Текст книги "Европейская поэзия XVII века"

Автор книги: авторов Коллектив

ФРАНЧЕСКО БРАЧЧОЛИНИ

О ЖЕЛАНИИ СЛАВЫ

 
Меня желанье почестей не гложет,
Немного пользы в шепоте похвал.
Они звучали искренне, быть может,
Но я значенья им не придавал.
 
 
Когда твой бренный век навеки прожит,
Что слава? Ветер, мимолетный шквал.
Нет, пусть она другого обнадежит,
Кто на нее мечтою уповал.
 
 
И если кто-нибудь меня помянет,
Чтобы восславить иль хулам обречь,
Когда меня уже в живых ие станет,
 
 
Мой сон молве посмертной не пресечь:
Под землю гром небесный не достанет —
Не то что человеческая речь.
 

УТРЕННИЕ КОЛОКОЛА

 
Звени, труба сердец празднолюбивых,
Что для дневных занятий будишь нас
И, отбивая, отпеваешь час
Глухим раскатом вздохов сиротливых.
 
 
В тональности твоих басов тоскливых —
Зари предвестье и призывный глас,
Но я пока не открываю глаз,
Еще держусь моих теней пугливых.
 
 
В звучании твоих державных нот,
Щемящих сердце мерным скорбным ладом,
Я внемлю зов сияющих высот,
 
 
Напоминанье, что со смертью рядом
Холодный сон – и смерть не подождет,
Успев дохнуть на нас могильным хладом.
 

ТРУДНОСТЬ И ДОСТОИНСТВО СОНЕТА

 
Как взаперти огонь сильнее пышет,
Где углей жар и ярок и глубок,
Так пламенем, так вдохновеньем дышит
Любая из четырнадцати строк.
 
 
Тебя, твой голос чистый сердце слышит,
Звени, труба! Умолкни, хриплый рог!
Сонет поэту свой закон предпишет;
Теснее бой – искуснее клинок!
 
 
Идет на малом поле бой кипучий,
И для победы полной должен быть
Крылатым разум и рука летучей.
 
 
И нанизать на мысленную нить
Необходимо череду созвучий —
И в истину неправду претворить.
 

КЛАУДИО АКИЛЛИНИ

БЕЛОКУРАЯ ЖЕНЩИНА С РАСПУЩЕННЫМИ ВОЛОСАМИ

 
Между прелестных персей – этих скал —
Роняет пышный дождь моя Юнона,
И вихрь пушистый волны расплескал,
Увидишь – и вздыхаешь обреченно.
 
 
И если взору все же взор предстал
Иль грудь ее – пленительное лоно,
Пучину краше делает коралл,
И звезды – украшенье небосклона.
 
 
Но как сегодня бурю подстегнуть,
Чтоб сердцу волей страстного порыва
Бесстрашно плыть, припав на эту грудь?
 
 
Пускай она вздымается, бурлива!
Чем выше волны, тем отрадней путьз
Мне буря – штиль, мне рифы – гладь залива.
 

МИНА

 
В безвестной пасти черного колодца
Под стену ловко прячет злой тиран
Немой огонь и, свой исполнив план,
Спешит наружу – и в душе смеется.
 
 
Но скоро искра легкая коснется
Горючего обмана – и обман
Заговорит внезапно, как вулкан:
Грохочет небо и земля трясется.
 
 
Я нес в холодном сердце семена
Губительного пламени, рискуя
Узнать, какая власть Любви дана.
 
 
Свершилось! Яркой искрой поцелуя
Невидимая мина зажжена —
И бог любви сияет, торжествуя.
 

ДЖИРОЛАМО ПРЕТИ

РАЗВАЛИНЫ ДРЕВНЕГО РИМА

 
Увенчанная лаврами побед,
Стояла здесь империи столица.
Вот это место. Рима больше нет.
Он под землею, он не возродится.
 
 
Травой покрыт его печальный след.
Где Рим сверкал – теперь его гробница.
Он властвовал над миром столько лет
И должен перед временем смириться.
 
 
Нет Рима в Риме. Рухнул исполин.
Величье Рима отняли у Рима
Вулкан и грозный брани властелин.
 
 
К вершителю судеб неумолима
Была судьба – и вот среди руин
В себе самом лежит он недвижимо.
 

В СЕЛЬСКОМ УЕДИНЕНИИ ПОРИЦАЕТ ДВОР

 
Зеленый склон, лавровые кусты,
Ключи прозрачны, волны говорливы,
Зефир игривый, птичьи переливы,
Душистый мирт, воздушные листы;
 
 
Прохлада гротов, полных немоты,
Лесные своды, трепетные ивы,
Пустынный берег, бледные оливы,
Луга безлюдны – и на них цветы…
 
 
Что мне придворный блеск в глуши глубокой!
Его бы и. сегодня отдал я
За тень живую кроны одинокой.
 
 
Какое счастье! Вольные края,
Где я живу не кабалой высокой,
Не жаждой чести – жаждою ручья.
 

ПРЕКРАСНАЯ ИСПАНКА

 
Где умирает солнце,
Там родилась она, у солнца взяв
Его красу – и как бы солнцем став:
Когда пора светилу
По вечерам в могилу,
Оно скрывается, не обделя
Лучами иберийские поля.
 

ЗАНОЗА В ПАЛЬЦЕ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ

 
Занозу я извлек – ничтожно
Соринка малою была:
И поступил неосторожно —
Впилась мне в сердце, как стрела!
Надежду возлагать мне можно ли большую
На ручку, что разит, пока ее врачую?!
 

ПЬЕР ФРАНЧЕСКО ПАОЛИ

ОБУЧЕНИЕ АЗБУКЕ

 
Ко мне учиться грамоте приходит
Та, чьи глаза читают без труда,
Что в безутешном сердце происходит,
Хотя не могут заглянуть туда.
 
 
За мною каждый звук она выводит,
Вздохну – не отвечает никогда
И откликом безмолвным грусть наводит,
Моя отрада и моя беда.
 
 
Порой, оставя грамоты начала,
«Люблю», – шепчу, она – в ответ:
«Люблю». О, если бы и сердце отвечало!
 
 
Я недоволен – мол, ответ нечеткий —
И локон на ее щеке треплю,
Учитель строгий и любовник кроткий.
 

НА ТОТ ЖЕ СЛУЧАЙ

 
Оставь колючая заноза,
Мизинца нежного надоблачные страны
И снизойди до сердца раны,
Здесь язву смертоносную свою удвой:
Оно – его спасенью жертвует собой.
Се, слава ждет тебя двойная —
пальчик вылечишь, мне сердце прободая.
 

ХВАЛА ЧЕРНЫМ КУДРЯМ

 
Когда, о кудри, черный ваш поток
Стремится вниз, закрыв мое Светило,
Подобен туче каждый завиток,
Глухая ночь – и та не так уныла.
 
 
Зато когда вы собраны в пучок,
Вы для Амура – черный круг точила,
Где стрелы точит роковой стрелок,
Чтоб ваша смоль янтарь легко затмила.
 
 
Показывая путь моей мечте,
Как вспышки в небе, сумраком одетом,
Горят зарницы в вашей темноте.
 
 
Природа, сочетая тень со светом,
Как живописец на своем холсте,
Лилейный черным подчеркнула цветом.
 

МАРЧЕЛЛО ДЖОВАНЕТТИ

ПРЕКРАСНАЯ ДАМА НАБЛЮДАЕТ УЖАСАЮЩУЮ КАРТИНУ ПУБЛИЧНОЙ КАЗНИ

 
Где взор пугала жуткая картина,
Где смерть свое вершила торжество,
Амур, я видел ту, из-за кого
Для тысяч стала горькою судьбина.
 
 
Взирая на загубленных безвинно,
Не доказавших судьям ничего,
Безжалостное это существо,
Сердца пронзая, восседало чинно.
 
 
Что было делать сердцу моему?
Здесь – тучи стрел, с их сладостной отравой,
Там – мертвецы. Куда бежать ему?
 
 
Бессилен я перед двойной расправой!
Ведут краса и ужас к одному,
И плавает Амур в реке кровавой.
 

ПРЕКРАСНАЯ НИМФА-УТЕХА ГРУБОГО ПАСТУХА

Синьору Антонио Риччи

 
Ах, недотрога! Кто имел понятье,
Что Кинтия притвора из притвор?
Летит к простому пастуху в объятья,
А ведь посмотришь – сфинкс! Холодный взор!
 
 
Она лобзает, чувствам дав простор,
Филена (больше не могу молчать я).
Слепец, встречая у нее отпор,
Я ничего не ведал. О, проклятье!
 
 
Я видел, как под сенью лозняка
Она резвилась, как ее красоты
Рвала бесстыдно грубая рука.
 
 
Так выбирает место для охоты
Змея вблизи прекрасного цветка,
Так жемчуг портят грязные налеты.
 

ДЖОВАН ЛЕОНЕ СЕМПРОНИО

ТАНЕЦ СЕЛЯНОК

 
Пастух обвил подруги стан покорный —
И юные селянки в пляс пошли.
Куда до них красавице придворной!
Всё, кроме танца, разом отмели
 
 
И, словно оторвавшись от земли,
Сердца пленяли пляскою задорной,
И ярче на лугу цветы цвели
Под их стопою, легкой и проворной.
 
 
Одна в цветастой шали на груди
Вдруг под рукой моею с колдовскою
Улыбкою скользнула. Погоди!
 
 
Я удивлен ошибкою такою.
Нет, от меня подобного не жди:
Хочу на ручках быть – не под рукою!
 

РЫЖИЕ ВОЛОСЫ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ

 
Сама любовь, насмешливость сама,
Она распустит волосы игриво —
И огненная эта бахрома
Охватит душу пламенем разлива.
 
 
Но, воздыхая томно и стыдливо,
Я чувствовал, что скоро – и весьма —
Не ветер вздохов, дующий тоскливо,
Дождь огненный сведет меня с ума.
 
 
Амур, она сверкает, как комета,
С ее небесным шлейфом, не щадя
Очей, что не выдерживают света;
 
 
Иль красит кудри, с солнцем спор ведя.—
И потому они того же цвета,
Что и светило, над землей всходя.
 

НАКЛАДНЫЕ ВОЛОСЫ КОВАРНОЙ ДАМЫ

 
Да не прельстит ни одного срамница,
Да не зажжет она безумных грез
В груди слепца, готового прельститься
Сияньем золотым ее волос!
 
 
Как? Неужели можно усомниться
В химической природе этих кос?
Как? Неужели можно в них влюбиться —
Обманный этот блеск принять всерьез?
 
 
Поддельно злато! Прежде это было
Жилище мрака, яма, грот, рудник,
Колодец черный, хладная могила.
 
 
Поддельно злато! Что обман велик,
Проверка пробным камнем подтвердила:
Он почернел, изобличив парик.
 

QUID EST HOMO? [6]6
  Что есть человек? (лат.)


[Закрыть]

 
Что человек? Картина, холст – лоскут,
Который обветшает и истлеет,
Нестойкая палитра потемнеет,
Искусные прикрасы опадут.
 
 
Что человек? Он расписной сосуд:
Изображенье на стекле тускнеет,
А урони стекло – никто не склеит,
Толкнут – и что ж: руками разведут.
 
 
Я тополиный пух, морская пена,
Стрела – пронесся вихрем и исчез,
Туман, который тает постепенно.
 
 
Я дым, летящий в глубину небес,
Трава, что скоро превратится в сено,
Убор осенний жалобных древес.
 

ПРЕКРАСНАЯ ДЕВА, УМЕРШАЯ ОТ ОСПЫ

 
Итак, в груди, где, бог любовных чар,
Амур лелеял сладостные грезы,
Горячкой вспыхнул вдруг несносный жар,
Завелся злой недуг, тая угрозы?
 
 
Итак, на щечках, где весенний дар
Амур лелеял – две апрельских розы,
Жизнь погасил мучительный удар,
Смертельный град не растопили слезы?
 
 
Но если отцвести осуждена
Любимая, как это ни ужасно,—
Естественно, что пала днесь она:
 
 
Когда, как роза, женщина прекрасна,—
И жить, как роза, – столько же, должна,
Закону непреложному подвластна.
 

ВОДЯНЫЕ ЧАСЫ, У ЛАТИНЯН НАЗЫВАВШИЕСЯ КЛЕПСИДРОЙ

 
В две склянки небольшой величины,
В плену стекла не ведая свободы,
И воды Стикса, и забвенья воды
Искусным Временем заточены.
 
 
И, канув навсегда, из глубины
Бессильны всплыть былые дни и годы.
В тех склянках слезы – плата за невзгоды,
Которым в мире мы обречены.
 
 
От жаждущего сердца радость пряча,
По капельке, невидимой почти,
Ее дарует редкая удача.
 
 
И трудно передышку обрести
Меж днями слез, между часами плача,
Сочащимися в склянках, взаперти.
 

ДЖАНФРАНЧЕСКО МАЙЯ МАТЕРДОНА

ПРЕПОДНОСИТ СВОЕЙ ДАМЕ «АДОНИСА»

 
Страницы эти вознесла молва,
Прими их в дар, но будь к тому готова,
Что о любви в них правды нет ни слова
И лгут о муках за главой глава.
 
 
Моя любовь – не громкие слова,
Моя печаль сердечная правдива,
Там боль – картина, тут страданье живо,
Здесь – чувства, там – речений кружева.
 
 
Но ты прочти – и о моей судьбине
Тебе расскажет гибелью герой;
Учись добру, пример беря с богини.
 
 
Прочти – ведь и обман правдив порой —
И правду там, где нет ее в помине,
Найди и в сказках мой удел открой.
 

ИГРА В СНЕЖКИ

 
Не чувствуя ладонью жаркой хлада,
Она проворно лепит белый шар —
Игрушечный снаряд, счастливый дар
Ниспосланного небом снегопада.
 
 
И в грудь удар шутливого снаряда
Приходится – забава, не удар,
Но от него меня бросает в жар
И хочется взмолиться: «Стой! Не надо!»
 
 
Не шутка это. Не на шутку бой,
Должны ведь и у шуток быть пределы.
Как можно ранить шуточной стрельбой?
 
 
Нельзя от правды отличить обман,
Когда летят из туч любовных стрелы
Холодные – причина жгучих ран.
 

КРАСАВИЦА ПЕРЕПЛЕТЧИЦА

 
Она, пример волшебной красоты,
С каким изяществом, с какой сноровкой
Соединяет плотного шнуровкой
Моих стихов заветные листы!
 
 
Потом на них железо с высоты
Она рукой обрушивает ловкой
И прикрепляет с двух сторон бечевкой
Пергамент – кожи тонкие пласты.
 
 
Как мне с обманом вкрадчивым бороться,
Любовной силе противостоя?
Звезда моя суровой остается.
 
 
Жестока переплетчица моя:
Бьет по листам она – и сердце бьется,
Сшивает их – и так же связан я.
 

ФОНТАН НА ПОНТЕ СИСТО В РИМЕ

 
Как будто с неба не переставая
Не дождичек, не дождь, а ливень льет,
Ласкает слух и око водомет,
Восторженное сердце согревая.
 
 
Волна повисла, словно неживая,
Струя, скорей напоминая лед,
О мрамор разбивается – и вот
Впадает в море, пеной обдавая.
 
 
Как будто лед пробили родники,
Волна кипит – и россыпью жемчужной
Сверкают ледяные черепки.
 
 
И под немолчный звон семьею дружной
Бесчисленные пляшут пузырьки,
Веселие будя в душе досужной.
 

ПОЦЕЛУИ НЕМОЙ ДАМЫ

 
Целуя вас, я знаю,
Медовые уста,
Что ваша немота —
От веры, от счастливого сознанья:
Вы рождены, чтоб лепетать лобзанья.
 

АНТОНИО ГАЛЕАНИ

* * *

 
Я столько раз взывал к тебе сквозь слезы,
И ты опять, Дамон, меня довел:
Ты видишь, где пасется твой козел?
Он беспощадно пожирает лозы.
 
 
Для урожая нет страшней угрозы,
И ты не знаешь, до чего я зол!
Ты лучше бы козла на травку свел,
Или теперь ее не любят козы?
 
 
Быть может, ты чураешься вина,
Что часто голову твою туманит,
Которая от роду не ясна?
 
 
Когда хоть раз еще сюда потянет
Твою скотину, так и знай: она
От рук моих, Дамон, безрогой станет.
 

АНТОН МАРИЯ НАРДУЧЧИ

КРАСАВИЦА, ИЩУЩАЯ ВШЕЙ

 
О, как плутает в золотом лесу
Твой частый гребень из слоновой кости;
Уязвлены блуждающие гости,—
Им не дано затмить твою красу!
 
 
Сколь чист твой труд! Ты держишь на весу
Расческу, – и, в сетях любви и злости,
Злодеи гибнут, словно на помосте…
Я этого блаженства не снесу!
 
 
Меж трав златых и золотых ветвей
Бредет амуров ласковое стадо,
Упитанное сладостью твоей.
 
 
Ах, стать бы жертвою твоих затей!
Порой немного мне для счастья надо:
Так притчу ты мою и разумей!
 

ДЖИРОЛАМО ФОНТАНЕЛЛА

К ЖЕМЧУЖИНЕ

 
Прибоем эритрейским рождена,
Ты горней красотой чаруешь око,
Бесценный дар богатого востока,
Ты из росы природой создана.
 
 
Твоим лучом озарена волна,
Тебя на дне таившая до срока,
Твой мягкий свет богиня чтит высоко,
В твою улыбку нимфа влюблена.
 
 
Сверкающую белизной росистой,
Рожденную подводной темнотой,
Тебя нельзя представить водянистой.
 
 
Без пятнышка, сияя красотой,
На суд небесный ты приходишь чистой,
Невеста под воздушною фатой.
 

ВООБРАЖАЕМАЯ ЛЮБОВЬ

 
Я у Амура не был школяром,
Но, словно мне вполне любовь знакома,
Я описать могу любой симптом,
Не испытав ни одного симптома.
 
 
Я говорю и словом и пером
О молниях очей, не зная грома,
Я слезы лью – но это лишь прием,
И в горле ком – и никакого кома.
 
 
Пишу – и не боюсь впросак попасть:
Я столько слышал о любовной доле,
Что как бы сам изведал эту часть.
 
 
Я не учился у Амура в школе —
И пел в своих стихах чужую страсть,
Чужие радости, чужие боли.
 

К ЛУНЕ

 
Волшебная звезда
Над царством тишины в ночном эфире,
Ты всходишь – и тогда
Редеют тени в просветленном мире.
Наперсница живительного сна,
Ты входишь в ночь, величия полна.
 
 
Ты светом благодатным
Окутываешь сумрачную тишь,
В противоборстве ратном
Стрелами тени с высоты разишь
И, раздвигая светлые границы,
Объемлешь мир, соперница денницы.
 
 
Серебряной узде
Покорны в колеснице звездной кони,
И не найти нигде
Такого хора, как на небосклоне,—
И вторит звездным колокольцам нощь,
Благодаря тебе, царица рощ.
 
 
Росистой кормишь манной
Ты, щедрая кормилица, цветы,
Из россыпи стеклянной
Сокровища извлечь умеешь ты,
Рассеиваешь тучи ты – и это
Ночь делает соперницей рассвета.
 
 
Чиста и весела
Небесных рек живительная влага,
Поящая тела
Весеннему цветепию во благо,
Чтоб на лугах из края в край земли
Несметные сокровища цвели.
 
 
То бледный источая,
То излучая красноватый свет,
Ты что ни час другая —
И действие меняется, как цвет,
И в появлении твоем во мраке —
Грядущего таинственные знаки;
 
 
То круглолицей нам
Ты предстаешь в безоблачном просторе
И не даешь волнам
Ни на мгновенье передышки в море,
То превратишься в серп – а он погас,
И ты – другая в следующий раз;
 
 
То, как в могиле, глухо
Ты в тучах скрыта, то, от сна воспряв,
Свой свет белее пуха
Льешь на поля и в глубину дубрав.
Восстав из пепла фениксом крылатым,
Ты вновь восходишь месяцем рогатым.
 

БЕРНАРДО МОРАНДО

ПРЕКРАСНАЯ КУПАЛЬЩИЦА

 
Кристалл воды, звездами осиян,
Светлел, когда купальщица ночная
Над отражением небес нагая
Склонялась, в море погружая стан.
 
 
Она обогащала океан,
Кораллами и жемчугом сверкая,
Каких не знает глубина морская
У дальних берегов восточных стран.
 
 
Когда она, струям неуловимым
Отдавшись, в холод погружала грудь,
Он вспыхивал огнем неукротимым.
 
 
Кому дано огонь любви задуть?
Нет, из него не выйти невредимым,
В воде и то его не обмануть.
 

КРАСАВИЦА, ИГРАЮЩАЯ В ТРАГЕДИИ

 
Когда звучал, красавица моя,
Твой голос раздирающий на сцене,
Все, кто внимал мучительные пени,—
Все замерли, дыханье затая.
 
 
Никто из моряков – уверен я —
Охотней слух не преклонял к сирене,
И сладостнее вековые сени
Не оглашала мука соловья.
 
 
И тысячи, покорные обману,
С тобой рыдали, – я из их числа,
Я тоже плакал, отрицать не стану.
 
 
И лицедейских мук твоих стрела
Влюбленным тысячам двойную рану —
Любви и состраданья – нанесла.
 

ОБРАЩЕНИЕ К ДРУЗЬЯМ В НАЧАЛЕ ЛЕТА С ПРИГЛАШЕНИЕМ ПИСАТЬ СТИХИ

 
Поэтом солнце к цитре небосвода
Подносит яркий плектр своих лучей,
Поет эфир – ив глубине ночей
Скользят светила в вихре хоровода.
 
 
Многоголосая поет природа
Все слаженней, все слаже, все светлей,
И музыкой скрипучею своей
Цикада славит это время года.
 
 
Журчит хрустальным голосом струя
Бегущего по камешкам кристалла —
Стихийная поэзия ручья.
 
 
Ужели нам стихи презреть пристало,
Когда и небо и земля, друзья,
Нас петь зовут во что бы то ни стало?
 

ПАОЛО ДЗАДЗАРОНИ

ВЛЮБЛЕННЫЙ, НАМЕРЕВАЮЩИЙСЯ ДЕЛИТЬ СВОЮ ЛЮБОВЬ МЕЖДУ ДВУМЯ ЖЕНЩИНАМИ

 
Что делать? Рок! Двойная западня!
И госпожа прекрасна, и служанка:
Одна – черноволосая смуглянка,
Другая златокудра. Два огня!
 
 
Та – светоч ночи, эта – светоч дня,
Равно и в той, и в этой все – приманка;
И волосы, и взоры, и осанка.
И обе жить не могут без меня.
 
 
Ужель служанкой пренебречь придется,
Тем самым отказавшись от одной?
Но ведь тогда она к другой наймется.
 
 
Чтобы довольны обе были мной,
По-видимому, сделать остается
Подругой эту или ту женой.
 

ЭПИТАФИЯ НА МОГИЛЕ БЛОХИ

 
Я в наступление шла, не зная страха,
Воительница гордая, пока
Не пала жертвой страшного хлопка.
Здесь погребен мой прах под слоем праха.
 
 
Меня застал врасплох удар с размаха,
Стрела неумолимого стрелка,
Немилосердной ратпицы рука,
Чья грудь уже не грудь, а как бы плаха.
 
 
Меня забыть не властны перси дам:
Бывало, где стрелы любовпой жало
Затупится, там жару я поддам.
 
 
У Клори на груди бы я лежала
В могиле, по лежать нескромно там,
Где лавры я укусами стяжала.
 

ЭПИТАФИЯ НА МОГИЛЕ КОТА И ПСА

 
Моргант и Аквилон лежат в могиле,
Царапался один, другой кусался.
Они до гроба недругами были,
Теперь конфликт смертельный рассосался.
 

ЛЕОНАРДО КВИРИНИ

ПОКОЙНОЙ НОЧИ

 
Покойной ночи, ангел мой.
Ты спишь давно, и пышные подушки
На лоне сна лелеют твой покой,
А я, несчастный, плачу, я в ловушке
И рвусь к тебе плененною душой.
Покойной ночи, ангел мой.
 
 
Покойной ночи, ангел мой.
Твой верный друг томится, сна не зная,
И если бог любви очам порой
Дает просохнуть, то судьбина злая
Верна себе – и остается злой.
Покойной ночи, ангел мой.
 
 
Покойной ночи, ангел мой.
Ты сон вкушаешь – отдых благотворный,
Лекарство от усталости дневной,
А я не устаю, судьбе покорный,
Вздыхать все время о тебе одной.
Покойной ночи, ангел мой.
 
 
Покойной ночи, ангел мой.
И да откроет сон свои владенья
Перед Амуром, как перед тобой,
И светлыми пребудут сновиденья —
Без ужасов, без нечисти ночной.
Покойной ночи, ангел мой.
 

ИГРА В СНЕЖКИ

 
Серебряные хлопья
По воздуху летели,
Белили землю, покрывали крыши,
Когда моя царица
Пустила в ход не копья.
Избрав меня мишенью:
Не копья и не стрелы
Она в меня метала,—
Снаряды были белы
И холодней разящего металла.
Хотел я уклониться,
Но тщетно, к сожаленью,
И разуменья моего превыше,
Что ледяная сила
Огонь в груди моей не погасила.
 

ДЖУЗЕППЕ БАТТИСТА

ОБМАНЩИЦА

 
Как только Ниче открывает рот,
Я слышу ложь. Обман – любое слово!
Она добра со мной, когда сурова,
Гоня меня, она меня зовет.
 
 
То благостна, то холодна, как лед,
То оставляет, то помочь готова,
То истязает, то лелеет снова
И делает неощутимым гнет.
 
 
Изолгалась– и этим побуждает
Забыть ее, себе не портить кровь.
Забуду! Гнев по праву побеждает…
 
 
Но скоро передумываю вновь:
Коль скоро правда ненависть рождает,
Должна неправда порождать любовь.
 

РУЖЬЕ

 
Немецких рук работа, сей снаряд
Чуть запалит селитру в смеси с серой,
Узду свинцу ослабит, птице серой,—
Что твой перун из громоносных гряд!
 
 
Пусть зверь резвей парфянца во сто крат,
А не уйдет от смерти огненерой;
Горошины мгновенного холерой
Обрушат стаю птиц, как страшный град.
 
 
Он изрыгает молнии и громы
И рыцарей умеет уложить
Стогами окровавленной соломы.
 
 
Так что же, Смерть, косой тебе косить.
Орудья новые тебе знакомы,
Учись у мира – мир перуном бить.
 

ЧЕЛОВЕКУ ДОЛЖНО БЫТЬ МИРНЫМ

 
Чтобы в смертельной схватке уцелеть,
Клыки и лапы служат псу защитой,
Сражается рогами бык сердитый,
Врага стараясь на рога поддеть.
 
 
Свой коготь точит в зарослях медведь.
Гирканский хищник – зуб свой ядовитый,
И дикобраз, иголками покрытый,
Спокоен: ведь его не одолеть.
 
 
Других примеров под луной немало:
Бесстрашный клюв – оружие орла,
Пчеле дано игольчатое жало…
 
 
И только нам природа не дала
Оружия. Разумное начало —
Чтоб люди людям не чинили зла.
 

ОСУЖДАЕТ СООРУЖЕНИЕ РОСКОШНЫХ ЗДАНИИ

 
Поветрие! Не счесть глубоких ран,
Оставленных на теле гор металлом,
И на судах настало время скалам
Пересекать волнистый океап.
 
 
И в центр земли безжалостный таран
Упорно острым проникает жалом,
И царь айда – в страхе небывалом,
Что солнце озарит подземный стан.
 
 
Роскошные дома растут все выше,
Все больше заслоняя белый день,—
Вот-вот Юпитер крикнет: «Эй, потише!»
 
 
Все выше… А зачем – подумать лень.
Порою царства гибнут ради крыши,
А что подарит крыша? Только тень.
 

ДЖУЗЕППЕ АРТАЛЕ

БЛОХА НА ГРУДИ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ

 
Всего лишь пятнышко, но как проворна!
Ты отыскала сладостное лоно,
И там, где солнца луч скользит влюбленно,
Ты тьмы крупица, жалящей, тлетворной.
 
 
На перламутре белом точкой черной
Несешь в ложбинке караул бессонный,
Собой являя образ воплощенный
Стихии малой, но, увы, бесспорной.
 
 
Неуловима и едва заметна —
Смущать покой – твое предназначенье.
Ты черный атом страсти безответной.
 
 
Ты боль мне предвещаешь и томленье
И призвана быть вестницей секретной
Души таверной, что сама – смятенье.
 

МЕЧТА

 
Взойдет мечта, лишь солнце канет в море —
На море слез нисходит, боль смягчив.
Горю любовью к Лидии, ио горе
Во сне безмолвствует, и я счастлив.
 
 
На стрелы гнева не скупятся зори.
Я обретаю мир, глаза смежив.
Презренье, что ловлю я в каждом взоре,
Ночами гаснет, и опять я жив.
 
 
Истома, ночь мечты неодолимой
Одна мне утешение несет,
Но боль к утру вдвойне невыносима.
 
 
О боже, смилуйся! Пусть боль невзгод
В груди растает; пусть любовь незримо
Живет лишь в грезах иль навек заснет.