Текст книги "Герои Шипки"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Среди многочисленной плеяды героев болгарского ополчения особое место занимают так называемые лом-ские ополченцы.

Ломские ополченцы. Так их назвали по имени родного города Лом-Паланки, расположенного на правом берегу Дуная. Славился Лом бойкой торговлей, крупной по тем временам пристанью. Через Лом проходили многие торговые пути. Он связывал западную Болгарию с Румынией, Грецией и Россией. Этим каналом активно пользовались связные Центрального революционного комитета, четники и те, кто спасался от преследователей – османских палачей. Лом, его окрестности всегда таили опасности для турецких властей и их приспешников – местных богачей-арабаджиев. У жителей города и в его округе всегда находили прибежище люди из партизанских чет, активисты самых различных революционных организаций. Наиболее колоритной фигурой из деятелей национально-освободительного движения уроженцев Ло-ма-Паланки являлся Цеко Петков. Тот самый воевода Петков, что в решающий момент боев за Троянский проход оказал вместе со своей четой решающую помощь войскам генерала Карцева. Соратник Георгия Раковского и Басила Левского, человек, который отдал борьбе против чужеземного ига свыше пятидесяти лет жизни, он принял самое активное участие в решающих сражениях за свободу своей родины.

Если Панайот Хитов действовал со своими четниками на левом фланге Дунайской освободительной армии (в районе Елены), то воевода Цеко Петков бился с янычарами на правом фланге, в районе Ловеча. Есть в архивах один любопытный документ – письмо М. А. Хитрово (занимавшегося организацией разведки на правом фланге Дунайской армии) начальнику полевого штаба армии А. А. Непокойчицкому. Письмо написано 17 октября 1877 года. Вот его содержание:

«Податель сего, воевода Цеко Петков, который формировал добровольцев в 1854 году, а также в прошлом году в Сербии, и который в последнее время находился при генерале Столетове, оказывая некоторые услуги в деле формирования болгарского ополчения. Ныне Цеко вызывается формировать четы для независимых действий, преимущественно в Врачанском окружии в тылу Плевны.

Я полагаю, что Цеко может быть полезен в этом отношении, так как он сам родом из Лом-Паланки, хорошо знает местность как по сю, так и по ту сторону Балкан и пользуется репутацией в среде христианского народонаселения. По соглашению с ним я уже распорядился перевозкой имеющихся у меня ружей и патронов из Тыр-нова в Ловеч, откуда людям Цеко будет их удобно забирать. Таким образом, в Ловече они будут вооружаться по мере их формирования. Цеко Петковым уже сформирована чета в Троянском монастыре из болгар Врачан-ского округа. Чета действует вместе с отрядом генерала

Краснова. Он борется на первое время вооружить триста человек».

Под влиянием Цско Петкова в национально-освободительную борьбу включились многие уроженцы Лома. Среди них прежде всего следует назвать Петра Берковского. Пятнадцати лет он покинул родной город и направился в Белград для учения в духовной семипарии. Там оп встретился с людьми, знакомство с которыми коренным образом изменило его дальнейшую судьбу. Басил Лев-ский, Георгий Раковскпй, Любой Каравслов и особенно его земляк Цеко Петков – вот кто стал властителем его дум, вот чьи идеи, идеи освобождения горячо любимой родины, стали смыслом его жизни.

Закончил юный Берковский образование в Праге. Вернулся в родпой Лом, собирался стать учителем в местной гимназии, однако городские воротилы – арабаджи и не захотели иметь революционно настроенного учителя; пришлось учительствовать в Хасковс. Там он организует одну из первых в Болгарии читален, на открытии которой побывал его духовный паставпик Лсвскип. Молодой учитель с головой уходит в революционную работу. И вскоре избирается председателем Хасковского революционного комитета. Его деятельность становится известной турецким властям. Так в январе 1874 года Петр Берковский оказался узником Диарбекнра – одной из самых страшных тюрем во время османского ига. Но молодой революционер не падает духом. В заключении он занимается переводами с французского. Образованность узника замечает главный инженер тюрьмы-крепости Мурад-бей. Оп делает его своим помощником. Этим обстоятельством немедленно пользуется Берковский и бежит из заточения. При помощи русского консула ои после долгих мытарств оказывается в Одессе. Как только было объявлено о формировании болгарского ополчения, молодой патриот является на сборный пункт. Его зачисляют в Шестую ополченческую дружину. Присваивают уптер-офицерское звание. А командир ополчения генерал Н. Г. Столетов берет его к себе ординарцем. В сражениях под Старой Загорой, в битве за Шипку он был рядом со своим любимым генералом. Очевидцы рассказывали, что не раз ординарец заслонял от верной гибели своего командира. А однажды, когда дрогнули ослаблеппые ранами, измученные жаждой защитники Орлиного гпозда, поднял их Берковский в атаку. Была эта атака страшной для

Командир передового кавалерийского отряда генерал И. В. Гурко.

Болгарские провожатые при авангарде отряда Гурко. Рисунок 1878 года Н. Н. Каразина.

ГУРКО И СКОБЕЛЕВЪ ПОДЪ ОГНЕМЪ.

Лубочная картина «Гурко и Скобелев под огнем».

Капитан II ранга

С. О. Макаров, получивший боевое крещение в русско-турецкой войне.

Черное море. Атака катерами капитана Макарова турецкого броненосца. С наброска А. А. Болотова. 1878 год.

В. В. Верещагин. Фотография 1877—1878 годов.

В. В. Верещагин. «На Шипке все спокойно!». 1878—1879 годы.

В. В. Верещагин. Победители. 1878—1879 годы.

В. В. Верещагин. Два ястреба. (Башибузуки.) 1878—1879 годы.

В. В. Верещагин. Перед атакой под Плевной. 1881 год.

В. В. Верещагин. После атаки. (Перевязочный пункт под Плевной.) 1881 год.

В. В. Верещагин. Одна из последних фотографий художника.В. В. Верещагин. Панихида. 1877– ►1879 годы.

В. В. Верещагин. Пикет на Балканах. Около 1878 года,

В. В. Верещагин. ► Шипка – Шейно-во. Скобелев под Шипкой.

Фрагмент. 1878– 1879 годы.

Письмо с далекой родины. Рисунок Н. Н. Каразина. 1878 год.

Юлия Вревская в одежде сестры милосердия.

Походный госпиталь в Зимнице. С наброска И. Н. Каразина. 1878 год.

Хаинкиойский перевал в Балканах. Гравюра 1878 года.

Военный министр гене рал Д. А. Милютин.

Старший сын кинаА. А. Пушкин.

А. С. Пуш-полковник

Всеволод Гаршин после возвращения с фронта. Фото 1877 года.

Командир первой дружины болгарского ополчения подполковник

Константин Кесяков.

Памятник героям-грена-дерам, павшим под Плевной. Москва.

Шипка. Памятник героям Шипки.

врага. PI поспешно оставил on только что отбитые у болгар ложементы. Когда ординарец запял свое место возле генерала, тот молча прикрепил к мундиру своего любимца Георгиевский крест.

Другой ломский ополченец, Тодор Младенов Овчаров, так же как и Берковский, почти подростком покинул родину. Рано связал свою жизнь с революционной эмиграцией. Его учителями в жизни и борьбе стали Христо Ботев, Христо Македонский, Панайот Хитов, конечно же, и Цеко Петков. Двадцатилетппм юношей Младепов участвовал в сербско-турецкой войпе 1876 года. Был ранен, после чего оказался в России. В составе Третьей дружины сражался под Старой Загорой. Был участником боя за Самарское знамя. В августе 1877 года стоял насмерть на Шипке. Довелось Младенову брать Шейново, освобождать Фшшпполь (пыпе Пловдив). В освобожденном Пловдиве из рук генерала Столетова за проявленную храбрость в бою получил он высшую солдатскую награду – Георгиевский крест.

Сражался под Самарским знаменем еще один ополченец из Лома – Апостол Штерев Иванов. Вместе с То-дором Младеновым был он среди тех смельчаков, что первыми переправились через Дунай, первыми вошли в Свиштов, дрались как львы под Старой Загорой, на Шипке. Удивительно сложилась судьба еще у одного ломского ополченца – Беио Первапова Карабаджака. Это был настоящий революционер-интернационалист. Где только он по сражался за свободу и национальную независимость! В Италии он соратник легендарного Гарибальди. В России участвовал в обороне Севастополя, сражался против объединенных сил Апглии, Турции, Австрии и Франции. За выдающиеся заслуги перед русским народом Бено Перванов был произведен в офицеры, награжден боевым орденом с вручением именного оружия. И вот начинается освободительный поход русской армии в Болгарию. Бено Первапов снова сражается с поработителями. На этот раз на родной земле. В битве за Трояпский проход он был одним из сподвижников Цеко Петкова.

И еще об одном замечательном болгарском патриоте, ополчепце из Лома. Звали его Первап поп Пинов. В далеком 1837 году жители его родного села Долгошевцы (что неподалеку от Лома) прогнали греческого священника, ревностно служившего турецким властям. И настоятелем повой сельской церкви избрали Первана Ни-

353

23 Герои Шипки

нова. Нарекли его тогда миром попом Захарием. Но духовная карьера не волновала молодого патриота. Кругом лилась кровь, люди умирали от голода, страдали от грабежей, издевательств, от постоянных унижений. И поп Захарий меняет рясу на одеяние четника. В 1850 году он поднял на восстание крестьян из Долгошевцев и ближайших сел, восстание было жестоко подавлено, и Пер-ван Нинов через Румынию пробирается в Кишинев. Начинается Крымская война, и Нинов добровольно вступает в русскую армию. Храбрость, отвага, проявленные Перваном Ниновым в битве за Севастополь, отмечены высшими русскими орденами. Пер-вану Нинову исполнилось 68 лет, когда он был зачислен в чине капитана в 35-й Подольский полк, а затем в Четвертую дружину болгарского ополчения. Капитан Нинов был среди тех, кто в августовские дни обороны Шипки поклялся: «Ляжем костьми, а не отдадим перевал!» Вместе со всеми он отбивал атакующих турок, пытавшихся во что бы то ни стало овладеть вершиной Святой Николай. На глазах Первана погиб в рукопашной его любимый сын – подпоручик Ангел Нинов. Еще месяц Перван Нинов был среди защитников Шипки. В конце сентября его старое, сжигаемое скорбью сердце не выдержало. Еще далеко было до победного часа. Его боевым товарищам предстояли нелегкие бои. Но Перван знал – придет, обязательно придет этот час. Последнее, что успел он сказать, было: «Детям, внукам расскажите, как добывали мы свободу нашей милой Болгарии!..»

Л. Назарова

ПОДВИГ СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ

Доныне свято хранится в Народной Республике Болгарии все, что связано с русскими воинами, принимавшими участие в освободительной войне. В Плевне в Скобелевском парке находится филиал Военно-исторического музея – могила-склеп, где хранятся останки и личные вещи русских солдат и офицеров, погибших в боях за освобождение этого города. Здесь на стене – портрет женщины с красивым усталым лицом и большими печальными глазами, одетой в костюм сестры милосердия. Это портрет Юлии Петровны Вревской. Она умерла от сыпного тифа 24 января (5 февраля) 1878 года, самоотверженно ухаживая за ранеными и больными в одном из госпиталей Болгарии в городе Бела.

О ней и ее многочисленных подругах писал вскоре после окончания войны П. А. Рихтер, главноуполномочен-ный Общества попечения о раненых и больных: «Русская женщина в звании сестры милосердия приобрела... почетную славу в минувшую кампанию, стяжала... неотъемлемое, всенародно признанное право на всеобщую признательность и уважение, как лучший друг солдата посреди страданий и болезни».

Героическая жизнь русской патриоткп вызывает восхищение. Поэтому так важно создать подлинно исторический, правдивый ее образ.

'?■

Дочь генерал-майора П. Е. Варпаховского, Юлия Петровна очень рано вышла замуж за известного на Кавказе генерал-лейтенанта, барона Ипполита Александровича

Вревского, который был намного старше ее (в то время, в 1857 году, ему было 44 года).

И. А. Вревский был человеком далеко не заурядным. Некогда товарищ Лермонтова по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, он только годом раньше великого русского поэта, в 1833 году, был выпущен из нее в лейб-гвардии Финляндский полк. Позднее И. А. Вревский окончил Академию Генерального штаба и с 1838 года связал свою судьбу с Кавказом. Он был близко знаком со многими из интереснейших людей того времени. Зимой 1840/41 года в Ставрополе иа квартире у И. А. Вревского бывали М. Ю. Лермонтов, Р. И. Дорохов (впоследствии прототип Долохова в романе Л. Н. Толстого «Война и мир»), Л. С. Пушкин – брат великого русского поэта, декабрист М. А. Назимов, служивший солдатом в одном из действовавших на Кавказе полков. Позднее Вревский близко сошелся и с другими декабристами, в частности, с Н. И. Лорером, А. П. и П. П. Беляевыми; старший из братьев в своих мемуарах пишет, что Вревский был «одним из образованнейших и умнейших людей своего времени».

* * *

Как сложилась судьба Юлии Петровны Вревской после того, как она овдовела? Вместе с матерью и младшей сестрой она приехала в Петербург, где жили ее братья. Как вдова прославленного генерала, Ю. П. Вревская заняла видное место в петербургском обществе.

Близко и долгов время знавший Юлию Петровну писатель В. А. Соллогуб создал в своих мемуарах замечательный ее портрет. Но он писал не только (и не столько!) о внешней красоте Вревской. Соллогуб сумел показать чрезвычайно привлекательные внутренние, душевные качества Юлии Петровны.

«Еще в первые годы моего пребывания на Кавказе я имел случай познакомиться с женщиной, которой остался почитателем и другом в течение всей ее – увы! – короткой жизни. Баронесса Юлия Петровна Вревская (...) считалась почти в продолжение двадцати лет одной из первых петербургских красавиц (...). Я во всю свою жизнь не встречал такой пленительной женщины. Пленительной не только своей наружностью, но своею женственностью, грацией, бесконечной приветли-

востью и бесконечной добротой Никогда эта жен

щина не сказала ни о ком ничего дурного и у себя не позволяла злословить, а, напротив, всегда и в каждом старалась выдвинуть его хорошие стороны. Многие мужчины за ней ухаживали, много женщин ей завидовало, но молва никогда не дерзнула укорить ее в чем-нибудь (...). Всю жизнь свою она жертвовала собою для родных, для чужих, для всех...»

Бесконечно добрая и деятельная по натуре, Юлия Петровна действительно старалась чем возможно помочь всем тем, с кем она так или иначе встречалась или общалась длительное время. В частности, большой заботой и вниманием окружила она детей своего покойного мужа от его первого брака, считавшегося в условиях царской России того времени «незаконным». Юлия Петровна добилась (ценою длительных усилий), что сначала Николай и Павел, а затем и их сестра Мария, так называемые «воспитанники» И. А. Вревского, носившие фамилию Терских, получили имя и титул отца (это произошло в 1872 и в 1876 годах).

В это время она уже была знакома с И. С. Тургеневым. Знакомство произошло где-то в начале 1870-х годов и, вероятно, при содействии П. В. Шумахера, который признавался, что всем, что было в нем лучшего, он обязан нескольким женщинам, в том числе Ю. П. Вревской. В архиве этого поэта были обнаружены фотографические карточки Юлии Петровны, в том числе и в одежде сестры милосердия.

Известно, что Вревская по просьбе Шумахера передала Тургеневу для напечатания за границей сборник его стихотворений, запрещенных в России. При содействии Тургенева он был напечатан в Берлине в 1873 году под заглавием «Моим землякам. Сатирические шутки в стихах». Не случайно имя Вревской упоминается в письмах Тургенева к Шумахеру.

Узнав, что писатель летом 1874 года будет в Спасском-Лутовинове, Юлия Петровна приглашала соседа (у Тургенева было имение и в Топках Малоархангельского уезда, недалеко от Мишкова, принадлежавшего Вревским) приехать в гости. Но Тургенев заболел. Тогда Вревская, пренебрегая светскими условностями, решилась сама приехать к нему. Ведь недаром в конце своих писем к Тургеневу она ипогда ставила подпись: «Ваша орловская соседка Юлия Вревская». Несколько дней (с 19 по

26 июня) Вревская провела под кровлей обширного и гостеприимного дома писателя в Спасском-Лутовпнове.

Посещение Вревской Спасского-Лутовинова, по словам Тургенева, «оставило глубокий след» в его душе. Сра-8у же после отъезда своей гостьи он писал ей в Миш-ково: «Я чувствую, что в моей жизни, с нынешнего дня одним существом больше, к которому я искренне привязался, дружбой которого я всегда буду дорожить, судьбами которого я всегда буду интересоваться».

Осенние месяцы 1874-го – начало 1875 года Юлия Петровна провела в Мишкове. Она обменялась с Тургеневым несколькими письмами. Известны Лишь ответы писателя, по которым можно иметь представление о содержании их переписки. Так, 9(21) сентября 1874 года Тургенев пишет своей новой приятельнице: «Вы не скучаете в деревне – это хорошо». В конце письма он снова прибавляет: «Я часто думаю о Вашем посещении в Спасском. Как Вы были милы! Я искренне полюбил Вас с тех пор».

Вскоре Вревская послала Тургеневу свою фотографию («весьма похожую», по его мнению). Отвечая ей 26 октября (7 ноября), писатель спрашивал: «Как. Ваше здоровье, что Вы делаете, как Вам живется в деревне... Мне было бы очень приятно узнать что-нибудь об Вас от Вас самих... Надеюсь, что мы еще столкнемся где-нибудь п не слишком поздно». Исполняя желание Тургенева, Вревская, видимо, довольно подробно описала свою жизнь в Малоархангельском уезде, так как 15(27) ноября писатель благодарил ее за «чудесное письмо». По его словам, письмо это «живо перенесло» его «в ту деревенскую зимнюю глушь», с которой его корреспондентка «так отлично свыклась». Вревская еще . продолжительное время оставалась в Мишкове. В письмах оттуда она, очевидно, не раз сообщала писателю подробности о быте и нравах своих провинциальных соседей-дворян. 1(13) февраля 1875 года Тургенев подчеркивал: «Ваше описание соседей, зимней поездки и т. д. жпво перенесло меня в родную Русь».

В письме от 10 (22) марта Тургенев сообщает Юлии Петровне о возможной встрече с ней за границей. «Вот я и посмотрю, до какой степени простирается... Ваша дружба ко мне – ив состоянии ли она привести Вас из Орловской губернии в Богемию – что и для Вашего здоровья очень будет полезно»,

Встреча их состоялась летом 1875 года в Карлсбаде, где писатель проходил курс лечения; Юлия Петровна лечилась сначала там же, а затем в соседнем Мариенбаде. В Карловых Варах сохранился дом (бывшая гостиница «Konig von England», то есть «Английский Король»), в котором жил тогда писатель (дом отмечен мемориальной доской).

Впрочем, в 1874—1877 годах Вревская и Тургенев встречались не только в орловской деревне и на заграничных курортах, но также в Париже и в Петербурге. Вревская не любила столицу с ее туманами и дождями. В петербургском светском обществе ей было скучно и неуютно. Представители света казались Юлии Петровне, обладавшей независимым и гордым характером, пустыми и лицемерными. В ее письмах к Тургеневу, который в эти годы постоянно живет в Париже, лишь раз в год, обычно летом, приезжая ненадолго на родину, все чаще звучат то воспоминания о Кавказе, то мечты о поездках в Индию, Испанию и даже в далекую Америку.

Юлия Петровна много читала, посещала театры (ее восторг вызвала опера А. Г. Рубинштейна «Демон» с замечательным певцом – солистом Мариинского театра И. А. Мельниковым), художественные выставки (на одной из них Вревская познакомилась с известным худож-ником-мариниетом И. К. Айвазовским). В числе знакомых Юлии Петровны были и писатели – Д. В. Григорович, Я. П. Полонский, творчество которых Вревская высоко ценила.

Однако самым близким другом Юлии Петровны был в эти последние годы ее жизни, несомненно, Тургенев. В промежутках между встречами они вели оживленную переписку. В письмах к ней Тургенев нередко цитирует Пушкина и Лермонтова, сообщает о своих впечатлениях от новых литературных произведений («Анны Карениной» Л. Толстого, «Благонамеренных речей» Салтыкова-Щедрина, «Его превосходительства Эжена Ругона» Э. Золя и других). В свою очередь, Вревская огорчается, что не смогла достать номер журнала «Вестник Европы» с рассказом Тургенева «Часы».

* * *

В июне 1876 года Сербия и Черногория объявили войну Турции. Это вызвало сильное возбуждение в русском обществе. Всюду открыто заявлялись симпатии сербам.

В Сербию отправлялись добровольцы, деньги, провиант. С середины сентября началась частичная мобилизация русской армии. В феврале 1877 года разгромленная Сербия подписала с Турцией мир. Продолжала борьбу одна Черногория. 12(24) апреля 1877 года Россия объявила войну Турции.

Война на Балканском полуострове взволновала Тургенева. Одним из самых ранних откликов писателя явилось стихотворение «Крокет в Виндзоре», написанное 20 июля 1876 года. Непосредственным поводом к его созданию послужило жестокое подавление восстания в Болгарии.

«Сербская катастрофа меня очень огорчает. Будь мне только 35 лет, кажется, уехал бы туда», – пишет он Вревской 27 июля (8 августа) 1876 года. И эти слова писателя произвели глубокое впечатление на его корреспондентку, которая менее чем через год, в июне 1877 года, отправилась на театр военных действий.

Внимательно следя за развитием событий на Балканском полуострове, Тургенев 1 (13) ноября 1876 года писал Вревской о неизбежности войны, которая «займет все умы».

С глубоким сочувствием относясь к борьбе славянских народов против турецкого ига, писатель 24 ноября (6 декабря) того же года выражал надежду: «Дай бог нашим смиренным героям в больших сапогах действительно выгнать турку и освободить братьев славян!» Эти суждения Тургенева были как бы ответом на слова Вревской из ее письма от 17 (29) октября 1876 года, в котором она сообщала: «Воинственные слухи долетают до нас все явственнее... решительная минута наступила... когда же явится великий Свершитель? Не Черняеву же входить в Св. Софию – для этого нужны чистые и не мелко честолюбивые души».

Одно время казалось, что Россия не будет вмешиваться в войну на Балканах. «Ну вот и война у нас... сделала фиаско. Хотя поговаривают здесь, будто бы с весной она разыграется – однако я этому не верю – и думаю, что мы так и останемся с оплеухой, данной нам Турцией...» – с горечью писал Тургенев Вревской 15(27) января 1877 года. Писатель намекал в этих словах на то обстоятельство, что Турция отказалась выполнить требование России и других великих держав подписать так называемый Лондонский протокол, согласно которому ей

предлагалось провести некоторые реформы в христианских областях Балкан.

«...Вам едва ли можно рассчитывать на служение раненым и больным своей особой», – подчеркивал Тургенев в письме к Вревской от 26 января (7 февраля) 1877 года. Писателю было уже известно, что она в случае вступления России в войну намерена посвятить себя деятельности сестры милосердия, к которой усердно готовилась. В одном из писем к Тургеневу, относящемся, очевидно, ко второй половине апреля, Вревская сообщала: «Видаю часто мою старую приятельницу, сестру милосердия начальницу, учусь ходить за больными и утешаю себя мыслью, что делаю дело». В конце письма она добавляла: «Вряд ли придется мне выехать ранее половины илп конца мая, это меня только радует, потому что таким образом есть надежда вас видеть».

Тургенев в ответном письме от 12 (24) мая сообщает, что выезжает из Парижа в Россию, но выражает сожаление, что, очевидно, не захватит Вревскую в Петербурге.

«Мое самое искреннее сочувствие будет сопровождать Вас в Вашем тяжелом странствовании. Желаю от всей души, чтобы взятый Вами на себя подвиг не оказался непосильным...» Далее Тургенев выражал надежду, что «эта бедственная война не затянется», хотя «едва ли можно предвидеть ей скорый конец».

Однако Тургеневу суждено было еще раз встретиться с Вревской до отъезда ее в Яссы, где в это время организовывался эвакуационный госпиталь. Один из современников (К. П. Ободовский) в «Рассказах об И. С. Тургеневе» описывает свою встречу с писателем в Павловске, на даче у поэта Я. П. Полонского, в июне 1877 года следующим образом:

«Тургенев прибыл не один. С ним вместе приехала дама в костюме сестры милосердия. Необыкновенно симпатичные, чисто русского типа черты лица ее как-то гармонировали с ее костюмом.

Меня ей представили, причем назвали и ее фамилию. Это была баронесса Вревская.

Тогда начиналась война за освобождение Болгарии, и баронесса спешила на театр военных действий, чтобы посвятить себя деятельности сестры милосердия. Ее самоотвержение в деле ухода за ранеными и больными и ужасная смерть от тифа, без всякой помощи, среди безлюдной степи, слишком известные, чтобы о них распространяться, причисляют ее к циклу тех русских женщин-геро-инь, которые положили душу за други своя. В тот вечер, когда я ее видел накануне отъезда, она была очень оживлена и, разумеется, не предчувствовала того, что, уехав в Болгарию, уже больше не вернется на родину».

19 июня 1877 года Вревская вместе с другими русскими сестрами милосердия приехала в Яссы (Румыния) для работы в 45-м военно-временном эвакуационном госпитале. Уже 21 июня в Яссы пришел из Браилова первый санитарный поезд с больными и ранеными. Прибывших переводили из вагона в барак, где их осматривали врачи. Тяжелораненых оставляли в госпитале, а способных к дальнейшей транспортировке отправляли в Россию.

«Весь конец июня и начало июля прошли для всего персонала Ясского эвакуационного барака в весьма напряженных трудах», – отмечает Н. С. Абаза, главно-уполномоченный Общества попечения о раненых и больных воинах. В самом деле, уже в начале июля, в особенности же после первого штурма Плевны, прибытие двух поездов в сутки стало обычным. Во второй половине июля и в августе количество больных и раненых быстро возрастало. Воинские поезда не успевали вывозить из Ясс массы прибывших туда раненых и больных.

Наиболее горячее время наступило в начале сентября. С 7 по 18 сентября произошел такой наплыв раненых и больных, какого в Яссах еще не бывало. Каждый день приходило не менее трех поездов, а 11 сентября – пять. С И до 18 сентября в Яссы прибыло более одиннадцати с половиной тысяч человек раненых. Не лучше было и в последующие дни; 24 сентября Вревская писала сестре: «Мы сильно утомились, дела было гибель: до трех тысяч больных в день, и мы нные дни перевязывали до 5 часов утра не покладая рук».

Наиболее обременены обязанностями были в Ясском госпитале именно сестры. Они перевязывали раненых, раздавали по назначению врачей лекарства, наблюдали за сменой белья, раздавали пищу, собственноручно кормили трудных больных и тяжелораненых. Некоторые из сестер исполняли обязанности заведующих кухней, буфетом,

складом белья. Все сестры по очереди назначались сопровождать санитарные поезда, где работа была особенно сложной и тяжелой, так как товарные вагоны были непроходными, а число больных п раненых, находившихся в них, огромным. Количество санитарных поездов ежедневно возрастало, а рейсы их становились все более длительными (Киев, Харьков).

После трудных сентябрьских дней в конце месяца наступило некоторое затишье. Такое положение существовало, однако, недолго. Взятие гвардейцами Горного Дубняка и Телиша 12(24) октября вызвало новое усиление эвакуации: в последней трети октября в Яссы прибыло около семи тысяч раненых.

Интересно отметить, что вместе с Вревской работа та в Яссах (и жила с ней в одной комнате) дочь орловского помещика инженер-капитана А. С. Цурикова Варвара Александровна. Эта молодая девушка (в 1877 году В. А. Цуриковой было 26 лет) подобно Вревской жаждала общественно полезной деятельностн, о чем советовалась с И. С. Тургеневым в свопх ппсьмах к нему (лично знакомы они не были). Сестрой милосердия Цурикова стала, как и Вревская, не без влияния образа Елены из романа «Накануне». Несколько лет спустя, 10(22) февраля 1883 года, Тургенев в последнем письме к В. А. Цуриковой писал: «Благодарю за теплые слова о бедной Вревской».

Как и многие другие сестры, Вревская чувствовала сильное переутомление после напряженнейшей и тяжелой четырехмесячной работы в госпитале. Она собиралась пойти в отпуск; однако, получив его на три месяца, не поехала отдыхать. Сначала она прибыла в Бухарест, где от уполномоченного Красного Креста князя А. Г. Щербатова узнала, что многие госпиталя закрывают из-за отсутствия средств. Тогда Вревская решила поехать в маленькое болгарское местечко Белу, где не хватало сестер.

Первые болгарские впечатления Вревской нашли яркое отражение в ее письме к И. С. Тургеневу от 27 ноября (9 декабря) 1877 года:

«Родной и дорогой мой Иван Сергеевич. Наконец-то, кажется, буйная моя головушка нашла себе пристанище, я в Болгарин, в передовом отряде сестер. До Фратешт(и) я доехала железной дорогой, но в Фратештах уже увидела я непроходимую грязь, наших сеструшек (как нас называют солдаты) в длинных сапогах, живущих в наскоро

сколоченной избе, внутри выбитой соломой и холстом вместо штукатурки. Тут уже лишения, труд и война настоящая, щи и скверный кусок мяса, редко вымытое белье и транспорты с ранеными на телегах. Мое сердце екнуло, и вспомнились мне мое детство и былой Кавказ. Мне было много хлопот выбраться далее, так как не хотелось принимать услуги любезных спутников разнокалиберного военного люда. Господь выручил меня, на мое счастье, подоспел транспорт из Белой, и я, забравшись в фургон, под покровительством урядника, казака и кучера двинулась по торным дорогам к Дунаю. Мост в Тотрошанах не внушителеп. Дунай – белая речонка, невзрачная в этом месте. На следующий день атака турок 14 ноября была направлепа на этот пункт, и я издали видела бомбардировку из Журжева, и грохот орудий долетал до меня. Дороги тут ужасны, грязь непролазная. Я ночевала в болгарской деревне... Как я только нашла себе избу для ночлега, ко мне явились два солдатика, узнавшие, что приехала сестра; они предложили мне свое покровительство, было трогательно видеть, как наперерыв и совершенно бескорыстно они покоили меня, достали все, что можно было достать, расспрашивали про Россию и новости, просидели со мною весь вечер, повели меня на болгарские посиделки, где девушки и женихи чистят кукурузу. Многие из них в самом деле очень красивы, и поэтично видеть весь этот молодой люд при свете одной свечи, которые цветут, как цветы, по выражению солдатика. Меня приняли отлично, угостили церином (бобами с перцем, кукурузой и вином) и уложили на покой, то есть предоставили половину довольно чистой каморки. На другой половине улеглась моя хозяйка с ребятишками. Я, конечно, не слала всю ночь от дыма и волнения, тем более что с 4 часов утра хозяйка зажгла лучины и стала прясть, а хозяин, закурив трубку, сел напротив моей постели на корточках и не спускал с меня глаз. Обязанная совершить свой туалет в виду всей добродушной семьи, я, сердитая и почти немытая, села в свой фургон, напутствуемая пожеланиями здравия. В нескольких местах мне пришлось переправляться через речку вброд и проезжать турецкие деревни оставшихся тут турок. Белая – красиво расположенное местечко, но до невероятия грязное. Я живу тут в болгарской хижине, но самостоятельно. Пол у меня – земляной и потолок на четверть выше моей головы; мне прислуживает болгарский мальчик, то есть чистит