Текст книги "Отбор. Пламя в твоей крови (СИ)"

Автор книги: Анжелика Янчевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Да как вы смеете! – я вскочила со стула, отшатнувшись от него, мой голос дрожал от негодования. – Вы думаете, я… я одна из тех продажных шлюх, которых можно купить за горсть золота и туманные обещания⁈ Вы думаете, я позволю вам обращаться со мной, как с… как с вещью⁈ Да вы… вы…

Я не успела договорить.

Его реакция была молниеносной, как удар хлыста. Прежде чем я успела опомниться или хотя бы отскочить подальше, он схватил меня за руку с такой силой, что я вскрикнула от боли, кости запястья протестующе хрустнули. Одним резким, выверенным движением он развернул меня и с невероятной, нечеловеческой силой прижал к холодной каменной стене у камина. Моя спина с глухим стуком ударилась о грубые камни, выбив из лёгких остатки воздуха.

Его тело, горячее и твёрдое, как скала, как сама суть этой вулканической земли, вжалось в моё, лишая возможности пошевелиться, дышать, думать. Одна его рука словно тисками, сжала мои запястья над головой, пригвоздив к стене, другая собственнически обвила мою талию, притягивая ещё ближе, так что я чувствовала каждый изгиб его мускулистого тела, каждый удар его сердца.

– Молчать, полукровка! – прорычал он мне в самое лицо, его сине-золотые глаза полыхали неконтролируемой, первобытной яростью. От него волнами исходил запах разгорячённого вина, терпкого сандала и… дракона. Дикого, необузданного, опасного. Это была уже не игра, не холодный расчёт – это была чистая, незамутнённая ярость хищника, чью волю посмели оспорить. – Ты забыла, кто перед тобой? Я могу стереть тебя в порошок одним движением пальца! И никто, слышишь, НИКТО в этом проклятом мире не посмеет мне помешать или осудить! Ты – моя! По праву силы, по праву крови, по праву моего желания!

Я пыталась вырваться, инстинктивно брыкалась, извивалась всем телом, но его хватка была мёртвой, несокрушимой. Страх, первобытный, животный страх, от которого стыла кровь в жилах, сковал меня. Он был сильнее, неизмеримо сильнее. И он был в ярости, которую я сама же и разожгла своей дерзостью.

– Отпустите меня! – задыхаясь, прохрипела я, слова застревали в горле.

– Отпустить? – он зло, торжествующе усмехнулся, его лицо было в нескольких дюймах от моего, я видела каждую ресничку, каждую пору на его коже, каждую искорку ярости в его глазах. – А я, кажется, только начал получать истинное удовольствие. Ты такая… дикая. Такая непокорная. Это возбуждает гораздо сильнее, чем все эти приторно-сладкие, покорные куклы. Ты – настоящий огонь, Эльвия. И я собираюсь тебя укротить.

И прежде чем я успела что-либо предпринять, осознать всю глубину своего падения, его губы накрыли мои.

Поцелуй был грубым, властным, требовательным, почти жестоким. Он не просил – он брал, завоёвывал, подчинял. Язык его настойчиво, почти болезненно, вторгся в мой рот, исследуя, доминируя, не оставляя мне ни единого шанса на сопротивление. Я зажмурилась, чувствуя, как по щекам катятся горячие, злые слёзы унижения и бессилия. Я пыталась отвернуться, укусить его, но он лишь сильнее сжал мои запястья, вырвав у меня приглушённый стон боли, и ещё плотнее прижался ко мне всем телом.

В первую минуту, которая показалась вечностью, я сопротивлялась изо всех сил, моё тело напряглось, как натянутая до предела струна, готовая вот-вот лопнуть. Но потом… потом что-то сломалось во мне. Возможно, это был шок, перешедший в оцепенение. Возможно, это был всепоглощающий страх перед его яростью и силой. А возможно… возможно, это была та самая проклятая, непокорная драконья кровь, которая вдруг взыграла во мне, откликаясь на эту первобытную, почти звериную страсть, на этот вызов, брошенный мне не просто мужчиной, а драконом.

Ноги подо мной предательски подкосились, колени задрожали, и если бы не его стальная рука на моей талии, я бы просто сползла по холодной стене, как сломанная кукла. Голова закружилась, мир сузился до этого единственного, всепоглощающего ощущения – его горячих, требовательных губ на моих, его сильного, мускулистого тела, прижимающего меня к стене с такой силой, что я едва могла дышать, его запаха, который одновременно пугал, отталкивал и… и необъяснимо притягивал.

И сама не поняв как, почему, я перестала сопротивляться. Более того… я начала ему отвечать. Сначала неуверенно, почти инстинктивно, словно утопающий, цепляющийся за соломинку. А потом – всё отчаяннее, всё яростнее, почти с безумием. Я вложила в этот поцелуй всё, что накопилось во мне за эти дни. Всю свою боль, всю свою обиду, весь свой страх, всю свою ненависть… и что-то ещё. Что-то новое, непонятное, пугающее и одновременно… запретно-сладкое. Что-то, что заставляло сердце биться в груди, как обезумевшая птица, а кровь – гореть в жилах нестерпимым огнём.

Он, кажется, опешил от такой внезапной и яростной перемены. Его хватка на моих запястьях слегка ослабла, поцелуй стал менее грубым, более… изучающим, нежным. Он отстранился на одно короткое, бесконечно долгое мгновение, его сине-золотые глаза, расширенные от удивления, всматривались в моё лицо, в мои глаза, пытаясь что-то понять, что-то прочесть в этом хаосе эмоций. А потом он снова припал к моим губам, но на этот раз в его поцелуе было меньше ярости и больше…голода?

Я уже не понимала, что происходит. Мир вокруг исчез, растворился в этом безумном, всепоглощающем поцелуе, в котором смешались ненависть и… и что-то ещё, чему я боялась, не смела дать название. Мои руки, освободившись из его ослабевшей хватки, сами собой легли ему на плечи, пальцы запутались в его жёстких волосах, притягивая его ещё ближе, отвечая на его страсть своей собственной, такой же отчаянной и разрушительной.

И в этот самый момент, когда, казалось, я окончательно потеряю себя в этом огненном вихре, когда моё тело предательски откликалось на его ласку, когда реальность и безумие сплелись в один тугой, неразрывный узел, раздался резкий, настойчивый стук в дверь.

Мы оба вздрогнули и отпрянули друг от друга, тяжело дыша, словно вынырнув из глубокого, тёмного омута на яркий, слепящий свет. Я смотрела на него, он – на меня, и в наших глазах отражался один и тот же шок, одно и то же непонимание произошедшего. Мои губы горели, щёки пылали, а сердце всё ещё отбивало бешеный ритм.

Стук повторился, более громкий, нетерпеливый и требовательный, не допускающий промедления.

– Войдите! – рявкнул Тариус, хриплым голосом.

Он нехотя отступил от меня на шаг, но его взгляд всё ещё цепко держал меня, словно не желая отпускать.

Дверь с тихим скрипом распахнулась, и на пороге, без приглашения, возникла высокая, фигура лорда Дарина.

Его лицо, обычно спокойное, сейчас было напряжено. Золотистые глаза, были холодны, как зимние звёзды, и в них плескалась едва сдерживаемая ярость. Он не был похож на того Дарина, который дарил мне плащ или помогал с платьем. Этот Дарин был другим – суровым, сердитым, почти пугающим.

Он быстро, одним цепким взглядом, окинул комнату: меня, растрёпанную, прижатую к стене, с пылающими щеками, глазами полными слез, и опухшими, искусанными от поцелуев губами; сервированный на двоих стол, который выглядел почти нетронутым; и, наконец, его взгляд, полный немого осуждения, похожего на разочарование, остановился на брате.

– Тариус, – голос Дарина был резким, почти ледяным, в нём не было и тени обычной братской фамильярности. Каждое слово он чеканил, как монеты. – Я вынужден прервать твой… ужин. Мне только что доложили о некоторых… обстоятельствах твоего вечера, которые вызывают серьёзные вопросы и требуют немедленного обсуждения. Наедине.

Тариус выпрямился, его лицо мгновенно стало непроницаемой маской, но на скулах заиграли желваки. Он явно не ожидал вторжения, и уж тем более в таком тоне, от собственного брата.

– Дарин? – в его голосе прозвучало откровенное раздражение. – Что за срочность? Какие ещё обстоятельства? Не видишь, я занят?

– Вижу, – отрезал Дарин, и его взгляд снова скользнул по мне, на этот раз с выражением, которое я не смогла бы описать иначе, как брезгливое осуждение, направленное, впрочем, не столько на меня, сколько на саму ситуацию. – И именно поэтому я здесь. Твои… занятия, Тариус, рискуют перерасти в скандал, который бросит тень не только на тебя, но и на всю королевскую семью. И на чистоту Отбора.

Между братьями повисло тяжёлое, звенящее напряжение. Они смотрели друг на друга, как два хищника, готовые к схватке. Я же стояла, прижавшись к стене, боясь пошевелиться, боясь дышать, чувствуя себя причиной этого назревающего конфликта.

– Леди Эльвия, – Дарин повернул голову ко мне. – Прошу вас немедленно покинуть покои Его Высочества. Служанка проводит вас. Мы с принцем должны обсудить некоторые вопросы государственной важности, которые не терпят отлагательств. И вашего присутствия.

Его слова были вежливы, но не оставляли сомнений – это был приказ.

Я молча кивнула, чувствуя, как к щекам снова приливает краска – на этот раз от стыда и смешанного с благодарностью облегчения. Я быстро поправила платье, стараясь придать себе хоть какой-то приличный вид, и, не глядя ни на одного из принцев, почти бегом бросилась к двери.

Мейра уже ждала меня в коридоре, её лицо было бледным, а глаза испуганно бегали. Кажется, она слышала часть разговора или, по крайней мере, почувствовала исходящее из покоев принца напряжение. Она молча шагнула в сторону, пропуская меня.

Когда я вышла из комнаты, я не удержалась и на мгновение обернулась. Дверь ещё не успела закрыться полностью. Я увидела, как Дарин сделал шаг к принцу.

– Ты хоть понимаешь, что ты делаешь, Тариус? – услышала я его низкий, сдавленный от гнева голос, прежде чем тяжёлая дверь с глухим стуком захлопнулась, отрезая меня от них. – Пригласить кандидатку… в свои покои… на ночь глядя! Это неслыханно! Ты ставишь под угрозу…

Дальнейшие слова потонули за массивным деревом, но я отчётливо слышала яростные, обвиняющие интонации Дарина. Он не кричал, но его голос был полон ледяной ярости, гнева, что у меня по спине пробежали мурашки. Кажется, принцу Тариусу сейчас достанется по полной программе. И, как ни странно, эта мысль вызвала у меня какое-то злорадное удовлетворение.

Мейра молча повела меня по коридорам. Я шла, как во сне, всё ещё ощущая на своих губах обжигающий след поцелуя Тариуса, а в ушах звучал строгий, отчитывающий голос Дарина.

14

Обратный путь по пустынным коридорам показался мне вечностью. Мейра шла впереди, её тень длинной, острой иглой скользила по каменным плитам.

В своих покоях я, не говоря ни слова, подошла к окну. Внутри был не ураган эмоций, а холодный, гулкий вакуум.

– Можете идти, Мейра, – сказала я, не глядя на неё. Голос был чужим, глухим и безжизненным.

– Но, леди Эльвия, вам может что-то понадобиться…

– Я сказала, можете идти, – повторила я, повернувшись к ней. Я не знала, что отразилось в моих глазах в тот момент, но Мейра отступила на шаг, её лицо слегка побледнело. Она молча поклонилась и выскользнула за дверь, плотно притворив её за собой.

Оставшись одна, я подошла к большому зеркалу, висевшему над туалетным столиком. Из позолоченной рамы на меня смотрела незнакомка. Платье цвета ночного неба смято, идеальная прическа растрепана, а на бледном лице – два ярких пятна румянца. Губы были опухшими и горели, словно к ним прикоснулись раскалённым железом. Я медленно, почти с опаской, коснулась их кончиками пальцев. Воспоминание о поцелуе было не просто в моей голове – оно жило на моей коже, физическое, неоспоримое.

И главный, самый страшный вопрос колоколом гудел в моей голове: почему я ответила ему?

Первая, самая простая мысль была очевидна: он был сильнее. Его хватка была как стальные тиски, его ярость – как лесной пожар. Он заставил меня, подчинил силой. Но это была не вся правда, и я это знала. Был момент, всего несколько ударов сердца, когда мой страх и унижение переплавились во что-то иное. В ярость.

Это был не ответ жертвы, смирившейся со своей участью. Это был ответный удар.

Он ожидал слёз, мольбы, покорности. Он ожидал, что сломает меня, как ломают дикую лошадь, доказывая своё превосходство. И когда я поняла, что не могу победить его силой физической, я инстинктивно, безрассудно, использовала его же оружие. Я встретила его пламя своим собственным. Вложила в этот поцелуй всю свою ненависть, всю свою злость, всё презрение к нему и его миру. Он ожидал найти под своей рукой трепещущую голубку, а наткнулся на дикую кошку, которая, будучи загнанной в угол, решила вцепиться в горло своему мучителю.

Возможно, это и была та самая драконья кровь, о которой все говорили. Не благородное наследие, а дикий, первобытный инстинкт, который откликается на вызов, который не терпит подчинения и отвечает на агрессию агрессией. Моя человеческая часть была в ужасе, но драконья… драконья приняла бой. И в этом безумном, отчаянном столкновении я на мгновение потеряла себя прежнюю.

И тут меня накрыла новая, ещё более холодная волна ужаса, смывшая остатки ярости и оставившая после себя лишь ледяную пустоту.

Дарин.

Я отчётливо увидела его лицо в тот момент, когда он вошёл в покои принца. В его глазах был не просто гнев на брата. Там было нечто худшее. Тяжёлое, ледяное разочарование. И направлено оно было не только на Тариуса. Он смотрел и на меня. На меня, растрёпанную, прижатую к стене, с опухшими от поцелуев губами.

Он не мог знать о моём внутреннем бунте, о моей отчаянной попытке дать отпор. Он увидел лишь то, что лежало на поверхности. Девушку, которую он спас от унижения с платьем. Девушку, за которую он заступился перед леди Вейрис. Девушку, которую он вывел на первый танец, давая ей шанс. Он увидел, как эта девушка так легко оказалась в объятиях его брата.

В его глазах я перестала быть Эльвией, диковинной девчушкой из сарая, упрямой и гордой. В тот миг я стала для него одной из них. Одной из тех честолюбивых девиц, готовых на всё ради продвижения в Отборе. Одной из тех, кто с лёгкостью променяет собственное достоинство на мимолётное внимание принца. Он увидел во мне расчётливую интриганку.

И эта мысль оказалась больнее, чем унижение от поцелуя Тариуса.

Тариус видел во мне лишь тело, объект для удовлетворения своего желания и власти. Это было отвратительно, но по-своему честно, в его хищной манере. Но Дарин… он был первым, кто увидел во мне личность. Он говорил со мной, помогал мне. В его глазах я видела не просто снисхождение аристократа, а искренний интерес. И теперь я потеряла это. Потеряла его уважение, его доверие.

Я опустилась в кресло, чувствуя себя совершенно опустошённой. Какая разница, что подумают Сафира или Мелания? Их мнение ничего не стоит. Но мнение лорда Дарина… оно было для меня важнее, чем я смела себе признаться.

Ночь я провела без сна. Я сидела в кресле у окна, не зажигая огня, и смотрела, как луна медленно ползёт по бархатному небу, усыпанному незнакомыми, острыми, как осколки льда, звёздами. Мысли кружились в голове, как сухие осенние листья, подхваченные ветром. Под утро, когда небо начало светлеть, я наконец задремала, измученная и опустошённая.

Пробуждение было резким и неприятным. В дверь деликатно, но настойчиво постучали.

– Леди Эльвия, – голос Мейры за дверью был ровным, как всегда. – Пора вставать. Леди Вейрис ждёт всех кандидаток в Зале Древних Свитков на второе испытание.

Я с трудом поднялась с кресла. Тело ломило, голова была тяжёлой, как будто набитой мокрым песком. Второе испытание. После вчерашнего я даже не могла представить, какую ещё жестокую игру они для нас придумали.

Мейра вошла с подносом, на котором стоял лёгкий завтрак. Она окинула меня быстрым, оценивающим взглядом, задержавшись на моём помятом лице и тёмных кругах под глазами.

– Вы плохо спали, леди?

– Я спала прекрасно, Мейра. Спасибо за заботу, – отрезала я, направляясь умыться. Я не собиралась доставлять ей удовольствие, видеть мою слабость.

Платье, которое она приготовила, было на удивление скромным – простое, из плотного серого шёлка, с высоким воротником и длинными рукавами. Никаких украшений, никакой вышивки. Идеальный наряд для ученицы или послушницы.

Зал Древних Свитков оказался огромной библиотекой, стены которой от пола до высоченного сводчатого потолка были уставлены стеллажами с тысячами, если не миллионами, свитков и книг. Воздух был густым, пахло старой бумагой, кожей и пылью веков. Здесь было тихо и прохладно.

Кандидатки уже собрались. Сегодня они выглядели совсем иначе, чем в лесу. На них были строгие, элегантные платья, волосы уложены в безупречные причёски. Все они сидели за длинными полированными столами, перед каждой лежал чистый свиток пергамента и остро заточенное перо. Атмосфера была напряжённой, как перед экзаменом в самой строгой академии.

Когда я вошла, все взгляды обратились на меня. Сафира и её подруги обменялись ядовитыми усмешками. Мелания демонстративно отвернулась, скривив губы. Даже доброжелательная Нарис, смотрела на меня с прохладным интересом.

Леди Вейрис, стоявшая у кафедры в центре зала, смерила меня ледяным взглядом.

– Рада, что вы соизволили к нам присоединиться, леди Эльвия. Присаживайтесь.

Она указала на единственное свободное место в самом конце стола. Я молча прошла и села, чувствуя на своей спине десятки колючих взглядов.

– Сегодняшнее испытание, – начала леди Вейрис, когда я устроилась, – проверит ваши знания истории и законов Огненного Предела. Но не только их. Оно проверит вашу способность к анализу, вашу интуицию и ваше понимание самой сути драконьего права.

Она сделала паузу, обводя нас своим пронзительным взглядом.

– Перед вами – описание одного из самых сложных судебных прецедентов в истории нашего королевства. Дело о «Драконьем Наследии». Вам предстоит изучить представленные факты и вынести свой вердикт. У вас есть три часа.

Слуги раздали нам толстые папки, перевязанные лентами. Я открыла свою и погрузилась в чтение.

Дело было действительно трагичным и запутанным. Много лет назад один знатный дракон из древнего, но не самого богатого рода, искренне полюбил человеческую женщину. Он открыл ей свою тайну, и она, полюбив его в ответ, приняла его таким, какой он был. Они жили уединённо, в небольшом поместье на границе драконьих и человеческих земель, и были счастливы. У них родился сын, в котором текла кровь обоих народов. Дракон любил свою семью и делал всё, чтобы их защитить. Но однажды, во время охоты, он трагически погиб в результате несчастного случая.

И тут же, словно стервятники, слетелись его чистокровные родственники. Пока жена оплакивала мужа, они, прикрываясь статьями Драконьего Кодекса, объявили её сына-полукровку незаконнорожденным. Они заявили, что, поскольку брак не был официально зарегистрирован по всем канонам драконьих традиций (что было правдой, так как дракон оберегал свою семью от внимания двора), то ни его жена, ни тем более ее «нечистокровный» ребёнок не имеют никаких прав на наследие. Женщину с ребёнком на руках просто выставили за дверь, оставив без гроша. Она обратилась в суд, но дело затянулось на годы, став символом столкновения традиций и человеческих чувств.

Я читала показания свидетелей, которые описывали счастливую жизнь этой семьи, трогательные письма дракона к своей жене, где он называл её «светом своего сердца», а сына – «своим главным сокровищем». А рядом с этим – сухие, безжалостные выдержки из законов и показания родственников, которые с холодным презрением говорили о «человеческой приживалке» и «запятнанной крови».

Чем глубже я погружалась в эту историю, тем сильнее она отзывалась болью в моём собственном сердце. Полукровка, презрение знати, несправедливость закона…

Я подняла глаза и оглядела других кандидаток. Сафира быстро и уверенно строчила что-то на своём пергаменте, её лицо было сосредоточенным и надменным. Она, несомненно, знала это дело наизусть и знала «правильный» ответ. Другие девушки тоже что-то писали, хмуря брови и сверяясь с текстом.

Время шло. Я перечитала документы несколько раз, пытаясь найти лазейку. С точки зрения драконьих законов, которые были изложены в деле, всё было однозначно: несоблюдение формальностей брака и «нечистая» кровь ребёнка лишали их прав. Это было жестоко, несправедливо, но это был закон. Я знала, что именно такого ответа от нас и ждут. Подтвердить незыблемость традиций, чистоту крови и главенство драконьих законов. Любой другой ответ будет сочтён ересью.

Но я не могла. Я не могла написать, что ребёнок, рождённый в любви, должен быть лишён всего из-за юридической формальности. Я видела в этой истории не сухие факты, а трагедию женщины, потерявшей мужа, и ребёнка, у которого отняли не только отца, но и дом.

Когда до конца испытания оставалось меньше получаса, в зал вошли принцы. Тариус и Дарин. Они встали в тени у стены, молча наблюдая за нами. Присутствие Тариуса заставило моё сердце замереть. Я старалась не смотреть в его сторону, но чувствовала его взгляд на себе, тяжёлый и пристальный.

Но ещё больше меня беспокоил взгляд Дарина. Я осмелилась на мгновение поднять глаза и встретилась с ним. Его лицо было спокойным, почти непроницаемым, но в глубине его глаз я увидела холодную отстранённость. Он смотрел на меня так, словно я была одной из многих, чужой, незнакомой. Ни тени вчерашнего интереса, ни намёка на сочувствие. Ничего.

Внутри что-то оборвалось, последняя надежда на то, что в этом чужом мире у меня может быть хотя бы один союзник.

Я взяла перо, обмакнула его в чернила, и твёрдой, уверенной рукой начала писать. Я писала не о законах. Я писала о справедливости. О том, что любовь сильнее любых кодексов. О том, что воля отца, выраженная в его письмах и поступках, должна быть важнее мнения его алчных родственников. Я писала, что старые законы должны меняться, если они ведут к жестокости и страданию невинных.

Я понимала, что после такого ответа вообще не наберу никаких очков. Но мне было всё равно. Пусть они думают, что хотят. Я напишу то, что считаю правильным. Заплатите откупные и отпустите, а я постараюсь забыть, и никогда, ни кого, не вспоминать.

Когда леди Вейрис объявила, что время вышло, я поставила последнюю точку и отложила перо. Моё сердце билось ровно и спокойно. Впервые за долгое время я чувствовала себя в мире с собой.

Слуги собрали наши свитки и передали их леди Вейрис. Она начала зачитывать вердикты, не называя имён.

– Вердикт первый: «На основании статьи 14 Драконьего Кодекса, потомство от союза с низшими расами не может претендовать на титулы и земли благородных домов. Иск отклонить».

– Вердикт второй: «Закон превыше всего. Человеческая семья должна выплатить компенсацию за ложные обвинения, порочащие честь древнего рода».

Один за другим звучали вердикты, и все они были как под копирку – жёсткие, формальные, основанные на букве закона. Сафира слушала, гордо вскинув подбородок, явно довольная собой.

Наконец, леди Вейрис взяла последний свиток – мой. Она начала читать, и по мере чтения её брови поползли вверх, а на лице появилось выражение крайнего изумления, смешанного с негодованием.

– «Истинное наследие – это не земли и не золото, а любовь, которую мы оставляем после себя. Ребёнок, рождённый от любви, не может быть незаконным, чья бы кровь ни текла в его жилах. Закон, который ставит чистоту крови выше сострадания, – это не закон, а предрассудок. Я считаю, что земли и состояние должны быть разделены поровну, а ребёнку должен быть присвоен почётный статус, который позволит ему жить с достоинством в обоих государствах».

В зале повисла мёртвая тишина. Кандидатки смотрели на леди Вейрис, потом на меня, с выражением шока и ужаса на лицах. Сафира открыто рассмеялась, прикрыв рот рукой.

– Какая сентиментальная чушь! – громко прошептала она. – Эта деревенщина совсем из ума выжила.

Леди Вейрис опустила свиток.

– Чей это… опус? – прошипела она, хотя прекрасно знала ответ.

Я молча подняла руку и спокойно посмотрела на неё.

– Я написала то, что считаю справедливым, леди Вейрис.

– Справедливым⁈ – она была готова взорваться. – Да вы…

– Достаточно, леди Вейрис.

Голос, раздавшийся из тени, был тихим, но властным. Это был Дарин. Он шагнул вперёд, на свет, и его лицо было непроницаемым. Он подошёл к кафедре, взял из рук ошеломлённой церемониймейстерши мой свиток и медленно, внимательно его перечитал.

Затем он поднял глаза и посмотрел на меня. Его взгляд был долгим, изучающим, и я не могла прочесть в нём ничего – ни осуждения, ни одобрения. Просто глубокую, тяжёлую задумчивость.

А потом он повернулся к своему брату, который всё это время стоял неподвижно, как статуя.

– Тариус? – тихо спросил Дарин. – Что скажешь ты?

Принц Тариус медленно вышел из тени. Он не взял свиток, не посмотрел на него. Он смотрел только на меня. И в его сине-золотых глазах, к моему полному изумлению, не было ни гнева, ни презрения. Там было что-то совершенно новое. Что-то похожее на… уважение.

– Ответ, достойный королевы, – произнёс он тихо, но его слова эхом разнеслись по застывшему в молчании залу. – Не той, что была, а той, что, возможно, будет.

И с этими словами он развернулся и вышел, оставив за собой ошеломлённых кандидаток, разъярённую леди Вейрис и совершенно сбитого с толку Дарина, который всё ещё держал в руках мой свиток и смотрел мне прямо в глаза.