Текст книги "Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Ядэ тоже пришла сюда молить божество о заступничестве. Она чувствовала, что подошла к последней черте, и надеялась на помощь божества. Женщина опустилась на колени прямо в грязь и принялась исступленно молиться. Потом стала гадать, и гаданье определило ей цифры: тройку и шестерку. Закончив это важное дело, она вернулась домой. На ее лице лежало выражение суровой торжественности и напряженности, за которым угадывалось большое внутреннее удовлетворение. На лотерейных билетах она старательно вывела пары цифр, определившиеся при гаданье.

«Возможно, в последний раз!» – подумала она.

Затем на каждом из шести билетов, помеченных магическими знаками, она решительно написала цифру – тридцать долларов. При этом рука ее дрожала, как у той ученицы, которая пишет в первый раз в своей жизни. Написав общую сумму – сто восемьдесят долларов, она облегченно вздохнула, словно сбросила тяжелую ношу. А потом она уснула, и ее сон был спокойным, безмятежным.

Поздно вечером она вышла из дому, как делала всегда в последнее время. Только сегодня она не знала, куда пойти. В этот вечер к ней домой несколько раз прибегала Свиная Туша, вся кипевшая от злости. Она кляла Ядэ за строптивый нрав. Эта девка снова заставила ждать почтенных и влиятельных клиентов!

Ядэ вернулась домой лишь в полночь. Соседка сообщила, что за ней уже несколько раз приходили. Но молодая женщина ничего не ответила, только усмехнулась и пошла к себе. Она легла в постель и стала ждать рассвета, который должен был принести ей нечто радостное, чудесное.

И вот оно наконец наступило – долгожданное утро. Как всегда, к ней пришла тетушка Чэнь с новостями: нынче выиграли две тройки. Для Ядэ слова соседки прогремели словно гром среди ясного неба. Она вскрикнула, а потом вдруг оцепенела. Через какое-то время она пришла в себя и бросилась к шкафу с одеждой. Перерыв в нем все сверху донизу, она что-то нашла.

– Теперь я стала рыбой… – зашептала она. – Сейчас я поплыву вслед за тобой!

Она стремительно выбежала из дому, забыв запереть дверь.

Прошел день и наступил вечер, а она не возвращалась. Кто-то из соседей предположил, что она, наверное, рехнулась. А утром следующего дня откуда-то прибежала тетушка Чэнь. Запыхавшись от быстрого бега, она сообщила страшную весть. В Танжонг-Пагаре возле Четвертого склада море прибило к берегу тело женщины. Это была Ядэ, которая, по всей видимости, покончила с собой. Ее волосы были всклокочены, лицо искажено гримасой страдания. На нем лежала печать того горя, которое ей довелось испытать в своей жизни. При утопленнице нашли фотографию, на которой она была изображена вместе с мужем в день свадьбы.

Перевод с китайского Д. Воскресенского

РЕСПУБЛИКА СИНГАПУР

Мяо Сю

Мяо Сю (настоящее имя – Лу Шаодюань) – известный прозаик Сингапура, один из зачинателей современной китайскоязычной литературы этого региона. Его имя появилось в литературе в конце 30-х годов, однако его писательский талант с особой силой проявился в 50–60-е годы. В это время увидели свет наиболее значительные произведения писателя.

Мяо Сю родился в 1920 году в Сингапуре в семье ремесленника. Сменил немало различных профессий: был репортером газеты, конторским служащим, школьным учителем, редактором полосы в местной газете и т. д. В 70-е годы занимался педагогической работой в Наньянском университете. Литературная деятельность, как и у многих других пасателей Сингапура, – его вторая профессия.

Мяо Сю – автор произведений различных жанров. Опубликовано несколько сборников его рассказов: «Шестнадцать» (1955), «Барабаны на обочине» (1958), «Красный туман» (1963), «Среди людей и зверей» (1970) и другие. Широко известны его повести: «Под крышами Сингапура» (1951), «Годы и весны» (1956), «Тревоги маленького города» (1962). В 1960 году Мяо Сю издал крупный роман о борьбе против японских оккупантов – «Огненные волны». В 1976 году выпустил большую повесть «На исходе ночи», посвященную той же теме.

В творчестве Мяо Сю четко прослеживаются две большие темы: жизнь простых людей Сингапура и Малайзии и тема войны. Писатель создал несколько десятков рассказов, в которых изобразил ясизнь разных слоев современного городского общества. В своих произведениях он демонстрирует незаурядный талант реалиста-нравописателя, обладающего острым социальным видением действительности. Нередко он выступает как талантливый сатирик, высмеивающий различные недостатки и пороки, присущие как отдельным личностям, так и обществу в целом. Тема войны, отраженная в его повестях и романе, свидетельствует о гуманизме писателя, знающего цену человеческой жизни и прекрасно сознающего трагические последствия современной войны.

Мяо Сю – талантливый очеркист и литературный критик. Его перу принадлежат многие эссе о писателях, как зарубежных (Хемингуэй, Синклер, Чехов, Достоевский), так и отечественных, а также статьи о специфике китайскоязычной литературы Сингапура и Малайзии. В них он последовательно и твердо отстаивает идеи реалистической, прогрессивной литературы.

Д. Воскресенский

Золотые ножницы

Профессор Ван пролежал в больнице больше недели. И вот наступил день, когда ученый муж, сопровождаемый своей пышнотелой супругой, вернулся в свой «литературный кабинет» – так он называл небольшую комнатушку в старом здании над мастерской велосипедов, на тихой улочке в пригороде. Если бы не черная доска с белыми иероглифами на стене дома – творение самого профессора, никто никогда не догадался бы, что над этой паршивой мастерской скрывается хранилище мудрости и высокого искусства.

Профессор удобно устроился на обшарпанном диване. В таком полулежачем положении, почти не двигаясь, он проводил каждое утро. Его длинные худые ноги свешивались с ложа. На желтых пальцах одной ноги покачивалась матерчатая туфля, другая валялась на полу возле дивана. В комнатушке, набитой самыми разными вещами, царил беспорядок. Подле чайного столика толпились стулья, на письменном столе валялись старые газеты, ученические тетради и разный хлам.

Сквозь стекла плотно закрытой двери виднеется унылое небо, цветом напоминающее тряпку для вытирания пыли. Монотонно и нудно стучит дождь, он идет давно: то затихнет на короткое время, то вновь припустит. Профессору кажется, что сырость проникает в самую душу, и ему делается еще тоскливее. Постепенно кабинет погружается в темноту. За спиной хозяина на полке чернеют плотные ряды переплетенных журналов; несколько лет назад их удалось приобрести по случаю – «Еженедельное развлечение», «Суббота», иллюстрированный «Добрый друг», «Голубая книжка». В то время он мог позволить себе подобные траты. Полка, нависшая над головой профессора, казалось, давит на него, резко выделяя его скуластое, землистое лицо. В маленьком кабинете, наполненном шумом дождя, расплывается уныние…

– Какая пакостная погода, пес ее дери! – слышится глухое ворчанье ученого. Тяжелые веки профессора устало опускаются. Он задумывается. В последнее время жизнь шла вполне сносно, если бы не проклятая болезнь, которую неожиданно подсунула судьба. «Человеку в беде мерещатся духи, и неудачи следуют одна за другой», – гласит поговорка. Так и у него: провалялся в больнице целую неделю, и погода, словно нарочно, испортилась, вот уже три дня, как он дома, а дождь льет не переставая и ветер дует. Чертова погода!

На самом деле судьба лишила Вана своих милостей несколько лет назад, теперь же и совсем от него отвернулась. Обманным путем присвоив себе ученое звание профессора, Ван отправился в Наньян, пролез в университет и начал было читать курс западной литературы. Но, увы, эрудиция его иссякла на первой же лекции, когда он попытался было пересказать студентам изданную в Гонконге книгу Чжэн Чжэньдо[137]137
  Чжэн Чжэньдо (1898–1957) – крупный китайский ученый-литературовед и общественный деятель.


[Закрыть] «Очерки литературы». Студенты освистали профессора, и последний был вынужден исчезнуть.

Потом в разговорах Ван неизменно жаловался на студентов и намекал своему собеседнику, что покинуть университет ему пришлось из-за политических интриг. Он ругал студентов «леваками», «красными», «коммунистами» и кричал, что, если их не перерезать всех до единого, в Поднебесной никогда не установится мир и порядок. Упустив должность в университете, ученый Ван не мог приискать подходящего для себя места, и вскоре его жизнь мало-помалу вошла в русло спокойного, но скучного бытия.

Некоторое время назад, когда открылся его «Литературный кабинет», профессор устроил пресс-конференцию, и местные борзописцы тиснули в своих газетенках несколько хвалебных заметок. У профессора сразу же появилось свыше тридцати учеников, плативших ему по десять долларов каждый. Таким образом, гонорар профессора превышал триста долларов в месяц, что позволяло ему сводить концы с концами. Самое приятное в этой деятельности заключалось в том, что она была нисколько не обременительна, что не так уж часто случается в жизни. Профессор, не выходя из своего кабинета, переписывал у других авторов «Правила сочинительства» и, размножив их как свои собственные лекции, рассылал ученикам, потратив всего несколько медяков на марки. Вот и все хлопоты! К сожалению, столь блаженная жизнь не могла продолжаться вечно. Ученики полагали, что за свои десять долларов в месяц они прямо-таки должны прославиться на литературном поприще. Иначе говоря, они жаждали стать знаменитыми писателями или, на худой конец, модными журналистами. Однако очень скоро многих постигло разочарование. Число учеников стало катастрофически сокращаться, и наконец единственным источником дохода остались взносы мелкого предпринимателя из Джуронга; его старший сын с трудом окончил среднюю школу и сейчас учился у профессора, за что отец регулярно платил сто с небольшим долларов в месяц.

Сравнивая нашу жизнь с огромной сетью, а профессора с жалкой трепещущей рыбешкой, можно сказать, что после возвращения из больницы профессор быстро сообразил, что сеть вокруг него затягивается и вырваться из нее нет никакой возможности…

Ослабевший после болезни, он лежал на старом диване, а возле суетилась его пышнотелая супруга. Она старалась втолковать мужу, что срок аренды давно истек и хозяин уже дважды напоминал о плате. К тому же в доме не осталось ни денег, ни зернышка риса.

– Как нет денег? – взорвался профессор, не выдержав скучных жалоб жены. – Неужели, пока я лежал в больнице, они ничего не заплатили?

– У тебя что, хворь совсем память отшибла? – вскинулась жена. – Ведь сегодня только пят-на-дца-тое, и Адань еще не сбыл свой товар.

Ван тяжело вздохнул.

– Придется попросить рис в долг в лавке «Вечное величие». Мы там постоянные покупатели. Попросим еще разок – ничего с ними не случится!

Простое и мудрое предложение мужа мгновенно вызвало гнев пышной дамы. Она всплеснула толстыми короткими ручками.

– Старый верблюд! – заверещала жена. – Только и знаешь валяться на диване и давать дурацкие советы!

Удивительно, до чего супруги не походили друг на друга. Профессор Ван был худ как жердь, а жена напоминала хорошо откормленную свинью. Любая пища, даже самая низкокалорийная, попав в ее чрево, сразу превращалась в жир и сало.

Профессору почудилось, что огромная туша супруги стала увеличиваться в размерах и вот-вот навалится на него всей тяжестью. Он почувствовал, что задыхается…

– Я… я… – Он попытался что-то сказать, но речь его прервалась. Перед глазами мелькало разъяренное лицо супруги. Наконец женщина исчезла…

Проклятье! В такую мерзкую погоду даже собака не высунет носа из своей конуры, а ему приходится идти. Куда? Где достать деньги? Может быть, лучше остаться? Перед выпиской из больницы доктор говорил, что он еще не совсем поправился и неплохо бы еще немного отлежаться. А жена не понимает. Только вернулся – она сразу устраивает скандал. Глупая баба! Надо было остаться в больнице. Лежал бы себе тихонько в общей палате…

Все эти три дня профессор Ван пребывал в мрачном настроении. Стараясь не делать лишних движений, он лежал на обшарпанном диване, покидая его лишь по двум надобностям: справить нужду или поесть. На злобное ворчанье жены он не обращал внимания, делая вид, будто ничего не слышит и не видит.

В это хмурое утро на душе профессора было особенно тоскливо. Из кухни, где жена готовила завтрак, доносился оглушительный грохот: назло мужу она что было мочи гремела пустыми железными коробками для риса. Профессор неподвижно лежал с закрытыми глазами и тяжело вздыхал, как вдруг его потревожило чье-то прикосновение.

– Папа! Тебе письмо!

Перед ним стоял младший сын, ученик пятого класса начальной школы.

Профессор вскрыл конверт и обнаружил в нем письмо от своего последнего ученика. Дьявольщина! И этот отказывается от уроков! Профессор скомкал листок и злобно швырнул его в плевательницу, стоявшую под низким чайным столиком. Он презрительно усмехнулся и пробурчал что-то нечленораздельное, при этом его исказившееся лицо испугало мальчика, и тст юркнул в уголок.

Тем временем на столике появилась миска с жидкой кашицей, от которой поднималось облачко пара, и две тарелки, на одной – ломтики соленых яиц, на другой – горстка маринованных овощей: обычный завтрак. Струйка холодного воздуха, проникшая в комнату, донесла до чуткого носа профессора запахи пищи. В животе раздалось громкое, вызывающее урчание. Профессор даже немного приподнялся на своем ложе и уже было опустил ногу, стараясь нащупать туфлю, как тут зазвенел звонок.

– Акай, взгляни, кто там пришел! – крикнул он сыну.

Мальчик побежал к двери.

– Папа! Это к тебе! – раздался его звонкий голос.

– Проводи гостя!

Профессор принял сидячее положение.

В комнату вошел молодой человек, его земляк Сунь. В те памятные времена, когда профессор жил не столь убого, как сейчас, он частенько заглядывал в землячество сыграть несколько партий в мацзян. В числе его постоянных партнеров был и Сунь. Но в последнее время они не встречались, и неожиданный этот визит удивил хозяина.

– А, господин Сунь! Какой редкий гость! Присаживайтесь, пожалуйста, прошу вас! – Хозяин изобразил что-то вроде поклона, однако положение на диване не изменил.

Крупное квадратное лицо гостя, одетого в перешитую военную куртку, было покрыто капельками пота, хотя в эту пасмурную погоду жары совсем не чувствовалось. Сунь уселся на стул возле чайного столика и, отерев платком лицо, внимательно оглядел комнату.

– Господин профессор! – обратился он к хозяину, обнажив два ряда крупных, как клыки, желтых зубов. – Наверно, не очень просто найти такое помещение, как ваше. – На самом деле он подумал, что такая дыра совсем не похожа на кабинет ученого.

– Здесь очень удобное сообщение! – проговорил Ван. Он откинул голову на спинку дивана. Из-под тяжелых полуопущенных век на гостя смотрели мутные глаза. – Если на пристани вы сядете в автобус номер один, он довезет вас прямо до нашего дома. Остановка, можно сказать, возле самых дверей!

В комнате появился сын профессора с двумя чашечками.

– Господин Сунь, прошу вас!

Гость взял чашечку. Чай был очень жидкий, на поверхности плавало несколько чаинок. Гость отхлебнул из чашки, но никакого вкуса не почувствовал. Тем временем хозяин снял крышки с двух стеклянных вазочек, стоявших на чайном столике. Одна была наполовину заполнена мелким жареным арахисом, во второй гость заметил немного арбузных семечек, не больше щепотки.

– Прошу вас, отведайте! – предложил хозяин, наклонившись вперед, а затем снова откинувшись на спинку дивана. На его лице появилось страдальческое выражение.

Гость извлек из вазочки два зернышка арахиса и сунул их в рот. Орешки даже не хрустнули. Они оказались вязкими и прилипали к зубам. Очевидно, они пролежали в вазочке много дней. Гость нахмурил брови. Попробовать арбузные семечки он не решился.

– Мне кажется, я пришел к вам не совсем вовремя! – Гость бросил взгляд на стол, где стоял завтрак. В его голосе послышались извиняющиеся нотки. – Помешал вам завтракать!

– О, что вы! Пустяки! – встрепенулся хозяин. – Просто жена должна накормить сына, ему пора в школу… А сам я целую неделю пролежал в больнице и только на днях выписался. Врач велел мне посидеть несколько дней дома. Вот я и не встаю с дивана. Представьте, мне совсем не хочется есть. Наверное, оттого, что я почти не двигаюсь. Могу не есть целый день, и хоть бы что…

– Да, после болезни следует хорошо отдохнуть… Ну и, конечно, соблюдать диету, ни в коем случае не переедать, – согласился гость. Взглянув на этого полумертвеца, Сунь подумал, что хозяин магазина, пославший его, явно просчитался. То ли дело пригласить на открытие своего заведения соблазнительных певичек или танцовщиц… А он решил позвать этого жалкого книжного червя. Странное желание! Хозяин, правда, заметил, что приглашение ученого для разрезания ленты лишено банальности и свидетельствует о тонком вкусе. Чудак!

– Как жаль, что вы не вполне поправились! – проговорил Сунь. – Дело в том, что послезавтра, в субботу, состоится открытие нашего часового магазина. Мой хозяин рассчитывал на вашу помощь! Он хотел, чтобы вы разрезали ленту…

Предложение гостя сулило деньги. Сердце Вана радостно забилось, и в глазах появился отсутствовавший дотоле блеск.

– О, это не имеет никакого значения, – торопливо ответил он. – Но я не очень хорошо знаком с вашим хозяином, впрочем, мы тоже, кажется, с ним земляки, поэтому мой долг помочь ему… Только и у меня будет к нему небольшая просьба.

– Какая же? – Гость удивился такому быстрому согласию. В его представлении профессор для поддержания своего авторитета должен был немного поломаться.

– Мне бы хотелось, чтобы ваш хозяин дал бы в газеты сообщение о моем приглашении на церемонию разрезания ленты. И еще: чтобы в газетах обязательно поместили мою фотографию. Словом, я хочу, чтобы столь крупное событие получило бы как можно более громкую огласку.

– Разумеется! О чем разговор! Хозяин решил как можно шире разрекламировать открытие большого торгового дела! – Гость осклабился, опять показав желтые зубы.

Хозяин, поднявшись с дивана, вышел в другую комнату и вскоре вернулся со своей фотографией и визитной карточкой. На фотографии, сделанной лет десять назад, был запечатлен он сам.

– Возьмите! – сказал он, протягивая фотографию и визитную карточку гостю. – Они пригодятся. Пусть увеличат и сделают клише. Чем крупнее, тем солиднее будет выглядеть.

Гость в почтительной позе стал внимательно рассматривать фотографию. Затем он взглянул на профессора. Между оригиналом и копией он не нашел никакого сходства. На визитной карточке он прочитал ряд мелких знаков, обозначавших титулы ее владельца: «визитирующий профессор», «почетный профессор», «ректор такого-то колледжа»… Не дочитав всех титулов до конца, он положил карточку вместе с фотографией в карман пиджака.

– Благодарю вас, профессор!

Проводив гостя, профессор занял прежнее место на диване и смежил веки, собираясь предаться раздумьям. Но спокойствие уже покинуло его. Профессора приятно волновала мысль о том, что завтра в сингапурских газетах в разделе хроники появится его портрет. Однако еще более важно то, что после церемонии хозяин магазина вручит ему красный пакет[138]138
  В красной обертке обычно преподносят подарки к празднику.


[Закрыть]. Говорят, что рядовой певичке за подобную церемонию перепадает долларов восемьсот, а иногда и тысяча. А ведь он крупный ученый! Авторитет! Он-то уж гораздо респектабельней какой-то ничтожной актрисы. Поэтому и гонорар должен быть, конечно же, гораздо выше. Разумеется, профессору были хорошо известны некоторые особенности местной жизни. В торгашеском обществе, где все измеряют деньгами, какой-нибудь состоятельный делец стоит по своему положению куда выше, нежели литератор, учитель и даже ученый.

Гонорар этих интеллектуальных кули подчас ниже заработка простого лоточника – уличного хоккера, который торгует где-нибудь на темной улочке возле Малого Склона. Стоит ли удивляться тому, что общество смотрит на них без всякого уважения…

Однако профессор быстро себя успокоил. Ведь он, профессор Ван, совсем не такой, как другие. Его все знают, глубоко чтут, приглашают на торжества. Вот и сейчас за ним прислали человека. Сразу видно, что к нему относятся с большим уважением. Правда, он не вполне уверен, что его награда превзойдет сумму, которая обычно дается певичкам-звездам, во всяком случае, она будет не меньше.

При мысли о награде на его губах появилось подобие улыбки, а на впалых щеках вспыхнул румянец.

В комнату из кухни вошла с посудой жена.

– Послушай! – обратился он к ней. В его голосе слышалось радостное возбуждение. – Достань-ка мой парадный костюм и приведи его в порядок.

В субботу около полудня к дому профессора подкатило такси, в котором сидел Сунь. Профессор, давно уже готовый, ждал его в своем кабинете на диване, томясь в ожидании. На нем был хорошо отутюженный костюм, вокруг шеи подвязан галстук красновато-кирпичного цвета. Жидкие волосы, смоченные бриллиантином, лежали ровными прядями, прикрывая лысину.

Доставив Вана и его спутника в центр города, машина остановилась на оживленной улице, за углом нового семиэтажного здания. «Часовая мастерская «Метрополис», – прочитал профессор на вывеске. Возле широких дверей стояли корзины с цветами. Над дверью висела таблица с надписью: «Церемония открытия часовой фирмы «Метро-полис». Она тоже была украшена цветами. Толпившиеся возле входа прохожие заглядывали внутрь, с завистью рассматривая разложенные на стеклянных прилавках сверкающие часы дорогих марок.

Выпятив грудь, Ван в сопровождении Суня вступил на тротуар. Ему навстречу из дверей выбежали несколько человек в парадных костюмах и галстуках – по всей видимости, служащие фирмы. Растолкав зевак у входа, они приветствовали гостя и провели его внутрь. Сунь представил его главе вновь учреждаемой фирмы – лысеющему коротышке со скуластым лицом.

– О, профессор! Прошу, входите! – почтительно проговорил скуластый коротышка. – Мы давно ждем вас.

Вместе с толпой людей Ван вошел в зал и уселся на диване, очевидно, специально купленном для этой церемонии. Кто-то из служащих тотчас поднес ему стакан пенящегося пива. Медленно потягивая темную жидкость, ученый с удовольствием принимал знаки внимания, которые оказывали ему глава фирмы и его подчиненные.

Профессору казалось, что его со всех сторон обволакивает что-то мягкое, словно вата, отчего тело его испытывает приятное томление. Неизъяснимо блаженное состояние!

В демонстрационном зале вспыхнули двадцать или тридцать светильников, сияние которых отразилось на многоцветных лентах, свисающих с потолка. Слепящий блеск от круглых, овальных, треугольных, шестиугольных часов, развешанных на стенах, слился со сверканием витрин, за стеклом которых были выставлены мужские и женские наручные часы, сделанные из золота, серебра и других металлов. Особое внимание профессора привлекли массивные часы, украшающие центральную часть стены. Они изображали большого паука, по бокам которого тянулись попарно длинные золотистые лапы. Ван подумал, что такую штуку неплохо было бы водрузить в своем кабинете. Часы, несомненно, придали бы комнате более импозантный вид.

В густой толпе людей, стоявших у входа, возникло какое-то движение. Оттуда донеслись оживленные голоса и смех. Очевидно, прибыли новые именитые гости. Коротышка хозяин, извинившись перед Ваном, поставил стакан с пивом и направился к дверям.

Мимо профессора то и дело проходили какие-то люди, бросая на него любопытные взгляды. В этот момент грудь профессора непроизвольно выпячивалась, а шея вытягивалась. В другом конце зала он заметил модно одетых дам; щелкая орешки, они весело болтали между собой. Время от времени женщины поворачивали головы в его сторону и пристально его рассматривали, после чего обменивались замечаниями или громко смеялись, склонившись друг к другу. Одна из дам, белотелая и пышная брюнетка, довольно молодая, с приятной внешностью, как-то особенно улыбнулась ему. Он не понял, была ли эта улыбка случайной, но у него стало удивительно приятно на душе. Ощущение блаженства неожиданно было прервано голосом хозяина:

– Господин профессор, пора начинать! Уже ровно двенадцать!

Коротышка был возбужден, и его голос напоминал радостное гоготанье.

Профессор поднялся. Толпа раздалась в стороны, образовав проход, и он в сопровождении хозяина двинулся к дверям. В толпе послышались робкие хлопки. Но ему казалось, что громкие аплодисменты сопровождают каждый его шаг. Да, господин профессор, как яркая звезда, украшал сегодняшнее торжество! Он находился в центре всеобщего внимания. Сделав над собой усилие, он разомкнул уста, изобразил на лице подобие улыбки. Его голова вежливо склонялась перед незнакомыми лицами, которые проплывали мимо него.

Поперек парадных дверей была уже натянута длинная красная лента, отделяя присутствующих в зале от прохожих, столпившихся на тротуаре под навесом здания.

Коротышка хозяин подал профессору изящную коробку. Ван приоткрыл крышку, и глаза его загорелись. На дне, на лебяжьем пуху, он увидел ножницы, от них исходило золотистое сияние. Профессор взял их в руки. Они показались ему очень тяжелыми. «Наверное, из чистого золота!» – подумал он. Рука, державшая драгоценность, задрожала, и ему надо было сделать над собой усилие, чтобы перерезать красную ленту.

Со всех сторон послышались аплодисменты, одобрительные возгласы. Раздался оглушительный треск хлопушек, которые гроздьями висели у входа под навесом. Едкий селитровый дым, просочившийся в зал, густым облаком окружил гостей. Окутанный дымом профессор сунул коробку в карман. Его мысли были всецело поглощены ножницами, лежащими в изящном футляре, и он даже не обратил внимания на бокал с коктейлем, который в это время ему поднесли. Он стал поспешно прощаться. Сунь подозвал к дверям магазина такси и помог ему сесть.

Едва переступив порог дома и не успев даже снять пальто, профессор громко крикнул:

– Алань! Алань!

– Что там у тебя? – В дверях появилась жена, вытирая тряпкой полные розовые руки. Ее выщипанные брови сдвинулись к переносице.

– Взгляни! Они из чистого золота и… несомненно, очень дорогие, – проговорил он.

Жена взвесила в руке ножницы, оценивая их с видом опытного специалиста. Затем она достала булавку и сделала на металле несколько царапин. Муж в это время уже сидел на диване и снимал ботинки. Хмыкнув, она швырнула ножницы на чайный столик.

– Старый дурень! Урод! Целыми днями грезишь о богатстве, а не можешь отличить простую медяшку от золота!.. А может быть, ты решил меня разыграть, чтобы доставить себе удовольствие?

– Что ты городишь? Какая же это медяшка?

Не веря жене, профессор взял ножницы и стал пристально их разглядывать со всех сторон. Проклятье! Жена права. Ножницы лишь покрыты позолотой. На лице профессора появилось выражение отчаяния.

– Давай-ка деньги! – Перед лицом Вана возникла широкая, как лопата, ладонь.

– Какие деньги?.. Откуда они у меня? – растерялся профессор, вытаращив на нее глаза.

– Нечего вилять! – прикрикнула женщина. – Сам говорил, что дадут красный пакет!

Поглощенный думами о золотых ножницах, профессор совсем забыл о пакете, который лежал в кармане пиджака. Он вспомнил о нем лишь сейчас. Ван хлопнул себя по лбу.

– Фу! Совсем память потерял!

Он достал из кармана пакет и обнаружил в нем две красные банкноты.

– Мерзавцы!.. – Профессор вскочил с дивана. – Только двадцать долларов! Торгаши! Людоеды!

Перевод с китайского Д. Воскресенского