Текст книги "Золото Ларвезы (СИ)"

Автор книги: Антон Орлов

Соавторы: Ирина Коблова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

– Посылку с севера привезли, – маг поставил на стол деревянный ящичек. – Здесь и для тебя кое-что есть.

Внутри два отделения. В том, что побольше, лежал листок дорогой желтоватой бумаги: «Возвращаю Вам долг», а мешочек с монетами уже перекочевал в другое место. В меньшем отделении бархатная коробочка и еще одна записка: «Прошу передать Хеледике».

– Я проверил, все чисто.

– Я и не сомневалась.

– А вот это напрасно, – хмыкнул Орвехт. – Сомневаться и проверять – не лишнее, в особенности если речь идет о наших овдейских друзьях. Я правильно понимаю, что ты узнаешь ее под любой личиной и всегда сможешь определить ее местонахождение?

Хеледика кивнула, скромно опустив ресницы.

– Значит, этой барышне есть резон от тебя избавиться. Уж такая наша работа, ничего не попишешь.

В коробочке была брошь из северного янтаря: словно капля загустевшего солнечного света, и внутри что-то темнеет… Миниатюрная веточка с обломанными хвоинками.

Хеледика взяла ее на ладонь и как наяву услышала шум ветра в овдейских соснах.

В полутемной комнате царил кавардак, словно в гримерке примадонны накануне премьеры. Пахло лекарствами, пудрой, ликером, нездоровым потом, духами, конфетами и перегаром. В кресле развалилась Нинодия Булонг в заношенном кружевном капоте: огромный живот вздымается холмом, кокетливая россыпь завитых локонов, набеленное лицо как размякшая восковая маска.

– Опять пила?! – спросила Зинта с порога.

Да простит ее Милосердная за то, что поддалась гневу, лекаря под дланью Тавше это не красит и в работе не помогает, но терпение у нее иссякло еще на прошлой восьмице.

shy;– Да я вот столечко, с полстакашечки! – пациентка ухмыльнулась с пьяной хитрецой. – За здоровьишко дочурки моей ненаглядной, мы с ней напополам – капелька мне, капелька ей, моей кровиночке… Ха-ха, шучу! Ты же сделаешь так, чтоб ей не навредило? Не удержалась, с кем не бывает? – она сменила развязный тон на заискивающий. – Разве что со святыми не бывает, но я-то не святая вроде тебя, и на такое во время смуты насмотрелась, чего никак забыть не могу, только винишком и спасаюсь, ты пойми…

Зинте хотелось ее стукнуть. Может, и впала бы в грех – порой она делала то, чего сама от себя не ожидала. Но это чревато осложнениями и для Нинодии, и для ее еще не рожденного ребенка.

– Я тоже на многое насмотрелась. Вспомни о том, что ты уже должна была родить, но если будешь в таком состоянии, как сейчас, это почти наверняка закончится плохо. Я замедлила процессы у тебя в утробе, но это не может тянуться до бесконечности, крайний срок – еще полтора месяца. За это время тебе надо подлечиться, поэтому хватит пить и выполняй мои рекомендации. Если хочешь жить.

– Да я уж и сама не знаю, хочу ли я жить…

– Вызвать роды сейчас? Тогда вели прислуге кипятить воду.

– Нет-нет! – сразу пошла на попятную Нинодия. – Я бы еще пожила, дочурку свою Талинсу понянчила…. Не буду больше пить, ни капелюшечки, вот честное слово тебе в том даю!

– У меня твоих честных слов уже столько накопилось, что если продавать их за грош по штуке, на новые туфли хватит.

– Право же, в этот раз удержусь! Давай, лечи меня, буду выздоравливать, чтобы родить да в ясные глазки моей Талинсы посмотреть! Непутевая мамашка у моей кровиночки, куда денешься…

Хуже всего то, что Зинта сама не знала, есть в этом смысл или нет. Хантре привиделось, что Нинодия вместо ребенка будет нянчить остромордого серого щенка. Видящие восемь из десяти ошибаются редко – и все-таки есть шанс, что ребенок выживет, поэтому нельзя опускать руки, но если б еще Нинодия бросила пить и была заодно с лекаркой…

После того как она, призвав силу Тавше, вновь залатала то, что латала уже не раз, пациентка тяжко вздохнула и промолвила:

– Ты, Зинта, сама рассуди, что мне делать? Ноги покалечены, красоты былой не осталось, прежние кавалеры в мою сторону даже не глянут, разве что деньжат выпросить… Какая у меня теперь житуха? Вот и тянется рука за рюмашечкой-подруженькой…

– Ты могла бы открыть школу танцев. Или писать мемуары – у тебя было столько разных приключений, интересно бы получилось. Или можешь научиться какому-нибудь новому делу, которым когда-то раньше хотела заняться, но так и не попробовала.

– Легко тебе говорить, не поймешь ты меня, ох, не поймешь…

– Ладно, дай чего-нибудь из еды, да я пойду, – сердито буркнула Зинта.

Вышла на улицу с куском яблочного пирога – лекарю, призывавшему силу Тавше, после этого надо поесть, чтобы не довести себя до истощения. Не хотелось ей задерживаться в этом доме, похожем на старую шкатулку, набитую сломанными украшениями, ветхими любовными записками да заботливо сохраненными ярлыками с винных бутылок.

Последние кофейные тучи уплыли: на сегодня работа закончена. Аленду окутали нежные с прозеленью сумерки, такие же, как в прошлом и позапрошлом году в начале месяца Пчелы. Зинта петляла по закоулкам при свете волшебного фонарика – подарка Суно. У нее подойдет срок в конце лета, она носила изрядно надоевший шнурованный бандаж, но продолжала лечить больных. Милость Тавше хранила ее от осложнений, да и не бывало такого, чтобы лекарку под дланью постигла какая-нибудь неприятность с родами. Хотя это не отменяло необходимости побольше есть, надо было взять на кухне у Нинодии два куска пирога… Но скоро она вернется домой и поужинает.

Вот и набережная Сойны, впереди мост, по которому они с Хенгедой сбежали от амуши.

– Не трогайте нас, пожалуйста, ничего у нас нет!

– Деньги давай!

Зинта остановилась, а потом решительно повернула в темный закоулок, из которого доносились возгласы. Двое небогато одетых стариков пятились от заступившего им дорогу парня.

– А ну, отвяжись от них! Я служительница Милосердной, во имя Тавше убирайся отсюда, не то навлечешь на себя ее гнев, сляжешь от болячек, и никто тебя не вылечит!

В подкрепление своих слов Зинта вынула из ножен ритуальный кинжал Тавше – пусть убедится, что она именно та, кем назвалась. Обычно это действовало.

Парень обернулся: помятое лицо со следами порезов от бритвы, мутные алчущие глаза. И слабый, на пределе восприятия, запах китонских грибочков, кто другой не учуял бы.

– Уходите поскорее! – бросила она пожилой паре.

Те торопливо заковыляли прочь, старушка поддерживала под руку своего спутника, опиравшегося на трость.

Грабитель чуть было не кинулся за ними, но заметил, что лекарка одета получше, и сделал выводы.

– Деньги давай! Убью!

– Я могу тебе помочь, выведу отраву, и ты перестанешь мучиться.

Он ее словно не услышал:

– Деньги давай, коза порченая! Убью, сука, убью!..

Денег у нее с собой не было: утром взяла на карманные расходы, да все раздала пациентам в бедняцких кварталах, а то какой толк лечить тех, кому еды купить не на что?

Она выставила между собой и грабителем кинжал Тавше, прикрывая живот. Это не то оружие, которое можно использовать против человека, разве что напугать… Он тоже выхватил из-за пазухи нож – движения расхлябанные, но привычно-ловкие.

– Убирайся, именем Тавше!

Вделанный в рукоять кинжала кабошон налился голубоватым мерцанием. Значит, перед ней не человек?.. Кто он – вурван, демон? И почему тогда камень начал светиться не сразу?..

Сбоку скользнула тень. Звук удара, влажный хруст – и из грудной клетки бандита высунулся окровавленный кулак. Парень захрипел, изо рта вытекла темная струйка, лекарка увидела белки его закатившихся глаз – а потом над запрокинутой в конвульсиях головой вспыхнула другая пара глаз, лунно-серебряных с вертикальными зрачками.

– Убрала бы ты эту свою штуку? – примирительно произнес вкрадчивый мужской голос. – Все-таки я спас тебе жизнь и могу рассчитывать на скромную благодарность.

– Ага, вот прямо сейчас уберу! Изыди!

Стряхнув нанизанного на предплечье агонизирующего бандита, демон тут же перехватил обмякшее тело, впился клыками в шею. Капюшон откинулся, Зинта увидела белое лицо и гриву серебристых волос. Это Серебряный Лис, один из князей Хиалы, приятель Эдмара и Нинодии. Лекарка рванулась было уйти, но передумала. Стояла и угрюмо смотрела, как он насыщается, а демон косил на нее мерцающим глазом. Наконец отшвырнул затихшую жертву, утер окровавленный рот и осклабился:

– Неужто хочешь поблагодарить? Приятная неожиданность… Один мой нежно любимый знакомый однажды сказал, когда плакался мне в жилетку: «Такие, как он, никогда не говорят спасибо таким, как я», – а я ему на это: «Да брось ты этого мерзавца, ты от него не только спасибо не дождешься, он тебе и еще кое в чем отказывает…»

– Благодарю тебя за то, что выручил, – перебила Зинта, не дожидаясь, когда собеседник умолкнет – слыхала она о том, что Серебряный Лис известный болтун. – У меня к тебе разговор, только давай куда-нибудь отойдем, чтоб не около покойного, добрых ему посмертных путей.

– Добрых?.. – он насмешливо заломил серебристую бровь. – Если бы я не подоспел, это бы ты здесь валялась, порезанная.

– Все равно стоит пожелать добрых путей, чтобы в следующем рождении человек не повернул опять на кривую дорожку.

– Готов побиться об заклад, этот снова повернет, несмотря на твои благие пожелания. У меня к тебе тоже разговор, идем.

Они вышли на пустынную в поздний час набережную, спустились на каменную площадку возле воды и устроились на скрипучей деревянной скамейке, сплошь покрытой выцарапанными инициалами влюбленных. Демон надвинул капюшон и запахнул плащ. На той стороне уютно желтели окошки кирпичных домов с островерхими крышами, на мостике возился фонарщик, и свет первого из четырех фонарей уже отразился в Сойне зыбким росчерком.

– Говори, чего хотел? – потребовала Зинта внезапно охрипшим голосом.

Испугалась она с некоторым запозданием: уселась на лавочку с демоном Хиалы, который только что человека сожрал… Пусть над ней длань Тавше, а ее Суно – один из сильнейших в Ларвезе экзорцистов, демон-то рядом, свернет ей шею, и она даже пикнуть не успеет. Другое дело, что сбежать от него вряд ли удалось бы.

– А может, ты первая? – лукаво предложил Лис.

– Нет уж, вначале ты, – она перешла на молонский: стыдно же будет, если кто-нибудь подслушает и догадается, кто ее собеседник, а исчадию Нижнего мира без разницы, на каком языке разговаривать.

– Если я сделаю то, чего хочешь ты – взамен сделаешь то, о чем попрошу я?

– Посмотрим. Вначале давай обсудим, чего хочет каждый из нас.

– О, я вижу, тебя не переупрямишь… – так вкрадчиво смеяться умеют только демоны, да еще Эдмар. – Ты ведь лекарка, вот и вылечи меня от той дряни, которую я подцепил.

В первый момент Зинта растерялась: значит, вот о чем речь, ничего дурного… Но потом вспомнила, что лекари-люди не умеют лечить демонов, это для них ёлки темные, как говорят в Молоне, и какую бы хворь ни подцепил Лис, вряд ли она может ему помочь.

– Я бы вылечила, но мы в ваших заболеваниях не разбираемся.

– Оно как раз по твоей части. Меня угораздило вляпаться в свет – в тот самый свет, которому ты служишь. Это не самое желанное из того, что может случиться с демоном Хиалы.

– Каким образом? – обескуражено спросила Зинта.

– Один из ваших в Хиале отметился. Мы приводили в порядок то место, где остался след. Ну, мне и не повезло – я эту дрянь задел, на руке появилось светящееся пятно. Мне сразу оказали первую помощь, но я опасаюсь, что частицы света успели проникнуть под кожу, и теперь я ношу это в себе. Сделай что-нибудь.

– Погоди, один из наших – то есть, лекарь?

– Нет, рангом повыше. Вроде твоей покровительницы, только мозги набекрень. Один из тех, которые считают себя людьми и живут как люди. Кое-кто из наших от них без ума, но я этих восторгов не разделяю. Сможешь забрать просочившиеся в меня частицы света? Подобное тянется к подобному, и ты, наверное, слыхала о том, что высший демон может излечить человека, зараженного тьмой? Между нами говоря, используемый для этого способ у людей считается непристойным, зато он весьма эффективен.

– Знаю, – невозмутимо отозвалась лекарка. – Это помогает, если процесс не стал необратимым. И если демон не обманет.

– Я бы сказал, люди обманывают чаще. Вызовут демона, сторгуются, а в соседней комнате прячется экзорцист, и потом семь потов сойдет, пока выбьешь у заказчика свой гонорар. Мы умеем высасывать и втягивать ту тьму, которая пришла из Нижнего мира. Можешь избавить меня от этого окаянного света? Заметь, я не настаиваю на нашем способе. Вполне допускаю, что для извлечения света необходимо что-то другое, без орального контакта. Главное, избавь меня от этой заразы.

– Даже не представляю, возможно ли это. Раньше такие пациенты ко мне не обращались. А почему ты решил, что свет у тебя внутри?

– Бывает, что я совершаю странные поступки, – ответил Лис после длинной паузы.

Сумерки стали гуще. Возле каменных ступенек плескала вода.

– Странные – это какие?

– Как сегодня вечером. У меня был выбор – меню из трех пунктов: девчонка с корзиной, которая незадолго до этого попалась мне навстречу, или те, за кого ты заступилась, или одинокий прохожий в соседнем переулке, но я предпочел забрать жизнь грабителя. Свет меня к этому ненавязчиво подтолкнул или я сам сделал выбор? Не знаю ответа на этот вопрос…

– Ты убил его так, как убивают демоны, да еще пил его кровь – где же тут свет?

– Меня беспокоят нюансы. Бывает, что ты подозреваешь у пациента заболевание, обращая внимание на незначительные симптомы? Вот и здесь то же самое.

– А еще бывают мнительные пациенты, – фыркнула Зинта. – По тебе не похоже, что ты заразился светом. Я не могу что-то сделать по этому поводу, но, по-моему, ты как был, так и есть отъявленный демон Хиалы.

– Утешает… – задумчиво протянул Лис. – Ладно, твоя очередь.

– Кто для тебя Нинодия Булонг?

– Хм… Она из тех, кого раз, два и обчелся – ей без разницы, демон я или кто. Мы с ней как будто выходим за пределы своих ролей в затасканной пьесе и начинаем играть другие роли в другой пьесе, которую по ходу сочиняем мы сами – это дорогого стоит. А тебе какое дело до наших отношений?

– Я ее лекарь и хочу привести ее в чувство. Можно ли сказать, что ты к ней привязан?

– Если привязанность – это когда тебе кто-то нужен, и ты не можешь, да и не хочешь отвязаться от этой потребности, то, пожалуй, да. Мы, демоны, не лишены привязанностей.

– Обратил внимание, что после смуты она уже не такая, как раньше? Сильно опустилась и больше пьет, хотя ей сейчас вообще нельзя пить.

– Раньше с ней было веселее, это верно.

– Попробуй на нее повлиять, чтоб она взялась за ум. Если она тебе нужна, как приятельница, это в твоих интересах.

– Уже пробовал. Увы…

– Тогда хотя бы, когда вы пьете вместе, старайся выпить побольше, чтобы ей меньше досталось.

– Она потом без меня наверстает упущенное.

– Я не могу помочь тебе, а ты не можешь помочь мне. Жаль.

– Кое в чем я тебе все-таки помог, – ухмыльнулся Лис. – Если ты еще не успела об этом забыть.

На мостике Зинта оглянулась: демон так и сидел на скамейке – темная глыба, едва различимая в сумраке возле воды.

Роф, который Лорма отжала у царька местных амуши, даже по меркам Исшоды был распоследней дырой. Он напоминал старую заброшенную клумбу, местами вытоптанную, местами заросшую бурьяном вперемежку с одичалыми цветами, вдобавок с поналепленными из чего попало домишками под сенью буйных сорняков. В прошлом это были обыкновенные постройки в сурийском или колониальном стиле, но когда в Исшоде начал хозяйничать народец и люди сбежали, их дома превратились в нечто странное, под стать новым обитателям.

Оплетенные вьюном хибары с порослью на дырявых крышах, за оконными проемами видна диковинная обстановка – на первый взгляд похоже на людское жилье, а на второй сомнения берут. Обосновались там джубы, амуши, вурваны, сойгруны.

Облезлые столбы с мертвыми головами на верхушках: те, что вконец ссохлись – враги прежнего царя Млюарри, которые посвежее – враги царицы Лормы и Дирвена. Кое-где до сих пор сохранились ржавые клетушки фонарей. У здешней нечисти свои суеверия, и некоторые из фонарных столбов считаются «несчастливыми»: если приладишь туда голову своего ненавистника, его дух спрячется в столбе, наберется сил и начнет тебе всячески вредить.

От водопровода одно воспоминание осталось. В канализации завелись таинственные создания, мелкие, верткие, неуловимые: для них эти дырявые трубы и закисшие колодцы – дом родной.

Двухэтажная трущоба, которую местные уважительно называют дворцом, до сих пор не развалилась только благодаря скрепляющим чарам. А сортир на ее задворках – омерзительная халупа с дырой в дощатом настиле, очередная издевка Госпожи Вероятностей. Порой Дирвена так и подмывало разнести этот вонючий рассадник навозных мух одним ударом «Каменного молота», и удерживало его только соображение, что тогда он останется вообще без сортира. Волшебным тварям такие удобства не нужны.

Когда он велел построить новую уборную, хихикающие сойгруны соорудили узкую, как пенал, будку со ступеньками на потолке и стульчаком в стене вместо окна. Головы четверых строителей украсили окрестные столбы, остальные разбежались, дурашливо вереща. После этого Дирвен зарекся поручать такие дела пакостливым подданным Лормы.

Люди в Рофе тоже были. Ходячие полутрупы. Дирвен нанял их для постройки нужного домика с удобствами, по-честному нанял, хоть они и рабы, за ежедневную кормежку досыта. Но те еле волочили ноги, да еще сойгруны им мешали, поэтому работа продвигалась кое-как. Рогатая Госпожа изощренно мстила Дирвену за то, что он ее не почитает.

А самая большая засада – в Рофе ни одной годной девки. Все заморенные, грязные, с потухшими глазами. Оставалось довольствоваться Лормой: та сожрет кого-нибудь и станет ненадолго молодой и красивой – успевай, пока не приняла свой истинный облик. Дирвена от нее натурально воротило, но больше здесь поиметь некого. Или забитая рабыня-замарашка, или напившаяся крови вурвана – Рогатая не оставила ему выбора.

Порой в голову лезли всякие мерзопакостные мысли о Наипервейшей Сволочи, и тогда Дирвен уединялся в своих покоях, приняв меры, чтобы никто не мог за ним подглядеть. А то будут потом за спиной хихикать, и фонарных столбов на всех не напасешься.

Надо было Главную Сволочь прикончить сразу, но если прикончишь – никогда уже не поимеешь. Вдобавок Эдмар свой среди демонов, он и в Хиале неплохо устроится. Дирвен знал, что в Аленде он сейчас живет припеваючи, Дирвен все-все про него знал: там застряли Куду и Монфу, с которыми он поддерживал связь через мыслевести.

Лорма отдала ему несколько шкатулок с артефактами, и среди прочего он обнаружил «Крик альбатроса». Мощнейшая штука. Таких амулетов, позволяющих установить связь с кем угодно, на любом расстоянии, невзирая ни на какие преграды, в Сонхи по пальцам пересчитать.

Шпионы ежедневно перед ним отчитывались и каждый раз просили забрать их из Аленды. Приходилось объяснять, что пока они должны продолжать наблюдение. Эта тягомотина его бесила, и очень не хватало Чавдо, который кого хочешь уболтает. Но Мулмонга убил Суно Орвехт, об этом Дирвен тоже узнал от своих соглядатаев.

Чавдо был пройдоха из пройдох: то, что он присвоил капиталы Королевского банка, для Дирвена стало неожиданностью. Магам Ложи так и надо, но он же, получается, спер казну еще до того, как маги вылезли из катакомб и захватили Аленду! Спер не у них, а у своего короля, который назначил его первым советником, управляющим банком и министром финансов. Доверие предал, как последний гад.

В Исшоде были места получше Рофа, но Лорму там не жаловали. Она рассказала ему про Эгедру – вурванский город, людей там много, вурваны пьют их кровь, но не убивают и другим не позволяют. Порой Лорма заводила речь о том, что вместе они могли бы Эгедру захватить.

В один прекрасный день Дирвена осенило: там же наверняка полно девок – будет, кого поиметь. Воодушевившись, он с утра до вечера изучал артефакты из подаренных шкатулок, а эта мумифицированная дохлятина и не догадывалась, о чем он на самом деле думает.

– Слыханное ли дело – страховка от государственного переворота! Вот, Суно, полюбуйся, какие условия этот поганец нам выкатил! Последнюю совесть потерял, ежели она у него когда-то была…

Орвехт взял стопку листов, сколотых золотой скрепкой с гербом князя Ляраны на миниатюрной печати. Договор о предоставлении государственного займа. Сравнив предлагаемые условия и просчитав возможные последствия, они пришли к выводу, что это будет наименьшее из зол. Заем у Сияна – кабальные торговые контракты на два-три века вперед, у Овдабы – потеря прежнего влияния и уступки по важнейшим пунктам в вековых спорах касательно южных колоний, у Бартоги – беспошлинный допуск на внутренние рынки иностранных товаров и продажа сырья по заниженным ценам, этак недолго и самим в колонию превратиться. Остается достопочтенный коллега Тейзург. Беспошлинный ввоз в Ларвезу кофе с его плантаций – это можно пережить, в отличие от бартогской товарной интервенции, чреватой разорением ларвезийских фабрикантов и ремесленников.

– Он что же, думает, если подпункты в кредитном договоре написать буковками с просяное зернышко, мы внимательно читать не станем? Недооцениваешь нас, коллега Эдмар, мы вот так сделаем…

Сделать «вот так» не получилось – нужное заклинание не сработало.

– Заклял свою писанину, стервец, – проворчал Крелдон. – Только через лупу.

Взяв бартогскую лупу в гравированной бронзовой оправе, Суно обратил внимание на книжку, прикрытую на три четверти папкой с бумагами на подпись. Судя по краешку заголовка – «Непристойные похождения трех нескромных сестричек». Вот уж не замечал раньше за старым приятелем Шеро склонности к такому чтиву!

Приступил к изучению состряпанного Эдмаром договора. Верховный Маг тем временем просматривал корреспонденцию.

– Стоимость страховки, которую мы у него же якобы добровольно приобретаем, он включил в общую стоимость займа?

– Одно слово, стервец, чтоб его…

«Три нескромных сестрички» теперь уже наполовину высунулись из-под тисненой кожаной папки, и Суно не удержался:

– Не сказал бы, что это достойный образец сочинений такого сорта. Есть на эту тему книжки, поизящней написанные.

– Не надо мне поизящней, – буркнул Шеро. – Я диету соблюдаю. Ты заметил, что я уже малость похудел?

– Заметил и всячески одобряю. Не пойму только, причем здесь эта низкопробная писанина.

– А притом, что она мне держаться помогает. Как захочется невтерпеж сдобной булки, или пирожного, или шоколада, так я эту похабщину открою, прочту несколько страниц – и тошно становится, не до жратвы. Я отнюдь не противник постельных дел, но надо же было на любовную тему этаких гадостей наворотить!

– Что ж, если оно тебе помогает блюсти диету, хоть какая-то с этой книжонки польза.

– А тортиком я себя на день рождения порадую – шоколадным, с карамельным кремом и взбитыми сливками, по моему любимому рецепту, и съем его без помех… – на мгновение взор Верховного Мага Ларвезы мечтательно затуманился, но тут же снова стал озабоченным. – У тебя что-нибудь прояснилось?

Суно отрицательно качнул головой. В поисках капиталов Королевского банка он до сих пор не преуспел. Ни одной рабочей зацепки. Ниточки обрывались, поисковые заклинания не помогали. В его практике было несколько загадок, которые он так и не разгадал, и будет крайне досадно, если текущее дело пополнит этот список.

Найдутся припрятанные Мулмонгом деньги и золотые слитки – отпадет необходимость в займе. Время поджимает: подошли сроки выплачивать жалование, пенсии и субсидии, выдавать денежное довольствие, платить по счетам, а в казне шаром покати. Что один человек спрятал, то другой может найти, и думать о том, что Чавдо напоследок всех переиграл, было хуже, чем глотать ложками горчицу.

Князь Ляраны явился на встречу с пятиминутным опозданием. Сине-фиолетовая баэга с вышитыми золотой нитью грибами – китонский орнамент, указывающий на высокое общественное положение обладателя наряда, в перстнях искрятся опалы, на губах фиолетовая помада и обаятельная улыбка. Словно коллега Эдмар задался целью разрушить традиционный образ кредитора, какими их изображают в романах и на театральных подмостках: неброско одетый деловитый субъект, схожий с чиновником средней руки.

– Да полноте, дорогой коллега Шеро, это была шутка, – произнес он самым невинным тоном, выслушав мнение Крелдона по поводу «страховки от государственного переворота». – Я и подумать не мог, что вы примете это всерьез. Неужели не обратили внимания, что бумага заклятая? По ларвезийским законам документы на такой бумаге юридической силы не имеют, и я намерен у себя в Ляране издать аналогичный закон, так о чем разговор? Вот что я намерен вам предложить, – он извлек из своей магической кладовки еще один договор – с виду точную копию первого. – Как только подпишем, и вы подготовите хранилище, я вам тотчас передам золото и серебро в слитках в оговоренном количестве.

– Не будете возражать, если я ваш шуточный договор испепелю?

– Да ради всех богов и демонов! – Эдмар развел руками, с его лица не сходило выражение «вы мне не доверяете, а я – сама добродетель».

В этот раз заклинание увеличения возымело действие, да и текст был не настолько мелкий. Каллиграфический почерк, изящные виньетки в начале каждого раздела. Маги Ложи внимательнейшим образом изучили и сверили оба экземпляра. Ни слова о страховке, и компенсация за упущенную выгоду при досрочном возврате займа вполне приемлемая. Разумеется, пункт о беспошлинном ввозе на территорию Ларвезы и всех ее колоний обжаренных кофейных зерен, а также молотого кофе в неограниченных количествах никуда не делся – данное соглашение действует в течение ста лет и не теряет силы, если Ларвеза вернет заем досрочно. Необременительная уступка, все равно у Ложи нет своих кофейных плантаций.

– Что еще за залог?.. Сираф? Не припомню, чтобы мы это обсуждали…

– Всего лишь формальность, – кредитор снова развел руками и подкупающе улыбнулся. – Посудите сами, если у вас заведется новый Дирвен и опять произойдет что-нибудь в худшем смысле слова непотребное, я рискую остаться с корзиной битых яиц, как выражаются ваши крестьяне. Тогда в виде компенсации хотя бы права на территорию получу… И в перспективе – весьма занятный конфликт с Овдабой. Посему я настаиваю на этом пункте, хотя почти не сомневаюсь, что до передачи залога дело не дойдет. Мой главный интерес – наше торговое соглашение. Полагаю, еще до середины лета коллега Суно найдет то, что ищет, и тогда вы незамедлительно вернете мне львиную долю займа, растянув остаток максимум до Солнцеворота. Но мне все же будет спокойнее, если с залогом, иначе с моей стороны финансовые риски непомерно велики…

Сираф – одна из южных колоний Ларвезы, маленькая нищая страна, ее царька Ложа в свое время споила и купила, вместе с потрохами и со всей территорией. Плантации сахарного тростника, лакомый кусок для Овдабы.

– Договорились, коллега Тейзург, пусть будет с залогом.

«Демоны с тобой, стервец», – наверняка подумал Крелдон, хотя вслух ничего такого не сказал.

И после этого главы двух государств подписали договор.

День с самого начала не заладился. Когда он возвращался домой, за ним погналась сорвавшаяся с поводка собака.

– Абра!.. Абра, бай!.. Абра, ко мне!.. Кому сказал, бай!.. Бай, Абра!.. – надрывался слуга в зеленой ливрее.

Крупная породистая псина не обращала внимания на команду «бай». Он вмиг очутился на дереве. Абра скакала вокруг, захлебываясь лаем.

– Простите великодушно, милостивый сударь, ее только восьмицу назад из деревни привезли! Воронам да кошкам проходу не дает, на почтальона кидается… Абра, бай, сидеть, кому сказано!.. На кого лаешь?!.. Не гневайтесь, сударь!..

Слуга знал, кто он такой, и тем более знал, кто такой господин Тейзург. Ухватив Абру за ошейник, поволок ее к особняку в конце улицы Черных Вишен, не переставая ругать. Когда они удалились, Хантре перебрался на нижнюю ветку, спрыгнул на вымощенный брусчаткой тротуар и потрусил своей дорогой.

Калитка была закрыта, он пролез сквозь просвет в чугунном кружеве. Срезал путь через парк, запрыгнул в распахнутое окно.

В зале первого этажа попался навстречу Кемурт. При виде вернувшегося после четырехдневной отлучки кота амулетчик замер на месте, потом расплылся в растерянной и восторженной улыбке, молитвенно сложил ладони и низко поклонился.

– Здравствуй… Я понял… Мне ответили, и я понял, зачем я живу, хотя не смогу пересказать это словами, ни по-ларвезийски, ни по-овдейски. Хотя я многого еще не понимаю, но я решил, что буду служить Свету… Принести тебе подушку помягче? Или сливок с кухни?

– Кем, ты не заболел? – спросил Хантре, приняв человеческий облик.

Амулетчик опять согнулся в поклоне, точно послушник перед настоятелем.

– Ты, часом, не спятил?! Чего ты мне кланяешься?

Кем смотрел на него сияющими глазами, словно впервые увидел, и как будто хотел что-то сказать, но не мог решиться.

– Вот что любовь с людьми делает… – ухмыляющийся Тейзург наблюдал эту сцену с галереи. – Забавно… Да вы продолжайте, я не хотел мешать.

Вконец смутившись, Кемурт что-то пробормотал и выскочил вон.

– И что все это значит?

– Это значит, что он тоже по уши влюблен, – Эдмар неторопливо спускался по мраморной лестнице с балясинами в виде вставших на хвосты змей, продолжая улыбаться. – Наверное, хотел признаться, да я его спугнул. Ты недооцениваешь свою привлекательность.

– Если бы это было так, я бы сегодня же отсюда свалил, но это не так.

В смятенных чувствах Кемурта не было ничего общего с тем, о чем говорил Эдмар – это он знал наверняка, пусть и не мог уловить, что это за чувства.

– Давай ты позавтракаешь, потом я сварю нам кофе, и побеседуем о делах. Тебя как обычно где-то носит, а между тем для тебя есть работа.

Пить кофе устроились в комнате, которую Тейзург уже успел переделать на свой вкус.

Вместо прежних обоев с геральдическим орнаментом и позолотой – белые стены, местами оживленные цветной росписью, и каждый такой островок выглядит, словно часть чего-то большего, скрытого в тумане. Окутанные зелеными сумерками диковинные цветы и притаившаяся среди них ящерица с пучками нежных стебельков по обе стороны миниатюрной головки. Фрагмент многоэтажного здания и расцвеченной вечерними огнями улицы внизу – Хантре нигде в Сонхи ничего похожего не видел, но вроде бы видел где-то в другом месте. Спиральная раковина, из которой опасливо выглядывает кто-то членистоногий, и со всех сторон его поджидают хищники, но они прорисованы не до конца, то ли есть, то ли нет – может, это всего лишь спутанные водоросли. Абстрактный узор, извилистый, прихотливый, чуждый симметрии, наводящий на мысль о ловушке.

Украшенный графскими гербами помпезный кабинетный шкаф, оставшийся от бывших владельцев, уступил место шкафу белого дерева по эскизам Эдмара: он походил на громадный цветок или, скорее, на обитателя морского дна – ни одного прямого угла, хотя с функциональностью все в порядке. На полках расставлены и разложены резные фигурки, чаши, еще какие-то предметы.