер Уиллок, сейчас я иду по следам другого из них, который оказался в вашей стране. Я направляюсь в Вашингтон, чтобы проинформировать ФБР. Не так давно от руки этого человека погибли двое или трое людей, и он готовит очередное убийство.

– И вы хотите приобрести сторожевого поа?

– Нет, – сказал Либерман. – Тот, кто должен по-вибнуть следующим, мистер Уиллок, – он посмотрел на Герина, – это вы.

– Ясно. Это кто? Тед? От акцента тебе не отделаться, дубовая голова.

– Я вас не разыгрываю, – сказал Либерман. – Я понимаю, вы считаете, что у нацистов нет никаких причин убивать вас…

– Чего? Да их-то я уложил целую кучу; держу пари, что они были бы чертовски рады добраться до меня. Если кто-то из них болтается вокруг.

– Один в самом деле…

– Да ладно, кончай! Кто это говорит?

– Яков Либерман, мистер Уиллок.

Горин едва не застонал:

– О, Господи!

Либерман заткнул пальцем ухо.

– Заверяю вас, – сказал он, – этот человек явился в Нью-Провиденс, чтобы убить вас, он бывший член СС, может, он уже несколько дней обитает на месте. Я пытаюсь спасти вашу жизнь.

Молчание..

– Я нахожусь в офисе рабби Моше Горина и лиги Молодых Еврейских Защитников. Пока я буду договариваться с ФБР, чтоб приставить к вам охрану, что может занять целую неделю или около того, рабби хотел бы послать к вам своих людей. Они могут быть у вас… – он вопросительно посмотрел на Горина, который тут же подсказал: – Завтра утром.

– Завтра утром, – повторил Либерман. – Согласны ли вы принять их помощь, пока не появятся люди из ФБР?

Молчание.

– Мистер Уиллок?

– Послушайте, мистер Либерман, если это в самом деле мистер Либерман. Ладно, может, так оно все и есть. Но я хочу вам кое-что объяснить. Вы говорите с человеком, у которого едва ли не самая надежная охрана в США. Во-первых, я бывший офицер исправительных учреждений штата, так что я кое-что понимаю в вопросах собственной безопасности. И, во-вторых, у меня полный дом дрессированных доберман-пинчеров; стоит мне сказать хоть слово и они разорвут горло любому, кто осмелится хоть косо взглянуть на меня.

– Рад это слышать, – сказал Либерман, – но смогут они предотвратить падение на вас стенки? Или остановить пулю, которая прилетит откуда-то издалека? Такая судьба постигла двух человек.

– О чем вообще, черт побери, идет речь? Никакие нацисты за мной не охотятся. Вам нужен какой-то другой Генри Уиллок.

– Есть кто-то другой в Нью-Провиденсе, который выращивает доберманов? Шестидесяти лет отроду, с женой, значительно моложе его, с сыном примерно четырнадцати лет?

Молчание.

– Вы нуждаетесь в защите, – еще раз сказал Либерман. – И нацист должен быть схвачен, а не разорван доберманами.

– Я поверю только когда меня убедит ФБР. И мне не хочется; чтобы тут вокруг слонялись еврейские мальчиками с бейсбольными битами.

Несколько секунд Либерман не знал, что сказать.

– Мистер Уиллок, – наконец сказал он, – могу ли я повидаться с вами по пути в Вашингтон? Я вам постараюсь объяснить кое-что еще.

Поймав вопросительный взгляд Горина, он отвел глаза.

– Валяйте, если вам так хочется; я всегда на месте.

– Когда вашей жены не бывает дома?

– Большую часть дня. Она преподает.

– А мальчик ходит в школу?

– Когда-не удирает оттуда, чтобы сбегать в кино. Он вбил себе в голову, что будет вторым Альфредом Хичкоком.

– Я буду у вас примерно завтра днем.

– Как вам угодно. Но только вы. Если я увижу кого-нибудь из ваших «Молодых Еврейских Защитников», то спущу собак. У вас есть карандаш? Запишите, как до меня добраться.

– Я знаю, – сказал Либерман. – До встречи завтра. Я надеюсь, что вечером вы останетесь дома.

– Что я и собрался сделать,

Либерман повесил трубку..

– Наверно, имело смысл сказать ему, что к ситуации имеет отношение усыновление его ребенка, – повернулся он к Горину, – тогда бы он явно в меня вцепился. – Либерман улыбнулся. – И, скорее всего, я должен был бы убедить его, что «Молодые Еврейские Защитники» – это не «еврейские мальчики с бейсбольными битами».

Он повернулся к Гринспану.

– Вам придется ждать где-то поблизости от него, куда я вам и позвоню.

– Первым делом я должен добраться до Филадельфии, – сказал Гринспан. – Собрать своих людей и подготовить вооружение. Я хотел бы взять с собой Пола, – обратился он к Горину.

Они стали обсуждать порядок действий. Гринспан и Пол Штерн отправятся в Филадельфию в машине Штерна, как только соберутся, а Либермана в машине Гринспана утром двинется в Нью-Провиденс. Как только он убедит Уиллока принять помощь «Защитников», то звонит в Филадельфию, откуда выезжает команда, встречающаяся с ним в доме Уиллока. Как только там все наладится, он отправится в Вашингтон и машина Гринспана будет в его распоряжении, пока ФБР не сменит команду.

– Я должен позвонить в мой офис, – сказал он, отпивая чай. – Они думают, что я уже на месте.

Горин жестом показал на телефон: к вашим услугам.

Либерман покачал головой.

– Нет не сейчас, там уже поздняя ночь. Буду звонить с самого утра.

Он улыбнулся.

– Не хочу вводить вас в расходы.

Горин пожал плечами.

– Я и так все время звоню в Европу, – сказал он. – Там наши команды.

Либерман задумчиво кивнул.

– И кое-кто из моих помощников переходит к вам.

– Кое-кто в самом деле, – согласился Горин. – Но тот факт, что мы тут сидим бок о бок и обдумываем наши совместные действия, доказывает, что в любом случае они работают на одно и то же деле, не так ли?

– Думаю, что так, – сказал Либерман. – Да. Конечно.

И помолчав, он сказал:

– Сын Уиллока занимается не рисованием. Сейчас 75-й год, и он интересуется кино.

Он улыбнулся.

– Не инициалы подобрал себе подходящие. Он хочет быть другим Альфредом Хичкоком[5]5
  Либерман имеет в виду, что в английской транскрипции фамилии Гитлера и Хичкока начинаются с одной и той же буквы. – Прим. пер.


[Закрыть]. И отец, бывший гражданский служащий, также Считает, что это дурацкая идея. Гитлер в свое время отчаянно спорил со своим отцом по поводу своего желания стать художником.

Рано утром в среду Менгеле, перейдя улицу, снял себе комнату в другом отеле, в «Кенилуорте», записавшись как мистер Курт Кохлер из Эванстоуна в Иллинойсе, проживающий по адресу Шеридан-роуд, 18. Его достаточно вежливо попросили уплатить авансом, потому что у него с собой был только тощий кожаный портфель (бумаги, нож, обоймы для «Браунинга», алмазы) и небольшой бумажный мешочек с виноградом.

Он не мог звонить в офис Либермана из номера, снятого на имя синьора Рамона Ашхейма-и-Негрина, потому что после смерти Либермана легко будет установить, что ему звонил некий Кохлер, да и кроме того, ему не очень хотелось разменивать на четвертаки семь долларов и час сидеть в телефонной будке, скармливая автомату мелочь. В роли Курта Кохлера он может рассчитывать на оплату звонка с той стороны, если в этом возникнет необходимость.

Из своего второго номера (который не заслуживал и одной десятой звезды) он созвонился с фрейлейн Циммер и объяснил ей, что он прилетел из Нью-Йорка, отправив тело Барри без сопровождения, ибо заметки бедного мальчика имеют исключительно важное значение – даже более, чем он предполагал – и должны как можно скорее попасть в руки герра Либермана. Но, ради Бога, куда же он делся?