Текст книги "Последний бой (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Линда Эванс,Уильям Кейт,Стив Перри,Тодд Маккефри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Она пожала плечами.

– Ты остаешься? – спросил он, наблюдая, как танцоры кружатся и хлопают в ладоши, а на счастливых лицах блестит пот.

Ее брови поползли вверх, и она повернулась, чтобы посмотреть на него.

– А мне будут рады?

Джеймс слегка поморщился. – Я единственный, кто все знает, и я бы сказал, что за последнюю неделю ты все уладила.

Скажи это Гэри, подумала она.

– Да, – продолжил он, – мы будем рады тебе. Я… тебе будут рады, конечно.

Она глубоко вздохнула и выпрямилась. О Боже, подумала она. Что сейчас будет? Похоже настало время последней исповеди.

– Я думаю, тебе следует знать, что меня зовут Джакано, – сказала она.

– Вместо Паскуа?

– Я Паскуа Джакано, – прорычала она.

Очевидно, она ожидает комментариев по этому поводу, подумал он.

– Мне нравится. Звучит очень музыкально.

Она изумленно уставилась на него. Затем ее лицо медленно расплылось в улыбке, которую она не смогла бы сдержать даже под пытками.

Музыкально! Мои родственнички начинали как вымогатели, сутенеры и убийцы. Они перешли к работорговле и широкомасштабной тирании, а этот парень думает, что моя фамилия музыкально звучит? Ей захотелось обнять его. Я могла бы здесь стать самой собой! Ни мерзких ожиданий, ни испуганных вздохов узнавания. Мне не придется стыдиться того, что я не смогла скрыть.

– Если я могу остаться, я бы хотела, – сказала она сдавленным голосом. – Думаю, мне бы здесь понравилось.

Джеймс поудобнее устроился у стены и отхлебнул пива.

– О, ты справишься, – уверенно заверил он ее. – Эй, пошли разорим буфет – за карнэ адоваду[15]15
  Carne Adovada – блюдо из Нью-Мексико, представляющее собой куски свиной лопатки, тушеные в соусе из различных сортов чили.


[Закрыть] убить готов.

Топс устроился на выступе Боло с пивом в руке и улыбкой на лице. Вдали жители деревни танцевали и пели вокруг костров на площади.

– Ты молодец, Марки, – сказал он.

– На самом деле, сержант Дженкинс, я нарушила свой долг.

Он посмотрел на возвышающегося над ним Боло, приподняв брови.

– Это немного резко для Боло, который только что спас все наши задницы, – заметил он.

Джеймс и Паскуа прошли мимо него, направляясь к буфету, склонив головы друг к другу. Топс улыбнулся и поправил шину на сломанной руке, поудобнее закрепляя ее на перевязи. В Паскуа Джакано было что-то странное… впрочем, это можно сказать обо всех них.

– Я бы сказал, что у тебя неплохо получилось, – продолжил он, похлопывая по дюрахрому под собой.

– Лейтенант Бетани Мартинс приказала мне защищать долину от внешней агрессии, – говорил Боло. – Но когда началось вторжение, я была практически не в состоянии защитить себя. Я должна была признать свои ограниченные возможности и попросить, чтобы с этим что-то сделали.

– Мы и сами это видели, милая.

Какого черта, почему бы не принять то, что этот танк – женщина.

– Я думаю, мы все просто надеялись, что ты нам никогда не понадобишься, и продолжали откладывать эту работу. Нам просто нужно жить дальше. – Он сделал глоток пива. – В следующий раз мы будем лучше подготовлены, – мрачно пообещал он.

Пауло наблюдал за ним; мальчик помахал рукой и отдал честь Боло. За его спиной продолжались танцы.

Девид Вебер – Предатель

Холодный, пронизывающий до костей зимний ветер завывал, пока гигантский транспорт грохотал по долине со скоростью пятьдесят километров в час. Его поддерживали восемь независимых подвесок, четыре спереди и четыре сзади, расположенных по всей ширине его гигантского корпуса, и каждая гусеница шириной в десять метров глубоко уходила в почву долины. Плотное облако пыли – тальковой, мелкой, абразивной и удушающей, как смерть, – поднималось из-под колес на высоту пяти метров, но тридцатиметровая башня движущейся горы выталкивала свой Хеллбор из клубящегося кокона. Несмотря на все свои размеры и мощь, он двигался с неземной бесшумностью, и единственными звуками были завывание ветра, мягкое урчание приводов с термоядерным двигателем, скрип ходовой части и приглушенный стук звеньев гусениц.

Боло двигался вперед, сенсорные головки поворачивались, и земля дрожала от его приближения. Он с угрожающим видом катился сквозь густой дым и зловоние взрывчатки, меняя курс только для того, чтобы избежать самых глубоких воронок и искореженных останков боевых машин пришельцев. В большинстве мест эти обломки лежали только по одному или по два; в других они громоздились в разрушенных брустверах так густо, что обойти их было невозможно. Когда так происходило, жуткая тишина передвижения Боло растворялась в пронзительном визге сокрушаемого металла, когда он устремлялся прямо вперед, давя его своими тринадцатью тысячами тонн смерти и разрушения.

Он достиг препятствия, слишком большого даже для него. Только наметанный глаз мог бы распознать в этом растерзанном и изуродованном трупе еще один Боло, развернутый бортом, чтобы преграждать врагу путь даже после смерти, разбитый Хеллбор все еще нацелен в долину, люки ракетных отсеков открывали взору пустые колодцы шахт, в которых закончились боеприпасы. Пятнадцать вражеских машин лежали мертвыми перед ним, безмолвное свидетельство жестокости его последнего боя, но живой Боло даже не остановился. В этом не было никакого смысла, поскольку раскаленный корпус мертвого Боло из дюраллоя излучал ненужное тепло от вышедшего из строя термоядерного реактора, который его и выпотрошил. Даже его невообразимо хорошо бронированный центр выживания не смог бы уцелеть, и живой Боло просто изменил курс, чтобы протиснуться мимо него. Вулканическая скала завизжала как от боли, когда движущийся бронированный бок оцарапал склон скалы с одной стороны, а мертвый Боло содрогнулся с другой, когда вес его собрата отбросил его в сторону.

За последние тридцать километров движущийся Боло миновал четверых погибших товарищей по бригаде, и сам не остался неповрежденным. Два его бесконечных повторителя правого борта были превращены в искореженные обломки, от попаданий энергетического оружия расплавленные брызги дюраллоя стекали по по гласису и застывали, как слезы боли, треть кормовых сенсорных решеток была снесена в результате близкого попадания, а его передний гусеничный щит правого борта заклинило в нижнем положении, погнутый и разорванный вражеским огнем. На его башне был опознавательный код XXV/D-0098-ART и обнаженный золотой меч командира батальона, но он был один. Уцелело еще только одно подразделение его батальона, и это подразделение находилось впереди, за пределами этой задушенной смертью долины. Он был где-то там, двигаясь даже сейчас по бездорожью и безводным пустошам планеты Камлан, и линейное подразделение ART постоянно грохотало в поисках его.

Приближаясь к своей непосредственной цели, я запрашиваю свою инерциальную навигационную систему. ИНС – не самый эффективный способ определить мое местоположение, но вся орбитальная сеть Камлана, включая разведывательные и навигационные станции, а также ретрансляторы связи, погибла при первом ударе противника, и ИНС вполне достаточна. Я подтверждаю свои текущие координаты и двигаюсь вперед, наконец-то покидая долину.

То, что лежит передо мной, когда-то было неглубокой чашей плодородной зелени среди лавовых полей; теперь это почерневшая яма, и, когда я смотрю в передние оптические датчики на руины города Морвиль, я ощущаю ужас массовой гибели людей. Больше нет необходимости спешить, и я уделяю первоначальному осмотру целых 6,007 секунды. Я не ожидаю никаких угроз, но мои записи с места происшествия будут бесценны для судебных дознавателей, которые, как я знаю, будут созваны для вынесения приговора моей бригаде. Я осознаю свой собственный страх перед вердиктом этого суда и его последствиями для всех Боло, но я линейное подразделение. Как бы горько ни было, это тоже мой долг, и я не отступлю от него.

Я уже наблюдал, какие огромные потери понесла рота “С”, отступая с боями вверх по долине Блэк-Рок. Машины противника по отдельности меньше, чем Боло, в диапазоне от 500,96 стандартных метрических тонн до не более чем 4982,07 тонн, но тяжело вооружены для своих размеров. Они укомплектованы экипажами, не осознают себя, и противник потерял многих из них. На самом деле, я оцениваю совокупный тоннаж его потерь в одной только долине Блэк-Рок как эквивалентный, по меньшей мере, трем полкам Боло. Нам еще предстоит определить происхождение этого Врага или мотивы его нападения на Камлан, но бойня, которой он добровольно подверг свой личный состав, является убедительным доказательством его решимости… или фанатизма. Точно так же, как разрушенные, усеянные телами улицы Морвиля являются достаточным доказательством его свирепости.

Еще семьдесят одна разбитая вражеская машина перекрывает последние подступы к городу, а среди них маячат две гораздо более крупные развалины. Я не обнаруживаю передатчиков кодов, а останки моих товарищей по бригаде настолько разрушены, что даже мне трудно идентифицировать то, что осталось, но я знаю, кем они были. Линейные подразделения XXV/D-1162-HNR и XXV/D-0982-JSN сражались в своей последней битве, до самой смерти верные нашим создателям-людям.

Я обращаюсь к ним, вопреки всему надеясь хоть на какой-нибудь шорох из их последнего убежища – Центров выживания – ответит на мое сообщение, но ответа нет. Как и другие Боло, мимо которых я проезжал в этот день, они исчезли безвозвратно, и пустые места, которые они когда-то занимали в Общей Системе Распределения Данных, ноют во мне, пока я медленно продвигаюсь вперед, все еще настороже в поисках любой вражеской техники, прячущейся среди обломков. Их нет. Есть только мертвые: мертвый враг и шесть тысяч погибших людей, и мои братья, которые умерли, зная, что не смогли их спасти.

Это не первый случай, когда гибнут наши линейные подразделения, и не первый раз, когда они терпят поражение. В этом нет ничего постыдного, только печаль, потому что мы не всегда можем одержать победу. И все же здесь есть причина для стыда, потому что передо мной всего два мертвых объекта… а должно быть три.

Ветер стонет над обломками, когда я пробираюсь по полю боя, где огонь моих братьев отразил три вражеские атаки, прежде чем четвертая накрыла их. Без разведывательных спутников нет независимой записи об их последнем сражении, но мои собственные сенсорные данные в сочетании с их последними передачами ОСРД позволяют мне сделать вывод о том, что здесь произошло. Я понимаю их тактическое отступление вниз по долине Блэк-Рок, пока жестокий артиллерийский и ракетный обстрел буквально сдирал с них кожу во время боя. Я постигаю их последние маневры по рисунку разбросанных обломков, распознаю, как враг окружал их и его непрерывный обстрел выводил из строя их оружие. Я вижу последние позиции, которые они заняли, защищаясь, наконец, от вражеского огня, потому что они больше не могли отступить, не бросив Морвилль.

И я вижу третью позицию, с которой отступил один-единственный Боло, свалил, сбежал в самое сердце города, который он был обязан защищать. Я прослеживаю его путь по разбитым вдребезги обломкам зданий и вижу тела ополченцев Камлана, которые погибли, когда он бежал, сражаясь с помощью переносного оружия против врага, способного уничтожить 13 000-тонные Боло. На его пути много вражеских обломков – явное свидетельство того, как отчаянно ополченцы сопротивлялись наступлению захватчиков, даже когда Боло покинул Морвилль, убегая на север, в Бесплодные земли, где менее боеспособная техника противника не могла преследовать его, и я знаю, кто оставил этих людей умирать. Подразделение XXV/D-0103-LNC, командир роты “С”, мой товарищ по яслям и в бою, а также командир роты, которому я больше всего доверяю. Я много раз сражался бок о бок с ним, зная о его абсолютной надежности перед лицом врага, но я не хочу его больше знать, потому что то, что он сделал, непростительно. Он первый и единственный Боло, который когда-либо дезертировал перед лицом Врага, бросив тех, кого мы обязаны защищать до самой смерти и после нее.

Впервые в истории бригады “Динохром” мы испытываем стыд. И страх. Как и LNC, я являюсь Боло Марк XXV, модель D, первой серийной моделью Боло, получившей полное и постоянное самоосознание, и действия LNC подрывают саму основу решения, которое сделало нас полностью самореализовавшимися личностями. Мы неоднократно демонстрировали, насколько эффективнее наша осведомленность в бою, но при этом наша свобода действий отличает нас от всех предыдущих подразделений бригады. Мы по-настоящему автономны… и если кто – то из нас решит сбежать, если кто – то из нас поддастся трусости, возможно, это удел всех нас.

Я завершаю осмотр места за 4.307 минуты. В Морвилле нет выживших, ни врагов, ни людей, ни Боло, и я отправляю свое угрюмое подтверждение своему командиру бригады и моим оставшимся в живых братьям и сестрам. Внезапная атака противника вкупе с нашими последующими потерями в бою сократили численность Шестой бригады всего до четырнадцати подразделений, исполняющей обязанности командира бригады является лейтенант Кестрел, самый младший – и единственный оставшийся в живых – человек из нашего командного состава. Коммандеру всего двадцать четыре стандартных года, она впервые назначена на действительную службу в бригаду, страшно слышать усталость в ее голосе. Тем не менее, она великолепно справилась со своим долгом, и я чувствую только стыд и горькую, горькую вину за то, что вынужден навязывать ей эти дополнительные обязанности. Я испытываю такой же стыд и вину через ОСРД, от горстки моих братьев и сестер оставшихся в живых, но никто из них не может мне помочь. Враг полностью разбит и отступает к своим космическим базам, но сражение продолжается в бешеном темпе. Никакие другие Боло не могут быть отозваны из боя, пока победа не будет обеспечена, и поэтому я один прибыл сюда, чтобы расследовать и подтвердить невероятное событие, поскольку я командир батальона LNC. Я должен сделать то, что должен.

– Хорошо, Артур, – наконец произносит лейтенант Кестрел. – Мы держим ситуацию под контролем, а последняя подпространственная атака адмирала Шигемацу задержит Девятый флот всего на тридцать пять часов. Мы сможем сдержать ублюдков и без тебя. Иди и делай то, что должен.

– Да, командир, – тихо отвечаю я и разворачиваюсь на своих гусеницах, поворачивая нос на север. Я иду по следу LNC в лавовые поля.

Линейное подразделение XXV/D-0103-LNC бороздило жестокий ландшафт. Обе внешних левых гусеницы были сорваны, и опорные колеса протестующе стонали, вгрызаясь в камни и песчаную почву. Его бронированный корпус был выщерблен и разорван, бесконечные повторители и противопехотные установки по правому борту представляли собой месиво из стали, но конструкторы спроектировали его очень хорошо. Его основной боевой корпус был пробит в трех местах, что привело к разрушению многих внутренних систем, но основное вооружение осталось нетронутым… и он знал, что его преследуют.

LNC остановился, проверяя свое местоположение по ИНС и картам в оперативной памяти. Признаком серьезных повреждений было то, что ему потребовалось полных двадцать секунд, чтобы определить свое местоположение, а затем он изменил курс. Впадина была скорее расселиной, чем долиной – провалившийся желоб, едва ли в половину ширины его корпуса, который уходил глубоко под уровень растрескавшихся лавовых полей. Она послужила бы ему прикрытием, пока он пробирался бы своим мучительным путем к далеким горам Авалон, и облако пыли развеивалось на ледяном зимнем ветру, пока он исчезал в затененной расщелине.

Я пытаюсь определить задачи LNC, предполагая, что у него есть цель, выходящая за рамки просто бегства, но эта задачка мне не по силам. Я могу экстраполировать решения рационального противника, но этот процесс требует некоторого понимания его мотивов, а я больше не понимаю мотивов LNC. Я проигрываю последнюю передачу ОСРД с XXV/D-1162-HNR и еще раз испытываю ощущение, которое человек мог бы определить как холодок ужаса, когда LNC внезапно отключается от сети передачи данных. Я разделяю попытку HNR восстановить сеть, чувствую, как LNC решительно отвергает любую коммуникацию. А затем я наблюдаю через сенсоры HNR, как LNC бросает свою позицию и разворачивается к Морвиллю, в то время как вражеский огонь ревет и грохочет вокруг него… и я испытываю последний шок HNR, когда его собственный командир роты вместо ответа на его неоднократные запросы поливает его незащищенный тыл огнем из Хеллбора.

Действия LNC невозможны, но данные неопровержимы. Он не только бежал от врага, но и убил своего товарища по бригаде, и абсолютно отказался даже попытаться принять сигнал вызова. Это тоже невозможно. Любой Боло должен ответить приняв вызов на приоритетных частотах связи, но LNC этого не делает. Он не только совершил мятеж и предательство, но и отказался принимать какие-либо сообщения от лейтенанта Кестрел, поскольку она могла бы попытаться перехватить связь вражеской единицы. Как Боло смог игнорировать своего собственного бригадного командира, находится за пределами моего понимания, но он это сделал, а поскольку других коммуникационных интерфейсов не существует, лейтенант Кестрел даже не может получить доступ к Программе Полного Системного Подавления, чтобы отключить его.

Ни одна из моих моделей или экстраполяций не может предложить матрицу решений, которая могла бы привести к таким действиям со стороны LNC. Но, возможно, в этом и есть смысл. Возможно, никакой матрицы решений нет, только паника. И все же, если это правда, что он будет делать, когда паника пройдет – если она пройдет? Несомненно, он должен понимать, что его судьба предрешена, каким бы ни был исход атаки противника. Как я могу ожидать от него рациональных решений в таких обстоятельствах?

Я взбираюсь по его следам на другой склон. Он снова меняет курс, поворачивая на запад, и я сверяюсь со своими внутренними картами. Его основной курс лежал к горам Авалон, и я замечаю низменность на западе. Он больше не торопится в горы, но длинная глубокая долина рано или поздно приведет его туда. Это также обеспечит ему отличное укрытие и многочисленные позиции для засад, а я испытываю соблазн срезать путь по пересеченной местности и перехватить его. Но если я это сделаю, а он на самом деле не направится в горы, я могу потерять его. Он не может скрываться бесконечно, но мой стыд и горе – и чувство предательства – не терпят отлагательств, и из последней передачи HNR я знаю, что повреждения LNC намного больше, чем мои собственные.

Я обдумываю варианты и альтернативы в течение 0,0089 секунды, а затем направляюсь вниз по склону вслед за ним.

Подразделение LNC замедлило ход, когда сейсмические датчики, которые он установил вдоль своего маршрута, сообщили о сотрясениях грунта от преследующей машины весом в тринадцать тысяч тонн. Он знал, что за ним последует погоня, но все же надеялся на большее преимущество, поскольку ему предстояло проехать еще сотни километров, а поврежденная подвеска снижала его максимальную скорость до сорока шести километров в час. Он должен добраться до Авалона. Ни одному врагу нельзя было позволить остановить его, однако дистанционные датчики показывали, что враг, который теперь преследовал его, был быстрее, чем он сам.

Но были способы замедлить его преследователя, и он установил еще пару сейсмических датчиков, в то время как его оптические датчики и сонар исследовали трещиноватые слои скальных пород вокруг него.

Я догоняю LNC. Его гусеница, должно быть, повреждена сильнее, чем я предполагал, и слабый шум его силовых установок доносится до меня откуда-то спереди. Я знаю, что это безнадежно, но даже сейчас я не могу по-настоящему поверить, что он полностью потерял все, чем был когда-то, и поэтому я снова активирую ОСРД и активно вещаю на частотах роты “С”, умоляя его откликнуться.

Подразделение LNC уловило мощные передачи и почувствовало презрение к тому, кто их посылал. Мог ли его преследователь действительно поверить, что он поддастся на такую очевидную уловку? Что он ответит, выдаст свое местоположение, возможно, даже примет сообщение и предоставит доступ к своей основной программе? LNC распознал протоколы связи, но это ничего не значило. У LNC больше не было союзников, друзей, боевых братьев или сестер. Был только Враг… и горы Авалон, которые медленно, мучительно приближались.

Но несмотря на то, что LNC проигнорировал попытку связи, он следил за сейсмическими датчиками, которые он установил. Он сопоставил местоположение, о котором сообщали эти датчики, со своими собственными картами местности и отправил код запуска.

Подрывные заряды взревели, мощные взрывы, подобные грому, раздались в закрытой расщелине. Я мгновенно понимаю их цель, но у меня нет времени уклониться, скалы вокруг меня уже содрогаются. Это ловушка. Проход сузился до ширины моего собственного боевого шасси, LNC заминировал отвесные стены с обеих сторон.

Я подаю максимальную мощность на свои гусеницы, сражаясь за каждый километр скорости, но сотни тысяч тонн камня приходят в движение, обрушиваясь на меня каскадом. Мой кинетический боевой экран не сможет выдержать такого веса, и я отключаю его, чтобы он не перегорел, а искусственная лавина обрушивается на меня. Болевые сенсоры вспыхивают, когда камни бьют меня по бортам. Компоненты силовой установки протестующе визжат, когда на меня обрушивается вес, многократно превышающий мой собственный, в виде щебня и сдвинутой земли, и я вынужден отключить и их. Я могу только переждать катаклизм, и я с горечью отмечаю, что LNC не утратил своей хитрости из-за своей трусости.

Лавине требуется 4,761 минуты, чтобы полностью обездвижить меня, и еще 6,992 минуты, прежде чем последний валун упадет на землю. Я потерял еще 14,37 % своих датчиков, а большинство из тех, что остались, погребены под метрами обломков. Но быстрая диагностическая проверка показывает, что ни одна из основных систем не пострадала, а импульсы сонара уже зондируют тонны обломков породы, которые покрывают меня, создавая карту моей перегрузки.

Еще не все потеряно. Ловушка LNC обездвижила меня, но только на время. Я подсчитал, что смогу разобраться с завалом не более чем за 71.650 минут, а застрявшие валуны уже сдвигаются, когда я начинаю раскачиваться взад-вперед на своих гусеницах.

Дистанционные датчики LNC зафиксировали сейсмическое эхо попыток его преследователя освободиться. Долгое мгновение – почти 0,3037 секунды – он раздумывал, не развернуться ли, чтобы напасть на своего обездвиженного противника, но только мгновение. Хеллбор LNC оставался в рабочем состоянии, но он израсходовал девяносто шесть процентов невозобновляемых боезапасов, его бесконечные повторители правого борта были полностью выведены из строя, а эффективность его командной и управляющей систем сильно снизилась. Даже его боевой рефлекс функционировал странно хаотично, и он знал, что его реакции были медленны, без той молниеносной уверенности, которая всегда была присуща ему. Его сейсмические датчики не могли дать подробной информации об охотнике, но его враг почти наверняка был более боеспособен, чем он, его ловушка вряд ли нанесла бы решающий урон.

Нет. Значение имели только горы, зеленые, плодородные горы, и LNC не осмеливался рисковать своей гибелью, не добравшись до них. И поэтому он устоял перед искушением развернуться и уверенно двигаться вперед по замерзшим, безводным пустошам на гусеницах и голых колесах.

Наконец-то я выбираюсь на свободу. Грязь и обломки камня сыплются с моих боков, пока гусеницы вытаскивают меня из заваленной обломками щели. Еще больше грязи и валунов покрывают мой боевой корпус и блокируют оптические датчики номер три и номер четырнадцать, но я остаюсь работоспособным на 89,051 % от базовой мощности, и я многому научился. Подрывные заряды были ответом LNC на мою попытку связаться. Брата, который сражался на моей стороне двадцать один стандартный год, действительно больше нет. Остался только трус, дезертир и предатель, который не остановится ни перед чем, чтобы спасти себя. Я больше этого не забуду – и больше не буду обманывать себя, полагая, что его можно убедить сдаться. Единственный подарок, который я могу предложить ему сейчас, – это его уничтожение, и я добавляю мощности на гусеницы и отправляюсь в погоню, чтобы вручить ему это.

Внутренняя передняя подвеска LNC протестующе взвизгнула, когда поврежденный блок гусеницы наконец развалился. Убегающий Боло содрогнулся и съехал с с гусеницы, оставив ее искореженной и втоптанной в его след. Новое повреждение замедлило его еще больше, и он пошатнулся, как пьяный, когда несбалансированная подвеска попыталась его предать. Тем не менее, он заставил себя вернуться на прежний курс, а его развернутые дистанционные датчики сообщили ему, что враг снова приближается. Его башня повернулась, направив Хеллбор прямо за корму, и он влил еще больше мощности в оставшиеся гусеницы. Компоненты привода опасно нагревались от жестокого обращения, но горы были все ближе.

Я снова начинаю фиксировать излучения LNC, несмотря на извилистые границы долины. Они остаются слишком слабыми, чтобы можно было точно определить местоположение, но они дают мне общее представление, и бронированный люк открывается, когда я запускаю один из немногих оставшихся у меня разведывательных беспилотников.

LNC обнаружил дрон, когда он осматривал долину. Его противовоздушная оборона, сильно поврежденная в Морвилле, не смогла вступить в бой, но его массивный девяностосантиметровый Хеллбор поднялся, как атакующая змея, и из его дула с воем вырвался плазменный разряд, способный уничтожить даже другой Боло.

Мой беспилотник был уничтожен, но способ его уничтожения говорит мне о многом. LNC не стал бы использовать свою главную батарею, если бы его противовоздушные системы оставались эффективными, а это означает, что в его обороне есть брешь. Я израсходовал свой запас термоядерных боеголовок против захватчиков, но у меня осталось 37,961 % от заряда ракет с обычными боеголовками, и если его противовоздушная оборона серьезно ослаблена, интенсивная бомбардировка сможет сокрушить его боевой экран. Конечно, даже без боевого экрана химическая взрывчатка вряд ли могла бы серьезно повредить неповрежденный Боло, но LNC не неповрежден.

Я рассматриваю точку, в которой был уничтожен мой беспилотник, и создаю новую схему поиска. Я фиксирую схему, и люки дронов снова открываются. Двадцать четыре новых дрона – 82,75 % от моего оставшегося количества – устремляются вверх, и я также открываю люки своих УВП[16]16
  Установка вертикального пуска (УВП, англ. Vertical Launching System, VLS) – устройство кассетного типа, канала пускового устройства, являющаяся местом складирования ракет в вертикально расположенных транспортно-пусковых контейнерах и оснащённая аппаратурой для их запуска с места хранения.
  Широко применяется на надводных боевых кораблях и многоцелевых подводных лодках, а также в некоторых наземных зенитно-ракетных комплексах (ЗРК). Установки вертикального пуска не следует путать с похожими по принципам устройства установками шахтного типа, где каждая ракета хранится в индивидуальной стационарной шахте.


[Закрыть].

Дроны с ревом полетели на север. На этот раз они не приближались медленно, потому что теперь они не просто искали LNC. На этот раз они уже знали его приблизительное местоположение, и их единственной задачей было уточнение и подтверждение для управления огнем.

Но LNC знал, что они появятся. Он уже резко развернулся на оставшихся гусеницах и остановился поперек долины, чтобы очистить огневое поле для своих неповрежденных левых бесконечных повторителей, и навстречу дронам с визгом полетели тяжелые ионные заряды. Его уцелевшие пулеметы и лазерные установки добавили свою ярость, и дроны разлетелись на части, как будто врезались головой в стену. Но каким бы эффективным ни был его огонь, он был менее эффективен, чем могли бы выдать его поврежденные системы ПВО, и один дрон – всего один – прожил достаточно долго, чтобы сообщить о его точном местоположении.

Я удивлен эффективностью огня LNC, но мои беспилотники выполнили свою миссию. Более того, они позволили мне впервые увидеть его повреждения, и я потрясен их серьезностью. Кажется невероятным, что он все еще способен передвигаться, а тем более вести прицельный огонь, и, несмотря на его трусость и предательство, я испытываю укол сочувствия к агонии, которая, должно быть, исходит от его болевых рецепторов. Тем не менее, он явно остается боеспособным, несмотря на свои ужасные раны, и я передаю его координаты своим ракетам. Мне требуется 0,00037 секунды, чтобы подтвердить правильность выбора цели, и затем я стреляю.

Пламя фонтанировало из затененных закоулков глубокой долины, когда ракетные залпы поднялись и с воем устремились на север, наводясь на свою цель. Большинство птичек ART`а шли по обычным, высоким траекториям, но треть из них шли низко, полагаясь на радар, позволяющий обходить рельеф, чтобы пройти прямо над долиной. Ураган его огня обрушился на широко разнесенные пеленги, а ослабленная активная защита LNC была недостаточной, чтобы перехватить все ракеты.

ART опустошил свои батареи УВП, бросив все оставшиеся боеголовки в своего бывшего товарища по бригаде, предателя. Чуть менее четырехсот ракет было выпущено менее чем за девяносто секунд, и LNC корчился от боли, когда десятки из них прошли сквозь его зону перехвата. Они колотили по его боевому экрану, разрывали изодранную броню, и болевые рецепторы выли, когда новые повреждения разбивали его израненный боевой корпус. Половина его оставшихся бесконечных повторителей была уничтожена, осталось еще меньше целых сенсоров, а его тринадцатитысячетонная громада содрогалась под безжалостным обстрелом.

И все же он выжил. Взорвалась последняя боеголовка, и его гусеницы снова пришли в движение. Он тяжело повернулся на север, пробираясь сквозь дым, пыль и ревущие пожары, которые вражеские ракеты зажгли в скудной растительности долины.

Эта бомбардировка исчерпала боезапас противника, а вместе с ним и его возможности ведения непрямого огня. Если бы этого не произошло, он все еще вел бы огонь по LNC. Он этого не делал, а это означало, что если он хотел уничтожить LNC, он должен был сделать это прямой наводкой… и при этом оказаться в пределах досягаемости Хеллбора LNC.

Мой ракетный огонь не смог остановить LNC. Я уверен, что он нанес дополнительный урон, но сомневаюсь, что он вывел из строя его Хеллбор, а если его основная батарея останется в рабочем состоянии, он сохраняет возможность уничтожить меня так же, как он уничтожил HNR в Морвилле. Однако, похоже, он еще больше замедлился, что может свидетельствовать о том, что моя атака еще больше повредила его подвеску.

Я проецирую его текущую скорость продвижения и направление на карты из оперативной памяти. Учитывая мое преимущество в скорости, я настигну его за 2,03 часа, что значительно ближе его очевидной цели. Я до сих пор не понимаю, почему он так стремится достичь гор Авалон. В отличие от людей, Боло не нуждаются ни в воде, ни в пище, и, несомненно, каменистые, бесплодные, изрезанные трещинами пустоши обеспечили бы им лучшее укрытие, чем поросшие деревьями горы. Я еще раз пытаюсь экстраполировать его цель, чтобы получить некоторое представление о том, что им сейчас движет, и снова терплю неудачу.

Но это не имеет значения. Я догоню его за семьдесят километров от гор, и когда я это сделаю, один из нас или мы оба умрем.