Текст книги "Нет у любви бесследно сгинуть права..."

Автор книги: авторов Коллектив

ЭСАИАС ТЕГНЕР

Перевод Д. Бродского

Песнь IX. Плач Ингеборг

 
Осень ревет,
Ходит горами пучина вод,
Но над волной поседелой
Все я сидела.
 
 
Долго вдали
Парус скользил, уходя от земли.
Счастлив он, ширококрылый,
Фритьоф с ним милый!
 
 
Угомони
Пыл свой, волна! Мчатся вихрем они.
Смелому, звезды, сияйте,
Путь озаряйте!
 
 
Ранней весной
Вал принесет его снова домой,
Но не приветит средь луга
Милая друга.
 
 
Будет она
Спать под землей, бледна, холодна,
Или рыдать, из-за братьев
Волю утратив.
 
 
Кинутый им
Сокол! Ты мной будешь ныне храним,
Переходи же в палаты,
Ловчий крылатый!
 
 
Вышью в тоске
Я серебром тебя на платке,
Лапку и когти богатым
Выведу златом.
 
 
Древле крыла
В помощь у сокола Фрейя взяла,
С Севера мчалась до Юга
В поисках друга.
 
 
Было б невмочь
Крыльям твоим унести меня прочь.
Верные крылья бескрылой
Даст лишь могила!
 
 
Сокол, поди —
Сядь на плечо мне и в море гляди,—
Ах, не вернется любимый,
Как ни гляди мы!
 
 
Явится он
В час, как могильный возьмет меня сон!
Друга, любимого с детства,
В скорби приветствуй!
 

ДЖАУФРЕ РЮДЕЛЬ

Перевод М. Сергиевского

Биография, написанная в первой половине XIII века

Джауфре Рюдель де Блая был очень знатный человек – князь Блаи. Он полюбил графиню Триполитанскую, не видав ее никогда, за ее великую добродетель и благородство, про которые он слышал от паломников, приходивших из Антиохии, и он сложил о ней много прекрасных стихов с прекрасной мелодией и простыми словами. Желая увидеть графиню, он отправился в крестовый поход и поплыл по морю. На корабле его постигла тяжкая болезнь, так что окружающие думали, что он умер на корабле, но все же они привезли его в Триполи, как мертвого, в гостиницу. Дали знать графине, и она пришла к его ложу и взяла его в свои объятия. Джауфре же узнал, что это графиня, и опять пришел в сознание. Тогда он восхвалил бога и возблагодарил его за то, что он сохранил ему жизнь до тех пор, пока он не увидел графиню. И таким образом, на руках графини, он скончался. Графиня приказала его с почетом похоронить в доме триполитанского ордена тамплиеров, а сама в тот же день постриглась в монахини от скорби и тоски по нем и из-за его смерти.

Перевод В. Дынник

 
Мне в пору долгих майских дней
Мил щебет птиц издалека,
Зато и мучает сильней
Меня любовь издалека.
И вот уже отрады нет,
И дикой розы белый цвет,
Как стужа зимняя, не мил.
Мне счастье, верю, Царь царей
Пошлет в любви издалека,
Но тем моей душе больней
В мечтах о ней – издалека!
Ах, пилигримам бы вослед,
Чтоб посох страннических лет
Прекрасною замечен был.
Что счастья этого полней —
Помчаться к ней издалека,
Усесться рядом потесней,
Чтоб тут же, не издалека,
Я в сладкой близости бесед,
И друг далекий, и сосед,
Прекрасной голос жадно пил!
Надежду в горести моей
Дарит любовь издалека,
Но грезу, сердце, не лелей —
К ней поспешить издалека.
Длинна дорога – целый свет,
Не предсказать удач и бед,
И будь, как бог определил!
Всей жизни счастье – только с ней,
С любимою издалека.
Прекраснее найти сумей
Вблизи или издалека!
Я бы, огнем любви согрет,
В отрепья нищего одет,
По царству сарацин бродил.
Молю, о тот, по воле чьей
Живет любовь издалека,
Пошли мне утолить скорей
Мою любовь издалека!
О, как мне мил мой сладкий бред:
Светлицы, сада больше нет —
Все замок Донны заменил!
Слывет сильнейшей из страстей
Моя любовь издалека,
Да, наслаждений нет хмельней,
Чем от любви издалека!
Одно молчанье – мне в ответ,
Святой мой строг, он дал завет,
Чтоб безответно я любил.
Одно молчанье мне в ответ.
Будь проклят он за свой завет,
Чтоб безответно я любил!
 

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ

Перевод В. Левика

 
Страсть поэта! Роковая
Власть мечтаний и предчувствий,
Чью святую мощь изведал
В замке Блэ видам прекрасный,
 
 
Жоффруа Рюдель, услышав,
Как пришедшие с востока
Рыцари при звоне кубков
Громогласно восклицали:
 
 
«Цвет невинности и чести,
Перл и украшенье женщин —
Дева-роза Мелисанда,
Маркграфиня Триполи!»
 
 
Размечтался трубадур наш
И запел о юной даме
И почувствовал, что сердцу
Стало тесно в замке Блэ,—
 
 
И тоска им овладела.
К Цетте он поплыл, но в море
Тяжко заболел и прибыл,
Умирая, в Триполи.
 
 
Там увидел Мелисанду
Он телесными очами,
Но тотчас же злая смерть
Их покрыла вечной тенью.
 
 
И в последний раз запел он
И, не кончив песню, мертвый,
Пал к ногам прекрасной дамы,
Мелисанды Триполи.
 

ЭДМОН РОСТАН

Перевод Т. Щепкиной-Куперник

[Говорит Эразм, врач принца Жофруа.]

 
Чего ж он сам, зевака из зевак,
Поэт хваленый, этот риск затеял?
Когда к нему на службу я вступал,
К болезненному, доброму ребенку,
Я думал жить спокойно и разумно,
Лечить его на суше, не на море.
Пускай их черт на вертел всех посадит,
Пусть сжарит ад проклятых пилигримов
Антиохийских! Первые они,
Придя к нему в его спокойный замок,
В час ужина, за вкусною индейкой,
Ему напели в уши про нее,
Про Мелисинду сказочную эту.
С каким они усердьем неуместным
Хвалили дочь великого Раймунда
И Годиерны! Слушать – просто бред!
Чего-чего они не говорили:
«Цветок далекой Азии роскошный,
Звезда небес!» Чего они не пели!
Особенно один, с безумным взглядом…
Он, помню я, наговорил такого,
Что, встав из-за стола, наш милый принц,
Поэт, влюбленный в тень и шорох ветра,
Провозгласил ее своею дамой
И с той поры остался верен ей,
О ней мечтая, для нее рифмуя…
И так себя настроил за два года,
Что наконец, день за день угасая
И близкий свой предчувствуя конец,
Решил пуститься в путь за сине море
К неведомой своей «Принцессе Грезе»,
Не в силах умереть, не увидав
Хотя на миг ее!..
 

[Поёт Бертран, друг принца Жофруа.]

 
Итак, опять, мои друзья,
В час непогодный, в час туманный,
Начну рассказ свой пылкий я
Вам о красавице желанной.
 
 
Ее кудрей волнистых цвет
Как будто нити золотые;
Лучи играют голубые
В ее очах, как лунный свет.
 
 
В ней кротость, тихая святыня,
Мадонны нежной чистота
С красой языческой богини
Так упоительно слита.
 
 
В ней то веселия порывы,
То нега странной тишины;
При ней все женщины ревнивы
И все мужчины неверны.
 
 
Она смеется – вянут розы,
Поет – смолкают соловьи.
Когда она роняет слезы,
Ручья завидуют струи.
 
 
Так Мелисинда, цвет весенний,
Созданье лучшее творца,
Живет средь лучших украшений
Большого светлого дворца.
 
 
Такою, если пилигримы
Не лгали в дивной песне нам,
Священной радостью палимы,
Такой ее увидим там!..
 

[Говорит принц Жофруа.]

 
Привет тебе, рождающийся день!
Ужель и ты не сократишь мне срока?
Когда тебя ночная сменит тень,
Увижу ли жемчужину Востока?
О, Франции родной моей цветок,
Грядущая царица Византии,
Нас разделяют водные стихии,
И от тебя я все еще далек.
Когда же мы, восторгом светлым полны,
Твой Триполис увидим вдалеке,
Где плещутся на золотом песке
Прозрачные серебряные волны?
К тебе одной мечты мои летят,
О дивная принцесса Триполиса,
В чьем имени сокрыл свой аромат
Цветок полей, душистая мелисса!
Ужель умру, и мне не принесет
С собой надежды ветерок прибрежный,
И мне твой взгляд пред смертью не блеснет,
О Мелисинда, о мой ангел нежный!..
Люблю я бесконечные мечты,
Несбыточные грезы и надежды.
Завидовать готов судьбе Икара,
Который к небесам своим любимым
Задумал путь без страха проложить,
И если я, как он, паду, то все ж
И я, как он, любить не перестану
Прекрасную далекую причину
Моей прекрасной и блаженной смерти!..
Только, если сердце
Возвышенно, оно любить не в силах
Того, что знает слишком хорошо!
 

(Приподнявшись на ложе.)

 
Ужель напрасно страннический посох
Я в руки взял?.. Ужель напрасно я
Пустился в путь далекий и опасный?
Но если смерть уже близка моя
И видеть мне не суждено прекрасной,
Пускай умру я с песней на устах,
Ее красу с любовью воспевая;
Пускай в моих слабеющих перстах
Звучит о ней лишь арфа золотая!..
 

(Берет арфу у изголовья и прелюдирует.)

 
Но что со мной?.. Я не решаюсь… медлю…
В последний раз о ней теперь пою.
В последний раз теперь я посвящаю
Моей любви безумной песнь мою.
Стихи любви, что первые когда-то
Я посвятил любимой мною свято,
Последними вы будете теперь!
 

(Говорит, аккомпанируя себе на арфе.)

 
Любовь – это сон упоительный,
Свет жизни, источник живительный.
В ней муки, восторг, в ней весна;
Блаженства и горя полна,
И слезы И грезы
Так дивно дарит нам она.
Но чужды мне девы прекрасные,
Объятья безумные, властные,
И шелковых кос аромат,
И очи, что жгут и томят,
И лепет,
И трепет,
И уст упоительный яд.
Люблю я любовью безбрежною,
Нежною,
Как смерть безнадежною;
Люблю мою грезу прекрасную,
Принцессу мою светлоокую,
Мечту дорогую, неясную,
Далекую.
Из царства видений слетая,
Лазурным огнем залитая,
Нисходит на землю она,
Вся сказочной тайны полна,
И слезы И грезы
Так дивно дарит мне она.
Люблю – и ответа не жду я,
Люблю – и не жду поцелуя.
Ведь в жизни одна красота —
Мечта, дорогая мечта;
И сладкой Загадкой
Теперь моя жизнь объята.
Люблю я любовью безбрежною,
Нежною,
Как смерть безнадежною;
Люблю мою грезу прекрасную,
Принцессу мою светлоокую,
Мечту дорогую, неясную,
Далекую!
 

(Падает почти без чувств.)

 
Увы! Не в силах больше я! Увы!..
Дрожит рука, слабеющие пальцы
Уж не находят струн на звонкой арфе…
И слезы душат горло… Мелисинда!..
Увы, замолкну я и, может быть,
Уж навсегда!.. Надежды больше нет!
 

[Мелисинда, графиня Триполийская, беседует со своей придворной дамой Со-ризмондой.]

Мелисинда

 
…Да… Знаешь ты отлично, дорогая,
Что я от скуки только и добра.
 

(Пауза.)

 
Но, впрочем, нет, я лгать тебе не стану.
Причиною того не только скука,
Что пилигримам Франции далекой
Я раздаю улыбки и цветы.
Я с ними так добра с корыстной целью.
 

Соризмонда

 
Чего же ждете вы от пилигримов,
Что могут дать они принцессе?
 

Мелисинда

 
Песни!
Подумай: песне одного из них
Обязана любовью принца я!..
Благодаря одной лишь этой песне
В нем загорелась дивная любовь,
Молва о ней по всей земле несется.
При этой мысли жарко сердце бьется:
Меня он любит! Я уж не одна!..
Его любовь, как воздух, мне нужна.
Пойми, как в скуке жизни повседневной
Отрадно мне почувствовать себя
Мечтой поэта, сказочной царевной,
Которой песни он поет, любя.
 

(Указывая на окно.)

 
Пойми, пойми, что эти пилигримы,
Моим приветом царственным даримы,
Во Францию воротятся опять
И станут песни обо мне слагать
И воспевать блеск моего наряда,
Звук голоса и выраженье взгляда.
 

Соризмонда

 
И это все услышит принц Рюдель?
 

Мелисинда

 
Да! У меня, не скрою, эта цель.
Так я могу из своего изгнанья
На все его безумные признанья
Хоть чем-нибудь ответить иногда,
Так мы душою более с ним близки.
 

Соризмонда

 
Клянусь душой, не принесет вреда
Подобный способ тайной переписки!..
 

Мелисинда

 
А я хочу, чтоб в чувстве он своем
По-прежнему не знал границ и меры.
Вот для чего мой ласковый прием!..
Я не хочу, пойми, разрушить в нем
В легенду о его принцессе веры,
О красоте, о доброте моей,
О том, что я на свете всех милей!
 

Соризмонда

 
Да, я могла бы полюбить его,
Но только, если б я его узнала.
 

Мелисинда

 
Да не его люблю я, Соризмонда!
Люблю я в нем, пойми, его любовь!
Люблю я душу пылкую его,
Люблю…
 

Соризмонда

 
Не понимаю! Ну, а если
Посредством чудодейственного перстня
Или каких-нибудь волшебных чар
Могли б его отсюда вы увидеть?
 

Мелисинда

 
Ты хочешь слишком ясных ощущений…
 

Соризмонда

 
А вы, принцесса, слишком уж неясных,
Ах, отчего среди колец бессчетных
У вас такого нету перстенька!
Но вижу я, что с вас вполне довольно
Одной мечты, одной туманной сказки.
 

Мелисинда

 
Да я люблю в моих садах обширных,
Бледнеюших под лунными лучами,
Украдкой слушать тихий шум ветвей.
Когда на водах голубых и мирных
Моя галера заблестит огнями,
Люблю сидеть, задумавшись, я в ней.
Летят ко мне грез дивных вереницы
Под шепот струн, то грустный, то влюбленный,
И плавно льется музыка стиха.
Потом одна в стенах моей темницы
Я остаюсь, с тревогой затаенной;
Отрадная печаль моя тиха.
Брожу я здесь, вдыхая ароматы
Прекрасных лилий с этих плит холодных,
Душа полна каких-то странных дум,
И чувства все истомою объяты,
И дремлет ум под этот вечный шум,
Под вечный шум фонтанов многоводных.
 

Соризмонда

 
Да, нам здесь не хватает звонких шпор,
Блестящих лат и шлемов золотых,
И рыцарей красивых, молодых.
Но ваш свирепый страж их не впускает.
Не смейтесь! Право, пусть он отрицает,
Но Мануилом к вам приставлен он,
Как к сказочной красавице дракон.
С тех пор как здесь он, уж никто не смеет
Стучаться в двери вашего дворца.
 

Мелисинда

 
Мой друг, ты подозрительна ужасно.
 

Соризмонда

 
Поверьте мне! Ревнив ваш византиец.
 

Мелисинда (пожимая плечами)

 
Комнин ревнив? Поверь мне, что ему
Подобный труд покажется излишним.
 

Соризмонда (садясь у ее ног на подушку)

 
И вы решили выйти за него?..
 

Мелисинда

 
Так что же? Муж – ведь это не любовник.
 

Соризмонда

 
Но он вам скучен, надоел…
 

Мелисинда

 
По-царски.
 

Соризмонда

 
Вас и понять не может этот турок.
 

Мелисинда

 
А, Соризмонда!.. Это мне и нужно!..
Кто может лучше Мануила мне
Возможность дать принадлежать всецело
Избраннику души моей Рюделю?
 

Соризмонда

 
А если бы когда-нибудь другой,
Избранник не одной души, принцесса,
Решился вами смело овладеть?
 

Мелисинда

 
Нет! Охранит меня мой друг незримый.
 

Соризмонда

 
Не ангел, но возлюбленный – хранитель!
 

Мелисинда

 
Всегда, везде незримо он со мной.
Когда иду я вечером вдоль моря,
Я чувствую, как на крылах мечты
Летят ко мне, летят его признанья,
Так чувствую, что тихо говорю
Морскому ветерку: «Благодарю!..»
 

Соризмонда

 
За что же вы благодарите принца?
 

Мелисинда

 
За все, за все его благодарю я!
Ему я всем обязана, да, всем:
Моими непонятными мечтами,
Желаниями сердца моего,
Неизъяснимым трепетом порою
И сладкими слезами на глазах,
Всем, что меня пугливо окружает
Легендой благородной чистоты,
И гордостью невольною моею,
И к сумеркам таинственным любовью,
И белизной одежд моих воздушных,
И наконец, всей, всей моей душой!
 

Соризмонда (покачивая головой)

 
А стоит благодарности все это?
Я вам признаюсь: иногда мне жалко,
Что вы узнали о его любви.
 

Мелисинда

 
Мне тоже… иногда.
 

[Принцесса Мелисинда у ложа умирающего принца Жофруа на его корабле.]

Мелисинда (склоняясь к нему)

 
Принц Жофруа!..
 

Жофруа

 
Я не во сне все это вижу, нет?
 

Мелисинда

 
Принц Жофруа! На зов ваш я пришла.
От пилигримов Франции далекой
Поэма вашей верности высокой
Давно уже известна мне была:
Мы были с вами как две пальмы южных,
Чьи нежные цветы душистой пылью
С другими сочетаются цветами,
К ним долетев на крыльях ветерка.
Когда, смотря на отблеск волн жемчужных,
Я поддавалась странному бессилью,
Я уносилась к вам тогда мечтами
И к вам была невидимо близка.
Когда в часы бессонницы ползучей
Вы ночью тихо слезы проливали —
Бесцельные, по мнению других,—
И я тогда в тоске металась жгучей,
И те же слезы, полные печали,
Лились тогда, мой друг, из глаз моих;
Но, утомившись жить одной мечтою,
Ты пожелал, чтоб ближе я была:
Ты захотел увидеться со мною,
Ты звал меня, и я к тебе пришла;
И я пришла, перед тобой предстала
Я в облаках курений благовонных,
В наряде пышном, царственном моем;
Пускай же запах розы и сандала,
Пусть звуки лютней и виол влюбленных
Тебя поздравят с нашим лучшим днем.
Под звонкий гул колоколов Тортозы
Его пусть с нами празднует весь мир!
Сегодня ведь твоей принцессы Грезы
С тобой, мой принц, свершают брачный пир!
 

Жофруа (ошеломлен)

 
Такому счастью верить я не смею.
 

Мелисинда

 
Твоя принцесса здесь, перед тобой;
Как ты ее находишь, милый мой?
 

Жофруа

 
Смотрю… смотрю… не оторваться взглядом.
Она, она, она! С ее нарядом,
Вся в блеске перлов, золота, камней,
С тяжелою волной ее кудрей!
И кажется для этой шеи гибкой
Тяжелым слишком ценных камней гнет.
Давно уж я знаком с ее улыбкой,
В моей душе давно она живет!
А милый голос утоляет жажду,
Как в летний зной студеная струя.
Смотрю в глаза и больше уж не стражду,
Смотрю в глаза ей и тону в них я.
 

Мелисинда (надевая ему кольцо на палец, потом ожерелье на шею)

 
Вот аметист, наш перстень обручальный,
Такой любви приличен цвет печальный!
Вот ожерелье с княжеским гербом!..
 

(Распускает волосы.)

 
А вот кудрей моих златые волны.
Как некогда Язон, отваги полный,
И ты за этим золотым руном
Пустился в путь; оно твое по праву!..
Ты вместе с ним завоевал и славу!..
Ты воспевал, влюбленный пилигрим,
Мои вот эти руки. Их объятья
Лишь одному тебе хочу отдать я.
Ты восхищался голосом моим,
Он для тебя звучит теперь смиренно:
Я вся твоя навек и неизменно!
 

Жофруа

 
Тебя пугает мой угасший взгляд?
 

Мелисинда

 
Твоим глазам – вот поцелуй мой сладкий.
 

Жофруа

 
Мои уста засохшие страшат,
Томимые жестокой лихорадкой?
 

Мелисинда

 
Мой дорогой, мой милый, не тоскуй:
Твоим устам – мой сладкий поцелуй!
 

Пауза

Жофруа

 
Бертран!
 

Бертран приближается.

Принц говорит Мелисинде, указывая на окружающих его моряков.

 
Я обещал, что расскажу вам
О сердце этих доблестных людей!..
 

(Ослабев, делает знак Бертрану.)

 
Ты расскажи!..
 

Бертран

 
О, если бы вы знали,
Какие это славные сердца!
Любите их, ничтожных, незаметных;
Их преданность, бесхитростная сила
Поэту помогла достичь принцессы.
Любите их! Под внешностью суровой
У них таятся души золотые!
 

Мелисинда

 
Мой Жофруа, я улыбаюсь им.
 

Жофруа

 
Мне холодно…
 

Мелисинда

 
Дыханием своим,
Возлюбленный, тебя я отогрею!
 

Жофруа

 
О! Страшно мне! Ты здесь? Не уходи!
 

Мелисинда

 
Тебя держу я на своей груди
И, как ребенка, я тебя лелею.
 

Жофруа

 
Ну вот… теперь не страшно больше мне.
 

Мелисинда

 
О, думай о любви прекрасной нашей,
О том, какой достигнем высоты
В преданиях потомства мы с тобою,
О том, что я с тобою, здесь, мой милый,
Что я твоя навеки Мелисинда!
Скажи мне снова, что меня ты любишь!
 

Жофруа

 
Я умираю!
 

Мелисинда

 
Посмотри, мой милый,
На белый жемчуг на груди моей!
 

Жофруа

 
Да, на груди божественной твоей…
Темнеет все кругом! О Мелисинда,
Я чувствую, что ухожу…
 

Мелисинда

 
Мой милый,
Держись покрепче за мои одежды!
Держи меня сильнее! Вот бери,
Вот волосы мои – волной душистой
Пускай тебя закроют!
 

Жофруа

 
Эти кудри!
Как золотою цепью я опутан.
Мне сладко дивный запах их вдыхать,
Мне сладко… мне…
 

Мелисинда

 
Мой Жофруа, мой принц, ведь наша с вами
Была любовь безумно хороша,
Едва лишь нежно обнялись крылами
С твоей душой на миг моя душа!
 

Жофруа

 
Я мантии твоей хотел коснуться,
Но пальцы холодеют и уж больше
Не чувствуют ни золота, ни камней…
О, говори! Пускай не слышу я,
Как быстро приближаются шаги…
Шаги… О, говори же, говори,
И я умру без жалобы единой!
 

Мелисинда

 
Мой Жофруа, люблю тебя, люблю!
По вечерам в тени душистых пиний
Лишь о тебе мечтала нежно я,
Смотря туда, на купол неба синий,
К тебе, к тебе рвалась душа моя!..
Когда я шла среди прекрасных лилий
И тихо мне одна из них кивала
Своей головкой, точно намекая,
Что поняла любовь моей души,
Я думала, что лишь она достойна
Узнать любви прекрасной нашей тайну,
И царственной и чистой, как она;
И лилии тогда я поверяла,
Что я тебя люблю!
 

Жофруа

 
О, говори!
В твоих словах гармония и прелесть!
О, говори!
 

Мелисинда

 
И лилии тогда
Я поверяла, что тебя люблю!
 

Жофруа

 
О боже мой! Я ухожу счастливым!
Благодарю тебя, великий боже,
Благодарю тебя, о Мелисинда!
Не всем дано блаженство перед смертью
Принцессу Грезу видеть наяву.
 

Мелисинда (убаюкивая его)

 
Да, милый мой, но многим суждено
Ее вблизи увидеть слишком рано
И слишком долго, слишком близко знать!
Но счастлив тот, кто чуждый брег покинет,
Пока еще он полон новизны;
Кто не допьет до пресыщенья кубок
И не увидит, как цветок увял.
Да! Потому мои объятья сладки,
Что я тебе не больше, чем сестра;
Что ты еще не разгадал загадки!
Твою любовь не может омрачить
Действительность с тоскливой серой прозой;
Я для тебя останусь только грезой,
И я всегда явлюсь твоим глазам,
Как будто бы с небес к тебе слетая,
Сиянием без тени залитая,
Как в первый раз, как в первый раз, всегда.
 

Жофруа

 
Принцесса здесь! Прощай, моя принцесса!
 

СТЕНДАЛЬ

Перевод М. Левберг и П. Губера

ПРОВАНС В XII ВЕКЕ

Я приведу в переводе один рассказ из провансальских рукописей; случай, который в нем излагается, произошел около 1180 года, а рассказ был написан около 1250 года.

Монсеньер Раймонд Русильонский был, как вы знаете, доблестный барон и имел женою мадонну Маргариту, прекраснейшую из женщин, каких только знали в те времена, одаренную всеми прекрасными качествами, добродетелями и учтивостью. И вот случилось, что Гильем да Кабестань, сын бедного рыцаря из замка Ка-бестань, прибыл ко двору монсеньера Раймонда Русильонского, предстал перед ним и спросил, не угодно ли ему, чтобы он сделался пажом при его дворе. Монсеньер Раймонд, видя, что Гильем красив и привлекателен, сказал, что он будет желанным гостем, и предложил ему остаться при дворе. Итак, Гильем остался и так учтиво вел себя, что все от мала до велика его полюбили. И он сумел так отличиться, что монсеньер Раймонд пожелал, чтобы он стал пажом мадонны Маргариты, жены его. Так и было сделано. После этого Гильем постарался отличиться еще больше и словами и делами. Но, как обычно бывает в любовных делах, случилось, что любовь пожелала овладеть мадонной Маргаритой и воспламенила ее мысли. Так угодны были ей поступки Гильема, и слова его, и повадки, что однажды она не могла удержаться и сказала: «Вот что, Гильем, скажи: если бы какая-нибудь женщина сделала вид, что любит тебя, осмелился бы ты полюбить ее?» Гильем, который сообразил, в чем дело, ответил ей вполне откровенно: «Да, конечно, госпожа моя, только бы видимость эта была правдивой», – «Клянусь святым Иоанном, – сказала дама, – ты хорошо ответил, как подобает храброму мужчине; но теперь я хочу тебя испытать, сможешь ли ты познать и уразуметь на деле, какая видимость бывает правдива, а какая нет».

Когда Гильем услышал эти слова, он ответил: «Госпожа моя, пусть будет так, как вам угодно».

Он стал задумываться, и любовь тотчас же повела против него войну. И мысли, которые любовь посылает своим слугам, проникли в самую глубину его сердца, и с того времени сделался он слугою любви и стал сочинять маленькие стихотворения, приятные и веселые, и песни, служащие для пляски, и песни, служащие для приятного пения[14]14
  Он сочинял и слова и мелодии.


[Закрыть], что всем весьма нравилось, а больше всего той, для которой он пел. И вот любовь, которая дарит своим слугам, когда ей заблагорассудится, должную награду, пожелала наградить Гильема. И начала она донимать даму любовными мечтаниями и размышлениями так сильно, что та не знала отдыха ни днем, ни ночью и все время думала о доблести и достоинствах, которые в таком изобилии находились и обитали в Гильеме.

Однажды случилось так, что дама позвала к себе Гильема и сказала ему: «Вот что, Гильем, скажи мне, как ты полагаешь: вид мой правдив или обманчив?» Гильем отвечает: «Мадонна, бог мне свидетель, с того мгновения, как я стал вашим слугою, в сердце мое ни разу не проникла мысль, чтобы вы могли не быть самою лучшею из всех когда-либо живших женщин и самой правдивой на словах и по внешнему виду. Этому я верю и буду верить всю жизнь». И дама ответила: «Гильем, говорю вам, если бог мне поможет, вы никогда не будете мною обмануты и ваши мысли обо мне не будут тщетны или потрачены напрасно». И она протянула руку и ласково обняла его в комнате, где оба они сидели, и они предались утехам любви; но вскоре наветчики – да поразит их бог своим гневом – начали говорить и толковать об их любви по поводу песен, которые Гильем сочинял, утверждая, что он полюбил госпожу Маргариту, и до тех пор болтали об этом вкривь и вкось, пока дело не дошло до ушей монсеньера Раймонда. Тот был весьма удручен этим и сильно опечалился прежде всего потому, что ему надлежало теперь потерять своего оруженосца, которого он любил, а еще больше из-за позора своей жены.

Однажды случилось, что Гильем отправился на соколиную охоту, сопровождаемый только одним стремянным; и монсеньер Раймонд велел спросить, где он; и слуга ответил, что Гильем поехал на соколиную охоту, а другой прибавил, что он находится в таком-то месте. Тотчас Раймонд прячет под платье оружие, велит привести коня и направляется совсем один к тому месту, где был Гильем. Ехал он до тех пор, пока его не отыскал. Когда Гильем увидел его, то сильно удивился, и тотчас пришли ему зловещие мысли и он отправился к нему навстречу и сказал:

«Сеньер, добро пожаловать! Почему это вы совсем один?» Монсеньер Раймонд ответил: «Гильем, для того ищу я вас, чтобы развлечься с вами вместе. Вы ничего не поймали?» – «Я ничего не поймал, сеньер, ибо ничего не нашел, а кто мало находит, ничего и не ловит, говорит пословица». – «Ну, так оставим эту беседу, – сказал монсеньер Раймонд, – И, помня, о той верности, которою вы мне обязаны, ответьте правдиво о тех вещах, о которых я хочу спросить вас». – «Клянусь богом, сеньер, – сказал Гильем, – если это такая вещь, какую можно сказать, я вам скажу ее», – «Я хочу, чтобы без всяких уловок, – сказал монсеньер Раймонд, – вы ответили мне полностью на то, о чем я спрошу вас». – «Сеньер, о чем бы вы ни пожелали спросить меня, – сказал Гильем, – я на все отвечу вам правдиво». Тогда монсеньер Раймонд спросил: «Гильем, если бог и святая вера вам дороги, скажите: есть ли у вас возлюбленная, для которой вы поете и к которой вы охвачены любовью?» Гильем ответил: «Сеньер, как бы я мог петь, если бы любовь не нудила меня? Узнайте истину, монсеньер: любовь всего меня держит в своей власти». Раймонд ответил: «Охотно верю, ибо иначе как могли бы вы так хорошо петь? Но я хочу знать, кто ваша дама», – «Ах, сеньер, ради господа бога! – сказал Гильем, – Подумайте сами, чего вы от меня требуете. Ведь вы хорошо знаете, что негоже называть имя своей дамы и что Бернарт де Вентадорн сказал:

 
«Разум мне служит для одной вещи:
Никогда еще никто не спрашивал меня о причине моей радости
Без того, чтобы я охотно ему не солгал,
Ибо не кажется мне добрым правилом,
Но скорее безумием и ребячеством,
Чтобы кто-нибудь счастливый в любви
Открыл свое сердце другому человеку.
Разве что только тот может услужить и помочь ему».[15]15
  Я даю дословный перевод провансальских стихов, которые привел Гильем.


[Закрыть]
 

Монсеньер Раймонд ответил: «Я вам даю слово, что буду служить вам, поскольку это в моей власти». Раймонд так настаивал, что Гильем ему сказал:

«Сеньер, знайте, что я люблю сестру госпожи Маргариты, вашей жены, и думаю, что она тоже меня любит. Теперь, когда вы это знаете, прошу вас помочь мне или по крайней мере не чинить мне помехи». – «Вот моя рука и слово, – сказал Раймонд. – Я клянусь вам и обещаю употребить в вашу пользу всю мою власть». Тут он поклялся ему и, поклявшись, сказал: «Я хочу отправиться вместе с вами в ее замок, который близко отсюда», – «И я вас очень прошу об этом, – сказал Гильем, – клянусь богом». Итак, они направились к замку Льет. И когда они прибыли в замок, их очень хорошо принял там эн[16]16
  «Эн» на провансальском языке означает «господин».


[Закрыть]Роберт Тарасконский, который был мужем госпожи Агнесы, сестры госпожи Маргариты, и сама госпожа Агнеса. И монсеньер Раймонд взял госпожу Агнесу за руку, отвел ее в опочивальню, и они сели рядом на кровать. И монсеньер Раймонд сказал: «Теперь скажите мне, свояченица, со всею правдивостью, которою вы мне обязаны, любите ли вы кого-нибудь любовью?» И она сказала: «Да, сеньер». – «А кого?» – спросил он. «О, этого я вам не скажу! – ответила она. – О чем это вы толкуете со мной?»

Но он так ее упрашивал, что наконец она сказала, что любит Гильема де Кабестань. Она сказала это потому, что видела Гильема задумчивым и печальным и хорошо знала, что он любит ее сестру, и потому боялась, что Раймонд замыслит злое против Гильема. Такой ответ доставил Раймонду большую радость. Агнеса все рассказала своему мужу, и тот сказал, что она очень хорошо сделала, и обещал предоставить ей свободу делать и говорить все, что только может спасти Гильема. Агнеса не преминула так поступить. Она позвала Гильема к себе в опочивальню и оставалась с ним наедине столько времени, что Раймонд подумал, что они предаются любовным утехам; и все это было ему приятно, и он начал уже думать, что все, что ему наговорили, было неправдой и что люди болтали это на ветер. Агнеса и Гильем вышли из опочивальни. Подали ужинать, и все поужинали в большом веселье. А после ужина Агнеса велела поставить кровати их обоих около самой ее двери, и Гильем и дама так искусно притворялись, что Раймонд поверил, что Гильем спит с нею.

На другой день они пообедали в замке весьма весело и после обеда уехали, отпущенные с почетом и пышностью, и вернулись в Русильон. И Раймонд, как можно скорее попрощавшись с Гильемом, пошел к своей жене и рассказал обо всем, что видел, о Гильеме и о ее сестре, отчего жена его провела всю ночь в большой печали. И на другое утро она велела позвать Гильема, обошлась с ним плохо и назвала его неверным другом и изменником. А Гильем попросил у нее пощады, как человек, который совсем неповинен в том, в чем его обвиняют, и рассказал обо всем, что произошло, слово в слово. Дама призвала к себе сестру и от нее узнала, что Гильем невиновен. И по этому случаю она приказала, чтобы он сочинил песню, в которой высказал бы, что никогда не любил ни одной женщины, кроме нее, и тогда он сочинил песню в которой говорится:

 
Сладкая мысль,
Которую часто посылает мне любовь…
 

И когда Раймонд Русильонский услышал песню, которую Гильем сочинил для его жены, он приказал ему явиться на беседу с ним довольно далеко от замка, и отрубил ему голову, и положил ее в охотничью сумку, а сердце он вырезал из его тела и положил его вместе с головой. Он вернулся в замок, приказал изжарить сердце и подать его на стол жене и заставил ее съесть его, а она не знала, что она ест. Когда она окончила есть, Раймонд встал и сказал жене, что она съела сердце сеньера Гильема де Кабестань, и показал голову, и спросил ее, пришлось ли сердце Гильема ей по вкусу. И она услышала то, что он ей сказал, и увидела голову сеньера Гильема, и узнала ее. Она ему ответила и сказала, что сердце было такое хорошее и вкусное, что никогда никакая пища и никакое питье не заглушит у нее во рту вкуса, который оставило там сердце сеньера Гильема. И сеньер Раймонд кинулся на нее с мечом. Она убежала от него, бросилась с балкона и разбила себе голову.

Стало это известно во всей Каталонии и во всех землях короля Арагонского. Король Альфонс и все бароны этих областей погрузились в великую скорбь и в великую печаль по поводу смерти сеньера Гильема и дамы его, которую Раймонд столь мерзким образом умертвил. Они объявили ему войну не на жизнь, а на смерть. После того, когда король Альфонс Арагонский взял замок Раймонда, он велел положить тела Гильема и его дамы в гробницу, воздвигнутую перед входом в церковь города Перпиньяна. Все истинные влюбленные и все истинные возлюбленные молили бога о спасении их душ. Король Арагонский взял в плен Раймонда и держал его в тюрьме, пока тот не умер, а все его имение отдал родственникам Гильема и той женщины, которая из-за него умерла.