Текст книги "Герои Шипки"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Осман-паша, расположившись с отборными частями турецкой армии в Видине, как только узнал о форсировании русскими войсками Дуная, начал готовиться к выступлению. Но приказ султана запоздал, и он не успел на помощь Никополю. Да и никто не придавал серьезного значения этому городку, раз русские уже переправились через Дунай. Плевна – вот самой природой приготовленная крепость, лишь она может остановить движение русских к Балканам. Отсюда и возник его план сосредоточения войск в Плевне. С севера Плевну закрывали Опанец-кие высоты, с запада и юго-запада Гривицкие и Тучениц-кие, с юга Зеленые горы и Кришинские высоты, с запада река Вид с ее высоким левым берегом. Так что вся местность, в которой расположился этот небольшой городок, представляла собой удобнейшие позиции для обороны и ни малейшего шанса на успех наступающим войскам.

Русские войска начали движение в сторону Плевны 6 июля. Шли по отвратительным дорогам, с тяжелыми ранцами, и генерал-лейтенант Шильдер-Шульднср, увидев, что цель близка, приказал отдыхать до следующего утра.

– Эй ты, молодец! – крикнул он проезжавшему мимо казаку. – Съезди-ка вперед, посмотри, нет ли где ключевой воды...

Через несколько минут казак вернулся белее полотна:

– Ваше превосходительство! Родник есть, но из него турки черпают воду.

– Какие турки?.. Ты что вздор мелешь!

– Ей-богу, турки, сами посмотрите.

И действительно, турки спокойно набирали воду из источника и уходили к себе в лагерь, скрытый возвышенностью. Тогда Шильдер-Шульднер предположил, что в Плевне могли остановиться разбитые части никопольского гарнизона, число которых вряд ли превышало пять-шесть таборов (табор – 500—700 человек). Первая же попытка атаковать позиции турок была встречена огнем крупповских орудий. Шильдер-Шульднер отложил атаку до следующего утра.

8 июля в пять часов утра русские войска приготовились к атаке, выстроившись ротными колоннами в две линии в соответствии с диспозицией генерала Шильдер-

Шульднера: два батальона Вологодского полка на правом фланге, третьему батальону приказано оставаться за ними, в частном резерве; в центре два батальона Архангелогородского полка: на левом фланге расположились две батареи под прикрытием третьего батальона архангелогородцев.

Артиллерийская подготовка длилась всего три четверти часа. А затем генерал отдал приказ правому флангу перейти в наступление. Два батальона вологодцев скатились в лощину, разделявшую позиции противника. Под градом пуль вологодцы стремительно бросились вверх по скату, на котором густо засели в кустарниках турецкие цепи. С криком «ура!» они выбили турок из первой линии укреплений и, поддержанные двумя ротами архангелогородцев, ворвались на окраину города, но здесь, встреченные сильным огнем, были вынуждены залечь. Подходили все новые и новые резервы турок, с ходу вступавшие в бой. Вологодцы решили во что бы то ни стало отстоять завоеванные позиции. Кончились патроны, стали отбиваться штыками. Но было ясно, что удержаться уже не удастся.

Турки, пополненные свежими таборами, стремительно наступали. Русские с боем отходили: резервы были уже использованы.

И не было никаких известий от Костромского полка и Кавказской бригады. Оставалось только догадываться, что костромичи ввязались в бой в районе села Гриви-цы – оттуда доносились залпы, орудийные выстрелы. Получив наконец первое донесение, что атака Костромского полка тоже отбита, Шильдер-Шульднер отдал приказ всем войскам отходить на исходные позиции.

Атака Плевны от Гривицы вначале тоже развивалась успешно. Первая и вторая линии турецких окопов были взяты в штыковом бою, которого никогда не выдерживали турки. Полковник Клейнгауз был убит осколком разорвавшейся гранаты. Погибли подполковник Дьяконов, манор Цеханович, поручик Тарасевич... Но русские продолжали наступать. Собравшись вокруг отважного подпоручика Шаталова, поредевшие роты снова бросились в штыки и взяли третий ряд турецких окопов.

После этой героической атаки наступило временное затишье. Майор Барашев, один из немногих старших офицеров полка оставшийся в живых, снова повел войска в наступление. Турки дрогнули и открыли путь до самю-

го города. Но бегущих турок остановили подошедшие крупные резервы. Русские залегли.

Перед майором Барашевым встал вопрос: что делать, что предпринять? Патронов не осталось. Ружейный же огонь турок с каждой минутой уносил все новые и новые жертвы из рядов русских. Удержать занятые позиции вблизи города не было никакой возможности. Оставаться здесь значило обречь оставшихся в живых на верную смерть. И майор Барашев отдал приказ об общем отступлении.

Но эта первая неудача под Плевной ничему не научила высшее командование армии. Барон Криденер и генерал Шильдер-Шульднер в своих донесениях указывали на большую несоразмерность наших сил с силами неприятеля как на главную причину неудачи под Плевной. Действительно, девять неполных батальонов русских, притом разделенных на два отряда, действовавших порознь, не могли сломить сопротивление сорока пяти—пятидесяти турецких таборов. Именно это прежде всего и нужно было выяснить, а не действовать наобум, без артиллерийской подготовки, без знакомства с местными условиями, без сведений о противнике, без ястой и четкой диспозиции, без достаточных резервов.

Первый штурм под Плевной показал силу штыкового наступательного боя русских солдат и офицеров. Это качество отмечал и генерал Шильдер-Шульднер: «И солдаты и офицеры вели себя в эти дни безукоризненно: они сделали все, что могут сделать самые доблестные войска. Оставаясь двое суток без пищи, они шли вперед под градом пуль и картечи, прокладывая себе путь огнем и штыком, пока половина из них не осталась на месте, потеряв 74 штаб– и обер-офицеров. По совести, можно смело гордиться подобными войсками, которые не считают врагов и не знают отступления, пока им этого не прикажут. Они сделали свое дело молодецки и заслуживают самое полное, горячее спасибо».

Через десять дней после первой Плевны последовала вторая.

Главный штаб армии приказал во второй раз атаковать Плевну, осознав ее большое стратегическое значение для последующих наступательных операций русской армии.

Накануне штурма Криденер созвал военный совет, а затем роздал диспозицию вверенным ему частям, в которой не было никаких указаний относительно предстоящих действий каждой отдельной части, не было никаких сведений о расположении противника, его батарей, его редутов и ложементов, не были даже намечены пункты отступления. Такая диспозиция, сковывая инициативу частных начальников, только вводила в заблуждение относительно общих и взаимосвязанных действий двух корпусов. О частях же корпуса Шаховского говорилось вообще как-то вскользь.

Барон Криденер вполне мог командовать на параде, здесь же он оказался совершенно неспособным к такой тяжкой службе, полной неожиданностей, непредвиденных ситуаций.

Но и второй штурм нлевненских укреплений был отбит турками.

Главнокомандующий Дунайской армией великий князь Николай Николаевич был явно не в духе: только что он лично принял телеграмму. «Бой длился целый день, у неприятеля громадное превосходство сил, отступаю на Булгарени, шлю Лярского», – телеграфировал генерал Кридепер.

Что можно было понять из такой телеграммы? Все очень смутно и неопределенно... Начальник главного штаба армии Артур Адамович Непокойчицкий, престарелый генерал-адъютант, тоже в недоумении разводил руками.

Главнокомандующий позвал своего личного адъютанта полковника Дмитрия Антоновича Скалона.

– Ну уж мне твой дядюшка, Митька! Ничего не разберешь из его телеграммы... Да вот сам посмотри...

Николаи Николаевич протяпул только что полученную телеграмму.

Скалой быстро пробежал ее глазами.

– ...Из этого решительно нельзя ничего понять... Кроме одного: барон Криденер отступает от Плевны.

Скалой внимательно посмотрел на великого князя и отметил про себя, что тот ничуть не изменился, получив столь неприятное известие.

– Ничего бы этого не было, если бы он своевременно выполнил мой приказ незамедлительно следовать к Плевне после штурма Никополя, а он замешкался и опоздал...

– Если бы не в Плевне, то где-нибудь дальше турки все-таки собрались бы, ваше высочество. Нам Плевна, пожалуй, будет сподручнее. Здесь мы не так растянуты и имеем преимущество центрального расположения.

– Вот вместо того, чтобы мне выговоры давать, государь лучше бы мне дал войска, которые я у него просил. Подойдут подкрепления, я сам туда поеду, и вновь атакуем Плевну.

– Как хорошо, ваше высочество, что вы отговорили государя ехать в Тырново. Если бы сейчас и ему пришлось отступить, это произвело бы самое неблагоприятное впечатление не только в армии, но и в России и за границей...

– Пошли телеграмму моему державному брату. В два часа я поеду к нему, а вы все отправитесь вслед за мной часа в три.

Полковник Скалой взял телеграмму, составленную главнокомандующим, зашифровал ее и отправил в Белу, где расположилась Главная императорская квартира. «Получил телеграмму от Криденера, – сообщал великий князь, – что после вчерашнего боя под Плевной неприятель оказался будто бы в превосходных силах, и что он вчера же отступил к Булгарени. Я предписал немедленно 16-й дивизии из Иванчи идти на Градище; отсюда собираю четыре полка к Сельви по направлению к Ловче. Сам сегодня отправляюсь через Полукраешти, Иванчу, Овчу-Могилу в Булгарени. Намерен непременно еще атаковать неприятеля и лично вести третью атаку. Гурко пока оставляю в его положении. Заеду к тебе в Белу».

В два часа дня была получена телеграмма от императора Александра: «Крайне огорчен новою неудачею под Плевною. Криденер доносит, что бой продолжался целый день, но громадное превосходство сил турок заставило отступить за Булгарени. Завтра ожидаю Имеретинского с подробностями. Пишу тебе с адъютантом наследника, Оболенским. Под Рущуком и к стороне Разграда вчера ничего не было».

Вторая неудача под Плевной озадачила и привела в уныние. Многие рассчитывали на легкую победу над слабыми турками, старались побыстрее отличиться и получить продвижение по службе. Так оно и было вначале.

Вечером 19 июля 1877 года в Главной квартире императора Александра II состоялось совещание, в котором приняли участие военный министр Д. А. Милютин, цеса-

113

8 Герои Шипки

ревич Александр, главнокомандующий и начальник штаба Дунайской армии Непокойчицкий.

– Ваше императорское величество, – с горечью сказал главнокомандующий, – ведь я еще в Ливадии говорил, что необходимо увеличить численный состав Дунайской армии. И вот мы сейчас убеждаемся в нашем промахе. Это наша всегдашняя слабость посылать войска по клочкам.

Милютин признал, что он и его советники при составлении планов кампании недооценили силы турок, плохо были информированы о боевой готовности турецкой армии.

– Мы решили мобилизовать весь Гвардейский корпус, за исключением кирасир, и 24-ю и 26-ю пехотные дивизии, из коих гвардия и 24-я дивизия для немедленного по окончании мобилизации усиления действующей армии, – успокаивал император своего недовольного брата.

– Ожидается прибытие 65 батальонов, 25 эскадронов, 192 пеших и 18 конных орудий, – уточнил военный министр Д. А. Милютин.

– Это все очень хорошо. Жаль только, что эти дополнительные части я буду получать пакетиками... – не успокаивался главнокомандующий.

Никто ему и не возражал. На совещании было решено вновь атаковать Плевну, но более тщательно подготовиться: подтянуть подкрепления, разведать силы Осма-на-папш и укрепить командование.

Главнокомандующий сам взялся разработать всю операцию третьего штурма Плевны. Для этого он и выехал к Плевне.

По дороге в Булгарени в шатре дивизионного госпиталя и застал его командовавший вторым штурмом Плевны барон Криденер. Полковник Скалой испугался за своего дядюшку, опасаясь гнева великого князя. Но ничего подобного не произошло. Великий князь подошел к барону, обнял его и нежно поцеловал:

– Ах, Криденер, голубчик мой! Спасибо вам и от государя спасибо.

Такого оборота дел барон Криденер никак не ожидал. Шесть тысяч вышли из строя в результате проведенной им операции!.. Но все миновало для него благополучно.

29 июля Александр II вызвал военного министра Милютина.

– Дмитрий Алексеевич, к обеду будет великий князь, главнокомандующий, для согласования своих действий. Все пока тихо, спокойно. Но у меня не выходит И8 головы плевнинское дело... Так оно повлияло на настроение всей армии... Что-то нам нужно делать с этим настроением, а то уж совсем закиснут...

– 18 июля мы проиграли, ваше императорское величество, по вялости и нерешительности Криденера...

– По моим сведениям, за плевненское дело хвалят только одного генерала Скобелева. Многие убеждены, что если бы его своевременно поддержали на левом фланге, то сражение решилось бы в нашу пользу: утверждают, что турки будто бы уже приготовились к отступлению и даже начали вытягивать свои обозы на Софийскую дорогу... А вот о бароне Криденере говорят, что он утратил всякое доверие в войсках. Да и вообще, говорят, доверие к начальствующему составу сильно подорвано. Атака Плевны велась неискусно... Фронт атаки был растянут на восемнадцать верст... Ах, барон Криденер, сколько горя он мне причинил...

Вошел адъютант и положил перед императором свежую депешу. Александр прочитал ее.

– Ну вот, легок на помине, скоро будет наш главнокомандующий... Поговорим... А пока скажите мне, Дмитрий Алексеевич, что вы думаете о ходе нашей кампании...

Милютин был готов к этому разговору.

– Ваше императорское величество, я давно собирался просить вас выслушать меня... После неудачи под Плевной я все время думал о причине ее и считаю, что нам необходимо переменить наш способ действий. Мы не можем всегда вести бой, бросаясь смело, открыто, прямо на противника. Рассчитывая на одну беспредельную храбрость русского солдата, мы истребим всю нашу армию. Считаю необходимым, ваше величество, разработать план дальнейших действий таким образом, чтобы не подвергать наши войска непомерным потерям...

Под Плевной продолжались приготовления к штурму. В ночь с 25 на 26 августа были установлены две батареи крупных осадных орудий. Ровно в шесть часов утра раздался первый выстрел, которым начиналась четырехдневная артиллерийская подготовка к штурму. Войска готовились к атаке.

В тот же день в пять часов утра император в сопровождении конвоя и огромной свиты отправился к Плевне: он твердо решил, несмотря на уговоры главнокомандующего, присутствовать во время сражения.

К 11 часам вся кавалькада во главе с императором и главнокомандующим достигла Гривицкой высоты, которая была предназначена под наблюдательный пункт. Земляные укрепления, масса движущихся войск, осадные орудия, то и дело извергающие смертоносный металл, – все здесь было как на ладони. С этой возвышенности просматривались и деревня Гривица, и Ловчинское шоссе, и Зеленые горы, и Буковлекский укрепленный лагерь турок.

Четыре дня продолжалась бомбардировка Плевны. Четыре дня каждое утро император с огромной свитой приезжал на облюбованную высоту и наблюдал за движениями наших войск, готовившихся к атаке. Все эти дни около него находились и главнокомандующий, и князь Карл, и генерал-лейтенант Зотов. Присутствие императора сковало всех: главнокомандующий отказался от непосредственного руководства боем в связи с желанием императора все время быть вместе; румынский князь Карл, начальник Западного отряда, ни во что не вмешивался, и все время, как и главнокомандующий, безотлучно находился при императоре; начальник штаба генерал Зотов все эти дни тоже не покидал царского наблюдательного пункта.

Среди многочисленной свиты императора находился и его врач Сергей Петрович Боткин. О своих впечатлениях о пребывании на Гривицкой высоте он писал: «...До четырех мы просидели на нашей высоте, – то полежим, то походим, то сядем верхом и приблизимся к батареям, то отойдем. Беспрестанно приезжали ординарцы с весьма тощими донесениями. К счастью, солнце не постоянно нас пекло, временами скрывалось за тучи и давало нам вздохнуть. Наконец в час завтрак, на который вся эта молодежь с отличным пищеварением бросается с волчьей жадностью... Сегодня целое утро, пока тебе пишу, у меня беспрестанно народ; большая часть приходит за советом, по некоторые – отвести душу; поговорить по душе, пожаловаться на штаб, на ход всего дела. Из всего слышанного сегодня узнал, что командует осадой, в сущности, Зотов; принц Карл держит себя с большим тактом и ни во что не вмешивается, так же как и Великий князь. Зотова хвалят, но говорят, что осада ведется пе так, как бы следовало: для штурмового дела тянут, для фортификационного же не предпринимают земляных работ, недостаточно подвигаются к туркам; выходит ни то ни се...»

На 30 августа был назначен общий штурм. Это был день тезоименитства императора, и его хотели отпраздновать победным шествием в Плевну.

В ночь на 30 августа пошел холодный дождь. Ясная и знойная погода неожиданно переменилась, поплыл туман, заморосил дождь. Земля набухла, стала вязкой, колеса орудий надолго застревали в земле. И самое разумное было бы отменить штурм, но этот день был особенным. В этот день решили преподнести подарок государю.

Как только прибыл император на свой излюбленный царский валик, как стали называть возвышенность на Гривицких высотах, около 12 дня началось молебствие. До штурма было еще много времени. Но вдруг земля дрогнула от залпов сотен орудий и тысяч ружейных выстрелов. Сквозь пелену дождливого тумана трудно было разобрать, что происходит внизу. И почему так рано начались боевые действия, нарушившие строго продуманный ритуал сражения.

На царском валике продолжалось молебствие, а русские воины уже падали, сраженные метким турецким огнем. И многим горько становилось от предчувствия большой беды.

В три часа пополудни по всему фронту двинулись вперед штурмовые колонны. Но движение начало замедляться. Начало штурма не предвещало ничего хорошего. Два полка 4-го корпуса были вовлечены в бой уже в И часов. Встреченные убийственным огнем, они начали отступать. Но тут генерал Шнитников, желая отличиться и оправдать доверие великого князя, в три часа повел еще два полка своей дивизии на штурм. Эти два полка, столкнувшись с отступающими двумя полками, были сбиты с толку. Но окончательно все смешалось, когда еще три полка бросились на выручку этим четырем полкам. Так что уже в начале штурма семь полков было временно выведено из строя.

В это же время начал свое движение отряд Скобелева за овладение третьим гребнем Зеленых гор. В два часа он был уже взят. В три часа Владимирский и Суздальский полки с музыкой н барабанным боем двинулись к четвертому гребню, туда, где были оборудованы два сильных турецких редута. 400 метров нужно было взбираться по крутой голой горе, на скатах которой турки засели в ложементах. Огонь был ужасающий, и задача, стоявшая перед отрядом Скобелева, была трудновыполнимая.

План Скобелева атаковать редуты поразил турок своей неожиданностью, дерзостью, смелостью. Блестящая идея талантливого полководца была выполнена с неумолимой последовательностью. И если бы руководство штурмом вовремя поддержало действия Скобелева, то армия Османа-папга наверняка была бы разгромлена на три месяца раньше, чем это случилось впоследствии. Нужно было именно сюда направить главную атаку всех оставшихся свободных резервов, но никому и в голову не пришло это сделать. Все только наблюдали с вершины за ходом боя и ждали успешного исхода.

– Вперед, ребята, – гремел голос Скобелева. – За мной! Стройся, я сам поведу вас. Кто от меня отстанет, стыдно тому... Барабанщики! В наступление...

Скобелев увлек за собой солдат. Турки не выдержали натиска и оставили первую линию ложементов, скрывшись в редуте. Еще радостнее и отчаяннее грянуло «ура!» при виде отступавших турок. Самые отчаянные уже в траншеях, около редута. Огонь турок не достигал их, скрытых как бы земляным навесом редута.

– За мной, дети, не отставать! – снова гремит голос Скобелева.

Началась отчаянная схватка. Скобелев был в числе первых, ворвавшихся в редут.

Первый редут взят. Скобелев отдал приказание преследовать врага. Второй редут был взят штурмом через часа полтора после первого; с двух сторон, с фронта и по соединительной траншее, суздальцы п либавцы бросились на редут и овладели им в 6 часов вечера. Два редута, прикрывавшие Плевну, оказались в руках Скобелева. Плевна открывалась перед глазами русских. Ключи от Плевны были в их руках.

Князь Имеретинский – Зотову: «Скобелев просит доложить: высоты и два редута взял после упорного боя. Просит резервов. У меня их нет, все введено в бой, остались мелкие части, которые приводятся в порядок. Скобелев продержится до утра, но просит подкреплений».

Зотов – князю Имеретинскому: «Резервов не г. Держитесь вашими войсками, так как резерв, имеющийся под вашим начальством, сильнее главного».

Зотов – князю Имеретинскому: «Передайте Скобелеву приказание его императорского высочества главнокомандующего оставаться на занятых позициях и укрепиться на них».

Князь Имеретинский – Зотову: «Неприятель в весьма значительных силах обходит наш левый фланг. Весь резерв истощен, осталась только кавалерия». И еще: «Генерал Скобелев просит прислать ему в помощь бригаду. Иначе не ручается за удержание трех взятых им редутов. Левый фланг охраняю одною кавалерией. Последний солдат введен в дело».

Зотов – Имеретинскому: «Скажите Скобелеву, чтоб укрепился на занятой позиции и держался до невозможности. Рассчитывать на подкрепление сегодня нельзя».

Имеретинский – Зотову: «Скобелев сообщает: турки после второй их атаки отброшены в свои ложементы, и он отступает в полном порядке. Сейчас прибыл капитан Болла и передал Скобелеву записку».

Имеретинский – Зотову: «Скобелев доносит: его выбили из укреплений. Неприятель наступает. Скобелев отступает, прикрываясь Шуйским полком».

Получив телеграмму Зотова, Скобелев долго не мог успокоиться, вертел ее в руках, а потом в раздражении сказал:

– Черт знает что такое! Пишут, что нет подкреплений, а между тем целые колонны ничего не делают... Хоть бы произвели демонстрацию с той стороны и отвлекли от нас таким образом часть неприятельских сил! Ведь нам приходится бороться чуть не со всею армией Османа-паши!

Скобелев едва не задохнулся от негодования, и слезы ярости показались у него на глазах. Он опустил голову, стараясь скрыть свое волнение, и добавил:

– Если бы мне теперь свежую бригаду, я доказал бы...

Осман-паша бросил все свои резервы на Скобелевские редуты, отлично понимая всю важность в тактическом и стратегическом отношениях этих пунктов. Во главе турок двигались муллы в белых чалмах. Впереди атакующих развевалось зеленое знамя пророка, а муллы высоко над головами держали священные кораны. Впечатление было такое, что шли напролом, шли смертники, получившие приказ или погибнуть, или победить...

В это время император, по обычаю последних дней, сидел на царском валике, на походных креслах и глядел в бинокль. Он был в курсе хода событий, выслушивал донесения. Одно время, когда наступил критический момент, ему казалось, что необходимо бросить подкрепления Скобелеву, но его отговорили, уверяя, что крайне опасно и рискованно ослаблять главный резерв. Если Скобелев и будет разбит, то все же главные силы будут способны отразить нападение турок.

Вечером 31 августа в мрачном молчании разъехались по своим квартирам. Всем было ясно, что и на этот раз штурм Плевны оказался неудачным.

Утром 1 сентября погода стояла великолепная. Наши батареи открыли огонь, но турки не отвечали. Загадочное молчание турок вызвало различные толки среди начальствующего состава армии. Оптимисты обрадованно доказывали, что турки так яростно дрались накануне, чтобы, освободив себе проход, навсегда покинуть Плевну; пессимисты, напротив, говорили, что вскоре снова начнется ожесточенная атака со стороны турок, и уж тогда мы не удержимся на занятых позициях, будем отступать.

На царском валике в три часа дпя состоялся военный совет под председательством императора. На совете присутствовали военный министр, главнокомандующий, Не-покойчицкий, Зотов, князь Карл, начальник артиллерии князь Массальский, Левицкий.

Император предоставил слово главнокомандующему, который предложил отступить за реку Осьму и, укрепившись, держаться до прихода гвардии.

– Страшный, непомерный урон, ослабивший и расстроивший все части, отсутствие резервов – вот мои соображения, в силу которых я считаю невозможным оставаться на занимаемых под Плевною позициях. Не могу скрыть, что считаю необходимым отступление армии к Дунаю. Сейчас ясно, что война начата была с недостаточными силами и средствами.

– Нет, отступление невозможно и было бы для нас и для всей нашей доблестной армии позором, – возразил военный министр Д. А. Милютин. – Нельзя отступать, когда еще ничего не известно о намерениях неприятеля, который, быть может, отступит и сам... Нас никто не теснит... Мы должны стоять, пока не подойдут подкрепления.

Странно было видеть кипевшие страсти этих светских людей, прошедших большую школу придворных интриг.

Странно было видеть, как нелепо выглядел главнокомандующий в своем споре с военным министром.

Но последнее слово было за императором. И он сказал:

– В сознании ответственности своей перед Россией считаю нужным объявить вам, господа, что мы не отступим ни на шаг. Отступление нанесет нам большой урон и в политическом смысле, ухудшит отношения с европейскими державами, ухудшит нравственное состояние войска. Нам сейчас не отступать нужно, а еще теснее сплотить войска вокруг Плевны, притянуть к ней из России возможно больше силы, как правильно говорил здесь Дмитрий Алексеевич, взять сюда гвардию, гренадер и стянуть железное кольцо вокруг Османа-паши, пресечь ему пути сообщения с Видином и Софией и, так или иначе, посредством осады или блокады, вынудить его наконец к безусловной сдаче. Таков наш долг, которого требует от нас не только честь армии, но и честь государства. А для непосредственного начальствования над всеми войсками под Плевною я вызываю из Петербурга генерал-адъютанта Тотлебена...

Со второго сентября главнокомандующий начал объезжать войска под Плевной. Благодарил Скобелева, князя Имеретинского, поругивал Зотова, не проявившего должной распорядительности в руководстве войсками. Во время объезда войск выяснилось, что у солдат нечем окапываться, нет шанцевого инструмента.

Главнокомандующий выбрал позиции для батарей и редутов, пункты для атаки и саперных работ. Начиналась новая полоса военных действий.

– Правда ли, что вы выписали Тотлебена? – спросил князя Скалой.

– Правда, я просил, но при этом сказал государю, что я по-прежнему считаю Тотлебена неспособным командовать даже корпусом, он гениальный сапер, не более...

Главнокомандующий помолчал, а потом продолжал уже совсем о другом:

– Знаешь, военный министр уже отнекивается от своего разговора 31 августа. Сначала он упрекал меня за то, что мы слишком долго обстреливаем Плевну, что надо штурмовать. А теперь упрекает, что я слишком рано начал штурм, что надо было как следует обстреливать.

– Ваше высочество, а почему вы не приняли, как хотели, начальства в плевненском бою?

– Я не принял начальства потому, что не мог отойти от государя императора...

«Для постороннего лица это будет казаться невозможною оговоркою, – записал в дневнике Д. Скалой, – и совершенно непонятным, по оно так. Великий князь в присутствии государя императора с тех пор,, как я близко состоял при его высочестве и хорошо его знаю, похож на человека, находящегося под какими-то неведомыми, непонятными чарами. В одном я сомневался, чтобы сила их была так велика, что они не потеряли своего магического действия в такие грандиозные минуты, как 30 и 31 августа. А между тем это так. Его высочество не мог настоять на своем, чтобы государь не приезжал на поло битвы и великий князь не был бы вынужден все время оставаться при его величестве, несмотря на то, что его тянуло на наш левый фланг, где шла главная атака Скобелева и IV корпуса».

4 сентября во время ужина генерал Левицкий, который производил рекогносцировку Плевны перед штурмом, вдруг неожиданно громко объявил:

– В настоящее время, когда мы объехали все позиции и ознакомились с ними, стало так ясно и понятно, где поставить батареи и как нужно было направить огонь.

Все сидевшие за ужином чуть не поперхнулись. Многие знали, что генерал Левицкий мало что понимает в военном деле, хотя и возглавляет полевой штаб армии, но такой глупости и наивности даже от него не ждали. Больше всех досадовал на своего помощника сам главнокомандующий. Сидевшие за столом князь Черкасский, Нелидов и особенно Кауфман непременно расскажут военному министру об этом. Да п вообще такая фраза может быть очень хорошо обыграна в светской беседе. За такую фразу дорого бы заплатили в главной императорской квартире, а тут сам автор диспозиции штурма выказал такую глупость, что теперь покатится по всему лагерю. «Странный человек Левицкий, – подумал Скалой, глядя на разволновавшегося генерала, почуявшего свой промах. – Когда он спокоен, он говорит обстоятельно и толково, хотя и не всегда умно, но стоит ему встревожиться чем-то, то теряет здравый смысл. Его вообще можно сравнить с бутылкою вина, в которой одна треть осадка, постоит спокойно бутылка, вино чистится, и хорошо, а

тронешь бутылку, все взбалтывается, и выйдет бурда...»

Поздно вечером, оставшись наедине с главнокомандующим, Скалой напомнил ему фразу Левицкого:

– Действительно, это странно, ваше высочество... И вас могут справедливо упрекнуть за то, что у нас и во время третьей Плевны не было основательно сделанных рекогносцировок. Ну как же он мог сказать, что только теперь, после последнего объезда, после штурма, ему стало ясно и понятно, где поставить батареи и как направлять огонь. А ведь вы его направляли перед штурмом произвести рекогносцировку, а не после штурма. Что же он делал? Да ничего! И говорит еще об этом во всеуслышание. Как хотите, а он вам не помощник. И именно против него больше всего кричат у государя в свите. А помните, ваше высочество, какую чушь он нес, приехавши от Скобелева? Ведь он подорвал к себе всякое доверие. Вот про него больше всего кричат, и нельзя не признать, что многое говорят справедливо...

– Что же делать, правда! – сказал его высочество.– Я ценю его доброе сердце и честность...

2

Четвертой Плевны не будет

Тотлебен получил телеграммы от военного министра и главнокомандующего, в которых сообщалось, что он должен в самое ближайшее время выехать в главную императорскую квартиру. Сначала он был обрадован этим долгожданным приглашением, но потом его снова взяли раздумья и неуверенность в том, что его действительно вызывают на театр войны. В телеграммах подчеркивалось, что он должен был приехать временно для дачи советов.