Текст книги "Европейская поэзия XVII века"

Автор книги: авторов Коллектив

СТАНИСЛАВ ГЕРАКЛИУШ ЛЮБОМИРСКИЙ

СОНЕТ В ПОХВАЛУ ТАЦИТУ

 
Люди и царства, римски сиы и были,
Прахом скудельным от нас погребенны,
Доблести мёртвы, тобой возрожденны,
Тебя, бессмертна, нам, смертным, явпли.
 
 
Доблестней всех, кто великими были,
Увековечив деянья их бренны,
Лавром победным года незабвенны
Ты от забвенья спасаешь и пыли.
 
 
Кесарям римским ты равной есть меры,
Они с живых, ты – с умерших взыскуешь,
Нам представляя велики примеры.
 
 
И, хоть о лаврах чужих повествуешь,
Можешь бессмертных сподобиться сферы,
Тем, что себя же лавром коронуешь.
 

ACCIPITE ЕТ MANDUCATE НОС EST CO RPUS MEUM [27]27
  Примите и ядите, се есть тело мое! (лат.)


[Закрыть]

 
Постигнул я, мой Боже, в чем сии секреты,
Что стал пресуществляться в хлебе и вине Ты.
Сперва к Себе тянул Ты в небо человека,
Но тот не соглашался, строптивый от века.
Ты ж поступил согласно Милосердью Божью —
Плоть отдал на съеденье нашему безбожью.
Поскольку людям ближе хлеб, чем мысль о небе,
Быть жаждя в человеке, стал Ты сущим в хлебе.
 

STABAT PETRUS IN ATRIO PRINCIPIS ЕТ ITER UM NEGAVIT [28]28
  Стал Петр во дворе первосвященника и вторично отрекся (лат.).


[Закрыть]

 
Двор учит лицемерью: чья нога там будет,
Тот и про добродетель сей же час забудет.
Примером Петр; однажды войти не остерегся
В дворцову дверь – и трижды от Бога отрекся.
Хоть постоял в сенях он, вера в нем смутилась.
А ежли бы – в передней, что б тогда случилось?
 

ПОРТУГАЛИЯ

ФРАНСИСКО РОДРИГЕС ЛОБО

* * *

 
Чего ищу? Чего желаю страстно?
Любовью иль пустой мечтой томим?
Что я утратил? Кем я был любим?
Кто враг мой? С кем сражаюсь ежечасно?
 
 
Желанье, расточенное напрасно, ушло.
И радость вслед ушла за ним…
В любви узрел я мир, что был незрим,
с тех пор я слеп: мне темен полдень яспый.
 
 
Но вновь мне, то ль во сне, то ль наяву,
упрямое дарит воображенье
лик красоты неведомой, иной…
 
 
И пусть она – химера, тень, виденье,—
из-за нее в страданьях я живу,
и смерть лишь разлучит ее со мной.
 

* * *

 
О счастье – наш слепой и лютый враг,
с личиною угодливой и льстивой,
враг вероломный, злобный и спесивый,
с кем не поладить никому, никак.
 
 
Ты наш любой неосторожный шаг
устережешь, охотясь за поживой,
ты – алчный скряга, ты – тихоня лживый,
беспутный мот, завистливый дурак.
 
 
Без цели, смысла жадною рукою
отъемлешь все ты: жизнь, именье, честь,
ничем твое не сыто самовластье…
 
 
Убей меня или оставь в покое,
забудь, что я на белом свете есть!
Но то, о чем прошу, – не это ль счастье?..
 

ФРАНСИСКО МАНУЭЛ ДЕ МЕЛО

СОНЕТ, В КОЕМ ИСПРАШИВАЕТСЯ ПРОЩЕНИЕ У НЕБЕС ЗА ЛЮБОВНОЕ БЕЗУМИЕ

 
Ужель для своего лишь торжества,
господь, ты сотворил и нежность стана,
и чудо глаз, от коих в сердце рана,
и все, что прославляет в ней молва?
 
 
Зачем ты в грудь мою вложил слова,
невнятные для грубого профана
и полные высокого обмана,
без коего любовь, увы, мертва?
 
 
Зачем красавице своим расцветом
дано затмить богинь, чтобы их всех
снедала зависть к редкостному дару?
 
 
Ты удостоишь ли меня ответом?
И если да – отпустишь ли мой грех
или мою увековечишь кару?
 

НЕКОЙ ВЕСЬМА КРАСИВОЙ СЕНЬОРЕ, КОТОРАЯ СТАЛА ТЕЩЕЙ

 
Не причиняют годы вам вреда,
и, как всегда, прекрасны вы, сеньора,
коль мне глаза не лгут, не будет спора
меж временем и вами никогда.
 
 
В девические юные года
вы были розой для любого взора,—
и, веря в справедливость приговора,
в саду краснели розы от стыда.
 
 
В замужестве остались вы прелестной,
цвели, цветам на зависть и в укор.
Лишь красоты прибавили вам дети.
 
 
Вы стали тещей, и хоть всем известно:
все тещи – пугала, как на подбор,
но вы и ваша красота – в расцвете.
 

ДИАЛОГ ЖИЗНИ С ВРЕМЕНЕМ

 
Ж. Кто там, внутри меня, ко мне взывает? – В. Время.
Ж. Без спросу ты вошло? – В. Пусть просит, кто привык.
Ж. Что хочешь ты? – В. Чтоб ты услышала мой крик.
Ж. Я слышу, не кричи, держи слова за стремя.
 
 
В. С дороги сбилась ты. – Ж. А ты дней множишь бремя.
В. Но мой удел таков. – Ж. Ты бренности двойник.
В. Ты баба вздорная! – Ж. Злокозненный старик!
В. Нет от меня вреда. – Ж. Ты сеешь злое семя.
 
 
В. Я? – Ж. Рождена тобой мирская суета.
В. Но ты погрязла в ней, в тщеславье утопая.
Ж. Ты воздух, пустота! – В. Ты Времени расход!
 
 
Ж. В тебе – безвременье. – В. В тебе – тлен и тщета.
Ж. Лети, безумное! – В. А ты бреди, слепая!
Вот так со Временем в раздоре Жизнь течет.
 

ГЛОССА

 
Прекрасны ваши стан и взгляд,
но, коль о том вы знать хотите,
о вас так в свете говорят:
как солнце, вы сейчас в зените,
но солнца близится закат.
 

ЖЕРОНИМО БАЙА

ЖЕСТОКОЙ ЛИСИ

 
Комета, стены крепости, скала,—
Их недоступность все же не посмела
Достичь недостижимого предела,
Который ваша гордость превзошла.
 
 
Вы – роза, перл, вы – солнце! Так хвала
Вас по заслугам называть велела…
Явились вы – и солнце побледнело,
Перл потускнел, а роза отцвела.
 
 
Небесный луч, сирена, чудо-птица
(Стихиям я для гнева повод дал!)
Не могут с вашей красотой сравниться…
 
 
Роз, перлов, солнца – краше я не знал,
Но и не знал, – пусть дерзость мне простится,
Столь недоступных стен, комет и скал.
 

ВИОЛАНТЕ ДО СЕУ

ДЕСИМЫ

 
О сердце! Есть предел печали,
предел страданьям должен быть…
Обид, что мы с тобой познали,
не в силах боле я сносить.
Довольно мук мы испытали:
давно уж пыткой стала страсть…
Не дай же вновь мне в плен попасть
к меня презревшему тирану,
и душу вновь предать обману,
а жизнь любви предать во власть.
 
 
От сей угрозы спасена,
как я свободе буду рада!
Любовь – не дар и не награда,
страшней, чем казнь, для нас она.
О сердце, без тебя, одна,
не справлюсь я с такой напастью:
и пусть, не совладав со страстью,
меня ты ввергнуло в беду,
я знаю, что всегда найду
в тебе я друга по несчастью.
 
 
Он стал холодным изваяньем,
тот, с кем меня связало ты:
сменились клятвы и мечты
презреньем, скукой и молчаньем.
О, положи конец страданьям,
иль нас они убьют с тобой…
Но, коль мне суждено судьбой
моей любовью быть убитой,
пусть женщиной умру забытой,
а не презренною рабой!
 

БЕРНАРДО ВИЕЙРА РАВАСКО

ГЛОССА НА ТЕМУ СОНЕТА

 
Надежды тяжкий грыз меня недуг,
И лишь любви всесильная отвага
Дерзала облегчать груз горьких мук,
Твердя, что для любви страданье – благо.
Но я не мнил, что выскользнет из рук
Так скоро счастье, о надежда-скряга!
Не ведаю, кто был тому виной,
Но счастье смыто, как песок волной.
 
 
Воображенье пылко рисовало
Мне радости любви, волнуя кровь…
Но у любви с мечтою сходства мало:
Вот истина для тех, кто знал любовь.
И все ж не мнил я, что любви начало
Столь близко от конца ее и вновь
Не суждено ее вернуться дару
И что в любви найду я злую кару.
 
 
Нет, я не мнил, что счастья благодать
Несчастьем обернется и отныне
Я обречен о счастье вспоминать,
Как вспоминают о воде в пустыне…
Не уставая память проклинать,
Забвения прошу как благостыни,
Но длится столько лет мой ад земной:
Увы, любовь ие разлучить со мной.
 
 
Не мнил я скорой для себя угрозы,
Не знал, что счастья луч, мелькнув, погас:
С тех пор тоски неутолимой слезы
Все льются из моих усталых глаз…
Но кто столь горестной метаморфозы
Мог ожидать в блаженнейший свой час?
Когда любви я предавался жару,
Могла ль душа готовой быть к удару?
 
 
Я мнил: не будет у любви конца;
Не зная, сколь близка моя утрата,
Сиянием любимого лица
Я ослеплен был… Тяжела расплата.
Что стережет влюбленного слепца!
Но слепота прозрением чревата:
И, на песке воздвигнутые мной,
Все замки смыты разума волной.
 

ГРЕГОРИО ДЕ МАТОС ГЕРРА

ПРОЩАНИЕ С ГОРОДОМ БАЙЯ ПО СЛУЧАЮ ОТПЛЫТИЯ В АНГОЛУ

 
Прощай, Баия, бог с тобою!
Скажи еще спасибо мне,—
Тебя препоручаю богу,
А мог послать бы к сатане.
 
 
Мы призываем божью милость
На тех, кто во грехах погряз;
Боюсь, господне милосердье
Не вызволит на этот раз.
 
 
Прощайте, жители Баии!
Не говорю «народ честной»,—
Ведь столь бесчестного отребья
Еще не видел мир земной.
 
 
Кто честен, тот повсюду честен,
При свете честен и во тьме,
Но у плутов закоренелых
Всегда лишь плутни на уме.
 
 
Баия, мерзким городишкой
Я поделом тебя зову,
Одним ты можешь похвалиться:
Что первый ты по плутовству.
 
 
Тут можно воровать открыто,
Пока имперский наш орел
Когтить мошенника не начал,
Свой зрак на вора не навел.
 
 
Всех покупая, продавая,
Ты в грязь не ударяй лицом —
И выйдешь в главные пройдохи,
Великим станешь подлецом.
 
 
Про совесть позабудь: бесстыдство
Приравнивают здесь к уму.
Бери все в долг, платить не надо.
Жениться хочешь? Ни к чему.
 
 
Бедны все честные девицы,
От них – скорее наутек:
Ведь добродетель невесома,
Весом – набитый кошелек.
 
 
Везде хвали красу любимой
И древность своего герба:
Для ловли женщин нет приемов
Верней, чем лесть и похвальба.
 
 
Потешника и балагура
Стяжав сомнительную честь,
Ходи на званые обеды,
Где можно даром пить и есть.
 
 
А коль столкнешься там с красоткой,
Не жалующей прихлебал,
Будь начеку – для этой дамы
Цветистых не жалей похвал.
 
 
Коль дружбу заведешь с богатым,
Будь вместе с ним всегда, везде,—
Не забывай, есть прилипалы
На суше так же, как в воде.
 
 
Но с этой важною персоной
Держась на дружеской ноге,
Запомни – ты ему не ровня,
А ровня ты его слуге.
 
 
Превозноси его заслуги,
И ум его, и знатный род,—
Уважь! Тебя ведь не убудет,
А он кем жил, тем и помрет.
 
 
К знакомым езди в их поместья
И говори, что, мол, спешишь:
Удерживать, быть может, станут,
И ты с недельку погостишь.
 
 
Страна богатая, грешно ли
Пограбить жителей ее?
И португальским проходимцам
Здесь развеселое житье.
 
 
А если сам разбогатеешь,
То нажитого не спусти:
Тут щедрого не уважают,
Зато прижимистый в чести.
 
 
В Бразилии нигде не встретим
Мы знати голубых кровей,
А впрочем, рассуждая здраво,
Откуда бы и взяться ей?
 
 
Кто почитается вельможей?
Разбогатевший скопидом.
Он копит деньги и не знает,
Что с ними станется потом.
 
 
Потом деньжонки растранжирят,
Скупца умело обобрав,
Плутяги, из которых каждый,
Коль верить им, – не принц, так граф.
 
 
Допустим, что разбогател ты
И выбрать порешил жену,—
Бери любую: ведь папаши
Клюют на толстую мошпу.
 
 
Но только для чего жениться?
Коль втридорога тут зятья,
То будь для всех возможным зятем —
Весьма доходная статья.
 
 
Прощай, Баия! В целом свете
Скверней не видел я дыры,
Не нынче-завтра ты, конечно,
Провалишься в тартарары.
 
 
С лица земли, как я надеюсь,
Баия будет сметена…
Иль (даже боязно подумать!)
Всем городам одна цена?
 

РАЗМЫШЛЕНИЯ О СУДНОМ ДНЕ И КОНЦЕ ВСЕГО СУЩЕГО

 
Настанет день – под знаменьем печали,
Настанет ночь – без сна и тишины,
И горестно померкнет лик Луны,
И Солнце встанет в траурной вуали.
 
 
О, что с тобою, мир? Земные дали
Стенаньем толп людских оглашены.
Небытие иль бытие – равны:
Последние мгновенья их сравняли.
 
 
Звучит призыв архангельской трубы,
Развеивая сон, сон непробудный,
И настежь открываются гробы,
 
 
А для живых путь кончен многотрудный.
Все в страхе ждут решения судьбы,—
Зане настал великий день – день Судный.
 

МАНУЭЛ БОТЕЛЬО ДЕ ОЛИВЕЙРА

ЗЕМЛЯ ПРИЛИВОВ

 
Продолговатой полосой вдали,
Средь воли морских лежит клочок земли:
Нептун – морей хозяин полновластный,
Влечется к той земле любовью страстной,
В глубь острова вторгается волной,
С землей желая слиться островной.
 
 
Столь море землю стережет ревниво
И к острову спешит в часы прилива,
Что он Землей Приливов наречен:
Так образ моря в нем запечатлен.
 
 
Землей в объятья принято любовно,
Обласканное, море дышит ровно,
Но вновь к земле влечет его порыв,
И землю нежит сладостный прилив…
Когда ж их разлучат часы отлива,
Ждет море встречи с ней нетерпеливо.
 
 
Земля Приливов издали скромна,
И взоров не влечет к себе она,
Но высадись на острове, и глазу
Всю красоту ее откроешь сразу.
Так раковина, грубая на вид,
Жемчужину редчайшую таит.
 

ФРАНЦИЯ

ФРАНСУА ДЕ МАЛЕРБ

УТЕШЕНИЕ ГОСПОДИНУ ДЮПЕРЬЕ

(Фрагменты )

 
Доколе, Дюперье, скорбеть не перестанешь?
Ужели вновь и вновь
Упорной думою терзать ты не устанешь
В душе своей любовь?
 
 
И эта смерть, удел, для смертных непреложный,
И сумрак гробовой,—
Ужели лабиринт, где кружится тревожный,
Заблудший разум твой?
 
 
Была она тебе отрадой, утешеньем —
С тем спорить не хочу
И память светлую небрежным обхожденьем,
Поверь, не омрачу.
 
 
Увы! Все лучшее испепеляют грозы,
Куда ни посмотрю;
И роза нежная жила не дольше розы —
Всего одну зарю.
 
 
Но если б не теперь взяла ее могила,
Когда б, как ты хотел,
Она на склоне лет седая опочила,—
Чем лучше сей удел?
 
 
Не мнишь ли, что она чем старей, тем любимей
Была б на небесах,
Что в старости укол червя неощутимей,
Земной не давит прах?
 
 
О нет! Когда душа коснется крайней меты
И Парки нить прервут,
Исчезнут и лета, едва достигнув Леты,
За нею не пойдут.
 
 
………………………………..
Напрасны жалобы и сетованья эти,
Смири тоску души,
Люби отныне тень, и о потухшем свете
Ты память потуши.
 
 
Людской обычай благ, я признаю, не споря,—
Слезами боль лечить,
Через плотину глаз излить всю тяжесть горя
И сердце облегчить.
 
 
Тот, кто любовь свою оплакать не способен,
Чью боль не выдаст стон,
Бесчувственной душой тот варвару подобен
Иль впрямь души лишен.
 
 
Но – раб отчаянья, отвергнув утешенье,
Ты возомнил, скорбя,
Что ближних возлюбил в надменном сокрушенье
Сильнее, чем себя.
 
 
Я дважды, Дюперье, той молнией летучей
Сражен был наповал,
И дважды разум мой, целитель мой могучий,
Забвения мне дал.
 
 
Не потому, что мне легко забыть любимых,
Что стоек я в беде,
Но если нет лекарств от ран неисцелимых —
Их не ищу нигде.
 
 
Безжалостная смерть не знает снисхожденья,
Не тронется мольбой —
Она, жестокая, от воплей и моленья
Слух отвращает свой.
 
 
Ничтожнейший бедняк, чья хижина убога,
Ярмо ее несет,
И стража от нее у Луврского порога
Монарха не спасет.
 
 
Перед ее лицом нет места возмущенью,
Напрасен ропот твой.
Есть мудрость высшая – покорность провиденью:
Для нас лишь в ней покой.
 

МОЛИТВА ЗА КОРОЛЯ, ОТБЫВАЮЩЕГО В ЛИМУЗЕН

Стансы

 
О Боже праведный, ты, внемля нашим стонам,
Встречаешь время смут с оружьем обнаженным,
Чтоб дерзость отрезвить, бесчинства покарать,
Незавершенное твоей противно Славе,
Она твой труд вершит на благо всей державе,
Целительную нам дарует благодать.
 
 
Наш нынешний король, разумный и великий,
Учился ревностно премудростям владыки,
Искусству управлять, вести отважных в бой,
Вели он замолчать – мы покоримся власти,
Он ограждает нас от всяческой напасти,
И нет нужды тебя обременять мольбой.
 
 
Любой, кто слышит гром и видит, как над нами
Потоки льют с небес и вспыхивает пламя
От столкновенья двух враждующих сторон,
Хоть в этом не узрел божественного знака,
Но чудо явлено, и он поймет, однако,
Сколь мощная рука хранит нас, как заслон.
 
 
Ну что бы мог свершить король в борьбе со скверной
При всем старании и доблести безмерной,
При всей своей любви к величью твоему,
Как уберег бы нас во тьме ночей беззвездных
Среди подводных скал, неразличимых в безднах,
Когда бы разум твой не помогал ему?
 
 
Неведомое зло среди людей блуждает,
Внушает им вражду, спокойствия лишает:
Доверишься словам – и попадешь впросак.
Всеобщая беда, увы, иным во благо,
Их козням счету нет, и посему отвага
Присуща лишь тому, в ком здравый смысл иссяк.
 
 
Но в злополучный час надежда не иссякла,
Мы верим, что добру присуща мощь Геракла,
Что приняла твой меч достойная рука,
И если бы мятеж стал гидрою стоглавой,
И если бы весь мир восстал кипящей лавой,
Рассеял бы король несметные войска.
 
 
Дай нашим помыслам исполниться, Всевышний,
Избавь от лютых бед, от горечи излишней,
Печальной памяти сотри глубокий след.
Смиряя ураган, наш вождь на поле боя
Отвагу проявил и мужество героя,
Яви же, Господи, благоразумья свет.
 
 
Не уповал король на мощь огромной рати,
Он знал: число – ничто, оно пьянит некстати
И, застилая взор, лишь умножает мрак.
Нет, помощи земной не ждал он ниоткуда,
Так пособи ж ему, и совершит он чудо,
Все чаянья затмит и даст нам столько благ.
 
 
Разбитым полчищам не избежать расплаты,
Найти убежище не смогут супостаты,
Не скроют беглецов глухие дебри гор,
Их тайные дела однажды станут явны,
Их извлечет на свет властитель достославный
И злобным проискам немедля даст отпор.
 
 
При помощи своих установлений строгих
Он кротких защитит и оградит убогих,
Он праведным вернет и право и покой,
Он дерзости лишит разбой и святотатство
И, не беря в расчет ни знатность, ни богатство,
Любого устрашит карающей рукой.
 
 
Пред грозным именем склонятся замки в страхе,
И стены и врата окажутся во прахе,
Посты сойдут с бойниц, тревожный минет час,
Оралом станет меч – такая роль достойней,
 

Франс Хальс. Цыганка

 
Народ, измученный жестокой долгой бойней,
Заслыша барабан, пойдет беспечно в пляс.
 
 
Распутство и грехи в эпохе новой сгинут,
И сластолюбие и праздность нас покинут,
Немало из-за них мы претерпели бед.
Король достойнейших вознаградит по праву,
Всем доблестным вернет заслуженную славу,
Искусства возродит, лелея их расцвет.
 
 
Он сохранил в душе наследье веры старой,
Любовь к тебе и страх перед твоею карой,
Он жаждой благости и святости томим.
Служение тебе всех благ ему дороже,
Он сам возвысится в твоем сиянье, Боже,
Желая одного: быть подданным твоим.
 
 
Развеешь ты печаль, развеешь все невзгоды
И отдалишь от нас те роковые годы,
Когда счастливые узнали вкус беды.
Ты семьи одаришь, достаток умножая,
Работу дашь серпам порою урожая,
Цветенье дашь весне, а осени – плоды.
 
 
Страданиям конец придет и лихолетьям,
С какою радостью мы это чудо встретим!
О Господи, твой мир – вместилище тревог:
Несчастия, увы, таят угрозу счастью,
Так сохрани же нам своей верховной властью
Того, кто в трудный час народ свой уберег.
 
 
Беспечным королем пренебрегают принцы,
При нем одни льстецы в правителях провинций,
А сам проводит он в попойках день за днем,
Не видя происков и плутней хитрых бестий.
А прихвостни его – могу сказать по чести —
Когда такой умрет, не загрустят о нем.
 
 
Но, к счастью, не таков паш бравый повелитель,
Заступник ревностный и ангел наш хранитель,
Чья милость укротит и зависть и порок.
О, сколько на земле ты жить ему позволишь?
Мы, слуги верные, желаем одного лишь:
Продли, о Господи, его царенья срок!
 
 
Отродья деспотов безумны и ретивы,
Им невтерпеж таить бунтарские порывы,
Советы нам дают, но всё, увы, во вред.
Мы видим их насквозь и счет ведем особый,
И пусть они идут на поводу у злобы,
Нас бережет король, иной защиты нет.
 
 
Пусть благодетель наш подольше нами правит,
Пусть подданных своих от ужасов избавит,
И, удивляя мир блистательной судьбой,
Пускай он близится вседневно к высшей цели,
И славою своей, невиданной доселе,
Пускай затмит он всех, увенчанных тобой.
 
 
Его наследнику даруй до срока зрелость,
Чтоб юноша обрел отцовский ум и смелость,
Чтоб чести следовал всегда и доброте,
Чтоб в летопись вписал достойные деянья,
Чтоб солнцем одарил тех, кто не знал сиянья,
Чтоб светом озарил живущих в темноте.
 
 
Пускай он отомстит соседям в полной мере,
Дабы Испания узнала боль потери
Среди горящих нив и крепостных руин,
И если наш позор был следствием раздора
И доблестный отец не мог настигнуть вора,
Враждебную страну накажет славный сын.
 

ПОДРАЖАНИЕ ПСАЛМУ CXLV

 
Не уповай, душа, отринь посулы мира,
Чей свет – лишь блеск стекла, чья слава – плеск зефира
На пенистой волне: мелькнет – не уследить.
Бесцельна суета, тщеславие напрасно,
Лишь Богу жизнь подвластна,
Лишь Бога нам любить.
 
 
К никчемному стремясь, мы лезем вон из кожи,
Снуем вокруг владык, хотим попасть в вельможи,
На брюхе ползаем и не встаем с колен,
А сами короли – на что они способны?
Ведь нам во всем подобны
И превратятся в тлен.
 
 
Едва испустят дух, все жалким прахом станет,
Угаснет слава их, величие увянет,
Чей светоч полыхал перед вселенной всей,
В гробницах обретут последнее жилище,
Став лакомою пищей
Пронырливых червей.
 
 
Забыты имена правителей покойных,
Вершителей судеб, воителей достойных,
Смолкают похвалы, едва исчезла власть.
В крушенье роковом с властителями вместе
И выкормышам лести,
Их слугам, также пасть.
 

ПЕСНЯ

 
Пробудитесь, я жду вас, красавица!
Рощи новой листвою кудрявятся,
И природа с искусством затеяла спор,
Расстелив на лугах пестроцветный ковер.
 
 
Веет сладостными ароматами
Над полями, покоем объятыми;
Нет, не миру светить вышел Феб-Аполлон,
Но спешит на свиданье любовное он.
 
 
Ореолом лучей коронованный,
Древней страстью своей околдованный,
Не мечтает ли он, что настигнет теперь,
В это дивное утро, Пенееву дщерь?
 
 
Все живущее тянется к радости,
Наслаждайтесь утехами младости,
Вы поверьте, и так слишком рано придет
Время горьких морщин, бремя тяжких забот.
 
 
А в жару полуденную томную
Мы укроемся в рощу укромную,
И, всецело отдавшись фиалкам лесным,
Позабудем курильниц мы приторный дым.
 
 
С ветки падуба или шиповника
Торжествующей песнью любовника
Будет тешить нам слух чаровник-соловей,
И, внимая певцу, смолкнет шумный ручей.
 
 
А потом, пробираясь опушкою,
Пастуха мы увидим с пастушкою,
Поглядим, как, устами друг к другу припав,
Двое негу вкушают на ложе из трав.
 
 
Вечно юный Амур без усталости
Там творит свои милые шалости,
И в помине там скучных условностей нет,
В коих так погрязает изысканный свет.
 
 
Вдруг и я это счастье изведаю,
Наслажусь долгожданной победою,
Вдруг страданья мои, моя преданность вам
Побудят уступить неотступным мольбам!
 
 
Вы притворства ужель не приметили
В гимнах скромности и добродетели?
Но всесильна природы и разума власть,
И ответите – верю! – вы страстью на страсть.
 

ОНОРА ДЕ РАКАН

ОДА

 
Вы, что смеетесь надо мной,
Желая, чтоб мой путь земной
Всегда был орошен слезами,
Взгляните, сколько горьких мук
На долю выпало мне вдруг
С тех пор, как разлучен я с вами.
 
 
Досталось, видно, неспроста
Мне все, что может нищета
Прибавить к своему проклятью:
Я нахожусь в жилье пустом,
Где служит грязный пол столом,
Скамьей, буфетом и кроватью.
 
 
Хозяин наш, в недобрый час
Приняв за гугенотов нас,
Вдруг вылетел быстрее пули.
По грязи мчался ои, чуть жив,
Детей в корзину посадив
И унося свои кастрюли.
 
 
Растерян и глупей, чем гусь,
Я в этом доме нахожусь,
Где даже нет, по крайней мере,
Того, что привлекло б воров,
Поскольку этот жалкий кров
Остался без окон и двери.
 
 
Дождь льется, гром гремит вдали,
И у причалов корабли
Подпрыгивают, как собаки.
Слуга мой с ветром в спор вступил
И мне из шапки смастерил
Фонарь, мерцающий во мраке.
 
 
Свой страх преодолев с трудом,
Хозяин наш вернулся в дом
В довольно скверном экипаже.
Он не причесан, не умыт,
Притом такой имеет вид,
Как будто уличил нас в краже.
 
 
Однако старец этот вдруг
Стал уверять, что нам он друг,
И старомодно поклонился.
При этом нос его кривой,
Как шея черепахи злой,
Наморщился и удлинился.
 
 
В лохмотьях несколько солдат,
Томясь от голода, лежат
Со мною рядом на соломе
И принимаются опять
Свои победы вспоминать
И толковать о де Бапоме.
 
 
Вот так беседу мы ведем,
И вроде все нам нипочем,
Хотя душа тоской объята.
Болтают все наперебой:
Один – как брал Патэ, другой —
Как осаждал Фужер когда-то.
 
 
Хозяин, видя, что у нас
Еще остались в этот час
Надежды смутные на ужин,
Заводит речь о том, что он,
Увы, последнего лишен
И, в довершение, недужен.
 
 
А я, кто обречен судьбой
Все время видеть пред собой
И всякий сброд, и мрак невзгоды,
Я вам стихи пишу, как встарь,
Покуда не потух фонарь
Под завыванье непогоды.
 
 
Мой ангел, свет моей души,
Когда прочтете вы в тиши
Послание из тьмы осенней,
И если, голову склоня,
Не пожалеете меня,
Мне нет надежды на спасенье.
 

СТАНСЫ

 
Тирсис, пора и нам подумать о покое:
Полжизни прожито, и что еще другое,
Как не могильный холм, в конце пути нас ждет?
Мы много видели; неведомая сила
По морю бурному корабль наш носила,
Для тихой гавани настал теперь черед.
 
 
На милости судьбы рассчитывать не стоит:
Кто верит в них – тот слеп, дом на песке он строит,
Вознесся высоко – к паденью будь готов.
Деревьям гром грозит – тем, чьи вершины выше,
И бешенство ветров скорей разрушит крыши
Дворцов властителей, чем кровли пастухов.
 
 
О, счастлив тот, кто смог изгнать желанье славы
Из сердца своего, кто избежал отравы
Стремлений суетных, безрадостных забот,
Кто временем своим распоряжаться волен,
Имеет скромный дом, судьбой своей доволен
И невозможного не хочет и не ждет.
 
 
Возделывает он то поле, на котором
Трудился дед его, он равнодушен к спорам,
Что власть имущие ведут между собой,
Не тщится разгадать причины непогоды
И за одним следит: чтоб не погибли всходы,
Когда грозит бедой им ветер грозовой.
 
 
Страстей своих король, он знает, чем гордиться:
Межа его земли – империи граница,
Дом – Фонтенбло и Лувр, закрытый для чужих;
Он не завидует ни пышности, ни славе
Земных властителей, себя считая вправе
Не видеть их самих, а лишь портреты их.
 
 
Он видит, что нужды его семья не знает,
Он видит, как в полях колосья серп срезает,
Как виноградари срывают виноград,
И кажется ему, что влажные долины,
Холмы зеленые, просторные равнины
Дары осенние вручить ему спешат.
 
 
Порой преследует оленя он по следу
В лесах, где солнца луч не празднует победу
Над вечной полумглой, спускающейся с крон;
Порою лай собак ведет его к поляне:
Там заяц, что бежал с такою прытью ране,
Находит смерть свою в местах, где был рожден.
 
 
Порою бродит он недалеко от дома
И смотрит, как ручьи бегут из водоема,
Как серебро блестит средь золота снопов.
Порой с пастушками он вместе отдыхает
На ложе травяном, которое не знает
Иных завес, чем тень от сросшихся кустов.
 
 
Он старости своей печальное соседство
Встречает без тоски под кровлею, где детство
Он раннее провел, где набирался сил;
Ведет он счет годам по урожаям снятым,
Но листьям, что шуршат своим опавшим златом,
Стареет он, как лес, что сам же насадил.
 
 
На быстром корабле, ветрам и волнам внемля,
Не будет мчаться он в неведомые земли,
Чтоб там отыскивать сокровищ скрытых след;
Не жаждет славы он, о лаврах не хлопочет
И встретить смерть свою он в той постели хочет,
В которой умерли его отец и дед.
 
 
В порту взирает он, как ветер, дуя рьяно
И предвещая нам начало урагана,
Желанья буйные зажег в людских сердцах,
Но также видит он, что смертных ожидает:
В то время, как один на небо попадает,
Другой, растерзанный, толпою втоптан в прах.
 
 
Пусть не владеет он роскошными дворцами,
С их капителями, колоннами, коврами,
Пусть роскошь не вошла в приют его простой,—
Он видит, как зима сменяется весною,
Ковер живых цветов он видит пред собою
И наслаждается живою красотой.
 
 
Поверь мне, час настал, когда расстаться надо
С цепями рабскими, что носят за оградой
Сверкающих дворцов, где стережет беда:
Близ дуба мощного кустам расти не мило,
От солнца прочь бегут все прочие светила,
Страшась в его лучах исчезнуть навсегда.
 
 
Так долго тщетные надежды мы питали!
Так долго милостей напрасно ожидали!
А зависть в миг один разбила все мечты;
Они – всего лишь дым, они – посев, чьи всходы
Всегда подвержены причудам непогоды
И пе зерно дают, а чахлые цветы.
 
 
Глушь, сердцу милая! Вдали от жизни шумной,
Вдали от суеты, от роскоши безумной
Я начал забывать страданья прошлых дней.
Долины тихие, ручьи, лесные тени,
Вам видеть довелось души моей смятенье,
Теперь свидетели вы радости моей.