Текст книги "Мои двенадцать увольнений (СИ)"
Автор книги: Артем Комаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)
– Про секретарш много.
– О себе коллекционируете?
– Нет, о секретарях анекдотов нет.
– А секретарша – это не секретарь?
– А директоришка – это директор?
– Понятно.
– Будете кофе?
– Да. Спасибо.
Я смотрел, как за Николь закрылась дверь, «С какой стати поднимать трубку должна именно я? Звонят-то вам» – придумают же такое. Странно, но настроение улучшилось, может обязать ее по утрам анекдоты рассказывать. За неделю, что она здесь работала, стало как-то спокойней, расписание всегда было составлено правильно, все поручения контролировались, единственным раздражающим фактором была она сама. Хотя Петр ее невзлюбил, это было видно, но Николь на это внимания не обращала, ее мало заботило мнение окружающих, по крайней мере, так она себя вела, но все это было бравадой. Она могла выбить, вытрясти, выковырять всю необходимую информацию из любого, она просто ставила перед фактом, ей нужно, она не была так застенчива как Катя. И с милой улыбкой извещала, что если поручение не будет выполнено в срок, то последуют карательные меры. Одним из нововведений было кормление, она просто приносила поднос с едой и ставила на столик, не скрою, это было приятно, особенно если учесть, что обычно за массой дел о еде я просто забывал.
Я, с чистой совестью, повесил на нее часть Петиной работы. Петя был племянником одного знакомого отца, тот попросил пристроить, вроде бы выполнял все поручения в срок, и придраться было не к чему, но и особого рвения и усидчивости не проявлял.
Я забежал в кофейню, раз уж предоставил домработнице выходной, придется покупать кофе. Когда осмотрелся вокруг сквозь стекла солнцезащитных очков в поисках свободного столика, то наткнулся на Николетту и Лену. Николь читала какой-то талмуд, а Лена преданно на нее смотрела, ожидая результата прочтения. Ерец была одета в майку и джинсы, волосы убраны под косынку и их ядреный цвет не привлекал внимания. Оказывается Николь совсем соплячка, лет двадцать – двадцать два не больше, вот что значит умение правильно использовать косметику, пару мазков и ты старше, чем есть. Вот я лопухнулся.
Я пристроился за соседним столиком, место было удачным, мне было все видно и слышно.
– Лена, в принципе все нормально, только данные за прошлый год проверь, в папке «Отчеты» на второй полке в моем бывшем кабинете.
– Как вам на новой работе?
– Работа как работа, а что?
– А шеф как?
– Лена, вы еще очень молоды, послушайте прожженную жизнью тетку, обсуждать руководство можно только в двух случаях – в присутствии руководства или с людьми, которые не имеют никакого отношения к вашей работе и никогда не смогут столкнуться с вашим шефом, то есть с пенсионерами, трупами и собственным отражением в зеркале, со всеми остальными существует шанс, что все, что вы скажете про шефа, может быть потом использовано против вас.
– Все за вас переживают.
– А что за меня переживать? Ага, вот еще один переживальщик, доброе утро, Сергей Михайлович.
– Привет, Николь, что-то ты плохо выглядишь?
– Как только ушла от вас, так и подурнела.
– Бледная какая-то.
– Во-первых, вы меня не накрашенной никогда не видели, во-вторых, у меня новый цвет волос.
– Но за твоей косынкой цвета не видно.
– А вот и Минкин, у Вас, что общий сбор?
– Так повод есть.
– Здравствуй Николетта, что-то ты плохо выглядишь.
Да, что они заладили – плохо выглядишь, плохо выглядишь, словно он ее не приемную устроил, а на галеру. Я начинал злиться, и мне ужасно захотелось стукнуть кулаком по их столику.
– Викентий Иванович, это мы ее с тобой не накрашенную не видели, и цвет волос у нее новый.
– Николь волосы-то покажи.
Николь стянула косынку, и присутствующие на мгновение онемели, потом начались «охи» и «ахи». Успокаивало одно – не только у меня такая реакция, но я-то уже привык.
– Слушай Михалыч, это круче чем Бразилия.
– А что с Бразилией?
– Леночка, вам еще не успели рассказать эту байку? Однажды Сергей Михайлович и Викентий Иванович сделали мне подарок – поездку на карнавал в Бразилию. Прилетаю я в аэропорт, а там меня ждет телеграмма «срочно возвращайся» и обратный билет, вылет через пять часов, ну, я и пошла в салон, попросила что-нибудь яркое.
– Мы тогда цветов восемнадцать насчитали, выходит из аэропорта такая райская птичка, мы долго в оцепенении стояли.
– Лена будь с ними осторожней, они всех хотят осчастливить насильно, всех незамужних девиц издательства пристроить мечтают, на мне зубы сломали, теперь за тебя возьмутся.
– Ну, так и сразу замуж, просто разнообразить личную жизнь.
– Колись Николетта, что с итальянцем сделала?
– Мы ей такого жигало в Риме сняли, решили порадовать, так он от нее бежал по коридору голый и орал, что с русским больше никогда.
– Ничего я с ним не делала.
– Колись, колись, ну?
– Лена, представляешь, возвращаюсь я в номер после презентации, а у меня в кровати лежит какой-то перекачка, и, по его мнению, призывно заманивает меня в постель. Я ему тихо и нежно сказал «Пошел вон» и любовно щелкнула электрошокером.
Мой смех заглушил взрыв хохота за соседним столиком. Николь осталась совершенно спокойной, а вот остальные никак не могли остановиться.
– Никогда мы на твоей свадьбе не погуляем.
– Я уже была за мужем, делать там нечего.
– Сама же говорила, что этот брак был по великой глупости.
– Я одни и те же глупости не повторяю, и другим не советую. А вот и Анфиса Меркулова, кто еще из конторы придет?
– Больше никто, ты думала мы забудем?
– Надеялась.
– Не оправдались твои надежды.
И небольшой зал кафе наполнился громогласным «С днем рождения». Вид Николь, трудно было назвать радостным, скорей замученным, видимо не любила она праздновать свой день рождения.
Ненавижу день рождения, именно сам день, почему-то всегда именно в день рождения у меня совершенно нет сил, хочется побыть одной, а еще лучше проваляться весь день под уютным пледом с любимой книгой. На следующий день силы возвращались, хотелось праздника, и я была готова к поздравлениям, подаркам и гулянкам. В этот раз я надеялась отсидеться дома, но, утром позвонила Лена и попросила посмотреть докладную записку. Если бы я знала, что придут еще Розин, Минкин, Меркулова, то перенесла бы встречу на воскресенье. Все время в кафе меня не покидало ощущение, что кто-то подглядывает. Но вот настал час прощания, мы все дружно покинули кафе, и я потихоньку доползла до своей комнаты. Пару часов мне удалось потратить на книгу Марка Герзона «Лидерство через конфликт», но пришлось прервать чтение, взять себя в руки и направить стопы в магазин. Праздник никто не отменял, сегодня из гостей будет только Ладочка, грандиозное празднование моего двадцативосьмилетия состоится на следующей неделе, столик заказан, друзья приглашены, силы не исчезнут. А завтра праздник будет отмечаться в семейном кругу – мама, Иваныч, и еще человек пять, которых мама приглашает на свое усмотрение.
Я закупила продукты, не забыла купить «Наполеон» и шампанское. Мы до позднего вечера сидели при свечах, ели торт, пили шампанское, слушали романсы и рассказывали друг другу байки.
В воскресенье дотряслась в маршрутном такси до родного дома, то ли я сильно постарела с последней поездки, то ли рытвин, ям, колдобин стало на порядок больше. Я ввалилась в квартиру и бросила сумки в коридоре. Квартира была пуста, а короткая записка извещала, что мамочка и Иваныч укатили с компанией на Волгу, на рыбалку, и пробудут там как минимум две недели, но так как вспомнили об этом за пару часов до отъезда, то впопыхах забыли меня известить. Не возвращаться же обратно, утром придется ехать на электричке, чтобы оказаться на работе вовремя. Я обзвонила старых друзей и с теми, кого отловила, пошли на «Камушки» – небольшой ресторанчик с палубой. Мы рассказывали друг другу новости, вспоминали старые добрые годы, жаловались на трудности взрослой жизни и вспоминали так рано от нас ушедших. Вечер наступил незаметно, с Клязьмы потянуло прохладным воздухом, жужжание комаров напомнило, что пора расходиться по домам.
Понедельник день тяжелый и самая трудная его часть утро. Утро понедельника было для меня трудным не только из-за того, что пришлось в шесть утра ехать на станцию «Воронок» и почти час трястись в электричке до метро, а потом переходить по длиннющему переходу станции метро «Комсомольская», мне предстоял обстоятельный разговор с Екатериной. Петечка опять скинул на нее свое здание, а она, как безропотная овца, да простит она мне это сравнение, стала делать. Я так для себя еще и не решила, как лучше провести разговор – по душам, или начальник-подчиненный. Ей слишком хорошо в голову вдолбили, что она мелкая сошка и должна выполнять повеления чуть ли не дворника, мне предстояла потихоньку выбить из нее эту глупость. Девочка была умной, исполнительной и мне до слез было жаль, что она позволяет вытирать о себя ноги. Придется мне за нее воевать, может постепенно научится за себя бороться. А потом мне предстоял разговор с начальником отдела кадров, по не понятной для меня причине табель учета рабочего времени приемной вел Петруша. Но, тут надо быть очень острожной, изобразить из себя полную дурочку, и потихоньку выяснить, откуда ноги растут.
На работу я приехала рано, по придуманному мной ритуалу полила цветы, рассказала им анекдоты про то, как могильщики решили усовершенствовать процесс захоронения, про "работа такая" и про "нет-нет-нет". Ковин с утра был на встречах, так что слушать меня кроме растений никто не мог. Минкин был прав, он вспыльчивый, но он активно пытался справиться с это проблемой. Взрывался он редко, но тогда доставалось всем, кто случайно оказался недалеко от эпицентра взрыва. Телефон зазвонил, и я подняла трубку.
– Доброе утро, – но больше сказать я ничего не успела, собеседник просто не слышал, что я ему говорю.
– Привет, как погода? Я че звоню, Кать, не успеваю я все вовремя прислать, может, подождешь денечек.
– А кто вы?
– Катюх, не узнала что ли, Федор Кириллович.
– Федор Кириллович, очень приятно, я Ерец Николь Александровна, начальник приемной.
– Приятно познакомиться.
– Знакомство приятное, жаль, что разговор не будет столь приятным. Если я правильно поняла, вы информируете меня о том, что информацию по выполнению договоров вы мне сегодня не представите?
– Работы много, а еще с бумажками возиться, завтра все будет.
– Федор Кириллович, давайте договоримся сразу, что все поручения должны выполняться в срок, завтра в девять ноль-ноль, я должна предать всю информацию Андрею Владимировичу, если до девяти вы не предоставите мне необходимое или не пришлете письмо с обоснованием объективных причин задержки исполнения, мне придется написать служебную записку. Мы друг друга поняли?
– Работа есть работа.
– Может быть, есть вопросы по поручению?
– Блок информации, которую вы запрашиваете, очень объемен. Если мы будем расписывать все работы по каждому объекту, расписывать все пункты сметы, акты?
– Извините, но вас никто не просит так подробно расписывать каждый пункт, сделать все это быстро можно в табличном варианте. Давайте поступим так, я вам сейчас отправлю по электронной почте таблицу, вы, как получите, мне перезваниваете, предварительно взяв какой-нибудь договор, я объясняю, какая именно информация мне нужна и в каком объеме. Хорошо?
– Хорошо. Жду.
Я быстренько набросала примерную таблицу и отправила директору Ставропольского филиала. Через несколько минут он перезвонил, и мы совместными усилиями заполнили все строки. Оказалось, что раньше всем этим занимался юрист, но не так давно она ушла в декрет, нового человека пока не взяли, каждый из отделов предоставил информацию в том, как поняли, а в итоге образовалось несколько стопок документов, которые никак не хотелись сводиться. До начала рабочего дня оставалось целых полчаса, и я решила провести разъяснительную беседу с Катей.
– Екатерина Викторовна, переведите все звонки ко мне в кабинет, нам нужно поговорить.
Екатерина оробела, прошла ко мне и села на край стула, словно она была здесь всего лишь случайной гостей занесенной в контору ураганом. Я протянула Екатерине ее должностную инструкцию и попросила внимательно прочесть.
– Вам все понятно?
– Да.
– Тогда я вам задам несколько вопросов. Какой у вас режим рабочего времени?
– Нормированный рабочий день.
– Кто является вашим непосредственным начальником?
– Вы, Николь Александровна.
– Молодец. И как твой непосредственный начальник прошу тебя, в следующий раз, когда Петр Викторович решит скинуть на тебя свои обязанности, отправляй его ко мне. Сверхурочные тебе не оплачивают, приказа о возложении на тебя дополнительных обязанностей не было. Екатерина Викторовна, вам пора научиться отличать «помощь по доброте душевной» от «сели на шею». Я вам в этом помогу. Говорить «нет» сложно, но необходимо. Договорились?
– Попробую.
– У нас еще есть десять минут до начала трудового дня предлагаю выпить чай с тортом за мои двадцать восемь.
– Вы не сказали что у вас день рождения.
– Он уже прошел, к счастью. Пьем чай?
– Пьем.
Я созвонилась с Фролкиной Софьей Васильевной, начальником отдела кадров и договорилась о встрече. К сожалению, косить под дурочку не получилось. По оценивающему взгляду Софьи Васильевны, я поняла, что ее отношение ко мне изменилось, только причина не понятна.
– Это тебя что ль благодарить за отчаливание мамзельки?
– Простите, не поняла?
– Говорят ты, Зайчонка на место поставила, да так, что она свалить решила, через неделю уходит?
– Я ее никуда не ставила, просто Сердобольская подготовила аргументированный отчет и указала на ошибки Зайцевой при расчетах.
– Значит, все же ты, молодец. Таких на место надо ставить, а то ходит всех учит работать, а сама пигалица. Взялась меня учить, как мне свою работу делать, МЕНЯ. Ты когда пришла, я решила опять очередная по знакомству, а ты молодец, своими мозгами живешь. Но ты же не просто так пришла, говори зачем?
– Хотела узнать, как учитываются сверхурочные по приемной?
– По табелю.
– А если в табеле они не отмечены?
– Можно посмотреть по регистрации прихода-ухода по магнитным пропускам, но Петр Викторович никогда не ставит сверхурочные.
– А почему он табель ведет?
– А черт его знает!
– А я могу получить данные по приходу-уходу моих сотрудников, копии табелей?
– Конечно, я тебе за уход Зайчонка, сделаю без вопросов, за какой период?
– За два-три месяца.
– Сделаю. Катюху не обижай, ее и так все кому не лень пинают.
– У меня не запинают, ноги переломаю. Спасибо Софья Васильевна.
– Приходи, всегда рады.
Переход Фролкиной на панибратство был для меня неожидан, но приятен, хотя меня немного коробило от ее манеры выражаться, но видимо с кругом допущенных, вся ее выработанная чопорность исчезала. В привычной беготне рабочий день пролетел незаметно.
В квартиру я вернулась поздно, сходила в кино, только зря потратила время, о чем фильм и зачем его нужно было снимать, я так и не поняла.
В прихожей была протоптана дорожка из грязных следов до двери молодоженов, честно говоря, они все меня уже достали, давно их нужно разогнать, но это может неблагоприятно отразиться на Ладочке. Я взяла швабру и отработанными годами движениями помыла пол, в ванной пришлось отдраивать раковину, а на кухне стояла гора посуды, но ее я мыть не собиралась, просто вынунула из раковины и поставила на пол около мойки.
Утро началось с грохота, Миша напоролся на стопку посуды, разбил ее и разбился сам. Маша причитала, что осталась без кормильца, но если быть точней скорей без поильца, что такое еда они давно забыли, у них водилась исключительно закусь. Потом к причитаниям Маши прибавились охи Ладочки, которая поспешила оказать первую помощь Мише. Так что сбежала я рано, и на работу приехала еще восьми не было, по дороге купила целый пакет профитролей и эклеров, для поднятия настроения.
Как они меня достали, ну ладно живете в моей квартире, потому что у одной ремонт, а другой тесно стало в двухуровневых хоромах, но зачем каждое утро портить мне настроение и нудить?
Я смотрел на мачеху и сводную сестру и хотел их придушить. Вот не лень им вставать каждый день в семь, чтобы испортить мне завтрак, а потом приспокойненько пойти спать. Мне уже было невыносимо слушать, как они жалуются на свою тяжкую жизнь, что их никто не понимает, их тонкие натуры каждодневно сталкиваются с грязью окружающего мира. Все эти речи были предназначены исключительно для меня, ведь это я главная проблема их тяжелой жизни, я упорно не хочу повышать им месячное содержание, а их потребности так обширны, а нервы так слабы, что они не могут жить на те крохи, что я им выдаю. Я обещал отцу, что позабочусь об этих тонких натурах, но терпеть их присутствие становилось просто невыносимым. Все, придется завтракать на работе.
Меня всегда выводили из себя их рассуждения об их тяжкой судьбине, на их ежемесячное содержание нормальная семья могла бы безбедно прожить пару лет, после смерти отца им досталось довольно приличное наследство, но они его быстро промотали, помощников в этом нехитром деле было хоть отбавляй. И теперь они оккупировали меня в надежде, что одной я куплю очередной дом, а другую выгодно пристрою замуж. Если бы у меня не было мамы и родной старшей сестры, я бы, наверное, давно повесился, только бы не общаться с ними.
Мои родители развелись сразу после моего рождения. Оба сильные и независимые они не хотели уступать друг другу. Мать преуспевающий адвокат, не хотела погрязнуть в быте, а отец хотел видеть рядом с собой слабую овечку, которую нужно защищать от страшных волков. Чрез месяц отец познакомился с Мариночкой и обрел себе маленькую девочку с вечно надутыми губками, со слабыми нервами, которые надо беречь, а та в скорости родила ему Леру. И вот теперь они на пару страдали от несправедливости всего мира, и от моей в частности. Достали.
Старшая сестра пошла по стопам матери, стала юристом-международником. Мама всегда ей говорила, не повторяй моих ошибок, будь мягче с мужем и учись уступать, Светлана воплотила в жизнь совет матери и уже больше двадцати лет состояла в счастливом браке. У меня есть чудесные племянница и племянник – Мария и Иван. Хорошо, что есть нормальные люди в моей семье.
С отцом мы всегда дружили, от него мне достался взрывной характер, который я пытался контролировать, но не всегда удавалось, и ослиное упрямство, хотя скорей всего упрямство было мне отмерено в двойном размере и от отца и от матери. Вот и сейчас раздражение клокотало и требовало выхода. Ничего подходящего на столе в кабинете не оказалось, и я с силой швырнул портфель в стену. Но почему-то, вместо стены он угодил в Ерец, которая вышла с террасы со своей дурацкой лейкой. Она слишком поздно заметила опасность, и увернуться не смогла, портфель со всей силы ударил ее в плечо и лейка с грохотом упала. Вот черт. Что делать? Скорую вызывать? Шину накладывать?
Тем словам, что она выдала, могли позавидовать грузчики в порту, но, слава богу, я ее не убил. Она меня, конечно, раздражала, но не на столько, чтобы я убил или покалечил, как работник она для меня была ценна. Интересно, а она от кого сбежала на работу?
Как больно, хорошо хоть не в голову, а то так и без последних мозгов можно остаться. Вид у него был потешный, сам не ожидал, что в меня угодит, хорошо хоть скорую отговорила вызывать. Да только теперь в ресторан придется идти в платье с длинными рукавами. В сумки мазь траксевазиновая должна быть, нужно помазать, заодно и ущерб оценю.
Я прошла к себе и закрыла дверь. Сняла блузку и стала рассматривать ушибленное место в зеркале, плечо было красным и побаливало, мазь слегка остудила кожу. Бумажной салфеткой я убрала излишки мази и осторожно натянула блузку. Замечательно началось утро, запас сладкого пригодится, чай выпью с эклером и запишу в свой список «неприятностей» еще и попадание портфеля со всей дури. И кто его довел до такого состояния, у него и так характер взрывоопасный, а если еще и дров подкинуть, так может разнести все вокруг.
Когда я выплыла из кабинета, под дверью меня ожидал Андрей Владимирович и вид у него был, как у нашкодившего котенка.
– Кости целы? Точно не сломал?
– Не дождетесь.
– Давайте в травмпукт отвезу?
– Все нормально. Синяк будет огромный. И неприятный осадок останется. Никогда не думала, что поливать цветы опасно для жизни. Кофе?
– Сам налью. Не ожидал, что вы так рано будете на работе.
– Так получилось, я не специально. Вы уже высказывали свое неодобрительное мнение по-поводу работы в неурочное время, но я так быстро не могу перестроиться. Хотя еще пара попаданий портфелем и я точно отучусь от этой пагубной привычки.
– Я не хотел.
– Профитроли к кофе будете? Эклеры не дам, я стресс ими заем.
– Буду.
Я поставила все на поднос и отнесла в кабинет, попытки отобрать у меня орудие труда официантов я пресекла, и Ковину пришлось подчиниться. Теперь выходя с террасы, буду громко кричать, что сдаюсь и выхожу с высоко поднятыми руками. Больше ничего неприятного в этот день не произошло. Неделя пролетела незаметно. В беготне, телефонных звонках, поручениях, папка из отдела кадров как-то затерялась в этой рабочей суматохе.
Вот уже и последние часы рабочей пятницы. Я предвкушала праздник, Екатерина потихоньку собиралась домой, и только Петя оставался допоздна, Ковин собирался в командировку и верный оруженосец должен был получить задание на неделю.
Утро воскресенья, хотя какое утро в два часа дня, было хмурым, праздник удался на славу – голова трещала, тело не слушалось, ужасно хотелось пить, а от мысли о еде становилось дурно. После того как ресторан закрылся мы совершили набег на супермаркет и поехали продолжать отмечание к Юрке на дачу. Как мы жарили шашлык, не помнил никто, но съели весь. В девять утра меня как именинницу погрузили в такси и довезли до квартиры, хорошо, что мать на Волге, а то мое состояние очень бы ее огорчило. Как чувствовала, с вечера набила холодильник минералкой, приготовила чай с лимоном. Проведя реанимационные мероприятия, я дотащилась до мобильника, куча СМСок, одинакового содержания «Жива?», я добросовестно ответила на каждое и улеглась спать. Следующее мое пробуждение уже не было таким трудным, я возвращалась в норму, память возвращалась фрагментарно. Погуляли хорошо.
В пять утра зазвонил будильник, вставать не хотелось, я буквально скинула свое непослушное тело с кровати. Зеркало отразило меня в привычном виде, следов загула не осталось. Душ и крепкий чай ненадолго прогнали сон. В маршрутке я сразу уснула и проспала до Щелковского метро.
Понедельник прошел быстро и без накладок, начальства не было и можно было уйти в шесть вечера. Я была у себя в кабинете, когда краем глаза уловила около Екатерины Петрушу с папкой, которую он положил перед Катей. Ну, вот время разборок пришло.
– Екатерина Викторовна, почему вы не собираетесь домой?
– Тут вот Петр Викторович…
– В очередной раз скинул на вас свою работу. Собирайтесь домой, а с Мазиным я сама разберусь.
– Но…
– Никаких но. Или мне каждое утро декламировать вашу должностную инструкцию. Домой, ать-два.
– Слушаюсь, непосредственный начальник.
– До завтра.
– До завтра.
Екатерина ушла, а я с папкой наперевес, пошла к Петруше. Мальчик уже собрался домой. Папка плюхнулась на стол.
– Вы забыли свои документы.
– Это должна делать Катя.
– Петр Викторович, Екатерина моя подчиненная, и только я могу ей давать те или иные поручения. Впредь вы свою работу будете делать сами. Я ясно выражаюсь?
– Ясно. Я думаю, Ковину это не очень понравится.
– С Андреем Владимировичем я сама улажу все вопросы. До завтра.
Вторник и среда прошли тихо, но напряжение ощущалось, Петр Викторович не здоровался, но и не пытался больше пригрузить Катю. Вечером в четверг приехал Ковин и загрузил меня по самую макушку.
В пятницу я добралась в офис только к обеду, день был плохим, да еще телефон украли в метро. В приемной сгустились тучи, Катя сидела, чуть ли не вжавшись в кресло.
– Что случилось?
– Андрей Владимирович вас с утра ищет, злой как черт, да и Петр к нему ходил.
– Пойду, узнаю, что хотел.
– А может, пересидите в кабинете. Он остынет, а то он в таком состоянии, что может и уволить.
– Это его проблемы.
Я постучала и прошла в кабинет. Катя была права, Ковин сейчас напоминал раскаленный чайник, только выходящего со свистом пара не хватало. Человек в таком состоянии информацию не воспринимает, что бы я сейчас не сказала, все напрасно. Нужно окончательно вывести его из себя, взорвется, начнет думать нормально, еще Петруша подсуропил.
– Где вы были? – подозрительно спокойно спросил мой директор и непосредственный начальник по совместительству. Но меня такой спокойствие не обманет, слишком хорошо знаю, какое бешенство за ним скрывается.
– Где я была? А вы не знаете? – доводить, так доводить. Хорошего взрыва, Андрей Владимирович.
– Знал бы, не спрашивал. Телефон не отвечает! Где вы, черт возьми, были?!
– В Караганде. Такой ответ устроит?
– Что вы себе позволяете?!
– А что я себе позволяю? – села в кресло, что вопли стоя слушать.
– Мало того, что вы запретили Екатерине давать информацию Петру, вы еще и мне хамите! Вы хоть понимает, что я могу с вами сделать?!
– И что вы мне сделаете? – ну, не спалит же на костре в самом-то деле, остальное не смертельно.
– Уволю!
– Прямо сейчас?
– Да!
– Увольняйте!
– Уволю!
– Делайте!
Ковин набрал номер Фролкиной и приказал подготовить приказ о моем увольнении и трудовую книжку. Пока Софья Васильевна готовила документы, написала заявление. Так быстро меня еще не увольняли, через семь минут я уже была свободна как ветер с трудовой книжкой в кармане.
– Катя, вечером занесите эту папку Андрею Владимировичу и пакетик на стол поставьте, чтобы он, уходя, не забыл.
– Говорила же, не ходите.
– Все нормально, до свидания.
Так мало еще ни на одном рабочем месте не работала, может и к лучшему, но все же обидно, там есть где развернуться моей душе и шилу в одном месте. Не судьба, наивно думала, планируя, куда потратить свободное время. Хлеба и зрелищ, решила я и пошла в зоопарк. И как это тяжелый обжаренный кусок теста, посыпанный пудрой, могут называть пончиком, эх, где же те тонкие, хрустящие, почти полые внутри из моего детства? Хорошо хоть зрелища не подвели.
Гривистый волк, какая же прелесть, рядом женщина пыталась доказать дочке, что это волк, но ребенок упорно кричал лиса. «Оранжевый – значит лиса!» Железобетонный аргумент. И пока малышка сама читать таблички не начнет, мама ее не убедит. А жираф-меланхолик, трескающий морковки, это же символ зоопарка, ох, мне бы у него этого спокойствия набраться и также взирать на всех с легким презрением. Полчаса разглядывала павлина, что вдруг распушил хвост и стал им потрясывать перед самкой, потрясая не столько ее, сколько нас, сбежавшихся зевак. Я уходила от вольера, он все тряс. Горилла смотрела на меня, я на нее, с невозмутимым видом она сосала сушку, как бы говоря «ну, и шо уставилась недокрашенная макака?». Лев недовольно ходил перед стеклом, не стала добавлять ему стресса и побыстрей ушла. А вот белохвостый орлан никого не видел, думал о своем и чхать хотел на остальных, думал о небе, что теперь отрезано сеткой, думал о свободе и знал, что уже никогда не будет воли вольной и попутного ветра.
Странно, что Ромка не звонит, вспомнила я о друге, разглядывая вечно лежащие стадо бизонов, не помню, чтоб они хоть раз активно бегали. А с другой стороны, некуда ему звонить. Вечер подкрался незаметно, также незаметно закончилось мороженое и рабочий день зоопарка, пришлось возвращаться домой. Мысли о предстоящей уборке отгоняла упорно.
