Текст книги "Золото Ларвезы (СИ)"

Автор книги: Антон Орлов

Соавторы: Ирина Коблова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

6. Пути разные, добрые и недобрые

Прибой Несотворенного Хаоса отступал медленно, пядь за пядью. Хотя «отступал» – не то слово: скорее, постепенно отслаивался от упорядоченной реальности, становился менее ощутимым. Пока он не исчез окончательно, лучше оставаться на безопасном островке. Под шкафом. Одна из неизменных и надежных пространственно-временных ячеек мира Сонхи – если в ней закрепиться, тебя никуда не унесет.

Его пытались выманить, поставили снаружи две миски, в которых регулярно меняли воду и молоко, да время от времени приносили чашку с кофе. Кот на эти уловки не велся: сначала он разберется с пространством-временем, а потом наступит черед молока.

Наконец он почувствовал, что хаос ушел совсем. Смутно белеет в темноте облицованный мрамором коридор, возле стенки притаился кто-то, из-под шкафа невидимый. Тишина, все спят.

Он выбрался из укрытия и первым делом уткнулся в миску с водой. Вылакал все что было – для кота за раз многовато, но если без проволочки перекинуться, ничего страшного.

– Эй, а твой кофе я выпила, все равно остыл!

Девушка сидела у стенки, подтянув колени к подбородку. С головы до пят закутана в шелка, лица не видно, вдобавок он знал, кто это – и все равно она показалась ему красивой. Недавно она словно родилась заново: раньше как будто таскала на себе шипастую клетку, одни шипы торчали внутрь, другие наружу, а теперь этой клетки больше нет.

– Господин Тейзург велел его разбудить, если ты вылезешь из-под шкафа.

– Ага, только мне бы сначала умыться.

– Ванна сейчас будет, об этом он тоже распорядился, чтобы держали наготове. Идем.

Ночь как теплое море. И это пронизанное серебристым звездным светом море, на дне которого лежит и дворец, и уснувший город, и вся великая пустыня Олосохар, целиком принадлежит миру Сонхи. Тот, кто ради драматического эффекта сравнивает ночь с хаосом, настоящего Несотворенного Хаоса, на свое счастье, никогда не видел.

Его шатало. От стенки к стенке. Из тени в сияние магического фонаря, льющееся наискось из оконной арки. Провожатая вилась вокруг, готовая подхватить, но она его не удержит, в амуши меньше веса, чем в людях.

Вдобавок плыли хороводом имена, которые были даны ему в разные времена при рождении – надо выбрать одно из них, правильное: Хантре, Кеврис, Хальнор, Поль, Хантре… Казалось, кто-то слегка подталкивает к нему имя «Хантре». Похоже, это и есть правильный выбор. После того как определился с именем, шатать перестало – словно до сих пор плитка коридора колебалась при каждом шаге, а теперь затвердела.

И все равно осталось неясное ощущение, что он снова допустил ошибку… Впрочем, это ощущение вскоре сошло на нет, а они с Веншей между тем спустились в благоуханное помещение, где стояла ванна размером с двуспальную кровать. По углам приглушенно светили волшебные лампы в виде цветочных бутонов, за столиком у стены играли в сандалу двое мужчин и две женщины. При их появлении игроки встрепенулись.

– Господин Хантре, здравия и достатка вам на долгие годы! – заговорил, отвесив поклон, невысокий пухлощекий суриец с проседью в волосах. – Вода в ванне горячая благодаря заклинанию постоянного действия, о котором позаботился его светлость. Я чрезвычайно рад, что вы очнулись в наше дежурство, это для всех нас величайшая честь! К вашим услугам, заместитель главы ляранского Городского Совета Матабил-нуба, хранитель малой запасной печати Городского Совета.

Эти бюрократические подробности добили и изгнали прочь последние зыбкие отголоски того, что осталось за Вратами: Несотворенный Хаос и малая запасная печать Городского Совета несовместимы.

Приходилось идти ночами, потому что закончилось действие зелья, защищавшего глаза Шныря от солнечного света. Вдобавок солнце на Юге жаркое, лютое, так и норовит тебя ослепить: мол, раз ты гнупи, нечего тебе тут шастать, возвращайся в свои края подобру-поздорову! А он и рад бы вернуться, да сколько же для этого придется еще прошагать…

Днем они прятались по кустам, и башковитый Кем придумал завязывать ему глаза тряпкой, а то вдруг он случайно глянет на злющее солнце. Это в городе можно схорониться в подвале или в катакомбах, а тут повсюду деревья да травяные заросли, даже скал с пещерами ни одной больше не попалось.

Шли на северо-запад. Кем благодаря своим амулетам тоже неплохо видел в потемках, а для гнупи ночь – самое разлюбезное время, хоть дома, хоть на чужбине. Амулетчик ориентировался по звездам, Шнырю подсказывало дорогу присущее его племени чутье, но все равно время от времени он просил спутника сверить направление по компасу. Уж больно ему нравился бартогский компас с гравировкой на бронзовом корпусе, искусно нарисованными значками, обозначающими стороны света, и подвижной, будто она живая, путеводной стрелкой.

Питались птичьими яйцами – гнупи до них так же охочи, как до сливок, и фруктами, которые здесь повсюду растут сами собой. Иногда удавалось поймать рыбу, амулетчик запекал ее до хруста, чтобы не подцепить паразитов. Еще в этих краях водились съедобные улитки, но Кем решил, что будет их есть, только если ничего другого не подвернется, а Шнырь попробовал – и впрямь съедобные. Хорошо путешествовать, когда вокруг еды навалом.

Удивительное дело, свежей кровушки Шнырю ну совсем не хотелось. С голодухи не отказался бы, но больше не мечталось о ней, как раньше. То ли дело сливки, уж они-то ему никогда не разонравятся!

– Доберемся до человеческого жилья, где скотину держат, куплю тебе сливок, – пообещал Кем.

Гнупи и одним яичком в день будет сыт, а человеку, чтобы шагать без устали, надобно съесть побольше, поэтому Шнырь добывал яйца главным образом для своего спутника. Однажды полез в заросли, где учуял гнездо, и нарвался на притаившихся сойгрунов. Драпануть не успел – заметили друг дружку одновременно.

Их было пятеро-шестеро. Обычная численность для стайки этих обормотов, которые всюду носятся, верещат, озоруют и запросто могут с места запрыгнуть на крышу сарая или в окно второго этажа. Ноги у них словно у кузнечиков, а на длинных руках болтаются браслеты: кожаные, бронзовые, тряпочные, бисерные, из травинок сплетенные, попадаются даже золотые и серебряные – какие угодно. Сойгруны до них падки, таскают по две-три дюжины, а если у кого-то из их братии браслетов столько, что уже и надевать некуда, устраивают тайные схроны. Нипочем не простят, если разоришь такую сокровищницу и присвоишь ихние цацки. Зато от них всегда можно откупиться браслетом. Иной раз привяжутся к людям, мельтешат вокруг, кидаются грязью – не отстанут, пока путник не швырнет заранее припасенную откупную побрякушку. Или не задаст им по первое число, если это маг, амулетчик или ведьма.

Браслета для откупа у Шныря не было. Он тут пришлый, диковинный для местного народца чужак. Он один, а их много. И Кем далеко, в поисках ужина Шнырь забрался в самую гущу кустарника, рассчитывая потом догнать спутника. Если эти прыгуны набросятся всем скопом, ему несдобровать, и амулетчик на помощь не успеет, поэтому надо пустить в ход дипломатию. Он ведь смекалистый, и от Дирвена-задирвена убежал, и от хозяина подземного озера спасся – и от сойгрунов уйдет.

В звездном свете отливали синевой белки их глаз-пуговок, таких темных, что не отличишь зрачок от радужки. Поблескивали браслеты на тонких, как ветки, руках. У Шныря душа в пятки, но он старался не подавать виду, что струхнул.

– Кто такой?.. Кто такой?.. Кто такой?.. – загалдели сойгруны.

Человек, пусть он даже маг из магов, не разберет, что они не просто так верещат, а о чем-то толкуют – для этого надо быть или кем-нибудь из народца, или вурваном, или демоном.

– Путешественник я, – Шнырь выпятил грудь. – Из северных земель, которые лежат за Олосохаром.

– Далековато тебя занесло!.. Далековато занесло, к нам занесло!.. Что у нас делаешь?..

– Держу путь домой. Попал в неволю к людям, то да се им подавай, так и угодил в ваши края.

Лишь бы не спросили, как зовут. Соврать-то он не сможет, а ежели ничего не ответишь, могут и разозлиться.

– С человеком идешь!.. С человеком идешь, мы видели, видели!.. Кто таков человек?

Гнупи не лгут – Условие не позволяет, но преподнести правду можно по-всякому. У этой прыгучей братии ума не хватит понять, что находчивый Шнырь обвел их вокруг пальца.

– Ох, ребята, это Кем-амулетчик, воин Света. Бойтесь его, коли он за вами увяжется, никакого спасу от него не будет! Уж так он лютует в своем служении Свету, уж я от него бегал-бегал, а все равно не убёг… Гляньте, в той стороне он идет. И вот что я вам скажу, уносите-ка ноги, покуда он вас не заметил, не то поздно будет!

После такого предупреждения сойгруны стреканули во всю прыть и мигом исчезли среди серебрящегося в ночи разнотравья. А Шнырь спихнул с гнезда похожую на подушку крапчатую птицу, сердито загоготавшую, набрал в котомку яиц и помчался обратно, страшно довольный собой.

– Сойгрунов встретил, – доложил он Кему. – Сбежали, как ошпаренные, я их тобой напугал. Глянь, какой знатный ужин я нам раздобыл! И ты мне еще не рассказывал про созвездия, которые в той стороне, как они называются и почему – давай, нынче расскажешь?

И бывают же такие казусы, дорогие коллеги: начинаешь изучать информацию, чтобы не оставить камня на камне от некой гипотезы или прожекта, разбить доводы оппонента в пух и прах, и внезапно обнаруживаешь, что пресловутый прожект, честно говоря, не так уж и плох. А если вдобавок оппонент – самый дорогой для тебя человек, ломаешь голову уже не над тем, как бы половчее разнести его аргументы, а над тем, как можно было бы с пользой для Ларвезы и Ложи воплотить в жизнь кое-что из этих прекраснодушных мечтаний.

Суно сам не заметил, как втянулся. Упустил тот момент, когда начал просчитывать: в каком варианте и в какой последовательности надлежит проводить реформы, как наилучшим образом подготовить для этого почву, сколько на это уйдет времени, какие будут риски и какие меры, направленные на предотвращение этих рисков, необходимо заранее спланировать… Штудировал экономические трактаты, иномирскую переводную литературу, дневники путешественников по мирам – в Аленде публичные библиотеки разорили, но в других городах, хвала богам, таких погромов не было, и многое уцелело.

– Зинта, я сейчас занимаюсь этим вопросом, – ответил он, когда та в очередной раз завела об этом речь. – Ты мне подкинула задачку не из легких, так что запасись терпением.

Та мгновение смотрела ему в глаза, потом обрадовано кивнула.

К Шеро надо идти с готовым рабочим планом, где все досконально расписано и обосновано. И заранее прикинуть, кто из коллег такой план поддержит. Марченда Фимонг – наверняка. Есть и другие, на кого можно рассчитывать. Да Шеро и сам, хоть и «душитель свободы», отнюдь не ретроград – одно его нововведение с амулетчицами на государственной службе чего стоит.

Никакой второй Молоны в Ларвезе, конечно же, не будет, но если, к примеру, узаконить обязательный минимальный размер оплаты наемного труда, в перспективе вырастут поступления в казну за счет подоходного налога. И начальные школы за казенный счет – тоже неплохая идея. Остались без капиталов Королевского банка, так наверстаем упущенное благодаря просвещению, экономическим реформам и разумному общественному устройству. Хотя Сираф, по всей вероятности, придется отдать ляранскому стервецу.

Орвехт был первым, кого тот удостоил мыслевестью после избавления из плена. Начал с выматывающей душу светской беседы о погоде, мол-де в Ляране жара, и в Аленде тоже наступило лето – а Суно как раз выкроил полчасика, чтобы пролистать переводное бингарское исследование «Из руин в поднебесье: факторы экономического роста после социальных потрясений на примере Агги, Койлуоны и Уккри-Ноэкри эпохи Цветов и Дыма». Сидел во «Вчерашнем счастье», в уголке у окна, перед ним стояла чашка крепкого сиянского чая и лежала книжка, тут-то и пришла мыслевесть от Эдмара.

«…Полагаю, вы сейчас наслаждаетесь прелестным алендийским вечером? Завидую вам, коллега Суно! Впрочем, у меня в Ляране тоже умопомрачительно дивные вечера, надеюсь, как-нибудь заглянете в гости. Вообразите, мой кот забился под шкаф и даже поесть не выходит, я уже начинаю беспокоиться – уверен, вы меня поймете, как котовладелец котовладельца. А я в последнее время увлекся международным правом, там столько удивительного и забавного… При случае кое-что процитирую, вместе посмеемся. Признаться, я безмерно рад, что мое вынужденное сожительство с вашим первым амулетчиком наконец-то закончилось! Догадываюсь, что вы собирались обсудить со мной вопрос о компенсации за моральный и физический ущерб, причиненный мне вашим амулетчиком и по совместительству экс-монархом, но не знаете, как подступиться к этой деликатной теме? Не стесняйтесь, обойдемся без экивоков, я не против рассмотреть все предложения Светлейшей Ложи. Ах, ваша столица в месяц Лодки восхитительна! Хотел бы я прогуляться по алендийским бульварам, но пока восстанавливаю подорванное здоровье, и лекарь не велит мне отлучаться. Молонский доброжитель, а ведет себя, как истинный тиран. Можно подумать, я передал ему бразды правления! Нет, серьезно, он диагностировал у меня повреждения внутренних органов, которые еще немного – и привели бы к перитониту, и он готов засвидетельствовать это в международном суде. Но мы ведь не собираемся доводить дело до суда, тем более что в этом случае еще и Овдаба с Молоной могут присоединиться и предъявить Ложе претензии за ущерб… Я все же склоняюсь к тому, чтобы уладить этот вопрос между Ляраной и Ларвезой в приватном порядке. Кстати о доброжителях, как дела у Зинты?»

Суно сдержанно ответил, что у Зинты все хорошо, хотя его так и подмывало послать любезного собеседника к демонам в Хиалу. Впрочем, толку-то посылать этого шельмеца туда, где он чувствует себя как дома?

Выразил искреннее сочувствие по поводу пресловутого ущерба – высоким протокольным штилем, как не последнее в Ларвезе лицо главе иностранного государства. И мягко ввернул, что Светлейшая Ложа не может нести ответственность за упомянутые действия своего бывшего амулетчика, поскольку оные были совершены в месяц Пчелы текущего года. То есть, уже после той даты, когда Дирвен Кориц был официально лишен всех званий и наград и объявлен в розыск, как государственный преступник.

На это коллега Эдмар с азартом игрока процитировал замшелый закон, о котором в последний раз вспоминали в те времена, когда прапрабабушка Суно по отцовской линии провалила вступительные экзамены в Магическую Академию.

Кончилось тем, что достопочтенный Орвехт многословно пожелал князю Ляраны скорейшего выздоровления и на этом исхитрился закончить разговор. Похоже, Эдмару стало скучно, когда он понял, что ничего, кроме пространных бюрократических речей, от собеседника не добьешься. А Суно допил остывший чай и с сожалением убрал в кладовку «Из руин в поднебесье»: факторы экономического роста подождут, ему пора на улицу Тряпичной Ящерицы – нечисть из общественной бани изгонять.

Мраморные плиты сияли сахарной белизной, базальтовые напоминали о бездонном пространстве, пронизанном лучами далеких светил. Те и другие обжигали босые ступни. На магическую защиту не было сил, по отношению к магии он сейчас как тот жонглер, у которого все выскальзывает из рук. Всего-то и нужно – полностью совпасть с этой реальностью, но после прогулки через Несотворенный Хаос на это требуется время.

Тейзург – практичный и при всех своих изысках способный, когда прижмет, к железной самодисциплине – целыми днями выполнял ментальные упражнения для ускорения адаптации. Ему тоже советовал. Он попробовал, и вроде бы помогало, однако временами нападало беспокойство: словно тебя подхватило ветром, и этот ветер в каждой клеточке твоего тела, и непонятно, куда и зачем тебе нужно мчаться, но куда-то нужно. В Сонхи он дома, но после возвращения из Несотворенного Хаоса не отпускало ощущение, что у него есть дом где-то еще.

Терраса занимала полкрыши, под ней находилось трехэтажное крыло княжеского дворца, а четвертый этаж другого крыла отсюда выглядел, словно перламутровый павильон под голубым небом. На венчающем башенку шпиле – черный с изумрудно-фиолетово-синим змеистым узором флаг Ляраны. Сейчас узора не рассмотреть: полуденный штиль, флаг из «штандартного» китонского шелка свисает, как плащ на гвозде.

– Догуляешься до волдырей на пятках.

Не уловил приближение Эдмара. Мир – пятнами, разноцветными, переменчивыми, они то и дело уплывают со своих постоянных мест в сонхийской мозаике. Где уж тут кого-то заметить.

Тейзург был в белой с серебристой вышивкой баэге, волосы тоже белые, успел выкрасить в перерыве между адаптационными упражнениями. Издали – благостный небожитель, от которого впору ждать поучительного примера, вблизи – ироничный прищур, обычная для него усмешка на худощавом треугольном лице прожженного актера и циника.

– Мне это помогает, – отозвался Хантре. – Ощущения в ступнях дают более-менее устойчивую привязку к здесь и сейчас. Потом залечу. Но оно все равно как будто отдельно от меня, а надо, чтобы совпало.

– Для этого есть и другие способы, кроме разгуливания босиком по крыше, на которой можно яичницу жарить. Обратился бы ко мне…

– Да иди ты.

– Вообще-то, я имел в виду целительные для рассудка ментальные практики, – с готовностью ухмыльнулся Тейзург, словно только и ждал такого ответа. – Но то, о чем ты подумал, тоже неплохой способ, я очень даже не против.

Его слова колыхались ядовитыми щупальцами, которые никак не дотянутся до добычи, однако не теряют надежды зачаровать тебя своим змеиным танцем.

– И зачем тебе это надо?

– Тебя удивляет, что я тебя хочу?

– Ты ведь хочешь не меня, а совсем другого.

– Кого же это? – изломил бровь Золотоглазый. – Я, знаешь ли, заинтригован…

– Не кого, а чего. Тебе нужен далекий свет, а ты принимаешь за него лампу в моем окне.

– Хм, крепко же тебя по головушке Хаосом приложило… Вынужден разочаровать, в данном случае – два из десяти. Пойдем-ка отсюда, а то еще немного, и запахнет паленым мясом.

Он позволил увлечь себя к арке, за которой тень и прохлада. Боль в обожженных подошвах была отдаленным сверканием: оно пульсировало в той точке реальности, где ему хорошо бы оказаться полностью.

В комнате с витражными окнами от пола до потолка баэга Тейзурга расцвела радужными переливами, на лицо и волосы легли разноцветные блики.

– Жаль, что ты не в белом, – заметил он, на шаг отступив и смерив Хантре оценивающим взглядом, словно статую или вазу.

– Ага, нам с тобой только в белом и ходить.

– Почему нет? Белый, да будет тебе известно, содержит в себе все прочие цвета и оттенки. Презренный закон физики, одинаковый для многих миров, в том числе для Сонхи. Сторонники монохромной картины мира сего обстоятельства не учитывают.

– А почему презренный?

– Ну, хорошо, внушающий почтение закон физики, – ухмыльнулся Золотоглазый, с нарочито покладистым выражением «для тебя ничего не жалко».

Новая проблема: после совместного путешествия через Несотворенный Хаос они накрепко связаны, от этого никуда не денешься. Они соединенными усилиями лепили, прокладывали, удерживали в состоянии видимого существования дорогу, по которой шли. Начал Эдмар, он присоединился чуть позже, когда совладал с паникой. Чтобы их не растащило в разные стороны, приходилось не то что держаться друг за друга – они едва ли не корни отрастили, чтобы сцепиться почти в единое целое. Иначе бы до сих пор там блуждали. Хантре видел ориентир – далекий кровавый диск, словно маяк в тумане, и знал наверняка, что эта штука находится в Сонхи: держи курс на нее, рано или поздно туда попадешь. Тейзург никаких маяков не видел, зато сохранял самообладание, язвил и нес ахинею, удерживая его от соскальзывания в бушующую Бесконечность, не позволяя забыть, кто они и почему здесь оказались. Неизвестно, куда и когда они бы добрались поодиночке, но они были вместе – и это безумное странствие закончилось во внутреннем дворике ляранского дворца, где устроили чаепитие Венша, Фарийма и мастер Бруканнер. Как выяснилось, спасительный путеводный диск висел на груди у мастера: медальон-оберег от демонов Хиалы, выкованный из заклятого сплава, в который добавили немного крови Хантре. Эта мелочь их и выручила.

Теперь все это позади, однако связь между ними просто так не разорвешь, и отделаться друг от друга на протяжении энного количества перерождений им вряд ли светит. Интересно, Тейзург об этом догадывается? Говорить ему об этом Хантре не собирался.

– Не могу найти Кема и Шныря. С утра пытаюсь, но все плывет каруселью. Никого сейчас не найду. Ты посылать-принимать мыслевести можешь?

– Уже могу. С Кемом я связался, они идут на северо-запад. Забрать их я пока не в состоянии. Открыть Врата Хиалы – пожалуйста, но пока не восстановятся силы, я туда ни ногой, слишком много там желающих сплясать на моих костях. Впрочем, как и в людском мире. Кстати, о плясках на костях, у меня состоялся презабавный диалог с коллегой Суно.

– Ложа объявила награду за наши головы?

– С какой бы стати? Увы, ты ведь у нас простой наемник, а не дипломат. Это я сплясал на костях, то есть, напомнил дражайшему коллеге Орвехту о международном законе, согласно которому государственная магическая организация несет ответственность, в том числе финансовую, за действия своих невменяемых членов. Иначе говоря, если волшебник сбрендил и представляет опасность для окружающих, организация обязана эту проблему своевременно решить, в противном случае ей придется возмещать ущерб пострадавшим. В особенности если пострадавшие – официальные лица и, тем более, главы других государств. Мило, правда? В последний раз этот закон применялся на практике лет этак триста тому назад. Маги просвещенного мира отслеживают и ликвидируют потенциальные угрозы, однако на сей раз не успели.

– Они ведь пытались. Это ты им помешал.

– А кто об этом знает, кроме тебя? И ты будешь молчать, как заинтересованное в Сирафе лицо.

– У них тоже есть видящие.

– Пусть попробуют доказать мою причастность к плачевному фиаско Боевого Круга.

Из хрустального в цветных искрах графина Эдмар налил воду в два бокала, пояснив:

– Алкоголь нам, увы, пока нельзя. Он усиливает неопределенность момента, а это нам противопоказано.

– Кажется, я знаю, что нам нужно, – сказал Хантре, отпив из бокала. – Пойдем на стройку работать! Хоть кирпичи класть, хоть мусор в тележках возить или что-нибудь в этом роде. Кирпичи класть лучше не будем, а то напортачим, и оно потом развалится – мы же неквалифицированная рабочая сила. Физический труд без магии – это нам точно поможет. И не в твоем дворце, а пойдем туда, где много народу и нас не знают.

– А как же твои обожженные пятки?

– Смажу мазью от волдырей и забинтую, не вопрос. И воспользуемся иномирским гримом, чтобы точно не узнали. Пошли!

Изящным жестом поставив бокал на ассиметричный, как лепесток цветка, мраморный столик, хозяин Ляраны поднялся с кресла и в раздумье произнес:

– В своей предыдущем воплощении я одно время был генеральным директором строительной компании, а теперь – чернорабочим на стройку?.. Что ж, будем считать, что в этом тоже есть своя прелесть.

– Какой из тебя повелитель амулетов, если ты даже курицу спереть не можешь!

– Так не на глазах же у этих придурков! – огрызнулся Дирвен.

Они сидели в засаде на окраине деревушки, в которой обитало два-три джуба, община келтари, сойгруны, еще какая-то неведомая нелюдь и с полторы дюжины людей, батрачивших на всех остальных. Раньше тут был целый городок, а сейчас большая часть обветшалых домов заросла по самые крыши – опутанные лианами постройки еле угадывались в скоплениях буйной зелени. Небось, и внутрь не пробраться, бывшие комнаты заполонили тенета корней и побегов, в таком жилище поселится разве что древон, хищное чудище, похожее на столетнее дерево с растопыренными засохшими ветками. Деревушка народца – несколько улиц, а дальше сплошные джунгли.

Свои припасы трое беглецов уже оприходовали, и теперь ее величеству Щуке захотелось куриного бульончика. Расписала, что кому делать: ты добудешь курицу, а Мейлат приготовит. Котелок есть, прихватили в той лавке, которую обчистили в Эгедре, соль и специи тоже есть, не хватает главного ингредиента.

Дирвен пытался втолковать ей, что им лучше никак себя не обнаруживать, но куда там – проще переспорить Сокровенный Круг в полном составе. Глодия выдвинула подлый ультиматум: если не получу бульона, ты от меня тоже кое-чего не получишь. Чворку ясно, деваться некуда. К Мейлат она все равно его не подпустит. Вдобавок Дирвен подозревал, что единственное достоинство Мейлат – миловидное личико, но можно побиться об заклад, она из тех никудышных девчонок, которые в постели как вареные рыбы, а с Глодией все-таки забористо. Хотя что та, что эта не сравнится с Самой Главной Сво… Тьфу, не хочет ведь он об этой мерзопакости думать, само в голову лезет!

Он уже подкатывал к бывшей жене насчет поимелова, но та всякий раз переводила разговор на то, сколько страданий она перенесла из-за Дирвена, и как он перед ней виноват. Ну да, виноват, самому тошно, но до каких пор можно это мусолить? Когда заикнулся о супружеском долге, Щука злорадно возразила, что они же в разводе, и напомнила Кадахову притчу о глупце, который выкинул золотые слитки, приняв их за дешевые болванки, а после горько сокрушался.

Зато как приспичило ей куриного бульончика, сразу пошла на попятную… Надо пользоваться, пока не раздумала.

Незаметно украсть домашнюю птицу у волшебного народца – почти дохлый номер, у них тут все куры меченые, потому что здешние сами друг у дружки вовсю воруют. Дирвен согласился на эту тупую затею не из придури, а ради поимелова. Щуку взял с собой. Во-первых, пусть сама посмотрит, какая это крухутакова задница, а во-вторых, раз он учит ее работать с амулетами, нужна полевая практика. За минувшие несколько дней Глодия окрепла, лечебные артефакты делали свое дело.

От Мейлат в таком предприятии никакого толку, оставили ее на берегу возле лодки.

Низенький курятник выглядел так, словно лезет из земли громадный диковинный гриб, но пока вылез только наполовину. Человек туда войдет, согнувшись в три погибели, а для малорослых келтари или сойгрунов в самый раз. Сооруженная рядом клеть накрывала обширный травяной участок, внутри бродили крапчатые несушки. Обитатели деревни держали их ради того, чтобы лакомиться яйцами, а добыть мяса и на стороне можно.

С жердей свисали обереги от любителей курятины: мешочки с магическими ингредиентами, закрученные в жгуты цветные лоскутья, ожерелья из заклятых зубов. Наверху торчали два соломенных пугала: одно в драной шляпе, другое в парике из спутанных человеческих волос, с бантом на макушке.

Ни ястреб, ни шакал, ни дикий кот, ни стиг, ни скумон внутрь не проберутся – загородка и чары их не пустят, но разве это остановит двуногих хищников с амулетами?

Те выглядели под стать местным батракам: Дирвен спрятал безрукавку с карманами под замызганной рубахой, Глодия была в шароварах и сурийской куфле поверх заношенной шелковой туники. Свои артефакты она рассовала по карманам куфлы. Чтоб не напекло головы, на пиратский манер повязали косынки. Встретив такую парочку в городе, благоразумный человек перейдет на другую сторону улицы – с таким видом, словно туда и направлялся. На всякий случай. И правильно сделает.

«Ланки-милостивец, подсоби мне во славу твою!» – воззвала мысленно Глодия к воровскому богу.

Хотя в чем подсобить, и сама толком не решила. Чай, не дура, знала она о том, что украсть у волшебного народца не проще, чем сплясать на поверхности озера или укусить себя за локоть. Но уж больно хотелось увидеть, как угробище облажается, вот и посулила ему награду, на которую он кинулся, точно оголодавшая собака на кость. Если он все-таки решит эту задачу, она внакладе не останется: будет ей утешительный куриный бульончик. Вдобавок она посмотрит да запомнит, что и как Дирвен станет делать с амулетами. И еще ей позарез надо хотя бы разок убить амуши – после этого наверняка полегчает, и тогда ее мучительный страх перед этими тварями наконец-то пойдет на убыль.

Похоже, в деревушке не было ни одного амуши, третий пункт придется отложить на потом. А насчет первого она и сама не знала, чего ей хочется больше – чтобы «повелитель амулетов» осрамился или вкусного бульона и любовных утех на привале. Попросить помощи у Хитроумного всяко не помешает: чтобы им тут не задали взбучку, и чтобы она при любом раскладе осталась в выигрыше.

Из кособокой халупы вышла женщина в залатанной юбке и тунике с цветастым обережным шитьем. Знатная работа: прихотливые узоры сплетаются-расплетаются, аж в глазах рябит, наверняка вышивали келтари – хозяева деревушки постарались защитить свою прислугу от опасных соседей. Лицо морщинистое, темные с проседью волосы скручены в небрежный узел. Бабец далеко за сороковник, на глазок определила Глодия. Видать, тут не самое распаршивое для людей местечко, если те до таких лет доживают. Хотя, возможно, ее украли недавно.

Женщина принялась собирать развешанное на веревках белье. Ее передразнивало трое сойгрунов – скакали вокруг, потешно копировали движения, что-то лопотали, но держались на расстоянии и ничем не кидались. Она не обращала на них внимания. Закончив, направилась с корзиной по цветущей, как аллея в парке, улице и на крыльце каждого домишки что-нибудь оставляла. Небось всю деревню обстирывает. Сойгруны ускакали в противоположную сторону.

– Щас, – шепнул подельнице Дирвен.

Но никакого «щас» не получилось, потому что из халупы с розовым кустом на крыше вышла на променад другая тетка. Тоже смуглая и в длинной юбке с заплатами, но по пояс голая, вислые треугольные груди бесстыдно выставлены напоказ, а волосы бурые с рыжиной, на голове лохматятся гривой, да в придачу убегают по хребту меж лопаток сужающейся дорожкой. То ли оборотень, то ли непонятно кто.

Оборотни, в отличие от магов-перевертышей вроде Хантре Кайдо, в зверином облике себя не контролируют и перекидываются туда-сюда не «со всем, что на мне есть», а нагишом. Потому-то и водятся они главным образом в теплых краях. В зимнюю пору, если в недобрый час перекинешься, а потом очнешься под открытым небом без одежки – ты не жилец, и никаких заклятий не понадобится, чтобы спровадить тебя в серые пределы.

Гиена или еще какая-нибудь сука, с отвращением подумал Дирвен, раздраженный новой помехой. Ну, чего ей дома не сиделось… Тут из-за угла появился джуб в долгополом балахоне с оборками. Увидев соседку, приветственно пошевелил баклажанно-фиолетовым хоботком, а потом эти двое остановились возле загородки птичника и давай точить лясы на незнакомом Дирвену языке.