Текст книги "Синдром Коперника"

Автор книги: Анри Левенбрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

Глава 32

Дневник, запись № 137: воспоминание.

Я на заднем сиденье машины. Не знаю, куда она едет, где она сейчас и кто я сам. Спереди сидят двое. Я их не узнаю, это лишь смутные безликие фигуры.

За окном мелькает расплывчатый пейзаж. Кажется, мы где-то за городом, много зелени. Небо серое. Даже белое. Вдали, возможно, море, темное, бурное.

Мне на руку то и дело садится муха. Я ее прогоняю, но она всякий раз возвращается. Она меня бесит. Летит еле-еле, словно в замедленной съемке, бьется о стекло и неизменно садится мне на руку. Меня от нее тошнит. Никак не получается ее прибить. Я впустую отмахиваюсь от нее.

Те двое спереди о чем-то спорят. Тот, что ведет машину, разгневан. Не знаю чем. Я просто слышу, как взвивается его голос, и вижу нетерпеливые движения.

Внезапно машина останавливается. Слышен скрип шин по гравию, а может, и по песку.

Воспоминание обрывается.

Глава 33

Проехав несколько перекрестков, я сумел более-менее успокоиться. На самом деле я был так удивлен своим умением водить машину, что все остальное почти выскочило у меня из головы.

Пригород в этот час был особенно малолюдным. Лишь несколько припозднившихся прохожих прогуливались по широким, обсаженным деревьями проспектам. Насколько хватало глаз, перемигивались красные сигналы светофоров, словно повинуясь скрытому от посторонних ритму. Город был наделен собственным разумом. Тем лучше для него.

Погрузившись в свои мысли, я потерял счет времени. Где и когда я мог научиться водить? К тому же водить быстро! «Порше»! У меня не сохранилось ни малейших воспоминаний о том, что я когда-нибудь держался за руль «порше»; по всей видимости, это было до моей ретроградной амнезии. Напрасно я пытался докопаться до источника этих ощущений. Переключатель скоростей в моей руке, подголовник у меня под затылком… Возникло ощущение, что я знал это всегда, хотя и не мог вспомнить ни одного конкретного случая.

Гостиница была уже недалеко. Прекратив рыться в памяти, я машинально включил радио. В поисках новостей я перескакивал с волны на волну. Наконец наткнулся на монотонный голос эксперта, рассуждавшего о предполагаемой причастности движения Аль-Каида к трагедии 8 августа. «… Многочисленные улики ведут к вооруженной исламистской организации Усамы Бен Ладена. Министр внутренних дел Жан-Жак Фаркас заявил сегодня утром, что несколько группировок Аль-Каиды уже давно проникли в столицу, и весьма возможно, что они и организовали террористический акт. Многие предполагаемые члены исламистской организации были задержаны в Париже и ближайших пригородах, и полиция сообщает, что у них были изъяты подозрительные документы, которые сейчас исследуют специалисты…»

Вздохнув, я выключил радио. Я-то слышал тех, кто подложил бомбы. По крайней мере, мысли одного из них. Но что толку? Из того, что я услышал, нельзя было понять, исламист ли он, и в любом случае я сомневался, может ли это пригодиться!

Я собирался припарковать машину напротив гостиницы, когда заметил человека, который словно поджидал кого-то у входа. Уступив своей паранойе, я решил проехать чуть дальше. Было около полуночи, а я прежде никогда не замечал его поблизости. Он был одет в просторную летную куртку, и вид его, с руками в карманах и втянутой в плечи головой, не внушал доверия.

На площади я развернулся и снова проехал перед гостиницей. Теперь он прижимал к уху мобильный и вытягивал шею, пытаясь разглядеть меня, пока я проезжал мимо. Я увидел, как он двинулся по улице, затем ускорил шаг и убрал мобильный. Он бросился к моей машине.

Я тут же газанул и уехал. Выходит, эта сволочь де Телем выдал им мое укрытие. Мне ни в коем случае не следовало говорить ему, в какой гостинице я остановился.

Я снова поднялся по бульвару, направляясь к площади Марешаль-Жюэн, а затем несколько раз сворачивал в переулки. Убедившись, что меня не преследуют, я успокоился и достал телефон. У меня оставалась последняя надежда.

В трубке раздался заспанный голос Аньес:

– Вы знаете, который час, Виго?

– Мне очень жаль. Просто не знаю, к кому еще обратиться. У меня серьезные проблемы, Аньес.

– Что, черт возьми, происходит?

– Меня преследуют. А в гостинице случилось нечто странное. Я должен вам это показать. Вы скажете мне, что вы об этом думаете. Похоже, я совсем чокнулся. Вы должны мне помочь.

– Я должна вам помочь?

– Вы можете мне помочь…

Послышался вздох.

– Как будто у меня без вас проблем не хватает! – буркнула она.

Я не знал, что ответить. В конце концов, она права. Чего ради я просил о помощи женщину, которую едва знал? Но для меня «едва» – уже очень много. Потому что у меня такое чувство, будто я не знаю никого. Разве что себя самого.

– Мои проблемы помогут вам забыть о своих, – сказал я без особой уверенности.

– Ладно, Виго, вы знаете «Веплер»?

– На площади Клиши? Да, знаю…

– Через сколько вы там сможете быть?

– Через пятнадцать минут.

– Тогда до скорой встречи, – сказала она устало.

И отсоединилась.

Глава 34

Дневник, запись № 139; переворот, совершенный Коперником.

Я слышу, как за окном прохожий напевает знакомую песенку. Слова отдаются от стен узкого переулка, словно подмигивая мне, – такие сюрпризы подкидывает жизнь, когда мы готовы прислушиваться к ней. «Городишко наш – стар он и мал, / тут меня знает и стар, и мал. / Бешусь я или же тих и нем,/ Я все равно слыву невесть кем…»[6]6
  Из песни Ж. Брассенса «Дурная репутация». (Пер. Б. Рысева).


[Закрыть] Иногда мне кажется, что на голове у меня дырявая шапка и борода, как у Робинзона. Я мирно жду, когда меня забросают камнями, шкура от этого делается только толще. Психушки битком набиты «невесть кем». И все-таки…

Синдром Коперника получил свое название как из-за уверенности Коперника в том, что он обладает истиной, способной перевернуть мировой порядок – если допустить, что таковой вообще существует, – так и из-за нежелания современников принимать его всерьез. Налицо все тончайшие ингредиенты, необходимые для развития полновесной паранойи. Поверьте мне, я как раз ознакомился с рецептом.

А все-таки во что он так истово верил? Я искал. Ну да. В словарях.

До него церковь и науки сообща признавали видение мира, установленное во II веке неким Птолемеем. Этот географ в 141 году создал «Альмагест», трактат о «геоцентризме», который оставался священной коровой – я знаю, что говорю, – вплоть до эпохи Возрождения. Согласно его теории, в центре всего находится Земля, она неподвижна, а прочие планеты мирно вращаются вокруг нее, к тому же они располагались в ином порядке, чем тот, который мы признаем сегодня: ближе всего – Луна, затем Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и Сатурн. Поскольку нельзя было не заметить множество мелких небесных светил, считалось, что существует некая отдаленная сфера, на которой закреплены все звезды. Именно так. Всех это устраивало, можно было не беспокоиться, и горе тому, кто не побоится высказать малейшее сомнение: к счастью, эта доктрина вполне совпадала с библейскими догматами.

Как на грех, в XVI веке Коперник выдвинул теорию, в корне отличную от общепризнанной… Короче говоря, этот отчаянный астроном утверждал, что Земля – вовсе не центр Вселенной, но, подобно прочим планетам, вращается вокруг своего светила – Солнца. Так родилась гипотеза, которую впоследствии окрестили гелиоцентрической теорией Вселенной. Более того, этот безумец Коперник уверял, что Земля вертится вокруг своей оси.

Теория Коперника подтверждалась простейшими наблюдениями для всякого, кто пожелает пошире раскрыть глаза. Вращение Земли вокруг своей оси объясняло тот факт, что мы можем наблюдать ежедневное движение Солнца, Луны и звезд; а обращение Земли вокруг Солнца позволяло понять его годовое движение и смену времен года… Но, как известно, этого оказалось недостаточно, чтобы убедить современников Коперника. Они не желали верить ни единому его слову, а Церковь была оскорблена столь кощунственной теорией.

До самого XVII века гелиоцентризм поддержало не более десятка ученых, среди которых – итальянец Галилео Галилей, сурово осуждаемый церковью, немец Иоганн Кеплер и философ Джордано Бруно.

Лишь к концу XVII века, когда была разработана небесная механика Исаака Ньютона, люди признали очевидное: придурок Коперник оказался прав!

Глава 35

Я сидел за столиком в просторной красной пивной и, уставившись в пустоту, пытался вообразить лица тех, кому случалось бывать под этой крышей: Пикассо, Аполлинер, Модильяни… Я всегда любил атмосферу «безумных лет», царившую в этих больших парижских кафе, где шум защищает меня от навязчивых чужих мыслей внешнего мира. Звуки ритуальных танцев, исполняемых официантами с их подносами, гомон посетителей – все это усиленное эхом от высоких потолков, – сразу становишься невидимкой и вскоре чувствуешь себя как дома. По-хорошему, служба социального обеспечения должна была бы возвращать нам деньги, потраченные в кабаках. Здешние кожаные банкетки помогают лучше, чем кушетки психологов, а чистое виски обходится дешевле, чем консультация специалиста.

Я уже подумал, что Аньес в конце концов решила не приходить, и тут увидел ее на другом конце пивного ресторана «Веплер». На ней были черные джинсы и красная куртка, плотно обтянувшая узкие бедра. Темные волосы слегка взлохмачены. Я помахал ей рукой. Она села напротив меня.

– Так что с вами стряслось, Виго? Чему обязана удовольствием быть вытащенной из постели в столь поздний час?

Я бросил на нее смущенный взгляд. Мне и самому было непонятно, почему я ее выбрал, какая неведомая сила заставила меня очертя голову броситься в это неожиданное знакомство. Это совсем на меня не похоже. Так вот раскрыться перед чужим человеком. Но откуда мне знать, что на меня похоже? Может быть, я просто почувствовал, что она мой последний шанс, последнее прибежище, которое поможет сохранить связь с реальностью. Вокруг все рухнуло, все, кроме этого последнего проблеска надежды: обрести в Аньес родственную душу, просто родного человека, чьей помощи и взгляда хватит, чтобы убедить меня, что я не совсем обезумел. Это было рискованно, но ничего другого мне не оставалось.

– Аньес, мне нужно кому-то довериться. Но я не знаю, сможете ли вы мне поверить.

Она огляделась по сторонам, словно опасалась, что нас могут услышать или увидеть вместе.

– В чем поверить?

– Поверить, и все.

Она пожала плечами.

– Я готова попробовать.

– Вы мне поверили, когда я сказал, что слышал ваши мысли?

Она молча разглядывала меня, потом порылась в сумке и нервно закурила. Впервые она отводила взгляд. Я настаивал:

– Так поверили или нет?

– Я… Я сама не знаю. Признаюсь, это на меня подействовало.

Опершись локтем о стол, она выпустила облачко дыма, потом повернула ко мне голову с делано безмятежным видом.

– Послушайте, откуда мне знать, может, вы просто угадали, о чем я думала… Просто повезло.

Она сопротивлялась. И мне трудно было ее в этом упрекнуть. Нелегко принять неприемлемое. Я наклонился к ней и повторил попытку, тихо, но настойчиво:

– По-вашему, я запросто мог угадать, что вы сравниваете меня с дядей? Удивительное совпадение, вы не находите?

Она поморщилась и снова проверила, не подслушивают ли нас. Несмотря на поздний час, у бармена и официантов хватало дел, чтобы не обращать на нас внимания.

– Да, совпадение удивительное… Но давайте будем реалистами. Как вы могли…

Она говорила почти шепотом.

– …как вы могли услышать чужие мысли, Виго? Ведь такого не бывает! Должно быть разумное объяснение. Сожалею, но я не верю в сверхъестественное, в медиумов, во всю эту чушь собачью!

– Я тоже не верю, Аньес! И все-таки я должен признать очевидное: так или иначе иногда я слышу мысли окружающих меня людей.

Она встряхнула головой.

– Но вы сами понимаете, что говорите? Это ведь просто безумие… Абсурд!

– Но это так. Вы правы, этому должно быть разумное объяснение. И мне, поверьте, очень бы хотелось его узнать.

Она нахмурилась, снова затянулась. Я в свою очередь закурил, словно дымовая завеса, которая нас разделяла, могла стыдливо прикрыть наше взаимное замешательство.

В ту же минуту к нам подошел официант.

– Что-нибудь закажете, мадам?

Она взглянула на мой бокал с виски.

– То же самое, – сказала она. Официант кивнул и быстро принес заказ.

Несколько минут мы смущенно молчали. Аньес время от времени отпивала глоток, а потом задумчиво встряхивала бокал.

Я все еще смотрел на нее, когда на меня снова накатила мигрень. Я скривился, нервно потер лоб. Он был мокрым от пота.

Аньес повернулась ко мне, выпрямившись на табурете. У меня помутилось в глазах.

– Скажите, Виго, вы…

Она замолчала.

– Что – я? – произнес я срывающимся голосом.

На ее лице отразилась неловкость. Ей трудно было сформулировать то, что она хотела спросить. Я догадывался почему.

– Ну… С вами все в порядке?

Я снова отер лицо. Мир вокруг раздвоился. Как будто бы два совершенно одинаковых фильма, которые показывают одновременно.

– А сейчас вы слышите мысли?

Я предвидел этот вопрос и не был уверен, что хочу говорить правду. Я испугался, что она опять примет меня за сумасшедшего или, еще хуже, за чудовище, ярмарочного уродца. Но мне было нужно ее доверие.

– Да, – прошептал я.

Она нахмурилась:

– Неужели? И что же вы слышите?

Боль в голове усилилась.

– Я слышу, что ваши мысли в смятении, Аньес.

Она усмехнулась с досадой:

– Не велика хитрость угадать, что я в некотором смятении!

– Я слышу намного больше. А еще… Еще я сейчас кое-что понял о вас.

– В самом деле? И что же?

Я прочистил горло. Вцепился руками в стол. Зал завертелся вокруг меня. Я должен собраться. Я должен ей сказать.

Никогда прежде я не высказывал ничего подобного. Никогда я не желал принимать всерьез эти тайные впечатления, эти неясные шепоты, которые докатывались до меня всплесками. Никогда не желал их передавать и тем более пересказывать кому-то. В сущности, раскрывая ей то, что я слышал, я словно насиловал Аньес, крал у нее самое сокровенное и должен был с этим смириться. Все это приводило меня в замешательство. Но если я хотел убедить ее, мне нельзя было хитрить. Приступ достиг своего апогея. Меня мутило, но я должен был выстоять. И рассказать ей. Чтобы она узнала.

– Там, в кафе, когда вы сказали о своей трудной профессии, я сперва подумал, что вы – учительница. Но теперь я знаю. Думаю, теперь я лучше понимаю, кто вы, потому что улавливаю в ваших страхах и сомнениях кое-что вполне определенное.

– Правда? И кто же я, по-вашему? – спросила она с ноткой вызова в голосе.

– Вы… Вы служите в полиции, верно?

Словно сквозь пелену, я увидел судорогу на ее лице. Закрыв глаза, я продолжал. Ее мысли настигали меня, как череда волн. Мне оставалось позволить им подсказать мне эти несколько фраз.

– Вы из полиции и сейчас колеблетесь, поверить мне или отправить меня в больницу… А сейчас, вот только что, вы подумали, не мог ли я видеть ваше удостоверение, оно лежит в бумажнике, а может, я заранее что-то разузнал о вас. 541 329. Вы повторяете эту цифру. А теперь вы думаете, не пытаюсь ли я вас разыграть, чтобы произвести впечатление. Теперь вам уже страшно… А теперь вы думаете, захватили ли вы свой бумажник или забыли его дома… А теперь… Вы чего-то боитесь, вы растерянны… Слишком много всего. Ваш муж…

Неожиданно голоса смолкли. Боль в голове утихла так же внезапно, как и началась.

Я открыл глаза и смущенно взглянул на Аньес. Она страшно побледнела, окаменев от страха. Я закусил губы. Меня охватило сожаление. Внезапно она вскочила, развернулась и бросилась к выходу из кафе «Веплер», даже не взглянув на меня.

Очнувшись, я поспешно расплатился и устремился за ней. В этот поздний час Восемнадцатый округ был все еще ярко освещен. Я сделал несколько шагов по тротуару и вскоре заметил ее: она сидела у подножия статуи маршала Монсе, спрятав лицо в ладони.

Я перешел улицу и неуверенно приблизился к ней.

– Мне очень жаль, Аньес, что я напугал вас.

Она подняла ко мне голову. В ее глазах промелькнул испуг. Именно этого я и опасался: она видела во мне чудовище.

– Можно мне присесть рядом? – робко спросил я.

Она не ответила. Я принял молчание за согласие. Но пока я садился, она вскочила и отступила назад. Было ясно, что она хочет сохранить дистанцию между нами. И я мог ее понять.

– Виго, я… Вам надо обратиться к специалистам. Нужно сообщить кому-нибудь… Надо… Я и сама не знаю… Вам следовало довериться кому-то другому…

– Не могу, Аньес. Меня преследуют какие-то люди, и…

– Именно поэтому вы должны обратиться за помощью!

Я неловко засунул руки в карманы.

– Но вы-то… вы мне верите? – Мой голос дрожал.

– Я… Я не знаю. Это… так страшно!

Мне нечего было ей возразить. К тому же я сам не знал, что тут можно сказать. Подавленный, я в конце концов решил сесть к подножию статуи. Аньес взглянула на меня, вздохнула и села рядом. Какое-то время мы, погрузившись в нелепое молчание, сидели посреди площади Клиши, позволив шуму запоздалых машин убаюкивать нашу двойную тревогу. Когда молчание стало слишком тягостным, я вынул конверт, который так и лежал у меня в кармане, и протянул ей.

– Вот что я нашел в гостинице.

Поколебавшись, она открыла конверт и прочитала короткую записку. Потом, изумленная, вернула его мне.

– Что за чушь? О чем он?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Безумие какое-то, – прошептала она. – Полное безумие! Вы не должны скрывать это…

– Потому-то я и хотел поговорить с вами…

– Вам нужно говорить об этом не со мной! Вы непременно должны обратиться в компетентные органы… Вы не отдаете себе отчета!

– Аньес, пока я не хочу обращаться к кому бы то ни было. Я никому не доверяю.

– А мне доверяете?

– Да.

Она вытаращила глаза.

– Но я не понимаю почему, Виго! Мы едва знакомы! Я всего лишь простая служащая полиции, к тому же страдающая депрессией! И ничем не могу вам помочь. Ваш случай слишком серьезный для меня. И если быть честной, все это меня пугает. Вам нужно поговорить с кем-то, кто в состоянии вам помочь…

– Нет. Я доверяю вам, Аньес, вам одной. Умоляю, не говорите никому. Я должен сперва разобраться, что со мной происходит, и думаю, вы можете мне помочь, потому что вы верите мне и потому что я… Я тоже вам верю. Верю, что вы реальны. Вы – единственная реальность, которая мне осталась.

– Это все полная ерунда! Вы меня не знаете! Мы всего пару раз встретились у психолога и выпили вместе кофе! Не понимаю, почему вы так мне доверяете.

– Такое невозможно объяснить, Аньес.

– Это просто смешно! Неужели вам взбрело в голову, будто я могу помочь вам выпутаться из этой истории, только потому, что вы выдумали какую-то мистическую связь между нами. Не вижу, что я могу для вас сделать.

– Поверить мне.

– Но с теми доказательствами, которые вы в состоянии представить, власти тоже могут вам поверить, в этом я вам не нужна.

– Возможно, но я-то им не поверю. Спишите это, если угодно, на мою паранойю, но мне всюду мерещатся враги.

– Что за глупость! Весь мир вовсе не ополчился против вас, Виго! Вы не можете сами выпутаться из этой передряги, к тому же очевидно, что тут замешаны другие люди. Эта анонимка… Нужно провести расследование. А ваше состояние… Необходимо, чтобы вас обследовали ученые…

– Нет, Аньес. Я наблюдался у психиатров годами. И мне это ничего не дало. А что до властей, я никогда не смогу им доверять. Я теперь уже никому не доверяю, после того как те типы едва не набросились на меня в Дефанс. Только вам.

– Но ведь есть же у вас родные, друзья…

– Нет. Мои родители исчезли, а психиатр… Если верить тем людям, которые работали в Дефанс после теракта, его вообще никогда не существовало. А мой патрон, очевидно, заодно с типами, которые вот уже несколько дней гоняются за мной.

Она покачала головой.

– Нет, вы только послушайте себя! Заодно с этими типами!

Тяжело вздохнув, она взглянула мне прямо в глаза.

– Как, по-вашему, я должна вам помочь? – спросила она уже спокойнее.

– Не знаю. Я бы хотел, по крайней мере, попытаться понять, как все это могло случиться со мной. Где мои родители. Что сталось с психиатром, который меня наблюдал. Почему его кабинета нет в списках фирм, расположенных в башне КЕВС. Что за люди гонятся за мной, почему мой начальник навел их на мой след. Кто написал эту анонимку и что она означает. Как получилось, что я отлично вожу машину, хотя не помню, чтобы когда-нибудь садился за руль? Я должен найти ответы на все эти вопросы! Вы же из полиции, а значит, можете мне помочь, разве нет?

Она подняла глаза к небу.

– Да вы бредите! Не думаете же вы, что я отвечу на все эти вопросы! По-вашему, это кино? Гораздо проще довериться полиции.

– Последний раз говорю, Аньес, я не хочу! Не сейчас. Ну же, помогите мне! Всего несколько дней. Пока я не разберусь, сумасшедший я или за всей этой историей действительно что-то кроется! Ну пожалуйста… Мне нужно, чтобы кто-то поверил и поддержал меня.

Она нервно хмыкнула с безнадежным видом. Но я все еще мог чувствовать ее настроение. Больше всего ее страшило не то, что ей придется мне помочь, а то, что при этом она должна будет признать истинность моей истории. Что я правда слышу чужие мысли. Это требовало от нее усилия, чтобы смириться с тем невероятным, которое приводило ее в ужас. И в то же время ей было меня жаль.

– По-моему, это полный идиотизм, Виго.

– Возможно, но я больше не могу оставаться наивной жертвой обстоятельств.

Она кивнула, соглашаясь.

– Тогда помогите мне.

Аньес закрыла глаза, словно уже жалея о том, что собиралась произнести.

– Хорошо. Я готова попробовать, – сдалась она наконец. – Но один или два дня, не больше. Пока вы разберетесь, что в вашей истории правда, а что ложь, и соберете доказательства, чтобы затем обратиться к властям. Идет?

Я медленно кивнул, не осмеливаясь выразить охватившие меня чувства. На самом деле эти несколько слов принесли мне огромное облегчение! Словно с плеч свалился тяжкий груз. Я обрел руку помощи, о которой так мечтал. Я уже не был совсем один… Уже не совсем один.

– Ладно, время позднее, – сказала она, вставая. – Я хотела бы вернуться в постель.

– Ну конечно.

– А вы что собираетесь делать? – спросила она, отряхивая куртку.

– Не знаю. Я не могу вернуться в свой номер. Когда я недавно попытался войти в гостиницу, у входа меня кто-то поджидал.

– А вы уверены, что это не паранойя?

– Да, – улыбнулся я в ответ. – Уверен. Он бросился навстречу, когда я приблизился.

– Ясно. Ладно, тогда поспите у меня, если хотите, в гостиной есть диван-кровать. Но только сегодня, идет?

– А вашему мужу это не покажется странным?

– Он ушел. Этого вы в моих мыслях не прочли? – спросила она с усмешкой.

– Нет. Я стараюсь больше не слушать. И потом, знаете… Я… Я не слышу их постоянно. К счастью. А ваш муж ушел… ушел?

– Ушел-ушел.

Я взглянул на ее руку. Она сняла обручальное кольцо. Я не единственный, чья жизнь перевернулась. Бывают такие моменты… Не только в фильмах. Но и в жизни, в реальности. Я в свою очередь поднялся, и бок о бок мы пошли прочь с площади Клиши.