Текст книги "Апокалипсис отменяется (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Одно дело – бабы, а другое – дочь. Единственная.

Лора уперла руку в бок.

– А за что любить такую дочь? – спросила с вызовом. – Я ж ни фига не умею! Бездарь. Полный ноль.

Алину кольнула жалость к этой девушке, ершистой, но такой беззащитной. До планки, что поставил отец, не допрыгнуть, просто не под силу, потому нарочито громко топает в обратную сторону: «Говоришь, я тупая? Да, вот такая, и еще тупее! И ниче со мной не поделаешь, безнадежна, так что отстань…»

– Лора… Я мало тебя знаю, но все же уверена: в чем-то ты лучшая. Есть то, что делаешь лучше всех.

– А-а, подлизываешься! – усмехнулась Лора. – Да-а?

– Нет, – ответила Алина спокойно. – Бездарных людей не бывает вообще. Есть те, чьи способности пока не раскрылись… или не признаны окружающими.

Что-то дрогнуло в лице Лоры. Нахальная ухмылка сползла с губ, рот приоткрылся, глаза расширились.

– Ты… Ты правда так думаешь?! Я вышивать очень люблю. Коврики с картинами, с пейзажами, замками всякими… Только разве ж это дело – это баловство, как папа говорит. Еще люблю готовить. Один раз вместо повара ужин для папы сварганила, так он и не отличил! Потом, правда, кто-то настучал, и папа меня выругал – на хрена, мол, на кухне самой, когда целый штат прислуги, им за это платят… Ну, не этими прямо словами, но… Вышивки повыкидывать грозился, чтоб от учебы не отвлекали, я их на всякий случай спрятала. Как приедем домой – сразу покажу! Тебе ж интересно?

– Очень, – заверила Алина. – С удовольствием посмотрю.

Лицо Лоры озарила улыбка, так похожая на отцовскую, и Алина улыбнулась в ответ. Хорошо, что удалось наладить контакт с этой девочкой, им жить в одном теле, если…

Лора заправила Алине за ухо прядку, коснулась щеки.

– Лучше б нам жить в твоем теле, – заключила наследница. – У тебя такие волосы, и кожа хорошая без всякой пудры и тона… Жаль, папа не разрешит. Ладно, пошли назад, а то он злобствовать начнет.

– Итак, что решили? – спросил Вацлав, как только они появились в зале.

Алина замялась. То, что узнала о Минском за последние минуты, не добавило желания работать на него.

– Я… Можно подумать еще?

– Неделю, – милостиво разрешил Вацлав. – Мой ник в скайпе знаете. Напишете одно слово – «да» или «нет». Я пойму.

Алина набрала «нет», палец замер над клавишей Enter. В горле пересохло, нестерпимо захотелось пить. Она поспешила на кухню, где налила себе минералки. Теперь захотелось в туалет. Она разозлилась на себя, понимая: это проделки той части «Я», что не хочет упускать выгодное предложение.

«Соглашайся, дура! – гремело в голове. – Ну где еще будешь получать двадцать тысяч в месяц?!»

«Что толку от денег, если нельзя их тратить, как считаешь нужным? – возражал другой голос. – Ты будешь покупать только то, что нужно Лоре. Ходить только туда, где положено бывать ей. Сейчас ты себе хозяйка, а там тобой будет распоряжаться Минский!»

«Можно и стерпеть – ради таких-то деньжищ! Будешь складывать их в банк, благо ни на жилье, ни на еду, ни на одежду тратиться не надо. Сколотишь капитал, приумножишь, играя на бирже, знаний и навыков хватит, а там можно и мир менять добрыми делами…»

«Но я столько еще не испытала в жизни! Своей, а не Лориной…»

«Да, как же Лора? – живо подхватил первый голос. – Каково ей будет, если откажешься? Ты успела стать девочке другом – может быть, первым в жизни. Не жаль ее?»

«Жаль, – искренне признала Алина. – Но не настолько, чтобы жертвовать собой».

Задребезжал телефон – не мобильный, старенький проводной, что сдается вместе с квартирой, не выкидывать же хозяйское. Она бросилась в комнату. Это родители, больше некому, по старинке думают, что звонить с городского номера на городской дешевле, хотя и мобильная связь теперь стоит копейки.

Она схватила трубку.

– Алло!

– Аленька…

– Да… папа?

Она едва узнала по голосу. Прежде легко перекрывал гул, жужжание и рев множества механизмов на стройках, где отец командовал бригадой, а теперь тих, как шорох опавшего листка по стеклу.

– Аленька… Прости, что тревожу такими новостями… Мама… очень больна.

Алина стиснула трубку так, что та скрипнула.

– Что с ней?!

– Рак, – донеслось на грани слуха.

– Что?!

Пол будто качнулся. Буйная майская зелень за окном выцвела, посерела, голос из трубки доносился, как сквозь тонкую стену:

– …операция – двести тысяч глобо. Надо собрать за год, не то будет поздно… Где нам взять столько? Только продать квартиру. Ничего, Аленька, если поживем пока у тебя? Недолго, пока себе угол не снимем… не стесним.

Алина до боли прикусила губу. За что им такая беда?! Будто мало страшной болезни, так еще покинуть… не квартиру – Дом, где каждую полочку отец выстрогал сам, каждую плитку мать расписала цветами, столько лет обустраивали с любовью и заботой, так прикипели телом и душой, что оторвать – только с мясом… Хуже того, и эта жертва может не спасти: за крошечную однушку на окраине двести тысяч вряд ли кто даст…

– Аленька, – в тревоге позвал отец, – ты меня слышишь?

– Слышу, папа. Не надо… квартиру. У меня есть… будут такие деньги.

– Приходит в себя, – послышалось из темноты.

Алина открыла глаза. Белый полоток, яркий свет. Справа окно, в нем кусочек голубого неба. Когда ее привезли в эту палату вчера вечером, в окне виднелись звезды и серпик луны.

Она лежит в постели, рядом сидит на стуле врач, разглядывает с профессиональным вниманием. Алина напрягла память, но не вспомнила его имени. За его спиной возле двери стоит незнакомая медсестра.

– Как себя чувствуете? – спросил врач.

– Вроде нормально, – ответила Алина. Голос пророкотал в горле, непривычно низкий. Она пошевелила пальцами, слушаются неохотно.

Подняла ладонь – пальцы толще и короче, ногти обрезаны почти под корень, кожа чуть смуглее. Как странно, необычно… Она снова подвигала пальцами, неловкими, будто в толстой перчатке. Чужая плоть, как перчатка, насажена на свое, привычное…

– Что-нибудь беспокоит? – поинтересовался врач.

– Я… совсем не чувствую ее. Другую. В смысле, Лору. Я та же – только в другом теле.

– На первых порах это нормально, – успокоил доктор. – Ваша вторая личность проснется, когда заснете вы. Потому, если потянет в сон раньше привычного времени, не сопротивляйтесь, ложитесь сразу. Ей тоже нужно время от времени бодрствовать.

– Когда я засну?

– Точно сказать нельзя. Из двух личностей в теле доминирующей становится одна – обычно та, что пробудилась первой. В данном случае это вы, Алина. Доминирующая личность – домин – бодрствует от четырнадцати до восемнадцати часов в сутки, вторая – альт – соответственно, от шести до десяти.

Алина потерла лоб. Чужая кожа грубее, жирнее, какой-то бугорок – прыщик? – на лбу. Она запустила пальцы в волосы, непривычно жесткие и густые, нахлынула тоска. Все не так, все другое, возврата к прежнему не будет… К глазам подступила влага, но Алина стиснула зубы. Выплачется потом, когда оставят одну, сейчас надо поддерживать беседу и выглядеть по возможности спокойно, это ее первое испытание. Она выдавила на лицо судорожную улыбку.

– Так когда же будем спать… обе?

Врач чуть улыбнулся в ответ.

– Никогда. Многочасовой сон нужен только сознанию, а не телу. Когда в мозге два сознания, одно отдыхает, пока бодрствует другое. Активируются разные участки мозга, как у дельфина… Переключение занимает от трех до пятнадцати минут.

– Но ведь когда-нибудь они сольются… Когда, кстати, это будет?

– Процесс проходит три стадии. Первая – симбиоз, сосуществование в теле двух отдельных личностей. Их периоды бодрствования чередуются непроизвольно. Личности не могут общаться между собой – они будто разделены барьером. Симбиоз длится от трех до восьми месяцев. Вторая стадия – диффузия. Взаимное проникновение сознаний, что началось еще в стадии симбиоза, становится ощутимым. Вы сможете слышать отдельные мысли альты как голос внутри головы и отвечать ей. Барьер дает трещинки, течи… Эта стадия – от четырех дней до двух недель. Последняя стадия – синтез. Он происходит резко, в один момент. Барьер рушится. Вы пробуждаетесь в период бодрствования альты и – осознаете себя как единую личность. Опасного здесь нет, только неожиданность перехода может немного испугать.

Дверь бесшумно открылась, быстрым шагом вошел Вацлав.

– Флора? – спросил с нежностью.

Алину острой иглой кольнуло воспоминание – такую же теплоту видела в глазах отца. Увидит ли снова? Главное, мама будет жива и Дом они сохранят…

– Нет, Алина, – ответил вместо девушки врач.

Вацлав мигом принял деловитый вид.

– Как чувствуете себя?

– Нормально, – отозвалась Алина, голос снова резанул слух непривычным тембром.

– Алина, из клиники вас выпишут через трое суток. Еще три дня – войти в курс дела. Вся нужная информация – на компе Флоры. У нее сейчас каникулы, но я хочу, чтобы через месяц вы выступили с докладом в совете директоров.

Сердце подпрыгнуло испуганным зайчиком, на ладонях выступила испарина. Алину неприятно удивила эта реакция тела. Неужели Лора всегда такая нервная? Сама Алина принимала самые сложные и жесткие по срокам задания спокойно, тут же собирала мысли в кулак и прикидывала дальнейшие шаги…

– На какую тему доклад?

– О новой стратегии маркетинга, что вы наметили в дипломе. Тема знакомая, но это не повод расслабляться. В дипломе у вас только скелет, каркас, а нужно проработать детали. Полный текст доклада, а также план конкретных действий по реализации стратегии представите мне за неделю до совещания. Продумайте речь очень тщательно – наверняка будут каверзные вопросы. Не забудьте о 3Д-презентации. А пока…

Жестом фокусника Вацлав достал из-за спины блюдце, на нем аккуратно нарезанный на дольки плод, похожий на апельсин, только с малиновой мякотью. Вацлав поставил блюдце на тумбочку у кровати.

– Подкрепляйтесь. Набирайтесь сил, – напутствовал он и вышел.

Алина осторожно положила в рот дольку. Кислый сок защипал язык. Зрение стало очень четким, она разглядела каждый пиксель календаря, что висит на стене напротив. В теле будто взрываются крошечные фейерверки, с каждым в мышцы впрыскивается сила, Алина готова прямо сейчас вскочить и пробежать пару-тройку кругов вокруг больницы. В желудке сытость, как после плотного обеда, а ведь съела всего половину долек…

Она спохватилась. Другую половину надо оставить Лоре, ведь это ей отец нес угощение… Впрочем, зачем? Она улыбнулась инерции мыслей. Тело-то одно, сытость от того, что съела она, Лора ощутит тоже. Кстати, насчет тела – многовато на руках жирка, зато мышцы едва заметны, надо будет слегка подкачать, раз уж Лора не удосужилась.

«Лора! – позвала она мысленно. – Лора! Ты меня слышишь? Приходил твой папа и…»

Видимо, губы шевелились, потому что врач заметил:

– Она вас не слышит. Если хотите что-то передать, пишите записку.

Медсестра подала ручку и несколько листков. На Алину повеяло легкой ностальгией, от руки ничего не писала со времен студенческих конспектов.

– Дайте мобильный, – попросила она.

Медсестра достала из тумбочки изящную трубку смартфона последней модели, Алина робко взяла непривычную вещицу. Телефон Лоры, конечно. Хорошо, что не заблокирован, она ведь не знает пароля. Сенсорное меню, вот и возможности мультимедиа…

Она сфотографировала половинку фрукта. Снимок очень четкий, гораздо лучше, чем получился бы в прежнем телефоне Алины. Не спеша доела. На пальцах остались капли малинового сока, она вытерла руки влажной салфеткой.

Смарт лежит на тумбочке, стразы переливаются в луче солнца. Ручка и бумага теперь ни к чему. Эсэмэску на собственный номер не отправишь, но в органайзере можно оставить напоминание, что высветится через восемнадцать часов.

Она принялась набирать сообщение. Пальцы неловкие, будто перебинтованные, клавиши ускользают, опечатки исправляет чуть не в каждом слове, но наконец текст готов: «Заходил твой папа. Принес вкуснятину – фотку смотри в смарте. Лицо у него было такое, что теперь точно знаю: он тебя любит и волнуется!»

Алина поворачивала в воздухе 3Д-сэмпл, когда тренькнул вызов по внутренней связи. Нажала кнопку приема, на экране ноута появилась девушка в переднике и белой наколке.

– Лора, ваш обед готов. Подавать в комнату?

– Да, – кивнула Алина после секундной заминки.

К чужому имени привыкнуть даже трудней, чем к чужому телу, что слушается уже неплохо. Вчера в больнице попросила лэптоп, размяла пальцы так, что потом болели, зато сегодня набивает текст почти так же быстро, как в прежнем теле.

Алина с грустью взглянула на ладони. По привычке ожидает увидеть изящные пальчики, небольшую родинку на белой коже, овальные ногти, что легко отрастали длинными и не ломались… Ладно, зато комп у наследницы Минского не в пример круче – просто зверь, набит самыми продвинутыми прогами. Прежде ими, видимо, почти не пользовались – в сейвах одни сэмплы, но это Алина быстро поправит.

В дверь деликатно постучали.

– Войдите!

Горничная вплыла, как лебедушка, мягко опустила на стол поднос. Горка жареной картошки, золотистая отбивная с белой завитушкой из майонеза, горячий чай, два пирожных с кремом.

– А салат? – спросила Алина.

Брови горничной взлетели.

– Вы никогда его не заказывали… По средам подаем этот обед, как вы велели.

Как и большинство персонала, она не в курсе, что к Лоре подселили альту. Минский вчера еще раз предупредил, что Алина ничем не должна себя выдать. В больнице ей показывали видео с Лорой – как ходит, садится, улыбается, поправляет волосы. Алина повторяла характерные жесты, а семейный врач указывал, над чем поработать. Впрочем, это оказалось несложно, мышцы легко вспоминали привычные движения.

– Сегодня мне хочется другого, – бросила Алина небрежно. – Скажем, салат из овощей…

– Каких? – уточнила служанка. На ладони блеснул крошечный палмбук.

– Любых, только свежих и без жирных соусов. Затем – морепродукты… нет, лучше рыбу. Белую. Нежирную.

– Жареную?

– Лучше запеченную в фольге.

Глаза горничной округляются все больше, скоро посрамят японских анимешек. Ну и пусть. Лору все знают как девицу взбалмошную. Правда, врач рассказывал, что она любила поесть вкусно и много, порой пыталась согнать лишний жирок с талии и бедер, но отказаться от вредных лакомств не хватало воли.

– А гарнир?

– Рис. Рассыпчатый. На десерт – сок из джии. Найдется?

Джия – малиновый апельсин, каким угостил ее Вацлав в первый день новой жизни, элитный сорт модов.

– Конечно, найдется! – заверила горничная. – Все будет готово через пятнадцать минут.

Забрав поднос, служанка вышла из комнаты. Алина ощупала живот – слой жира в четыре пальца. Это ж надо так запустить тело! То-то все дни – кроме утра, когда Вацлав угостил джией, – она вялая, сонная, голова как ватой набита, а ведь еще делать и сдавать сложнейшую работу очень требовательному заказчику! Будто пытаться выиграть «Формулу-1» на «Запорожце».

Алина вызвала на экран план всех четырех этажей особняка. Тренажерный зал на самом нижнем, подземном. Наведается туда, как только тело отдохнет час после обеда.

На следующее утро Алина проснулась бодрой, мышцы приятно ноют. На дисплее ноута в правом нижнем углу, рядом с часами, моргает желтый листок. Это программа Tips, ею пользуются, чтобы оставить себе напоминания, но она приспособила для переписки с Лорой.

Алина открыла типс и прочла:

«Ты че такое делала вчера?! Я проснулась в 11 вечера, болело все, что может болеть! Руки тряслись! Иголка не попадала! Больше чтоб такого не было!» В конце злобно сопит краснорожий смайл.

Значит, самая жестокая крепатура досталась Лоре. Алина в зале взяла привычную нагрузку, не учла, что новое тело послабее, да и джия подстегивала к свершениям… «Больше чтоб такого не было!» Как Лора сможет наказать, если ослушается? Прикажет пороть собственное тело? И кто окажется наказанным? Но лучше без нужды не ссориться, еще вместе жить и жить… Она набрала ответ:

«Я занималась на тренажерах. Тело болело с непривычки. ТАКОГО больше точно не будет, хотя я продолжу заниматься. Надо привести фигуру в порядок к выступлению на совете, а то твой отец нас обеих на удобрения для модов пустит!:—)»

Алина прощупала живот. Жира столько же, да и смешно ждать ощутимого результата за одно занятие. Это только начало…

«Ты молодчинка! – написала Лора в следующем типсе. – Респект! Я всегда хотела похудеть, но силы воли нету. У меня в гардеробной под бордовым пальто заначка. Сегодня к ней бегала, боюсь, похерила все твои усилия. Перепрячь ее, плиз, чтоб я не нашла!»

В указанном месте нашелся пакет, полный сладостей, что завернуты в яркие бумажки. С ним Алина спустилась по лестнице – в лифте не ездит, всегда пешком, чтобы больше нагрузки мышцам ног – в голубоватый неоновый свет, к цистерне, где кишат рыбки, мелкие, как шпроты. Это моды-клинеры, любую органику жрут, как пираньи, только на человека не нападут.

Алина забрасывала сласти по одной в цистерну. Белесые рыбьи тела фонтаном взмывали навстречу лакомству, до воды не долетела ни одна крошка.

Героический порыв Лоры иссяк быстро. Каждое утро Алина обнаруживала очередной молящий типс: «Скажи, где спрятала!», «Ну скажи, не вредничай!», «УМИРАЮ!!! ХОТЬ КУСОЧЕК СЛАДЕНЬКОГО!!!!»

На первый типс Алина отписалась: «Извини, не могу. Ты сама просила спрятать от тебя же, и я слово сдержу», на последующие старалась не обращать внимания. Неожиданно помог Вацлав – идея показать директорам стройную, подтянутую наследницу ему понравилась, приказал не завозить в особняк сладкого, а кредитку Лоры заблокировал, чтобы не накупила вкусностей на стороне.

Проверяя и шлифуя почти готовый текст доклада, Алина ощущала что-то вроде слабых толчков изнутри головы. Наверно, так толкается ребенок в животе у беременной… Лоре приходилось туго без привычного лакомства, и она отчаянно ломилась в чужую часть мозга – вырвать знание о «сокровище» силой. Сама Алина с каждым днем чувствовала себя только крепче и бодрей. Шоколад и заварной крем – не наркотики, зависимость от них только на уровне сознания.

Алина привыкла не пугаться толчков, но и идти альте навстречу, открываться для контакта не собиралась. Правда Лору не обрадует, мало ли что учинит со злости, а до ответственного мероприятия считаные дни.

В голове снова толкнулось легонько, едва слышно. Говорят, самые примитивные желания – вкусной еды, отдыха, секса – в человеке самые могучие. Но даже если так, всей их мощи мало, чтобы проломить невидимую стену между разумами.

Открыв глаза, Алина со стоном зажмурилась снова. Свет безжалостно ярок, режет, как ножом, во рту мерзкий привкус, все тело ломит, будто отбили молотками для мяса, а потом прокрутили в стиральной машине.

Она попыталась вспомнить вчерашний день, мысли едва ворочались. Ничего вроде бы особенного: 3Д-модели она почти закончила, только при прогонке через последний тест вылезли мелкие досадные глюки, но уже неодолимо клонило в сон, остаток работы оставила на утро. Вот и все… у нее. А что делала потом Лора?

Алина с трудом села. Руки подламывались, голова мотнулась на шее, как тряпичная, ко рту подкатила дурнота. Наконец вспомнила, что в книгах читала о похожем. Похмелье! Ох уж эта Лора, альтер эго бессовестное…

Она добрела до ванной, на каждом шагу шатает, сунула голову под ледяной душ. Струи ударили, как плети, организм истошно завопил. Варварство, зато в голове немного прояснилось, ноги держат тверже. На всякий случай надо бы и за таблетками слуг послать… какие, кстати, от похмелья? Знает ли Лора? В любом случае Гугл подскажет…

Она вернулась в комнату. Взгляд притянуло яркое, пестрое на диване. Вышитый коврик, уголок небрежно завернут, с краю заткнута иголка с ниткой, будто рукодельница отлучилась только что, на минутку. Алина осторожно расправила вышивку.

Большой дом – усадьба в стиле позапрошлого века, от нее веет уютом, незыблемым покоем. Песчаная аллея вьется к беломраморному крыльцу, на нем женщина в длинном платье, шляпка с лентами в руке, болонка у ног. По бокам аллеи шелестят осенние кроны деревьев, колышутся яркие головки хризантем… Алина отдернула руку – показалось, что щеку овеял прохладный ветерок, что картинка оживает, сейчас утащит в прошлое.

Лора сама будто из прошлого, мелькнула мысль. Из прошлого, где от знатной девицы требовалось только вышивать, вести хозяйство, удачно выйти замуж и рожать, а не обыгрывать мужчин в мужские игры. Она, Алина, в играх ума как раз хороша, зато шить, стыдно сказать – или в наше время уже не стыдно? – не умеет вовсе. Мама пыталась научить, но даже узелок на конце у Алины не завязывался толком, нить выдергивалась из ткани целиком, со всеми кривыми стежками, что удалось сделать.

Она аккуратно свернула вышивку и спрятала в ящик дивана, где сложены остальные.

– Основная проблема нынешнего маркетинга, – уверенно произнесла с трибуны Алина, – в том, что слишком упираем на экологичность и полезность продукции, забывая о других способах получить конкурентное преимущество. Сертификаты на продукцию, с полными расшифровками генного кода, висят в супермаркетах и выложены в Инет – но многие ли обычные граждане это прочитают и поймут? В роликах мелькают поля с обычными растениями, как их поливают ядами с самолетов, а рядом чистые поля с модами – но это опять же только уму, а не сердцу, и притом уже приелось.

– Нынешняя стратегия очень успешна, – возразил директор по маркетингу. – Достаточно посмотреть на график наших продаж за последние пять лет.

Собравшиеся одобрительно зашумели. Алина и не ждала, что новое примут с распростертыми объятиями. Она нажала кнопку на ноуте, рядом с трибуной в воздухе повисли трехмерные графики.

– Одно время такая стратегия была полезна, даже необходима, – объяснила она, – чтобы сломать в обществе стереотип о страшных модах. Но он уже рухнул, а мы толчем обломки! Большая часть наших покупателей – орторексы. В последние годы их число бурно умножалось, что и повлекло рост наших продаж. Сейчас орторексы составляют около десяти процентов населения мира. В самых развитых странах их доля не превышает пятнадцати. И вряд ли превысит, так как в прошлом году прирост замедлился резко, до долей процента. Этот сегмент рынка достиг предела. Если хотим утвердиться в других, нужны и новые методы.

– Например? – выкрикнул кто-то невидимый из последнего ряда.

Кресло Вацлава ближе всех к трибуне. Он вальяжно откинулся на спинку кресла, веки сонно полуопущены, но Алине видно, как взблескивает из-под них цепкий, словно лазерный прицел, взгляд. Минский одобрил ее идею, по помогать сейчас не станет. Она должна победить сама, иначе что за наследница?

– Я предлагаю сместить акценты, – продолжала Алина твердо. – Перестать доказывать, что моды лучше натурального. Кто готов был понять – уже понял, а остальные… Остальным по большому счету все равно, мод у них в тарелке или нат. Главное – цена, вкус и удобство… вернее, по отношению к большинству продуктов правильней говорить – вкус ИЛИ удобство. Люди вынуждены либо питаться полуфабрикатами, либо колдовать у плиты над вкусным, свежим и полезным, отрывая время от других дел.

Она сделала паузу. Один из директоров тут же вклинился:

– Позвольте, но есть ведь еще кафе, рестораны, фастфуды!

– Да, это наши непрямые конкуренты, – признала Алина, – но их цены не по карману большинству для ежедневного питания. Снижать цены, экономя на масштабах, кафешки не могут – их объем операций слишком мал. Первый крупный игрок на рынке продуктов питания, что совместит низкие цены, высокое качество и максимальное удобство, получит… очень много. И «Мод-Прогресс» может стать этим первым.

При последних словах те, кто начал уже сдержанно позевывать, подались вперед. Алина нажала кнопку, из радужных нитей соткалась 3Д-модель большого помещения, где снуют, как муравьи, человеческие фигурки.

– Это «открытый цех-столовая», что, возможно, вскоре вытеснит обычные супермаркеты. Покупатель выбирает свежие продукты в зале, везет в тележке к цеху, где у него на глазах из того, что выбрал сам, делают готовое, сытное и полезное блюдо. Можно заказать сразу много, чтобы хватило на неделю на всю семью. Можно – по собственному рецепту: скинуть его через Инет, проследить за процессом готовки через веб-камеру и, если не возникло замечаний, заказать доставку. Только это, понятно, дороже.

Синие и красные фигурки выполняют все действия, что перечисляет Алина. В воздухе мелькают стрелочки, возле каждой цифры цены и себестоимость.

– Простите, – снова вмешался главный маркетолог, – но я не вижу здесь новизны. Все уважающие себя супермаркеты продают салаты и котлеты собственного производства. Чем отличается ваша идея?

– Прозрачностью, – без колебаний ответила Алина. – И, как следствие, особым доверием покупателей. Про салаты в супермаркетах все знают, что их делают из просроченных продуктов – все грамотные, читают в Инете. Полная открытость и контроль покупателя на всех стадиях производства готового блюда – такого не делал еще никто.

Она улыбнулась лучезарно, словно уже одержала победу, и добавила:

– Вероятно, потому, что нашим конкурентам есть что скрывать!

По залу прокатился сдержанный смех, а затем стены дрогнули от аплодисментов.

– Вы справились хорошо, – похвалил Вацлав, когда вышли из машины во дворе особняка.

– Спасибо.

Алина с благодарностью улыбнулась. Сегодня она, обычно очень серьезная, много и легко улыбается – и все вспоминает последний обмен типсами с Лорой.

«Алкоголь – не выход, – писала Алина вчера после того, как проснулась с похмелья, – только иллюзия бегства. Я не знаю, что у тебя случилось. Можешь не рассказывать, если не хочешь, – но если скажешь, поищем выход вместе. Прошу об одном: не пей хотя бы до послезавтра. Сдержись. Только не говори, что нет силы воли. Я знаю: есть! Видела твою последнюю вышитую картину – сколько вложено терпения, упорства! Я бы не выдержала, бросила на первом десятке стежков…»

Ответ увидела сегодня утром.

«Алинка, ты солнышко! Прости, я забыла, что не одна. Вчера сидела шила, зашел папа. Поговорили. Довел он меня. Так хреново стало, что спустилась в бар и выпила полбутылки ликера. Слышала, это помогает не помнить, забыть. Но теперь думаю, ты права».

Вацлав небрежно махнул рукой, водитель тронул машину в подземный гараж.

– Пройдемся немного, – предложил хозяин «Мод-Прогресса», и Алина послушно зашагала за ним.

День прохладный для лета, по небу ползет сизая пелена облаков. Среди газона цветет одинокая сакура, неслышно падают белые лепестки. Вацлав и Алина не спеша направились по дорожке, что огибает сад камней.

– Вы справились лучше, чем я ожидал, – признался Вацлав уже на горбатом мостике над сухим оврагом. – А как трудились! Почти не выходили из комнаты Флоры, хотя рядом этот прекрасный парк. Если бы все мои сотрудники… Впрочем, речь сейчас о вас.

Он изящно облокотился на перила. За его спиной Алине виден изгиб овражка, сухая разноцветная галька на дне.

– Что желали бы в награду? – спросил Вацлав. – Или, если угодно, как премию?

В животе противно засосало – отголоски страха перед отцом, что засел в этом теле накрепко, на уровне рефлексов.

– Вацлав, пожалуйста… если можно… будьте немного добрей к Флоре.

Он выпрямился рывком, лицо затвердело, из глаз полыхнул черный огонь.

– Вы забываетесь, – отчеканил тоном, от которого должны бы покрыться инеем кусты и трава. – Вы – нанятый сотрудник. И наняли вас не затем, чтобы обсуждать мои отношения с дочерью.

– Мы с Флорой – одно целое, – парировала Алина, – как вы и желали. Все, что затрагивает ее, затрагивает и меня. Да, вы наняли меня. Наняли, как понимаю, для решения проблем Флоры, что могут отрицательно сказаться на бизнесе. И я вполне с этим справляюсь, как вы заметили только что. Нет?

Она выпалила все на одном дыхании, и только когда договорила, внутри все сжалось, скорчилось. Так говорить с самим Минским! Да он… А что, собственно, он ей сделает? Выгонит с работы, из тела дочери? Это, по его же словам, невозможно…

Вацлав посмотрел ей в глаза. Алина встретила взгляд, не мигая, только выше вскинула подбородок, расправила плечи. Наконец Минский отвел глаза первым и… рассмеялся, красиво запрокинув голову, так, что смоляные локоны коснулись воротничка.

– Женская солидарность! Все-таки она существует… Вы ведь будете жалеть, что отказались от награды! Наверняка будете.

– Главную награду вы мне уже дали, – сказала Алина серьезно. – Дали работу, что оставляет… большой след на земле, не знаю, как сказать лучше. Я люблю эту работу, с радостью отдам ей все силы. Я всегда буду благодарна вам, что дали такую возможность.

Смех Вацлава утих. Он мельком коснулся плеча Алины. Она даже не ощутила сквозь ткань костюма, только увидела движение. Не похлопал, как старого друга, а именно чуть коснулся – то ли смахнул невидимую пылинку, то ли проверил, что настоящая, не мерещится.

– Да, я в вас не ошибся, – вполголоса сказал он и удалился в глубь сада. Она направилась к дому.

«Лора! Может быть, отец вскоре попробует с тобой помириться. Веди себя с ним естественно – как со мной, и все наладится. Можешь представить, что он – и есть я, только в другом теле. Мы во многом похожи… Если поладила со мной – сможешь и с ним!»

Она отправила типс. Экраны на стенах мигнули, на них сменились картины – бескрайние поля спелой мод-пшеницы, сады деревьев, на которых вперемешку почки, цветы и плоды, пруды, полные рыбешек, стройные колонны грузовиков с лого, неоновая вывеска «Эдем»…

Она сказала Вацлаву правду – работу любит больше всего. Прежний Дом для Алины потерян, но обрела новый в «Мод-Прогрессе», этом огромном, разветвленном хозяйстве, где столько можно подправить, чтобы стало еще лучше, прогрессивней…

Прошло несколько дней, и вышивки Лоры снова появились на стенах комнаты, как раз заполнили пустоты между экранами. Из типсов Алина узнала, что Лору теперь пускают на кухню, где хлопочет у навороченных духовок, хлебопечек и фритюрниц сколько душе угодно. В письмах альты появлялось все больше довольных смайликов. Сама Алина, как бы ни была занята, каждую неделю писала письма родителям.

Она просматривала эскизы упаковок, в которых покупатели смогут увозить из цехов-столовых недельный запас еды на семью, когда в голове прозвучал голос:

«Мне нравится вот этот! Кавайный самоварчик…»

«Лора! – сразу поняла Алина. – Я тебя слышу!»

«Да, и я тебя! – радостно воскликнула альта. – Ой, а где мы? Че за комната?»

– Мой кабинет, – ответила Алина по привычке вслух.

«А где ты? Че не вижу? В шкаф спряталась?.. А-а, поняла, это сон! Мы ж не можем друг друга слышать в реа…»

Голос уплывал, альта уходила прихотливыми тропками очередного сна – туда, где Алине места не было. Этот краткий мысленный контакт – знак того, что процесс идет по плану: началась стадия диффузии, о которой говорил психотрансплантолог, близок синтез…