Текст книги "Том 21. Письма 1888-1889"
Автор книги: Антон Чехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 51 страниц)
633. А. С. СУВОРИНУ
11 апреля 1889 г. Москва.
11 апреля.
Ваше Превосходительство! Князю Потемкину живется не так весело, как кажется это Щеглову, Вам и прочим его завистникам. Судите сами. Художника * я перевез к себе. Сегодня позвал к себе на подмогу двух опытных и понимающих коллег и составил с ними консилиум, который остановился на конечном заключении, что у художника брюшной тиф, осложнившийся легочным процессом, сиречь чахоткою, с чем и поздравьте меня.
Что делать? Ехать с больным в теплые края? Хорошо, поеду. Но где те теплые края, где не спрашивают паспорта и где можно прожить с больным без риска залезть в невылазные долги? О Марк Аврелий Антонин! О Епиктет! Я знаю, что это не несчастье, а только мое мнение; я знаю, что потерять художника значит возвратить художника, но ведь я больше Потемкин, чем философ * , и решительно неспособен дерзко глядеть в глаза рока, когда в душе нет этой самой дерзости.
Вчера было заседание. Выбирали Боборыкина, но благодаря петербургским 36 голосам пересилил Майков * . Описать заседание нельзя, можно его только сыграть не сцене. Майков большой осел, которого били и который не стал от этого умнее. Было что-то странное, несуразное и донельзя не европейское, когда Майков, гофмейстер, тайный советник и старик, в ответ на крики: «Долой! Не нужно! Тшш! Пшш! Не желаем!», вместо того чтоб плюнуть и уйти домой спать, униженно моргал глазками и говорил: «Я отказался от председательства, но я, господа, беру свои слова назад… я хочу быть председателем»… Дело в том, что, когда его выбрали, он вдруг заявил, что не желает быть председателем; когда все обрадовались, он, видя, что его не просят взять свой отказ назад, сам отказался от своих слов… Такая чепуха! Язвительных слов был сказан миллион.
Почему приятно быть председателем? Почему приятно уязвить своего соседа? Почему так интересно уличать другого в ошибках? Все эти сладости я охотно бы променял на возможность уехать в степь, которая мне вчера снилась.
У Вас есть сын Михаил Алексеевич. Поклонитесь ему и скажите, что у меня есть одна знакомая барыня * , умная, очень грамотная, бойкая, деловая, годная и в юрисконсульты, и в гофмаклеры, прошедшая огонь, воду и медные трубы. Если у Михаила Алексеевича будет вакансия на одной из южных дорог, то не даст ли он мне знать? Этой барыне я кое-чем обязан (не воспоминаниями и не сладкими минутами), и хотелось бы мне найти ей место, о котором она просила. За деловитость я ручаюсь, за денежную порядочность тоже. Адрес барыни у меня.
У меня есть брат Александр. Сей человек на днях признался мне в письме, что Ваши и мои лавры не дают ему спать. Он написал пьесу * . Если у Вас с ним будет разговор насчет этой пьесы, то, в случае, если она Вам не понравится, не разочаровывайте сразу, а постепенно. Упадет духом и, чего доброго, опять начнет галлюцинировать. Писать пьесы для него не вредно.
Немирович-Данченко говорил, что пошлет Вам отчет о заседании * .
В «Новостях дня» о «Журавле в небе», новой пьесе Щеглова, было напечатано * . Третьего дня я опять читал в «Новом времени» о своем «Предложении» * .
Издайте «Поучение Владимира Мономаха». Томик «Дешевой библиотеки» с двумя текстами – славянским и русским, а в конце примечания. Издайте и «Слово о полку Игореве» – это как учебное пособие. Издайте «Домострой».
Анне Ивановне, Настюше и Боре, а также другу Ашинова * и о. Паисия А. А. Суворину мой сердечный привет и пожелание всего хорошего. Имею честь пребыть во всей своей светлости
Потемкин.
А венелевые «Рассказы»? * Велите мне кстати прислать и штук десять «Сумерек», купно с «Медеей».
На днях я лечил Верочку Мамышеву. За лечение возьму у Вульфа * , года через 2–3.
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 12 апреля 1889 *634. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
12 апреля 1889 г. Москва.
12 апрель.
Здравствуйте, капитан! Моя мать сказала, что и «Дачный муж» и «Предложение» провалятся непременно, так как Вы ставите их под 13 число. Но я убежден, что Ваш режиссерский гений победил примету и что Вы вышли победителем. Только, душа моя, какой Вы дятел! Вы чуть ли не с самого октября долбите во всех газетах ежедневно про мое «Предложение» * ! Зачем это? Про маленькое нельзя писать много, надо быть скромным и не давать своему имени мелькать, как пузыри в луже.
Значит, мое «Предложение» на казенной сцене уж не пойдет * . Делайте с ним, что хотите. Чем чаще будете ставить, тем, конечно, лучше, ибо прибыльнее. Для казны придется написать что-нибудь другое. Если новый водевиль (для казны) удастся, то посвящу его Вам.
Что Вы теперь пишете? Пишите, голубчик, не ленитесь и не унывайте.
Билибин писал мне, что Вы часто видаетесь с ним * . Он милый человек, но немножко сухарь и немножко чиновник. Он очень порядочен и, в чем я убежден уже давно, талантлив. Талант у него большой, но знания жизни ни на грош, а где нет знания, там нет и смелости. Держу пари на бутылку шампанского, что Вы уже пророчили ему, что из него выйдет первый русский водевилист * . Вы очень добрый и щедрый человек, но не желайте ему этого и своим театрально-писательским авторитетом не укрепляйте в нем его водевильных надежд. Он хороший фельетонист; его слабость – французисто-водевильный, иногда даже б<…> тон. Если же он примется родить цитварных ребят * , то уж ему во веки веков не отделаться от этого тона, и фельетонисту придется петь вечную память. Внушайте ему стиль строгий и чувства возвышенные, а водевиль не уйдет.
Мой брат-художник болен серьезно. Мой горизонт заволочен очень нехорошими тучами.
Суворин писал мне, что Вы были у него и вели речь о театре и об облаве на педерастию. Молодец Питер, старается! Где нет чистоты душ, там не ищите ее у тел.
Напишите мне. Будьте здоровы и веселы. За поздравление семья благодарит Вас и платит тем же.
Ваш А. Чехов.
Отчего бы Вам не написать драму? Повесть лучше драмы, но уж коли театральный зуд в руках, то лучше написать одну драму, чем три трехактные комедийки. Работа веселей и выгоднее.
Не забывайте передавать Вашей жене от меня поклоны.
Линтваревой Е. М., 17 апреля 1889 *635. Е. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
17 апреля 1889 г. Москва.
17 апрель.
Уважаемая Елена Михайловна, начну с неприятностей. У меня болен художник. У него был брюшной тиф, осложнившийся хроническим легочным процессом. Притупление и хрипы выше правой ключицы и ниже ее на три пальца. Тиф уже кончился (селезенка нормальна), но температура не бывает во весь день, даже утром, ниже 39. Надо скорее везти его на юг. Ехать в Крым нет денег, стало быть, придется ограничиться одною Лукой и жить в ней, пока в историю болезни не вмешается intermittens [15]15
перерыв ( лат.).
[Закрыть]. Я рассчитываю выехать с художником в субботу на Фоминой. Какая у Вас теперь погода? Боюсь, как бы не приехать в дождь и холод. Если погода хороша, то я приеду к Вам в воскресенье с курьерским; если она плоха у Вас, то в пятницу будьте добры уведомить меня телеграммой: погода плоха. И тогда, конечно, я отложу свой приезд впредь до тех пор, пока другая Ваша телеграмма не известит меня о ясных днях. Мой адрес для телеграмм такой: «Москва, Кудрино, Чехову».
Я здоров, но настроение у меня скверное. С ним, т. е. с таким настроением, Вы достаточно знакомы, а потому рисовать его не стану. Иметь больного брата – горе; быть врачом около больного брата – два горя.
В Москве гостит А. Н. Плещеев. Сейчас обедал с ним у Островского (брата драматурга). Хороший старик. Жаль только, что этим летом он не приедет на Луку * . Кстати, где-то около Луки проф. Манассеин нанял себе дачу. Будем приглашать его на консилиум и конфузиться перед бездною его премудрости. Прежде на консилиумах я сильно конфузился, но теперь держу себя храбро, но Манассеина, должно быть, испугаюсь. Ведь редактор! * Подумать страшно.
Если Николаю станет легче, что очень возможно, то в июне или в июле я поеду в Кисловодск, где открою лавочку и буду лечить дам и девиц. Чувствую медицинский зуд. Опротивела литература.
Надеюсь, что все Ваши здоровы и веселы. Будьте добры поклониться им и пожелать всего хорошего.
Душевно преданный
А. Чехов.
Недавно я был в Харькове * и виделся с Тимофеевым.
Суворину А. С., 17 апреля 1889 *636. А. С. СУВОРИНУ
17 апреля 1889 г. Москва.
17 апрель.
Вы завидуете моей молодости, а я завидую Вам, что Вы едете в Тироль. Давайте поменяемся.
Итак, значит, летом мы не увидимся. До самого ноября я не увижу ни Вас, ни Анны Ивановны и не буду купаться в Феодосии. Обидно, ибо скучища летом будет ужасающая. Мне снилось, что я получил Станислава 3 степени. Мать говорит, что мне предстоит нести крест. Сон, вероятно, сбудется, ибо дела художника совсем плохи.
Я избран в комитет Общества драматических писателей * . Новых порядков не ждите. До тех пор не ждите этих порядков, пока в Обществе будут больше всех говорить и протестовать те, кто меньше всего заинтересован в делах Общества. Посылаю Вам маленькую глупость * , направленную против бунтарей, которые, если им дать волю, ухлопают Общество. Коли годится, напечатайте ее вместо субботника или как хотите, а коли не годится, то я пошлю ее в «Пет<ербургскую> газ<ету>».
Получил я вчера от Алексея Алексеевича из Курска «бюллетень весны» * с такой, между прочим, фразой: «теплота, свежесть и ласковость в воздухе…»
Не имея возможности писать роман, начал от скуки «Лешего». Выходит скучища вроде «Натана Мудрого» * . Все-таки уверяю Вас, что рано или поздно я сдеру с дирекции 5–6 тысяч в один сезон. Ах, как надменно я тогда буду смотреть на Вас!
Вашу «Татьяну» дают в Москве с изменениями. Так, Медведева не появляется в III акте * .
Не жениться ли мне? Или не уехать ли врачом на пароходе Добровольного флота?
Поговорите с Щегловым насчет убийства Бунаковым девицы Шаршавиной * . Интересное дело, и фельетоны будут интересные. Щеглов мне не пишет. Очевидно, сердится за «Журавля в небе» * .
Будьте здоровы.
Непременный член по драматическим делам присутствия
Ваш начальник
Чехов.
Шехтелю Ф. О., 19 апреля 1889 *637. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ
19 апреля 1889 г. Москва.
Милый Франц Осипович! Буде Вы не переменили своего намерения повидаться с Николкой, то ведайте, что в субботу на этой неделе он и я уезжаем * на юг.
Теперь он ходит по комнатам. Тиф давно уже прошел, но легкие шалят по-прежнему.
Будьте здоровехоньки. Не встретимся ли мы с Вами на Кавказе? Я буду там в июне-июле.
Ваш А. Чехов.
На обороте:
Здесь.
Тверская, д. Пороховщикова
Его высокоблагородию
Францу Осиповичу Шехтель.
Оболонскому Н. Н., 20 апреля 1889 *638. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ
20 апреля 1889 г. Москва.
Четверг.
Милый Николай Николаевич, Суворина легче всего застать в 2–3 часа пополудни и после 6 вечера.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Баранцевичу К. С., 22 апреля 1889 *639. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ
22 апреля 1889 г. Москва.
22 апр.
Милый коллега! завтра я еду на дачу. Адрес прошлогодний, т. е. Сумы, усадьба Линтваревой. По получении сего письма немедленно поезжайте в правление Вашей конно-лошадиной дороги и берите там отпуск. Вас ждут раки. Политико-эконом Воронцов уже живет на Луке и потирает руки в ожидании, когда он разобьет Вас в пух и в прах в литературном споре. Я тоже жду в надежде, что Вы проживете у меня недельки 3–4, попьянствуете со мной и опять дадите мне случай проводить Вас на вокзал и пережить прекраснейшее и оригинальнейшее утро, что Вы забудете у меня брюки и дадите мне возможность… впрочем, я надоел Вам. Ждут все, короче говоря. Если не приедете, то поступите так гнусно * , что никаких мук ада не хватит, чтобы наказать Вас.
Быть может, Вам не хочется ехать ко мне? В таком случае я прошу жертвы. Будьте жертвою великой идеи. А моя идея – создать климатическую станцию для пишущей братии.
Я нанял у Линтваревых два флигеля. Тесно не будет. Насчет того, что Вы стесните нас, не может быть и речи. Из всех наших гостей Вы и Плещеев были самыми покойными и удобными гостями.
Прощайте, голубчик, и не забывайте нас грешных. Привет мой Вашей жене, гусикам и утикам.
Был ли у Вас Е. М. Линтварев и передал ли он Вам «В сумерках»?
Жму руку и пребываю душевно преданным, желающим всего хорошего, уважающим
А. Чехов.
Суворину А. С., 22 апреля 1889 *640. А. С. СУВОРИНУ
22 апреля 1889 г. Москва.
22 апрель.
Дорогой Алексей Сергеевич, завтра, в воскресенье, я еду с художником к югу. Мой адрес прошлогодний: г. Сумы, Харьк. губ., усадьба Линтваревой. Тут я буду жить до той поры, пока температура художника не станет нормальною, а затем поеду на Кавказ, где буду шарлатанить.
Посылаю Вам водевиль * , который, если он годен, не печатайте раньше мая.
Так как меня ожидает скучища, то будьте добрым человеком, сжальтесь и пишите мне из Тироля о всякой веселой всячине, а я обещаю Вам во всё лето ничего не писать о скуке. Буду писать только о том, что может показаться интересным в каком-либо отношении.
Деньги у меня плывут со скоростью окуня, которого укусила за хвост щука. Трачу без конца и не знаю, когда кончу тратить. Отсюда мораль: надо работать для денег.
Сегодня отправляю мать с Мишей авангардом. Но скот Мишка не хочет ехать, ссылаясь на то, что университет не дал ему отпуска. Врет. По тону вижу, что малому хочется остаться в Москве. Он влюблен, и, кажется, в Верочку Мамышеву. Что за комиссия, создатель, быть опекуном! Один болен, другой влюблен, третий любит много говорить и т. д. Изволь возиться со всеми.
Надо укладываться. Будьте здоровы, счастливы и уезжайте поскорее из серого Петербурга.
Душевно Ваш
А. Чехов.
Ленский на днях едет в Тулу изображать Адашева * . Кстати: где же печатный экземпляр «Татьяны Репиной» * в I акте? Пришлите его в Сумы.
Сегодня у меня был бывший букинист Свешников * . Оборван и в лаптях. Глаза ясные, лицо умное. Идет пешком в Петербург, где хочет заняться прежним делом. Пить он бросил… У меня были его воспоминания, которые Вы видели. Помните?
Какая чудная погода!
Оболонскому Н. Н., 23 апреля 1889 *641. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ
23 апреля 1889 г. Москва.
23 апр., воскресенье
Sire! Когда Вы вернетесь из Петрограда, я и мощи Лины Саломонской * будем уже сидеть на крылечке и слушать, как кричат соловьи и лягушки. Можете нам позавидовать. О здоровье художника буду сообщать Вам бюллетенями.
Мое благополучное семейство измышляет теперь, каким бы Станиславом наградить Вас за лечение нашего министра художеств. Если бы моя власть, то я нацепил бы на Вас Белого Орла; я Вам очень, очень обязан; но так как власти у меня нет, то Белого Орла я не нацеплю, а буду только просить Вас и умолять – не отказать моей семье в удовольствии поднести Вам Станислава, буде она его измыслит.
Написал бы Вам послаже и поласковей, да голова трещит, как у сукиного сына. Не пишется. Вчера до часа ночи был комитет * . После комитета я прошелся пешком от Сухаревой до Кудрина с Вл. Александровым и говорил с ним о пьесах и винокуренных заводах. Потом, простившись с ним, долго стоял у ворот и смотрел на рассвет, потом пошел гулять, потом был в поганом трактире, где видел, как в битком набитой бильярдной два жулика отлично играли в бильярд, потом пошел я в пакостные места, где беседовал со студентом-математиком и с музыкантами, потом вернулся домой, выпил водки, закусил, потом (в 6 часов утра) лег, был рано разбужен и теперь страдаю, ибо чувствую во всем теле сильное утомление и нежелание укладываться.
Да хранит Вас бог. Дружески жму Вам руку и благодарю 1000 раз. Сегодня из газет узнал, что Толстой болен * – теперь понимаю, зачем Вы в Питере.
Николай и сестра кланяются.
Ваш А. Чехов.
Это письмо разрешаю Вам напечатать через 50 лет в «Русской старине» и получить за него 500 рублей.
Давыдову В. Н., 26 апреля 1889 *642. В. Н. ДАВЫДОВУ
26 апреля 1889 г. Сумы.
26 апрель. Сумы, Харьк. губ., усадьба Линтваревой.
Милый Владимир Николаевич, будьте добры, уведомьте меня, в какой день и час Вы выедете из Киева в Харьков * . В Сумах я выйду на вокзал повидаться с Вами. Поезд простоит только 15 минут, но, думаю, времени хватит, чтоб порассказать Вам кое-что. Живу я теперь на лоне природы, сплю, ловлю раков и страдаю желудком.
Поклонитесь Н. Н. Соловцову, Н. Д. Рыбчинской и всем знаемым моим. Приехал бы я к Вам в Киев, да нельзя: брат болен, бросить его никак невозможно.
Да хранит Вас господь бог.
Ваш А. Чехов.
Чеховой М. П., 26 апреля 1889 *643. М. П. ЧЕХОВОЙ
26 апреля 1889 г. Сумы.
Привези мне полстяные туфли, к<ото>рые купи за рубль. Мерка – Иванова нога.
Погода хорошая, но зелени так же мало, как и в Москве. Воздух великолепный, Псел величественно ласков.
Вершу довезли благополучно.
Поклон папаше, Ивана́м * , тете со чадом * , Корнеевым, Ленским, Вермишелевой * , Макароновой и всем прочим.
Ждем тебя с нетерпением.
Николай бодр.
Послал ли Иван водевиль? *
Дорогою не стесняй себя в расходах.
Вишни и сирень еще не цвели. Артеменко ужасно обрадовался моему приезду.
Твой Antonio.
Бугай кричит. Соловьи и лягушки мешают спать.
Купи для мандолины струну là.
На обороте:
Москва,
Кудринская Садовая, д. Корнеева
Марии Павловне Чеховой
для передачи Акакию Петровичу Накакиеву.
Чеховой М. П., 28 апреля 1889 *644. М. П. ЧЕХОВОЙ
28 апреля 1889 г. Сумы.
Повесь мое шелковое платье в гардероб (чтоб мыши не съели) и привези кухонные полотенца, которые забыла Красовская * . Горничная найдена. Привези Николаеву плетеную сумочку с карандашами ( Рукой Н. П. Чехова: в материн<ой> комн<ате>) и фотографию «Шуты при Анне Ивановне» у Антона на окне в спальне. Мою занавеску с окна. Непременно фабричные чулки и ½ ф. бумаги и иголок № 6 и 7.
Рукой Н. П. Чехова:
Отыщи какой-либо подрамничек в сарае или у тети и привези. Для образца. Н. Ч.
Любящая тебя Мать твоя Евгения Чехова, а за ее безграмотностью сын ее Литератор.
Взять у тети подрамничек * для образца, чтоб заказать плотникам.
На обороте:
Москва,
Кудринская Садовая, д. Корнеева
Марии Павловне Чеховой.
Чехову И. П., апрель – май 1889 *645. И. П. ЧЕХОВУ
Конец апреля или начало мая 1889 г. Сумы.
Господ М. Р. Семашко и И. П. Чехова убедительно просим привезти следующие вещи: оставшуюся вершу, «Северный вестник» (май), крючков на волосках, колбасы, вина, стальных перьев и всего того, чего они по благости своей пожелают привезти.
Погода прекрасная. Раки ловятся хорошо. В Сумах плохой театр, скучная публика и отвратительное сантуринское. Миша уехал в Таганрог показывать барышням свои синие штиблеты и фуражку, которую он уж не имеет права носить. Николай в прежнем положении, хотя и выглядит бодрее и не так тощ, как был во время голодания. Дела его во всяком случае не блестящи. Характер генеральский.
Все Линтваревы пополнели и стали еще добрей, чем были. Я пишу каждый день.
В. П. Воронцов бывает у нас каждый день. Он очень милый человек.
Дурак тот, кто имеет возможность ехать на юг и не едет. И дураки все мы, что не едем в Париж на выставку * , которая бывает не каждый год. Этак помрешь и ничего не увидишь.
Погода хорошая, Псел великолепен, но мне скучно и разбирает злость.
Кланяюсь всем, папаше в особенности.
Будь здоров.
Твой А. Чехов.
Чехову Ал. П., 2 мая 1889 *646. Ал. П. ЧЕХОВУ
2 мая 1889 г. Сумы.
г. Сумы, усадьба Линтваревой.
Беззаконно живущий и беззаконно погибающий брат наш Александр!
Я живу уже на даче и тщетно ожидаю от тебя писем * . Погода великолепная, птицы поют, черемуха и всякие крины райского и земного прозябения * приятным запахо́м вертятся около носа, но настроение духа вялое, безразличное, чем я обязан отчасти своей старости, отчасти же косому Николаю, живущему у меня и неугомонно кашляющему день и ночь.
Обращаюсь к тебе с просьбой. Будь добр, возможно скорее попроси редакционного Андрея собрать мне «Новороссийский телеграф» с 15 апреля по 1 мая; если каких №№ нет, то пусть даст соответствующие №№ «Одесского вестника» * . Возьми и скорее вышли мне заказною бандеролью, чем премного меня обяжешь. Не забудь о сей просьбе и не поленись исполнить ее, иначе я тебя высеку.
Сумской театр со своими профессорами магии ждет тебя, чтобы совместно с тобою дать представление * .
Пиши, пожалуйста, не будь штанами.
Капитанам Кукам и Наталье Александровне мой сердечный привет.
Пришли-ка мне на прочтение свою пьесу * . Я все-таки, Саша, опытный человек и могу тебя наставить. Если же будешь вести себя хорошо, то могу и протежировать.
Остаюсь упрекающий в нерадении
Чехов 1-й.
Суворину А. С., начало мая 1889 *647. А. С. СУВОРИНУ
Начало мая 1889 г. Сумы.
Сумы, усадьба Линтваревой.
Я глазам не верю. Недавно были снег и холод, а теперь я сижу у открытого окна и слушаю, как в зеленом саду, не смолкая, кричат соловьи, удоды, иволги и прочие твари. Псел величественно ласков, тоны неба и дали теплы. Цветут яблони и вишни. Ходят гуси с гусенятами. Одним словом, весна со всеми онерами.
Стива не прислал лодок * , не на чем кататься. Хозяйские лодки где-то в лесу у лесника. Ограничиваюсь поэтому только хождением по берегу и острою завистью к рыбалкам * , которые снуют по Пслу на своих челноках. Встаю я рано, ложусь рано, ем много, пишу и читаю. Живописец * кашляет и злится. Дела его швах. – За неимением новых книг повторяю зады, прочитываю то, что читал уже. Между прочим, читаю Гончарова и удивляюсь. Удивляюсь себе: за что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его «Обломов» совсем неважная штука. Сам Илья Ильич, утрированная фигура, не так уж крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяй, каких много, натура не сложная, дюжинная, мелкая; возводить сию персону в общественный тип – это дань не по чину. Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем. А коли так, то и пусть себе дрыхнет. Остальные лица мелкие, пахнут лейковщиной, взяты небрежно и наполовину сочинены. Эпохи они не характеризуют и нового ничего не дают. Штольц не внушает мне никакого доверия. Автор говорит, что это великолепный малый, а я не верю. Это продувная бестия, думающая о себе очень хорошо и собою довольная. Наполовину он сочинен, на три четверти ходулен. Ольга сочинена и притянута за хвост. А главная беда – во всем романе холод, холод, холод… Вычеркиваю Гончарова из списка моих полубогов * .
Зато как непосредственен, как силен Гоголь и какой он художник! Одна его «Коляска» стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего. Это величайший русский писатель. В «Ревизоре» лучше всего сделан первый акт, в «Женитьбе» хуже всех III акт. Буду читать нашим вслух.
Когда Вы едете? С каким удовольствием я поехал бы теперь куда-нибудь в Биарриц, где играет музыка и где много женщин. Если бы не художник, то, право, я поехал бы Вам вдогонку. Деньги нашлись бы. Даю слово, что в будущем году, коли останусь жив и здрав, непременно побываю в Европе. Содрать бы мне только с дирекции тысячи три да кончить роман.
В Вашем книжном шкафу на Сумском вокзале нет ни «Сумерек», ни «Рассказов», и давноуже не было. А в Сумах, между тем, я модный литератор – живу близко. Если б Михаил Алексеевич прислал полсотни * , то всё бы продано было.
По ночам ужасно воют собаки и не дают спать.
Мой «Леший» вытанцовывается.
Анне Ивановне, Насте и Боре мой сердечный привет. В эту ночь мне снилась m-lle Эмили. Почему? Не знаю.
Будьте счастливы и не забывайте меня в своих святых молитвах * .
Ваш Акакий Тарантулов * .
