Текст книги "Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971"

Автор книги: Аркадий Стругацкий

Соавторы: Борис Стругацкий,Виктор Курильский,Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

4. Я тут прочитал Абрамовых. Да, ты был прав, а я – нет. Нам, по-видимому, придется пересмотреть сцену, на которой развивается действие ГО. Эксперимент пришельцев не годится. Ну и хрен с ним. Не в этом же дело. У меня тут появилась мысль подключить к ГО «Седьмое небо» (помнишь?). Герой наш попадает в ад. Есть Ад (он же ГО), есть чистилище, где живут боги (самые разные боги – всех времен и народов). А рая нет. То есть он где-то есть, но путь в него закрыт и весь ад под руководством (достаточно диким) чистилища работает над проблемой: как прорваться в рай. Возможна даже эффектная концовка: герой прорывается-таки после массы приключений в рай и оказывается в собственной комнате. Мне кажется, что в такой схеме удастся сохранить все, что мы успели напридумывать по ГО, плюс забавно-жутенькие происшествия с богами (на базе модернизированной мифологии). Простор, сам понимаешь, открывается. В рай хотят попасть только грешники – богам и в чистилище неплохо. Достоин ли ты попасть в рай? Это не зависит от твоих грехов, это зависит от твоего поведения. Что будут делать боги, когда дверь в рай откроется? А не имеет ли им смысл притормаживать штурм рая? И т. д. и т. п.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Как отдыхается? Вспоминаешь ли со сладкой грустью, как мы на пляже сочиняли УнС? Я все время вспоминал.

Письмо Аркадия брату, 26 октября 1969, Гагра – Л.

Дорогой Борик.

Рад был получить письмо. Да, скандал, видимо, поднимать придется. Мне здесь рассказали о том, что и как делалось в ЛГ. Между прочим, один из исполнителей, а именно – некто Синельников (он же «Литератор») находится здесь. А еще сидит за соседним столиком Дымшиц. Вчера только уехал Ю. Карякин – специалист по Достоевскому, лицо известное, левое и интересное. Познакомился я и с Евтушенко, который с ходу объявил, что УнС – произведение гениальное, и тут же пообещал нам с тобой по экзу своего тома, который выходит в Гослитиздате. Одним словом, популярности – полные штаны, хотя никого я здесь не встретил, кто бы прочел больше одной-двух наших книг.

31-го я уезжаю домой, так что ответ шли туда. Хорошо бы, если бы к тому времени определилось положение с «Авророй» – я бы знал, как вести себя с «Юностью». Гора жалко, от его статьи такое впечатление, как будто он просит, чтобы и на него обратили внимание. Твое письмо все разъяснило, и сейчас я даю всем объяснения.

Ну, всё пока.

О сюжете ГО еще потолкуем. То, что ты предлагаешь, мне в общем нравится, но надо посмотреть, как это уложится в двойной сюжет. (Помнишь? С биографией героя.)

Обнимаю, твой Арк.

Привет Адке.

Письмо Бориса брату, 30 октября 1969, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

Надеюсь, ты хорошо отдохнул, зализал раны и теперь готов с новыми силами погрузиться в круги ада.

1. Звонил я в «Аврору». Говорил с завпрозой Борей Никольским. Оказывается, еще не все прочли, кому положено. Не читал замглавного. Замглавного там – Андрюша Островский, которого ты, может быть, помнишь по Комарову – тихий такой спокойный парень, я с ним все в биллиард играл. Не думаю, чтобы он стал гадить – у нас с ним были всегда наилучшие отношения. И – что хуже – должен прочесть кто-то из редколлегии по прозе – либо Кетлинская, либо – совсем уж плохо – небезызвестный тебе Капица. Дмитревский, впрочем, говорит, что обстановка в «Авроре» спокойная и шансы есть. Окончательный ответ мне был обещан Никольским сразу после праздников. Да, еще Дмитревский заходил в отдел культуры обкома – там, кажется, тоже все настроены миролюбиво и – на словах, по крайней мере – исповедуют вредную теорию о том, что мы, мол, печатаем не имена, а произведения. Ладно, посмотрим. С Евтушенкой они во всяком случае договор заключили (на поэму, отвергнутую «Юностью»). Вот исходя из всего этого тебе и надлежит действовать в «Юности». Причем говорить там об «Авроре», по-моему, не надо – не авторитетно. Если согласятся печатать, сократив не больше, чем на два листа, заключай договор мгновенно. Если потребуют еще больших сокращений, позвони предварительно мне. И будь понастойчивее – они ведь уже давно возятся.

2. Деньги в Ленфильме обещают в ближайшие дней десять. А мы тем временем с Лешкой мучаемся – сокращаем первый вариант. Выбросили две сцены, а теперь вычеркиваем по строчке на каждой странице. Сократить просили страниц на двадцать. Не знаю, не знаю.

3. Казанцев, значит, все-таки свел счеты, но смотри как осторожно, без имен и в общем довольно мягко: не они мол виноваты, а проклятый Запад, использующий их ошибки[170]170
  Казанцев А. Луч мечты или потемки? // Лит. газ. (М.). – 1969.– 29 окт. (Критика «философской» фантастики и тома Уиндема в БСФ; АБС не названы.)


[Закрыть]. Мишка Хейфец сейчас пишет большую статью, в которой защищает марксистов-ленинцев Стругацких от их бездарных оппонентов, дискредитирующих марксизм и играющих на руку классовому врагу. Статью эту, конечно, не напечатают, но он в сопроводительном письме попросит редакцию в случае отказа от публикования переслать письмо в те инстанции, которые организуют и направляют дискуссию в прессе.

4. Зачем и кому понадобилась стенограмма? Я было решил, что это кто-то из участников вечера решил броситься в бой, но теперь что-то засомневался.

5. А все-таки забавно: нас бьют-лупят, а из Баку, из Финансового института пишут, просят прислать книгу с автографом для выставки в честь юбилея; а директор Андрюшкиной школы пишет, просит выступить перед старшеклассниками; а по словам мамы Лешки – во всех высоких интеллигентских кругах только и разговоров, что об УнС и ГЛ, самых восхищенных разговоров. Да, между прочим, Дмитревский рассказывал, что директор Лендетгиза ездил к Пискунову насчет сборника фантастики и Пискунов, якобы, против повести Стругацких отнюдь не возражал. Впрочем, это ведь аж на 71-й.

Ну, ладно. Пока всё. Жду от тебя информации.

Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. А мамочка наша что-то приболела: целый букет – и односторонняя пневмония, и обострение плеврита, и бронхит, и ангина. Напиши ей что-нибудь.

Ленке привет!

P. P. S. Да, у меня тут был со своими опусами некто Марк Яковлевич Азбель, д-р физ-мат. наук, профессор МГУ. Я дал ему твой телефон. Позвонит – прими его ласково: очень симпатичный и умный человек.

Эту телеграмму[171]171
  К письму приложена часть телеграммы: «УДИВЛЕНЫ ОТСУТСТВИЕМ ОТВЕТА НАШИ ПИСЬМА И ТЕЛЕГРАММЫ НА МОСКОВСКИЙ И ГАГРИНСКИЙ АДРЕСА ПРОСИМ СРОЧНО СООБЩИТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ВАШЕГО ПРИЕЗДА 20 ИЛИ 30 НОЯБРЯ = ВАСИЛЬЕВ».


[Закрыть] из Новосибирска я получил в момент заклеивания конверта. Раньше я от них не получал ничего. Предлагаю поехать. Напиши мне и им.

Письмо Аркадия брату, 2 ноября 1969, М. – Л.

Дорогой Борик!

Отдохнул хорошо, готов к новым кругам.

1. Только что звонил Нине. Пискунов прочитал (!) ОО и кисло объявил, что, мол, да, нет здесь ничего крамольного, что надо бы… э… э… Что именно «э… э…», выяснить не удалось, ибо Нина болела и при сем не присутствовала, однако выходит завтра, постарается разузнать и обо всем напишет.

2. Стенограмма понадобилась властям, кои испугались, что ею будут пользоваться непосвященные. Ты помнишь, я говорил тебе, что Ариадна просила ее вернуть, это потому, что ей стенограмму дали под честное слово, а сейчас вдруг востребовали.

3. Постарайся раздобыть у Хейфеца экз. статьи. В крайнем случае, приобщим к делу, а вообще – хорошо бы иметь ее для подбора аргументов, ибо

4. Я сошелся все-таки с Синельниковым, который имеет прямое отношение к дискуссии в ЛГ, и он выразил желание, чтобы мы дали свою статью. Правда (и это весьма симптоматично), он просит, чтобы мы в ней не нападали на предшествующие статьи, а писали как бы отдельно, вроде как Казанцев. Но это можно было бы либо обойти, либо игнорировать а ля Казанцев. («Некоторые фантасты полагают, будто…» и т. д.) Подумай и сообщи соображения.

5. Сообщаю тебе, что из «Мира» переведено нам с тобой за Нортон 1200 р. Хотел тебе перевести твою половину, однако потребовался адрес твоей сберкассы, коий ты мне не дал. Кстати, надо бы еще рассчитаться за одобрение: там 500 руб, из них половина твоя. Всего тебе положено, т. о., 850 руб. Только имей в виду, что проценты за пересылку требуют все равно. Так что давай адрес сберкассы, и я пересылаю. А книжечка-то плюгавая вышла, всего 8.5 авторских листов. Стоило пот-кровь-сукровицу проливать! Впрочем, сейчас все стоит. Глядишь, и за Клемента что-либо отхватим. Между прочим, я тебе не писал, но на Клемента клюнула «Сельская новь». Может быть, и удача будет. До завтрашнего ничего узнать не удастся.

6. Мне сейчас тяжело придется: у Ленки неприятности с зубом мудрости – растет через кость десны, придется оперировать.

7. Завтра узнаю все новости, а ты пиши, не задерживай. Все отпишу в ответном. К сему целую крепко, твой Арк. Адке привет. Маме написал.

Письмо Бориса брату, 5 ноября 1969, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

1. Вчера приступом взял кассу Ленфильма (растолкав толпу явных помрежей с голодными глазами и каких-то испитых граждан в архалуках) и получил деньги за I вариант.

Надо понимать, тебе тоже перевели, через недельку проверь и отпиши, если что не так. Деньги, впрочем, плевые – по 260 р. на брата (без учета Лешкиной доли). Адрес моей сберкнижки: <…> – запиши это в свою книжечку[172]172
  Любимая фраза мистера Адамса, персонажа «Одноэтажной Америки» И. Ильфа и Е. Петрова.


[Закрыть]. Деньги высылай, черт с ними – с процентами. И выслал бы «Саргассы» – интересно же, а в Лавке у нас она появится через месяц-другой, не раньше.

2. «Сельскую новь» подсекай, раз клюнула. Деньги есть деньги, совершенно так же, как футбол есть футбол. Мне тут давеча позвонили из еженедельника «Строительный рабочий». Я их послал в «Неву», чтобы забрали рукопись ДоУ и напечатали при желании. Платят там, по слухам, ничтожно – что-то вроде 20 р. за лист, но с паршивой овцы, сам понимаешь. Кстати, как там Уральское изд-во? Не написать ли туда? Ведь единственный экз «Злых людей» им отдали! Наш будущий биограф – Миша Лемхин – в отчаянии.

3. Не помню, писал ли тебе о визите московского ти-ви в Ленфильм. Эта редакторша встретилась с Рохлиным, показала ему заявку, и Рохлин сказал, что заявка ему нравится, Стругацких здесь любят и готовы с ними работать, но речь, естественно, может идти только о плане 72-го года. Не знаю уж, какие выводы сделала редакторша. Боюсь, что и заключение договора они отложат до соответствующего года.

4. Мишка Хейфец написал свою статью, я ее перепечатал и оставил себе один экземпляр. Не думаю, чтобы она могла пригодиться нам для нашей статьи. Ведь она написана простым советским журналистом, не понимающим, как это на таких явных марксистов-ленинцев позволяют нападать всяким, мягко выражаясь, невеждам, проявляющим в своих рассуждениях и абстрактный гуманизм, и внеклассовый подход к общественным явлениям, и даже просто непонимание политики партии. Вот, например, отрывок: «Будем говорить прямо: разве только за пограничными столбами существуют люди, убежденные, что достаточно набить брюхо… – и человечество достигнет счастья. А у нас разве не имела одно время хождение негласная практика, согласно которой производственные успехи автоматически считались идеологическими достижениями? И разве не по этой практике бил октябрьский Пленум 1964 года? И разве не против нее же был направлен написанный тогда же роман ХВВ – роман о первостепенной важности ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ борьбы с буржуазным сознанием!» Сам понимаешь, так писать нам невозможно.

5. Как нам писать возможно, я что-то плохо понимаю. Больше всего ХОЧЕТСЯ писать о критике и в том же стиле, что и первая наша неопубликованная статья на эту же тему. Но писать о критике – это значит писать, во-первых, о критиках, а Синельников против, а во-вторых – писать о себе, о своих книгах, а это будет похоже, словно мы оправдываемся. Значит, надо стиснув зубы написать спокойную академическую статью «Что такое фантастика». Это скучно. Значит, надо вносить полемический элемент – защищать романы-предупреждения, ставить на место утопии, отстаивать право на сатиру. Что ж, можно попытаться. Ты не набросаешь ли, ну, хотя бы расширенного плана? А то я вожусь сейчас с Лешкой, работа премерзкая – сокращаем – очень высасывает.

Ну вот, пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Ленке очень сочувствую. Молюсь за ее зуб и бедную добрую десну. А мамочка всё болеет. Очень это огорчительно.

В архиве АБС есть статья Р Глаголева, журналиста из Ленинграда, датированная 4 ноября 1969 года. Статья эта, к сожалению, так нигде и не была опубликована. Посвящена она как раз последним критическим работам о творчестве АБС. И только по цитате из письма БНа можно понять, что «Р. Глаголев» на самом деле – это Михаил Хейфец.

Из архива. Глаголев Р. Во имя чего?

1. Обыкновенный парадокс.

Писатель Геннадий Гор недоволен критиками. Они (за редким исключением) из всей многообразной плеяды советских фантастов выделяют только братьев Стругацких.

Надо признать, что в действительности дела фантастики обстоят еще мрачнее, чем это определил Г. Гор: преимущественно книгами Стругацких интересуются не только критики – это бы еще куда ни шло, – но и читатели. Неумолимые данные социологических обследований свидетельствуют: во всех графах читательских опросов – социальных, территориальных и возрастных – Стругацкие уверенно занимают либо первое, либо второе (за Брэдбери или Лемом) место. Их отечественные коллеги остаются далеко позади.

Однако можно предсказать без ошибки, что сами Стругацкие с радостью поддержат пожелание Г. Гора скорее переключить внимание критики на других фантастов. И не только из желания разделить с кем-нибудь бремя своей известности. Налицо парадоксальное, хотя и не редкое явление! Самые популярные в публике фантасты, писатели с европейской известностью, чьи книги в нашей стране раскупаются с поистине космической скоростью, – Стругацкие в последние годы имеют по преимуществу отрицательную оценку в критике.

Как же возник этот странный разрыв читательских и профессионально-критических оценок?

2. Как это делается?

Придется углубиться на несколько лет назад. В историю вопроса, как говорят ученые.

Первой повестью Стругацких, заслужившей отрицательную оценку в критике, была «Далекая Радуга». Вот основной упрек, обращенный к повести и только что повторенный В. Свининниковым в сентябрьском номере «Журналиста»: «Надуманный, из пальца высосанный морально-этический конфликт: кого спасать – ученых ли, чьи знания очень нужны планете, или детей. Трижды прав Ю. Котляр, который заметил в своей критической статье, что такой конфликт решается однозначно при любом общественном строе (спасаются всегда дети. – Р. Г.), не то что в коммунистическом будущем».

Оставим на совести В. Свининникова более чем странную оговорку о том, что «при любом общественном строе» детская жизнь ценится всегда дороже любых знаний, нужных государству. (Он, видимо, плохо знает историю вообще, а историю гитлеровского райха в особенности – хотя об опытах эсэсовских ученых над детьми писали не только в специальных статьях.) Дадим В. Свининникову, как говорится, режим наибольшего благоприятствования: будем считать, что критик думал только о социалистическом строе, при котором детская жизнь, казалось бы, должна цениться выше любых знаний, необходимых обществу.

Внешне этот тезис выглядит красиво. По сути же он является проявлением того самого абстрактного гуманизма, который неоднократно критиковался на страницах самого «Журналиста».

Достаточно напомнить имена пятнадцатилетнего Чекалина, семнадцатилетней Космодемьянской, советских и вьетнамских мальчиков-разведчиков, в литературе – например, Ивана из великолепного рассказа Богомолова «Иван». Во всех этих жизненных эпизодах возникал конфликт, «из пальца высосанный» Стругацкими: взрослые, сильные люди решили, посылать ли им на смерть детей ради знаний, необходимых отряду, корпусу или армии. Посылали детей, испытывая муки, боль, злобу на самих себя, – и все-таки посылали! Потому что отстаивали нечто, в их глазах более ценное, чем даже детская жизнь, – отстаивали социальные и духовные основы своей Родины.

В «Далекой Радуге» возникает конфликт между этими людьми, людьми социалистического сознания, и героями, представляющими взгляды новой эпохи – коммунизма. В ситуации, когда уже никто не посягает на основы справедливого общества – и только тогда! – жизнь ребенка становится абсолютной ценностью. Стругацкие стремились уловить момент духовного перехода людей от социалистических к коммунистическим нормам жизни. А их упрекают, что коммунистические нормы якобы действуют «при любом общественном строе»!

Вряд ли имеет смысл вспоминать здесь критику следующего романа – «Трудно быть богом», так как нынче даже такой решительный противник Стругацких, как В. Свининников, фактически вынужден признать ее полную несостоятельность. Стругацких упрекали в том, что они отрицали необходимость вмешательства человека в ход исторического процесса. Между тем, как раз идею такой необходимости они вынесли даже в заголовок своего романа!

«Хищные вещи века»… Критическая артиллерия била уже по площадям! Напомним хотя бы аргументы самой последней статьи – реплики в споре А. Белоусова: Стругацкие не имели права «вопреки элементарной логике» (!) разоблачать буржуазную идеологию, не описав тут же социальную структуру «неостроя». Как будто бы задолго до Стругацких учитель советских писателей Горький не написал, скажем, пьесы «На дне», где нет ни слова о финансовом капитале, но которая целиком была направлена против буржуазной этики и идеологии. Право, неловко напоминать такие азбучные примеры доктору филологических наук…

Еще более удивителен второй аргумент А. Белоусова: дескать, мрачная картина распада Страны Дураков, угрожающего всему человечеству, никак не согласуется с традициями советской фантастики, воспевающей человека-творца. Подобно В. Свининникову, А. Белоусов, едва речь заходит о фантастике, превращается сразу в поборника абстрактного гуманизма. Начисто забыто, что человечество даже в будущем встретит неизбежную классовую борьбу, которая по мере усиления социализма будет приносить новые и временами необычные формы. Забыто, что разоблачение буржуазного мира и идеологии (только об этом мире идет речь у Стругацких, это признает и А. Белоусов) вовсе не означает унижения ВСЕГО человечества, а только одного – отмирающего общественного строя (один из персонажей пишет диссертацию о Стране Дураков – «Инстинктивная социология разлагающихся общественных формаций»). С каких это пор в советской критике разоблачение буржуазного мира считается несовместимым с нашими традициями?

Просто по аналогии я представил, как критик, подобный А. Белоусову, разбирает «Щит и меч» Кожевникова: изображение распада гитлеровской Германии, бесспорно угрожавшей всему человечеству, противоречит традициям возвышенного изображения человека-творца. Нет, такой предельно внеклассовый, асоциальный подход к теме совершенно невозможен в обычной критике! А вот в критике, занимающейся проблемами фантастики, он, к сожалению, возможен.

Последние романы Стругацких: «Улитка на склоне», «Второе нашествие марсиан», «Обитаемый остров» – снова стали мишенями критических упражнений. Не буду подробно касаться «Улитки на склоне», так как роман напечатан не полностью, к тому же частями в двух разных изданиях, еще не известно, как слаженными, – судить о нем трудно. Но даже по напечатанным отрывкам совершенно ясно, что «Улитка», во всяком случае, не имеет ничего общего ни с лагерной тематикой – как это почему-то примерещилось А. Белоусову (он, видимо, просто не читал ленинградского отрывка о Лесе), ни тем более с разгулом технического прогресса, как это полагает В. Свининников.

«Второе нашествие марсиан» – это апокалипсис по А. Белоусову и клевета на человечество по И. Краснобрыжему. Критики просто забыли задать себе элементарный вопрос – каков жанр разбираемого произведения? Им, видимо, кажется, что при разборе фантастики обыкновенные профессиональные приемы уже становятся излишними.

Между тем, «Второе нашествие» – повесть сатирическая. В ней высмеиваются беспринципные приспособленцы, готовые предать Родину ради дешевого пива и сохранения пенсии. А любимый герой авторов – это человек, с оружием и пером борющийся против завоевателей.

Конечно, численно мещане в повести преобладают. Но общеизвестно – у сатиры свои законы. Отнюдь не сравнивая масштабы дарований, напомним, что в «Ревизоре» был тоже собран паноптикум моральных уродов, которым автор не противопоставил даже одного положительного героя. И Гоголя упрекали за это, но реакционная точка зрения не удержалась в памяти потомства.

Только что напечатан «Обитаемый остров», который уже вызвал отдельные реплики критиков.

В. Свининников: «Массовое оболванивание людей при помощи довольно примитивных технических средств во имя каких-то неясных целей». А вот цитата из романа: правители страны – это «группа наиболее опытных интриганов из военных, финансистов и политиков. У них две цели: одна – главная, другая – основная. Главная – удержаться у власти. Основная – получить от этой власти максимум удовлетворения». Во имя этих целей фашистские правители используют управление мыслями на расстоянии. Где же тут НЕЯСНЫЕ цели? И почему ПРИМИТИВНЫЕ средства? И наконец, зачем понадобился Свининникову весь этот вымысел?

А. Белоусов же обнаружил в романе «чрезвычайно путаные, странные рассуждения о крайней вредности для народа единого политического центра». Если читатель по традиции решит объяснить А. Белоусову, что не надо забывать о классовой природе общества, что в романе идет речь о фашистах, против которых борются коммунары, и в таком государстве единый политический центр безусловно вреден для народа – если читатель станет напоминать эту азбуку социальных наук, он в итоге только выпустит в воздух свой полемический заряд. Потому что такому читателю надо просто-напросто потребовать от А. Белоусова номера страниц, где тот нашел вышеуказанные путаные рассуждения. Ибо никаких рассуждений о политическом центре в романе нет. Они с какой-то неясной целью выдуманы А. Белоусовым.

В романе есть Центр. Но это – подземный зал для генераторов излучения. Коммунар находит его и взрывает. Начинается восстание против фашистской клики. Удивительно трансформируются эти события в сознании А. Белоусова!

А вот читательница В. Васильева, в частности, жалуется, что после чтения «Обитаемого острова» ей стало тревожно и тяжко. Конечно, борьба подпольщиков с фашизмом – тема не для любителей оперетты, это трагическая тема. Но если подвиг коммунара, взорвавшего вражескую цитадель и обеспечившего начало восстания, – если такая тема не вызывает у В. Васильевой ничего, кроме тревоги и тяжести, ей трудно помочь. Тут нужно перестраивать все мировоззрение.

Во всяком случае, такой сюжет у нас вызывает абсолютно другие чувства – те чувства, за которые миллионы советских читателей благодарны братьям Стругацким.

3. Почему?

Но почему определенная группа критиков так несправедлива и пристрастна к творчеству Стругацких?

Их тайное кредо выразила В. Васильева в «Литературной газете»: «Кого и о чем предупреждают романы-предупреждения? Об опасности материального изобилия для человечества? О том, что будущее зависит не от социальной структуры общества, а от человеческой натуры? Но ведь пути развития человечества могут быть разными. И то, что грозит буржуазному обществу, не может грозить нам».

То же самое, по существу, писали В. Сапарин, В. Свининников и т. п. Несмотря на псевдомарксистскую фразеологию и – верю – благие намерения критиков, подобные рассуждения являются глубоко вредными. Если «то, что грозит буржуазному обществу, не может грозить нам» – зачем вообще нужна борьба с буржуазной идеологией? К чему усилия в идеологической схватке, если исход предрешен, независимо от этих усилий, волей истории?

Грубая ошибка критиков очевидна.

В. Свининников наивно полагает, будто в ответ на его грозные вопросы Стругацкие станут оправдываться следующим образом: помилуйте, наши романы не имеют отношения к нашему обществу и борьбе, они касаются «чистых» проблем. Нет, т. Свининников, Стругацкие не могут не понимать, что их романы имеют прямое отношение к борьбе за коммунизм! Книги «вне времени и пространства» не смогли бы привлечь внимание и любовь миллионов советских читателей.

Фантастические произведения Стругацких наполнены живой страстью борьбы за коммунистическую мораль и дух. Будем говорить прямо: разве только за пограничными столбами существуют люди, убежденные, что достаточно набить всем брюхо и надеть яркие тряпки – и человечество достигнет счастья? А у нас разве не имела одно время хождение негласная практика, согласно которой производственные успехи автоматически считались идеологическими достижениями? И разве не по этой практике бил октябрьский Пленум 1964-го года? И разве не против нее же был направлен написанный тогда роман «Хищные вещи века» – роман о первостепенной важности ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ борьбы с буржуазным сознанием!

А идеи «Второго нашествия марсиан» – обличение мещан, готовых в минуту либеральной оккупации, даже со «свободой печати» (в известных пределах) и дармовыми подачками, стать слугами, бургомистрами и полицаями врага – разве эти идеи имеют чисто абстрактное значение? Разве не клеймят Стругацкие ядом презрения тех, кто готов продать отечество… «марсианам»?

Разве Иван Жилин, покинувший Москву ради борьбы за грядущее счастье Города Дураков, или Максим, спасающий страну Неизвестных Отцов бок о бок с туземными подпольщиками, – разве этот пример интернационализма есть абстрактная картинка, не перекликающаяся с нашей жизнью и борьбой?

Стругацкие – реалисты и сатирики в специфическом жанре фантастики. Это значит, что бюрократы из придуманных ими стран списаны с наших бюрократов; мещане и подлецы в их романах списаны с отечественных мещан и подлецов. Во имя чего? – задают вопрос «бдительные» критики. Во имя того, чтобы уничтожить пошлость, мещанство, предательство и подлость – не в стране Неизвестных Отцов, а в нашей стране! Чтобы в ней торжествовали подвижники-революционеры и ученые, герои и борцы, герои братьев Стругацких, тоже списанные с наших современников, – не надо забывать об этом!

И напрасно В. Свининников пытается противопоставить направлению Стругацких романы А. Н. Толстого. По логике его собственной статьи, А. Толстой писал плохие и вредные романы. В самом деле, в «Аэлите» изображена массовая гибель рабочего класса в момент разгромленного восстания. Разве такое будущее сулит нам история? – должен был бы спросить его В. Свининников. А фашистский диктатор Гарин, который позволяет коммунисту Шельге вести партработу в шахте – разве таковы фашистские диктаторы?! К счастью, А. Толстого от подобных, скажем прямо, неумных вопросов спасло его положение признанного классика советской литературы. Современным писателям избавиться от таких вопросов куда труднее.

«Пошлость – это контрреволюция», – когда-то сказал Бабель. Мудро сказал. Некоторым современным критикам стоило бы задуматься над этим прежде, чем садиться писать статьи о современной фантастике.

Письмо Аркадия брату, 10 ноября 1969[173]173
  Датировка составителей.


[Закрыть], М. – Л.

Дорогой Борик!

Получил твое письмо, хотя из-за сволочной кучи поздравительного дерьма оно шло аж четыре дня. Рад, что могу тебя, наконец, порадовать. Впрочем, все радости осложнены различными НО.

1. Пискунов дал команду печатать ОО и даже сам наложил свою подпись на титульном листе. Доконали его Нина, М. М. и Компаниец, а также, видимо, страх ревизий и иные страхи, о которых мы не знаем. НО! За это время истек срок действия разрешения Главлита (дается на 6 месяцев), и книга снова пошла в Главлит. (Черт, на этом месте явился ко мне солдатик, из наших почитателей. Служит в Москве, дай, думает, зайду. И зашел. И час коту под хвост.)

2. Звонил в «Юность», все там в восторге и собираются ДоУ печатать. НО. Еще не читал Полевой. Ему дали читать на праздники. В среду буду звонить и узнавать подробности.

3. Под Клемента выписали нам одобрение. Деньги будут, видимо, в начале декабря. Не знаю, почему такая задержка. НО. Я сейчас опять читаю правку Хидекельши, и конца этому не видно. Да ладно, нам не привыкать.

4. Деньги и «Саргассы» высылаю сегодня (деньги переводом через сбк).

5. С «Сельской новью» ничего не вышло. Как только появилась статья в «Журналисте» об издании иностранного детектива и фантастики, они в ужасе вернули рукопись. Я отдал почитать в «Вокруг света». Пусть посмотрят, хотя шансов, конечно, немного.

6. Ничего по статье делать сейчас не буду. Встречусь с Синельниковым, поговорю, тогда видно будет.

7. В Новосибирск дам телеграмму. Посмотрим, что к чему. Отчего там такая спешка? Шесть месяцев молчали и вдруг давай, давай-давай!

8. Бэз приложэний[174]174
  Цитата из романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок» (ч. 2, гл. 15).


[Закрыть]. Да, а не пора ли тебе позаботиться насчет Комарова на январьчик-февральчик?

Поцелуй мамочку, привет Адке. Твой Арк.

Письмо Бориса брату, 13 ноября 1969, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

1. Вчера был на заседании, посвященном обсуждению «Часа Быка». Давно я не испытывал такого недостойного и неприличного удовольствия. Мало того, что большинство выступавших смешивали роман с г… по чисто художественным соображениям. Мало того, что большинство выступавших назвали его бессодержательной графоманской болтовней. Мало того, что даже защищавшие защищали со сплошными оговорками и суть защиты сводилась к просьбе: «Ну не надо уж так беспощадно – Ефремов все-таки». Мало того. Нашлись суки в количестве одной бабы по фамилии Хузе и одного хмыря, который часто у нас бывает, но обычно помалкивает, которые, почуя свой час, поднялись, с партийной прямотой объявили, что роман этот про нас и, следовательно, является идейно вредным. Сам понимаешь, что еще год назад я бы при таких словах вскочил и всё разнес бы, но не теперь. Нет уж, нынче дураков нет – защищать агрессора. И пришлось защищаться – кому бы ты думал? – автору вступительного слова дорогому тов. Бритикову, который во вступительном слове неоднократно намекал на расплодившиеся антиутопии и изображение в будущем сегодняшнего человека с его плоским юмором и т. д. (по Ефремову). Это было зрелище! Я выступать отказался и сидел с каменным лицом, наслаждаясь редким зрелищем, как загнанный в угол Бритиков, ходя красными пятнами и срываясь на крик, твердит, что это не про нас, да не про нас же, ну ей-богу же не про нас, да что вы все, товарищи!.. Зрелище было жалкое и величественное своей назидательностью. Пусть-ка он <…> поживет в нашей шкурке хоть полчаса! Кстати, Гор выступать тоже отказался, а Дмитревский (затеявший всё это дело) и вовсе не явился, укатил куда-то, ловкач – ну и чутье у человека.

2. Вернулся, а от тебя и письмо, и бандероль. Спасибо. Думаю, что и денежки своим чередом дойдут. Итак, наметились какие-то сдвиги. Что ж, если все это не заранее продуманная афера Пискунова (мол, цензура задержит, а я в сторонке постою), то все вроде бы складывается неплохо. И в Литературке печатают что-то совсем уж бесхребетное. Может, как-нибудь и обойдется. Из Авроры все не звонят, хотя обещали сразу после праздников. Впрочем, возможно, они действительно еще не все там прочитали – редколлегия чудовищная и все должны прочесть – такие там у них порядки: полная коллегиальность и демократия. А там, глядишь, и Полевой что-нибудь положительное решит. Что, впрочем, как-то сомнительно.