Текст книги "Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
30. Учитель говорил:
– Разве истинная человечность где-то далеко? Мне стоит только захотеть стать человечным – и она уже здесь.
***
ИЗ ГЛАВЫ VIII
2. Учитель говорил:
– Почитание без знания приличий переходит в назойливость. Осторожность без знания приличий переходит в трусость. Смелость без знания приличий переходит в бунтарство. Прямота без знания приличий переходит в грубость. Если правитель чтит своих родных – и народ становится человечнее. Если он не забывает старых друзей – и народ не будет бездушным.
5. Цзэн-цзы говорил:
– Был способным, а спрашивал у неспособных. Много знал, а спрашивал у малознающих. Имел много достоинств, а казался неимущим. Был переполнен, а казался пустым. На обиды не обращал внимания. Был у меня когда-то друг, который только так и поступал.
7. Цзэн-цзы говорил:
– Ученый муж не может не быть тверд и решителен, ибо ноша его тяжела, а путь далек. Сделать своей ношей человечность – это ли не тяжко! Завершить свой труд лишь со смертью – это ли не дальний путь!
11. Учитель говорил:
– Да будь у человека способности хоть самого Чжоу– гуна,– если он чванлив и жаден, на прочее не стоит и смотреть.
13. Учитель говорил:
– Будьте тверды в своей верности и усердны в учении, до конца держитесь истинного пути. В страну, где неспокойно, не ходите. В стране, где смута, не живите. Когда в Поднебесной царит справедливость, будьте на виду. Когда справедливости нет, уйдите от мира. Когда в стране справедливость, стыдно быть бедным и ничтожным. Когда справедливости нет, стыдно быть богатым и знатным.
***
ИЗ ГЛАВЫ IX
14. Учитель пожелал поселиться среди варваров. Кто– то сказал ему:
– Как вы сможете жить в таком захолустье?
– Если там поселится благородный муж,– ответил Учитель,– то какое же это захолустье?
18. Учитель говорил:
– Мне еще не доводилось встречать человека, который любил бы добродетель так, как любят плотскую прелесть.
20. Учитель говорил:
– Говоришь с ним, а он никогда не ленится слушать – таким, пожалуй, был только один Янь Хуэй!
21. Учитель говорил о Янь Юане:
– Как жаль, что его уже нет! Я видел только, как он всегда идет вперед – никогда не видал, чтоб он стоял на месте.
***
ИЗ ГЛАВЫ X
17. Как-то раз загорелась конюшня. Учитель, вернувшись с государева двора, осведомился только:
– Люди не пострадали?
А про коней даже не спросил.
***
ИЗ ГЛАВЫ XI
10. Когда умер Янь Юань, Учитель, оплакивая его, тяжко убивался. Кто-то из спутников сказал ему:
– Слишком уж вы убиваетесь!
– Слишком убиваюсь? – возразил Учитель.– Если не убиваться по таким, как он, то по кому же?
11. Цзылу спросил, как подобает служить душам и духам.
– Живым не умеем служить,– ответил Учитель,– как же мы можем служить душам?
– Тогда,– сказал Цзылу,– осмелюсь у вас спросить – что такое смерть?
– Не знаем, что такое жизнь,– ответил Учитель,– как же можем знать, что такое смерть?
26. Цзылу, Цзэн Си, Жань Ю и Гунси Хуа сидели подле Учителя. И Учитель сказал:
– Я чуть постарше вас и потому не в счет. Вот вы все говорите: «про меня не знают!» Ну, а если бы кто узнал и взял на службу, что бы вы стали делать?
Цзылу ответил не задумываясь:
– Пусть это будет государство лишь в тысячу боевых колесниц. Его теснят большие государства, их войска угрожают вторжением, а тут еще неурожай и голод... Я же, взявшись за дело, берусь за каких-нибудь три года вселить в людей отвагу и указать им верный путь.
Учитель улыбнулся.
– А ты что скажешь, Цю?
Тот ответил так:
– Пусть это будет небольшое государство – ли в шестьдесят-семьдесят или даже в пятьдесят. Если возьмусь за управление, то года за три сумею сделать народ богатым. Что же до обрядов и музыки, то здесь уж придется подождать мужа высоких достоинств.
– А ты что скажешь, Чи?
Тот ответил так:
– Не скажу, что уже справился бы, но хочется поучиться... Я бы желал, облачившись в парадное платье, быть младшим распорядителем при жертвоприношениях в храме предков или при встрече союзных князей.
– А ты что скажешь, Дянь?
Тот перестал играть на гуслях-сэ и, с легким звоном отложив их прочь, поднялся и ответил:
– А я хочу совсем не того, что эти трое.
– Что за беда! – сказал Учитель.– Ведь каждый может высказать свое желание.
И Цзэн Си сказал так:
– Поздней весной, когда все ходят в весенних одеждах, взять пять-шесть юношей, из тех, что уж носят шапки для взрослых, и шесть-семь подростков, омыться с ними в водах И, обсохнуть на ветру у алтаря Дождя и под песни вернуться домой.
Учитель, глубоко вздохнув, сказал:
– Я разделяю желание Дяня.
Трое учеников удалились. А Цзэн Си, оставшись, спросил:
– Что вы скажете об их словах?
– Каждый высказал свое желание,– сказал Учитель,—только и всего.
– Почему же вы, Учитель, улыбнулись, когда его высказал Ю?
– Страной управляют с помощью обрядов,– сказал Учитель,– его же слова нескромны. Поэтому и улыбнулся.
– А можно ли то, о чем говорил Цю, считать государством?
– Отчего же страну в шестьдесят—семьдесят ли или даже в пятьдесят не считать государством?
– А то, о чем говорил Чи,– можно ли это считать государством?
– Если есть там храм предков и союзы с князьями – значит, есть и свой князь. И если уж такой человек, как Чи, будет там только младшим распорядителем – то кто же тогда способен быть старшим?!
***
ИЗ ГЛАВЫ XII
1. Янь Юань спросил, что такое истинная человечность.
– Сдерживать себя и поступать сообразно приличиям,– ответил Учитель,– вот что такое истинная человечность. Стоит однажды сдержать себя и поступить сообразно приличиям – и вся Поднебесная назовет тебя человечным. Быть человечным или не быть зависит лишь от самого себя – разве может это зависеть от других?
– Позвольте узнать, как этого добиться? – спросил Янь Юань.
И Учитель сказал так:
– Не смотреть на то, что противно приличиям. Не слушать того, что противно приличиям. Не говорить того, что противно приличиям. Не делать того, что противно приличиям.
– Хоть я и непонятлив,– сказал Янь Юань,– позвольте мне отныне поступать в соответствии с этими вашими словами.
2. Чжунгун спросил, что такое истинная человечность.
– Выходя из ворот,– сказал Учитель,– держи себя так, будто встречаешь дорогих гостей. Обходись с людьми так, будто творишь вместе с ними великий обряд. Чего себе не хочешь – не делай и другим. Не будет тогда недовольства ни в государстве, ни в семье.
– Хоть я и непонятлив,– сказал Чжунгун,– позвольте мне отныне поступать в соответствии с этими вашими словами.
3. Сыма Ню спросил, что такое истинная человечность.
– Тот, кто истинно человечен,– сказал Учитель,– говорит запинаясь.
– Если говорит запинаясь, значит, можно уже назвать его истинно человечным? – спросил Сыма Ню.
– Если действовать трудно,– сказал Учитель,– то можно ли говорить не запинаясь?
4. Сыма Ню спросил, каков должен быть достойный муж.
– Достойный муж,– сказал Учитель,– не знает ни печали, ни страха.
– Если не знает ни печали, ни страха, значит, можно уже назвать его достойным мужем? – спросил Сыма Ню.
– Он заглянет к себе в сердце,– сказал Учитель,– а там нет угрызений совести. Так о чем же ему печалиться и чего страшиться?
7. Цзыгун спросил, как нужно управлять государством.
– Обеспечить в достатке пищей,– ответил Учитель,– обеспечить в достатке оружием и чтобы народ тебе доверял.
– А если бы,– спросил Цзыгун,– пришлось вдруг от чего-то отказаться, так от чего в первую очередь?
– От оружия,– сказал Учитель.
– А если бы,– спросил Цзыгун,– пришлось вдруг еще от чего-то отказаться, так от чего в первую очередь?
– От пищи,– сказал Учитель.– Ведь издревле повелось, что люди так и так умирают. А вот когда народ не доверяет – государству не устоять.
16. Учитель говорил:
– Достойный муж содействует людям в их добрых делах и не содействует в дурных. Мелкий человек – наоборот.
17. Цзи Кан-цзы спросил у Конфуция, как нужно управлять.
– Управлять – значит действовать правильно. Если будете правильно руководить, кто посмеет неправильно поступать?
18. Цзи Кан-цзы, пострадав от грабителей, обратился к Конфуцию за советом. Учитель ответил так:
– Если б вы сами не вожделели богатства, они бы не стали вас грабить – даже посули им за это награду.
19. Цзи Кан-цзы, спрашивая у Конфуция совета, как надо управлять, сказал так:
– А что, если неправедных – убивать, а праведных – приближать?
– Если управляете,– ответил Учитель,– зачем же убивать? Сами устремитесь к добру – и народ станет добрым. Нрав правителя – ветер, нрав народа – трава. Куда дует ветер, туда и клонится трава.
***
ИЗ ГЛАВЫ XIII
5. Учитель говорил:
– Затвердил наизусть все «Триста песен», а назначь его на должность – не справится, отправь послом в чужое царство – не сумеет там ответить как должно. Хоть и много прочел – а что толку?
6. Учитель говорил:
– Если сам прям, то и без приказа – исполнят. Если же сам не прям, то хоть и прикажи – не подчинятся.
9. Учитель отправился в Вэй, и Жань Ю правил повозкой.
– Как здесь многолюдно! – сказал Учитель.
– А если их много,– сказал Жань Ю,– то что еще следует сделать для этих людей?
– Дать им разбогатеть,– сказал Учитель.
– А когда разбогатеют,– сказал Жань Ю,– то что бы еще для них сделать?
– Воспитать их,– сказал Учитель.
13. Учитель говорил:
– Если исправишь сам себя, управлять будет нетрудно. А не сумеешь сам себя исправить, как сможешь исправлять других?
17. Цзыся, став правителем в Цзюйфу, спросил Учителя, как надо управлять.
– Не спеши,– сказал Учитель,– и не гонись за мелочами. Поспешишь– не достигнешь цели. Погонишься за мелочами – упустишь большое дело.
19. Фань Чи спросил, каков должен быть тот, кто истинно человечен. Учитель ответил так:
– Обликом строг, в делах серьезен, с людьми искренен. И даже если едет к варварам, не должен про все это забывать.
24. Цзыгун спросил:
– Что можно сказать о человеке, если вся деревня его любит?
– Никчемный человек,– сказал Учитель.
– А что сказать о человеке, если вся деревня его ненавидит?
– Никчемный человек,– сказал Учитель.– Было бы куда лучше, если б хорошие люди из этой деревни любили его, а дурные – ненавидели.
27. Учитель говорил:
– Если человек тверд, решителен, прямодушен и скуп на слова, он близок к истинной человечности.
***
ИЗ ГЛАВЫ XIV
23. Учитель говорил:
– Достойный муж сведущ в возвышенном. Мелкий человек сведущ в низменном.
24. Учитель говорил:
– В древности учились для себя самих, нынче – чтоб похвалиться перед другими.
27. Учитель говорил:
– Достойный муж стыдится, если его дела отстают от его слов.
30. Учитель говорил:
– Не огорчаюсь, что люди меня не знают,– огорчаюсь, что малоталантлив.
34. Кто-то спросил:
– Возможно ли на зло отвечать добром?
– А чем же тогда отвечать на добро? – в свою очередь спросил Учитель.– На зло следует отвечать справедливостью, а на добро – добром.
***
ИЗ ГЛАВЫ XV
1. Вэйский князь Лин-гун спросил у Конфуция, как следует правильно располагать войска. Учитель ответил так:
– О том, что относится к жертвенной утвари, слышать доводилось. А военными делами отродясь не занимался.
И на другой же день уехал.
2. Когда Конфуций был в княжестве Чэнь, у него кончились припасы. Спутники слегли от голода, ни один не мог подняться. Цзылу, увидев Учителя, сказал ему с горечью:
– Выходит, и достойному мужу случается бедствовать?
– Достойный муж,– сказал Учитель,– переносит бедствия с твердостью. А вот мелкий человек, попав в беду, распускается.
3. Учитель сказал:
– Сы, ты ведь считаешь меня многоученым и оттого многознающим?
– Да,– ответил тот.– Разве это не так?
– Нет,– сказал Учитель.– Я все нанизываю на одну – единственную мысль.
8. Учитель говорил:
– Не поговорить с человеком, с которым стоит поговорить,– значит потерять человека. А говорить с человеком, с которым говорить не стоит,– значит терять слова. Мудрец не теряет людей и не теряет слов.
12. Учитель говорил:
– Человека, который не загадывает далеко, непременно ждут близкие беды.
15. Учитель говорил:
– Побольше укоряйте самих себя и поменьше – других. Этим отдалите от себя людскую неприязнь.
16. Учитель говорил:
– С теми, кто не спрашивает, что нужно делать, и мне делать нечего.
21. Учитель говорил:
– Достойный муж спрашивает с самого себя, мелкий человек спрашивает с других.
22. Учитель говорил:
– Достойный муж держится степенно и избегает спора. С людьми ладит, но в сговор не вступает.
24. Цзыгун спросил:
– Существует ли одна-единственная заповедь, которой можно следовать всю жизнь?
– Будь великодушен,– сказал Учитель.– Не делай другим того, чего себе не желаешь.
28. Учитель говорил:
– Если все кого-то ненавидят, непременно разберитесь – за что. Если все кого-то любят, непременно разберитесь – за что.
30. Учитель говорил:
– Ошибся и не исправил ошибки – значит, ошибся по-настоящему.
41 Учитель говорил:
Если слова передают мысль, этого достаточно
***
ИЗ ГЛАВЫ XVI
7 Конфуций говорил:
– Достойный муж должен остерегаться трех вещей: в юности, когда жизненные силы еще не утихли,– остерегаться чувственности; в зрелые годы, когда жизненные силы окрепли,– остерегаться раздоров; в старости, когда жизненные силы ослабли,– остерегаться скупости.
12. Циский царь Цзин-гун владел тысячей конных упряжек,– а в день его смерти народ не нашел в нем ни одной добродетели, достойной похвалы. Бои и Шуци умерли с голоду под горой Шоуян, а народ и поныне их славит
***
ИЗ ГЛАВЫ XVII
2. Учитель говорил.
– Природа сближает людей, привычки – отдаляют
3. Учитель говорил:
Только высшая мудрость и предельная глупость неизменны.
4. Учитель, приехав в Учэн, услыхал там звуки струн и песен. И сказал, рассмеявшись:
– Если надо зарезать курицу – к чему бычий нож?
На что Цзыю ответил так:
– Когда-то я слыхал слова Учителя: «если правитель воспитан, он любит людей; если народ воспитан, им легко управлять».
– Ученики! – сказал Учитель,– Янь прав. А то, что я сейчас сказал,– только шутка.
12. Учитель говорил:
– На вид суров, а в душе робок – такой подобен мелкому человеку: ни дать ни взять – вор, пробравшийся через лазейку в чужой дом!
19. Учитель сказал:
– Я не хочу больше говорить.
– Если Учитель не будет говорить,– возразил Цзыгун,– что же мы передадим другим?
– А разве Небо говорит? – сказал Учитель.– Но четыре поры сменяют одна другую, и все живое рождается и растет. А разве Небо говорит?
21. Цзай Во сказал:
– Трехлетний траур по родителям – срок слишком долгий. Если достойный муж три года не будет совершать обрядов – они непременно придут в расстройство. Если он три года не будет заниматься музыкой,– она непременно придет в упадок. Для того, чтобы кончился старый хлеб и народился новый, а деревья для добывания огня поочередно сменили друг друга, довольно и года.
– Разве тебе уже приятно есть рис и одеваться в парчу? – спросил Учитель.
– Приятно,– ответил Цзай Во.
– Ну, если приятно, то так и поступай! Ведь когда достойный муж находится в трауре – даже вкусные яства ему не вкусны, музыка не радует слуха, а привычное жилье не кажется уютным. Потому он от всего и отказывается. Если же тебе все это приятно, то поступай как поступаешь!
Цзай Во удалился. А Учитель сказал так:
– Юй лишен истинной человечности! Ведь родители нянчатся с ребенком целых три года – вот почему трехлетний траур по ним общепринят в Поднебесной. Неужели же Юй за три года младенчества так и не видел родительской ласки?!
23. Цзылу спросил:
– Ценит ли достойный муж отвагу?
– Достойный муж,– ответил Учитель,– превыше всего почитает долг. Ибо достойный муж, наделенный отвагой, но лишенный чувства долга, способен впасть в мятеж. А мелкий человек, наделенный отвагой, но лишенный чувства долга, может дойти до разбоя.
25. Учитель говорил:
– Общаться трудно только с женщиной и с мелким человеком. Сблизишься с ними – станут развязными, удалишь от себя – возненавидят.
***
ИЗ ГЛАВЫ XVIII
2. Когда Люся Хуэй был судебным инспектором, его трижды отрешали от должности. Кто-то сказал ему:
– Разве вы не можете уехать в другое царство?
– Если служить честно,– ответил Люся Хуэй,– то, куда бы я ни уехал, всюду будет то же самое. А если служить нечестно – стоит ли покидать родину?
***
ИЗ ГЛАВЫ XIX
3. Ученики Цзыся спросили у Цзычжана, с кем следует дружиться.
– А что говорил об этом Цзыся? – спросил Цзычжан.
– Он говорил: со стоящими людьми дружите, с нестоящими – рвите отношения.
– А вот мне,– сказал Цзычжан,– довелось слышать другое: достойный муж почитает выдающихся, но сходится и с заурядными, поощряет способных, но жалеет и бесталанных. И, если, положим, я очень умен, с кем я тогда не сумею поладить? А если, допустим, я глуп, так не я порву дружбу с другими, а другие – со мной!
9. Цзыся говорил:
– У достойного мужа – троякий образ: посмотришь на него издали – важен и величав; подойдешь поближе – мягок и добр; услышишь его речи – неукоснительно строг.
21. Цзыгун говорил:
– Промах достойного мужа подобен затмению солнца или луны: когда совершается – все его видят, когда исправляется – все благоговеют.
23. Шусунь Ушу говорил при дворе сановникам:
– Цзыгун мудрей Чжунни.
Цзыфу Цзинбо передал эти слова Цзыгуну. И Цзыгун сказал так:
– Возьмем для сравнения стену, что окружает дом и двор. Моя стена – людям по плечо, и всякий может увидеть, хорош ли мой дом. А стена Учителя – высотой в несколько саженей, и тот, кто не нашел ворот, чтобы войти, не увидит ни величавости храма предков, ни разнообразия прочих строений. А таких, кто отыскал бы эти ворота, пока что немного. Так что слова достопочтенного господина можно понять.
24. Шусунь Ушу бранил Чжунни.
– Не делайте этого! – сказал Цзыгун.– Чжунни очернить невозможно. Мудрость других – это холмы и горы, их можно преодолеть. А Чжунни – как солнце и луна, через которые не переступишь! А если бы кто и пожелал отвергнуть солнце и луну – какая им от этого беда? Он только показал бы, что не умеет соразмерять силы.
***
ИЗ ГЛАВЫ XX
3. Конфуций говорил:
– Не уразумев велений судьбы, не станешь достойным мужем. Не усвоив приличий, не утвердишься. Не понимая слов, не узнаешь людей.
***
Из «МЭН-ЦЗЫ»
Эта книга названа по имени одного из последователей Конфуция, философа Мэн Кэ (или Мэн-цзы; ок. 372-289 гг. до н.э.), чьи высказывания собраны в ней скорее всего его учениками. Мэн-цзы родился на окраине того же царства Лу, где когда-то жил Конфуций, учился у его внука Цзы Сы и продолжал развивать его учение. Как и Конфуций, он немало странствовал по Поднебесной и точно так же ему лишь на короткий срок удалось найти практическое применение своим талантам на царской службе.
За свои восемьдесят с лишним лет Мэн-цзы посетил целый ряд царств, довольно долго жил в богатом и процветающем приморском государстве Ци, у столичных «ворот Цзи», где образовалась своеобразная Академия – собрание блестящих умов той эпохи. Последние же два десятилетия он целиком посвятил ученикам, вознаградившим его память этой книгой.
Мэн-цзы отделяло от Конфуция около столетия – и он сам с горечью говорил о безжалостности этого столь короткого времени. Мир древности, кажущийся нам сейчас в исторической перспективе почти недвижимым, для современников менялся разительно быстро, и, несмотря на тоску конфуцианцев по «золотому веку» прошлого, в чем-то менялся к лучшему. Кто-то уже не испытывал прежнего трепета перед знатностью рода, а для кого-то стали равны даже владыка царства с его десятью тысячами боевых колесниц и простой человек в его ветхой хижине. Люди высоких устремлений ощутили вдруг самоценность своих идей, «благородные мужи» осмеливались говорить в лицо государям такие вещи, которые прежде сочли бы неслыханной дерзостью. «Как следует поступить с чиновником, что не в состоянии править подчиненными? – спросил однажды Мэн-цзы царя, и тот охотно ответил. «Уволить!» – «А как быть, ежели все царство не управляется, как должно?!» – продолжил философ; царь глянул на окружающих и перевел разговор на другое
Понятие «долга» или «должного» вместе с понятием «гуманности» или «человеколюбия» стало краеугольным камнем учения Мэн-цзы. Пробудить в человеке Человека, обратить его мысленный взор в сторону вечных истин – вот что было его задачей в суровый век, когда жестокость власти казалась чем-то естественным. «В ком нет чувства сострадания – тот не человек, в ком нет чувства стыда – тот не человек»,– утверждал Мэн-цзы, и никакие звания, идущие от людей, не искупают отсутствия этих качеств, не заменяют звания человека, даруемого Небом. В отличие от некоторых других философов Древнего Китая, Мэн-цзы верил, что природа человека изначально добра, и старался убедить правителей следовать путем гуманности. «Берегитесь, о, берегитесь! Что исходит от вас, к вам же и вернется!» – предостерегал он возгордившихся и забывших о народе.
Надо сказать, что Мэн-цзы был искусным полемистом; его построения привлекают стройностью, а мысли содержат немало нового по сравнению с предшественниками. Появление книги «Мэн-цзы» знаменовало собой определенный этап в развитии древнего конфуцианства – оно содействовало его превращению в стройную, целостную систему взглядов на человека, государство и общество. Правда, всеобщее признание это произведение получило не сразу. Только с включением его в знаменитое конфуцианское «Четверокнижье» уже при династии Сун (X– XIII вв.) оно обрело авторитет канона и стало обязательным предметом обучения, книгой, которую знал наизусть каждый образованный человек в Китае.
Ныне «Мэн-цзы» состоит из семи глав (каждая из двух частей), но есть сведения, что в древности книга была объемнее. На русский язык она была переведена полностью П С. Поповым в 1904 г., позднее же публиковались лишь отрывки из нее в переводах ряда китаеведов.
***
ИЗ ГЛАВЫ I, ЧАСТЬ 2
2. Циский царь Сюань-ван спросил:
– Правда ли, что у Вэнь-вана был парк – в целых семьдесят ли?
– Так сказано в преданиях,– ответил Мэн-цзы.
– Такой громадный? – воскликнул царь.
– А народу он казался маленьким,– сказал Мэн-цзы.
– Мой парк,– сказал царь,– простирается всего на сорок ли, а народу кажется большим. Отчего же это так?
– Парк Вэнь-вана,– сказал Мэн-цзы,– простирался на семьдесят ли. Но люди ходили туда за сеном и хворостом, охотились на зайцев и фазанов. Царь пользовался своим парком вместе с народом – и людям казалось, что парк маловат. И разве не прав был народ? Когда я, ваш слуга, впервые приблизился к вашим границам, я первым делом осведомился: на что в вашем царстве наложен строжайший запрет,– и лишь после этого решился вступить в его пределы. Тогда-то я и услыхал, что есть в предместье парк, что простирается на целых сорок ли. Того, кто убьет в этом парке оленя, преследуют так же, как если бы он убил человека. Иными словами, эти сорок квадратных ли стали сущей западней посреди государства. Так разве не прав народ, если ваш парк кажется ему слишком большим?
4. Циский царь Сюань-ван, принимая Мэн-цзы в своем Снежном дворце, спросил его:
– Знакомы ли и мудрецам подобные увеселения?
– Знакомы,– ответил Мэн-цзы.– Но когда люди вовсе их не знают, они порицают за это своих правителей. Конечно же, в этом они неправы. Но неправы и те правители, что не хотят разделить своих радостей с народом. Ведь если кто радуется радостями народа – то и народ радуется его радостями. Если кто скорбит скорбями народа – то и народ скорбит его скорбями. А если он и радуется, и скорбит за всю Поднебесную – такой человек не может не стать царем!
6. Мэн-цзы сказал царю Сюань-вану:
– Допустим, что некий ваш подданный оставил жену и детей на попечение друга, а сам отправился в Чу. И вот, вернувшись, обнаружил, что тот содержал жену его и детей в холоде и в голоде. Как должен этот человек поступить?
– Порвать с ним дружбу,– сказал царь.
– А если,– продолжал Мэн-цзы,– судебный чиновник не может управиться с подчиненными, как следует с ним поступить?
– Прогнать со службы,– сказал царь.
– А если,– сказал Мэн-цзы,– нет порядка во всем государстве, то как тогда быть?
Царь покосился на приближенных – и заговорил о другом.
8. Циский царь Сюань-ван спросил:
– Правда ли это, что Тан изгнал Цзе, а У-ван покарал Чжоу?
– Так сказано в преданиях,– ответил Мэн-цзы.
– А разве допустимо,– сказал царь,– чтобы подданный убивал государя?
– Того, кто надругался над человечностью,– сказал Мэн-цзы,– называют преступником. Того, кто надругался над долгом, называют злодеем. А злодеев и преступников именуют изгоями. Я слышал о казни изгоя Чжоу, но не слыхал об убийстве государя!
12. Между Цзоу и Лу случилась распря. И цзоуский князь Му-гун сказал так:
– Из моих военачальников погибло тридцать три человека – и никто из простолюдинов не пошел ради них на смерть. Как же теперь с ними быть? Казнить? Так всех не переказнишь. Не казнить? Но ведь они, злорадствуя, смотрели, как гибнут их начальники, и не спасли их от смерти.
– В годы неурожая и голода,– отвечал ему Мэн-цзы,– те из ваших людей, кто был стар и немощен, валялись по рвам и канавам, кто же был еще в силах – разбредались на все четыре стороны. И таких были тысячи. А ведь ваши амбары были полны и житницы ломились от зерна. Но никто из ваших чинов не донес вам о бедствиях. И все оттого, что были нерадивы и не ведали жалости к низшим. А ведь еще Цзэн-цзы когда-то говорил: «Берегитесь! Берегитесь! Что исходит от вас – к вам же и ввернется!» Вот народ теперь с ними и расквитался. Не вините его, государь. Ведь если вы будете править гуманно, народ возлюбит своих правителей и жизнь отдаст за начальников!
***
ИЗ ГЛАВЫ II, часть 1
2. Некий сунец горевал, что всходы на его поле не растут, и принялся вытягивать их руками. Вернулся с поля усталый и доложил домочадцам:
– Ну и устал же я сегодня: помогал всходам расти! Сын его побежал поглядеть – а всходы уже завяли. Мало кто в Поднебесной не помогает вот так же расти своим всходам!
7. Мэн-цзы говорил:
– Тот, кто делает стрелы, далеко не столь человечен, как тот, кто делает латы. Первый боится лишь одного – что стрелы его не поранят человека. Второй же боится – как бы человека не поранили!
***
ИЗ ГЛАВЫ III, ЧАСТЬ 1
4. Некий Сюй Син, что исповедовал учение Шэнь Нуна, явившись из Чу в Тэнское государство, подошел к воротам дворца и сказал князю Вэнь-гуну:
– Я из дальних мест. Наслышан, что вы, государь, ввели у себя гуманное правление. Хотел бы найти здесь пристанище и стать вашим подданным.
Вэнь-гун указал ему – где поселиться.
Ученики Сюй Сина, числом в несколько десятков, все как один ходили в сермягах, плели простую обувь и циновки – и тем кормились.
Чэнь Сян, что был учеником Чэнь Ляна, и брат его Синь, взвалив на плечи сохи, явились в Тэн из Сунского царства и сказали:
– Прослышали мы, что вы, государь, ввели у себя правление мудрецов и что и сами вы – мудрец. Хотели бы стать вашими подданными.
Чэнь Сян повстречался с Сюй Сином и испытал великую радость. Он вовсе забросил прежнее свое учение и стал учиться у Сюй Сина. А повстречавшись как-то с Мэн-цзы, пересказал ему речи Сюй Сина:
– Тэнский государь и впрямь мудр. И все же еще не постиг истинного пути. Мудрец пашет землю вместе с народом – и этим кормится. Сам готовит себе еду – и правит. У тэнского же государя есть и житницы, и амбары – это значит, что он, чтоб себя прокормить, обирает народ. Может ли мудрый так поступать?
– А ваш учитель Сюй,– сказал Мэн-цзы,– конечно же, ест просо, которое посеял сам?
– Да,– сказал Чэнь Сян.
– И, разумеется, носит платье из ткани, которую сам же и выткал?
– Нет,– сказал Чэнь Сян,– учитель Сюй ходит в сермяге.
– А носит ли он шапку?
– Носит.
– Какую же?
– Из грубой ткани.
– Он сам ее ткал?
– Нет, выменял на просо.
– Отчего же учитель не соткал ее сам?
– Это помешало бы ему пахать.
– А пищу себе учитель Сюй варит в котлах и в горшках? И пашет железным плугом?
– Да,– сказал Чэнь Сян.
– И сам же все это изготовляет?
– Нет, выменивает на просо.
– Но ведь, меняя свое просо на утварь и орудия, разве не обирает он тем самым гончаров и литейщиков? А гончар и литейщик, меняя утварь на просо, не обирают тем самым крестьянина?! Так отчего бы учителю Сюю не стать самому гончаром и литейщиком и брать все, что нужно, в собственном доме? Почему он выменивает у ремесленников то одно, то другое? На что ему эта морока?
– Но нельзя же заниматься и землепашеством, и множеством ремесел! – сказал Чэнь Сян.
– Стало быть, с землепашеством возможно сочетать одно лишь управление Поднебесной?! Но ведь есть же свои дела у больших людей и свои дела – у малых. Если каждому придется самолично изготовлять для своих нужд то, что делают сто ремесленников, в Поднебесной начнется неразбериха. Поэтому и говорят: одни напрягают ум, другие напрягают мышцы. Те, что напрягают ум, управляют людьми, а те, что напрягают мышцы, людьми управляются. Управляемые кормят других, а управляющие– от других кормятся. Таков всеобщий закон Поднебесной.
***
ИЗ ГЛАВЫ III, ЧАСТЬ 2
1. Некогда чжаоский царь Цзянь-цзы повелел Ван Ляну быть при Би Си возницей во время охоты. Тому за целый день не удалось подстрелить ни одной птицы, и он доложил царю:
– Это самый скверный возница в Поднебесной!
Кто-то передал его слова Ван Ляну, и тот сказал:
– Позвольте повторить нашу поездку.
Би Си согласился с большой неохотой. И за одно лишь утро убил десяток птиц. После чего доложил:
– Это лучший возница в Поднебесной!
– Я велю ему быть твоим главным возницей,– сказал царь и повелел позвать Ван Ляна. Но тот наотрез отказался от назначения, сказав при этом так:
– Я правил лошадьми, как подобает – и он за целый день не подстрелил ни одной птицы. Когда же я стал ради него хитрить и жульничать, подкрадываясь к птицам не по правилам, он за одно лишь утро настрелял их десяток. В «Песнях» сказано: «не погрешай против езды – и стрелы лягут точно в цель». Я не привык ездить с низкими людьми. И потому прошу меня уволить.
