Текст книги "Золото Ларвезы (СИ)"

Автор книги: Антон Орлов

Соавторы: Ирина Коблова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

– Вперед! – заорала она не своим голосом. – Гони туда!

Парень привык делать, что ему говорят. Стегнул лошадь, не давая повернуть, и рыдван понесся навстречу метели, уходя от водяной стены. Сейчас им надо держаться Дохрау – лучше под снег, чем вымокнуть.

Вскоре они потеряли направление. Нинодия куталась в плащ, возницу более-менее спасала шляпа, не улетевшая благодаря завязкам под подбородком.

Вокруг бесновались снежные вихри… Боги милостивые, да если бы только вихри! Это же варфелы – магические твари, похожи на косматых белых зверей, вместо шерсти у них сплошные сосульки. Живут они в горных ледниках, но в такую погоду их и на равнинах можно встретить, и нет для них пущей забавы, чем гоняться за санями и каретами.

– Малый, куда едем?.. Дорогу-то видишь?!

Тут же поперхнулась попавшей в рот снежной крупой, надсадно закашлялась. Хорошо, что Зинта ей чрево запечатала, иначе бы прямо сейчас и разродилась. Но она выкарабкается… Несмотря на весь этот белый ужас и тянущую боль в животе. Главная беда, что они мчатся невесть куда, ни зги не видно.

Позади кто-то рассмеялся звенящим стеклянным смехом. Грохнули бидоны, повозка вильнула. Лучше даже не думать о том, кто мог туда запрыгнуть… Что могло туда запрыгнуть… Но как же не думать, если оно за спиной!

Сверху заглянули, ухватившись за спинки кресел. Мимо лица скользнуло что-то шелковистое, и Нинодия, скосив глаза, увидела длинные белоснежные волосы, колышущиеся на ветру. Тот же смех прозвучал снова, уже над самым ухом. Да ведь это унава! Здешний зимний народец, стужа им нипочем, а все равно просятся в тепло – стучатся в окна, скребутся в двери, но впусти такую в дом – живо все выморозит и с хохотом убежит.

Парень заорал, рывком переметнулся в боковое кресло – и оттуда сиганул в сугробы. А унава перелезла через спинку, уселась на его место. Еще одна запрыгнула и устроилась с ней рядом. Первая наклонилась вперед, цапнула брошенные вожжи – человек не сумел бы так, свалился бы под колеса, а этой хоть бы что.

– Девоньки-красавицы, придержите лошадь, я сойду!

Она повторила просьбу трижды, но «девоньки» не обращали на нее внимания. Белокожие, белогубые, а глаза словно ледок в замерзшей луже. Сразу видно, нелюдь. Одежда в прорехах, истрепанная – у одной бедняцкая, у другой с остатками дорогого шитья, унавы снимают ее с окоченелых трупов или крадут с веревок. Говорят, людей они собственноручно не убивают – другое дело, что способны все вокруг выстудить, и тогда рядом с ними в два счета околеешь.

– Девоньки, вы слыхали о Серебряном Лисе? Он из князей Хиалы, и он мой покровитель! Кто меня обидит, тому не поздоровится! Дайте я сойду, мне с вами не по пути!

Человеческую речь они все-таки понимали. Унава натянула поводья, и Нинодия, не мешкая, вылезла-вывалилась в сугроб. Повозка тут же умчалась, растворилась в метельной сумятице, только черные ободья бартогских колес прощально мелькнули. Варфелы ускакали следом. Все это светопреставление – ненадолго, и до того как оно закончится, зимним тварям надо вернуться в нетающие ледники Сновидческих гор, не то им придется худо, сейчас не их время.

Снега по колено, все валит и валит. Нинодия побрела наугад, лишь бы не стоять на месте. Вроде бы в сторону, противоположную той, куда умчался доставшийся унавам рыдван. Видящий восемь из десяти предсказал, что она сгинет, если замерзнет в сугробе, и спасти ее может только теплая шуба… которой у нее нет. Есть отсыревшей шерстяной плащ, от которого толку мало.

От холода зуб на зуб не попадал, и вдобавок в животе ныло. Посиневшие пальцы занемели, она грела их, засовывая в рукава, как в муфту. Но еще хуже, когда мерзнут пальцы на ногах, а их-то у нее больше нет – впору порадоваться протезам, которым что жара, что мороз, все едино. Главное сейчас – шагать, не останавливаясь, тогда она спасется, и свою Таль спасет. Не так уж медленно она шагает, раз еле различимое в метельных вихрях дерево будто бы само плывет ей навстречу… Хотя вовсе это не дерево, а человек – хорошо, если такой же заплутавший, а не отправленный на поиски из Трегена… Хотя вовсе это не человек, а Серебряный Лис! Ну, точно он!

Нинодия, на радостях враз ослабевшая, уселась бы в сугроб, если бы демон ее не подхватил.

– Лисонька!.. Это ты, собственной персоной?.. Как тебя сюда занесло?!

– Тебя искал. Уж очень хорошо тебя спрятали, даже для моей ворожбы. Я только сейчас почуял, где ты находишься.

– Это потому, что я сбежала, – Нинодия всхлипнула. – Лисонька, не бросай меня здесь!

Ее трясло, она едва могла говорить, и в животе болело все сильнее.

– Тебе надо в тепло. Знал бы, захватил бы одеяло.

Сам-то он был по пояс обнажен: белый, статный, скульптурно-мускулистый – загляденье, а из одежды на нем только штаны да сапоги, ему-то холодина нипочем.

– Через Хиалу нельзя, там тебе конец. До ближайшего жилья отсюда несколько шабов, но пока я тебя донесу…

– Я околею, – произнесла она непослушными губами. – Уже околеваю, чтоб всем этим Ферклицам было пусто. Видящий однажды сказал, что судьба мне замерзнуть, если не спасет меня теплая шуба.

– Шуба есть. Продержись три минуты, только не садись в снег и не падай. Я сделаю шалаш, мы там заляжем, пока эта собачья кутерьма не закончится.

– А шуба-то где? – дрожа, вымолвила Нинодия.

Демон не ответил, он уже ломал деревья где-то за бушующей снежной пеленой. Вскоре вернулся с громадной охапкой веток и тонких стволов, начал проворно сооружать шалаш, не обращая внимания на снегопад. Нинодия могла только трястись от холода. Своих пальцев, сжимавших края плаща, она больше не чувствовала.

– Идем, – закончивший работу Лис подхватил ее. – Эту тряпку лучше скинь.

– Да как же…

Не слушая возражений, он отобрал у нее намокший от снега плащ, застелил им ложе из елового лапника, а потом обнял ее сзади – и Нинодия в тот же миг обнаружила, что на ней теперь меховая шуба, большая и теплая.

– Полезай в шалаш! – приказала свисавшая с воротника лисья головка.

– Ох… Лисонька, это что ли тоже ты? Я и забыла, что ты умеешь в шубу превращаться…

Превозмогая боль, она опустилась на четвереньки, кое-как заползла в укрытие. Улеглась, забравшись под дивно красивую серебристую шубу с ногами и с головой.

– Согреваешься?

– Да… Ох, живот-то как выворачивает… Больно…

– Плохи дела, – произнес демон после паузы. – Малая нить жизни у тебя во чреве порвалась.

– Таль… С ней плохо?

– С ней кончено, а чрево у тебя запечатано, и для тебя это смертельно опасно.

У нее не было сил даже на то, чтобы заплакать.

– Значит, помру я здесь? Ну, спасибо тебе, Лисонька, что пришел за мной. Благодаря тебе, мой хороший, я хоть по-людски помру, это тоже дорогого стоит…

– Погоди, – перебил Лис. – Попробую кое-что сделать. Один рыжий мерзавец объяснял мне, что если зажать зубами разорванную нить жизни, оба конца, то человека можно удержать в мире живых. Получится, не получится, одна Госпожа Развилок знает. Посмотрим…

Он умолк. Нинодия старалась дышать, как научила ее Зинта, и боль в животе стала понемногу утихать. Она согрелась и больше не дрожала. Тепло, покойно, хочется спать – умирающие ведь не так себя чувствуют?

Сквозь накатившую дрему она почувствовала, как толкнулась в животе Таль. Тоже, значит, живехонька, а он говорил, малая нить порвалась.

Лисья головка, завернувшаяся внутрь шубы, лежала возле ее лица, щека к щеке. Дыхания демона Нинодия не чувствовала.

– Лис… – тихонько позвала она. – Эй, слышишь?..

Лис не отозвался.

Дирвен был уже далеко от Крибы. «Пятокрылы», потом товарный поезд, потом снова «Пятокрылы» и еще два поезда. Если запрыгнуть ночью на ходу, взяв под контроль железнодорожные артефакты, никто не расчухает, что пассажиров стало на одного больше.

С тех пор, как распрощались со Щукой, он впервые за много дней почувствовал себя счастливым. Для этого всего-то и нужно было некоторое время помаяться с ней рядом, а потом умчаться навстречу свободе. Свою вину перед Глодией он полностью искупил: все, чему научил эту ненасытную мерзавку, нехилая компенсация за причиненный ущерб. Тем более что ущерб ей причинила Лорма, а вовсе не он. Теперь этот долг погашен, других долгов у него нет.

Иногда вспоминал о маме – то с обидой, то великодушно думал, что к лучшему, если у нее где-то там новая семья. Наверное, она тоже о нем вспоминает.

До чего хорошо без Лормы и Глодии! Больше он ни одной из этих дешевых кукол не позволит собой помыкать, и ни одной не поверит, как поверил когда-то Хеледике. «Если тебя не раз предавали под личиной любви, ты навеки ранен» – это из какой-то дурацкой пьесы, которую в театре показывали, он тогда грыз орешки и тайком отхлебывал из фляжки пиво, но эти слова запомнил. Точь-в-точь про него.

Станция с лягушачьим названием Квага, фермы и виноградники под сенью Унских гор. Это все еще территория под совместным протекторатом, отсюда рукой подать и до туннеля, который в Ларвезе называют Большим Восточным, а в Бартоге Большим Западным, и до ларвезийской границы.

За время железнодорожных скитаний Дирвен разжился новой одеждой, очками с синими стеклами и чужим билетом – правда, на другой поезд, но кому какое дело. Главное, чтобы краешек торчал из нагрудного кармана: перед вами такой же, как все, путешествующий придурок.

Хотелось пива. Отправление через час двадцать минут, пассажиры успеют прогуляться и отобедать. А ему лучше обождать до завтра – билет для антуража у него есть, но места нет, и пришлось бы или ютиться в тамбуре, или на всю ночь засесть в уборной.

– Ты не бывал раньше в Кваге? Самое лучшее пиво в «Живописной картине», вон та крыша с разноцветной черепицей.

– «Живописная картина»? Ну и названьице, оригиналы…

– Это потому, что у них в зале висит громадная картина. Говорят, еще при деде нынешней хозяйки высадили однажды с поезда безбилетного художника. Чтобы заработать на еду, он писал фермерам семейные портреты, а трактирщик заказал ему полотно с праздничным застольем на фоне пейзажных красот и миловидными девицами. Их двадцать две, я в прошлый раз посчитал. А какое там божественное пиво… В Дуконе такого не найдешь.

Дирвена обогнали, болтая, двое бартогских пижонов. Он двинулся за ними. Божественное пиво – это в самый раз. И хотя бы посмотреть на годных девок, пусть даже нарисованных, если поимелово в ближайшее время не светит.

В ту же сторону потянулись и другие пассажиры, он прибавил шагу. На ходу запихнул билет поглубже в кармашек: он заночует в Кваге, поэтому не стоит выглядеть отставшим от поезда придурком.

Кое-кто успел раньше, все места с видом на красочное полотно размером в полстены были заняты. Но он сперва поест, а потом развернет стул и поглядит, что там за девицы.

Обслуживали расторопно, принесли бартогские сардельки с тушеной капустой. Пива Дирвен потребовал две больших кружки. Осушив первую, разочарованно фыркнул: не сказать, что пойло, но вовсе не «божественное».

– Обыкновенное пиво, – буркнул он вслух по-бартогски.

– А чего вы хотели, молодой человек? – отозвался засушенный господин с лошадиными зубами, сидевший напротив, рядом с такой же засушенной дамочкой. – Тут не умеют варить пиво, это вам не Дукон и не Каркацал.

– Некоторые хвалят…

– Значит, они настоящего пива никогда не пробовали.

– Гранжек, дорогой, ты на это обрати внимание, – спутница слегка толкнула его локтем в бок. – Может быть, художник и талантливый, иногда талантливые люди изображают странные вещи, но повесить такое в зале, где люди обедают… Этого я не понимаю!

– Да уж, – согласился Гранжек. – Не то, что приятно созерцать во время еды.

За соседними столиками тоже обменивались впечатлениями – недоуменные смешки, неодобрительное ворчание, кто-то вполголоса требовал от своего семейства: «Не смотрите на это, не смотрите!.. В тарелки смотрите…»

– Хозяйка, что это вы на стенку повесили?

– Эта картина сто лет здесь висит! – огрызнулась хозяйка. – Чем она вам не нравится?… А-а… О-о… Это еще что?.. – и после паузы раздался яростный вопль: – Кто это сделал?!!..

Тут уже и Дирвен повернулся. Зайдя в трактир, он сразу давай высматривать удобное место, картину не разглядывал – заметил только, что она цветастая, в потемневшей резной раме, и на ней много всякого изображено. А теперь увидел, что там изображено… Голубое небо, цветущий сельский пейзаж, но никакой это не праздник, а коновал за работой, и к нему выстроилась очередь – кто скотину привел, кто связанного человека приволок, а некоторые пришли сами и понуро стоят со спущенными штанами. Причем каждый второй из этих обреченных – светловолосый, вихрастый, конопатый, похож на Дирвена… Один еще и в короне.

На колено ему упал из ниоткуда кровоточащий обрубок, скатился на пол. Дирвен шарахнулся, опрокинув стул, подавился криком. И лишь спустя мгновение понял, что это свалилась у него с вилки недоеденная сарделька в томатном соусе.

На него не обратили внимания, потому что все наперебой возмущались и высказывали догадки. Кто подумал на гнупи, кто на шутников с поезда. Между столиками пробиралась женщина в форменном камзоле с эполетами и нагрудным знаком в виде многолучевой звезды.

– Госпожа, да что ж это делается! – всплеснула руками хозяйка.

Отстранив ее, магичка подошла к злополучной картине, с минуту постояла и потом объявила:

– Это наведенные чары. Рассеются через три-четыре часа. Заклятье сплетено весьма искусно, и это не народец, работа человека. Если здесь присутствуют студенты Магического университета, – она обвела зал пронизывающим взглядом, – можете не сомневаться, молодые коллеги, мы проведем проверку и найдем виновных.

Обстановка разрядилась. Хозяйке посоветовали занавесить «это безобразие», и та послала служанку за старыми простынями. Дирвен тем временем протискивался к выходу.

– Занавешивайте скорей, одного уже затошнило! – крикнул какой-то доброхот.

Его и впрямь слегка подташнивало, ноги стали ватными. Он-то понимал: студенты Дуконского Магического университета здесь не причем. Это послание от Наипервейшей Сволочи, адресованное лично ему, Дирвену. Те пижоны, которые вовсю нахваливали пиво и картину с двадцатью двумя девицами, нарочно говорили об этом у него за спиной, чтобы он пришел сюда и увидел этот мерзкий кошмар, специально для него состряпанный.

Зеленые дали, аккуратные домики под черепичными крышами, синеватый горный хребет, протянувшийся с юга на север – все это одна большая ловушка, из которой нет выхода, потому что Эдмар знает, что он здесь.

Одно дело, если этот гад валяется полуживой, а ты успел дать команду амулетам, высасывающим у жертвы магическую силу. И совсем другое – столкнуться с ним, когда он не обезврежен.

Надежда только на «Пятокрылы»: оказаться как можно дальше отсюда, задействовать все защитные артефакты, проверить насчет магического преследования – и сразу новый бросок. И так до тех пор, пока не будет уверенности, что слежки нет. Хотя какая там уверенность, ясно же, что Эта Сволочь не успокоится, пока не отомстит.

Не заботясь о том, что какие-нибудь придурки начнут удивляться, чего он так быстро бежит – не в этом сейчас главная опасность, вспотевший от страха Дирвен активировал спрятанные под стельками амулеты и рванул прочь из Кваги.

В Хиалу ему сейчас хотелось меньше всего, но Тейзург настаивал. Проще прогуляться в Нижний мир, чем от него отделаться.

– Мы ненадолго, ведь это ваша первая вылазка после знакомства с Вуагобу. Не сомневаюсь, вам это по силам, – уговаривал он проникновенно, ласково, с затаенной издевкой – как же без этого. – Увы, иногда приходится ломать себя и делать то, чего не хочешь. Я мог бы даже сослаться на личный пример… В не столь отдаленном прошлом…

Хантре ощутил укол вины за «личный пример»: чувствовал ведь, что они вляпаются хуже некуда, и промолчал. Не глядя в глаза, кивнул – согласен на Хиалу.

– Вот и прекрасно, – одобрительно ухмыльнулся этот манипулятор. – Кем, ты, надеюсь, тоже не возражаешь? Ты хотел о чем-то спросить?

– Да. Помнишь, мы говорили про памятник Шнырю? Ты узнал, согласятся ли маги Ложи, чтобы он стоял в Аленде?

– Даже речи об этом не заводил. Запечатлеть Шныря в бронзе и воткнуть где-нибудь на городской площади или на бульваре – это все же не самая здравая мысль. И птицы обгадят, и другие гнупи не пройдут мимо, не говоря уж о людях… Это было бы оскорбительно для Шныря, так что от этой идеи я отказался.

– А если его в фонтане поставить? – не сдался Кем.

– М-м, тоже не годится. Памятник будет, но не статуя.

– Мозаика на каком-нибудь здании?

– И не мозаика. Больше пока не скажу – придет время, сами увидите. Но Шнырю это наверняка бы понравилось. Итак, кто из вас откроет Врата?

Они стояли на заднем дворе княжеского дворца, за ними с любопытством наблюдала Венша, с головы до пят закутанная в голубые шелка. Она отправилась куда-то с большой корзиной, накрытой салфеткой, но задержалась посмотреть. От корзины пахло жареным мясом, выпечкой и корицей.

– Хантре, давай ты, – решил Тейзург.

С первого раза не получилось. Со второго тоже. Туманная арка возникала на долю секунды, начинала мерцать и пропадала. Венше это наскучило, и она ушла по своим делам. Кем терпеливо ждал, переминаясь на солнцепеке с ноги на ногу. Эдмар отпускал якобы сочувственные замечания.

– Не могу, – в конце концов честно признал Хантре. – Во мне словно дверь, которую заклинило.

– Одно удовольствие, какие мы нежные, – Эдмар закатил глаза к знойному олосохарскому небу. – Ладно, не отказываться же нам от прогулки из-за твоей заклинившей двери.

Арка Врат, затянутая мутным текучим туманом, материализовалась в нескольких шагах от них. Кем невольно подался назад.

– Да не будет там ничего страшного, – нарочито терпеливым тоном пообещал Тейзург. – Мы посетим владения Серебряного Лиса, у него все под контролем, почти идиллия, никаких опасностей и неожиданностей не предвидится. Разве что кто-нибудь кинет в нас комком грязи – и то, если Лис будет смотреть в другую сторону. Идем!

Втроем они вошли под арку. В следующую секунду Хантре получил удар в лицо, по барабанным перепонкам хлестнуло многоголосым воем, свистом, визгом…

Агенты Кречет и Скрипка укрылись от полуденного зноя в тени белой, как чистая страница, стены и пили жидкий чай вприкуску с лепешкой. По легенде они босяки, работающие за еду.

– Алендийская кухня… – ностальгически вздохнул Кречет.

Вблизи никого, кто мог бы их подслушать.

– Ларвезийское марочное вино, – с набитым ртом отозвался Скрипка.

– Горячий шоколад с ликером и специями…

– Рыбный рулет по-мехински…

– Несравненное овощное рагу в «Сытой дюжине»…

– А жаркое на вертеле в «Пещере гурмана»?..

– А какой там фаршированный перец!

– Но фаршированные кабачки у «Бешеного кухаря» ничуть не уступают.

– Когда-то мы еще вернемся в Аленду и снова все это отведаем, – философским тоном произнес Кречет, собирая в кучку на мозолистой ладони последние крошки.

– А взбитые сливки и слойки под шоколадной глазурью в «Алендийской слойке»?

– А я бы жареного цыплё… – тут он осекся, подобрался и на что-то уставился.

Скрипка тоже повернул голову: по безлюдной улице к ним приближалась вихляво-грациозной походкой высокая фигура в струящемся одеянии небесного цвета. На локте у нее висела корзина.

– Если это то, о чем я подумал…

– Может, пройдет мимо?.. Не могли же мы…

Придворная дама Веншелат не прошла мимо, а поставила корзину перед агентами и присела в реверансе.

– Господа, его светлость князь Тейзург посылает вам скромное угощение. Князь изволил поинтересоваться, всем ли вы довольны, и что он может сделать для того, чтобы почтенные тайные агенты Светлейшей Ложи не испытывали никаких неудобств в его владениях?

– Э-э… Вы, госпожа, ни с кем нас не перепутали?

– Добрая госпожа, мы бедные поденщики…

– Что ж, его светлость велел проявить деликатность и не настаивать, если вы пожелаете и дальше сохранять инкогнито, – усмехнулась закутанная в шелка амуши, после чего изящно поклонилась и направилась прочь.

– Спалились? – одними губами произнес Скрипка, когда она исчезла в переулке.

– Эх…

– Зато теперь домой, согласно инструкции.

Кречет снял с корзины салфетку.

– Недурное вино… И жареный цыпленок, как на заказ! О, булочки с корицей! Еще и сурийские сладости – видимо, чтобы скомпенсировать нам горечь поражения. Куда денем?

– Да хоть артистам отнесем. А жалко…

Они не были бы агентами Ложи, если бы набросились на деликатесы от щедрот коллеги Тейзурга. Пусть проверочные заклинания не выявят ни чар, ни ядов – это еще не гарантия, что обошлось без подвоха. Почем знать, что у Тейзурга на уме.

– Зато вернемся в Аленду, отметим у «Бешеного кухаря». Угощаю.

– А я тогда приглашаю тебя в «Сытую дюжину». Теперь уже скоро…

Кем активировал «Незримый щит» с запозданием – после того как маги поставили свою защиту. В первый же миг они словно под обстрел попали. Вдобавок здесь орут и верещат так, что голова того и гляди взорвется, и перед глазами все мельтешит.

Когда мельтешение сложилось в более-менее упорядоченную картину, он обнаружил, что закидали их не грязью, а внутренностями, оторванными клешнями и еще какими-то неопознанными фрагментами демонических тел.

– Они спятили? – ошеломленно пробормотал Хантре, утирая кровь с разбитого лица – торопливо и тщательно, чтобы ни одна капля не упала на белесую, как старая кость, почву.

– Похоже на то, – отозвался Эдмар.

Он тоже выглядел крайне изумленным. Похоже, этот любитель сюрпризов не планировал на сегодня таких развлечений.

Перед ними кипела битва: твари отталкивающего вида вовсю друг друга волтузили, кромсали, швыряли оземь, рвали на куски. Поверженные не умирали окончательно: дымящиеся ошметки шевелились и норовили сползтись воедино. Кем шарахнулся в сторону, уступая дорогу лаково черной клешне с обломанными шипами, которая рывками, словно не до конца раздавленное насекомое, подбиралась к истерзанной окровавленной туше. То ли воссоединиться с ней хотела, то ли цапнуть напоследок.

У них тут два лагеря или каждый сам за себя и против всех? О незримую преграду шмякнулась чья-то оторванная пятерня, почти человеческая, но с загнутыми желтоватыми когтями. Упала на землю, секунду-другую полежала – и поползла, загребая узловатыми пальцами, обратно в гущу сражения. Вокруг театральным занавесом колыхалось грязно-серое марево, скрывающее перспективу. В воздухе висел мясной запах, смешанный с неведомым приторным ароматом, то ли изысканным и почти завлекательным, то ли до тошноты мерзким.

А самое страшное происходило в некотором отдалении: там на фоне слоистой мути то яростно сшибались, то отскакивали в разные стороны синий в черных разводах смерч с ужасающей разинутой пастью и некто, похожий на гигантского тритона с пурпурным зубчатым хребтом.

– На подданных Лиса кто-то напал? – спросил Кемурт, надеясь, что сейчас они уберутся отсюда, пока целы.

– Весь этот сброд – его подданные, – отозвался Эдмар.

И произнес уже другим голосом – так, что его услышали все:

– Не хочу мешать вашему приятному времяпрепровождению, господа, но боюсь, князю Серебряному Лису это не понравится.

На миг кутерьма затихла, а потом кто-то выкрикнул:

– Нет у нас больше князя! Сгинул Серебряный Лис!

Побоище возобновилось. У Кема обмякли ноги, когда он заметил, что кошмарный синий смерч и тяжеломордый тритон, не прекращая своей боевой пляски, двинулись в их сторону.

Еле смог выдавить:

– Что это?..

Его сковало мертвящее оцепенение, и в то же время все инстинкты вопили: беги, пока не поздно! Хотя рассудком он понимал, что рядом с двумя сильными магами безопасней, чем где-либо еще. На худой конец у Хантре есть меч, тот самый, которым он Тугорру прикончил. А у него на шее висит «Солнечный проводник», защищающий от обитателей Нижнего мира… Но спасет ли амулет от этого?

– Если не ошибаюсь, вы с Харменгерой друг другу представлены, – тоном светского повесы отозвался Тейзург. – И Тирлана ты уже видел. Меня ничуть не удивляет, что они затеяли выяснять, кто круче… Другой вопрос, куда делся Лис.

Кемурт глянул на него сбоку: на скулах желваки, радужка сияет золотой лавой, и зрачки как будто стали вертикальными – разительный контраст с небрежно-скучающей интонацией. Разъярился из-за того, что ему рубашку с кружевами дерьмом и кровищей заляпали? Или беспокоится за Лиса?

– Дай руку, – отрывисто произнес Хантре. – Мне нужен телесный контакт с тобой.

– О-о… – Эдмар оживился, но дальше высказаться не успел – рыжий перебил:

– Для поиска. У тебя были близкие отношения с Лисом, и я через тебя, по цепочке, попробую определить, где он сейчас.

Маги взялись за руки.

А синий смерч – гиблая жуть высотой в три-четыре человеческих роста, с клыками по окружности зева и кровоточащими ранами на подвижном щетинистом теле – тем временем приблизился к людям, и следом прискакал его противник, чудовищный тритон-переросток. Тоже с рваными ранами на боках и кровоподтеками, тем более заметными, что кожа у этой твари была точь-в-точь человеческая. Один из зубьев полосато-пурпурного гребня вдоль хребта болтался на мясном лоскуте.

Толпу дерущихся помельче эти двое рассекали, словно пара больших рыбин подернутый ряской пруд.

Харменгера перекинулась первая. Мгновение – и перед ними стоит нагая женщина с синей кожей в извилистых темных узорах. Безупречно стройная, мечта ваятеля, а из одежды на ней только сапоги. Кем судорожно сглотнул. Очарование разрушали рога, торчащие черным полумесяцем из кроваво-красной шевелюры, и длинный суставчатый хвост наподобие бича.

У Тирлана на смену облика ушло некоторое время: тритоноподобная тварь начала ужиматься в размерах, и одновременно из нее постепенно вылеплялось человеческое тело. Под бледной кожей, словно черви, перемещались мускулы, меняя расположение и форму. Появились штаны и запачканная кровью безрукавка телесного цвета. Глянув на его гладкое набрякшее лицо, Кем не то, что ощутил оторопь – едва ли не кишки скрутило. Уж лучше смотреть на Харменгеру.

Раны, которые они нанесли друг другу, никуда не делись. Оба выглядели избитыми, но, похоже, были не прочь продолжить.

– Золотоглазый, плохи дела, – заговорила демоница. – Лис пропал. Совсем. Кто его, неизвестно, но ты же в курсе, мы такое чувствуем сразу.

– У кого плохи, у кого наоборот, – ухмыльнулся ее противник, сплюнув кровью.

– Что ж, у тебя они в любом случае плохи, – она ухмыльнулась в ответ, показав кривой обломанный клык. – Тейзург, все твои договоренности с Лисом остаются в силе, я намерена соблюдать их. Как ты на это смотришь?

– Ты знаешь о том, что я твой верный почитатель, – Эдмар отвесил галантный поклон. – Ты самый восхитительный кошмар в этой области Хиалы. Но прежде всего я хотел бы выяснить, что стало с Лисом. И с кого я должен взыскать по этому счету.

– Если выяснишь, я к тебе присоединюсь, – Харменгера сузила туманно-темные глаза. – Лис попросту исчез. Только что где-то был, а в следующий миг его уже нет. Можно подумать, его столкнули в пламень Анхады – оглушенного, так что он не успел выбраться. Или…

– Каким бы способом Лис ни сгинул, князь теперь я, – осклабился Тирлан. – Преклонись передо мной, пока у тебя еще есть шансы выпросить милость.

– Это ты будешь просить о милости, – демоница хлестнула его по лодыжкам своим хвостом-бичом, но он отпрыгнул, и под ногами у него хрустнул чей-то расколотый панцирь.

– Лис жив.

Хантре сказал это негромко, но уверенно, обращаясь к своим спутникам. Харменгера и Тирлан на секунду застыли, а потом разом повернулись в его сторону.

– Ты уверен? – спросил Эдмар.

– Да.

– Где он?

– Где-то далеко отсюда. Но он жив. Вернее, она жива – сейчас это со всей определенностью она, Лиса.

– Он, она, не важно. Направление взял?

– Там, – помедлив мгновение, рыжий махнул рукой. – Но она сейчас точно не в Хиале. И… подожди… Она как будто находится в тесном замкнутом пространстве. То ли в мешке, из которого не может выбраться, то ли ее где-то замуровали – это определить не могу, на месте разберемся.

– Ну, ясно, опять угодил в ловушку, – с явным облегчением фыркнула Харменгера. – Если понадобится, меня призовите.

– Буду иметь в виду, моя несравненная, – проникновенно улыбнулся Эдмар.

Тирлан между тем ретировался – бочком, на ходу превращаясь в большеголовую мертвенно-бледную тварь на кривоватых когтистых лапах. Когда метаморфоза завершилась, он гигантской амфибией заскользил прочь от них и растаял в клубящейся мути.

– Сбежал, – ухмыльнулась демоница, после чего крикнула: – Эй, все слышали? Серебряный Лис жив!

– Идем, – позвал Тейзург. – Чем скорее до него доберемся, тем лучше.

Кем пристроился с другой стороны от Хантре. Маги так и не расцепили рук, и перекидываться не стали. Рыжий сказал, им обоим сейчас надо находиться в человеческом облике, чтобы не потерять Лиса.

Битва прекратилась, лишь некоторые из демонов продолжали остервенело терзать друг друга. Пострадавшие рылись в раскиданной вокруг расчлененке – видимо, в поисках своих оторванных конечностей. Им стоило поторопиться, потому что иные из их собратьев кинулись пожирать все бесхозное. Кем читал о том, что демоны Хиалы поглощают и присваивают энергию съеденных.

Шагали молча, лишь однажды Эдмар обронил:

– Направляемся на север? Если нашу Лису поймал кто-то из шаманов тундры, придется с ним договариваться. А может, и не придется… Отверзающее заклятье, давно забытое в так называемом просвещенном мире, весьма эффективно вскрывает магические ловушки.

Обстановка вокруг тасовалась, как в лихорадочном сне. Ландшафты Нижнего мира наплывали, смещались в стороны, меняли размеры, скручивались – похоже, из-за той магии, которую Тейзург применил, чтобы ускорить движение. Кем старался все это не разглядывать, но что-то в нем отзывалось на скользящие мимо картинки приступами страха, отчаяния, похоти, обреченности, безудержного голода напополам с отвращением. Словно в душе натянуты струны, и их то и дело небрежно трогают чьи-то невидимые пальцы. Он начал про себя молиться Свету, отблеск которого видел на плато Тугоррат, и тогда полегчало. Мог бы сразу додуматься.

Наконец эта прогулка дорогами бреда закончилась, и перед ними раскрылась арка, а за ней – слепящая белизна.

Вокруг было полно снега. И внизу, и на лапах больших ёлок, меж которых затесались лиственные деревья с отяжелевшими заснеженными ветками.

– Где-то рядом.

Ошалевший Кем, стоя по колено в сугробе, жадно вдыхал пахнущий хвоей холодный воздух. Даже не сразу почувствовал, что мерзнет. Голова кружилась. До чего же тут лучше, чем в Хиале! Пожалуй, на месте Серебряного Лиса он скорее выбрал бы сидеть в ловушке здесь, чем быть князем там. Хотя он ведь не демон, и ход мыслей демона для него непостижим.

– Полагаю, Овдаба или Ширра, – заметил Тейзург. – Только одеты мы неподобающе.