Текст книги "Европейская поэзия XVII века"

Автор книги: авторов Коллектив

ДЖОРДЖ ГЕРБЕРТ

ИОРДАН

 
Когда стихи сравнялись с небесами
Таинственностью, нежно побежав
Причудливости пенными волнами,
Мой мозг стал пышен, буен, величав,
Метафор драгоценными камнями
Разубран и цветами запылав,
 
 
Вились, лились, переливались мысли,
На пиршество спеша, хоть я был сыт,
Иные я отбрасывал: прокисли,
Прогоркли или плакали навзрыд,
Но не было единственной – в том смысле,
Что солнце и судьбу она затмит.
 
 
Как буря ветра, пламени и пепла,
Меня завьюжил вихрь моих забот,
Но друг шепнул: «Рука твоя ослепла
И золота любви не признает. Черпни!
Любовь в поэзии окрепла,
А та пускай предъявит дивный счет!»
 

ЦЕРКОВНАЯ МОЛИТВА

 
До звезд молитва превознесена.
Стареют ангелы, а человек
Юнеет; пусть душа изъязвлена,
Но небо завоевано навек.
 
 
Машины против Бога. Власть греха.
Христовы раны вновь кровоточат.
Отброшен старый мир, как шелуха,
От стольких перемен трепещет ад.
 
 
Всё: нежность, радость, доброта и мир,
Ждет манны с неба, славит чудеса,
Предвидя в будущем роскошный пир
И райских птиц. Ветшают небеса.
 
 
Над звездами гремят колокола.
Душа в крови, но разум обрела.
 

СУЩНОСТЬ

 
О Господи, мой грешный стих
Не пир, не сладостный напев,
Не милый абрис или штрих,
Не меч, не лютня и не хлев;
 
 
Он не испанец, не француз,
Он не скакун и не танцор,
Презрев забот житейских груз,
Он рвется на морской простор:
 
 
Не холст, не слов набор пустой,
Не биржа; он – мои крыла,
Он – способ пребывать с Тобой,
Тебе извечная хвала.
 

ТРУДЫ

 
Тот, кто устал, пусть отдохнет,
А ты, душа,
Отверзи кладезь тайных вод,
Пой не спеша —
Уставший силы обретет.
Как угль, пылает человек,
Он не звезда.
Желаньем сладострастных нег
Объят всегда,
Но вот в скорбях проводит век.
Он жаждет лучшего. В трудах
И в суете,
Забыв, что обратится в прах,
Плоды тщете
Приносит он – насилье, страх.
Жизнь —
торжище, дом пыток, ад.
Здесь все товар.
Лучи ласкают спящий сад,
Полдневный жар,
А звезды заговор таят.
О, если б деревом я стал! —
Мне б пел ручей.
Я странникам плоды б раздал,
А меж ветвей
Ночами б соловей свистал.
Покамест жив, не забывай —
Ты прах и тлен.
Коль одарен – трудись, дерзай,
Верь, что взамен
Погибели обрящешь рай.
 

ЧЕЛОВЕК

 
Кто б мог, но не в мечтах,
Здесь, на земле, воздвигнуть дивный храм
И пребывать привольно в нем?
Какой рукотворенный дом
Сравнится с храмом тела? Верь слезам:
Все обратится в прах.
 
 
Вокруг – цветущий рай!
Ты – яблоня под бременем плодов,
Но знай, что лишь тебе даны
И речь и разум. Попугай
Не ведает произносимых слов —
Его слова смешны.
 
 
Как ладно скроен, сшит,
Как крепко сделан человек! Рука,
Плечо – весь мир ему под стать!
И даль становится близка,
Когда шагают ноги, ум не спит,
На сердце благодать,
 
 
И пустоту сумел,
Как мышь, поймать всесильный человек,
Средь множества небесных тел
Узреть звезду, в песчинке – мир.
Нас травы лечат, продлевая век,
И радует эфир.
 
 
Ласкает ветерок,
Луг нежит, и слагает песнь поток,
Но мы спешим насытить чрево,
Наш бог – оно, ему кажденья
Давно утратив райские напевы,
Влечемся к наслажденью.
 
 
Слагает хор светил
Нам колыбельную, но поутру,
Когда ты бодр и полон сил,
Пусть устремится мысль твоя
К познанию законов бытия,
К извечному добру.
 
 
Природа наш должник:
Хлопочет, по весне ломая лед.
Она суда по рекам шлет,
Росой омоет утром лист,
Подарит дождь. О, как прекрасен лик
Природы, как он чист!
 
 
Повсюду столько слуг!
Взгляни, они таятся под листвой,
На тропке, мы же топчем их.
В лесу тоска стихает вдруг.
Мир в человеке! Рядом мир другой,
Он так послушен, тих,
 
 
О Господи, с тех пор,
Как Ты воздвиг сей храм, в нем чудно жить,
Вести с Тобою разговор,
Страдать, неистово любить.
С природою послушной наравне
Дай потрудиться мне!
 

ЖЕМЧУЖИНА

Матф., 13

 
Мне ведом путь познанья: почему
Бессонный ум печатным прессом движет;
Что от природы явлено ему;
Что сам открыл и домовито нижет
На нить законов; в чем секрет светил;
В чем пыл огня природу укротил;
Недавние и давние открытья;
Итог, в причине видящий себя,—
Все мне доступно, все могу открыть я.
Но я люблю тебя.
 
 
Мне ведом путь отваги, по душе
Задор и ум, схлестнувшиеся в споре,
Хоть разобраться – оба в барыше,
Когда влеченью к славе сердце вторит
И, в свой черед, ревнует к славе дел
Того, кто в мире славу углядел,
Плоды ее беря себе в заслугу.
В метаньях духа молодость губя,
Я доверялся недругу и другу.
Но я люблю тебя.
 
 
Мне ведом путь страстей, соблазн утех,
Блаженного восторга трепетанье,
Горячей крови неуемный бег,
Любви с рассудком вечное ристанье
На протяжении двух тысяч лет,
Музыка, мирт, призывный звон монет.
Я – только плоть, а плотью правят чувства.
Их целых пять, и я ропщу, скорбя,
Что тщетны воли воля и искусство.
Но я люблю тебя.
 
 
Я все постиг и все в себе ношу.
Не наобум – со знанием товара
И фурнитуры я к тебе спешу.
Платя по таксе, вовсе не задаром,
Твою любовь я, может, получу,
Хотя ручаться, право, не хочу.
Но мой рассудок слаб и безответен.
Лишь нить небес, тобою свитый шелк
Ведет меня сквозь лабиринты эти,
Чтоб я к тебе пришел.
 

ПРИРОДА

 
Я мог бы, как мятежник, пасть в бою
С оружием в руках, – но власть твою
И в смерти не признал бы над собой:
Мой дух смири!
Гордыню покори;
Все крепости падут перед тобой.
 
 
Но если затаится этот яд,
Перебродив он станет злей стократ;
И пузырями изойдет душа,—
И вихрь любой
Умчит ее с собой;
Так подави зародыш мятежа!
 
 
Страх и Закон свой сердцу передай;
Или, пожалуй, новое создай,
Раз прежнее так сделалось черство:
Ему под стать
Уж не тебя вмещать,
А урной быть для праха моего.
 

ЛЮБОВЬ

 
Меня звала Любовь; но я не шел,
Жгли душу грех и стыд.
Тогда Амур, поняв, как был тяжел
Мне первый мой визит,
Приблизился и ласково спросил,
О чем я загрустил.
 
 
«Я недостоин!» Но Амур в ответ:
«Входи и гостем будь». —
«Я? Злой, неблагодарный? Духу нет
В глаза твои взглянуть!»
Амур с улыбкой отвечал: «Мой взор
Ты помнишь до сих пор».
 
 
«Но мною суть его извращена;
Вели мне прочь идти».
В ответ Амур: «Так знаешь, чья вина?»
«Я отслужу – прости!»
«Сядь, – он сказал, – отведай яств моих!»
И я отведал их.
 

СМИРЕНИЕ

 
Боже, сдержи твой бич,
Кротость твою яви:
Возвеличь
Избранный путь любви!
 
 
Ты – моих дум оплот,
И к одному тебе
Сердце льнет
В чистой своей мольбе.
 
 
Видимым и мирским
Не обольстить мой взгляд —
Я твоим
Вечным заветам рад.
 
 
Сбившийся с ног, в бреду
Буду стенать и звать —
Я найду
Горнюю благодать.
 
 
Боже, сдержи твой гнев.
Милость яви, творец,
Одолев
Черствость людских сердец.
 
 
Свят ты в любви твоей,
Ибо любовь – солдат,
Сила в ней,
Стрелы ее разят.
 
 
Стрелы повсюду те.
Ты ради нас страдал
На кресте —
Ты нам спасенье дал.
 
 
Боже, сдержи твой бич.
Грешным любовь яви.
Возвеличь
Избранный путь любви!
 

ДОБРОДЕТЕЛЬ

 
Поют ручьи, шумят леса,
С землей пирует небосвод,
На травах искрится роса —
Но все умрет.
 
 
Недолго будет пред тобой
Та роза, что сейчас цветет.
Спеши, любуйся красотой —
Она умрет.
 
 
Все пробуждая ото сна,
Даря цветы, весна грядет.
Хоть радости душа полна,
Но все умрет.
 
 
Кто добродетель возлюбил —
Пройдет разливы бурных вод,
Рассеет козни темных сил,—
Он не умрет.
 

КРУГОМ ГРЕХИ

 
Помилуй, Боже мой, спаси меня!
Сомнениям моим предела нет.
Бушуют мысли реками огня,
Чудовищ выводя на белый свет.
Лишь завершит работу голова,
Как вмиг воспламеняются слова.
 
 
И вмиг воспламеняются слова.
Пронизанные мысленным огнем,
Они крушат окрест, как булава,
Дыханьем бурным полня все кругом.
Но что слова, где похоть, гордость, срам?
И волю я даю моим рукам,
 
 
И волю я даю моим рукам.
И множатся грехи мои, растут,
Так Вавилон вознесся к небесам
Перед рассеяньем. То там, то тут
Грехи плодятся – так день ото дня.
Помилуй, Боже мой, спаси меня!
 

* * *

 
Неужто лишь сурьма да парики
К лицу стиху, а истина убога?
Лишь винтовые лестницы легки?
Лишь стул с картины, а не от порога
Достоии песенной строки?
 
 
Неужто стих – лишь рощи шепоток
Да скок теней по вымученным строкам?
Лишь для влюбленных пенится поток?
А чтение – погоня за намеком
И ловля смысла между строк?
 
 
Пусть пастушки потешатся игрой;
Они не лгут, а смысл ищи, кто хочет…
Мне ни к чему их соловьев настрой.
О, мне б сказать всей простотою строчек:
«Блажен господь, владыка мой!»
 

ХРАМОВОЕ ПЕНИЕ

 
О нежное из нежных! Чуть отчаянье —
Исчадье тела – разум свяжет мой,
В тебе одном – мое святое чаянье
И щит души живой.
 
 
Плоть отряхая, тлению доступную,
Взмываю ввысь, свободен и велик,
В твою любовь и правду целокупную,
И – «бог хранит отринутых владык».
 
 
Да, я умру (и в этом – тайна малая),
Едва тебя, блаженное, лишусь,
Но, умерев, услышу: зазвучало – и
Опять проснусь.
 

МИР

 
Желанный, где ж ты? Я искать пошел
Тебя по свету.
Я в бездну потаенную сошел,
Но бездна вся в крови;
Подземный ветер хрипло стонет: «Нету,
И не зови!»
 
 
Я радуги увидел переливы.
«Я узнаю
Прообраз Мира – чистый и счастливый,
Сияющий добром!»
Но тучи скрыли радугу мою,
И грянул гром.
 
 
Я в сад вошел и там узрел цветок.
«О цветик дивный!
Ты – Мира благодатного росток!
Мир – в каждом лепестке!» —
Увы! из них тянулся червь извивный
К моей тоске.
 
 
И наконец я встретил человека!
«Ответь, старик,
Где Мир, который ищем мы от века?»
«Ступай, поэт, за ним
Туда, где он когда-то был велик,—
В Ерусалим!
 
 
В Ерусалиме правил мудрый Князь,
Но злостью вражьей
Замучен был, убит и втоптан в грязь.
Двенадцать колосков
Произрастают из могилы Княжьей,
В них – Мир Миров!»
 
 
«Произрастают? Разве все земное
Не подлежит
Перерожденью в страшное Иное,
Что означает смерть?
И те колосья разве охранит
От смерти Твердь?»
 
 
«Не веришь? Но найдешь в моем саду
Такие зерна.
Я лишь тебя, мой ревностный, и жду.
Тебе, кто слаб и сир,
Открою средство от напасти черной —
Извечный Мир!»
 

ПАЛОМНИЧЕСТВО

 
И я пошел, пошел я наугад
За идеалом.
И в жар пошел, и в хлад.
Я медлил над Отчаянья Провалом,
А наверху вздымалась, как беда,
Спеси Гряда.
 
 
И вышел я на Луг Воображенья.
Он весь в цветах.
О, дивное виденье!
Но тут же, рядом, в десяти шагах – Врата Заботы.
Я прокрался тенью
Под адской сенью.
 
 
И страсть легла пустыней предо мной!
В Пустыне Страсти,
Земной и неземной,
Лишился я последней жалкой части
Моих богатств, но ангела обрел.
Тот вдаль повел.
 
 
И вот он, вот он, Холм Святой Надежды!
Вот Холм Души!
Я открываю вежды —
Но мрак вокруг, и слышится в тиши
Лишь озерца замшелого шептанье.
О, упованье!..
 
 
И пали слезы из ослепших глаз!
И так воззвал я:
«Ах! И на этот раз
Я своего не вижу идеала!
Ужель моя заветная мечта —
Только тщета?»
 
 
Холм обойдя, я двинулся и дале…
Чу! Слышу крик:
«Идешь путем печали,
Идешь туда, где сгинешь через миг!»
«Что ж, – отвечаю, – смерть – в Юдоли Дрожи—
Лучшее ложе!»
 

РОБЕРТ ГЕРРИК

ТЕМА КНИГИ

 
Пою ручьи и гомон птичьих стай,
Беседки и цветы, апрель и май,
И урожай пою, и рождество,
И свадьбы, и поминки сверх того.
Пою любовь, и юность, и мечту,
И жарких вожделений чистоту,
Бальзам и амбру, масло и вино,
Росу и дождь, стучащийся в окно,
Пою поток быстротекущих дней,
И алость роз, и белизну лилей,
И сумрак, что ложится на поля,
И королеву фей, и короля,
И муки Ада, и блаженство Рая,
Побыть последним жаждую сгорая.
 

КОГДА СЛЕДУЕТ ЧИТАТЬ СТИХИ

 
С утра мы трезвы и разумны, поэтому срам —
Святые заклятья стиха повторять по утрам.
Лишь те, что свой голод насытят, а жажду зальют,
Слова колдовские пускай говорят и поют.
 
 
Когда рассыпает веселые блики очаг,
А в пламени лавра сгорает докучливый мрак,
И подняты тирсы, и песен вакхических зов
Кругами, кругами расходится до полюсов,
И властвует Роза, и каждый, кто зван, умащен,—
Пускай вам читает стихи мои строгий Катон.
 

ПЛЕНИТЕЛЬНОСТЬ БЕСПОРЯДКА

 
Как часто нам пленяет взор
Небрежно-женственный убор!
Батист, открывший прелесть плеч,
Умеет взгляд к себе привлечь;
Из кружев, сбившихся чуть-чуть,
Мелькнет корсаж, стянувший грудь,
Из-под расстегнутых манжет
Оборка выбьется на свет,
И юбок пышная волна
Под платьем дерзостно видна,
А распустившийся шнурок —
Для глаза сладостный намек.
По мне, так это во сто крат
Милей, чем щёгольский наряд.
 

ДИАНЕМЕ

 
Не льститесь блеском ваших глаз,
Подобных звездам в этот час;
Не льститесь, нас обворожив,—
Вам незнаком любви призыв;
Не льститесь, что влюбленным нам
Дыханье ваше – как бальзам.
Когда любимый ваш рубин,
Что оттеняет щек кармин,
Вдруг станет тусклым, как стекло,
То знайте – все для вас прошло.
 

КОРИННА ВСТРЕЧАЕТ МАЙ

 
Вставай, вставай, гони постыдный сон,
Парит на крыльях света Аполлон,
Аврора, радостно юна,
Мешает краски и тона.
Молю, коснись ногой босой
Травы, обрызганной росой.
Уж час, как солнцу молятся цветы,
Неужто до сих пор в постели ты?
Взгляни, сонливица, в окно,—
Пичуги славят день давно
И обещают счастье нам…
Проспать такое утро – срам.
Все девушки, хоть смейся, хоть вздыхай,
До жаворонка встали славить Май.
 
 
Не зря листва свежа и зелена,
В зеленое оденься, как весна.
Конечно, нет алмазов тут,
Зато тебя росинки ждут,
И может ласковый рассвет
Из каждой сделать самоцвет,
А кроме них, получишь нынче ты
Нить жемчуга волшебной красоты,
Коль отыскать успеем мы
Ее в кудрях росистых тьмы,
Покуда в дрему погружен
Сиятельный Гиперион.
Молитв сегодня долго не читай,—
Господь простит, ведь мы встречаем Май.
 
 
Смотри, дивись, не верь своим глазам,—
Подобны стали улицы лесам,
Гулянье на поле пустом,
Ветвями убран каждый дом,
Везде листва, любая дверь
Подобна скинии теперь.
Боярышник цветет, горяч и ал,
Как будто он и впрямь любовь познал…
Ужели этой красоты
Решишься не увидеть ты?
Скорей, ты знаешь, что указ
Спешить обязывает нас.
Прекрасен мир, как божий светлый рай,
Коринна, о, как сладко встретить Май!
 
 
И юноши и девушки теперь
О сне забыли, милая, поверь.
Цветет боярышник для всех,—
Не полюбить сегодня – грех.
Одни, едва уйдя в лесок,
Урвали сладкий свой кусок,
Другие обручились в этот день,
И лишь тебе одной подняться лень.
У всех под цвет листвы наряд,
У всех глаза огнем горят,
Не счесть спешащих под венец,
И ласк, и слез, и, наконец,
Ночных визитов в дом или в сарай…
Коринна, здесь умеют встретить Май!
 
 
И нам бы встретить Май в расцвете сил,
Чтоб он своим безумьем заразил
И сладко одурманил нас,—
Нельзя проспать рассветный час
И жизнь свою. Проходят дни,
За солнцем вслед спешат они
И в прошлое уходят навсегда,
Как дождь, как снег, как талая вода.
Уйдем когда-нибудь и мы
В рассказ, в напев, под полог тьмы...
Любви, что жжет и греет нас,
Беречь не стоит про запас,—
Пока мы не состарились, давай
Пойдем вдвоем встречать веселый Май.
 

ВЕСЕЛИТЬСЯ И ВЕРИТЬ ПРЕКРАСНЫМ СТИХАМ

 
Опять земля щедра,
Как пиршественный стол.
Раскрыть уста пора —
Час Празднества пришел.
 
 
Час Празднества пришел,
Всем деревам даря
Браслеты пышных Смол —
Густого Янтаря.
 
 
Час Розы наступил.
Арабскою Росой
Виски я окропил
И лоб смятенный мой.
 
 
Гомер! Тебе хвала!
Настой заморский смел!
Хоть чара и мала,
Ты б от нее прозрел.
 
 
Теперь, Вергилий, пей,
Пригубь хотя б глоток!
Один бокал ценней
Всего, чем щедр Восток.
 
 
Продли, Овидий, пир!
Так аромат силен,
Что Носом стал весь мир —
Недаром ты Назон.
 
 
Сейчас, Катулл, вина
Я выпью в честь твою.
Бутыль опять полиа —
За Третью Музу пью.
 
 
О Вакх! Я пьян совсем.
Пожар свой охлади!
Не то Венок твой съем
И Жезл – того гляди!
 
 
От жажды чуть дышу —
На стену впору лезть.
Бочонок осушу
В твою, Проперций, честь.
 
 
Реку вина, Тибулл,
Я посвящу тебе…
Но в памяти мелькнул
Стих о твоей судьбе.
 
 
Что плоть, мол, сожжена,
Осталась лишь зола
И Урна не полна —
Так горсточка мала,
 
 
Но верьте! Жизнь – в стихах.
Их пламя пощадит,
Когда развеют прах
Людей и Пирамид.
 
 
Всех Живших Лета ждет,
Удел всего – Конец.
Лишь Избранных спасет
Бессмертия венец.
 

СОВЕТ ДЕВУШКАМ

 
Кто ценит свежесть нежных роз,
Тот рвет их на рассвете,
Чтоб в полдень плакать не пришлось,
Что вянут розы эти.
 
 
Сияньем солнце вас манит,
Светло оно и свято,
Но чем короче путь в зенит,
Тем ближе час заката.
 
 
Завидны юность и любовь,
Однако, недотроги,
Глаза тускнеют, стынет кровь,
И старость на пороге.
 
 
Вам надо замуж поскорей,
Тут нечего стыдиться,—
И роза, став на день старей,
В петлицу не годится.
 

ДИВЕРТИСМЕНТ, ИЛИ КОНЕЦ

 
Устав от ярости морской,
Баркас мой обретет покой,
Коль скоро я на берегу
Найти спасение смогу.
Хотя корабль подгнил слегка,
В цветы оденьте старика,—
На суше он пловец хороший…
Ликуйте, хлопайте в ладоши!
Был спорен первый акт и бурен,
Пусть будет хоть финал бравурен.
 

К ИВЕ

 
Любовь утративших лишь ты
Шалеешь искони.
Похоронив свои мечты,
Венки плетут они.
 
 
Когда надежда чуть жива,
А радость далека —
Вдвойне печальна голова
Без твоего венка.
 
 
И если кто-то, взяв свое,
Любимой пренебрег,
Одна утеха у нее —
Печальный твой венок.
 
 
В тени ветвей твоих любой,
Кому любить невмочь,
Укрыться может – и с тобой
Вдвоем проплакать ночь.
 

ГОСПОЖЕ ЕГО СЕРДЦА, АНТЕЕ

 
Велите жить – молясь на вас,
Приближусь к небесам:
Велите полюбить – тотчас
Дарую сердце вам.
 
 
За вашу щедрость – чистотой
И верностью воздам;
Все лучшее в том сердце – той,
Кого люблю я, – вам.
 
 
Велите сердцу вам служить —
Поверю ли словам?
Велите сгинуть – как мне быть? —
Уйду покорный вам.
 
 
Велите плакать – если слез
Не выдержать глазам,
То сердце тут же ливнем грез
Меня привяжет к вам.
 
 
Велите мне скорбеть – приду
Не к вашим ли стопам?
Велите умереть – паду
С восторгом, верен вам.
 
 
О, сердце, жизнь, любовь моя,
Души смятенной храм!
И смерть, и жизнь во мне, и я
Подклонны только вам.
 

ГОСПОДЕНЬ ВОИН

 
Готов он встретить бед грядущих рать,
Он не боится мучеником стать;
Очаг ои оставляет и покой,
Заслышав хриплый вой волны морской;
В его руках всегда щедра земля,
А при дворе он – совесть короля,
И не прочтет в глазах его толпа,
Лицом или спиной к нему судьба.
Он сам себе надежная броня,
Ни ночи не боится он, ни дня,
Судьбе удары возвращает он,
Как будто впрямь из камня сотворен.
Другим он сострадает, но навряд
Прольет слезу, коль будет сам распят…
Чтоб не было для истины препон,
Он жизнь отдаст, – господень воин он.
 

НА МАСТЕРА БЕНА ДЖОНСОНА

 
Скончался Джонсон, лучший наш поэт,
Сандалиям отныне места нет
Среди котурнов, и едва жива
Былая слава – нищая вдова.
Театр растлен, изящества лишен,
Не ходит, а вышагивает он,
Не говорит, а воет и пищит,—
Любое слово там по швам трещит.
Ни гений дерзкий, ни восторг святой
Не озаряют зал полупустой.
Грядет година горьких перемен —
Овации не сотрясают стен,
Зевотно, рвотно действие течет,
Зато везде невежеству почет.
Тебе знаком тупиц партерных пыл,
«Алхимик» твой освистан ими был;
Позор им! И молчать резона нет,
Ведь остроумье погасило свет,
И будет спать, не видя ничего,
Коль скоро не разбудишь ты его.
 

СВОБОДА

 
Людей от бед любого рода
Умеет исцелять природа,
Покуда есть у них свобода.
А отними ее – и что ж,
Весь мир погибнет ни за грош.
 

ПЕСНЯ БЕЗУМНОЙ ДЕВЫ

 
Ах, сэр, благослови Христос
И утро голубое,
И космы всклоченных волос,
Покрытые росою;
 
 
Благослови и первоцвет,
И каждую девицу,
Что от меня кладет букет
На милую гробницу;
 
 
И вас, мой добрый кавалер…
Но ах, какая жалость —
Вы упустили муху, сэр,
А с ней любовь умчалась.
 
 
Но муха укусила вас,
И взоры ваши дики…
Нет-нет, любовь лежит сейчас
Под грядкой земляники;
 
 
Томится холодом земли,
Недвижностью, молчаньем;
А вы бы оживить могли
Ее одним лобзаньем.
 
 
Но, сэр, помягче, понежней —
Не то ей будет больно;
Нельзя же обращаться с ней
Все время своевольно!
 
 
Оплел бедняжку первоцвет;
Эх, вам бы постараться
Ее вернуть… Но тут запрет,
И нам не увидаться.
 

СЕБЕ САМОМУ

 
Видно, не любил я сроду:
Не пришлось ни разу мне
Распинать себя в угоду
Девушке, вдове, жене.
 
 
Ни одной прекрасной даме
В жертву не принес я чувств,
С благородными цветами
Не сравнил желанных уст.
 
 
И не увядал в разлуке,
Подражая остальным,
Не ломал от горя руки,
Не был от любви больным.
 
 
Не носил я власяницы
И постов не соблюдал,
Не ходил во храм молиться,
Чтоб господь печаль унял.
 
 
И доволен тем, что страсти,
Оставаясь в стороне,
Ни всецело, ни отчасти
Не разбили сердца мне.
 

САВАН

 
Приди, в тебе вино и мед
Моих острот,
Очарованье, слава, честь
Всего, что есть,
Моих намерений венец
И мой конец.
Вся жизнь овеяна тобой,
О саван мой!
Я завершил безбрачный путь —
Женой мне будь.
В земле мы оба обретем
Покой и дом.
Там вожделения и страсть
Теряют власть,
И там никто не будет впредь
Желать и сметь,
Там боль забыта навсегда,
Там нет стыда,
Там нет ни тюрем, ни оков —
Там нет рабов,
И там над страждущей вдовой
Взойдет покой,
Там неудачника не надут
Тюрьма и суд,
Там Лорда-канцлера дела
Сгорят дотла,
Там пэры– главари палат
Бездумно спят,
И суд по мелочным делам
Не нужен там,
Там все уравнены в правах:
Все тлен, все – прах,
Там всех вельмож смирит земля
И короля!
Фортуны там забыта роль,
Там всяк король,
Там каждому дана постель
И колыбель…
Как платья, сброшенные с плеч,
Должны мы лечь,
Чтоб неизношенными встать
В свой день опять.
Все скрытое да узрит свет,—
Гласит завет,
И нас однажды призовут
На божий суд.
Платон исчислил: час пробьет
В далекий год.
 

ЦВЕТАМ САДОВЫХ ДЕРЕВЬЕВ

 
Зачем отрадным обещаньям
Настоль вы неверны?
Кем вы принуждены
Пасть в юности с улыбкой нежной
На белоснежный
Алтарь весны?
 
 
Ужели нашим ожиданьям
Всегда такой исход —
Терять вас каждый год?
Как жаль, что вас само цветенье
В распад и тленье
Тотчас ведет.
 
 
Но вы нас подарили знаньем:
Поведали о том,
Что смерть во всем живом;
Как вы когда-то, листья ныне
Лежат на глине
В саду пустом.
 

К СУДЬБЕ

 
Круши меня – я, беспечален,
Усядусь посреди развалин.
Дери на клочья – все равно,
В беде терпенье мне дано.
 
 
Мой жалкий вид осмей победно;
Беги, как от заразы вредной;
Хоть сделай чучелом – а все ж
Меня ничем ты не проймешь.
 

К СВОЕЙ СОВЕСТИ

 
Могу ль я не грешить, когда
Ты – Главный секретарь суда?
Не умолять о снисхояоденье
При легком правонарушенье?
У ж так тебя я улещу,
Так пыль в глаза тебе пущу,
Что сделается безобиден
Грешок мой – и совсем не виден.
Дар ослепляет мудреца;
Других свидетелей, истца
Не слушай, получивши взятку,
И Память призови к порядку.
И не скрипи своим пером
Во тьме, в безмолвии ночном;
Дай мне немного порезвиться,
Ведь я мужчина, не девица.
Нет, так не будет; это – гнусь!
Отныне я тебе клянусь
С пути благого не сбиваться,
Тебя, Судьи, не опасаться.
 

ПРОЩАНИЕ МИСТЕРА РОБЕРТА ГЕРРИКА С ПОЭЗИЕЙ

 
Так под луной любовники украдкой
Едва вкусят восторга страсти краткой,
Из милых уст опьянены на миг
Дыханьем роз, фиалок и гвоздик,
Едва пошлют воздушное лобзанье
Жемчужине ночного мирозданья,—
Как тут их друг у друга отнимать
Бежит жена ревнивая, – иль мать
С крыльца гремит ключей унылой связкой,—
И те, несчастные, поспешной лаской
Покажут вдруг, как туго им пришлось:
Вдвоем нельзя и невозможно врозь.
Вот так и мы перед разлукой хмурой;
Влюбленные нам родственны натурой —
Мы так же гнали прочь железный сон,
Когда в окно влетал вечерний звон —
Нет, полночь – нет! – мы были своевольней,
Когда рассвет вставал над колокольней,
Мы, бодростью превосходя рассвет,
С восторгом слали солнцу дня привет
И пили, общим пламенем объяты,
За девять тех, которым Феб десятый;
В вакхическом безумстве мы несли
Сердца и души вихрем вкруг земли,
В венце из роз, в испуге, в изумленье
От своего хмельного исступленья;
Да, я ширял, как пламенный дракон,
Но к дому невредимым возвращен.
О наша всемогущая природа!
Ты даришь огнь сынам людского рода,
А с ним простор, насущный хлеб и честь,
И воскрешенье от греха, и весть,
Что воцарится над юдолью бренной
Всеобщий радостный апрель вселенной,
Когда все станут равными. Во прах
Какие тысячи б сошли в веках
И сколькие в грядущем миллионы —
Но души смертных, одухотворенны
Тобой, живут благодаря тебе
И не сдаются злобе и судьбе.
Гомер, Мусей, Овидий и Вергилий
Прозренья огнь поныне сохранили,
И наши барды, милостью твоей,
Тенями да не станут средь теней,
Доколе свет для славы или слуха
Хранит фанфару, и язык, и ухо;
Но сей удел не для меня, о нет:
Пред небом и душой я дал обет
Весь пламень чувств, все совести движенья
Вручить священническому служенью.
Не жупел человечества, нужда,
С тобою нас разводит навсегда,
Взывая к здравомыслию, но знанье,
Что я созрел для высшего призванья —
Иначе б я давно утратил пыл
И в сытом самомнении почил;
Нет, бог природы новые отличья
Готовит мне для вящего величья.
Ты поняла? Ступай же; нет, постой,
Ты слышишь речь, рожденную тоской,
Ты видишь лоб, тоской изборожденный,—
О, не таков ли на смерть осужденный,
Когда в слезах, печалясь о былых
И небывалых радостях земных,
С товарищами он бредет куда-то,
Откуда человекам нет возврата.
И менестрель такой же бросил взгляд
На Эвридику, шедшую сквозь ад,
Каким тебя я каждое мгновенье
Слежу с явленья до исчезновенья,
Каким вотще взываю о любви
И жажду удержать черты твои.
Так Демосфен, велением собранья
Навеки обреченный на изгнанье,
Глядел назад и видел за кормой
Дым очагов над Аттикой родной;
Так Туллий, не любовник, но свидетель
Времен, когда почила добродетель,
Глядел и тщился рок остановить
Иль падший город взором уловить.
Так, так я на тебя гляжу печально;
А что любовь моя материальна,
А не словесна лишь, то я принес
Жемчужины моих замерзших слез —
Бери, ступай неспешною стопою,
К Пегасову направься водопою
И на горе раздвоенной узри
Священных дев, которых трижды три,
И осуши стыда и гнева чашу
За братью прорицательскую нашу,
И, опьянев, кляни хромых, слепых
Балладников, коверкающих стих,
Присвоивших твои алтарь и имя;
О, преврати их чарами своими
Вон тех в лягушек, а вот этих в змей,
Таких-то – в крыс, а этаких – в свиней,
Чтоб их обличье стало так отвратно,
Что сущность даже глупому понятна.
Последний поцелуй! Теперь иди;
И я пойду, храня тебя в груди,
Хотя не ты даруешь вдохновенье
Для проповеди горнего ученья,
Но муза новая. А ты, мой друг,
Ей можешь пригодиться для услуг —
Так будь во мне готова к сим заботам,
Служанка, облеченная почетом.
Благотворящих благость вводит в рай;
Наш труд – венец земных трудов. Прощай.