Текст книги "Последняя теорема"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

Соавторы: Фредерик Пол
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Ранджит погрузился в детские воспоминания и с радостью нашел ответ.

– О да. Он был астрономом.

Перси Моулсворт, капитан британской армии, служил в Тринкомали в конце девятнадцатого века.

– Он занимался Марсом, – продолжал Ранджит, радуясь, что зашел разговор на приятную отцу тему. – Вроде доказал что-то очень важное…

– Каналы, – подсказал отец.

– Ну да, каналы! Он доказал, что это на самом деле не искусственные создания развитой марсианской цивилизации, а всего-навсего обман зрения.

Ганеш одобрительно кивнул.

– Он был выдающимся астрономом и б о льшую часть своих открытий совершил здесь, в Тринко, и…

Ганеш не договорил. Он снова посмотрел сыну в глаза и вздохнул.

– Видишь, Ранджит, чем я занимаюсь? Оттягиваю неизбежное. Я позвал тебя не для того, чтобы потолковать об астрономах. Мы должны обсудить кое-что гораздо более важное для нас. Твои отношения с Гамини Бандарой.

Ну вот. Дошло и до этого.

Ранджит сделал глубокий вдох.

– Отец, ты все не так понял! Мы с Гамини просто играли, баловались. Это ничего не значит.

Как ни странно, отец удивился.

– Ничего не значит? Думаешь, я не знаю о том, как молодежь экспериментирует с разными типами поведения? – Он укоризненно покачал головой и порывисто произнес: – Ранджит, проблема не в экспериментах с сексуальным поведением. Проблема в том, кого ты для этого выбрал. – Голос зазвучал напряженно, слова выходили с трудом. – Не забывай, сынок: ты тамил, а Бандара – сингал.

В первый момент Ранджит не поверил собственным ушам. Как может отец, постоянно внушавший ему, что все люди – братья, говорить такое?

Ганеш Субраманьян был тверд в вере, несмотря на то что этнические бунты, начавшиеся в восьмидесятых, оставили раны, которые могут затянуться лишь через несколько поколений. Близкие родственники Ганеша погибли во время этих волнений. Он и сам не раз побывал на волосок от смерти.

Но это было давно. Ранджит еще не родился на свет, не родилась даже его ныне покойная мать. Уже несколько лет сохраняется перемирие, и им дорожат обе стороны.

Ранджит поднял руку.

– Отец, – умоляюще проговорил он, – пожалуйста, не надо! Это так не похоже на тебя! Гамини не вор и не убийца…

Но Ганеш Субраманьян опять произнес эти ужасные слова:

– Гамини – сингал.

– А как же то, чему ты меня учил? Как насчет стиха из «Пуранануру»? [1]1
  Древнетамильская поэма, датируемая пятисотым годом до нашей эры. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]«Для нас все города – один город, все люди – наша родня. Так видели мудрецы в своих видениях».

Он хватался за соломинку. Отца невозможно было разжалобить древнетамильскими стихами. Ганеш не ответил, он только покачал головой. Хотя… Ранджит видел, что отец по-своему страдает.

– Ладно, – с тоской вздохнул Ранджит. – Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Отец сурово поправил его:

– Я не хочу, Ранджит, я требую. Ты не должен поддерживать близкие отношения с этим сингалом.

– Но почему? Почему я должен с ним порвать именно сейчас?

– Тут у меня нет выбора, – сказал отец. – Я главный жрец храма и обязан надлежащим образом исполнять свои обязанности, а этот вопрос вызывает пересуды. – Он вздохнул и добавил: – Ты воспитан порядочным человеком, для тебя верность не пустой звук. Меня не удивляет, что ты заступаешься за друга. Я лишь надеялся на то, что ты сохранишь и верность своему отцу, но это, видимо, невозможно. – Он покачал головой, встал и посмотрел на сына. – Ранджит, вынужден сказать, что сейчас я не могу принять тебя в моем доме. Монахи найдут тебе место для ночлега. Если все же согласишься прекратить свои отношения с Бандарой, позвони мне или напиши об этом. А до тех пор у нас с тобой нет причин видеться.

Отец отвернулся и пошел прочь. Ранджита охватила жуткая тоска…

Пожалуй, в причинах этого настроения стоит разобраться. Конечно, Ранджит ужасно расстроился из-за того, что между ним и любимым отцом вдруг пролегла пропасть. Однако в своем поведении юноша не видел ничего предосудительного. Да и как иначе, ведь ему было всего шестнадцать лет…

А в двадцати световых годах от Земли на планете, настолько изуродованной и загрязненной, что просто удивительно, как там вообще смогла сохраниться хоть какая-то жизнь, обитали очень странные существа, известные под названием полуторки.

Полуторки ждали приказа к выступлению – и приказа неизбежного – от своих хозяев, великих галактов. Ожидание это не могло не породить вопрос в коллективном разуме расы: сколько им осталось жить?

Похоже, что недолго. Они уже заметили грозные вспышки на Земле, после чего мимо их планеты пронеслись волны фотонов. Полуторки хорошо знали, когда именно эти волны доберутся до великих галактов.

А главное, они знали, как отреагируют на это повелители. И потому каждый из полуторок дрожал от страха под своими доспехами.

У этих существ оставалась одна-единственная надежда. Быть может, удастся осуществить все, чего от них потребуют великие галакты, и когда приказ будет выполнен, останется достаточно живых, чтобы сохранилась раса.

2
Университет

В том году первые месяцы, проведенные в университете, были для Ранджита Субраманьяна лучше любых каникул. Но конечно, не из-за занятий как таковых. Занятия оставались скучными, но они занимали лишь несколько часов в день; все же остальное время Ранджит и Гамини проводили как хотели. Они изучали большой оживленный город, побывав во всех его уголках, от слоновьего приюта Пиннавела и зоопарка Дехивала до крикет-клуба и десятка менее солидных заведений. Гамини, конечно, прожил в Коломбо б о льшую часть жизни. Он не раз бывал во всех этих местах, и не только в этих, но с Ранджитом попадал туда словно впервые. Юноши даже заглянули в несколько музеев и два-три театра. Это обошлось им не слишком дорого, поскольку у родителей Гамини были сезонные абонементы на все городские культурные мероприятия. По крайней мере, на все приличные мероприятия; менее же приличные действа юноши отыскивали сами. В Коломбо было полным-полно кафе, тодди-баров и казино, из-за которых город получил прозвище Лас-Вегас Индийского океана. Юноши, естественно, побывали и в казино, но их не слишком интересовали азартные игры, да и алкоголя для поднятия настроения требовалось немного. Хорошее настроение было им дано природой.

Как правило, они встречались за обедом в студенческой столовой, едва заканчивались утренние занятия. Общих предметов, увы, у них не было, поскольку Гамини-старший настоял на том, чтобы сын отдал предпочтение юриспруденции и управлению.

Когда у друзей не было времени для городских прогулок по городу, они почти с таким же интересом бродили по университетскому кампусу. И довольно скоро обнаружили неохраняемый служебный вход в буфет медицинского факультета. Богатый запас сластей и разнообразных безалкогольных напитков, что и говорить, заманчивая цель. К сожалению, не представлялось возможным добраться до этого изобилия, потому что в буфете всегда было полным-полно студентов.

Еще Гамини узнал, как можно через вентиляционную решетку подглядывать за девушками в раздевалке спортзала. Этому занятию он предавался с большой охотой, что немного удивило Ранджита. А в недостроенном и, по-видимому, заброшенном здании на Квинс-роуд друзья обнаружили настоящее сокровище. Судя по обшарпанному стенду, торчавшему рядом со стройкой, здание предназначалось для факультета местного права и было заложено еще в ту пору, когда правительство протягивало оливковые ветви мира не только тамилам, но и мусульманам, и христианам, и иудеям.

Здание было почти достроено, но множество кабинетов и аудиторий остались неотделанными и необставленными. Гораздо лучше выглядела библиотека, в ней даже книги имелись. Гамини немного разбирался в арабском (отец в детстве заставил его освоить азы этого языка); он сказал, что на стеллажах с одной стороны собрана литература, предназначенная для суннитов, а на другой – для шиитов. Книги для суннитов принадлежали перу таких авторов, как Ханафи, Малики и Ханбали, а шиитские большей частью посвящались Джаафари. [2]2
  Ибрагим аль Джаафари (р. 1947) – иракский политический деятель, премьер-министр страны с апреля 2005 по апрель 2006 г.


[Закрыть]Между рядами стеллажей в небольшой нише стояли два компьютера.

Безлюдное здание неудержимо влекло к себе друзей, оно словно призывало воспользоваться всеми таившимися внутри его благами. И друзья поддались соблазну. В скором времени они обнаружили приемную – пусть плоховато, но обставленную. Стол секретаря был изготовлен из фанеры, а вдоль стены стояли раскладные стулья, такие можно увидеть в похоронных бюро. Но не приемная оказалась самой интересной находкой Гамини и Ранджита. На фанерном столе рядом с закипавшим электрическим чайником и обернутым в фольгу пластиковым контейнером с чьим-то завтраком лежал американский журнал с картинками, посвященный жизни голливудских кинозвезд.

На роль тайного логова друзей здание явно не годилось. Хорошо еще, что никто не застал их здесь. Тихонько посмеиваясь, они поспешили ретироваться.

Изучать новые территории – занятие наиприятнейшее; увы, этого Ранджит не мог сказать об учебе в университете. К концу первого курса он накопил изрядно знаний, вот только почти все они казались ненужными. К примеру, он считал совершенно излишним свое умение спрягать большинство правильных французских глаголов и даже некоторую часть неправильных, таких как etre. [3]3
  «Быть» (фр.).


[Закрыть]Впрочем, не бывает худа без добра: он получил зачет по французскому, что означало пропуск в следующий учебный год.

Даже ненавистная биология стала почти интересной, когда у столь же ненавистного педагога вдруг закончились лягушки для занятий анатомией и он от теоретических разглагольствований о статистике заболеваемости перешел к обсуждению реальных проблем, освещавшихся городскими СМИ. Статьи, о которых шла речь, рассказывали о новом эпидемическом заболевании чикунгунья, в переводе с суахили – «то, что гнет». Название обязано своим появлением характерной позе человека, скрученного острой болью в суставах. Вирус чикунгуньи, похоже, уже некоторое время существовал, но страдали этой болезнью немногие. А теперь он вдруг появился в огромных количествах и инфицировал кишевших в извечно болотистых местностях москитов вида aedes aegipti. Тысячи людей на Сейшелах и других островах Индийского океана поступали в больницы с сыпью, высокой температурой и страшными болями в суставах… Как напомнил студентам преподаватель биологии, на Шри-Ланке до сих пор хватает болот и луж, являющихся идеальными местами для размножения aedes aegipti. Он не опровергал, но и не отрицал слухи о том, что чинкунгунья мог быть искусственно произведен в лабораториях и использован в качестве биологического оружия, которое каким-то образом попало на острова Индийского океана. Но кем и против кого велась война, он не сказал.

Это было самым интересным из того, что узнал, занимаясь биологией, Ранджит. «Страны-убийцы»? Болезнь как оружие? Ужасно хотелось обсудить подобные темы с Гамини, но это было невозможно. У друга до обеда занятия по политологии, а это означает, что встретится с ним Ранджит не раньше чем через час.

Со скуки Ранджит сделал то, чего избегал на протяжении большей части семестра. В университете был семинар, посвященный всемирной проблеме водоснабжения. Любой студент имел право его посещать, но, конечно же, таковых желающих находилось немного. Поэтому Ранджит решил, что там можно спокойно подремать.

Но лектор заговорил о Мертвом море.

Ранджита оно не слишком интересовало, зато преподавателю виделось подлинной сокровищницей. Дескать, если прорыть каналы от Средиземного моря до Мертвого, расположенного в четырехстах метрах ниже уровня Мирового океана, разницу в высоте можно использовать для производства электроэнергии.

Эта идея чрезвычайно увлекла Ранджита. Просто-таки глобальное решение проблемы! Ранджит не мог дождаться встречи с Гамини – так хотелось поговорить об этом с другом.

Но когда Гамини наконец пришел в столовую, рассказ Ранджита его вовсе не потряс.

– Этой идее – сто лет в обед, – сказал он. – У моего отца есть друг, доктор Аль-Заср, он египтянин, вместе в Англии учились. Так вот, он однажды рассказал нам про это за ужином. Но только ничего не выйдет. Идея-то израильская, а всем остальным на Ближнем Востоке израильские идеи не нравятся.

– Понятно, – расстроенно кивнул Ранджит.

Лектор ни словом не обмолвился о том, что это израильская идея, и о том, что ей уже двадцать лет, и что если за двадцать лет эти каналы не прорыли, то теперь уж вряд ли пророют.

Рассказ насчет чикунгуньи тоже не впечатлил Гамини, а потом он принялся, в свою очередь, просвещать Ранджита.

– Твоя проблема, – сообщил он другу, – называется синдром ГСШМ. Знаешь, что это такое? Нет, Рандж, не знаешь, но занимаешься как раз этим самым. Ты ставишь себе слишком много задач. Режешь себя на слишком много кусков. Мой преподаватель психологии говорит, этак очень просто отупеть, ведь всякий раз, когда с одного переключаешься на другое, ты себя прерываешь, и через некоторое время это сказывается на предлобной коре головного мозга, и у тебя развивается СДВ.

Ранджит нахмурился, не отрывая глаз от ноутбука Гамини. В последнее время Ранджит увлекся компьютерами.

– Что еще за СДВ? И, если уж на то пошло, что за синдром ГСШМ?

Гамини с укором взглянул на друга.

– Нет, ты положительно отстал от жизни. «СДВ» означает «синдром дефицита внимания», а ГСШМ – первые буквы фамилий людей, которые возглавили исследования по так называемому синдрому мультитаскинга. [4]4
  От англ.multitasking, что означает «совмещение нескольких занятий».


[Закрыть]Это некие Графман, Стоун, Шварц и Мейер. А еще была женщина, ее звали Юонг Джиань, но, наверное, больше места для инициалов не осталось. Короче, мне кажется, ты слишком сильно зациклился на всяком таком, с чем ничего не можешь поделать.

Слова Гамини были вполне справедливы. Но тем не менее вечером, прежде чем лечь спать, Ранджит специально просмотрел выпуск новостей – просто для того, чтобы показать: его нисколько не волнуют замечания друга. Хороших новостей оказалось мало. Не меньше десятка стран дерзко заявляли, что имеют право на любые ядерные программы, и у большинства из них слово не расходилось с делом. Северная Корея, по обыкновению, являла собой образчик неконтролируемого государства. В извечно беспокойном Ираке вторжение шиитов в нефтеносные районы, населенные курдами, грозило превратиться в очередной виток терзавшей эту страну междоусобицы.

И так далее, и тому подобное.

К плохим новостям на следующий день за ланчем добавилась еще одна, личного порядка.

Стоя в очереди, он заметил Гамини. Тот скептически разглядывал нечто, получившее от администрации столовой пафосное название «особое блюдо дня». Ранджит был рад снова увидеть друга, но когда садились за столик, его встревожило кислое выражение лица Гамини.

– Что-то не так?

– Да нет, все нормально, – вздохнул Гамини. – Хотя какое там… Ладно, слушай. Несколько лет назад я кое-что пообещал отцу.

У Ранджита сразу возникли нехорошие предчувствия. Когда про обещания говорят таким тоном, ничего веселого ждать не приходится.

– Продолжай?

– Я дал моему старику слово, что после первого курса попробую перевестись в Лондонскую школу экономики. Он побывал там несколько лет назад и решил, что управлению нигде в мире лучше не учат.

– Изучать управление? – опешил Ранджит. – В экономическом вузе?

– Это неполное название. На самом деле заведение называется Лондонская школа экономики и политологии.

– Ясно, – только и смог выговорить Ранджит и мрачно спросил: – Значит, ты собираешься отправить документы в этот иностранный институт только для того, чтобы сдержать данное отцу обещание?

Гамини кашлянул.

– Не совсем. То есть слово «собираюсь» не годится. Я уже давно отослал туда документы. Отец сказал, чем раньше я подам заявление, тем больше шансов. Похоже, он был прав. Ранджит, меня приняли. На прошлой неделе я получил письмо. Как только закончится учебный год, я поеду в Лондон.

Вот так по дружбе Ранджита Субраманьяна и Гамини Бандары был нанесен второй удар, и он оказался тяжелее первого.

Потом у Ранджита не было ничего веселого. Преподаватель биологии наконец получил партию забальзамированных белых мышей, и снова пошли противные вскрытия, и больше не случалось таких интересных разговоров, как тот, насчет чикунгуньи. Даже занятия по математике, из-за которых Ранджит был готов терпеть все остальное, его не радовали.

К концу первой недели учебы в университете Ранджит был абсолютно уверен в том, что досконально знает алгебру. Решение великой загадки Ферма не зависело ни от линии пересечения плоскости и конуса, ни от математического обозначения суммы. Как бы то ни было, первые несколько месяцев Ранджит занимался более или менее старательно. Его даже немного увлекли такие вещи, как полиномиальное разложение и применение логарифмических функций. Но к началу третьего месяца стало ясно, что доктор Кристофер Дабаре, преподаватель математики, не намерен учить своих студентов чему-либо, имеющему хотя бы отдаленное отношение к теории чисел, – по той простой причине, что сам об этом знает очень мало. И, что еще хуже, он не желал ничего учить или мотивировать к обучению Ранджита.

Какое-то время Ранджит довольствовался ресурсами университетской библиотеки, но там число книг по интересующей теме было небесконечным. Когда юноша перечитал их все, ему оставалось только обратиться к специальным журналам, таким как «Джорнал оф намбер сиэри», издаваемый университетом штата Огайо, или «Журнал де теори дес номбре де Бордо» (вот когда пригодилось обретенное с таким трудом скудное знание французского). Но университетская библиотека не имела подписки на эти журналы, а Ранджит не имел доступа к ним через Интернет. Доктор Дабаре, сотрудник факультета, мог бы помочь, разрешив воспользоваться своим личным паролем, но он не желал этого делать.

Приближался конец учебного года. Ранджиту нужен был друг, чтобы поделиться своими разочарованиями. Но и этого он теперь был лишен.

Мало того что Гамини предстояло вскоре улететь за девять тысяч километров от Коломбо – даже последние недели друзья не могли провести вместе. Оказалось, что гораздо важнее долг перед семейством. Сначала Гамини уехал на выходные в Канди, бывшую столицу острова. Одна из ветвей семейства Гамини упрямо обитала в доме, который был гнездом для всего рода, прежде чем шумный и щедрый на соблазны город Коломбо принялся завлекать в свои тенета интеллектуалов, влиятельных и даже просто амбициозных людей. На следующий уик-энд Гамини отправился в Ратнапуру, где его двоюродный брат присматривал за семейными капиталами, вложенными в добычу драгоценных камней, а через неделю – в село, где престарелая бабушка Гамини ведала коричными плантациями. И даже когда Гамини находился в Коломбо, он был вынужден то и дело наносить кому-нибудь визит вежливости, а взять с собой Ранджита не смог ни разу.

Ранджиту было положительно нечем заняться, кроме посещения скучных лекций и семинаров по неинтересным предметам. Но потом дела насущные напомнили о себе.

Это произошло в конце лекции по социологии – предмету, бывшему у Ранджита не в чести. Преподаватель, нравившийся ему еще меньше, встал в дверях, когда юноша собирался выйти из аудитории. Доктор Мендис держал тетрадь в черной обложке, в которой он выставлял оценки.

– Я насчет последней контрольной работы, – сказал он Ранджиту. – У вас неудовлетворительный результат.

Ранджита это нисколько не удивило.

– Извините, сэр, – рассеянно проговорил он, с тоской глядя вслед удаляющимся однокашникам. – В следующий раз я постараюсь лучше.

Но доктор Мендис еще не закончил.

– Если помните, в начале семестра я объяснил, как будет составлена итоговая отметка. Учитываются экзамен, проводимый в середине семестра, контрольные работы и участие в семинарах, посещаемость и курсовой экзамен, – в пропорции двадцать пять, двадцать, двадцать пять и тридцать процентов. И теперь я должен сообщить: несмотря на сносную отметку за экзамен в середине семестра, на семинарах вы работали спустя рукава и контрольные работы выполнили неважно, так что на курсовом экзамене нужно набрать не менее восьмидесяти процентов, чтобы получить оценку «С». Честно говоря, не думаю, что у вас это получится. – Мендис кивнул своим мыслям и захлопнул тетрадь. – Поэтому я советую согласиться на «незачет». – Он поднял руку, предупреждая возражения Ранджита, но тот и не думал спорить. – Конечно, с надеждой на дальнейшее получение стипендии вам придется распрощаться. Но это все же лучше, чем полное фиаско, или вы так не считаете?

Ранджит был согласен с преподавателем, но промолчал – не хотел радовать доктора Мендиса. К тому времени, когда юноша вышел из аудитории, в коридоре осталась одна студентка, бюргерша, [5]5
  Бюргерами на Шри-Ланке называют потомков европейских колонистов, вступавших в браки с сингалками и тамилками.


[Закрыть]довольно миловидная, на несколько лет старше. Он знал, что эта девушка посещает занятия по социологии в одной группе с ним, но для него она была чем-то вроде предмета мебели в лекционном зале. Он предпочитал не знаться с бюргерами – немногочисленными потомками европейских колонизаторов на Шри-Ланке. А уж тем более с бюргершами.

Эта девица болтала с кем-то по мобильному телефону, но, заметив Ранджита, прервала разговор.

– Мистер Субраманьян? – спросила она.

Ранджит остановился. Он был нисколько не расположен к светским беседам.

– Да? – буркнул юноша.

Похоже, бюргершу его тон не обидел.

– Меня зовут Майра де Соуза. Я слышала, что вам говорил доктор Мендис. Вы сделаете, как он сказал? Согласитесь на «незачет»?

Донельзя раздраженный, Ранджит пожал плечами.

– Скорее всего, нет. С какой стати?

– И правильно, не надо соглашаться. Просто нужно, чтобы вам кто-нибудь слегка помог. Не знаю, заметили вы или нет, но у меня оценки – сплошные «А». Если хотите, могу вас подтянуть.

Ранджит никак не ожидал услышать что-либо подобное, и предложение его сразу насторожило.

– Почему вы хотите мне помочь? – буравя взглядом собеседницу, осведомился он.

В чем бы ни заключалась правда (может, попросту в том, что Ранджит был молод и симпатичен), Майра ответила так:

– Потому что мне кажется, доктор Мендис несправедлив к вам. – Видимо, реакция Ранджита все же обидела ее, потому что она перешла на холодный тон. – Если в помощи не нуждаетесь, так и скажите. Но вот что я вам скажу: лекции доктора Мендиса – не более чем компиляция из учебников. В основном это отрывки, в которых упоминается Шри-Ланка. Для сдачи курсового экзамена этого материала недостаточно.

На миг Ранджит задумался над словами Майры. Но только на миг.

– Спасибо, но я справлюсь сам.

Он кивнул девушке, повернулся и пошел по коридору.

Ранджит считал, что поступил правильно. Кто он такой, этот преподаватель, чтобы сулить провал на экзамене? И кто такая эта бюргерша, якобы разбирающаяся в истории Шри-Ланки? Наверняка есть специалисты и получше этих двоих. И они охотно поделятся своими знаниями с Ранджитом.

Курсовой экзамен он сдал, причем набрал не восемьдесят «недостижимых» процентов, а девяносто один, получив одну из пяти самых высоких оценок на курсе. Ну и что теперь скажет доктор Мендис?

Ранджит был уверен: отцовский отказ разговаривать с ним вовсе не означает, что будет отказано и в помощи. Он не ошибся. Когда юноша изложил свою просьбу Сурашу, старому монаху, ответившему на звонок, все получилось именно так, как он ожидал.

– Я должен поговорить об этом с главным жрецом, – осторожно ответил Сураш. – Пожалуйста, перезвони через час.

Но Ранджит в решении отца не сомневался. Прежде чем снова набрать телефонный номер, он уложил в рюкзак зубную щетку, чистое нижнее белье и все прочее, что могло ему понадобиться в Тринкомали.

– Да, Ранджит, – сказал старый монах, – приезжай как можно скорее. Мы дадим тебе все, что нужно.

Доехать до Тринкомали Ранджит смог только на попутном грузовике, пропахшем карри и корицей. В храм он добрался далеко за полночь. Его отец, конечно, давно спал, а дежурный жрец не стал его будить. Однако он был готов сделать для Ранджита все, о чем бы тот ни попросил. Юноше предоставили кров, постель и трехразовое (простое, но сытное) питание.

Опасения Ранджита оказались напрасны: архив вовсе не представлял собой залежи древних пергаментных свитков. Это был храм его отца, а отец стремился не отставать от жизни. Проснувшись поутру, Ранджит увидел на столе рядом с кроватью ноутбук, открывший ему доступ ко всей истории Шри-Ланки, со времен веддов, первых обитателей острова, до нынешних дней. О многом преподаватель не упоминал. Ранджит привез с собой учебник – не для того, чтобы вызубрить от корки до корки, а совсем наоборот: описанные в нем фрагменты прошлого страны можно было спокойно проигнорировать. Через пять дней он должен был вернуться в университет. Но пять дней полного погружения в одну тему – это более чем достаточно для такого талантливого и увлеченного человека, как Ранджит Субраманьян. (К тому же он не отвлекался, не морочил себя мультитаскингом. Одно очко в его пользу в борьбе с синдромом ГСШМ.) Помимо всего прочего, он почерпнул знания, лежащие за рамками курсового экзамена. Прочитал о том, сколько жемчуга, золота и слоновой кости португальцы вынесли из отцовского храма, прежде чем разрушить его. О том, что на протяжении пятидесяти лет тамилы правили островом, и о том, что современные сингалы, по всей видимости, сохранили уважение к генералу, который в конце концов победил тамильскую армию и «освободил» свой народ. По крайней мере, это можно сказать о семье Гамини, ведь его отец Дхатусена Бандара получил имя в честь этого генерала.

До университета Ранджита доставил мини-вэн, принадлежавший храму. Первым делом юноша отправился в комнату Гамини. Довольно улыбаясь, он постучал в дверь, предвкушая, как будет делиться с другом новыми познаниями.

Но этого не случилось. Гамини не было в общежитии.

Когда Ранджит разбудил ночного вахтера, тот сонно проговорил, что мистер Бандара два дня назад отбыл. Нет-нет, не к родителям в форт. [6]6
  В XVI–XVII вв., во время португальского господства, город Коломбо был превращен в военный форт. В наши дни бывшая территория форта является деловым центром города.


[Закрыть]Он улетел в Лондон, где будет завершать свое образование.

Когда юноша наконец вошел в свою комнату, там его ожидало оставленное Гамини письмо. Но в письме говорилось о том, что Ранджит уже и так знал. Гамини улетел в Англию несколько дней назад. Он пообещал, что будет скучать по Ранджиту.

Это стало не единственным разочарованием. Конечно, не было ничего странного в том, что отца не разбудили, когда Ранджит явился в храм среди ночи. Странным было то, что отец ни разу не навестил сына за последующие пять дней.

«А ведь это даже смешно, – подумал Ранджит, включив лампу на прикроватной тумбочке. – Отец не простил мне дружбу с Бандарой. Но теперь Гамини далеко, и дело тут даже не в девяти тысячах километров».

Он потерял двоих самых близких людей. Как же ему жить дальше?

В это самое время произошло еще одно значительное событие. Однако Ранджит, как и все остальные люди на планете, о нем не ведал. Случилось это на расстоянии многих световых лет от Земли, вблизи от звезды, о которой астрономы не знали ничего, кроме ее координат: прямого восхождения и склонения. Одна из огромных расширяющихся фотонных полусфер – возможно, рожденная при ядерном взрыве на атолле Эниветок или при испытаниях одной из чудовищных советских атомных бомб – наконец достигла места, где пульсация фотонов была замечена и где было принято очень важное решение, чреватое большими неприятностями для жителей Земли. Эта пульсация насторожила высокоиерархичных разумных существ, а может, одно существо (природа этой формы жизни такова, что трудно применить к ней как единственное, так и множественное число), которые (которая?) частью обитали внутри завихрений темной материи.

Эти существа известны под названием великие галакты. Встревоженные, они построили график распределения вероятности. Полученные результаты совпали с самыми мрачными прогнозами.

У великих галактов всегда хватало планов и целей, лишь немногие из которых в то время могли быть поняты и оценены землянами. Помимо прочего, великие галакты изучали физические законы Вселенной. Люди этим тоже занимались, но они ставили перед собой задачу понять законы. А главная задача великих галактов состояла в том, чтобы сделать эти законы непреложными. Другие их интересы до сих пор остаются тайной.

Одна из наиболее ясных целей великих галактов в приблизительном переводе выглядит так: «Защищать безвредных, обуздывать опасных, уничтожать злобных – при сохранении резерва в надежном месте».

В данном случае форма жизни, которая занялась производством оружия, вполне могла испытать его на какой-либо иной расе, а этого ни в коем случае нельзя было допустить.

И великие галакты, приняв единогласное решение (других они попросту не принимали), отправили распоряжение одной из новых, но на редкость полезных рас-помощниц, называемых девятирукими. Распоряжение состояло из двух частей. Прежде всего необходимо подготовить обращение к Земле на нескольких тысячах языков и диалектов (с тех пор как вещание велось в электронной форме, девятирукие сумели выучить их все до одного и вполне сносно на них разговаривали). Послание получилось кратким: «Прекратить и не возобновлять». (Девятирукие были наделены исключительными способностями к языкам, что весьма необычно для помощников великих галактов. Общение таких рас друг с другом не поощрялось.)

Далее распоряжение требовало, чтобы девятирукие продолжали надзор за Землей, причем с удвоенным вниманием.

Сторонний наблюдатель задал бы себе вопрос: любопытно, почему великие галакты поручают такое ответственное дело расе, которая на них работает считаные тысячелетия? А потому, что девятирукие проявили трудолюбие, любознательность и скрупулезность в исполнении заданий. Эти качества великие галакты ценили очень высоко. Но они даже не помышляли о том, что девятирукие наделены и другими способностями – например, чувством юмора.