Текст книги "Золото Ларвезы (СИ)"

Автор книги: Антон Орлов

Соавторы: Ирина Коблова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

– Мы идем по краю заворота, – объяснил внучке Татобур. – Это как перебираться по камням через речку – если оступишься, ничего хорошего.

Дирвен ломал голову, как бы выманить Ниларью на свидание. Привалы устраивали в стороне от заворота, и укромных местечек хватало – есть, где подловить, но беда в том, что старик с нее глаз не спускал.

– Ты мою девчонку лучше не трожь, – напрямик заявил он Дирвену. – Ты состоишь при неблагой царице, нам незачем с ней ссориться. Наш покровитель – господин Шевтун, мы люди подневольные, никому из местных переходить дорогу не собираемся.

– Царица не узнает, я об этом позабочусь. У меня амулеты. Сейчас долговязые в трех шагах нас не услышат.

Они беседовали возле ручья, от стоянки их отделял кустарник с оранжево-розовыми цветами. Амуши потребовали, чтобы Ниларья сплела им венки, и девушка трудилась, устроившись возле задремавшего под деревом джуба. Татобур пошел набрать воды, и Дирвен ради разговора вызвался ему помочь.

– Толку с твоих амулетов. Есть разные способы узнать, что человек делал или не делал.

– Если она никому не скажет, и я не скажу, никто не узнает.

Старый игрок только рукой махнул да глянул на него, как на попрыгальца.

– Все равно она в Исшоде пропадет, а если ответит на мою любовь, у нее в жизни будет хоть немного счастья, – буркнул задетый за живое Дирвен.

– В чем тут счастье? – рассудительно, словно речь шла о чем-то заурядном, вроде кукурузных лепешек или котелка с водой, поинтересовался Татобур.

– В том, что я ее люблю, и я вижу, что она отвечает на мои чувства!

– Может, и любишь, да только не сердцем, а тем, что у тебя между ног болтается. Послушай меня, такая любовь до добра не доведет.

– Да все равно же вы с ней в Рофе пропадете! – разозлился Дирвен.

– Может, и не пропадем, если господин Шевтун будет нами доволен. Может, и получится у меня отыграть для Ниларьи свободу. А если она свяжется с тобой, и царица рассердится, ты-то выйдешь сухим из воды, а девчонке несдобровать. Послушай меня, если ты и впрямь Ниларью полюбил, даже близко к ней не подходи, чтоб до беды не довести.

Переубедить его не удалось – этот старый пень давно забыл, что такое любовь, и Дирвен решил действовать в обход. Ниларью надо подстеречь и соблазнить. Самая Главная Сволочь говорила, что он не умеет соблазнять девушек, но в Аленде он не раз слышал, как парни хвастались своими победами: ничего особенного, у него тоже получится.

Цветочки-конфеты-театры – это для тех, кто не понимает, что ты перед ней так и сяк, а она твои конфеты слопает, на какую-нибудь дурацкую оперу за твой счет сходит, а заместо любви дохлого чворка от нее дождешься. Или после поимелова заставит жениться, даже если у тебя не было таких планов. Или треснет по башке и продаст врагам, как поступила с Дирвеном подлая гадина Хенгеда. Соблазнить – это значит, добиться от девицы сердечного расположения, а для этого надо, чтоб она всей душой тебе посочувствовала. Опытные парни советовали побольше говорить о своих душевных страданиях и всяческих неприятностях, чтоб ей стало до слез тебя жалко и захотелось исправить мировую несправедливость, тогда почти наверняка возьмешь свое.

У Дирвена неприятностей было хоть отбавляй, даже сочинять не придется. Он ей расскажет, как его в детстве забрали у мамы и отдали в приют, как его ловили и пичкали зельями, когда он оттуда сбегал, как он в одиночку, рискуя жизнью, переплыл ледяную Бегону – и попал в кабалу к Ложе, как ларвезийские маги пользовались его способностями, а денег не платили и вовсю над ним измывались, как его предала Хенгеда, хотя он думал, что она его любит, как его против воли женили на некрасивой Глодии, как мама его бросила, уехала в неизвестном направлении, вышла замуж, даже весточки не прислала, он только от крухутака об этом узнал, как Чавдо Мулмонг его ограбил… И о том, как Лорма использует его в своих интересах, она оказалась не лучше магов Ложи, а во дворце у нее даже сортира приличного нет… Или нет, про сортир на надо, это будет неромантично. Всего остального для соблазнения хватит, главное – остаться наедине, и лишь бы никто не помешал.

Из-за того что им пришлось заложить крюк, путешествие затянулось, и припасы у людей закончились. Дирвен заявил, что натощак много не прошагаешь, пусть Ниларья наберет съедобных улиток и мануки, а он наловит рыбы в ручье.

– Лови побольше, – хихикнула Зунак, ее травяная шевелюра торчала над кокетливым венком, словно бурьян посреди клумбы. – Мы тоже хотим рыбы!

Ручей был справа от невысокого скального гребня, а кустарник с жирными полосатыми улитками и недоспелой, но сладкой манукой – слева, так что Дирвен и Татобур с Ниларьей направились в разные стороны. Старик наверняка присядет отдохнуть, у него больное колено, и Шевтун из-за него объявлял привалы по нескольку раз в день. Зунак и Бесто куда-то умчались. Джуб сам с собой разыгрывал партию в сандалу – Татобур упросил отпустить его с внучкой.

Дело за тем, чтобы подобраться к Ниларье. Если ломануться поверху, Дирвена выдаст шорох кустарника и треск веток, но у него есть «Прыжок хамелеона», так что он пройдет сквозь эти дурацкие скалы. Считается, что это опасно, но чего не сделаешь ради любви, если у тебя уже которую восьмицу не было нормального поимелова.

Активировав амулет, он зажмурился и шагнул в путаницу узловатых ветвей, за которой виднелся разогретый полуденным солнцем камень. Он сейчас сгусток несокрушимой воли и одно целое с амулетом, для него нет преград, он уже на той стороне…

«Прыжок» считается опасным и мучительным фокусом, амулетчики Ложи используют его в крайних случаях. Во-первых, можно застрять. Во-вторых, расплата за успех – жестокие судороги, ненадолго, но мало не покажется, поэтому рекомендуется перед «Прыжком» зажать в зубах тряпку, иначе рискуешь откусить себе язык. Для Дирвена это детские страшилки: застревают не уверенные в себе слабаки, а судорог он почти не испытывал, даже без тряпки обходился, потому что у него был «Бархатный привратник» – парный к «Прыжку хамелеона» артефакт, спасающий от побочной дряни. Нашелся в секретном хранилище в резиденции Светлейшей Ложи. Единственный экземпляр, который гады-архимаги берегли и никому не давали, а изготовить по образцу еще один такой же им было слабо – и в конце концов этот раритет достался Повелителю Амулетов.

Когда исчезло неописуемое ощущение, возникающее в момент броска через препятствие, Дирвен открыл глаза и оторопел: вот это номер, он попал не туда! Должен был оказаться на зеленой равнине с зарослями мануки, спиной к этой дурацкой скале, а вместо этого стоит в пещере… Она довольно просторная, но завалена каким-то хламом. Пахнет выделанной кожей и деревом – от мешочков и шкатулок, громоздящихся сплошными кучами на полу. Стены теряются в тусклом полумраке. Сверху сочится рассеянный свет – там укреплены изогнутые зеркала из полированного металла, старинный сиянский фокус. Оглянулся: позади неровная каменная стенка.

Сглотнув, он взял себя в руки, мысленно обругал Рогатую, отдал приказ «Прыжку хамелеона» и шагнул обратно. Еще не успев открыть глаза, почувствовал солнечное тепло, услышал шелест листвы и стрекот цикад. То самое место, откуда он совершил «Прыжок». Эта крухутакова скала внутри полая, только и всего! Так и есть: при второй попытке Дирвен сначала оказался в уже знакомой пещере, а потом на равнине с кустарником.

Вон сидит в тени деревца Татобур, а девчонки не видно, зато слышен ее голос: что-то напевает, собирая розовато-белые плоды мануки. Бдительный дед смотрит в противоположную сторону – туда, где скала, похожая на длиннющий хвост каменного зверя, постепенно понижается и уходит в землю. Наконец-то можно подойти к Ниларье… Или сначала исследовать пещеру?

Его одолело любопытство, даже мысли о поимелове отступили, и он вернулся в потаенную каменную полость. Правильно сделал, потому что в сундуках, шкатулках и мешочках были монеты – ларвезийские, овдейские, сиянские, бартогские, мадрийские, нангерские, а еще золотые и серебряные слитки, драгоценные камни, какие-то бумаженции с печатями… Пещера намного больше, чем можно подумать, глядя на скалу снаружи – видимо, какой-то пространственный фокус, связанный с заворотом. Она под завязку набита несметными сокровищами, и все это теперь принадлежат ему! Получается, что справедливость все-таки существует, и Дирвен стал самым богатым человеком в Сонхи. Только бы никто не спер у него нежданно привалившее богатство.

Кто-то ведь все это сюда притащил, вряд ли оно само в заворот упало, как всякие там зонтики, яблочные огрызки и дохлые раки.

Всю оставшуюся дорогу Дирвен подгонял спутников, и к Ниларье больше не подкатывал – у него есть дела поважнее. Татобур решил, что он то ли устыдился, то ли обиделся, и вел себя с ним по-дружески, даже рассказал свою историю.

Они из Флиды, из местечка под названием Бачанда. В месяц Колесницы, на осеннее равноденствие, Ниларья с подружками устроили девичью вечернику. Парней там не было, и никакого разврата не было, но старших все равно возмутило то, что они веселились и танцевали, нарядившись в алендийские бальные платья, купленные у заезжего старьевщика: скромные девушки не должны так себя вести. Родня сочла себя опозоренной, и для участниц вечеринки это был смертный приговор – кого отравили, кого придушили. Татобур как раз в это время заглянул в Бачанду проведать свое семейство, ну и вызвался, раз такие дела, отправить Ниларью в серые пределы. Родственники порадовались, что он избавил их от этой печальной необходимости, а старый игрок всех одурачил: сказал им, что убил и прикопал внучку, а вместо этого велел ей переодеться мальчишкой и забрал с собой. Они уехали в Мадру и с тех пор скитались вдвоем.

– Флида же под протекторатом Ларвезы, и там законы просвещенного мира, за убийство их должны были засудить, – недоверчиво заметил Дирвен.

– Законы просвещенного мира для северян, а местные живут по своим обычаям, ваши чиновники в эти дела не лезут. Лишь бы не бунтовали да налоги платили. Большой вроде парень, а жизни не знаешь.

– Что мне надо, я знаю, – буркнул задетый амулетчик.

– Вот и хорошо, – миролюбиво согласился Татобур.

– Гадская жизнь в этой Флиде, – помолчав, высказался Дирвен.

А про себя подумал: если бы ему не помешали, он бы через пару лет стал полновластным правителем Сонхи, издал бы правильные законы и всех заставил бы по ним жить, тогда бы везде воцарилась справедливость, и все бы наконец вздохнули свободно… Жалко, не сумел объяснить это Орвехту во время последнего разговора, когда тот давай попрекать его всякой мелочевкой. Властелин Сонхи не должен размениваться на мелочевку, у него масштабных задач по горло. Если бы его не подвели и не предали, в Сонхи наступил бы Золотой век, и все были бы довольны.

Может, все-таки высказать им, чего он хотел и что они потеряли? У него есть самый мощный из всех известных артефактов для связи – «Крик альбатроса», как миленькие выслушают, не смогут ни перебить, ни закрыться… Но толку-то? Выслушают – и опять заладят свои дурацкие возражения, а он же не спорщик, он человек воли и действия. Опомниться не успеешь, вывернут все так, будто бы ты кругом неправ и по уши перед ними виноват. К чворкам схоластику, с магами Ложи ему не о чем разговаривать.

– Женщинам да девицам в наших краях живется несладко, – тоже после паузы отозвался Татобур. – Недаром говорят, что лучше родиться мальчиком в семье последних батраков, чем девочкой в богатом доме. В Мадре дышится вольнее, вот мы с Ниларьей и подались туда. А знаешь, почему во многих странах Суринани днем с фонарем не сыщешь волшебницу, кроме песчаной ведьмы, хотя мужчин-волшебников у нас не меньше, чем в других краях?

Дирвен об этом слышал, но о причинах не задумывался – его это не касалось.

– Они по какой-то причине не рождаются в Суринани?

– Рождаться-то рождаются, как везде, да их свои же… – старик чиркнул по горлу желтоватым ногтем. – Об этом ваши власти тоже знают, но не дают ходу таким делам из уважения к обычаям. К ответу притянут только того, кто пожадничает, потому и поговорка: родилась ведьма – готовь откупные. Ниларья не волшебница, но все равно для нее тут ничего хорошего. Я подумывал перебраться в Ларвезу, только сначала надо было деньжат поднакопить, играл по-крупному, повышал ставки, ну и сам видишь, до чего доигрался. Ниларья могла сбежать, да не захотела меня бросить. Я тебе всей душой благодарен за то, что ты отступился от недоброго умысла, и желаю тебе поскорей найти свое счастье.

Дирвен чуть не брякнул, что он теперь богаче любого придурка и купит себе этого счастья хоть отбавляй, даже соблазнять никого не придется – самые шикарные крали передерутся за то, чтоб ему угодить. Вовремя прикусил язык: никто не должен узнать о кладе, тем более старый плут Татобур, который тоже не прочь разбогатеть.

В Рофе он, отчитавшись перед Лормой о разведке, сказал, что должен сходить еще раз, в одиночку и с полным арсеналом, чтобы кое-что проверить перед марш-броском на Эгедру. Старая мумия поверила, будто он разрабатывает тактику нападения, а Дирвен вернулся к своему тайнику и соорудил ловушку из артефактов: кто полезет за его сокровищами, тот сам виноват.

– Коллеги, мы должны подойти к нашей задаче со всей ответственностью! День рождения достопочтеннейшего Крелдона, главы Светлейшей Ложи и главы государства – знаковое, не побоюсь этого слова, событие для всей Ларвезы. В том, что это первый день рождения и одновременно юбилейный день рожденья, отмечаемый Верховным Магом Ложи на этом посту, мне видится нечто символическое, и празднование сей знаменательной даты нельзя пускать на самотек. Достопочтеннейший Крелдон пожелал отметить юбилей в узком кругу доверенных соратников, но это не помешает нам всей Ложей от всего сердца его поздравить. В связи с этим необходимо решить ряд важных вопросов: утвердить предварительную смету, определиться с цветом парадных ковровых дорожек – пурпурные или черничные с золотом, составить тексты поздравительных речей, выработать единую точку зрения на допустимые напитки и угощения, с учетом того, что Верховный Маг соблюдает диету, согласовать регламент предстоящего торжества…

Коллега Аджимонг разливался соловьем. Известный празднослов и бюрократ, смуту он переждал в Мезре, был в командировке. Когда вернулся в столицу, Шеро назначил его на должность советника по организации официальных мероприятий – и мешать никому не будет, и найдет применение своим способностям – но, кажется, допустил ошибку. Аджимонг применение своим способностям нашел и объявил собрание по случаю «предстоящей знаменательной даты».

– Пункт номер один – декорирование стен и дверных проемов, я уже набросал ряд предложений, но мы выслушаем каждого, у кого есть свежие идеи. Дело ответственное, поскольку дверной проем – это первое, что увидит достопочтеннейший Крелдон, когда прибудет утром на службу. Предлагаю украсить стены драпировками, за которыми спрячутся удостоенные этой чести коллеги, согласно заранее утвержденному списку. Когда Верховный Маг начнет подниматься по лестнице, они с улыбками выскочат из-за драпировок и слаженным хором грянут здравницу в честь достопочтеннейшего именинника. Назначим время репетиций с обязательной для всех явкой, но к этому вопросу мы еще вернемся, это будет одиннадцатый пункт нашей сегодняшней повестки. Напоминаю, сейчас мы обсуждаем вопрос о декорировании. Праздничное убранство должно отражать и нашу лояльность, и неоценимые заслуги Верховного Мага в победе над узурпаторами, и величие возрожденной Ларвезы…

– Эк его разобрало, – пробормотал коллега Харвет, сидевший рядом с Орвехтом.

Во время смуты Харвет потерял глаз и теперь носил бартогский протез – головной обруч с окуляром, заменявшим утраченный орган зрения. Бронзовое изделие украшали искусно выгравированные руны, в центре выпуклой линзы мерцал амулет. На исхудалом лице мага клювом торчал хрящеватый нос, уцелевший правый глаз смотрел на оратора с затаенным раздражением.

Орвехт сдержанно кивнул. От масштабов этой затеи никто не в восторге, но попробуй возрази Аджимонгу и его единомышленникам – прослывешь нелояльным злопыхателем. Суно, пожалуй, мог бы себе это позволить, да не хотелось тратить на противостояние время и силы, у него и так забот хватает.

Поднявшись, он адресовал оратору жест, означавший «у меня задание первостепенной важности», и шепнул Харвету:

– Пойдем, выведу.

Коллеги провожали их завистливыми взглядами.

Попрощавшись с благодарным Харветом, Суно отправился в Треуголье. Перед тем завернул в гостиницу «Добрый филин», сменил официальную мантию на поношенный сюртук городского обывателя среднего достатка. В Треуголье тишь да гладь, и ничего не прояснилось. Несколько десятков боевых магов посменно сидят в засаде, денно и нощно поджидая охочих до банковского капитала злоумышленников, но пока никаких инцидентов. Возможно, предположение Орвехта насчет аппетитов коллеги Тейзурга относится к области бредней. Что ж, если это нерабочая версия, он первый порадуется. Но если достопочтенный князь Ляраны решил перещеголять покойного Чавдо Мулмонга, пусть пеняет на себя. И его соучастники пусть пеняют на себя, даже если это коллега Хантре. Государственные интересы превыше всего. Никому не позволено посягать на территориальную целостность Ларвезы и ее колоний.

После Треуголья Суно вернулся в «Добрый филин», снова переоделся и отправился домой. По дороге спохватился: обещал ведь проведать Нинодию и побеседовать с ней о пагубности пьянства, Зинта уже который день об этом напоминает. В этот раз он бы выполнил обещание, но прислуга сказала, что госпожа Булонг на восьмицу уехала в деревню к родственникам.

С успокоенной совестью – бесполезный разговор не состоялся в силу не зависящих от него обстоятельств – Суно забрался в коляску и послал Зинте мыслевесть о своем визите к Нинодии: пусть не думает, что он не держит слово. Зинта не ответила, но так и раньше бывало, если она занята с пациентом.

Смеркалось, коричневые тучи уже уползли дисциплинированной вереницей на юг, в прозрачном бирюзовом небе над крышами зажглись первые звезды. На душе было неспокойно. Он опять послал мыслевесть Зинте и опять не получил ответа. Все еще занята? Связался с руководителем группы в Треуголье: там без происшествий, подозрительных личностей не замечено. Снова адресовал мыслевесть Зинте – никакого отклика, а тревога ныла, как разболевшийся зуб – и велел вознице гнать.

Дома ее не оказалось. Дежурный по лечебнице жрец Тавше сообщил, что Зинта уже ушла. Она любит гулять по городу теплыми вечерами, и раньше бывало, что бродила допоздна… Но раньше его не снедало такое беспокойство.

Послал мыслевесть. Без ответа.

Не могла же лекарка под дланью Тавше попасть в беду? Овдейские коллеги не сумасшедшие, чтобы пойти на такой риск, тем более сейчас, когда Ларвеза сдала позиции после смуты, и противостояние утратило былую остроту. Не могли же слуги Лормы до нее добраться? Не могла же Зинта от него уйти?..

Поскорее в лечебницу, оттуда взять след – и разыскать ее, и пусть тревога окажется ложной.

Ощущение демонического присутствия возникло, когда он был в коридоре. Словно на тебя стремительно надвигается вздыбившаяся темная волна. Суно едва успел принять боевую стойку экзорциста – и тут на входную дверь обрушился удар, лязгнул выбитый замок.

Чтобы демон Хиалы вломился к экзорцисту его уровня, да еще таким образом…

Слова застыли на губах, а заклятье – на кончиках пальцев, когда Суно увидел, кто стоит на пороге, и что он принес.

Овладев собой, властно приказал:

– Положи ее!

Хотя внутренности скрутились в ком, и понимание, что вот сейчас он потеряет то, что ему всего дороже – если уже не потерял, если Зинта еще жива – было ужасающе отчетливым и неотвратимым.

– На пол в прихожей? – с сарказмом осведомился Серебряный Лис. – Маг, ты совсем дурак или все-таки есть надежда, что еще не окончательно раздружился с головой? Показывай, куда ее положить. И пошли зов лекарю под дланью Тавше. Если ты имеешь какое ни на есть представление о демонах Хиалы, ты, возможно, понимаешь, что я этого сделать не могу. Я даже рану запечатать не смог, в силу нашей субстанциальной несовместимости. Будь в ней побольше тьмы, я бы на месте оказал первую помощь, но она со всеми потрохами принадлежит свету. Единственное, что мне оставалось – поскорее доставить ее туда, где помогут, и я кратчайшим путем понес ее домой, чтобы нарваться на дурака-мужа, который стоит столбом и хлопает глазами. Впрочем, чего и ждать от мага условно Светлейшей Ложи! После того как вы просрали и власть, и государственную казну, над вами вся Хиала животы со смеху надорвала.

– Замолчи! – рявкнул Орвехт. – Давай ее сюда, в гостиную!

Вокруг рукоятки ножа, торчавшей из левого бока, расплылось на ткани кровавое пятно. Веки на бледном лице слабо подрагивали.

Лис положил ее на кушетку, тем временем Суно применил заклятья – останавливающее кровь и обезболивающее. Жрец Тавше на его мыслевесть ответил, что пришлет лекаря немедленно, едва тот освободится: сейчас он зашивает пациента после операции.

Веки снова дрогнули, Зинта открыла глаза.

– Суно… Я не могла иначе… Сын жив, я успела…

Она замолчала – похоже, ей было трудно говорить. Орвехт стоял на коленях возле кушетки, держал ее за руку и вливал в нее свою силу. Когда в гостиную ворвался лекарь, он поднялся, уступая место специалисту, голова закружилась, повело в сторону – но тут его схватили за шиворот и швырнули на стул.

– Поблагодари меня, маг, и я пойду.

Серебряный Лис все еще был здесь, в одном из своих антропоморфных обличий: рослый парень в клепаной черной коже, с фарфорово-белым лицом и длинной гривой серебристых волос, с лисьими ушами на макушке. Хвоста не видно – спрятан под плащом, сколотым у горла фибулой в виде двух звериных черепов, вцепившихся друг в друга зубастыми челюстями.

– Что случилось? – голос прозвучал хрипло, как будто перед этим соврал его в крике.

– В прошлый раз я подоспел вовремя, сегодня чуть-чуть опоздал. Уличная шваль, которой развелось в вашем городе, как мух на помойке.

– На нее напали?

– Не на нее, но она не смогла пройти мимо. Все истинно светлые – сумасшедший народ.

– Где сейчас эти подонки?

– В Хиале. Можешь их там поискать, если ты такой мягкосердечный, – серебристые глаза с вертикальными зрачками смотрели на Орвехта с насмешливым вызовом.

Склонившийся над Зинтой лекарь призвал силу Тавше, Суно видел его напряженные плечи и стриженый затылок. Ученик Зинты. Лишь бы у него все получилось. Стукнул о паркет извлеченный из раны нож с засаленной кожаной обмоткой на рукоятке.

Демон прохаживался по комнате с видом скучающего гостя, на его сапогах звякали цепочки и подвески.

– Ну так что, маг, признаешь, что за тобой должок?

Как бы там ни было, Орвехт еще не спятил – или спятил, но не настолько – чтобы признать себя должником одного из князей Хиалы. Непрофессионально. Чревато. Сущее безумие.

– Я благодарен за то, что ты сделал, и если ты собираешься пойти на службу к Акетису, это, я думаю, будет весомый довод в твою пользу, – ответил он уклончиво, прикидывая, как бы поскорей выставить спасителя Зинты, не прибегая к экзорцизму.

– Однажды я просился к нему на службу, – демон ухмыльнулся, сверкнув клыками. – Увы. Не прошел собеседование, как это называет на иномирском жаргоне один мой обожаемый знакомый. Значит, ты теперь мой должник, верно?

– Я тебе очень признателен.

«Настолько, что до сих пор терплю твое присутствие в моем доме», – мысленно дополнил Суно.

– Маг Ложи, этим все сказано, – рассмеялся Лис. – Что ж, при случае я напомню тебе о твоей признательности…

Наконец он убрался, хлопнув многострадальной входной дверью. Спасибо, что не стал прямо здесь открывать Врата Хиалы. Впрочем, он наверняка отправился шататься по вечернему городу, пользуясь этой возможностью, пока не подошел срок вернуться в Нижний Мир.

– С госпожой Зинтой все будет хорошо, и с ребенком тоже, но до родов ей лучше побыть под нашим присмотром. Карета из лечебницы скоро приедет.

Парень совсем молодой, немного волнуется, хотя видно, что удовлетворен выполненной работой.

– Покушайте, – в гостиную вошла матушка Сименда, все это время простоявшая с подносом в коридоре.

Лекарь благодарно кивнул и ухватил большой кусок зажаристой рыбной запеканки. После призыва силы ему необходимо поесть. На улице уже цокали по брусчатке копыта.

Орвехт отправился в лечебницу вместе с Зинтой, и его еще раз заверили, что все будет в порядке. Даже разрешили с ней поговорить – всего пару минут, ей сейчас нужен покой.

– Суно, я думала, что смогу их остановить… – бледные губы слабо улыбнулись, и только теперь он заметил синяк на опухшей скуле. – Не знаешь, та девочка смогла убежать? Меня ударили, дальше не помню…

– Судя по всему, убежала, – припомнив все, что рассказал Лис, ответил Орвехт, глядя на нее с нежностью и печалью.

А чего ты хотел, выбрав вместо заурядной прекрасной дамы служительницу Милосердной? До поры, до времени с ней просто, но будь готов к неожиданностям, и поступать она будет так, как велит сердце. Трижды прав Лис, назвавший таких, как она, «сумасшедшим народом».

Уже возвращаясь домой, Суно подумал, что он, как ни крути, все-таки должник этого демона, пусть и хватило ума не признать это вслух.

В окне у матушки Сименды теплился ночник. Заглянув к ней, сказал, что поводов для тревоги нет. Потом растянулся, не раздеваясь, на кушетке у себя в кабинете.

Проспал час или полтора. Когда рывком сел – весь в поту, с тяжело колотящимся сердцем – даже светать еще не начало.

Первым делом Орвехт сплел проверочное заклятье, но ни одной снаяны поблизости не оказалось, этот странный и тягостный сон не был их наваждением. Всего лишь плод его измученного разума, потому что он уснул, думая о своем долге перед Серебряным Лисом… Вот и привиделось не пойми что, приправленное горькими мыслями о долге, хотя Лиса в этом сумбурном кошмаре не было.

Впрочем, если не брать в расчет эмоции сновидца, на кошмар сновидение все-таки не тянуло.

…Он как будто находится в хорошо знакомой комнате – но знакомой не наяву, а во сне. Просторная гостиная, богато и продуманно обставленная, в его собственном доме. Хотя такого дома у него никогда не было.

Перед ним стоит девушка лет шестнадцати-семнадцати, изящная, с аристократически белой кожей и тонкими чертами лица. Дерзкий взгляд серых глаз из-под длинной косой челки. Пепельные волосы с отдельными серебристыми прядями – они у нее с рождения такие. Он видит ее впервые, хотя уже слышал о ней: маги-перевертыши в наши дни большая редкость, да их и раньше было не то чтобы много. На ней дамский камзол из серебряной парчи, рубашка в тон и штаны, заправленные в замшевые сапожки. Серый бархатный берет залихватски сдвинут набекрень. Она глядит на Орвехта испытующе, с вызовом, словно хочет сказать: «Так это и есть ты?»

Возле двери стоит Зинта, выражение лица у нее расстроенное и понимающее – как будто она больше всех знает о том, что здесь происходит. Рядом с ней темноволосый юноша в мантии студента Магической Академии, в его физиономии есть что-то смутно знакомое: Суно его определенно где-то видел. Вернее, кого-то похожего видел, и не во сне, а наяву, но это было давно.

И еще здесь Нинодия, постаревшая, еще больше расплывшаяся, набеленная, накрашенная, не вполне трезвая, одетая с шиком дамы полусвета. Взгляд у нее виновато-хитроватый, словно у маленькой девочки, стащившей чужую конфету: ну что со мной поделаешь, я такая, ты же не очень сердишься?.. Орвехту хочется ее убить. Он до скрипа стискивает зубы, чтобы совладать с яростью – возможно, не удержался бы, не будь здесь остальных.

Потом он снова смотрит на девушку в берете и с горечью думает, что долг перед Серебряным Лисом, так и не признанный, никуда не делся, и надо же было, чтобы все так повернулось…

– Ну что ж, давай знакомиться, – говорит он, подавив невеселый вздох.

И после этого просыпается, мокрый от пота, с бешено колотящимся сердцем: что это было?..

Суно встал, стянул влажную рубашку, зажег магическую лампу в виде тюленя и отправился на кухню варить себе шоколад. Зинта в лечебнице, опасность миновала. Непросыхающую Нинодию где-то демоны носят. Ему с утра пораньше в Треуголье – продолжать поиски.

И той серебристо-пепельной девушки наяву нет.

Пока еще нет.

Если бы не Сираф, сказал бы Эдмару, что в эту пространственную аномалию лучше не лезть. Неприятности гарантированы, и ему достанется хуже всех. Что за опасность, Хантре определить не смог. Словно мутная стылая вода, захочешь рассмотреть поближе – не удержишься на краю, хлебнешь этой мерзости, а там не только склизкая гниль и грязная пена, в этой мути запросто можно напороться на ржавую арматуру… Одно он знал наверняка: не пожелал бы ничего подобного ни себе, ни Эдмару, ни злейшему врагу.

Сам он по степени риска на втором месте. Заранее ныли несуществующие переломы. Побои? Неудачное падение с высоты? Ладно, ему не привыкать.

Главное, что отказываться от этой авантюры нельзя. Если они промедлят, о Сирафе можно забыть. Ложа наступает им на пятки, Суно Орвехт – серьезный противник. А если рискнуть сейчас, все получится, хотя и дорогой ценой.

Плевать на цену.

Вроде бы у Кема есть шансы избежать опасности – при условии, что он загримируется до неузнаваемости.

Насчет Шныря неясно, то ли пропадет, то ли выживет.

– Тебя что-то настораживает?

– Как обычно. Главное, чтобы Кем загримировался, это важно. Если опередим Ложу, Сираф у тебя в кармане.

А ведь Тейзург был прав, когда говорил, что лицемер из него непревзойденный – первые интриганы Сонхи могут всем скопом локти грызть от зависти.

В аснагисскую лавку на Кружевной улице привезли семена бербы.

Эта мыслевесть заставила Орвехта едва ли не поперхнуться, а потом допить чай в несколько глотков и выскочить из дома, на ходу стряхивая крошки с мантии.

Берба – пряность на любителя, зато среди ее иссиня-черных семян попадаются волшебные, которые можно использовать в качестве ингредиентов для некоторых амулетов. Примерно по одному на тысячу, распознает нужное семечко только маг. Аснагисские коллеги своими ресурсами за здорово живешь не делятся, но иногда что-нибудь упускают, поэтому Ложа приплачивает торговцам за возможность проверить товар перед тем, как его выставят на продажу.

Другое дело, что семена бербы завезли с восьмицу назад, и маг-снабженец в лавке уже побывал. А если достопочтенный Орвехт займется работой, с которой справится любой студент-старшекурсник – это и вовсе анекдот.

Сорвался он не в лавку, а в Треуголье. Похоже, события сдвинулись с мертвой точки.