Текст книги "Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971"

Автор книги: Аркадий Стругацкий

Соавторы: Борис Стругацкий,Виктор Курильский,Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

Вот такие дела, брат мой. Грустные. Ну, будем посмотреть.

Хвост, тем не менее, надлежит держать трубой в предвидении того, что мы еще увидим небо в звездах[156]156
  Отсылка к пьесе А. Чехова «Дядя Ваня» (действ. 4): «…мы увидим все небо в алмазах…»


[Закрыть].

Обнимаю и жму, твой Арк.

Привет Адке. Приехать, вероятно, не сможем.

Срок перевода – 1 сентября. Но я полагаю, удастся вымолить еще месячишко-два. Я начну работать числа с двадцатого.

Письмо Бориса брату, 17 июля 1969, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

Итак, они таки поймали нас за гипотезу. Что ж, скажем прямо, мы оба этого ждали. Не могло так случиться, чтобы в нынешней обстановочке ОО прошел у вас в Москве без сучка, без задоринки. Ну, ладно.

Я кое-чего не понял.

1. Что значит: «рукопись изъяли из типографии»? Книга уже печаталась, и поступил приказ печатание прекратить? Или: книга дожидалась своей очереди, а ее приказали из очереди выбросить?

2. В любом случае – где она сейчас? В редакции? В дирекции? В Комитете? В ЦК? В цензуре?

3. Как насчет того, чтобы вырвать, пока не поздно, 40 %? Кажется, мы имеем право на них, если книга подписана в печать. Книга подписана? Мне тут по прочтении газет пришла в голову мысль: а не есть ли все это следствие проходящего сейчас пленума ЦК ВЛКСМ? Может быть, там кто-то что-то нехорошее о нас сказал? Нельзя ли это выяснить?

Твое письмо пришло как раз в тот день, когда я своими руками отслюнил 320 р. за путевки в Гагры. Ох, как мне захотелось попросить эти деньги назад! Ну, ладно.

Сценарий помалу движется. Вчера, несмотря ни на что, мы с Лешкой выбили пять страниц, и теперь половина первого варианта заделана. Правда, это только черновик, но в конце концов срок представления – октябрь. Успеем. А ты уж, Аркашенька, жми тогда на Клемента пока сам.

Кстати, на днях Сашка Копылов передал тебе через меня предложение одного своего знакомого судебного медика готовить для ихнего института переводы и рефераты с японского. Они там локти кусают от досады: из Японии приходит интереснейшая литература, а читать ее некому. Если ты в принципе согласишься, можно будет обсудить конкретные условия. Я тогда просто дам тому врачу твой адрес, пусть сам все тебе изложит.

В «Неве» пока ничего. Прибыл из Лондона Попов, выслушал отчет Кривцова о доносе в горком, никак особенно не отреагировал и исчез в недрах обкома (по своему обыкновению). Так его с тех пор (вот уже с неделю) в редакции не видели. Рукопись ДоУ лежит и ждет, когда А. Ф. ее прочитает. Кстати, ответ на кляузу горком поручил писать нашему дорогому тов. Бритикову. Посмотрим, посмотрим.

И вообще посмотрим. Перебьемся, я думаю, как-нибудь. Ты будешь переводить с японского, а я загоню марочки и, может быть, поступлю на работу. Не пропадем.

Если тебе удастся вымолить у «Мира» пролонгацию договора на пару месяцев, мы могли бы собраться где-нибудь во второй половине сентября или в начале октября и покончить с Клементом одним ударом.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Письмо Аркадия брату, 19–21 июля 1969[157]157
  Датировка составителей.


[Закрыть], М. – Л.

Дорогой Борик!

Был у Нины, говорили много и серьезно. Дело было так. Нина была в отпуске, когда директору позвонили из комитета РСФСР (это не Михайлов!) и спросили, в каком состоянии книга. Ответ был: книга в типографии, выпуск запланирован на июль-август. Приказ: задержать книгу. Без объяснений, без разговоров. Только сказано: книга задержана из-за варианта в «Неве». Кто? Почему? Неизвестно. Окольными путями удалось установить, что это личное распоряжение товарища, который в свое время топал по поводу «Байкала» ногами и кричал, зачем напечатали этих двух жидов. Мнение Нины: нам врезают по совокупности за УнС и СоТ. Предлагаемый план: идти к директору за получением официального извещения о задержке книги со ссылкой на комитет; далее, идти в комитет за объяснениями и получить ссылку на товарища; наконец, идти к самому товарищу. Все строго субординационно и по восходящей инстанции. Окончательная мера – письмо Брежневу или Суслову. Со стороны издательства: пишется громадная телега с разночтениями между новым и невским вариантами в доказательство того, что книга безупречна. Кстати, книга действительно безупречна. Очень и очень придирчивый цензор пропустил ее без единого замечания, что бывает очень редко.

Далее: Нина рекомендует в последнюю инстанцию идти вдвоем с тобой. Не знаю, стоит ли, но ты будь на всякий случай готов выехать, если, конечно, не будешь к тому времени уже в Гагре.

Киношные дела пока на нуле. Никаких просветов. С завтрашнего дня приступаю к Клементу.

Адрес врачу по судмедицине дай. Пусть пишет, будем договариваться.

Мне здесь светит поступить в институт социальной информации, как японисту. Оклад – 250–300 руб., посещение – два раза в неделю, в три года защита диссертации. Посмотрим.

Неделю назад неудачно подвернул ногу, ударился рукой о стену и сильно рассадил костяшки пальцев. Кровь свернулась, едва выступив. Сейчас – только красные пятнышки. Во организм!

Насчет 40 % говорил с Ниной. Юридические права у нас есть полностью. Но как обернется дело фактически – она не уверена. Обещала узнать.

Итак, послезавтра иду в Детгиз. Пожелай.

Крепко жму и целую, твой брат и соавтор Арк.

Не пищи. Все будет хорошо. На носу – Нортон. Весь гонорар пойдет тебе. У меня деньги есть и еще будут.

Привет Адке.

Письмо Бориса брату, 23 июля 1969, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

1. План борьбы за ОО выглядит убедительно. Некоторое сомнение вызывает только телега из издательства. Писать список разночтений для доказательства чистоты детгизовского варианта перед невским имеет смысл только в том случае, если известно, ЧЕМ ИМЕННО в невском варианте недовольно начальство. Тогда можно продемонстрировать: вот вы были недовольны, и мы это переделали. Если же конкретные точки неудовольствия неизвестны, то может получиться, что мы вложим им в руки оружие против себя же, акцентировав внимание на том, чего они и не думали замечать. Дело-то в том, что невский вариант ТОЖЕ абсолютно безупречен! И пока начальство не сформулировало своих замечаний, разбор разночтений может привести лишь к косвенному признанию, что в «Неве» напечатано нечто подозрительное. Не знаю, кому это надо и зачем. Может быть, все-таки известны какие-то замечания и указания сверху? Тогда все ОК. А если неизвестны? Что же именно собирается Нина писать? Мол, вот были «Неизвестные Отцы», а стали «Огненосные Творцы»? Но, сразу, вопрос: а почему это плохо – «Неизвестные Отцы»? Ага, скажет начальство. Значит, что-то было! А тогда, может быть, и ЕСТЬ? В общем, вы там продумайте этот вопрос. По-моему, исходная позиция издательства не должна быть такова, что, мол, вот выпустили Стругацкие какую-то подозрительную книжку, мы ее подправили, и книжка стала неподозрительная. Позиция должна быть такой: Стругацкие написали прекрасную, поучительную, воспитательную, очень НАШУ книгу. Прекрасный, поучительный и очень НАШ вариант они опубликовали в «Неве» (вариант НАШ!). Однако детское издательство имеет свою специфику (военно-патриотическое воспитание и пр.), и потому мы попросили наших авторов внести кое-какие изменения, что они С УДОВОЛЬСТВИЕМ и сделали. Нам совершенно непонятно, почему такая ценная, воспитательная НАША книга задерживается в печати. Вот так я себе это представляю. Может быть, конечно, вам там виднее, но сам принцип отыграться за счет журнального варианта представляется мне опасным. Другое дело, если бы удалось найти концы и получить список начальственных указаний. Тогда – пожалуйста! Вам не нравится то-то? Ради бога! Будет сё-то!

2. Если дело дойдет до визита к стучавшему ногами товарищу, я бы очень хотел при сем присутствовать. Планы мои таковы: числа 4-го или 5-го августа я улетаю в Киев; оттуда 6-го – в Гагры; в Гаграх пробуду до 29-го. Сомнительно, конечно, чтобы тебе за это время удалось добраться до самого верху. Но во всяком случае держи меня в курсе. Из Гагр в произвольный момент времени выбраться будет вряд ли возможно, но вот, скажем, задержаться с отъездом туда, если визит будет назначен, скажем, на 6–10-е, это пожалуйста.

3. Позвонил сегодня в «Неву». Там, вроде бы, все тихо. Попов забрал рукопись ДоУ для прочтения. 30-го должна быть редколлегия, есть надежда, что он прочтет к этому сроку. Но не исключено, что не прочтет. Я со своей стороны намерен завтра-послезавтра наведаться к нему и попытаться его подтолкнуть.

4. Финансовые дела мои не настолько плохи, чтобы жадно хватать весь гонорар за Нортон. Пусть как всегда будет пополам, тем более, что я и так пока хожу у тебя в должниках. А вот насчет 40 % нажать надобно. Не потому что плохо с деньгами, а потому что дело темное, что там будет впереди.

5. Сейчас перечитываю ГЛ. Отличная повесть! Но ГО должна быть еще лучше.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

P. P. S. Да, хотел бы я понять, чем по форме будет телега из Детгиза? Что это – объяснительная записка? Или прошение (разрешите, мол, напечатать, чего там!)? Или еще что-нибудь? Отпиши.

Письмо Аркадия брату, 27 июля 1969, М. – Л.

Дорогой Борик!

1. Для чего детгизовцы сделали список разночтений, я сам хорошо не знаю. Полагаю, что это в порядке предосторожности на случай, если их припрут. По поводу невского варианта мне мадам и Компаниец при встрече выдали было упреки: зачем-де было нам не внести в тот вариант детгизовские исправления. Я их сразу оборвал. Я очень холодно сказал им, что в невском варианте все в порядке, что ленинградские обкомовцы не глупее их, детгизовцев, и что там, в обкоме, все были удовлетворены, так что им, детгизовцам, и подавно надо радоваться. Больше этот вопрос не поднимался.

2. Дела же идут так. Из моей встречи с мадам и с Компанийцем я не узнал ничего нового по сравнению с тем, что рассказала Нина. Да и не ожидал ничего узнать. Я искал только повода официально обратиться к комитетчикам. Меня направили к главному редактору художественной и детской литературы комитета по печати РСФСР тов. гр. Карелину Петру Александровичу. Пошел прямо из Детгиза. Карелина не было, ждал его полтора часа, но время потратил не зря, ибо понял, что, может быть, кому-нибудь он и главный, а нам он просто поц (или потц?). Там ниже главного никаких должностей нет. Выше есть, кажется, должности «самый главный» и «до невозможности главный». Как у листригонов все капитаны[158]158
  А. Куприн, «Листригоны», гл. 7: «– Здесь нет ребяти, – ответил кротко начальник. – Здесь се капитани».


[Закрыть]. Я позвонил ему на следующее утро. И тут меня ожидал некоторый шок. Понимаешь, обращение к этому Карелину, как я представлял себе, было тоже пустой формальностью, чтобы иметь повод обратиться выше. Но разговор был такой (подаю дословно).

Я: Здравствуйте, Петр Александрович, с вами говорит писатель Стругацкий. Вы будете у себя? Разрешите, я зайду к вам минут через сорок?

К: Одну минуту, я посмотрю, нет ли у меня какого совещания на это время.

Я: Пожалуйста.

(Проходит минуты три.)

К: Вы знаете, я как раз буду занят. А что у вас такое? Вы, наверное, по вашей книге в Детской Литературе?

Я: Да. Вчера мне сообщили, что по вашему распоряжению нашу книгу задержали, изъяли из типографии и изъяли из плана.

К: Ничего подобного. Мы никаких распоряжений не давали. Мы вообще не имеем обыкновения распоряжаться. Просто была в адрес вашей книги критика в прессе, в «Литературной газете».

Я: В «Советской России».

К: Вот я и говорю, в этой… как ее. Так вот мы обратили внимание товарищей на этот факт и предложили им еще раз просмотреть рукопись.

Я: У нас не рукопись, у нас уже почти готовая книга, ее изъяли из типографии!

К: Ну, не знаю, что там у вас. Одним словом, посмотреть, учтены ли все критические замечания прессы, а там поступать по своему усмотрению.

Я: Как же так, а мне в издательстве сказали, что вы приказали книгу изъять без всяких объяснений и на неопределенное время.

К: Это там что-то напутали. Мы таких указаний не даем. Мы не даем указаний изымать рукописи и выключать из плана. Идите и объясняйтесь с ними, мы тут ни при чем.

Я: Это вы точно говорите, что оставили все на их усмотрение?

К: Точно. Пусть сами там посмотрят, как, что. Мы ничего им не указывали, только поскольку были замечания в прессе, наш долг – указать. Вот так, товарищ Стругацкий.

Я: Спасибо, товарищ Карелин. Я сейчас же еду туда и буду выяснять.

К: Вот-вот, идите и выясняйте.

Вот такой разговор.

Я, естественно, встретился снова с Ниной, мадам и Компанийцем и передал им всё это. Все взвыли. Но тут выяснилось одно интересное обстоятельство. Никто не мог вспомнить, откуда взялась фраза «из-за невского варианта». Насчет высшего товарища выяснилось окольно, это мне Нина говорила, однако окольные выяснения страдают неопределенностью, сам знаешь. Короче говоря, очевидно, фразу эту произнес директор Пискунов, который ушел в отпуск и будет через три недели. Решено все оставить до него. Мне было твердо сказано, что издательство будет драться за книгу, а Пискунов по возвращении дойдет до ЦК, если потребуется. Возможно, фраза «из-за невского варианта» в первоначальной редакции выглядела так: из-за критики невского варианта в прессе. Это тем более правдоподобно, что одновременно из-за дурацкой статейки в «Лит. газете» сняли поспешно с плана несколько отличных книжек для детей младшего дошкольного возраста. Это означало бы, что Карелин не врал, а Пискунов действительно напугался этой статейки, а высший товарищ понятия не имеет об ОО, а только выражал где-то нам «фе» по поводу УнС и СОТ. И это «фе» при выяснении окольными путями распространилось и на ОО в процессе передачи.

У нас с тобой достаточно богатый опыт, и мы можем вспомнить, как задержали «Возвращение» из-за вонючей статейки М. Лобанова (совпадение: то была тоже обзорная статья – только не по «Неве», а по «Уралу») и как держали «Стажеров» из-за «Запорожцев в космосе». Тогда схема происшествия необычайно упрощается. Карелин звонит Пискунову и сообщает о статье в «Сов. Рос». Пискунов пугается и извлекает книгу из типографии до выяснения, а мадаме и Нине просто говорит, что ему предложили это сделать «из-за невского варианта». Нина бросается выяснять и легко обнаруживает, что где-то нами недовольны (это мы и сами знаем, однако в панике она распространяет это недовольство и на ОО). Тем временем Пискунов предлагает Нине составить список исправлений и укатывает в отпуск. Вот и всё. Исправления нужны не в комитете, а ему самому как документ на случай грядущих нападок. Одним словом, я настроен оптимистично.

3. Поезжай в Гагру и ни о чем не думай. Всё это моча, как-нибудь оботрется.

4. Нажим по поводу 40 % ничего не дал. Ответы уклончивые, типа «там видно будет».

5. Между прочим, дал я рукопись ДоУ Баталову (не лично, а через одну свою знакомую). Вчера выяснилось, что Баталов в восторге и хочет киносоприкоснуться с этим делом. Буду с ним, вероятно, на днях встречаться.

Вот всё пока… целую, обнимаю. Твой Арк.

Привет Адке.

Письмо Бориса брату, 31 июля 1969, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

Прости, что задержался с ответом – совсем замотался последнее время.

1. Очень рад, что возникла новая, более оптимистическая гипотеза, непротиворечиво объясняющая сложное и непонятное поведение начальства. Что ж, ждать так ждать. Будем ждать, ничего не поделаешь. Как я понял, к концу августа все должно выясниться.

2. Тут произошли некие события в «Неве». Был я у Попова, но все подряд долго рассказывать. Короче говоря, сегодня заскочил туда на минутку, просто позвать Сашу пообедать вместе, и вдруг выяснилось, что вчера была редколлегия, Кривцов представил список произведений, намеченных к публикации в 70-м году (в том числе и ДоУ), и список этот был утвержден редколлегией и Поповым. Сегодня утром Кривцов отправил этот список в типографию, и в восьмом нумере «Невы» на последней странице всё это будет опубликовано в порядке рекламы. Правда, Попов рукопись еще не читал, но известно, что имели место его беседы с Дмитревским, и есть две положительные рецензии, и мне в личной беседе он высказался в том смысле, что «чего, мол, читать – и так по рецензиям ясно, что повесть хорошая» – одним словом, он, по-видимому, решил одобрить не читая. Сам понимаешь, я немедленно осведомился насчет договора. Кривцов тут замялся и сказал, что, к сожалению, сейчас в редакции нет денег, но что деньги будут в октябре, в начале последнего квартала, и тогда договор и будет заключен. Можно особенно не беспокоиться, сказал он. Раз ДоУ рекламируется, значит редакция уже берет на себя определенные обязательства. Ну я не стал настаивать, тем более что он тут же принялся жаловаться на то, что, мол, пораздавали вот авансов, денег нет, а авторы увиливают: Шолохов заключил договор на 25 а. л. два года назад, и с тех пор даже на письма не отвечает; Михаил Алексеев – тож, но этот хоть отвечает – клянется, что вот-вот. Ну ладно. Потом Кривцов стал просить, чтобы мы дали другое название – оказывается, у них в том же 70-м идет переводная какая-то повесть, которая тоже называется «Дело о…». Я пообещал сделать все возможное, но что-то сомневаюсь, хотя уже и объявил среди знакомых конкурс на лучшее название (первая премия – 10 рублей; она же и последняя). Думаю, что обойдется. В крайнем случае, пусть меняют название перевода.

3. С Лешкой работаем. Сегодня вот уже добрались до решающего допроса Хинкуса. Очень нам хочется закончить хоть черновик до отъезда. Я Лешке рассказал про Баталова. Лешка несколько перекосился, но спокойно объявил, что Баталов может пробить любой сценарий. При желании. В общем, ты там никаких определенных обещаний пока не давай, но выражай восторг, пропорциональный желанию Баталова заниматься сценарием.

4. Я вылетаю рано утром 6-го. Христа ради, держи меня в курсе, отписывай, как и раньше, сразу по появлении хоть каких-то новостей.

Ну вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет!

3 августа в газете «Комсомолец Татарии» публикуется отрывок из ОО с предисловием Р. Колосова «Сквозь путы замкнутого мира», в котором автор статьи, выделяя как одни из главных у Стругацких темы «утверждения в человеке нового», противопоставления «капиталистического мира» (планеты, на которой происходит действие рассматриваемой повести) и коммунистического (единственным представителем которого является Максим – главный герой повести), рассматривает, с какими именно героями книг Стругацких может себя отождествить молодой читатель. В конце публикации слово предоставляется АНу.

АНС. Вместо эпилога

Мы не представляем сегодня читателям братьев Стругацких. Во-первых, они широко известны любителям фантастики и «просто» хорошей литературы. Во-вторых, они знакомы постоянным читателям нашей газеты. И поэтому когда наш корреспондент Светлана Шнегас встретилась с Аркадием Стругацким, она задала прежде всего вопрос о планах писателей.

– Кроме «Обитаемого острова», который выходит вскоре отдельной книгой в издательстве «Детская литература», мы недавно закончили повесть «Дело об убийстве». Она написана в жанре совершенно новом для советской фантастической литературы – в жанре фантастического детектива. Пионерами здесь являются известные фантасты А. Громова и Р. Нудельман, публикующие сейчас в журнале «Смена» интересный роман «Кто есть кто?» («Институт времени ведет расследование»). В том же жанре пишут сейчас свое новое произведение фантасты Д. Биленкин и Т. Чеховская.

– Что вас больше всего волнует и заставляет браться за перо? Какова главная идея ваших произведений?

– Вот уже несколько лет нас интересует – и мы надеемся, что нам удалось это выразить, – проблема соотношения морали и невероятно осложненного техническими и социальными революциями современного мира. По нашему мнению, такие проблемы можно ставить в художественной литературе исключительно средствами фантастики. Нам кажется, весьма правильно сказал Р. Нудельман, определив фантастику как литературу о столкновении «вчерашнего» (то есть отягченного предрассудками прошлого и вымороченными традициями современного человека) с завтрашним днем, который этот человек непрерывно строит и совершенствует.[159]159
  В действительности положение «Человек по своему воспитанию, привычкам, представлениям во многом принадлежит прошлому; между тем этот вчерашний человек своими руками создает – сегодня – завтрашний мир» принадлежит самим АБС. Оно неоднократно встречается в неопубликованной публицистике 1965 года.


[Закрыть]

– Что бы вы хотели сказать нашим читателям?

– Пожелать им самых больших успехов в труде, творчестве, учебе. Со своей стороны, как и прежде, мы будем принимать посильное участие в работе «Комсомольца Татарии».

Письмо Бориса брату, 4 августа 1969, Л. – М.

Дорогой Аркашенька!

1. Только сегодня мне удалось встретиться с Сашей и посоветоваться с ним насчет нашей политики в «Юности». Саша считает, что вероятность опубликования повести заметно больше половины, а вероятность заключения аванса и того больше («если ваши акции останутся на нынешнем уровне, то в октябре договор заключат без сомнения»). Он рекомендует попытаться несколько форсировать события, причем таким образом, чтобы получить в руки какой-нибудь документ. Например, если и когда события в «Юности» развернутся по-настоящему (т. е. вопрос о договоре реально встанет на повестку), ты пошлешь в «Неву» на имя Попова телеграмму примерно следующего содержания: «Полевой предлагает договор. Телеграфируйте ваше решение по адресу…» Я думаю, это правильно. И это надо будет сделать, если действительно надо будет срочно принять какое-то решение с «Юностью». Если в «Юности» захотят заключать договор, но потребуют сокращений, попытайся под каким-нибудь предлогом (невозможность связаться со мной, необходимость срочно уехать и т. д.) оттянуть время. А в общем, надо исходить прежде всего из необходимости вырвать аванс. И, наверное, ТОЛЬКО из этой необходимости.

2. Новое название ДоУ ужасно: «Звездный час инспектора Глебски». Но ничего лучшего не сумели придумать ни я, ни друзья наши за трое суток размышлений. Впрочем, по-моему, все это – моча.

3. Сегодня прекратили работу с Лешкой. Послезавтра утром я уезжаю. Таки не сумели закончить черновик. Да, брат, это не с тобой работать, прямо скажем. Впрочем, время есть. Закончим все в сентябре.

4. Было бы здорово, если бы ты даже в случае отсутствия новостей по ОО отписал бы мне письмишко в Гагру. Насчет твоих киношных дел; насчет статьи Шилейки; насчет Саргассов; насчет Клемента; насчет положения в МолГв.

Вот и всё пока. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет!

Август проходит у Авторов на удивление тихо. БН отдыхает в Гагре, АН занимается своими делами в Москве.

Пресса тоже молчит. Но это – лишь временное затишье. В сентябре – очередной залп.

Пожалуй, наиболее безобидная оценка появляется в журнале «Детская литература». В рубрике «Вышла книга…» опубликована информация о выходе в одноименном издательстве очередного тома в серии «Библиотека приключений»: книги, содержащей СБТ Авторов и произведения Днепрова. Книга рекомендуется для чтения школьникам начиная с 6-го класса.

Одновременно с этим сообщением в этом же номере публикуется статья Адольфа Урбана «Вернемся к пристрастиям», где среди прочего сказано, что ПНВС находится на стыке науки и фольклора; в мире ПНВС господствует не логическая концепция, а человеческая сущность, а в ТББ показаны оригинальный внутренний мир и напряженность борьбы мнений.

В сентябрьском номере «Журналиста», так внезапно «возлюбившего» Авторов, появляются сразу два материала, связанные с АБС.

Партийные комитеты о прессе Иркутска

Обком КПСС рассмотрел вопрос об идейно-политических ошибках, допущенных редакцией альманаха «Ангара».

На страницах этого издания была опубликована вредная в идейном отношении повесть А. и Б. Стругацких «Сказка о Тройке». Здесь же появилась статья Р. Нудельмана «Фантастика и научный прогресс», в которой картина современного мира рассматривается с теоретически нечетких, путаных позиций. Редколлегия альманаха не проявляла достаточной требовательности при отборе произведений к печати, мирилась с серьезными недостатками в работе редакции.

За грубые ошибки, следствием которых явилась, в частности, публикация идейно несостоятельной повести А. и Б. Стругацких, главному редактору альманаха «Ангара» Ю. Самсонову и главному редактору Восточно-Сибирского книжного издательства В. Фридману объявлен строгий выговор. Решением бюро Иркутского обкома КПСС Ю. Самсонов освобожден от работы. В принятом постановлении намечены меры, направленные на повышение идейно-художественного уровня альманаха. Утверждена новая редколлегия.

Главным редактором альманаха «Ангара» утвержден писатель А. Шастин.

Во второй публикации «Журналиста», отметив высокие тиражи и растущую популярность фантастики, а также остановившись на ответах писателей-фантастов стран капитализма, опубликованных в журнале «Иностранная литература», автор статьи приступает к главному – критике АБС.

Из: Свининников В. Блеск и нищета «философской» фантастики

<…>

Среди писателей, отвечавших на анкету «Иностранной литературы», были и советские – Геннадий Гор, Аркадий и Борис Стругацкие. Очень хотелось услышать от них марксистское понимание задач, стоящих перед литературой и искусством вообще и перед фантастикой в частности.

К сожалению, они не увидели чуждых нам представлений, не почувствовали острого запаха буржуазного индивидуализма и волюнтаризма во всех этих по форме «общегуманных», отвлеченных концепциях. Они, видимо, не заметили явной инфильтрации буржуазных идей.

Геннадий Гор, упомянув Герберта Уэллса и Федора Достоевского, Томаса Манна и Джойса, Бунина с Куприным и Потапенко с Боборыкиным, Ефремова, Лема и Стругацких, заметив даже революцию (!) в фантастике (поворот к философской теме в пятидесятых – шестидесятых годах), наконец, определив фантастику как «передний край», увидел в ней всего лишь «…передний край современного художественного мышления».

А. и Б. Стругацкие сделали своего рода программное заявление: «В наше время задача литературы, как нам кажется, состоит не только в исследовании типичного человека в типичной обстановке. Литература должна пытаться исследовать типичные общества, то есть практически рассматривать все многообразие связей между людьми, коллективами и созданной ими второй природой. Современный мир настолько сложен, связей так много и они так запутаны, что эту свою задачу литература может решать только путем неких социологических моделей, по необходимости упрощенных, но сохраняющих характернейшие тенденции и закономерности. Разумеется, важнейшими элементами этих моделей продолжают оставаться типичные люди, но действующие в обстоятельствах, типизированных не по линии конкретностей, а по линии тенденций».

Но «модели» могут быть разными, программируют их разные люди. Известно, что самые фантастические видения, образы будущего всегда создаются на основе определенной общественной – социальной, экономической, нравственной – интуиции, классовой борьбы. «Модели» будущего программируются всегда с определенных социальных позиций, отсюда их пессимизм или оптимизм, прогрессивность или реакционность. Именно в классовой позиции художника – ключ к образам его фантазии. Как раз этого и не прозвучало в рассуждениях о «моделировании типичных обществ»…

Действительно, фантастика дает возможность построить какую угодно модель. Но тем большее значение обретают тогда взгляды автора, его мировоззренческие установки. Фантастика не бесстрастная электронно-счетная машина, готовая «переварить» даже не одну, а десятки «моделей», пока не будет найдена ошибка в программе. Это – произведение искусства, которое выносится на суд миллионов читателей, вызывает у них вполне определенную реакцию. И чем ярче написана книга, тем острее направленное сопереживание читателя с автором, с героями. И тем ощутимее вред, если перед нами даже и талантливо созданная, – но ошибочная модель.

Сколь же велика должна быть ответственность писателя прежде всего перед самим собой, сколь высока требовательность к себе!

Именно с этих позиций хочется еще раз поразмышлять о творчестве А. и Б. Стругацких.

Некоторые критики усиленно пропагандируют Стругацких как зачинателей «социального, философского» направления в современной фантастике. Направления, ради которого горячие головы готовы зачеркнуть все, что до этого было создано. Направления, противопоставляемого всем остальным течениям советской научной фантастики в качестве «главного и наиболее перспективного». В довольно громком хоре неумеренно восторженных рецензий звучали и предостерегающие голоса. Академик Ю. Францев в газете «Известия» (25 мая 1966 г.), Ю. Котляр в журнале «Октябрь» (№ 4, 1967 г.), В. Сапарин в журнале «Коммунист» (№ 12, 1967 г.) довольно обстоятельно анализировали произведения Стругацких и некоторых других представителей «философской» фантастики, аргументированно доказывали, что рецензируемые произведения «вряд ли отражают марксистскую философию и коренные проблемы эпохи», подчеркивали, что «понимание общественных отношений – необходимый трамплин для высокого полета социальной фантастики».

В. Сапарин, например, заметив, что в борьбе участвуют на нашей стороне лучшие умы человечества, в том числе и прогрессивные зарубежные писатели-фантасты, писал далее: «У советских литераторов по сравнению с ними есть, однако, принципиальные идейные преимущества. Если те, критикуя, пусть в самой острой форме, античеловеческую сущность капиталистического мира, нередко не находят реальных путей социального прогресса человечества, то строители коммунистического общества видят ясную перспективу. И позиции, с которых мы рассматриваем социальные процессы, знание законов общественного развития позволяют с необходимой глубиной проникать в запутанный подчас клубок противоречивых тенденций современного мира и приходить к верным, исторически обоснованным выводам. Это является основанием и для правильного социального прогнозирования в нашей научно-фантастической литературе».

В последнее время в печати появились резко противоположные отклики на новые произведения братьев Стругацких, а в литературных кругах недавно прошло обсуждение таких произведений, как «Второе нашествие марсиан», «Улитка на склоне», «Сказка о Тройке», «Обитаемый остров».

Характерно, что Стругацких некоторые готовы поднять как своеобразное знамя, как этаких страдальцев за «философскую» идею, к которым и критика, ранее немало доброго отмечавшая, стала вдруг пристрастной и предвзятой. Начинали они, как многие из фантастов, с космических приключений, но начинали лучше многих. Сочный и пока еще не засоренный псевдокосмическими терминами язык, несколько грубоватый юмор, умение найти точные детали, живые черточки для своих героев выделяют даже ранние книги Стругацких из потока подобной литературы. Их Следопыты, мужественные и всё умеющие делать, высокоорганизованные и при всем при том просто озорные ребята, запоминаются как хорошие друзья. Пожалуй, по-человечески близка и понятна вспышка Антона-Руматы («Трудно быть богом»): нелегко сдерживать себя, когда на твоих глазах уничтожается все светлое, мыслящее, когда душная мгла фашизма неотвратимо наваливается на ничего не подозревающий народ. Трудно быть богом, «добру и злу постыдно равнодушным», если ты человек. (Хотя и непонятно, что это за средневековый фашизм и почему Антон и его друзья должны сдерживаться и не вмешиваться?) Мужественный и честный Саул Репнин из «Попытки к бегству» словно бы предостерегает: «В будущее – не дезертируешь от сегодняшних битв, за будущее надо бороться».