Текст книги "Золото Ларвезы (СИ)"

Автор книги: Антон Орлов

Соавторы: Ирина Коблова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

– Прошу обождать, сейчас подойду к вам со счетом!

А с улицы и впрямь доносился нарастающий шум: лаяли собаки, орали вороны, завывал ветер, что-то скребло и грохотало… В зале задребезжали стекла.

– Что там делается! – оторопело пробормотал Беглец, повернувшись к окну.

Нинодия тяжело привстала, ухватившись за край стола, и тоже посмотрела: небо заволокло клубами пыли, разгулявшийся ветер рвал с каштанов листву, по тротуару промчалось, вихляясь и подскакивая, колесо от телеги. В воздухе кувыркались сорванные с голов шляпы и черной тучей вились вороны, да еще галки, голуби, речные чайки. Вся эта птичья орава не просто так сюда слетелась: она преследовала одинокого прохожего, который целеустремленно шагал, пригнувшись, против ветра, отбиваясь палкой и заклятьями от наседающих со всех сторон разъяренных собак – тех было не меньше дюжины.

Из пыльной взбаламученной бездны спикировал крухутак, и Нинодия потрясенно ахнула: сейчас как долбанет этого бедолагу своим страшным загнутым клювом… Но птицечеловек вместо этого заложил круг и полоснул жертву когтистой лапой, разодрав накинутый капюшон. Долбануть без игры в три загадки он по Условию никого не может.

– Тебе здесь не рады! – его негодующее хриплое карканье даже в ресторане услышали. – Убирайся, откуда пришел!

В следующий момент он словил заклятье и отлетел спиной вперед, теряя перья, отчаянно взмахивая длинными крыльями, но в дерево все-таки не влепился, успел выправиться – как будто сам ветер его подстраховал. Заложив новый вираж, крухутак с победным клекотом нагадил прохожему на голову.

– Сбесились они, что ли? – произнес кто-то за спиной у Нинодии.

– Да Грено опять напророчил! Вот вам человек, на которого весь мир ополчился – любуйтесь и наслаждайтесь!

– Интересно, за что? Никогда о подобном не слышал…

– А сейчас узнаем, он сюда идет.

Хозяйка рванулась к двери – запереть от греха подальше, но один из магов Ложи ее удержал:

– Не надо. Мы должны выяснить, в чем дело. Возможный ущерб будет возмещен в установленном законом порядке.

– Так его же обгадили с головы до ног… – беспомощно пробормотала владелица ресторана. – А он сюда зайдет… А тут посетители…

– Получить информацию важнее, – возразил другой волшебник.

Человек приближался, его глаза одержимо сверкали на грязном окровавленном лице. Одежда в пятнах крови и потеках свежего помета, штаны в клочья порваны собаками. В правой руке палка – и он умело орудовал этой палкой, обороняясь от своры дворняг, а левую держал за пазухой, словно там спрятано что-то ценное. Загорелый, немолодой – из тех крепких жилистых стариков, которые борозды не испортят. Нинодии почудилось в нем что-то знакомое: можно побиться об заклад, уже встречались, но где и когда?

Хозяйка смотрела на него, недобро сощурясь: небось, всей душой желала удачи его преследователям, потому что если нечто этакое ввалится в ее чистенькое заведение – потом закрывайся до завтра и все здесь отмывай. В ее взгляде так и читалось: хоть бы не дошел, чтоб тебя…

Он дошел.

Вместе с ним в зал ворвалась заполошно орущая чайка, но тут же кубарем вылетела наружу, после чего дверь захлопнулась. Снаружи в нее колотились и царапались с лаем, карканьем, пронзительными воплями. Дверь содрогалась, но выдерживала напор. Кто-то использовал заклятье, и на окна разом опустились жалюзи. В ресторане воцарился полумрак – заодно с отвратительной вонью крухутакова помета.

– Благодарствую за теплую встречу, дорогие коллеги! Вот уж не ожидал, что наши достопочтенные архимаги так расстараются ради скромного путешественника!

Сдернув с ближайшего стола скатерть, гость утер с лица помет и кровь – тут-то Нинодия его и узнала.

– Какие архимаги?.. – нарушил молчание волшебник, раньше других преодолевший замешательство.

– Твое начальство, Джамо, какие же еще! – с сарказмом отозвался достопочтенный Зибелдон, яростно вытирая руки.

– Так ведь нет больше архимагов! – заметил другой функционер Ложи. – Разве вы об этом не знаете?

– В каком смысле нет? Куда они делись?

– Одни погибли во время смуты, когда Дирвен учинил переворот, другие добровольно отказались от власти в пользу Верховного Мага Светлейшей Ложи. Когда вы в последний раз посещали Сонхи, достопочтенный коллега?

– Когда Сокровенный Круг дал мне пинка под зад, тогда и посещал, – проворчал путешественник по мирам. – И кто же стал Верховным Магом? Надеюсь, это не…

– Достопочтеннеший Шеро Крелдон, – с особой торжественно-уважительной интонацией произнес собеседник.

– Хвала богам! Я уж было подумал, что это стервец Тейзург… А кто расстарался и наложил на меня это пакостное заклятье, из-за которого все, что шевелится, атакует меня, как злейшего врага?

Из недоуменных реплик Нинодия поняла, что присутствующие об этом ничего не знают и даже никогда не слышали о подобных заклятьях.

В дверь бились так, что она ходила ходуном. На окна тоже сыпались удары, звенели разбитые стекла, но частый переплет не позволял обезумевшим преследователям пробраться внутрь.

– Коллеги, если хотите о чем-то спросить, после спросите, сперва ответьте на мой вопрос, – вновь перехватил инициативу Зибелдон. – Я разыскиваю неопытного путешественника, который, предположительно, отправился гулять по мирам и заблудился. Кто-нибудь из вас знает или, может быть, видел этого человека?

Он что-то вытащил из-за пазухи. Чей там портрет, Нинодия разглядеть через головы не могла.

– Да кто ж его не знает!

– Кто это? – Зибелдон подобрался, как охотничья собака, напавшая на след.

– Очень похож на Хантре Кайдо, наемника Тейзурга.

– Только у коллеги Хантре волосы рыжие, а не седые, но в остальном вылитый он.

– Давно он тут появился? – справился гость.

– Меньше года, в месяц Совы.

– Кайдо маг-возвратник из древних, скитался по чужим мирам, но ничего об этом не помнит – его околдовали, память отшибло. Его кто-то ищет?

Бывший архимаг не успел ответить, потому что в этот момент одна из оконных рам все-таки хрустнула. Жалюзи заколыхались под напором ринувшейся в зал вороньей стаи, следом пролезла похожая на волка собака. Зибелдон развернулся в сторону кухни, к возникшей из ниоткуда туманно-перламутровой арке.

– Бывайте, коллеги! Благодарю за помощь!

Собака прыгнула на него, но отлетела в сторону. Он шагнул к арке, и тут с угрожающим скрипом и дребезжанием сорвался с места буфет, до сих пор тихо-мирно стоявший у стены. Поехал по полу, круша столы и стулья, стремительно набирая скорость, и с разгону обрушился на путешественника.

В следующее мгновение Врата Перехода исчезли.

По разгромленному залу с карканьем метались вороны. Собака, поджав хвост, скулила возле двери, виновато поглядывая на людей. На полу лежал разбитый буфет – точнее, его нижняя половина, а верхнюю как будто отломили, и куда она делась, можно только гадать. Хозяйка, держась за сердце, уселась на стул. Маги выглядели сосредоточенными: обменивались мыслевестями со своим начальством. А на улице опять светило солнце, ветер угомонился.

– Посидели, называется, в приличном заведении, – буркнула Нинодия, повернувшись к Беглецу. – Если б Зинта мне чрево не запечатала, я бы от волнения уже десять раз тут разродилась! Ох ты ж, страсти какие…

Труднее всего притворяться, будто не замечаешь хонкусов, которые кувыркаются в воздухе над прилавком с пряностями, норовя взметнуть из раскрытого мешочка щепотку молотого перца или куручума, чтобы прохожие начали чихать и тереть глаза. Или фиолетового джуба, который пристроился к игрокам в сандалу под навесом харчевни и ждет, когда можно будет вступить в игру, аж ногой в разношенном ботинке от нетерпения притоптывает. Или парочку сойгрунов, которые прискакали в сумерках вместе с караваном и невесть зачем вертятся возле клеток с павлинами. Или амуши в замызганном балахоне с мышиными скелетиками, увязавшегося за важным бородатым сурийцем и его закутанной женой – с издевательскими гримасами, неприличными жестами и комичными танцевальными ужимками.

С амуши было хуже всего, Глодия аж леденела, когда их видела: что с ней сотворили те амуши, которых убила священным кинжалом Зинта, она вовек не забудет. Но ради отмщения засранцу Дирвену она свой страх как-нибудь перетерпит.

Она стала по сурийскому обычаю носить матхаву – повязку, закрывающую нижнюю часть лица. Так меньше риска себя выдать. Еще можно усыпить «Правдивое око», и тогда вся эта погань, кишмя кишащая в Докуям-Чаре, не будет мозолить глаза… Но она-то все равно будет знать, что нечисть ошивается среди людей, передразнивает, выжидает случая напакостить – лучше глядеть в оба.

Однажды она разминулась с Лабелдоном, который в сопровождении двух ларвезийцев и вооруженного дубинкой сурийца-охранника приходил потолковать с караванщиками. В наглухо повязанном платке с матхавой он ее не узнал. Небось, так и не догадался своим скудным умишком, что им с Лабелдоншей выпала честь ехать в поезде с опальной королевой-амулетчицей.

Утром и вечером Глодия посещала храм Зерл, истово молилась перед бронзовой статуей в три человеческих роста, опускала в чашу для пожертвований монетку – самую мелкую из того, что бренчало в карманах. Вскоре она освоилась и начала делать замечания другим посетительницам, заодно и в сурийском языке практиковалась.

– Чего в такой грязной одежонке-то сюда заявилась? – напустилась на исхудалую дерганую девчонку. – Можно подумать, богине приятно смотреть на твои обноски!

– Кланяться надо, если в храм заходите! – неодобрительно бросила двум путешественницам, болтающим между собой по-овдейски. – Здесь вам не лавка и не ресторан, совсем люди стыд потеряли…

– Не забывайся, где находишься! – шикнула на женщину, которая сперва хлюпала носом, а потом тихонько высморкалась в подол. – Может, еще и кучу навалишь перед алтарем? Постыдилась бы этак развязно себя вести!

Когда ее одернул молодой служитель, которому это почему-то не нравилось, Глодия его живо приструнила:

– Я им с богоугодной целью говорю, людей надо ставить на место, чтобы понимали, как вести себя в храме! У самого прореха на рясе, заштопать второй день не собрался, люди-то все подмечают…

Служитель счел за лучшее с ней не связываться.

Днем она ходила по местным лавчонкам, для вида приценивалась к тому-другому и выспрашивала о караванах на юг. Если начинали донимать встречными расспросами, плела небылицы: жила в Аленде, вышла замуж за сурийца, который приезжал из Очалги на заработки, они поженились, а в начале весны ее Тойбур поехал домой проведать родителей, и с тех пор ни слуху, ни духу, вот она и отправилась его искать.

Находились бессердечные люди, которые обзывали ее дурой и говорили, что у Тойбура в Очалге наверняка уже есть две-три жены. Мол, езжай домой, пока не поздно. В душе Глодия была с ними согласна – и сама бы какой-нибудь дурехе то же самое сказала, но твердила плаксивым голосом, что любит Тойбура и готова быть ему неважно какой по счету женой.

Если советовали попроситься в караван с отрядом Ложи, отвечала, что родня была против ее замужества, и среди ее родственников есть маги, которые могли послать своим весточку, чтоб ее задержали. Они на все готовы, лишь бы помешать ее счастью с Тойбуром, а она хочет быть рядом с мужем и жить по сурийским обычаям. Некоторых собеседников это трогало, и те обещали известить ее, если что-нибудь подвернется.

Обедала она в харчевнях – грязных, темноватых, с низкими потолками – и с жадностью ловила обрывки разговоров. Все харчевни в Докуям-Чаре были разгорожены на две половины, мужскую и женскую, причем женская половина всегда была поплоше. Глодию не раз подмывало закатить скандал, но ради мести Дирвену она сдерживалась.

Сурийки в этом несправедливости не усматривали, зато две овдейки-путешественницы, заглянувшие ради впечатлений в «Баранью ногу», дали волю злым языкам. Она по-ихнему худо-бедно понимала: свекровка из Овдабы, и когда ту привезли в Аленду, Глодии вручили карманный словарь и языковой амулет, чтоб она могла объясняться с матушкой Дирвена.

Как эти две девицы чихвостили местные порядки и вонючую баранью похлебку, любо-дорого послушать! Это оказались те самые, которых Глодия давеча одернула в храме Зерл. Черноволосая постарше, светленькая помладше, у обеих шляпы с вуалями, защищающими белую кожу северянок от солнца Мадры. Глодия уловила, что после Сакханды они собираются в Бартогу, а потом в Нангер, и как будто путешествуют вдвоем, без кавалеров.

Промеж себя они тоже обменивались колкостями – не разберешь, в шутку или всерьез, потом начали отпускать замечания в адрес суриек, а тем было невдомек, что их высмеивают. Глодия за соседним столом злорадно ухмылялась в миску с похлебкой: так их, так… Сегодня опять не разузнала ничего полезного, зато хоть душой порадовалась.

Чего?.. «Смотри, какие мужицкие руки», «жилетка от старьевщика со штопкой на спине», «из платка торчит щучье рыльце» – это они о ком?..

Ее обдало волной жара, когда она поняла, кого эти две поганки так оскорбительно характеризуют!

Сперва хотела вскочить и обложить их по-всякому, и пусть какая-нибудь посмеет гавкнуть в ответ… Но здравый смысл одержал верх, вдобавок Глодия вспомнила о своем новообретенном могуществе. Напросились, козы драные, щас она им покажет… В другой раз неповадно будет оскорблять королевскую особу инкогнито!

То, что случилось дальше, превзошло ее ожидания. Глодия собирались всего лишь плеснуть в бесстыжие овдейские рожи бараньей похлебкой, которую они только что охаяли, но чуток перестаралась. Обе миски подскочили и стукнули донцами о стол, после чего раскололись на куски. Жирное варево мало того, что окатило этих мерзавок – как ей и хотелось – так еще и растеклось по дощатой столешнице с намертво въевшейся в щели грязью, закапало на пол… А сами виноваты, нечего было рассусоливать над едой да злословить!

– Амуши! – взвизгнула одна из суриек.

Посетительницы ринулись к двери, толкаясь и прикрывая лица ладонями – повязывать матхавы, снятые ради трапезы, не было времени. Решили, что сюда пробрался кто-то из нелюди под мороком невидимости… А овдейки хоть и вскочили из-за стола, паниковать и удирать вместе со всеми не спешили.

– Нас атаковали! – бросила черноволосая. – Эта сука из Ложи!

В следующее мгновение миска Глодии тоже подскочила и разлетелась на черепки, но похлебки там было на донышке. Она-то, в отличие от этих балованных поганок, не приучена над едой клювом щелкать, за это от матушки завсегда можно было схлопотать ложкой по лбу.

– Сама сука! – рявкнула опальная королева. – И подружка твоя сучка!

Снова прибегнув к помощи «Длинной руки», двинула на них стол, но тот вначале поехал, а потом остановился и дернулся обратно в ее сторону.

– Грента, работаем в паре, – бросила черноволосая.

Да они тоже амулетчицы! То-то возглас «амуши!» их не напугал – видят, что никакой нечисти здесь нет.

Подхватив свою котомку – вещички она в гостинице не оставляла, а то сопрут за милую душу – Глодия шарахнулась назад, и два табурета сшиблись на пустом месте.

– Сверху!..

Эх, кабы Грента смолчала, чья-то миска с остатками сурийской медовой каши нахлобучилась бы черноволосой поверх модной шляпы с откинутой вуалью.

Из коридора в женский зал опасливо заглядывали мужчины. Подхвативши подол, Глодия кинулась к окну, отбросила плетеную веревочную занавеску, перемахнула через низкий подоконник и припустила бегом по улице. Совсем как в детстве, когда они с Салинсой лазали за соседскими яблочками, а потом удирали сломя голову… Овдеек она не испугалась – пусть их двое против одной, еще неизвестно, чья бы взяла. Но она не какая-нибудь дурная, чтобы раскошеливаться за разгром в харчевне, уж этого от нее не дождутся!

Через несколько кварталов отдышалась, повязала матхаву и снова давай петлять по залитым солнцем кривым улицам, мимо загонов с верблюдами и облезлых глинобитных заборов. Жаль, нет у нее «Круговерти» – амулета, помогающего уходить от слежки и погони. Зато в мешковатом коричневом платье, безрукавой куфле и платке с матахавой поди отличи ее от местных теток, таких же закутанных и безликих. Котомка за спиной тоже неброская, и не она одна ходит с котомкой: Докуям-Чар – перекресток ста дорог, странников тут больше, чем местных жителей.

Одна беда, зонтик в «Бараньей ноге» забыла. Хотя и к лучшему, с ним ее издали бы высмотрели – уж больно он цветастый да приметный.

Завернула в лавку тканей, чуток поругалась с торговцем, которому не понравилось, что она все подряд перещупала, но ничего не купила. Эх, кабы Глодия по-прежнему была королевой Ларвезы, велела бы сшить себе платье из блестящего фиолетового атласа с золотыми звездами, и еще из желтого шелка с букетами – шелк мадрийский, дешевый, совсем не то, что сиянский или китонский, но букеты уж больно хороши да цветасты. Недовольное бурчание смуглого кривоносого продавца мешало предаваться мечтам, и она вышла на улицу, хлопнув дверью. С досадливым вздохом миновала лавку амулетов: прикупила бы чего-нибудь, кабы знала, что и как выбирать, а то всучат негодную дрянь, уж по этой части здесь все горазды.

Близился вечер, небо над неопрятным глинобитным муравейником начало розоветь, дневной зной пошел на убыль, и народу на улочках прибавилось. Ей навстречу попались длиннобородые жители Аснагисы в высоких островерхих колпаках, а потом чудная компания то ли парней, то ли девок, черных, как сажа, в пестрых узорчатых одежках. В толпе грациозно скользнула песчаная ведьма – босиком, в шароварах и тунике пыльного цвета, в намотанном по-мужски тюрбане, из-под которого хвостом были выпущены длинные светлые волосы. То-то ни одного амуши рядом не видно – они песчаных ведьм как огня боятся.

А это еще что за королевишна?..

Ростом с высокого мужчину, осанистая, с непокрытой головой, что для здешних мест удивительно. Бронзовая кожа, роскошная нечесаная грива черных волос с единственной рыжей прядью. Подол откромсан наискосяк, а нашитые на платье бляшки сверкают, как золотые зеркальца. Сандалии на босу ногу, с золочеными ремешками, оплетающими мускулистые икры, с боков к этим ремешкам еще и ножи в затейливых ножнах пристегнуты. На запястьях массивные браслеты с рельефными картинками – видно, что недешевые.

Городская сумасшедшая из-под надзора сбежала, фыркнула про себя Глодия. Или фиглярка из балагана, только чего ж эта дурында вышла на люди, ничего не накинув поверх актерской одежонки?

Казалось, никто, кроме нее, не обращает внимания на эту ряженую дылду. Наверное, та не в первый раз в этаком виде здесь разгуливает, уже свыклись.

Вблизи Глодия рассмотрела, что бляшки, пришитые к ее платью цвета ночного неба, выкованы в виде скрещенных кинжалов, ящериц и раскинувших крылья хищных птиц. И они словно не отражают свет вечернего солнца, сползающего за приплюснутые крыши Докуям-Чара, а сияют сами по себе. Небось, фальшивка, настоящее золото так не блестит. Или тут не обошлось без колдовства? Наученная недавним опытом в «Бараньей ноге», Глодия мысленно обратилась к амулету, реагирующему на магию – у нее в нижней юбке и такой был зашит. Ничегошеньки не уловила: это не магичка и не ведьма, и амулетов при ней вроде бы нет.

– Девочка, ты не только зануда и скупердяйка, но еще и дурно воспитана.

Говорит по-ларвезийски, без акцента. Кого ж она, интересно, костерит?..

Возле Глодии ни души, так что можно дальше не гадать. И везет же ей сегодня на всякий тарарам!

– Сама такая, деревенщина невоспитанная! – выпалила она в ответ, уперев руки в бока. – Ишь как вырядилась, всех окрестных ворон распугала! Подол-то тебе какие шелудивые собаки оторвали?!

Когда умолкла, чтобы перевести дух, тетка невозмутимо произнесла, глядя на нее сверху вниз:

– Хоть ты и грубиянка, я тебе помогу. Отведу к тем, кто направляется в нужную сторону. Пошли.

Цап за руку – и поволокла по улице. Сперва Глодия хотела воспользоваться амулетами и освободиться, но передумала: пустить в ход свою силу она всегда успеет, а если эта чокнутая сведет ее с теми, кто держит путь в Очалгу, можно будет простить ей несуразный подол. Лишь бы там не оказалось магов Ложи.

Хоть и было на улицах в этот час людно, они двигались через людскую сутолоку, ни с кем не сшибаясь. И никто не обращал на них внимания, хотя черноволосая выглядела так, что впору пальцем показывать да судачить. Лишь один вылупился, как на невидаль – тот самый парнишка из храма Зерл, который вякнул на Глодию из-за того, что она делала замечания другим молящимся. Он подметал возле двери, но, завидев их, так и остолбенел в скрюченном положении, выронив щетку и совок, а потом повалился на колени и ткнулся лбом в пыль.

Глодия аж вспотела: в Сакханде уже прознали о том, что сюда приехала инкогнито опальная королева Ларвезы, ее разыскивают! Этот сопляк видел ее в храме с открытым лицом и теперь опознал, несмотря на матхаву – по стати, по манере двигаться, бывают же такие глазастые… Но раз он почтительно кланяется, можно надеяться, что не побежит доносить магам Ложи.

Он лишь на миг поднял голову – на мальчишеской физиономии выражение благоговейного ужаса и восторга, словно то, что он увидел, стало для него величайшим подарком – и снова простерся ниц.

– Рясу-то заштопал? – милостиво обронила Глодия, когда проходили мимо.

Если ее уже ищут, сами боги послали ей эту полоумную тетку!

Они выбрались на южную окраину Докуям-Чара. С одной стороны розовеет под вечерним солнцем песчаный океан, с другой лепятся самые захудалые из постоялых дворов, неприглядные, как поганки – будто бы держатся друг за дружку, а то, неровен час, смоет песчаной волной да унесет в бескрайние дали Олосохара.

Завернули в один из гостевых сараев. Низкие притолоки, полумрак, спертый воздух, на плетеные веревочные занавеси нацеплены обереги от нечисти.

Возле внутренней двери пили чай двое сурийцев – в тюрбанах, но безбородые, в отличие от большинства местных, и у обоих шеи замотаны узорчатыми шарфами. Простудились в этакую жарищу? То-то вид у них болезненный.

На вошедших они уставились настороженно.

– С чем пожаловали?

– Девку вам привела. Возьмите ее с собой.

– Продаешь? – оживился тот, что постарше. – Сколько за нее хочешь?

– Даром отдаю! – полоумная тетка толкнула к ним Глодию через все помещение. – Лишь бы отделаться.

– Это что еще за фокусы? – возмутилась Глодия. – Ну-ка, погодите…

Ее не стали слушать, потащили внутрь. Она ругалась, лягалась, царапалась, вырывалась, но на подмогу этим двоим выскочили их подельники. Одолели всем скопом, проволокли по темным коридорчикам и втолкнули в комнатенку с зарешеченными окошками, где понуро сидели на циновках три сурийки, простоволосые, но в одинаковых белых шарфах. Похоже, товарки по несчастью.

Платок съехал, котомки и куфлы с карманами Глодия лишилась, платье порвалось… Зато амулеты при ней: правильно сделала, что зашила их в нижнюю юбку. Никто ее тут не удержит, она еще и девиц этих унылых на волю выпустит, чтобы покупатели остались при сплошных убытках.

– Кто эти простуженные свинюки, которые нас тут заперли?

Пришлось повторить вопрос дважды, лишь тогда одна из девушек подняла заплаканное лицо:

– Они из Исшоды, слуги вурванов, нас повезут туда на съедение. Я так надеялась, что меня купят наложницей в богатый дом… – и начала тихонько всхлипывать.

Чокнутая не обманула: они отправятся туда, куда Глодии надо попасть! Тогда никаких побегов, перво-наперво – усыпить амулеты и затаиться, чтобы никому не пришло в голову ее обыскивать.

Сдернув надоевший платок, Глодия уселась возле стены в такой же позе, как остальные пленницы. Доберется она до засранца Дирвена, ох, доберется…

Спустя полчаса лязгнули засовы, дверь со скрипом открылась. Принесли чай в захватанных глиняных кружках, всем раздали лепешки и по шмату овечьего сыра, а Глодии вдобавок швырнули длинную полоску белого шелка.

– Шею прикрой, – потребовал слуга вурванов. – Человеку нехорошо ходить с голой шеей.

– А то, что мне платье порвали, и я тут сижу с голой жопой – хорошо?! Может, иголку с ниткой одолжишь?

– Да кому нужна твоя жопа. Шею, говорю, прикрой, бесстыдница!

Хоть Кемурт и умник-разумник, где ж ему перехитрить гнупи, особенно если этот гнупи – всем известный смекалистый Шнырь!

Сбрендивший неофит, как высказался о нем господин Тейзург, без конца заводил разговоры о том, что самое милое дело – это развиваться и двигаться к Свету, и для этого мол-де надо родиться человеком. Шнырь поразмыслил, как обернуть это себе на пользу, и выставил условие: так и быть, он не станет убегать или затыкать уши, но взамен Кем будет слушать его байки о Крысином Воре – по справедливости, баш на баш.

Кема хватило на два с половиной дня. Отстал. Но потом вернулся и подкатил с таким предложением, что у Шныря аж дух захватило: он готов и дальше выслушивать Шныревы небылицы, по одной в сутки, а взамен будет читать ему человеческие книжки о приключениях.

Гнупи любят интересные книжки, но сами читать их не могут. Умеют, но не могут, неизвестно почему – даже мудрая тухурва не возьмется объяснить, в чем тут загвоздка. Прочесть письмо, или вывеску, или что на стенке накарябано – это запросто, а книжки для черноголового народца словно запертая дверь, от которой потерялся ключ. Вот потому-то в домах, где люди читают друг дружке вслух – только не скучную тягомотину, а что-нибудь занятное – гнупи меньше досаждают жильцам, а то вдруг те обидятся и съедут.

Для порядка он немного покочевряжился, а после согласился. Кем принес из лавки толстую книгу с картинками: о двух щенках, котенке, утенке и лисенке, которые отправились в морское путешествие. Они то сталкивались с пиратами, то высаживались на необитаемом острове, то попадали в шторм, то убегали от чудовищного кракена, которого случайно разбудили – но непременно спасались и всегда выручали друг друга. Когда начинались опасности, Шнырь не мог на месте спокойно усидеть: вдруг новое приключение для кого-нибудь из команды закончится плохо? Сам он тоже сочинил байку, в которой был рыжий пират Хватантре Коварнайдо, с вороной вместо попугая на плече – этой вороне он отдавал крысок, украденных с захваченных кораблей.

До Кема наконец-то дошло, что Шныря не переупрямишь, и он забыл о своих проповедях, только знай себе читал. А еще бывало, что они обсуждали прочитанное: кто прав, кто не прав, что больше понравилось… Иной раз даже спорили. Оказалось, этот Кем не всегда зануда, с ним можно и об интересном поговорить.

И была бы у Шныря не жизнь, а сплошная веселуха, если б он не горевал о Крысином Воре, которому суждено сгинуть в начале осени. Думая об этом, он злился и сердито шмыгал носом: почему с этим рыжим вечно все этак, а не по-другому?

Если встречались в коридоре, обзывал его, а если в парке возле дома – еще и кидался камнями, которых специально натащил с улицы. Ему хотелось, чтобы рыжий тоже разозлился и начал ругаться, или пусть даже влепит заклятьем – тогда его станет не жалко. Но рыжий, как обычно, не делал того, чего от него добивались, уж по этой части он мастер.

А господин Тейзург видел, что Шнырь вытворяет, но не гневался – как будто замысел гнупи для него не секрет, и от этого было вдвойне жутко. Однажды тихонько обронил с кривой усмешкой:

– Можешь продолжать в том же духе, но не пытайся его предупредить – этого не прощу.

Испуганный Шнырь втянул голову в плечи и понятливо закивал. А на другой день принес с развалин в соседнем квартале каменюку побольше и метко швырнул из кустов рыжему в колено.

– На тебе, ворюга-подлюга, за все получай!

– Шнырь, в чем дело?! – крикнул Крысиный Вор.

Но он уже улепетывал – опасаясь, что вдогонку прилетит заклятье, и в то же время надеясь, что это наконец-то случится, и тогда он освободится от ненужной и непонятной тоски, которая вцепилась в него клещом после того разговора с господином.

От удара в коленной чашечке хрустнуло.

– Шнырь, в чем дело?!

Мелкий поганец кинулся наутек и мигом исчез в глубине парка.

С некоторых пор реальность напоминала отражение в беспокойной воде – даже не одно, а несколько, и они то сливались, то расслаивались, то были видны отчетливо, то уходили в рябь. К магическим и социальным катаклизмам это не имело отношения, и на том спасибо. Проблема связана с ним.

Вроде бы это началось, когда они подорвали алендийский Накопитель. Во всяком случае, не раньше. Первое время после той вылазки он жил, словно подхваченный вихрем, или даже словно он сам был этим вихрем, и часть подробностей как в воду канула.

Хантре окончательно пришел в себя, когда Тейзург со Шнырем подобрали его, избитого, на улице и привезли сюда. Видимо, на этом отрезке – между Накопителем, где он получил сотрясение мозга, и его вселением в особняк на улице Черных Вишен – случилось что-то, существенно повлиявшее на его взаимоотношения с реальностью.

Если раньше демоны Хиалы сами к нему цеплялись, заигрывали, провоцировали, то теперь они шарахались от него, как от чумного. Напрашивался вывод, что пока добирались после Накопителя до Ляраны, случилась какая-то заварушка. Похоже, и в самом деле что-то было: их атаковали, они отбились… Но этот безумный рывок через Нижний мир запомнился ему обрывками, как мутный бред, и у Тейзурга было то же самое, а мастер Бруканнер, которого они все-таки дотащили живым до ляранской лечебницы, был вдрызг пьян.

Шнырь стал несчастным и дерганым, за его агрессивностью сквозило чувство потери: словно он ждал от Хантре чего-то плохого – по меньшей мере, конфискации еще одной крыски, и заранее мстил за то, что должно случиться.

Кем вел себя загадочно и нелепо, как будто вконец раздружился с головой, но вел он себя так только с Хантре, на остальных это не распространялось. Никаких объяснений от него добиться не удалось.

Один Тейзург был невозмутим: он напоминал греющуюся на солнце змею, которая недавно поменяла кожу и с удовольствием демонстрирует окружающим свою новую чешую – сверкающую, непроницаемую, без малейшего изъяна – однако в любой момент готова к молниеносному броску. От него исходило ощущение опасности: приглушенное, почти на пределе, то ли есть, то ли кажется.

Вторгаясь в его память, Хантре понимал, что добром это не кончится. Такие, как Эдмар, нарушения своих личных границ не прощают, хотя сами не очень-то считаются с чужими границами. Но это не сегодняшняя опасность и даже не завтрашняя: до тех пор, пока их связывает общая задача, она отодвинута в будущее.

Сираф важнее, чем любые их разногласия и личные границы.

В пустой галерее первого этажа под ногами хрупало белесое крошево: выскобленные стены и потолок заново оштукатурят и распишут фресками по эскизам Тейзурга. Из-за угла доносилось шорканье веников. На первый раз уже подмели, но уборка продолжалась: его светлость – хотя какая там светлость из бывшего демона Хиалы! – требовал, чтобы все работы в его резиденции выполнялись идеально, даже на промежуточных этапах. Оробелым уборщикам по собственному почину помогал Кемурт со своими амулетами.