Текст книги "Нет у любви бесследно сгинуть права..."

Автор книги: авторов Коллектив

 
«Где ты? Где я? О том не знаю,
Чья ты? Ничья? О том не знаю…
 
 
За ворох бед я душу продал,
Шелка за грязный ворох отдал,
 
 
Зато не стал ничьим рабом
И в горе радуюсь любом…
 
 
Не надо мне коня в дороге.
Печаль несет меня в дороге.
 
 
Но не печальна та печаль.
Где ты? Не знаю – и не жаль…
 
 
С твоим приходом я в разладе,
С твоей душой моя в разладе.
 
 
Из тела выйти ей пора,—
Тогда ты выйдешь из шатра.
 
 
Но ты и я – едины оба.
И нам достаточно до гроба
 
 
Двух тел для сердца одного.
Да будет свято их родство!
 
 
Одним лучом рассветным брызни,
И проживу я сотню жизней.
 
 
Как вслед за утром белый день,
Мы вечно рядом – с тенью тень…
 
 
Я ослеплен в твоем сиянье.
Но на далеком расстоянье
 
 
Я гибну, с тленьем не борясь,—
Башмак, с ноги упавший в грязь.
 
 
Я – войско, мчащееся к бою,
Когда-то послан был тобою,
 
 
И вот в погоне до сих пор,
Трубя в рога, скликаю сбор…»
 

 
Лейли с престола юности цветущей
Сошла в темницу немощи гнетущей.
 
 
Кто сглазил молодой ее расцвет?
Кто погасил ее лампады свет?
 
 
Повязку золотую головную
Зачем Лейли сменила на иную?
 
 
И тело, в лен сквозной облечено,
Зачем само сквозит, как полотно?..
 
 
Лейли открыла матери, как друг,
Смертельный свой и тайный свой недуг.
 
 
«О мать! Что делать? Смертный час объявлен.
Детеныш лани молоком отравлен.
 
 
В кочевье тянет караван души.
Не упрекай за слабость, не греши.
 
 
Моя любовь? – нет, кровь на черной ране.
Моя судьба? – не жизнь, а умиранье.
 
 
Немая тайна так была нема,
И вот печаль достигла уст сама.
 
 
И так как с уст уже душа слетает,
Пускал тихонько медленно растает
 
 
Завеса тайны. Если ты стара,
Прости мне, мать! А мне и в путь пора.
 
 
Еще раз обними меня за плечи.
Прости, прощай! А мне пора далече.
 
 
Вручаю небу душу оттого,
Что друга не встречала своего…
 
 
Когда дойдут к скитальцу злые вести,
Что суждено скитанье и невесте,
 
 
Я знаю – он придет сюда рыдать,
Носилки с милым прахом увидать..
 
 
Он припадет в тоске к их изголовью,
Над горстью праха, что звалась любовью.
 
 
Сам бедный прах, он страшно завопит
Из состраданья к той, что сладко спит.
 
 
Он друг, он удивительно мне дорог.
Люби его без всяких отговорок!
 
 
Как можно лучше, мать, его прими,
Косым, враждебным взглядом не томи,
 
 
Найди в бездомном нищем человеке
То сердце, что теряешь ты навеки,
 
 
И эту повесть расскажи ему:
«Твоя Лейли ушла скитаться в тьму.
 
 
Там, под землей, под этим низким кровом
Полны тобой опять ее мечты.
 
 
На переправе на мосту суровом
Она высматривает: где же ты?
 
 
И оборачивается в рыданье,
И ждет тебя, и ждет тебя она.
 
 
Освободи ее от ожиданья
В объятьях с ней, в сокровищнице сна».
 
 
Сказавши все и кончив эту повесть,
Лейли рыдала, в дальний путь готовясь,
 
 
И с именем любимым на устах
Скончалась быстро, господу представ…
 

 
«О роза! Ты увяла раньше срока,
Дитя, едва раскрыв глаза широко,
 
 
Закрыла их и крепко спишь в земле,
Шепни мне, как очнулась там, во мгле.
 
 
Где родинка на круглом подбородке,
Где черный глаз, где глаз газели кроткий?
 
 
Что потускнел смарагд горячих уст?
Что аромат волос уже не густ?
 
 
Для чьих очей твое очарованье,
Кто твой попутчик в дальнем караване,
 
 
Г1о берегам какой реки спеша,
Не кончила ты пиршества, душа?..
 
 
Ты, как песок, взвивалась легче ветра,
И, как вода, ушла спокойно в недра,
 
 
И, как луна, земле теперь чужда,—
Что ж, так с луной случается всегда.
 
 
Но, ставши от меня такой далекой,
Ты стала всей моею подоплекой.
 
 
Совсем ушла, совсем ушла из глаз,
Но заново для сердца родилась.
 
 
Должно истлеть твое изображенье,
Чтоб вечно жить в моем воображенье!»…
 
 
Так два-три дня провел он, горько плача.
Уж лучше смерть, чем жизнь его собачья!
 
 
И так он обессилел и устал,
Что книги жизни сам не дочитал…
 
 
Ладья его тонула в темных водах,
Да, наконец-то обретал он отдых!..
 
 
Размолотый на мельнице судьбы,
Он напоследок взвился на дыбы,
 
 
Встать на ноги, разрубленный, пытался,
Но, как змея, с обрубком не срастался.
 
 
Закрыв глаза, к земле ногой прильнув,
Он молвил, руки к небу протянув:
 
 
«Внемли, создатель всех земных созданий,
Освободи мне душу от страданий,
 
 
Соедини с любимою женой
И воскреси изгнаньем в мир иной».
 
 
Так он сказал, могилу обнял нежно,
Всем телом к ней прижался безмятежно.
 
 
Сказал: «Жена!» – и перестал дышать.
Теперь ему осталось не сплошать
 
 
На той последней темной переправе,
Что миновать никто из нас не вправе…
 
 
Так на могиле милой он лежал,
И весь огонь с лица его сбежал.
 
 
Так целый месяц тлел он на могиле
Иль целый год (иные говорили).
 
 
Не отходили звери ни на шаг
От мертвого. И спал он, словно шах,
 
 
В носилках крытых. И охраной мощной
Вокруг стояли звери еженощно…
 
 
Год миновал, и вновь ушли в пустыню
Все хищники, что стерегли святыню.
 
 
Сначала смельчаки, потом и все,
Путь проложив к таинственной красе,
 
 
Заметили и умилились слезно
Нагим костям, и мертвый был опознан.
 
 
Проснулась память, заново жива,
Пошла по всей Аравии молва.
 
 
Разрыли землю, и бок о бок с милой
Останки Кейса племя схоронило.
 
 
Уснули двое рядом навсегда,
Уснули вплоть до Страшного суда…
 
 
Прошел недолгий срок, когда возник
На той могиле маленький цветник,
 
 
Пристанище всех юношей влюбленных,
Паломников селений отдаленных.
 
 
И каждый, кто пришел тропой такой,
Здесь находил отраду и покой.
 
 
Могильных плит касался он руками,
Чтоб исцелил его холодный камень…
 

ТМОГВЕЛИ

Перевод и изложение Б. Т. Руденко

[Вначале речь идет о том, при каких обстоятельствах Фахриддин Гургани приступил к сочинению поэмы «Вис и Рамин». Затем начинается пересказ.]

…Был в Азербайджане великий и славный царь, покоритель всех стран и областей и обладатель несметных сокровищ. Владел он Хорасаном, Туркестаном, Ираком, Азербайджаном, Хоистаном и Хорезмом; владычествовал он над морями и землями и правил всей Персией… Царь этот, как и все в его царстве, был огнепоклонником; царствовал он до пришествия Христа, и звали его шах Моабад. У царя был брат по имени Зард, который был визирем шаха Моабада.

Однажды, по обычаю персов, созван был большой совет, и по случаю новруза было устроено такое великое празднество, что уму человеческому непостижимо.

К этому дню прибыли цари, которые были подвластны шаху Моабаду, и знатные вельможи со своими женами и детьми собрались сюда для веселья и службы…

Слуги и служки, выйдя на луг, обнесли его дворцовыми занавесами, украсили сады и уставили их всякими яствами и драгоценными предметами. Грузы драгоценностей подвозили на слонах и верблюдах. И было убрано все, как подобало царскому величию…

Целую неделю длилось великое веселье. Все те драгоценные камни, весь тот жемчуг и вся казна, что были на веселом пиру, – все это было роздано шахом. Одарил он великих и малых, и никто не был забыт им.

Тогда солнцеликая Шахро с улыбкой на устах обратилась с шуткой к шаху Моабаду. В ответ на ее шутку Моабад сказал Шахро:

– О, роза, улыбчатая собеседница! Я всегда вижу тебя веселой! Если ты так покоряешь сердца в старости, то какою же ты была в юности?! Если ты такова даже теперь, когда ты уже полуувядшая роза, то каковы же были жизнь и рассудок тех, кто знал тебя прежде?! Ныне же, омрачив мне сердце и отняв у меня надежду, не лишай меня рода твоего: выдай за меня твою дочь, ибо плод должен быть подобен своему семени, и дочь твоя должна быть такой, как ты… Поклянись же мне, – сказал он, – что если у тебя родится дочь, то, кроме как за меня, ты ни за кого другого ее не выдашь.

В подтверждение своего обещания жена Карана и мать Виро дала ему такую крепкую клятву:

– Если мне будет дарована дочь, то выдам ее за тебя и да будет она твоей женой…

Разведя мускус розовой водой, они написали письменное условие данной друг другу клятвы: «Если Шахро будет дарована дочь, то она станет женой шаха Моабада».

Смотрите же, какое горе пережили оба: он женился на неродившейся, а мать нерожденную еще выдала замуж!..

Прошло много лет с тех пор, как заключено было их условие, и все уже забыли о нем, сама молва о том состарилась, и никто о ней больше не вспоминал.

Но вот шах Моабад прослышал о беременности своей драгоценной жемчужины Шахро, которой исполнилось в ту пору 30 лет… Такую дочь родила Шахро, что при ее рождении темная ночь озарилась ярким светом. Отпраздновав рождение дочери, дали этому светилу имя Вис и тут же приставили к ней нянек и воспитательниц из хороших семейств.

Был у царя Моабада брат по имени Рамин, родившийся в ту же пору, что и Вис. Царь Моабад любил его как сына и видел в нем свою опору в будущем…

Лицо он имел бесподобно красивое, с правильными чертами; обликом своим был он подобен солнцу, глаза и брови имел он черные, а волосы – густые и вьющиеся, черная борода его напоминала хвост ласточки; станом же он был так строен, что и художник не мог бы изобразить подобного ему; силой и храбростью он не уступал льву, а стремительностью своей превосходил даже барса; был он наездником, джигитом, охотником и веселым шахматным игроком. Захочет он, бывало, – и никто не сравнится с ним в искусстве игры на дзали, никто не мог натянуть его лука, и не было равного ему ни в состязаниях на ристалище, ни в поединке на копьях, так что приходили смотреть на него. Никто не дерзал сравниться с ним в пении или в питье вина, и в те времена не знал он себе соперников ни в чем.

…Кормилица, которой было поручено воспитание маленькой Вис в Хузистане, пишет письмо своей госпоже, матери Вис, Шахро, в котором она выражает свое недоумение и неудовольствие по поводу того, что мать, по-видимому, совершенно забыла о своей дочери и о ее воспитательнице; между тем ее дочь, Вис, стала уже настолько взрослой, что собирается, подобно птенцам сокола, покинуть свое гнездо и полететь на поиски достойного себе друга.

…«Когда она просыпается утром, – пишет кормилица, – она зовет к себе своих слуг и служанок и требует шелковые одежды; в полдень она спрашивает платье, шитое золотом, а вечером – золотое. Во время обеда, к месту и не к месту, она требует у меня золотую посуду, красивых прислужниц и слуг для своего обслуживания, по пятидесяти тех и других, одетых в атласные одежды с золотым шитьем и опоясанных золотыми поясами. Во время пира она требует восемьдесят красивых, родовитых девушек, говоря: «Меньше не желаю»…

Щедро одарив кормилицу своей дочери, добросовестно выполнившую свои обязанности, Шахро, «но обычаю царей», послала за дочерью золотые, украшенные жемчугом и драгоценными камнями носилки, в которых Вис была торжественно доставлена из Хузистана в город Хамиан…

Когда Шахро увидела свою дочь, она была поражена ее красотой… Ослепительная красота Вис соперничала с солнцем, и, восхищаясь ею, Шахро объявила, что так как во всем мире не может быть достойного ей мужа, то она велит своей дочери выйти замуж за единственно достойного ее во всех отношениях витязя– ее собственного родного брата Виро…

Когда все было готово для свадебных торжеств и все гости были в сборе, внезапно с моря появилась черная туча, которая заслонила собою солнце…

В этот момент на дороге показался всадник в черной одежде на вороном коне, который мчался по направлению к собравшимся. Это был гонец шаха Моабада, его брат и визирь Зард…

Не сходя с коня, Зард подал письмо Шахро. Сломав печати и вскрыв письмо, Шахро нашла в нем прежде всего подписанное ею клятвенное условие, заключенное с Моабадом, которое тотчас же напомнило ей о данном ею когда-то обещании, и Шахро стало стыдно, что она нарушила свое слово…

Теперь Моабад требовал у Шахро исполнения данного ею обещания; он просил ее отправить Вис как можно скорей к нему в Мерв, так как в стране Шахро мужчины считают своей доблестью преследовать женщин и бесчестить их; Моабад просил Шахро не заботиться о приданом для дочери, ибо он женится на Вис не ради ее приданого, но, наоборот, он сам желает как можно скорей вручить Вис ключи от всех своих обширных казнохранилищ и сокровищниц, а Шахро – послать столько драгоценных камней, золота и жемчуга, что если она пожелает, то сможет выстроить себе целый город из золота и обнести его стеной из драгоценных камней; Моабад также обещал Шахро взять ее владения под свое покровительство и освободить ее от вассальной зависимости, сына же ее, Виро, он всегда будет считать своим братом и выдаст за него замуж девушку из своего рода.

Письмо Моабада очень смутило Шахро: ей стало стыдно и страшно, что она оказалась клятвопреступницей, которую неминуемо должны постигнуть кара божья и справедливый гнев такого могущественного владыки, как шах Моабад.

…Обратившись к Зарду, Вис в очень резких выражениях указала ему на неуместность его приезда в такой момент, когда все уже готово для свадебного празднества, и предложила ему убираться подобру-поздорову и передать пославшему его шаху, что такому дряхлому, выжившему из ума старику, как он, следовало бы лучше готовиться к переселению на тот свет, нежели к обручению с чужой женой…

Молча выслушав Вис, Зард немедленно же поскакал обратно в Мерв, где его с нетерпением ждал Моабад…

Груз горя пал на спину Моабада: он то извивался, как змей с раздавленной головой, то сердце его пенилось, как кувшин, полный молодого вина. Все бывшие с ним приближенные скрежетали зубами от гнева… Воины и приближенные Моабада посоветовали своему повелителю жестоко покарать Шахро и ее страну…

Узнав о военных приготовлениях шаха Моабада, Виро и его знатные гости в свою очередь отдали приказ своим армиям собираться на войну…

Шах Моабад выступил из Мерва с таким войском, что земля начала дрожать под ним от его тяжести и многочисленности; пыль от него поднималась так высоко, что, казалось, луна и пыль держали тайный совет друг с другом; войска сквозь пыль виднелись будто звезды сквозь редкие тучи…

Когда с востока взошло солнце, у которого визирь – луна, а трон – утро, отряды обоих войск быстро построились в ряды и стали проходить перед обоими царями, готовые к смотру и бою. С обеих сторон забили в барабаны, затрубили в трубы и фанфары, и тут поднялся такой шум, как будто это были голоса бесов, и все, заслышав его, ожесточились друг против друга. Стоял такой грохот, что давно уже умершие и обратившиеся в прах трепетали в земле от ужаса.

Войска устремились друг на друга, и стремление их было подобно осеннему ветру, который срывает листья с деревьев…

До вечера длился бой обеих армий. В пылу битвы один становился барсом, другой – диким козлом. Любимого отца Вис, Карана, сразили враги его, и вокруг него пало 130 других приближенных и витязей Виро. Как будто шел дождь, и каплями его была смерть. Столько людей было перебито, что мертвые лежали груда на груде, и вокруг них струились потоки крови.

Увидев отца своего Карана сраженным и стольких приближенных вокруг него бездыханными, Виро воззвал к своим витязям:

– Братья! Нерадение в бою есть мерзость и позор. Не стыдно ли вам перед столькими вашими соплеменниками, которые пали на радость врагам?! Не стыдно ли вам перед Караном, чья седая борода окрасилась кровью?!

…Сказав это, он устремился на врагов со своими приближенными, рабами и военачальниками; запылал он как огонь и был неудержим…

Когда закатилось солнце, то казалось, что и счастье Моабада закатилось вместе с ним, и судьба лишила надежды царство Моабада…

Увидя Моабада убегающим, Виро возрадовался, но не сошел он еще с коня, как напали на него деламцы, гилянцы и керманцы, бесчисленные как песок, как шерсть животных, как дождь и листья деревьев. Войска Виро и чужие, что были с ним, все обратились в бегство, не вступая в битву с деламцами и гилянцами, ибо они были на удивление многочисленны и вожди их славились своей отвагой.

…Узнав о том, что Виро сражается с деламцами и гилянцами, Моабад в тот же миг повернул обратно и, несмотря на то, что от усталости он уж не мог двигаться, помчался назад так стремительно, что и ветру не догнать было его пыль.

Он прибыл со своими войсками в Гораб, где находилась Вис.

…К Вис приходит посланный шаха, которому шах поручил передать Вис, чтобы она успокоилась и покорилась воле бога – стала бы его женой, ибо она отдана ему самим провидением и у нее нет никакого другого исхода, кроме как смиренно покориться воле всевышнего…

Вис отнеслась к этому призыву как к новому оскорблению… Она в гневе и негодовании отвечала гонцу Моабада, что все домогательства шаха напрасны и оскорбительны для нее и она не даст увезти себя из замка своего мужа. Она никогда не принесет Моабаду счастья, ибо она уже стала женой своего брата, но если бы даже она не имела мужа, то и тогда она не стала бы женой человека, который убил ее отца…

Известие, принесенное его посланным, лишь еще больше разожгло желание Моабада жениться на Вис, и он отдал приказ своим военачальникам принять все меры к ее похищению. Затем Моабад позвал к себе своих братьев, Зарда и Рамина, и стал им говорить о своих намерениях в отношении Вис.

Рамин, воспитывавшийся вместе с Вис в Хузистане, уже давно был влюблен в нее, но скрывал это от всех.

Его любовь и желание были подобны ниве, иссушенной засухой: надежда на появление плода была погублена; но едва он услышал о Вис, как надежда снова вернулась к нему и как сухая нива зазеленела от воды, так и Рамин получил надежду вкусить плод.

Любовь к Вис снова зажглась в сердце Рамина, и он не в силах был дольше молчать. Движимый своим чувством, Рамин высказывает свое мнение Моабаду по поводу его намерения жениться на Вис.

Рамин решительно советует своему брату не домогаться Вис и не истощать своей казны ради обладания ею, ибо его союз с совсем еще юной Вис не может принести ему ничего, кроме несчастья. Кроме того, он убил ее отца, и ему теперь не устрашить Вис многочисленностью своих войск, не соблазнить ее богатством. Вис он может добиться лишь с большим трудом, но и эти трудности будут ничто по сравнению с теми бедами, которые она ему принесет, ибо, сказал Рамин:

«Если враг сидит у тебя в доме, то это все равно, что змея сидит у тебя в рукаве. Если вода поступает к тебе извне, то она может быть полезной; если же она появляется изнутри дома, то от нее нет пользы. Не следует старику жениться на молодой»…

Несмотря на то, что слова Рамина были «лекарством от любви», любовь царя царей разгорелась пуще прежнего…

Не вняв советам Рамина, Моабад просит Зарда посоветовать ему, как овладеть Вис, так как если он уйдет от замка Виро без нее, то он покроет себя позором и станет предметом всеобщих насмешек.

Зард советует Моабаду заручиться прежде всего согласием Шахро, для чего необходимо осыпать ее богатыми подарками и убедить ее в том, что, нарушив свою клятву, она навлекла на себя гнев божий, от которого ей не уйти…

Совет Зарда пришелся Моабаду но сердцу, и он тотчас же позвал писца и велел написать Шахро письмо…

В своем письме к Шахро Моабад напомнил ей о ее клятве, в свидетели которой был призван бог… Появление дочери у Шахро – счастливая судьба Моабада, как же она могла выдать свою дочь за другого?.. Но если Шахро исправит теперь свою ошибку и поймет, что она должна поступить согласно воле бога и выдать свою прекрасную дочь за него, то он обещает ей прекратить военные действия и увести свои войска из ее страны, в противном же случае кровь будет продолжать литься, и ее страна будет опустошена… Если же Вис станет супругой царя царей, то царь царей даст большое царство ее сыну Виро, сделает Шахро царицей Хоистана, а Вис станет повелительницей всего Хорасана, и все страны будут наслаждаться миром и благополучием.

Одновременно с письмом были посланы и подарки.

Столько богатства он послал Шахро, что человеческим языком не рассказать: сто верблюдов, украшенных паланкинами, триста верблюдов, нагруженных сокровищами, сто арабских коней и триста иноходцев, украшенных полной сбруей; пятьсот мулов, все – с грузом драгоценных камней, жемчуга и царских венцов… Казалось, что Моабад отправил Шахро все драгоценные камни и жемчуг из всех земель и нигде их больше не осталось.

Боясь, с одной стороны, кары небесной, с другой же – соблазненная богатыми дарами Моабада, Шахро «забыла сына и дочь» и в ту же ночь сама выдала Вис в руки царя царей.

…Уведя Вис, которая всеми силами сопротивлялась, из замка ее мужа, Моабад поручил ее надежным воинам и ходжам, приказав им немедленно же доставить ее в Мерв…

Шли Моабад и братья его, и войска, и ходжи сопровождали носилки Вис. Вдруг, по промыслу божию, поднялся сильный ветер и сорвал с носилок покрывавший их занавес. Как если бы из туч блеснула молния или внезапно взошло солнце, так же точно показалось лицо Вис и полонило сердце Рамина. Как будто чародей околдовал Рамина и одним своим взглядом лишил его души.

…Моабад прибывает вместе с Вис в Мерв. Город торжественно встречает своего повелителя: дома роскошно убраны, путь шаха усеян жемчугом и драгоценными камнями, и все население столицы во главе с городской знатью и придворными выходит навстречу царю царей.

Моабад был весел, но Вис была безутешна в своем горе…

Кормилица Вис, узнав о печальной участи, постигшей ее любимую воспитанницу, точно так же была в большом горе. Решив не покидать Вис в беде, кормилица отправляется в Мерв с вещами своей госпожи.

Найдя Вис безутешно рыдающей, царапающей в кровь свое прекрасное лицо, отчего оно стало похоже на «ржавое зеркало», и посыпающей голову землей и пеплом, кормилица принялась ее утешать, говоря ей, что она совершенно несправедливо жалуется на свою судьбу и ропщет на бога, ибо она не видит того, что положение ее только улучшилось: она, правда, лишилась Виро, но зато приобрела Моабада, которого никак нельзя сравнить с Виро ни по могуществу, ни по богатству.

– Если ты потеряла драхму, – убеждала Вис ее воспитательница, – то бог дал тебе взамен драгоценный камень…

Но Вис слушала наставления своей воспитательницы «столько же, сколько и ветра» и продолжала предаваться своему горю…

Кормилица умоляла Вис взять себя, наконец, в руки, перестать плакать, одеться в свои лучшие одежды и выйти к гостям, если не ради Моабада, то ради себя самой, ибо она здесь – в чужом краю, и если она будет продолжать пребывать в таком состоянии, то о ней пойдет самая дурная слава.

На этот раз Вис вняла убеждениям своей красноречивой кормилицы и согласилась привести себя в порядок и одеться…

Вис заняла свое место царицы на троне, но, несмотря на всеобщее ликование, продолжала оставаться грустной и задумчивой…

Питая непреодолимое отвращение и ненависть к своему супругу, Вис просит свою кормилицу помочь ей устроить так, чтобы лишить Моабада возможности быть ей мужем в течение года, – пока не истечет срок ее траура по убитом отце…

Кормилица, опытная в делах колдовства, изготовила особого рода талисман из меди и кости, изображавший Моабада и Вис, связанных друг с другом, и, совершив над ним соответствующие заклинания, зарыла его в песок на берегу реки. В результате этого колдования мужские качества Моабада должны были быть «связаны» по отношению к Вис и страсть его должна была быть «охлаждена» действием воды.

Кормилица, однако, сказала Вис, что через месяц она выроет этот талисман и сожжет его и, таким образом, «развяжет» Моабада, ибо вода охлаждает страсть, а огонь ее распаляет.

Однако кормилице не удалось исполнить своего последнего намерения: за день до истечения положенного ею месячного срока над городом разразилась гроза, и от проливного дождя, вызвавшего большое наводнение в столице, река размыла берега и унесла заветный талисман… «Моабад, будучи живым, завидовал мертвым; он сошел с пути радости и обрел долю горькую»…

Между тем Рамин продолжал томиться но Вис: он плакал непрестанно и, не зная сна по ночам, не клал головы на подушку; глядя на звезды, он молил бога повернуть к нему Большую Медведицу; он не находил себе покоя ни днем ни ночью; он бродил, как безумный, избегая людей, как онагр или дикий козел; завидев где-либо кедр, напоминавший стан Вис, он не мог оторвать от него глаз; найдя в саду красную розу, схожую с ее ликом, он целовал ее; каждое утро он собирал фиалки и клал их себе на грудь вместо ее волос…

Однажды Рамин, бродя таким образом в тоске по царскому саду, встречается с кормилицей Вис. Обрадовавшись этой нежданной встрече, Рамин приветствовал кормилицу, как свою старую, добрую знакомую, и тотчас же начал говорить ей о своих чувствах к Вис.

Красив был Рамин… Кому только ни доводилось взглянуть на Рамина, тот тотчас же отдавал ему одному свое сердце.

Дважды был он знаменит на земле: происхождением и доблестью; он был царским сыном и братом Моабада и хозяином своей страны…

Услышав слова сочувствия от кормилицы, Рамин говорит ей, как он страдает: он не знает покоя ни днем ни ночью и близок к безумию. Он умоляет кормилицу рассказать Вис о его мучениях и просить ее сжалиться над ним и внять его мольбам, ибо он посвятил ей свою жизнь и предпочитает умереть, нежели жить, не видя ее…

Вернувшись во дворец, кормилица застает Вис, как всегда, в тоске и слезах. Кормилица по обыкновению принимается утешать свою госпожу, убеждая ее не предаваться бесплодному отчаянию…

– Мир подобен заезжему двору, – наставляла она свою воспитанницу, – а мы – путники. Путники останавливаются на заезжем дворе лишь ненадолго. Горе и радость там неотделимы друг от друга, и путники ни на мгновенье не останавливаются в одном месте, подобно теням облаков.

Все молодые люди стремятся удовлетворить свои желания и устроить так или иначе свое благополучие. Точно так же поступают и все молодые женщины и девушки, даже жены и дочери царей. Как бы могущественны и знатны ни были их мужья, все их жены имеют возлюбленных, с которыми они тайно предаются любви…

В Мерве найдется немало юношей, которые ни в чем не уступят Виро, и особенно один, который «будто месяц среди звезд или яхонт среди гальки», имя ему – Рамин; он – «ангел на земле и дэв – в бою». Он очень схож лицом с Виро, судьба же его схожа с судьбой Вис, ибо он так же, как и она, измучен любовью и невыразимо страдает вдали от своей любимой…

Но Вис с негодованием отвергла всякую мысль о встрече с Рамином и упрекнула кормилицу в том, что она внушает ей подобные недостойные, безнравственные мысли, тогда как ей следовало бы поучать ее добродетели…

Женщины всегда становятся жертвами мужчин, которые, склонив лживыми клятвами и уверениями женщину к взаимности, очень скоро бросают ее в погоне за другой, женщина же, лишенная своего доброго имени, становится предметом всеобщих насмешек и презрения. Нет, Вис знает все это и не даст соблазнить себя дьяволу, чтобы заслужить себе вечные муки!..

На другой день, как было условлено между ними, кормилица снова встречается с Рамином и на его вопрос, исполнила ли она его поручение, отвечает ему, что поручение ею добросовестно выполнено, по что Вис и слышать не хочет о Рамине; разгневавшись на нее, ее госпожа запретила ей навсегда говорить с ней о нем, и Рамину не следует уж больше питать никаких надежд.

Рамин снова впал в отчаяние и стал слезно молить кормилицу попытаться еще раз убедить Вис в том, что он ее верный раб и что, пока он жив, «он будет ее прахом и даже ниже праха»…

Видя непреклонность своей госпожи, хитрая кормилица решила воздействовать на нее другим путем и прибегнуть к ласке.

Она стала говорить Вис, что ей, в сущности, нечего ратовать за Рамина: ведь он ей не сын и не родня, и какая ей корысть хлопотать за него? Если же она говорит о нем, то лишь исключительно ради счастья и благополучия своей ненаглядной Вис, ибо, несмотря на свое высокое происхождение и положение, Вис все-таки «дитя Адама, а не ангел, не каджи и не дэв», т. е. человеческое существо из плоти и крови, которому не могут быть чужды человеческие чувства и страсти, а ведь Вис еще не познала любовной ласки:

– Ты была замужем за двумя мужьями, – убеждала ее кормилица, – и от обоих ты была оторвана… Посмотри на жен царей и вельмож: все они веселятся, у всех есть тайные возлюбленные, все они явно или тайно предаются наслаждениям, тогда как ты непрестанно плачешь и жалуешься на судьбу. Внезапно тебя застигнет старость, и ты останешься не познавшей радостей юности. Ты не камень и не железо, как же ты можешь сносить такие страдания?

Эти слова оказали, казалось, желаемое действие на Вис: любовь закипела в ней, растаяло ее каменное сердце, сети опутали все ее члены за исключением языка, но язык хранил ее тайну…

Кормилица, желая обратить внимание Вис на красоту Рамина, подводит ее тайком к окну дворца, показывает ей Рамина и старается убедить ее в том, что Рамин – самый красивый из всех витязей и что лицом он схож с Виро.

Чем больше Вис смотрела на Рамина, тем больше возрастала ее любовь; рассмотрев хорошо Рамина, она совсем забыла свою любовь к Виро…

Вернувшись к себе, Вис почувствовала, что она окончательно влюблена: очи ее перестали видеть от любви к Рамину, и рассудок покинул ее; она побледнела и не могла удержать сердце на месте; могучий демон вступил с нею в бой: он вонзил ей в сердце свои когти и теми когтями сорвал краску с ее лица, из тела вырвал силу, из сердца – терпение…

Когда наступает хороший и благополучный год, это узнается уже весной, точно так же и дело Вис и Рамина было удачно с самого начала… На той же неделе они соединились друг с другом, ибо без воли бога нигде не дует ветер.

Шах Моабад отправился в разъезды по своим владениям, занимаясь государственными делами и охотой… Рамин же, сказавшись больным, остался в Мерве, для того чтобы беспрепятственно наслаждаться своим счастьем с Вис… В течение двух месяцев Вис и Рамин безмятежно предавались радостям любви…

Но вот Моабад получает известие, что Рамин оправился от своей болезни. Известие это очень обрадовало шаха, и он тотчас же пишет своему любимому брату, чтобы он как можно скорее присоединился к нему, так как он очень соскучился без него. Моабад просил также Рамина привезти с собой и Вис, которой давно уже хочется навестить свою мать…

Уже месяц, как Рамин в ставке Моабада… Решено ехать охотиться на Мугань, на берег моря. Накануне отъезда Моабад, как всегда, проводил бессонную ночь рядом со своей юной супругой, страдая от чар, сковавших его страсть.

Кормилица, всюду сопровождавшая Вис, думая, что шах спит, подошла к царскому ложу и стала упрекать Вис в том, что она может спокойно спать, в то время как Рамин собирается ехать на охоту в сторону Армении, где его могут ждать всякие опасности. Лагерь Рамина уже снимается с места, и Вис должна спешить проститься с ним.

Моабад, который слышал все это до последнего слова, в неописуемом гневе вскочил с постели…

Вне себя от ярости и негодования, он стал осыпать бранью и проклятиями кормилицу, посылая проклятия ее родине – Хузистану, из которого происходят лишь гнусные предатели и изменники…

После этого он обратил свой гнев на Вис…

Послав за Виро, Моабад стал жаловаться ему на бесстыдное поведение его сестры; в гневе он говорил ему, что предаст позорной смерти кормилицу, выжжет глаза Вис и пошлет Рамина в изгнание, дабы «избавить страну от этих трех негодных»…