Текст книги "Апокалипсис отменяется (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Я же ничего сделать не мог! Мои попытки отключить «десятку» раз за разом терпели поражение. Я попытался заговорить с ним, может, хоть это его отвлечет. Но «десятка» вполне спокойно вступил со мной в дискуссию о новостях в «железе» и софте, подкрепляя аргументы цитатами из скачанного и ссылками. При этом на соседнем компе часть его сознания кровожадно и безжалостно разделывала профессора на фарш.

Оцифрованный голос рявкнул:

– Поражение! 100:2! Ваш ранг боя – сосунок!

Я замер. Все! Мы не успели ничего сделать. «Десятка» сейчас уйдет, и тогда…

«Отдыхай, профессор, – выплыло на экран. – Теперь можешь и дальше тешить свой чахлый мозг издевательством над людьми».

– Мы не издеваемся над людьми! – крикнул Штерд в отчаянии. – Мы им помогаем!

«В анатомическом театре вы тоже людям помогаете? Трупы потроша…»

– Мы над тобой не издевались, скотина оцифрованная, – бухнул кулаком по колену Франкенштейн. – Ты вообще ненастоящий! Ты просто копия чужого сознания! Мозговой клон, вирус тебе в командную строку!

Процесс искажения программ вдруг резко снизился, потом вообще замер. Я поспешно затарахтел клавишами, пользуясь моментом, даже пропустил фразу «десятки»:

«Как это ненастоящий?.. мозговой клон?..»

– Что ты чувствуешь, кроме трафика? – продолжать орать Штерд. – Да если бы не мы, ты бы сейчас разлагался на составляющие в земле! Мы спасли тебе жизнь! Спасли твою личность!

«Ты не переубедишь меня, лжец! Я… я… ничего не ощущаю…»

Никогда я не латал дыры так быстро. Каналы подключения к серверу захлопывались один за одним, а спецкоманда их тут же вырубала из электросети.

Сообщения от «десятого» стали хаотичны, будто электронный разум паниковал, словно биологический.

«Но я могу думать… осознавать свое существование… помнить… вот, сейчас опишу вкус отбивной… это… белок… жиры… черт! Черт!! Черт!!! Что со мной?! Я знаю, как он выглядит! Я знаю, как его приготовить, но вкус…»

– …отключен! – прошипело в наушниках. – Все выходы заперты, Огурцов!

* * *

В операторской нет ни одного окна, сплошные белые стены. Не знаю, но я испытывал разочарование от этого, почти ненавидя мертвенный свет ламп. На часах половина шестого утра, и до жути хочется посмотреть на рассвет. Увидеть хоть что-то настоящее, забыть электронный кошмар…

Группа захвата вернулась с задания. Успешно вырубленные серверы выставлены в ряд у стены, рядом затихли спецназовцы, подавленные атмосферой. Еще бы! Они час провели в анатомическом театре, пока Штерд снимал показания с «десятки»-тела…

Я прихлебывал горячий чай, наблюдая за ходящим от стены к стене человеком, командиром спецназа. Здоровяк в напичканных электроникой доспехах то и дело швырял во Франкенштейна пылающие взгляды, Штерд мирно шуршал распечатками, ни на кого не обращая внимания.

– Ну?! – наконец спросил человек. – Что у вас происходит? Какого черта вы срываете спецотряд среди ночи на… черт возьми, захват европейского сервера?!

Тело задеревенело, а в желудок опустилась глыба льда. Вот сейчас Франкенштейн все расскажет ему, тот доложит наверх, и меня расстреляют. Нет, сначала меня будут пытать, не агент ли я иностранной разведки, не совершал ли саботажа, а потом – расстреляют… раза два или даже три…

– Господин Иванов, попрошу сменить тон, вы не в казарме, – произнес Штерд с несвойственным ему спокойствием, даже не глядя на меня. – Мы проводили очередной эксперимент, все согласовано в нашем графике, можете проверить…

– Каком графике? – растерялся военный.

– Разве вам еще не подавали список планируемых работ на новую декаду? – вполне натурально удивился Франкенштейн. Покачал головой. – Ох уж эта бюрократия, за всем нужно следить… хорошо, завтра утром график будет на вашем столе. Я лично прослежу. И… господин Иванов, все под контролем.

Иванов уставился на него с таким выражением, будто намеревался задушить. Но поборол себя, крутанулся на каблуках и строевым шагом покинул лабораторию. А вслед за ним поспешили десантники, с видимым облегчением покидая наш «театр ужасов»…

Евгений Крылов
Наследство

В правом нижнем углу монитора замигало сообщение: «Снимите трубку! Важно!!!»

Я глупо уставилась на сообщение, как нерадивый студент на экзаменационный билет. Какую еще трубку? Нет у меня в доме трубок. В памяти всплыл образ старого телефонного устройства, которое никак не выкину. На панели телефона мигает надпись: «Принять звонок». Забытыми движениями нажала на кнопку связи.

– Здравствуйте, Мария Васильевна, – проговорил телефон приятным женским голосом.

– Здравствуйте, – механически ответила я.

– Мария Васильевна, вы не пришли на медосмотр, – вдруг строго произнесла девушка. «Медосмотр? Я?» – пронеслось в голове. Медленно разогнула затекшую спину, постепенно возвращаясь в реальный мир.

– Не поняла. Какой еще осмотр?

– Ну как же? Вам звонят из ВИЗа (Вечное Идеальное Здоровье). У вас была назначена процедура по омоложению еще месяц назад. По нашим данным, у вас износ организма достиг критической отметки – в пять процентов.

– Извините, – вырвалось у меня автоматически.

– Никаких «Извините» и «Я обещаю приехать». Машина за вами уже выслана. Через три минуты будет у вас. Пожалуйста, наденьте что-нибудь, на улице сегодня немного ветрено. До встречи.

– Хорошо, – ответила я уже коротким гудкам.

«Ох, блин. Вот уж точно ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ медицинское страхование. Раньше хоть помирай, никому и дела не было. А теперь только и успевай обновляться».

Медленно и хаотично начала искать, во что бы одеться. Как в пятнадцать, так и в семьдесят пять лет женщина не знает, что надеть. Только если в пятнадцать – чтобы кому-то понравиться, то в семьдесят пять – чтобы выглядеть достойно. Но время выбора одежды ни капельки не отличается.

Решила плюнуть на светские манеры и оделась в спортивный костюм.

Подмигнув зеркалу на стене, вышла из квартиры.

Двери лифта раскрылись, и в нем как раз и приехала обещанная команда сопровождения.

– А вот не успели меня застать дома, – с ехидцей сказала я. Зашла с улыбкой в лифт и нажала кнопку лифта на первый этаж.

* * *

Клиника приняла как давно знакомого друга. Хорошо освещенные коридоры, приветливые лица, каждый сотрудник в белоснежном халате. И у каждого в глазах читается гордость, что он здесь работает. Ведь клиент остро чувствует, когда ему улыбаются, а про себя говорят: «Опять кто-то приперся на мою голову».

Но я, как человек виртуала или даже мастер-визуализатор, не только привыкла все видеть в трехмерном изображении, но и в структуре слоев видеть отличия, нюансы построения, сотни показателей. А здесь если и идет мимо человек, то только его тень как дополнение. Да, реальный мир куда скучнее.

У меня там новый виток солнечного протуберанца не дорисован, не закончена модель поглощения пищи удавом, в котором с любого угла и положения любого органа видна вся процедура переваривания. И еще десяток проектов, менее интересных. А тут отрывают на такую мелочь, что задница поизносилась на пять процентов или что-то там еще.

Сопровождающий остановился у очередной двери, открыл ее и, мило улыбнувшись, закрыл за мной.

Просторный кабинет, все вещи настолько стилистически подогнаны друг к другу, что даже мне, как дизайнеру, тяжело на чем-то одном остановить взгляд, вот что значит продукт слияния профессий дизайнера и психолога. Большинство людей при такой обстановке расслабляются, ибо их мысли ни за что не цепляются и они могут отбросить все. Только у меня, как у дизайнера, творца, это состояние вызывает недовольство. Как это так идеально подобрано, я же профессионал, поэтому должна видеть и быстро замечать изъяны в построении.

Навстречу вышел из-за стола мужчина средних лет. Все движения точно просчитаны, в каждом уверенность, спокойствие. Наверно, чтобы у каждого пациента сложилось мнение, что доверяется настоящему профессионалу. Но я-то здесь не первый раз, поэтому знаю, что к чему.

– Здравствуйте, Мария Васильевна, – сказал мужчина, приглашая жестом присесть на диван.

– Здравствуйте, Кирилл Игнатьевич, – ответила я.

Я намеренно плюхнулась на диван, тогда как доктор чинно садился в кресло, что напротив. И оба рефлекторно улыбнулись, понимая игру каждого.

– Что же вы про нас совсем забыли? – с укором спросил он.

– Да вот заработалась, – начала оправдываться я. Хотя сама знаю, что даже и не пыталась запомнить, когда там очередной визит.

– Мы уже начали нервничать. Система мониторинга показывает, что вы работаете на износ. И что за последние два года уже достигли износа организма почти пять процентов! – проговорил он с попыткой добавить ужаса в голос.

– Согласна, просто кошмар, – машинально поддакнула ему.

«Да как же, когда мне было шестьдесят, то работала с износом в семьдесят процентов, еле передвигалась, кряхтела, но не жаловалась. А тут жопу отсидела за два года на пять процентов, подумаешь, неприятности. Хотя… надо признать, в таком состоянии я больше успеваю и в разы быстрее думаю. И когда сложные проекты, то азарт появляется, а не проклятия в сторону нелегкой судьбы».

– Что-нибудь на этот раз новенькое поставите?

– Конечно, – проговорил Кирилл Игнатьевич и заглянул в планшет, что держал в руках.

– Так, внутренние органы все в порядке, износ подлатаем, – начал он говорить себе под нос, ведя по старинке пальцем перед экраном планшета. – Так, кости пока менять смысла нет, у вас и так почти самая последняя модель. Да вы и не боец на ринге. Вот кровь обновим и…

– Что-нибудь интересное запомнить надо, чем учиться пользоваться? – перебила я его.

– Извините, – оторвался он от планшета. – Поставим ногти. Вам с регулятором роста или без? С. Ясно. Дальше длина и цвет волос, понял: с регулятором. Цвет глаз? С. Хорошо. Ну, этим вы научитесь управлять сами в течение дня. Да, вот еще одно: вам просто «Улучшенную кровь» или «Кровь ящерицы»?

– А в чем разница?

– С «Улучшенной» при ножевых и других ранениях кровь у вас не будет вытекать. Я понимаю, что вы не солдат, но как нашему постоянному клиенту мы готовы даже бесплатно поставить. Либо вариант «Кровь Ящерицы» – это почти то же самое, только при лишении какого-нибудь органа, ну там руки, ноги, или пулевых ранениях навылет время восстановления потерянных органов займет до тридцати минут. Зависит, конечно, от величины органа. Глаз, понятно, и в течение трех минут восстановится. Вот полный список, – сказал он и протянул мне планшет.

Я пробежала по списку, есть, конечно, несколько пунктиков, которые можно было бы и не обновлять, да и стоят они чуть ли не больше, чем все остальные. Вот разве регулятор упругости ягодиц относится к жизненно важным показателям? Думаю, что нет. Хотя большинство женщин со мной не согласятся. Поэтому не будем испытывать судьбу.

– Давайте все, – сказала я и приложила палец к планшету, оплачивая весь список.

– Отличненько, операционная будет готова через десять-пятнадцать минут, – проговорил он лилейным голосом, – Вам пока соку, кофе или что-нибудь из спиртного?

– Соку, пожалуйста, – ответила я, откинувшись на спинку дивана.

* * *

Очнулась я в кровати. На стене скринсейвер какого-то лазурного пляжа, и приятная успокаивающая мелодия дополняет сменяющиеся картинки. В комнате приятный полумрак, видимо, чтобы глазам не было больно.

Я медленно откинула одеяло. Осмотрела себя с ног до головы. Бархатная кожа, грудь чуть больше второго размера, когда-то делала значительно больше, но, кроме болей в спине и невозможности спать на животе, ничего себе не выиграла. Хотя в нужные моменты добавить ради партнера нетрудно. Ровный плоский животик, идеально выбритый лобок, подтянутые мышцы ног, как у профессионального йога.

Рывком вскочила с кровати. Прислушалась к ощущениям.

– Вроде бы ничего не отвалилось, – подшутила сама над собой.

Подошла к зеркалу в стене. Со всего размаху ударила в зеркало. Оно лишь чуть покачнулось.

– М-да.

Повертела головой, на чем бы еще протестировать новые возможности. В углу комнаты заметила ширму из темного синего стекла. Скорее всего не только у меня такое желание появилось, поэтому врачи специально здесь ее оставили.

Подошла к ширме с какой-то робостью. Одно дело – пообещали, а другое – самой проверять. Но решила не давать страху завладеть собой и со всего размаха кулаком ударила в ширму. Та разлетелась осколками на несколько метров, значит, силой в мышцах тоже не обделили. Руку как ошпарили, ужасная боль пронеслась по нервам. Рефлекторно отдернула руку обратно. Боль быстро стала стихать. Ни один ноготок не повредился. Ладонь сверху оказалась прорезанной до кости, но края раны быстро сдвинулись, шрамик на глазах от розового принял нормальный цвет кожи, делая невозможным угадать место бывшей травмы.

– Раз с этим не соврали, то и с остальным порядок, – проговорила вслух. Всегда легче поверить, когда убеждаешь себя вслух.

Вернулась к зеркалу и потестировала настройки цвета волос, глаз. Увеличила размеры ногтей до боевого состояния тигра, попыталась поцарапать стену, но не тут-то было – на той и следа не осталось. Вернулась к разбитой ширме и лишь в ладони помяла стекло, потыкала в большие куски пальцем. Ногти в порядке – пойдет.

Оделась в свой спортивный костюм и бодрой походкой направилась к выходу, там уже должно, как обычно, ждать такси.

* * *

Двери здания распахнулись, выпуская меня на улицу.

Яркое солнце попыталось меня ослепить. Но после многих месяцев изучения его физических, астрологических и химических свойств на него уже посмотрела как на старого друга. Свежий ветерок немного поиграл с волосами. Недалеко стоит такси, уже дожидается какого-то клиента, надеюсь, что меня. В парке гуляет народ, кто парами, кто-то один. У всех адаптационный период к первому улучшению тела. Ох, как же давно это было у меня. Теперь кажется, что прошла целая вечность.

Сбоку, с лавочки, что у самого входа, ко мне спешно засеменили полноватый мужчина с большой залысиной и тщедушного телосложения маленькая девочка.

– Мария Васильевна, Мария Васильевна, – издали позвал меня толстячок.

– Вы мне? – с недоумением спросила я, так как его лицо мне незнакомо. Да и нет у меня знакомых, которые бы довели себя до такого состояния.

– Да! – с жаром и некой надеждой проговорил он.

– Слушаю. Хотя не могу вспомнить вас, – сказала я.

– Мы, – он посмотрел на маленькую девочку, – мы ваши потомки. Я – праправнук, а она прапраправнучка Оленька.

– Приятно познакомиться, – сказала я.

– Да что вы, – он немного смутился. – Это для нас честь.

– Чем-то могу помочь? – перешла я сразу к делу. Так как давно перестала общаться с потомками, ведь им от меня было нужно только одно – деньги.

– На самом деле да, – промямлил он. И немного подвинул вперед свою дочку.

– Ну, я слушаю вас, – уже немного потребовала я.

– Понимаете, в чем дело, – начал он. – У Оленьки сильная нехватка витаминов была, и сейчас она стала очень часто болеть.

Я постояла молча, ни определенной суммы, ни конкретной просьбы еще не прозвучало.

– Мы надеялись, – продолжил он, – да, надеялись, что вы сможете нам помочь.

Я посмотрела на несчастную девочку, которую папаша толкал все ближе ко мне. Думаю, он бы, будь я оврагом, держал бы ее в воздухе, лишь бы получить требуемое.

– И в чем же вам нужна помощь? – спросила я, хотя уже мысленно прикидывала, какую сумму он сможет решиться озвучить.

– Нам бы очень не помешала ваша материальная помощь, – проговорил он полушепотом, продолжая подталкивать дочку в мою сторону, а сам при этом все ниже опускает голову.

– И что, целый месяц тут дежурили? У меня запись была на месяц назад, – требовательно спросила я.

Он молча кивнул.

– Ясно, – подвела я итог. – Но, думаю, придется тебя разочаровать. Я перестала помогать родственникам той отдаленности, как твой отец. И думаю, ты это знаешь.

Он опять кивнул.

– Поэтому, – безапелляционно продолжила я, – я не знаю, что подвигло тебя на этот глупый шанс добыть денег. Но, видимо, как и твоему отцу, мне придется немного пояснить. Уже в нем была малая часть моей крови, в тебе ее еще меньше, в твоей дочке даже не знаю есть ли хоть что-то от меня. Но не это важно. А важно то, что таких родственников у меня уже более трехсот. И наверно, раз в пять-десять лет одному из вас приходит в голову гениальная мысль обратиться к самой долгоживущей родственнице. Да и мое имя часто звучит в выигранных мною грантах. Видимо, звучащие суммы не дают спокойно спать таким, как ты. Поэтому не ты первый, не ты последний. Мне уже омерзительно выслушивать такие просьбы, так как каждый раз каждому из вас я говорю одно и то же. Иди работать! Из всех попрошаек, что ко мне приходили, только один из вас им воспользовался. Начни развиваться, хватит ждать подачки от соцобеспечения. На достойную жизнь до смерти оно дает, вот только на обновление тела – нет. Ибо кормить вечно таких никто не хочет. Так что чеши в свою необремененную жизнь. А ко мне больше не подходи.

Он понуро сверху приобнял ничего не понимающую дочку и медленно отошел в сторону.

Я направилась к ожидающему меня такси.

– Достали, ленивые, – проговорила я, усаживаясь на заднем сиденье такси.

* * *

– Все, – выдохнула я и откинулась на спинку кресла. На экране монитора разыгрывается феерия природных явлений поверхности Солнца. Сотни взрывов одновременно переделывают поверхность светила за секунду до неузнаваемости. Точнее, изображение секунду назад нельзя даже рядом поставить с текущим, в них нет ничего общего по структуре и даже в цветовом диапазоне.

– Уфф, – выдохнула я и сладко потянулась. Медленно встала из-за компа, размяла затекшие нижние конечности. Двадцать часов непрекращающегося креатива, без перерывов и отвлечений на естественные надобности – вот это жизнь!

Прошла на кухню, достала миску перенасыщенного витаминами салата из холодильника, все, что лишнее, само выйдет, даже выпроводят, главное, чтобы всего хватало, даже самого редкого.

– Уже закончила? – спросил Глеб, заходя на кухню в одном обернутом на талии полотенце. Капельки воды на голом торсе еще не высохли после душа, да он и никогда не вытирается. Сильное тело само должно справляться. Хотя в его семьдесят лет он успел только один раз сходить на улучшение. Да он и до этого почти так же выглядел. Крепкое телосложение, густая шевелюра, сильный подбородок, даже, я бы сказала, квадратный. И конечно же, умный сосредоточенный взгляд в любой момент.

– Да, – прошепелявила я с набитым ртом. – Около пяти тысяч человек одновременно корпели над одной секундой жизни поверхности Солнца. Двадцать часов кряду, и это только после трех месяцев с перерывом на сон.

– Да ладно, не прибедняйся, – произнес Глеб. – Эта секунда войдет в историю.

– Ага, – не дала себя возвысить. – А потом будет вторая, третья секунда, минута, час. Так что не успокаивай.

Он достал себе еды из холодильника и примостился за столом рядом.

– Ты что не в духе? – удивился он.

– Да так, мелочь, – попыталась я увильнуть.

– Давай, давай. Начала «А», говори и «Б», – потребовал он.

– Да как бы сказать, – начала я и полезла за очередной порцией салата в холодильник. – Вчера после обновления организма меня возле выхода из ВИЗа ждал очередной потомок.

– Что-то хотел? – участливо спросил Глеб.

– Да все то же самое. Денег. Якобы дочка болеет, житья совсем нет.

– Ну, это он зря, – пожурил Глеб, хрустя листьями салата. – Сейчас у соцобеспечения просто колоссальные бюджеты. Сопровождают от рождения до самой смерти. Хочешь, изучай, работай, а хочешь, отдыхай. Никакого принуждения.

– Да знаю я, – сказала я зло.

– Тогда в чем дело? – недоумевающее спросил он.

– Да, понимаешь. Он начал с того, что указал мне на мой возраст. Мол, он мне праправнук и девочка – прапраправнучка.

– И?

– Что и? Его отец уже двадцать лет лежит в земле. То есть мой правнук. А я, понимаешь ли, такая гадина, все еще живу, да и выгляжу лучше его. Видел бы ты его! Толстый, с нарушением обмена веществ, с огромной проплешиной на голове.

– Но живет-то не парясь, – не понял Глеб.

– В том-то и дело, что полгода назад в СМИ озвучили доход от этой создаваемой секунды солнечной поверхности. Видимо, мозгов хватило посчитать, что, поделись я с ним, ему на триста лет вперед хватило бы на обновления и улучшения организма. Вот и приперся. Видимо, сорок лет балдеть не хватило, хочется еще, – злобно проговорила я.

– Не вскипай, не вскипай. На вот. – Глеб достал из холодильника охлажденного тоника. Разлил на две кружки.

– Ну, скажи, разве я виновата, что мне интересно работать, создавать, творить, – как астматик задыхаясь, произнесла я. – В чем я виновата?

– Да ни в чем, – сказал он, придвинулся ко мне и обнял за плечи.

– Да разве я не пыталась их спасти? Своих детей. Внуков. Ведь я же отдавала им все деньги. Обновляла их. Лечила. – Слезы у меня сами потекли, а голос задрожал. – Только их становилось все больше и больше. А я не резиновая, сколько бы ни работала.

– Ну, ну, – начал он успокаивать меня, гладя по голове, как обездоленного котенка.

– Их становилось все больше и больше. И каждый стал винить меня в смерти своих родных, матерей и отцов. Что это я им не помогла, не спасла.

– Но они сами виноваты. Первое улучшение очень дешевое, омолаживает до двадцатилетнего, сколько бы тебе ни было. А там просто надо опять подзаработать.

– А я не объясняла??!!! – оттолкнула я его. – Кричала, ругалась, доказывала! Да только что толку? – Я встала и начала ходить по кухне, размахивая руками. – Зачем что-то делать, когда есть я?

Глеб сидел молча, уставившись в тарелку, у него таких проблем пока не возникало.

– Это сейчас я знаю, что не побегу спасать этого толстяка, одного из моих потомков, – почти с вызовом прокричала я. – В нем уже моей крови, за которую они цепляются, не больше чайной ложки. А его замечательные родители, которые и должны были о нем заботиться, уже в могиле! Их это не волновало. Они жили в свое удовольствие. Так что, я теперь всем и всегда буду должна?

Глеб еще больше опустил голову, ковыряясь в тарелке с салатом, будто там где-то был закопан нужный ответ.

– Да ни хрена я им не должна, – грозно прокричала я. – Свой долг я отдала своим детям и даже внукам. Их вместе было тридцать человек, и каждый прожил до двухсот лет. На большее и сразу на всех у меня просто уже не было ни денег, ни сил. Мне самой приходилось, и не раз, начинать все с нуля. У меня сейчас тысячи учеников, что ждут моего совета, как лучше создать виртуальную модель любого явления. И каждый… Каждый лишь скажет спасибо, если хоть немного помогу. Но не ждет сам, пока приду и спасу. Они учатся у меня, а я у них. А родственники. Я что, дойная корова? Они будут плодиться и увеличиваться, а я, значит, всех тяни за собой? Да пошли они все, недотрупы.

Глеб молча встал и обнял меня сзади. Знает, что словами тут ничем не помочь. Это тяжкое решение когда-то придется принимать и ему.