Текст книги "Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

Первыми нас навестили отец Ко Чи Та и До Ту За. Не успели они переступить порог, как До Ту За принялась все критиковать:

– Ну и забрались вы! Пока дойдешь от автобусной остановки, глаза на лоб вылезут. Представляю себе, когда приходится вставать бедному Ко Чи Та, чтобы успеть вовремя на работу!

Мне неимоверно хотелось ответить ей резкостью, но я сдержалась ради Ко Чи Та. Обойдя дом и заглянув во все углы, До Ту За резюмировала:

– Ничего, жить можно.

Наши заботы и трудности ее не волновали, помощи она, конечно, не предложила, а отец только сказал:

– Не мешало бы приобрести еще одну кровать.

Ко Чи Та вставал рано. Нежиться в постели, как он любил это делать, когда мы жили у его родителей, времени не хватало. Ему нужно было каждое утро наполнить бочку колодезной водой и подмести двор, этим его утренняя работа по дому исчерпывалась. Умывшись, он завтракал и уезжал в контору. Все прочие домашние заботы легли на мои плечи. И воду-то он таскал только потому, что я была беременна. Теперь, когда мы стали жить одни, Ко Чи Та меня во многом разочаровал. И самое обидное было то, что он относился к своему дому с откровенным равнодушием. Ведь я никогда не стремилась к тому, чтобы он занимался кухонными делами. Мне и самой это было не по душе. Но заменить перегоревшую лампочку, починить полку для обуви, забить гвоздь, повесить веревку – это-то он мог сделать! А мне приходилось по всякому поводу обращаться к соседям. К счастью, соседи здесь оказались отнюдь не такими, как предполагал Ко Чи Та, а скромными добрыми людьми, готовыми в любой момент прийти на помощь В основном это были кустари и мелкие торговцы. Первые, как правило, мастерили всевозможную утварь из жести, вторые продавали цветы. И у тех и у других доходы были настолько мизерные, что их едва хватало, чтобы свести концы с концами.

Вскоре после нашего переезда случилась пренеприятная история. С тыльной стороны нашего дома, вплотную к забору, примыкало несколько жалких лачужек. Они так тесно прижались друг к другу, что между ними не оставалось почти никакого зазора. И вот в одной из этих бедных лачуг умерла старуха. Гроб с телом, по обычаю, положено выносить с западной стороны. Однако соседний дом стоял настолько близко, что проходу мешал брус его дверной рамы, а хозяева разобрать его отказывались. Более того, хозяйка этого дома пришла ко мне и принялась уговаривать меня ни под каким видом не пускать похоронную процессию через наш lвор.

– Если будут просить, ни за что не соглашайся, – настоятельно советовала она, – а не то быть беде.

«Ничего страшного не произойдет, если гроб пронесут через наш двор», – уговаривала я себя. Я не верила в предрассудки, тем не менее соседка сумела пробудить во мне какую-то необъяснимую тревогу. Вечером, когда Ко Чи Та вернулся с работы, я рассказала ему о своих переживаниях, и он, к моему удивлению, поддержал хозяйку.

– Она совершенно права – пускать не надо. Неизвестно еще, чем все это может кончиться.

– Вот тебе раз! Если люди попросят, как я смогу им отказать? У них ведь нет другого выхода – не могут же они оставить покойника в доме! Хоронить-то все равно придется.

– Похороны завтра?

– Завтра. Отпросился бы ты завтра пораньше, чтобы часам к двум быть уже дома.

– Это невозможно. Никто меня не отпустит. Сама поговоришь с ними. Такие вопросы должны решать между собой женщины, а мужчинам вмешиваться не пристало.

– Но я очень боюсь оставаться завтра одна, – сказала я, едва сдерживая слезы.

Ко Чи Та, несмотря на мои просьбы, все-таки не пришел. Я весь день с замиранием сердца прислушивалась к тому, что происходило в соседнем доме. Наконец ударили в гонг. Значит, тело уже вынесли. Странно, как же они вышли из положения?! Позднее я узнала, что соседка все-таки согласилась разобрать свою дверь. Вечером мы с Ко Чи Та пришли в дом умершей и, по обычаю, вручили ее родственникам десять джа. Затем, тоже в соответствии с обычаем, я потребовала пять джа обратно, поскольку была беременна[5]5
  Выражая пожелание здоровья и благополучных родов, бирманцы возвращают часть пожертвования женщине, ожидающей ребенка.


[Закрыть]. Мы, молодые, не чтим этих странных обычаев, однако следуем им в угоду старшим. Потому-то и живучи всякие суеверия и обычаи, что передаются они из поколения в поколение.

Пока Ко Чи Та был занят на работе, я готовила приданое для ребенка и даже сшила себе широкую блузу, чтобы скрыть живот. Мне были приятны все эти хлопоты, и я охотно посвящала им свое время. Вскоре мама прислала письмо, в котором сообщала, что собирается приехать, посмотреть, как мы устроились, помолиться в местных храмах и проконсультироваться с врачом по поводу своего зрения. Ко Чи Та слушал письмо мамы молча.

– О чем ты думаешь, Ко Чи Та? – спросила я, глядя на его задумчивое лицо.

– Боюсь, что твоя мама будет недовольна. Ведь ни я, ни мои родственники ничего существенного для нашей семьи не сделали.

– Интересно, а на чьи деньги мы существуем? Не на твою ли зарплату?!

– Я не об этом. У нас до сих пор нет ни второй кровати, ни стола.

– Мама ничего не скажет. Вот увидишь. У меня мама не такая.

На следующий день Ко Чи Та привез на грузовике кровать. Оказывается, деньги ему дал отец, и кровать пришлась как нельзя кстати. Мы провозились с ней весь вечер, двигали с места на место. Это происходило как раз накануне приезда мамы, и мне очень хотелось, чтобы ее мнение о моем муже было как можно более благоприятным.

На вокзал встречать маму Ко Чи Та поехал один. Мама вышла из вагона увешанная сумками, свертками, пакетами. Тетка с ней не приехала, осталась сторожить дом, но зато прислала банку моего любимого маринованного манго собственного приготовления.

– Я вам кое-что привезла, – объявила мама, едва переступив порог дома. – Вот банка с рыбной приправой. Говорят, у вас тут продают совсем несъедобную. А вот рыбка сушеная. Пусть Ко Чи Та отвезет немного своим родителям. А это рис. Очень хороший. В канистре – арахисовое масло.

Все, что привезла мама, было, конечно, очень кстати, но я чувствовала себя перед ней неловко.

Выложив гостинцы, мама принялась осматривать дом и осталась очень довольна.

– Мы еще ничего не успели приобрести, – робко оправдывалась я.

– Ничего лишнего покупать не надо, – наставляла меня в свою очередь мама. – Только самое необходимое. Живите экономно. Деньги надо беречь. Они всегда пригодятся. Будут деньги – будет все, чего пожелаешь. А как у тебя с работой?

– Ко Чи Та настаивает, чтобы я работала только учительницей. В одном месте обещали, – соврала я, чтобы ее не расстраивать. В действительности же я намеревалась давать частные уроки детям из соседних домов.

Я возила маму по Рангуну, показывала ей наши достопримечательности. Родственников Ко Чи Та мы не посетили. Уезжала мама налегке – с двумя коробками пирожных.

В один из дней у нас в доме собрались мои подруги по университету: Мья Мья Тин, Кхин Эй И, Ма Мья Нве и еще две новенькие – То То и Энни. Мы стали готовить мохингу[6]6
  Мохинга – национальное бирманское блюдо из лапши, рыбы, гороховой приправы и специй.


[Закрыть].

– Кости из рыбы вынимай тщательно, – командовала я по праву хозяйки. – Смотри, чтобы ни одной не осталось Ма Мья Нве, а ты почему бездельничаешь? Ну-ка бери ступку и принимайся толочь перец. Ой, суп сбежал.

– Что-то ты сегодня раскомандовалась. Себе-то, гляди, взяла работенку полегче.

– Чистить лук ты называешь легкой работой? Посмотри на меня – слезы ручьем текут. Да, кстати, – спохватилась я, вспомнив о своей любимой подруге, – почему вы не взяли с собой Чи Мья У? Зря вы так к ней относитесь. Она добрая, – сказала я.

– Как мы к ней относимся? Мы ее приглашали, а она ответила, что занята, у нее свидание.

– С кем она сейчас встречается?

– С каким-то высоким, стройным парнем. И больше, кажется, ни с кем, – сказала Ма Мья Нве, которая всегда все обо всех знала.

– Она своих ухажеров подругам по наследству передает, – съязвила Кхин Эй И.

– Это кому же?

– Ти Та Нве, например.

– Это та новенькая, что ли?

– Да. Она души не чает в Чи Мей У. Очень ей понравилось ходить на приемы в иностранные посольства, – пояснила То То. – Занятия совсем забросила, вот Энни может подтвердить, она так и следует за Чи Мей У по пятам.

Меня огорчил рассказ подруг. Ти Та Нве тогда произвела на меня приятное впечатление. Конечно, она была моложе Чи Мей У и легко могла попасть под ее дурное влияние. Ведь Чи Мей У была уже взрослой и решала жизненные проблемы, исходя из своего возраста. Надо сказать, училась она старательно. На последних экзаменах получила только хорошие и отличные оценки. Я была уверена, что после университета она легко найдет себе работу по вкусу. К тому же ее старший брат занимал весьма солидное положение и мог оказать ей протекцию.

– Девочки, хватит болтать. Пора жарить рыбу, – скомандовала Мья Мья Тин, размахивая сковородкой.

Меня от работы освободили. Сидя на стуле, я наблюдала за подругами. Поварихи они были не бог весть какие, но в тот вечер нам всем было очень весело.

– Давай теперь твоих друзей пригласим, – предложила я Ко Чи Та, когда мы проводили моих подруг. – Накормим их хорошенько.

– Прежде чем кормить, их поить надо.

– Ну и что же! Они ведь нам помогают. На закуску я приготовлю сушеную говядину с хрустящим картофелем.

– О! Да ты у меня отличная кулинарка, – сказал Ко Чи Та, нежно обняв меня за талию.

«А как же может быть иначе?» – хотела возразить я, но сдержалась.

– Послушай, Ко Чи Та, мне необходимо в ближайшую пятницу показаться врачу. Надеюсь, ты меня проводишь.

– Нет, дорогая, на сей раз тебе придется идти одной. Мне уже просто неудобно без конца отпрашиваться. Если меня и отпустят, то все равно ненадолго, а в поликлинике, сама знаешь, полдня можно прождать.

Я очень не люблю ходить по врачам, но делать нечего, и я решила обратиться к Мья Мья Тин. Она обещала договориться на работе, чтобы ее отпустили.

В пятницу около восьми часов утра мы уже заняли очередь в регистратуру. Талон к врачу получили сравнительно быстро. Зато более часа простояли в антропометрическую комнату.

– Смотрю я на этих несчастных женщин, и у меня пропадает всякое желание выходить замуж, – сокрушенно покачала головой Мья Мья Тин, когда мы сидели перед дверью лаборатории.

– А я тоже второй раз рожать не собираюсь, – ответила я.

В терапевтическом кабинете прием вели одновременно два врача, а ожидающих было примерно сто человек.

– Расстегивайте пуговицы заранее, – предупредила медицинская сестра.

На осмотр каждой врач тратил не более полминуты.

– Смотрю я на безобразие, которое здесь творится, и думаю: кто помещает в газетах благодарности врачам из родильных домов? Неужели те, кто проходит обследование здесь?

– В газеты пишут только артистки и жены влиятельных чиновников. А здесь одна беднота.

На следующий день ко мне заехала Чи Мей У и сразу же принялась меня отчитывать.

– Мья Мья Тин рассказала мне, где вы вчера с ней были. Она скоро станет мужененавистницей.

– Да, пожалуй, зря я ее с собой потащила.

– Ты, Хлайн, глупая. Зачем ты туда ходишь? Есть ведь частные врачи.

– Но у меня нет знакомых врачей.

– Любой врач примет тебя словно родную дочь. Лишь бы деньги заплатила.

Послушавшись совета Чи Мей У, я отправилась в ближайшую частную клинику. Там действительно все было по-иному: меня тщательно осмотрели, взяли нужные анализы, дали полезные советы. Да и пациентки были совсем не похожи на тех, которых я видела в поликлинике.

– Ко Чи Та, проснись. Наша девочка заболела. Она все время плачет. Я уже полчаса ношу ее на руках и никак не могу успокоить. Попробуй теперь ты ее покачать.

– Смажь ей животик мазью, которую прописал доктор.

– Этой мазью нельзя злоупотреблять. Вставай. Я измучилась вконец.

– Но мне ведь завтра рано на работу.

– Не один ты работаешь. Если я не хожу на работу, это не значит, что я бездельничаю, – возмутилась я.

Со дня рождения дочери прошло всего два месяца. Я чувствовала себя еще очень слабой. Держать ребенка на руках да еще ходить с ним по комнате было невыносимо тяжело. Между тем муж мой в это время спал, завернувшись с головой одеялом, чтобы не слышать детского плача.

– Ладно, давай ее мне, – сказал он, нехотя поднимаясь с постели.

Странными мне кажутся мужья, которые считают, что их обязанность ограничивается только тем, чтобы зарабатывать деньги. Кто же, как не муж, поможет жене восстановить силы после родов?!

– Между прочим, если мне не удастся хоть немного поспать, завтра я не смогу возиться с ребенком целый день. Это-то ты понимаешь? В данном случае я думаю не о себе, а о нашем ребенке. Прости, что потревожила.

– Ну, что ты разошлась? Сказала бы спокойно, что надо покачать дочь, и я бы без разговоров сделал все, что нужно.

– Неужели ты сам не слышишь, что ребенок плачет?

– Не слышу.

– Так я тебе и поверила! Ты только делаешь вид, будто не слышишь. Боишься недоспать. А я не высыпаюсь уже два месяца.

– В конце концов, укачивать грудного ребенка – это прежде всего обязанность матери.

– Конечно, это моя обязанность. И все прочие домашние дела – тоже моя обязанность. Твое же дело – вовремя принести зарплату, да?! А то, что в доме происходит, тебя не касается, ты это имеешь в виду?

– Хлайн, скажи, почему ты так раздражена?

– Потому что тебе наплевать на все мои переживания.

Ко Чи Та молча ходил по комнате с дочкой на руках. Я же, едва коснувшись головой подушки, моментально заснула. Утром я, конечно, проспала и завтрак не приготовила. Проснулась я оттого, что почувствовала прикосновение чьих-то губ. Я поспешно вскочила с постели, но Ко Чи Та меня остановил:

– Лежи, лежи. Я сходил в соседнюю чайную и принес жареного риса. Твоя порция на сковородке. Чайник на плите. Пока. Я побежал.

От его заботливой ласки мне стало так тепло, что я тотчас забыла свою вчерашнюю обиду и теперь корила себя за невыдержанность. Ведь Ко Чи Та привык с детства к опеке родных и жил в общем-то беззаботно. Поэтому сегодня он, можно сказать, совершал подвиг: самостоятельно проснулся, побеспокоился о завтраке и даже собственноручно погладил свою рубашку.

Утром я повезла ребенка к врачу. Найти такси оказалось невозможно, и мне пришлось ехать в переполненном автобусе. Дочка надрывно кричала, а я никак не могла ее успокоить и в конце концов, подавив в себе стыд, стала при всех кормить ее грудью.

– Вы не могли бы поосторожней? – услышала я недовольный женский голос.

– Извините. Я задел вас нечаянно, – ответил мужчина.

– Вы что, меня за дурочку принимаете! Перестаньте безобразничать! – продолжала женщина.

– Если вас не устраивает автобус, пользуйтесь личным автомобилем.

Голос женщины мне показался удивительно знакомым. Я обернулась и увидела То То. Пылая от негодования, она воинственно размахивала складным зонтиком. Пассажиры с любопытством наблюдали за происходящим, однако вмешиваться никто не стал.

– Иди ко мне. Здесь есть свободное место, – позвала я То То.

Увидев меня, То То несколько поостыла, но сесть отказалась. Она вышла вместе со мной на следующей остановке.

– Какой мерзавец! Сначала положил свою руку на мою. Потом начал прижиматься ко мне. В конце концов я не выдержала.

– И правильно сделала. В таких случаях нельзя давать спуску. Если оставить без внимания бестактность мужчин, они и вовсе перестанут нас уважать. Кстати, далеко ли ты едешь?

– Я была у тетки. Хотела проехать в город, но теперь всякая охота отпала. Можно, я тебя провожу?

Общежитие То То находилось по пути в детскую поликлинику, и мы пошли вместе. Все мои подруги были на занятиях, и мне удалось повидать только Ти Та Нве. Она стояла в холле, беседуя с каким-то парнем.

Домой я вернулась совершенно без сил и, пока укачивала ребенка, уснула сама. Проснулась только тогда, когда Ко Чи Та вернулся с работы.

– Ты уже пришел? Сколько времени?

– Шестой час.

– Ой, а я еще не приготовила ужин.

Я побежала на кухню.

– Ты, наверное, голоден? Мы сегодня ездили к врачу в детскую поликлинику. Уйму времени потратили и безумно устали.

– Сейчас ей, по-моему, лучше.

– Кажется, лучше. Температура спала, и она немножко поспала. А что было ночью, мне и вспомнить страшно. Ты, конечно, ничего не слышал, – не удержалась я, чтобы еще раз не высказать своего неудовольствия.

Пассивность мужчин известна всем. Это определяющее свойство их характера. Для того, чтобы они что-либо сделали, их надо как следует надоумить. Поняв, что опять взяла неправильный тон, я пошла на попятный:

– Не сердись, Ко Чи Та, мне хочется, чтобы мой муж побольше заботился о семье, почаще думал о нас с дочкой.

– Ты не права, Хлайн, – снисходительно ответил Ко Чи Та. – Я и домой вовремя прихожу, и зарплату всю тебе отдаю, не пью, другими женщинами не увлекаюсь. Не муж, а сущий клад.

– Это сугубо мужская философия.

– Скорее женская, чем мужская. Поговори с теми, у которых мужья пьют, играют в карты, общаются с продажными женщинами, – тогда и тебе станет ясно, что ты отнюдь не самая несчастная. Что ты от меня хочешь? Ты занимайся своим делом, а я буду заниматься своим.

– Под словом «муж» я имею в виду человека, который является стержнем семьи, на которого можно положиться в любой ситуации. Ну, а что касается алкоголиков, картежников, развратников, их я попросту не принимаю в расчет. Они не имеют права называться мужьями.

Наша полемика на семейную тему происходила в кухне. Я готовила ужин, а Ко Чи Та сидел рядом и, слушая мои разглагольствования, время от времени осторожно высказывал свои возражения.

– Ты слишком многого хочешь, Хлайн.

– А ты хочешь, чтобы мы с дочкой были сами по себе, а ты сам по себе? Ты хочешь, чтобы я на твое отчуждение смотрела сквозь пальцы? Твоя философия – философия мужика. А мне желательно, чтобы мой муж был на голову выше.

– Короче говоря, ты ошиблась в своем выборе?

– Да, я совершила ошибку, – все больше распалялась я. – Мне вообще не следовало выходить замуж.

Услышав мои слова, Ко Чи Та изменился в лице. Он взглянул на меня как бы со стороны и умолк, погрузившись в свои думы.

– У тебя, конечно, есть все основания расстраиваться. Выйдя замуж за меня, ты не только не обеспечила себе материального благополучия, но еще и расходуешь то немногое, что у тебя имеется.

– Глупости! Это меня волнует меньше всего. Я имела в виду, что нам не надо было жениться. Разве нам с тобой было плохо, когда мы время от времени встречались?

Говоря это, я была предельно искренна. Мне хотелось постоянно ощущать покровительство сильного человека, однако Ко Чи Та был удручен тем, что не мог обеспечить семье материального достатка, и это неизбежно сказывалось на его настроении.

Ужинали мы молча. Я целый день провозилась с дочерью и не сходила на базар, поэтому вместо мясной приправы к рису приготовила приправу из картофеля. Для меня не имело значения, что я ем: важно было утолить голод. Ко Чи Та поковырялся в тарелке и, съев немного риса, вышел из-за стола. Следовательно, у меня появился еще один повод для недовольства. Все это, однако, были мелочи; существенная причина, вызвавшая мое раздражение, состояла в следующем. Мы уехали из дома Ко Чи Та почти год назад, но до сих пор не оформили наши продовольственные карточки, по которым можно было покупать значительную часть необходимых нам товаров в государственном магазине. Ограничиться услугами одного только рынка было просто невозможно. Цены росли с неимоверной быстротой, и уложиться в наш скромный бюджет было чрезвычайно трудно. Для получения продовольственных карточек необходимо было представить так называемую форму номер десять и прикрепиться к магазину, расположенному по месту жительства. Причитающуюся мне форму мама по моей просьбе выслала из Пегу. Ко Чи Та надлежало открепиться в магазине по месту нашего прежнего жительства, однако, несмотря на мои неоднократные напоминания, он этого не делал.

– Вот тебе еще одно свидетельство того, что ты совершенно не заботишься о семье. И не только не заботишься, но еще и создаешь дополнительные трудности. Ведь без карточек я не могу купить ребенку даже сухого молока! Ткань для пеленок мать прислала мне из Пегу. Если мы все будем покупать на рынке, то скоро пойдем по миру. В прошлом месяце, чтобы свести концы с концами, мне пришлось продать кольцо.

– Хорошо, хорошо. Завтра я все сделаю, – ответил Ко Чи Та, но и на сей раз не сдержал слова. Мне не оставалось ничего иного, как действовать самостоятельно. Оставив дочь у соседей, я поехала к родителям Ко Чи Та. Уж очень не хотелось мне с ними лишний раз встречаться, но другого выхода не было. Тетушка До Ту За встретила меня почти враждебно и поначалу отказалась отдавать карточку Ко Чи Та. Получив от нее несколько назидательных рекомендаций, я помчалась в регистрационную контору районного комитета. Там, как и следовало ожидать, все начальство отсутствовало. Протолкавшись без толку до обеденного перерыва, огорченная и усталая, я отправилась восвояси.

Завидев меня, соседка облегченно вздохнула. Дочка, очевидно, проголодалась и раскапризничалась так, что та не могла с ней справиться. Сухого молока у меня не было, пришлось дать ей жидкого кофе. Но дочка не захотела его пить и раскричалась еще громче. Успокоилась она, лишь когда я стала кормить ее грудью. В тот день Ко Чи Та пришел позже обычного, и от него попахивало вином. Давая понять, что мне этот запах неприятен, я сморщила нос, а он подошел к дочке и взял ее на руки.

– Есть хочется. Что у нас сегодня на ужин? – спросил он, не обращая внимания на мои гримасы.

– Ничего. Некогда мне было готовить. Целый день по городу моталась.

– А что тебе там понадобилось?

– Хотела наконец получить карточки. Ты ведь не желаешь и пальцем пошевельнуть. То у тебя работа, то встречи с друзьями. Где уж тебе за карточками бегать! А мое место, как ты сам определил, дома, на кухне. Как тебе известно, денег за то, что я весь день как белка в колесе кручусь, мне никто не платит. Поэтому приходится все время ломать голову над тем, как выкрутиться, чтобы хватило до следующей зарплаты моего дорогого муженька.

Ко Чи Та снова досталось от меня. Я очень устала и была крайне раздражена.

– Все это вполне естественно. Так и должно быть. Если муж очень занят, то жена берет часть забот на себя, – коротко парировал он мое грубое многословие.

– Я хочу, чтобы ты понял одно. Хорошо, что ты приносишь мне триста джа в месяц. Но я жду и твоего непосредственного участия в семейных делах.

– По-моему, ты и одна прекрасно справляешься со своими обязанностями. Лучше тебя я все равно не сделаю.

– Меня этому научила жизнь, и тебя научит. Только ты стараешься всеми возможными способами оградить себя от забот. А это называется эгоизмом!

– И как у тебя поворачивается язык называть меня эгоистом?! От тебя только и слышишь, – то ты устала, то тебе денег не хватает. Да к тому же ты еще считаешь, что я живу за твой счет. Хорошо, я скажу тебе! Я нашел себе дополнительную работу. Может быть, теперь ты перестанешь упрекать меня, – закричал, не сдержавшись, Ко Чи Та.

Он резко повернулся, положил дочку на кровать и быстро вышел из дома. Я схватила плачущего ребенка, прижала к себе и разрыдалась.

Ко Чи Та не питал пристрастия ни к вину, ни к сигаретам. Только в компании друзей, на свадьбе или на вечеринке, устроенной по какому-либо случаю, он изменял своему обыкновению. Если по той или иной причине ему приходилось задержаться, он заранее ставил меня об этом в известность. Сегодня он пренебрег этим обыкновением, по-видимому, был слишком расстроен.

Когда Ко Чи Та вернулся, я лежала в постели и плакала. Он молча разделся, лег и укрылся с головой. Я вспомнила, как он обещал, что ни при каких обстоятельствах не допустит, чтобы его любимая огорчалась. А сейчас повернулся ко мне спиной и даже не попытался меня утешить… От этого мне стало еще обидней.

Утром Ко Чи Та поднялся раньше обычного и, не позавтракав, ушел на работу. Я занялась домашними делами. Сердце у меня ныло. Как наладить отношения – над этим я ломала голову весь день, однако так и не смогла ничего придумать.

С работы Ко Чи Та пришел рано. В руках он держал несколько свертков.

– Я купил ведро. Наше, кажется, прохудилось. И щетку, чтобы вытирать перед дверью ноги. А это колбаса. Пожарь-ка ее, – попросил он, протягивая мне покупки. Я молча взяла их, не смея поднять на него глаз.

– Да, чуть было не забыл. Вот еще чашка для дочки.

Чашка, в которой я разводила молоко, разбилась. Я неоднократно просила Ко Чи Та купить новую, но он постоянно забывал об этом. По-видимому, наш вчерашний разговор пошел ему на пользу.

Я отправилась в кухню и тут только вспомнила, что колбаса – его любимое блюдо. Кажется, за все время, что мы живем в этом доме, я ни разу ее ему не жарила. Тем временем Ко Чи Та принял душ и уселся за стол. На сердце у меня вдруг стало легко и спокойно. А когда зашевелилась дочка, мы, не сговариваясь, бросились к кроватке и едва не столкнулись лбами.

– Хлайн, ты ешь, а я пока ее подержу.

– Нет. Я подержу, а ты поешь первым.

Мы стояли рядом, не зная, как поступить. Тут я не выдержала и рассмеялась. Затем взяла дочь на руки и вместе с ней села за стол.

– Хлайн, мы давно не были в кино. Сегодня идет хорошая картина. Пойдем? – предложил однажды в воскресенье Ко Чи Та.

С тех пор как у нас родился ребенок, о кино мы и думать забыли.

– А куда мы денем дочку? Опять к соседям? Я им и так уж надоела.

– С собой возьмем. В конце концов, не сидеть же тебе вечно затворницей? Пойдем.

Ко Чи Та меня уговорил, и я стала собираться. Вернее, начала собирать дочь. Надо было приготовить бутылочку с молоком, соску, запасные пелёнки, полотенце и прочее. В былые времена, когда я еще жила в общежитии, я тратила на собственный туалет не менее получаса. И все это время Ко Чи Та терпеливо дожидался меня на улице. Теперь же о наведении красоты не могло быть и речи. Да мне ничего подобного и в голову не приходило. Я была всецело поглощена заботами о хозяйстве и о ребенке.

– Может быть, попробуешь поймать такси? – предложила я.

Ко Чи Та в поисках такси провел на стоянке минут пятнадцать, но, так и не найдя, вернулся домой. Пришлось ехать на автобусе. А когда приехали, то оказалось, что в кассе билетов нет. С рук же их продавали втридорога. Я считала покупку билетов у спекулянтов непозволительной для нас роскошью, но Ко Чи Та настоял на своем, и вскоре мы сидели в зрительном зале. Поначалу дочка вела себя сносно, но по мере того, как в зале становилось все более душно, она чаще и чаще принималась хныкать. Я пыталась давать ей соску, поила молоком, но она не умолкала и наконец разревелась во весь голос. Зрители начали неодобрительно шикать, и Ко Чи Та пришлось выйти с ней на улицу. Я осталась одна. Раньше кинозал служил для нас с Ко Чи Та местом уединения. Если фильм был интересный, мы смотрели его, взявшись за руки и склонив друг к другу головы. Если же он нас не увлекал, мы находили утешение в тихой ласке, в возможности посидеть рядом.

Спустя некоторое время Ко Чи Та вернулся. Дочка успокоилась и заснула, я положила ее к себе на колени, а когда фильм закончился, с огорчением обнаружила, что моя единственная нарядная юбка стала жертвой моей собственной неосмотрительности – она была мокрой. В результате это развлечение удовольствия нам не доставило.

Весь наш семейный бюджет состоял из ежемесячно получаемых Ко Чи Та трехсот семидесяти пяти джа, из которых двести сорок три джа уходили на жизнь.

Таким образом, на все прочие, а точнее, столь же необходимые расходы оставалось всего сто тридцать два джа. И это на целый месяц! Всякий раз, когда я брала в руки тетрадь, где записывала наши расходы, я ломала себе голову над тем, что еще можно заложить в ломбард, чтобы дотянуть до следующей зарплаты. И, как назло, возникали все новые и зачастую непредвиденные обстоятельства, требовавшие дополнительных трат. То на работе у Ко Чи Та собирали деньги на какое-нибудь мероприятие, то приходилось лишний раз показать ребенка врачу. А иной раз мы допускали перерасход электроэнергии, и в результате полученный счет за электричество приводил нас в уныние.

В среднем мы платили не больше шести джа в месяц, и так как касса находилась неподалеку от конторы Ко Чи Та, я тотчас по получении счета вручала ему деньги и просила немедленно погасить задолженность. Однако он, как это ему свойственно, откладывал со дня на день, пока не забывал о моем поручении окончательно. В результате мы получили извещение, что наша задолженность за электричество составляет семьдесят джа.

– Не волнуйся, – утешал он меня. – Дня через три-четыре деньги у меня появятся. А заплатить нам надо в течение недели. Все будет в порядке.

– Откуда ты возьмешь деньги?

– Я кое-что продал.

– Что именно?

– Ко Тхун Та попросил меня продать часы и сказал, что если я сумею их продать подороже, то полученные сверх их стоимости деньги будут мои.

– Часы старые?

– Новые.

– Ты что, занялся спекуляцией?

– Какая там спекуляция! Ладно. Ты в это дело не вникай, дай лучше чего-нибудь поесть.

К этому разговору мы больше не возвращались.

– А тебе повезло, что мы поселились в этом доме: здесь зелени много, – заметил Ко Чи Та, принимаясь за ужин.

– Ты это к чему?

– Ты в каждое блюдо добавляешь столько травы, что, если бы нам пришлось ее покупать на базаре, мы бы по миру пошли.

– Тебе не нравится то, что я готовлю?

– Я беспокоюсь не о себе. Ты кормишь ребенка грудью, и вряд ли вся эта трава способна заменить тебе полноценную пищу.

– Так я ведь ем не одну только зелень. По-твоему, яйца, картошка, бобы, мясо не питательны?

В вопросе питания я руководствовалась рекомендациями врачей, почерпнутыми мною из специальной брошюры и содержащими перечень продуктов, необходимых для кормящей матери. Таким образом, со вкусами Ко Чи Та мне не удавалось считаться и потому, что главной моей заботой был ребенок, и потому, что мы постоянно были стеснены в материальном отношении. Это его обижало, и обстановка у нас в доме день ото дня становилась все напряженнее.

Неделя, которую нам дали для оплаты счета за электричество, истекала, а денег не было. Удивительная вещь – время. Когда тебя одолевает нетерпение – кажется, что ему конца не будет, если же тебя ждет какая-либо неприятность – оно летит с неумолимой быстротой.

Ко Чи Та о деньгах, которые обещал достать, ничего не говорил, и я начала волноваться. Ведь могут в любой день отключить электричество. И дело даже не в том, что это породит массу трудностей, главное – стыдно будет перед людьми, живущими рядом. Вчера, например, соседка выразила сожаление, что не догадалась вместе со своим счетом оплатить и наш. Не могла же я ей признаться, что у нас нет денег. Как досадна, как унизительна порой бывает бедность!

В канун истечения отведенного нам для уплаты задолженности срока не успел Ко Чи Та переступить порог дома, как я сразу же напомнила ему о его обещании добыть деньги. Он раздраженно повел плечами и угрюмо сказал: