Текст книги "Последний бой (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Линда Эванс,Уильям Кейт,Стив Перри,Тодд Маккефри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Очень хорошо, – тихо сказал он. – Пусть это достанется насекомым. И пусть тебя мучает запах. Возможно, завтра у тебя улучшится аппетит.

Он поднялся и спустился по крутому лафету так же грациозно, как и поднялся. Паскуа заплатила бы любую цену, чтобы увидеть, как он поскользнется и упадет ничком.

Ее губы и внутренняя часть рта сильно горели от того, что он насильно положил ей в рот полную ложку еды. На глаза у нее навернулись слезы. Она ждала; в лагере стало тише, костры погасли, лишь несколько часовых шевелились. Во рту все еще горело.

Боже, подумала она, эта штука прожжет сталь. Она повернула голову и задумчиво посмотрела на оставленную миску. Ты же не думаешь…

Ее онемевшая рука опустилась в миску и зачерпнула немного содержимого, согнув запястье так сильно, как только смогла. Паскуа переложила кашу на веревки из растительного волокна, которыми была связана. – У-у-у! – вскрикнула она, когда соус чили проник и обжег натертую и кровоточащую кожу под веревкой. Что побудило ее отчаянно дернуть привязанной рукой.

Может быть, из-за жира, может быть, из-за того, что веревка была насквозь мокрой, может быть, из-за того, что она так отчаянно пыталась снять эту дрянь, но на этот раз ее рука освободилась.

Она потерла запястье о рубашку, но это не остановило жжение. Расстроенная, она попыталась высвободить другую руку. Будучи связанной, она едва могла дотянуться до узла. Он затянулся из-за ее усилий и того, что она весь день нес на себе ее вес. Ноготь оторвался, и она подавила крик боли. Она пососала палец, затем сплюнула, когда язык снова начало жечь. Необходимость выругаться казалась почти такой же насущной, как необходимость дышать.

Вздохнув, Паскуа зачерпнула горсть своего ужина и высыпала его на другое запястье.

После того как она освободила ноги, Паскуа сорвала с волос желтый шарф и, хотя жгло уже слабее, стерла с запястий и ладоней столько соуса, сколько смогла. Затем она отбросила его в сторону, радуясь, что ее рубашка и брюки были серого цвета и вряд ли привлекли бы к ней внимание в темнеющих джунглях.

Она двигалась осторожно и тихо, пригибаясь, иногда на четвереньках. Рабы спали вокруг орудийного лафета, так плотно, что было трудно протиснуться между ног, рук и голов. В изнеможении они проспали все время, пока она тихо проходила мимо, даже когда она случайно задела одного из них.

Ее взгляд был устремлен к джунглям, когда какой-то мужчина сел и посмотрел на нее. Паскуа замерла, ее пронзил неприятный, почти электрический разряд, и у нее перехватило дыхание. В темноте лицо мужчины казалось сине-серым, а глаза – черными провалами. Он уставился на нее, не двигаясь. Затем он улыбнулся и молча лег обратно.

Спасибо тебе, Господи, подумала Паскуа. Уходя в джунгли, она давала неопределенные, но пылкие обещания стать лучше в будущем.

Иногда, перед тем как лечь спать, сержант Дженкинс любил побродить по деревне, чтобы успокоить свои мысли и ноющие кости перед сном. И в такие ночи, как эта, когда он чувствовал себя особенно одиноким, он останавливался перекинуться парой слов с Боло.

После смерти лейтенанта Мартинс никто не разговаривал с Марки. И иногда Топс чувствовал себя немного виноватым из-за этого. Он знал, что Боло не был одинок, не чувствовал себя заброшенным или ущемленным из-за того, что его игнорировало население, он вообще ничего не чувствовал. В нем было столь же мало самосознания, как в тостере.

Но когда он говорил, он иногда казался настолько похожим на человека, что он решил время от времени навещать его. И если он находил утешение в том, что Боло видел его молодым и хранил воспоминания о его старых товарищах, ну и что? Кроме того, иногда он улавливал слабые радиопередачи из прошлого, и ему нравилось слушать их, какими бы странными они ни были. Лорд Филадельфии объявил войну баронам Джерси? Либо это была спортивная трансляция, либо в Реальности все стало нереальным.

– Добрый вечер, Марки, – сказал Топс, усаживаясь на знакомый выступ в нижней части Боло. – Расскажи, что у нас нового?

– Я получила крайне тревожное сообщение от капитана Мартинс, сержант. Следующего содержания…

Из динамиков Боло донесся голос Джеймса Мартинса, слабый, как будто доносившийся откуда-то издалека. – К нам гости, целый отряд. Конито, ответь. – последовала пауза, а затем нетерпеливый вздох. – Запись. Здесь что-то странное… и опасное… – послышался треск помех, а затем все стихло.

– Это все? – спросил Топс.

– Да. Прошло десять часов и тридцать четыре минуты с тех пор, как я получила это сообщение. С тех пор вообще ничего. Это не похоже на капитана Мартинса, который скрупулезно следит за выполнением своих записанных сообщений.

– Хм. Есть еще какие-нибудь сообщения о наступающем отряде?

– Ответ отрицательный, сержант. Насколько я могу судить, Конито еще не слышал этого сообщения.

Топс выпрямился, его глаза пылали негодованием. Господь свидетель, у Конито были свои проблемы. Его жена умерла при родах, оставив его с двумя детьми на попечении. Но такое пренебрежение было неслыханным.

– Эти чертовы дети, – пробормотал Топс. – Они избалованы, вот что. Мы слишком хорошо выполняли свою работу. Они думают, что мир – их друг и никто никогда не причинит им вреда. – он встал. – Я прослежу за этим, Марки. А ты попробуй найти капитана в эфире.

– Да, сержант.

Джозеф открыл дверь и увидел на пороге Топса, который стоял в окружении насекомых, круживших вокруг метанового фонаря над дверью.

– Привет, Топс, – удивленно сказал он. – Ты припозднился, – с сомнением произнес он. И старик был в военной форме, от ботинок до шлема.

– Я знаю, который час, Джефе. Я должен вам кое-что сказать. – Топс протиснулся мимо Джозефа в дом и повернулся к нему лицом.

– Джеймс в беде, – коротко сказал он. – Боло перехватил часть его сообщения. Он сказал: “Здесь что-то странное и опасное”, а затем ничего, кроме помех. Это было более десяти часов назад. С тех пор Марки ничего не слышал.

– Конито не сообщал…

– Конито еще даже не прослушал поступившие сообщения. И никто не отслеживал наступающий отряд. Я слышал запись. Она была прервана. А у Джеймса явно проблемы.

Джозеф с сомнением посмотрел на него. Он облизал губы и отвел взгляд, затем снова посмотрел на него.

– Чего ты ожидаешь от меня? – спросил он.

– Я ожидаю, что вы пошлете помощь. – Топс начал медленно закипать, когда джефе снова отвел взгляд.

– Не смотри на меня так, будто я совершил что-то социально неприемлемое. Сообщение твоего брата было прервано на полуслове, и о нем ничего не слышно уже несколько часов. У тебя есть полномочия и обязанность послать помощь – он пристально посмотрел на Джозефа. – Вот то, чего я от тебя ожидаю.

Джозеф закатил глаза. – Вероятно, УНВ сломался. Он уже был на последнем издыхании. Да и связь в шлеме ненамного лучше. Более того, – сказал он, разводя руками и понимающе улыбаясь, – Боло в еще худшем состоянии, чем УНВ. Он мог не расслышать Джеймса.

– Я сам слышал запись, – процедил Топс сквозь стиснутые зубы. – Собственными ушами. Она очень четкая, Джозеф. Ты мог бы сам прослушать, если бы захотел.

Плечи Джозефа опустились, а губы нетерпеливо искривились.

– Querida?[5]5
  Дорогой (исп.).


[Закрыть] – с лестницы в холл наверху раздался голос. – Mi corazon?[6]6
  Мое сердце (исп.).


[Закрыть]

– Уже поздно… – начал он.

– Или ты пошлешь кого-нибудь проверить, или я ухожу, – яростно сказал Топс, у него перехватило дыхание.

– Расслабься, старик, – сказал Джозеф, кладя руку на плечо Топсу и направляя его к двери. – Сегодня мы все равно ничего не сможем сделать. Придется подождать до завтра.

Огромный кулак Топса взметнулся и ударил джефе сбоку по голове, как пятифунтовая кувалда.

Джозеф услышал звук треска костей своего черепа. Больно ему не было; в основном он чувствовал возмущение и удивление тем, что старик все еще может двигаться так быстро. Он ведь старше матери. Но я не могу ударить его в ответ…

Только тогда он понял, что безвольно рухнул на пол. Он беспомощно дергался, как в замедленной съемке, пока зрение не вернулось к нему и не началась боль. Затем он посмотрел на пожилого мужчину, который придавил его к земле.

– Это было от Эл-ти[7]7
  Лейтенант


[Закрыть], – яростно сказал Топс. – Потому что она дала бы тебе по морде за то, что ты просто подумал о том, чтобы оставить одного из своих людей под огнем после такого сообщения. Не говоря уже о твоем собственном брате.

Глаза Топса блеснули в свете свечей, желтые вокруг дымчато-черных радужек.

– Послушай меня, малыш, это старый плохой мир. И всегда есть шанс, что неприятности сами постучат в твою дверь. А сейчас, по-моему, беда стучится, и стучит очень громко. – он ткнул массивным пальцем Джозефу в лицо. – А теперь пошли кого-нибудь на помощь своему брату!

Джозеф уставился на него, потирая челюсть и размышляя, не следует ли отправить Топса за решетку. Топс ответил ему таким возмущенным взглядом, который, в конце концов, пробил уязвленную гордость Джефе.

– Ты прав, – неохотно согласился Джозеф. – Требуется расследование. – он поднялся и направился к двери. – Тебе не о чем беспокоиться, – бросил он через плечо, когда Топс двинулся за ним, – я позабочусь, они выйдут сегодня же.

Сверху снова донесся женский голос. Топс расслабил и потряс правую руку, выходя на улицу и закрывая за собой дверь; ему повезло, что он не сломал костяшки пальцев. Обычно он не считал, что можно ударить человека голыми руками, если только тот не был голым и его ноги не были прибиты гвоздями к полу… но нужно было сделать скидку на сына Эл-Ти.

Все тело Пауло горело, а отец снова навалился на него всем своим весом. Теперь было так темно, что он почти ничего не видел, и он дрожал от усталости, такой же мокрый от пота, как и его отец, и ему было больно слышать хриплое дыхание боли над собой. Он хотел остановиться, поесть, глотнуть немного воды из отцовской фляги. Он хотел сесть и заплакать, как маленький ребенок. Но я не могу. Папе хуже, чем мне. Я должен выдержать.

Когда стало темнеть, Пауло сосредоточился на земле перед ними, избегая камней, корней и лиан, даже довольно эффективно, учитывая полумрак. Кроме того, несмотря на усталость, его голова, естественно, склонялась вниз. Жужжание насекомых и лягушек убаюкивало его, как будто он был дома и, открыв окно, смотрел на луну…

БАЦ!

– А-а-а!

Голова Джеймса крепко зацепилась за низко висящую ветку. Боль от лба передавалась в рану на затылке, и агония накатывала на него, как приливные волны. Он упал на землю, издав пронзительный, почти беззвучный крик.

Пауло упал на колени рядом с отцом. – Папа! – его руки неуверенно зависли над извивающимся телом, а глаза наполнились слезами. – Папа? – повторил он сдавленным от отчаяния и слез голосом. – Прости, мне так жаль. – он не выдержал и заплакал, стыдясь и не в силах остановиться. Он прижал руки ко рту, чтобы подавить неконтролируемые рыдания. Он знал, что если он сможет остановить их, его глаза быстро высохнут.

Внезапно его отец упал на колени, и его начало рвать, он старался изо всех сил, но безуспешно, так как его желудок был совершенно пуст. Наконец спазм прошел, и он со стоном перевернулся на бок.

– Папа? – голос Пауло был очень тихим.

– Все в порядке, – сказал Джеймс, тяжело дыша. – Иди сюда. Он поднял руку, и Пауло рухнул рядом с ним.

Джеймс обнял сына за плечи. – Это не твоя вина, малыш. Ты все делаешь правильно.

Боль отступала, отдаваясь эхом, и он с ужасом ощущал свой пульс, отдававшийся в голове. Под веками появились белые точки, и тошнота определенно вернулась, чтобы остаться на некоторое время.

– Мне нужно отдохнуть, – тихо сказал он. От стыда у него запылали щеки, когда он понял, что должен взвалить на плечи Пауло еще одно бремя. – Ты должен найти нам какое-нибудь укрытие, сынок. Оно не должно быть большим. Просто хорошее укрытие, может быть, со стеной за спиной. И не далеко.

Он крепче сжал руку при мысли о том, что может потерять своего сына здесь, в темноте. Если ты быстро что-нибудь не найдешь, возвращайся, мы просто проведем ночь здесь.

Пауло сел. – Окей, папа.

– Вот, – сказал Джеймс. – Выпей, – и он протянул фляжку.

Пауло с благодарностью взял ее и позволил себе два глотка, второй на мгновение задержал во рту, чтобы насытить пересохший язык.

– Я быстро, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать отца в щеку, поразив его.

Он не делал этого с тех пор, как умерла его мать, подумал Джеймс, когда звук шагов Пауло затих вдали.

Казалось, лишь мгновение спустя Пауло потряс его за рукав. – Папа. Я нашел, – сказал он.

Джеймс с трудом поднялся на ноги, и Пауло повел его, на этот раз особенно внимательно следя за тем, чтобы смотреть как сверху, так и снизу.

Через некоторое время Пауло остановился.

– Там такие кусты, – объяснил он, – что приходится пригибаться и ползти. Но за ними что-то вроде ложбины, а за ней стена с выступом. Это почти как пещера, – с энтузиазмом закончил он.

– Молодец, сын, – сказал Джеймс. – Иди первым. – он встал на четвереньки и последовал за сыном через кусты. – Хорошее место, – сказал он, оказавшись в дупле, отметив сухость толстого слоя листьев и отсутствие мускусного запаха животных. – Теперь отдыхай.

– Тебе отдых нужен больше, чем мне, – запротестовал Пауло, решив, если понадобится, оставаться на страже всю ночь.

– Я не могу, сын. Моя голова мне не позволит. – Джеймс знал, что силы Пауло на исходе и он скоро заснет, хочет он того или нет. Кроме того, как только они увидят какой-нибудь безошибочный ориентир, если его зрение все еще будет работать, он собирался отправить Пауло вперед одного. Для этого мальчику понадобятся все его силы. – Иди спать.

Облегченно вздохнув, Пауло сдался и лег на бок, свернувшись как можно удобнее.

Джеймс услышал, как дыхание сына сменилось в ритме сна, а затем он и сам впал в беспамятство.

Двигаясь быстро, но бесшумно, Паскуа продвигалась вперед. Она была в полусонном состоянии, но дышала спокойно и двигалась эффективно, ее тело автоматически бежало волчьей рысью. Этому методу ее научил один из телохранителей отца, одна из частей ее тренировок по выживанию. Она шла вдоль тропы, ведущей в долину, приближаясь ровно настолько, чтобы заметить ее через каждые двести шагов, а затем снова исчезая в джунглях. А точнее, в лесу. Тропа забралась уже довольно высоко. Погода стояла хорошая, не то что в паровой бане внизу; там было так же скверно, как летом дома. Природа вокруг была похоже на октябрьский Bayou Teche[8]8
  Национальный заповедник Байу-Тече, основанный в 2001 году, находится вдоль Байу-Тече, древнего русла реки Миссисипи. Заповедник в основном состоит из болота, расположенного за естественными дамбами залива между Франклином, Сентервиллем и Гарден-Сити, штат Луизиана.


[Закрыть] или на сосновый лес на побережье Мексиканского залива – у ее семьи там были охотничьи домики.

Если я предупрежу кого-нибудь в долине о Червонном валете и его смеющихся мальчиках, я стану героем, рассуждала она. Если я попытаюсь вернуться на побережье, то наткнусь на очень несчастных людей, которые тащат эту проклятую пушку, и меня поджарят. Трудный выбор.

Она мысленно пожала плечами. В любом случае, погода здесь лучше. Позже она могла бы вернуться на побережье и забрать свои вещи. Никто не осмелится к ним притронулся, ведь ее фамилия Джакано. Даже если бы она разорвала официальные отношения с Семьей, никто не подписался бы против нее. И уж точно никто не пожелал бы визита одной из шхун герцога, который точно состоялся бы, если бы стало известно, что ее ограбили. При чем на общих основаниях, заметьте, а не из-за семейной привязанности.

Паскуа оценила степень своего изнеможения и решила найти место, где можно было бы поспать пару часов. Она замедлила шаг, и почти сразу же ее конечности словно налились песком, а грудь заболела от усилий вдохнуть разреженный горный воздух. Спать, подумала она, отличная идея.

Хрррпщщщщ!!!!

Боже мой! Она замерла, но ее сердце бешено заколотилось.

Хррр!!!!

Храп! Интересно, человеческий ли?

Пробираясь вперед, хотя внутреннее чутье подсказывало ей, что нужно бежать, Паскуа наткнулась на пышную поросль кустов, прижавшихся к выступу.

Если бы я была медведем, думала она, именно тут я и спала бы. А вообще водятся ли медведи в этой стране?

Хрррпщщщщ!!!!

Человеческий, подумала она и выпрямилась, ее рот сжался в мрачную линию. Складной нож щелкнул в ее руке, смазанный смертью. Возможно, это кто-то из рождественской команды Лорда Мультикультурализма. Она осторожно начала отступать. Удовольствие от того, что в одном из них появится лишняя дырка, не стоило такого риска.

– Па-а-а-п, – произнес сонный детский голос. – Ты храпишь.

Улыбка медленно расползлась по лицу Паскуа, а глаза заблестели. Может быть, охотники, подумала она. Или следопыты. Но уж точно не рыцари-ягуары.

– Эй, – прошептала она и почувствовала, как они проснулись. – Мне нужна помощь.

– Эй! Конито! – Топс выбежал на дорогу, и УНВ остановился. Он подавил улыбку при виде усталого лица Конито и толпы ополченцев вокруг него.

Вот такое поэтичное правосудие, приятель, подумал он, довольный тем, насколько наказание соответствует преступлению.

Конито с сомнением смотрел на него. – Вы не можете поехать с нами, сержант Дженкинс. Его голос был уважительным, а манеры вежливыми.

Топс был удивлен, насколько приятным было это уважение. Неужели прошло так много времени с тех пор, как кто-то разговаривал со мной как со взрослым человеком? Тем не менее, от него отмахнулись, велели убираться, как маленькой назойливой мухе, чтобы ответственные люди могли выполнять свою работу. И это Конито! Парень, который так ничего и не добился, кроме того, что заделал ребенка бедной жене. Парня, который свинтил с работы в радиоузле, вероятно, сразу, как Джеймс ушел.

– Что ж, спасибо за приглашение, сынок, но мне нужно немного поспать. – усталые глаза Конито слегка сузились. – Может быть, как-нибудь в другой раз. Я просто хотел дать тебе это, – он поднял свой шлем. – Я поработал над ним, и сейчас он, наверное, лучший в деревне. Он также подключен к Боло.

Конито с удовольствием взял шлем и отдал свой собственный, работающий серединка на половинку. Но тут он вскинул голову.

– Почему? – спросил он. – Никто не разговаривает со Зверем.

Топс заставил себя сдержать сарказм. Это был уместный вопрос, никто не разговаривал с Боло уже много лет. Он упер руки в бока и посмотрел на Конито сверху вниз, чуть дольше, чем было удобно молодому человеку.

– Не понимаю, почему мы не подумали об этом раньше, – мягко сказал Топс. – Боло может отслеживать передачи двадцать четыре часа в сутки. Если поступит что-то срочное, он может включить сигнализацию. Ах, да, Зверь говорит, что последняя передача была с утеса, который возвышается над старой дорогой из долины. – он повернулся и направился обратно к своему дому.

– Это должно облегчить их поиск, – бросил он через плечо. Он сдерживал улыбку, видя ошеломленное выражение на лице Конито, пока тот не отвернулся.

Топс был уже на полпути к крутому боку Боло, когда детский голос строго спросил: – Куда вы идете, сержант Топс?

Пораженный, он заглянул в большие карие глаза младшей дочери Джозефа. Кэтрин свирепо хмурилась, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая пухлой босой ножкой.

– Что ты здесь делаешь так поздно? – спросил он, понизив голос.

– Ты поссорился с моим папой, – обвинила она. – Ты разбудил меня, и я больше не смогла уснуть.

– Он знает, что ты здесь? – прошептал Топс. Успокойся, малышка, ты разбудишь весь город.

Она выглядела смущенной, но ее голова была опущена, как у маленького бычка. – Куда ты идешь? – повторила она.

– Тссс! Я собираюсь навестить твою бабушку, – сказал он.

На маленьком личике появилось выражение абсолютного ужаса.

– Ты собираешься умереть? – ее глаза округлились.

Он рассмеялся, не в силах сдержаться. – Не. Я ненадолго, я просто навестить.

– Ты обещаешь?

Топс растроганно улыбнулся. Какая шумная, но очень славная малышка.

– Я обещаю не только это, но и никому не рассказывать, что видел тебя так поздно. Если, – он поднял палец, – ты пообещаешь никому не говорить, что видела меня здесь.

– Окей, – весело сказала Кэтрин, – обещаю.

– А теперь иди домой, – сказал Топс и кивнул.

– Ладно. – она повернулась и скрылась в темноте. На полпути по улице она обернулась и помахала ему рукой, мило улыбаясь, затем поспешила дальше. Он видел, как она открыла дверь, подняла голову и помахала еще раз, затем вошла.

Да, и готов поспорить, если бы я не наблюдал за тобой, ты бы ушла в ночь по каким-нибудь своим делам, не так ли, ципа? Ребенок был таким же, как Эль-Ти, упрямым и бесстрашным. Он покачал головой и продолжил карабкаться.

Наверху он остановился и прикусил губу, чувствуя себя так, словно вторгся в гробницу. Затем он невольно усмехнулся, представив, как Бетани Мартинс повернулась бы и посмотрела на него, если бы знала о его мыслях. Он покачал головой.

– Марки, открой люк, – сказал он.

Поток холодного сухого воздуха, обдавший его, пах именно так, как он и ожидал. Как давно мертвый труп, если быть точным. Он брезгливо сморщил нос. Это тебе не день на пляже, подумал он.

Почти мумифицированный труп в командирском кресле совсем не походил на его старого друга. Слава Богу, хоть за такие маленькие милости, подумал он. Он был удивлен, насколько она маленькая. В его воображении Эль-Ти казалась гораздо больше.

Он накрыл ее одним из одеял, которые принес с собой, и очень осторожно начал поднимать с сиденья. Это было похоже на перемещение мебели, в фигуре под одеялом не было ничего человеческого. Слава богу, у них еще оставалось несколько мешков для трупов; они складывались до размеров носового платка, но герметично запечатывались.

Несколько мучительных минут спустя, когда командирское кресло было накрыто чистым одеялом, он осторожно сел. – Подключи обзор из этого шлема, Марки, – сказал он. Бросив нервный взгляд на тело в мешке рядом с ним, Топс приготовился к дежурству.

В состязании “Мне нужна помощь” эти несчастные полностью меня разгромили, решила Паскуа. Почему я? она задумалась, и ее сердце упало. Парень, по сути, слеп. И напуганный ребенок. Кто-то запланировал эти несчастья для меня? У дедушки какие-то претензии к Богу или что-то в этом роде?

Оставалось только сорваться с места и бежать, она могла придумать дюжину правдоподобных оправданий, даже не вспотев. Некоторые из них даже были бы правдой.

– Как, вы сказали, его звали? – спросил мужчина – Джеймс.

Он был светлее большинства местных жителей, и говорил по-английски со смесью акцентов, местного и, похоже, староамериканского. Более четко, чем ее родной диалект Канал-стрит. Симпатичный парень лет тридцати с небольшим, широкоплечий, с руками рабочего. Одетый в старую военную форму Соединенных Штатов, Паскуа узнала бронежилет. Семья… унаследовала… много армейского снаряжения во время Краха, и оно все еще хранилось на складах.

– В нем слишком много букв, чтобы я могла их записать, но звучит как Олень-Семь, – осторожно сказала она.

Что-то в этом человеке говорило о том, что он не дружил с Лесной Лигой По Удалению Сердец. То, как они оба побледнели при упоминании этого имени, подтвердило это. Мальчик посмотрел на мужчину, и тот обнял сына за плечи.

– Окей, я помогу вам вернуться домой, – сказала Паскуа, сама не веря своим словам, когда услышала, как они слетают с ее губ.

Она посмотрела на горы, на высокий вулкан с белой вершиной на западе. Над ним, казалось, маячило перед ее мысленным взором лицо. Лицо ее отца.

– Последнее, что нужно Джакано, – сказал он, когда они виделись в последний раз, и его глаза мертвой рыбы взвешивали ее, как кусок мяса, – это долбаная совесть.

На следующий день она улетела в Центральную Америку, потерявшись здесь и не надеясь больше увидеть свой дом. Там она поняла, что свободна.

Джеймс снова и снова прокручивал в голове историю этой женщины. Когда он услышал ее голос ночью, то на мгновение испугался, что это какой-то подвох. Затем она объяснила свое присутствие.

– …Олень-Семь…

Он резко повернул голову, и ему стало больно, и он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Пауло взял его за руку и крепко сжал, и ему стало стыдно за свой страх. Для детей Долины Олень-Семь был Бабой Ягой.

– Ты уверена, что его звали Олень-Семь?

– Да. – ее голос звучал осторожно, как будто она боялась, что они могут быть его союзниками. – А что?

Он сказал ей, а потом настоял на том, чтобы они двинулись с места. В нем горело острое желание предупредить свой народ.

У Оленя-Семь была очень старая обида. Да и не нужен был ему никакой повод.

Паскуа так хотелось пить, что она даже не думала, что сможет заплакать. И она так устала, что ей хотелось заплакать. Они шли, вернее, спотыкались, весь день, и солнце уже начало садиться. Боже, я и представить себе не могла, что тропинка может быть роскошью. Только за то, чтобы иметь возможность пройти пять шагов, не споткнувшись, подумала она, подавляя стон, я бы заплатила. И как могло случиться, что в стране с таким количеством осадков не было родников или рек?

– Потому что мы держимся у горных хребтов, – сказал Джеймс.

Она вздрогнула, осознав, что произнесла последнюю мысль вслух. Должно быть, я вымотана сильнее, чем думала.

– Остановись, – тихо сказал Джеймс, поднимая руки.

Паскуа оглянулась на него; по тому, как он держал голову, было ясно, что он что-то услышал. Она огляделась, напрягая слух. Все, что она могла видеть, – это сосны, поросшие кустарником выше на склонах; ниже по склону росли тропические дубы, и доносился мучительный звук льющейся воды. Пот высыхал на ее лице и теле, а остальное давало ей понять, что, хотя солнце палило вовсю, температура воздуха была не выше семидесяти[9]9
  По фаренгейту, 20º по цельсию


[Закрыть]. Ветер шелестел в кронах деревьев, прохладный и пахнущий свежестью. Она отогнала от себя мысли о боли в ногах и пересохшем, как бумага, языке. Наконец она услышала слабое тявканье.

– Койдоги[10]10
  Койдог – гибрид псовых, полученный в результате скрещивания самца койота и самки собаки. Гибриды обоих полов плодовиты и могут успешно размножаться на протяжении нескольких поколений.


[Закрыть]? – спросила она.

Его губы сжались в тонкую линию, и он покачал головой, затем поморщился. Он провел рукой по лбу.

– Голоса, – сказал он очень тихо.

В этот момент легкий ветерок донес до нее смех, и она застыла. Она перевела взгляд на Пауло, но выражение его лица было таким же, как и весь день, испуганным и решительным.

– Нам лучше продолжать двигаться, – сказала она.

Джеймс покачал головой и снова поморщился.

– Может, ты просто скажешь что-нибудь и перестанешь вертеть головой по сторонам? – нетерпеливо спросила она. – Может двинемся дальше?

– Это могут быть люди из долины, – сказал он. – В таком случае мы должны предупредить их. Возможно, они даже ищут меня… и Пауло, – добавил он.

– В таком случае нам следует избегать их, потому что они производят достаточно шума, чтобы привлечь сюда всю веселую кавалькаду Оленя-Семь. Или это может быть ловушка.

– Тогда нам лучше выяснить, – сказал Джеймс. – У них может быть вода… – он позволил этой мысли повиснуть в воздухе.

Если бы она не была так измучена жаждой, Паскуа, возможно, улыбнулась бы. Этот мужик – манипулятор, подумала она. Неуклюже, но когда у тебя есть правильный крючок, не обязательно быть артистом. Она облизнула пересохшие губы, и Пауло повторил ее движение.

– Окей, – сказала она. – Пошли.

Чем ближе они подходили, тем очевиднее становилось, что здесь идет какой-то нездоровый праздник. Звуки эхом отражались от дубов, проникая сквозь завесу из свисающих виноградных лоз. Визг и смех перемежались разговорами и криками; колибри пролетела над ее головой и зависла над цветком в жестоком забытьи. Паскуа схватила Джеймса за руку.

– Это не твои друзья, – настойчиво прошептала она. – Мы должны убираться отсюда!

– Мне нужно знать, – сказал Джеймс и двинулся вперед.

– Нет, не нужно, – настаивала она. – Если ты хочешь знать, что происходит, я могу тебе рассказать. Они убивают людей! Понятно? И они с радостью убьют и нас тоже. Теперь, когда ты это знаешь, мы можем идти?

Она дернула его за руку, но он воспротивился.

– Нам нужно знать, сколько их там и как они вооружены, – настаивал он.

– Это я тоже могу вам рассказать, – огрызнулась Паскуа. – Я была их пленником, помните. Их пятнадцать, и у них, как и у тебя, М-35, а также обсидиановые мечи и ножи. Пойдем.

– Нет, – неожиданно сказал Пауло. Он взял отца за руку. – Там наши друзья. Может быть, мы сможем им помочь.

– Помогальщики… – пискнула Паскуа, но уже им в спину. Мгновение она стояла неподвижно, наполовину желая направиться в долину и деревню, наполовину – последовать за ними.

– Черт, – пробормотала она и направилась за ними. Если они все-таки вернутся в деревню, я не завоюю ничьих сердец за то, что бросила их здесь.

Прямо сейчас ей нужны были друзья… А этих двоих нельзя было отпускать одних.

С пронзительным лающим криком Рыцарь-ягуар опустил мяч на заостренный кол, воткнутый в землю.

Это не мяч! Подумал Пауло и поперхнулся. Это была голова, все еще скрытая шлемом.

Кол был окружен мертвыми телами ополченцев Какастлы. Рыцари-ягуары, торжествуя победу, исполнили небольшой импровизированный танец вокруг кучи, затем, прыгая и гарцуя, направились к УНВ и один за другим забрались внутрь. Один из них стоял сзади, размахивая своей М-35 и с энтузиазмом пританцовывая, пока УНВ не завелся, и он не упал на колени своих смеющихся товарищей.

– Что происходит? – выдавил Джеймс с мрачным лицом.

– Я предполагаю, что этот УНВ принадлежит вашей деревне, – начала Паскуа.

– Они мертвы, – почти кричал Пауло, по его щекам текли слезы. – Они все мертвы!

Джеймс притянул сына к себе и провел свободной рукой по волосам мальчика.

– Тише, сынок. Тебя могут услышать.

– Они все мертвы, – настаивал Пауло. Затем он шмыгнул носом и потер его. – Те люди уехали на УНВ. Здесь нет никого, кроме нас. Папа, – продолжал он тихим голосом, – они отрубили кому-то голову.

Джеймс опустил голову. – Кому, сынок?

– Я не знаю, на нем все еще шлем.

Джеймс напрягся. – Мы должны забрать этот шлем, – сказал он. – Тогда мы сможем предупредить остальных.

– Очень благородно с твоей стороны, – протянула Паскуа, зная, что не она будет возвращать шлем. – Но, как вы уже предположили, они, возможно, оставили наблюдателей.

– Зачем следить за мертвыми? – Пауло усмехнулся, уязвленный ее тоном.

– Чтобы посмотреть, не подойдет ли кто за ними, – ответил Паскуа сквозь стиснутые зубы. – Они знают, что рано или поздно кто-нибудь придет их искать. Иначе зачем делать из убийства такое большое представление?

– Чтобы запугать нас, – предположил Джеймс, затем вздохнул. – Нам все еще нужен этот шлем, – твердо сказал он. Мы не можем полагаться на удачу, какой бы она ни была.

Паскуа состроил кислую мину.

– Я пойду, – сказал Пауло, и в каждом его слове слышались гнев и гордость.

– Не будь смешным, – огрызнулась Паскуа. – Ты останешься со своим отцом. – затем она легла на живот и поползла в окружающие кусты.

Джеймс прислушался, и его брови под бинтами удивленно поползли вверх. – Она хороша, – прокомментировал он.

Пауло слегка зарычал. – Ну, она мне не нравится, – пробормотал он.