Текст книги "Самообеспечение языческого выживания (СИ)"
Автор книги: Аноним Фиксаж
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
БРАТЧИНСКАЯ – временная, ставится исключительно для принятия какого-либо серьезного решения и круговой поруки, разбирается по окончании.
ПАМЯТНАЯ (имеющая название и Случай) – как пример – варажница Кузнечиха – нерядового события, особого случая, человека или группы людей. Выкладывается из земли (живой! не песка!) и кусков дерна. Возможно что и (предположение) на месте варажницы родовой, месте события, месте ухода, месте принятия решения, периода жизни или иного, но имеющего какую-то связь с событием.
Встречаются также и парные – относящиеся к одному событию, возможно сложенные когда-то противоборствующими группами-родами, как например – Кровная и Мужики, стоящие рядом, и если судить по отголоскам преданий, по погибшим на меже.
Недоумки любят их раскапывать, «искать клад», но в таких земляных варажницах нет и не бывает захоронений или закладок каких-либо предметов – они одновременно считаются оздоравливающими – предназначенными лечить душу и тело – на них полагалось лежать (обычно нагишом – но не обязательно) в теплое время (вечером). Здесь идет логика от пользы живой земли, разлагающихся в ней и испаряющихся корней целебных растений. Потому относительно регулярно подобные варажницы доукладывались следующими слоями дерна. Одну из таких, что волею судеб, оказалась не только в моем урочище, но нынешние землемеры вписали участком в кадастр, хотя владеть подобным в наших обычаях... как бы вам это объяснить, даже не попытаюсь – не поймете.
Есть схожие, и это место погребения людей выдающихся, но вокруг таких, и это заметно глазу (пусть даже прошла и тыща лет) копался ров. Учитесь различать. Но копать, тревожа обгоревшие кости? Сжигалось все, вместе с подношениями уважения, а сверху выкладывался холм.
/Когда сезон, я предпочитаю спать и дышать свежим сеном, усыпляет оно, как и бодрит – тоже очень славно – и здесь опять же, с какого места накошено./
Далее «живой круг» – ЖИВИЦА – «большой оберег» (связанные с ритуалом рождения или становления варажника-новородника и получением имени) – представляет из себя круг высаженных деревьев. Считалось, что это позволяет следить, а также и воздействовать на здоровье человека. В старое время здесь же совершалось его захоронение, наживление в корневую нового срединного дерева, после чего круговые деревья вырубались.
Иногда по ряду причин – серьезная болезнь или ранение, принятие единоличного скорого собственного решения, взятие обязанностей (связь с порубежницей) в середине такого круга ставилась "скорая варажня". (Другие названия – "быстрая", "ленивая") СКОРАЯ ВАРАЖНЯ – вид походной варажницы – круговой шалаш из еловых (редко сосновых) ветвей, где основа из длинных жердей (числом восемь) увязанных вверху вместе и разбросанных внизу в ровный круг (канавку) на равном расстоянии. Возводится исключительно быстро.
Некоторые пояснения. В ряде случаев ВАРАЖНИЦЫ в разговорной речи назывались как ПОРУБЕЖНИЦЫ, но есть основание утверждать, что порубежница – это когда-то особый вид варажницы крепостного характера. Отсюда и порубежница-подруга. "Моя жена – моя крепость..." В ином значении ВАРАЖНИЦА – женский детородный орган. (Возможно, во времена древнейшие его и подобными строениями и подразумевали... и брали)
Мой Атавит насчет женитьбы говорил так: «Бери бабу непочатую!» Это кстати, одно из наиважнейших правил – жену (свою порубежницу) положено выращивать, готовить. Минимальная разница в возрасте 7 лет (более правильной считается от 8 – до 16) Так и сложилось. А еще говорил: «Выбирай обстоятельно, что корову. Способна ли к воспроизводству, крепка ли, прихотлива, насколько норовиста (бодается или нет), способна ли хождению в стаде...» А что? Немаловажно в условиях общины: бешенные коровенки могут любое стадо к волкам увести, пастух не удержит.
Отличительная черта – все варажницы (здесь мы возвращаемся к строениям) имеют восьмистороннюю круговую форму и (кроме памятных) возводятся в СКРЫТАХ – малодоступных исключительных местах, имеющих особое значение (иногда, ввиду находящегося поблизости «места силы», требующего перед тем очиститься или осмотреться – провести ночь в варажнице-порубежнице). Все они, предназначенные бдениям (кроме схутовых и прочих хозяйственных), представляют собой строения с частичным или полностью открытым верхом, позволяющим ВАРАЖИТЬ, потому могут считаться культовыми. Поскольку, ВАРАЖИТЬ – как сказано выше, означало смотреть на звезды вверху и огонь внизу, определяя собственное место в мире и суть будущих поступков.
Человек жив, пока живо его дерево. Но и после ты жив, потому как от корней обязательно начинает расти следующее.
ВАРАЖЬЯ ВОСЬМЕРКА (сейчас все чаще упоминается с добавлением слова «русская») – гимнастический комплекс упражнений, который изначально в виде игры преподносился детям, и представлял уменьшенные копии варажниц в виде невысоких (до уровня колена) столбиков вкопанных в землю двойной «восьмеркой», повторяющей восьмиспицное колесо (см. одноименное). То есть, уже и дети «танцевали от печки».
Интересен также ритуал кругового бега и игрищ – сталкивания со столбов на внешнюю, где только тому, кто сошел внутрь, разрешено подняться с колен до окончания и выйти. Для взрослых же столпы, еще зимой, вбивают через ровно отмеченные лунки во льду, в дно озер или запруды реки, где позже пройдет ярмарка и ритуальные спихи, уже на радость всем, ее по сигналу начнут восемь молодых выборных парней (когда-то по одному от деревни).
Чему еще учим?
В Природе нет ничего неподвижного. Все "неподвижности" кажущиеся и создаются тем, что сами мы слишком подвижны. Способен к неподвижности? Увидишь больше. Спасение основывают не достижением полной незаметности, а тем – что с этого узнаешь.
А уважение к времени? Понимание его цены (собственного, чужого и пространственного) – кстати, вот и пример моего неприятия праздности и праздных вопросов.
А понятия, где главнейшей оценкой выступает: справедливо это или нет? (И сравните с западной или городской: "выгодно это или нет?")
Есть что-то парадоксальное в сложившемся. Как то, что этнографические экспедиции отправлялись туда, куда сложно добраться, и сегодня мы знаем о "якутах" и "чукчах" гораздо больше, чем о своих одноплеменниках северо-запада, до которых было "рукой подать".
– Когда-то! – скажем мы. – А вот теперь? Попробуй-ка, дотянуться до тех, кто ушли. Спросить про то, что не успели, что недопоняли...
«Гений, смотрящий в прошлое, редко ошибается».
Миллионы лет живые организмы отвечали на изменение природных условий приспособлением к ним – изменением жилищ, способов добычи и рациона, и даже таким приемом выживания, как изменение собственных организмов. «Цивилизованность» последних тысячелетий являлась тем злом, что происходила под знаком иного изменения природы – под воздействием жизнедеятельности человека. Человек стал требовать других продуктов, а задачей жилищ не столько защита от суровых проявлений внешней среды, как обеспечение комфорта, требования к нему все более увеличивались. Человек стал меняться под воздействием другой природы – искусственной. Его выживаемость в случае резкого отказа, лишения такого обеспечения, снизилась до нуля.
Нашему исследованию интересны те жилища и образ жизни с ними связанный, что находясь достаточно близко к нашему времени (чтобы можно было о них судить), веками не претерпевали существенных изменений, доказывая тем, что они обрели свою эталонную нормы, отвечали требованиям выживания: «максимально минимальным». Этому и посвящена вся вторая часть данного Трактата. Большая Советская Энциклопедия (Первая или Сталинская, т.е. 1950), что пытается прогнуть полки в моей избушке всеми черными томами, очень безапелляционная вещь, и она без тени сомнений называет «землянкой» все виды земляных домов, даже если это сооружения на 50, 100 и более человек.
По счастью, нам оставлены более подробные записи о таких жилищах, пусть, увы, не от тех, кто их сооружал, а "гостей-путешественников", но это как раз предоставляет взглянуть на них глазами тех, кто менее приспособлен жизни в таких условиях, и дав описание, едва коснувшись достоинств, акцентировался внимание на недостатках.
Представляется, что объединив эти этнографические записи 18-го и 19-го веков (более ранних интересовало другое), имея к тому же традиции собственные (что касается скрытов), можно будет наглядно представить себе жилище идеально подходящее суровым климатическим условиям. Но скорее, речь будет идти о некой серии жилищ – собственных задач, а не неком универсальном, подходящим ко всем случаям. Хотя, кто знает...
Вадим Валерианович Кожинов – русский гений публицистики (вне всякого сомнения!) блестящий аналитик, исследователь «русских смыслов жизни» и «русского духа», смеющий писать об этом в самое подлое время, писать страстно, но и доказывать, отыскивать примеры своих утверждениям, которые нельзя было покрыть, а потому, как и прочие, подвергнут казни умолчанием.
«Краткость периода основной деятельности породила привычку к недолгому, но крайнему напряжению сил...» – вот так, походя, всего лишь одной строкой, объясняется тайна, которую пытались раскрыть и объяснить множество исследователей.
Суворовские чудо-богатыри не являлись жителями городов. Удивительная неприхотливость и выносливость русского солдата, которую, как один, отмечают европейские историки, была создана именно этим – способностью к крайне напряжению всех сил длительный период
Русская деревня породила особую породу людей. Уникальных физических характеристик, и того, что мы понимаем под характером нации. Одно было неотделимо от другого. В странах Запада, где сельскохозяйственный период длится от 8 до 10 месяцев, европеец также способен к крайнему напряжению сил, но на срок не более чем в нескольких дней. В войнах прошлого это имело существенное, но и решающее значение.
Аристотель понимал историю, как воздействие природы на людей, где климат, по существу, определял то, что можно назвать душой человека, а те совершали поступки, что диктовала им душа.
А ведь он прав! Вот только сделал ложные выводы на счет Севера, на котором не бывал. Утверждая, что природа там слишком сурова и не способствует развитию отвлеченных искусств, а потому греки превосходят их по уму и красотой, и находясь как бы в середине благоприятствующего климата, превосходят также и народы, что расположены южнее, где слишком жарко.
Ему вторил и Гиппократ: "Если азиаты робки, отличаются отсутствием мужества, то главную причину следует искать в характере времен года. Не испытывая крупных изменений температуры, душа не испытывает тех живых потрясений, а тело внезапных перемен, что придают человеку сильный и непреклонный характер..."
«Разумеется, все эти рассуждения неверны!» – писали советские исследователи, поскольку выводы древних, основывающиеся как на личных, так и записных наблюдениях источников, с которыми они имели дело, противоречили новейшей марксистко-ленинской теории.
Черта-с-два! Ой, как верны.
Известно пять способов воздействия природных условий на человека.
1) ЗДОРОВЬЕ (взаимосвязи – выносливость, работоспособность, плодовитость...)
2) ПИЩА (взаимосвязи – здоровье и приложения)
3) ПРИРОДНЫЕ СРЕДСТВА (имеется ввиду их наличие или отсутствие, доступность, возможность приспособить к чему-либо для улучшения жизни – см. также 1, 2 и приложения)
4) МОТИВАЦИЯ (благоприятная природа снижает мотивацию и наоборот)
5) ПЕРЕСЕЧЕННОСТЬ (возможность или отсутствие таковых к расширению кругозора и обменов опытом с соседями, но одновременно малодоступность выступает средством защиты от чужеродного влияния
Но почему-то не учитываются наиглавнейшая – ВРЕМЯ! – отпущенное человеку благоприятными природными условиями и отнятое неблагоприятными.
Понятно, что существует благоприятное время возведению жилищ и неблагоприятное, единственно возможное время посадками, сбору урожаев, сенокосу и пр. включая не только аграрные. И если в этот период отвлечься на другие работы – то же строительство или благоустройство (обеспечение комфорта), попросту не выживешь. Жить плохо, неудобно или не жить совсем – примерно такой выбор и предоставлялся человеку, и особо с периода дроблений на малые семьи, с ликвидацией общинных многосемейных ЗИМНИХ (это выделим) жилищ.
К числу главнейших преимуществ структурного календаря, следует отнести то, что он, как нельзя лучше определяет (и выделяет) естественную сезонную ритмику. Русское крестьянство (что тот медведь) как бы впадает в спячку в определенный период, и вдруг, словно встрепенувшись, начинает работать с таким жаром, таким усердием, что диву даешься.
Не отрицая "спячки", следует заметить, что минимум и неторопливость работ зимнего периода, связана с сохранением энергии, меньшая продолжительность дня, сложность работ (передвижения на своих двоих отнимает большую часть энергии), тяжелая одежда ввиду морозов, но главное – сокращении светового дня.
Пассивность следует отнести к достоинствам. Меньший расход продуктов для поддержки организма, больше времени на сон. Это период бесед (позднее чтений), обучения книжного и домашним ремеслам. Детское школьное – единственно возможное, потому как в прочее время все руки востребованы, да и уже с весны сложно усадить ребенка за стол. Это положение сохраняется от Урга до Урга.
Высокая (даже высочайшая) работоспособность, как обязательное требование, ярко наглядно (структурно) выделено противоположным периодом. Активность во время торжества природы и пассивность в период ее "сна". Работы впрок, на будущее, осуществлялись не ради обогащения, а равномерного распределения "заработанного" по всему кругу.
Тот, кому приходилось заниматься водолазным делом, должны лучше осознать, что происходит в зимний период. Активность (как и под водой) чревата. Начинающие на глубине совершают одну и ту же ошибку, они пытаются жить в прежнем ритме и раздражаются тем, что это им не удается. Хотя в условиях иной природной среды следует перейти в иной временной режим, избавиться от лишних движений, все должно быть направлено делу и совершаться предельно точно, размеренно, и более всего подойдет определение – МЕДЛИТЕЛЬНО, продумывая каждый следующее действие, ища к нему кратчайшее и экономичное. Это обыкновенно раздражает город, характер быстрых итогов и скорой выгоды.
Под водой медлительность и размеренность (все движения единообразны, плавны, точны) сберегает воздух в баллонах, увеличивая жизнеобеспечение на изрядный процент от противного. Попытка сделать ту же самую работу быстрее, влекла за собой то, что приходилось ее и бросать быстрее, но вдобавок заставляла совершать ошибки. Подобное проверялось множество раз. Выигрыша не получалось, но и возрастал риск. Зимний период равен тому, и это очень рискованное время работам вдали от дома, они как нельзя лучше характеризует "подводное ведение дел". Нельзя вспотеть, нельзя получить травму, усложняющее возвращение, все должно быть продумано, в голове составлен план ближних действий, а выполнение их должно быть неторопливым, размеренным. Зимой человек леса более собран.
И заканчивая первую часть книги, задам вопрос в том числе и самому себе. Стоит ли идеализировать «крестьянский мир»? Да! Ведь, ничего более лучшего на наших территориях так и не было создано.
Уничтожение лучшего на вражеских территориях, разве это не логика и желание оккупанта? И когда это, в конце концов, произошло, то было не следствием "самоубийства русского мира", а такой войны, о которых не имели представления, к которым не были готовы, и даже сегодня не в полной мере осознаем, что она идет, не прекращаясь и на миг, последнюю сотню лет...
Мыслители и философы выставляли критерии нравственности в стремлении уберечь ОБРАЗОВАННОЕ общество. Деревня, не имеющая образования, выставляла наилучшие препоны безнравственному поведению на собственных инстинктах, на природном понимании – что такое хорошо и что такое плохо. Что можно использовать. Опыт, накопленный русским (и не только!) крестьянством от древнейших традиций общинности, т.е. народного экономического, политического и духовного самоуправления, с пониманием условий изменившегося мира. Такие взаимосвязанные, как: народная педагогика, нравственные представления, где главенствую нормы морали с учетом особых случаев и обстоятельств, так как календарных обычаев, общинных (...) артельных и братчины (особо воинской).
В Общине все просто, а ее опыт можно раздвигать до любых пределов, превращая малые союзы в "языческий" природный социализм: если удается добиться равенства расходов, то неравенство доходов не будет иметь никакого значения. Вы же не будете отрицать, что неравенства в первую очередь составляют степени роскоши? Где, с какого-то момента, можно заключить, что она неоправданная. Вот это и должно считаться преступлением против Природы, причем одним из самых тяжких. Если берешь от нее более, чем нужно для достойной жизни. Произведения искусства не могут считаться роскошью, во-первых (и главных!), если они незатратны природе и не оскорбляют ее... то есть этичны по отношению к ней и обществу, но вдобавок служат наглядному самовоспитанию и наглядному самообразованию.
И у меня остаются лишь два вопроса: «Доколе?» и «Не пора ли?»
С уважением к прочитавшим, и попытавшимся понять,
Михаил Алексеевич Байков (урочно).
/конец первой книги/
Далее?
Книга ВТОРАЯ – СОВМЕЩЕНИЕ ПРАКТИК:
«Эталонные жилища особо сложных условий, выдержавшие испытание временем – сравнительный анализ»,
"Возможности совмещение достоинств различных жилищных практик, с достижением наилучшего, исходя из возможностей места и критичной нехватки времени",
"Землянки военного периода и традиционный семейно-общинный земляной дом периода подсечного земледелия",
"ВАРАГА и КОЛЫБА – собственные рекомендации с приложением личного опыта, чертежей и фотографий"...
Книга ТРЕТЬЯ – КУРС ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ:
«Основы языческого воспитания и жизнеобеспечения в условиях природной среды и тотальных преследований»,
"Практики скрытого земледелия на основах хозяйствования с использованием возможностей природного ландшафта",
"Системные скрыты, схуты, схроны, как резервный, параллельный или подсобный способ ведения хозяйства"...
БОНУС (приложение из Второй книги):
"Сказ про то, как варага строилась"
...Прослышали горбоносые, что варага затеял строиться в новых для себя местах. И про то прослышали, что деньгам он цены не знает. Привели строителей и стали тех нахваливать на все лады, себя не забывая.
Варага послушал, да спросил:
– Сами будете строить?
– Нет! – сказали. – Они будут строить, а мы твои деньги брать.
– Зачем?
– Им отдавать будем!
– Все?
Удивились они глупости варага.
– Нет, конечно; часть от того, сколько посулили.
– Тогда на что вы мне, если сами строить не будете, работников обманывать собираетесь, а выглядеть будет так, что это я их обманул?
Горбоносых выгнал, а строителям так сказал: – Показывай, кто во что горазд!
А с юга к нему пришли, с востока пришли, с севера даже, да и с гнилого запада приперлися.
Цыгана вперед пустили – некогда ему. Тот три кола воткнул, посередке горящую головню бросил – живи, как я живу!
Варага искал-искал, за что похвалить, обиды не нанести, и нашел – похвалил за стрепетность. Стал расспрашивать, что да как, что за народ, чем живет, спросил и про три кола – зачем те ему.
– К одному коня привязать, на другой одежду повесить.
– А третий?
– На всякий случай. Роскошь конечно, но я цыганский барон, мне такое можно.
– Мудро! Порушат не жалко. И барин, я вижу, каких повидать. Ну, а когда совсем нехорошо? Когда холодно и сыро?
– Тогда всем работать приходится, тогда общую канаву роем, а от нее на стороны канавки короткие – каждому барону с женой и детишками, накрываем всякой всячиной, еще и дернами поверх – рядом пройдешь, а не сообразишь, а сообразишь – полезешь, так мы из другого конца, а таких концов сколько хочешь. Нельзя цыгана в его жилище поймать!
Варага еще раз похвалил – увидел что на заметку можно взять.
– Кто еще хочет?
Вышел вперед один из тех, что с севера пришли. Нашаманил снега и взялся из него лепить. Вылепил ком не большой, не маленький, видом, что стог пузатый – поперек себя шире, высотой невиликий, такой, что переплюнуть можно. Тот, что чудил, подкопался под него норой, внутри все выбрал, разгладил – достаточно места сделал, душник пробил, плашку с жиром зажег, непривычно, но поуютило.
Пояснил – холод внизу скапливается, потому через низ иди, но там не живи, тепло вверх скопится, потому далеко потолок не делай – сиди только или лежи, не вставай, башка сломаешь или хуже сделаешь – все сломаешь и замерзнешь.
Похвалил варага.
– Смотри-ка ты, по зиме, если в пути пургой прихватит, снега по пояс лыжину сломал, и к дому не успеть – в самый раз. И что, так и живете?
– Привыкшие мы! Всю зиму можем так.
– И сколько у вас той зимы?
– Считай, три четверти жизни.
– Сурово!
– А по-другому, можешь?
– Это к соседям – они неженные. С моря живут, кита промышляют – костей не выбрасывают, все в ход идет.
Тут вышел на него похожий, скоро, не скоро, яму вырыл круглую, бока укрепил, костей спросил китовых.
Варага затылок чесал. Подумали-поприкидывали, что на замену пойдет, нашли все-таки, нарубили такого же кривого, а прямое согнули, зашили плотно, одно ребро к другому, без щелей, а где усмотрели, там тонким, обложили и травой всяко-яким, по-цыгански, но землей усыпали толсто, и дернами, чтобы не расползлась, вверху дырку оставили, чтобы через нее лазить, и чтобы дым выходил. Лестницу же из единственного ствола – затесали с двух боков, и дыр в нем понаделали, чтобы ноги втыкать. Такой удобнее приставлять к дыре изнутри.
Видом, если снегом обсыпать, как у прежнего сделалось только место много-много больше. Посидели внутри, неплохо жить ватагой в нужду, а при трескучих морозах так и совсем хорошо, только через верх лазить неудобно.
– Так и ходите?
– Только зимой, летом сбоку ход, а в осень – снизу лаз и ползком. А чем длиннее тот лаз, тем лучше.
– Летний, это и коню понятно, зимой заваливаете, а осенний, что длинный и крытый, лучшей тяге служит? – слепил догадку варага, и в точку попал. – И сколько у вас лета?
– Да, почти ничего. Сильно с моря дует.
– Молодцы! – похвалил варага. – Приспособились и приспособили. По-уму живете, по возможностям – не пропадете.
Тут следующий вышел. Со степей, где леса нет, но прутья растут. Плетень взялся вить, что птица. Сперва стены в круг замкнул, от них полукругом вверх, все шкурами закрыл, а где надо сшил. Получилось, что гнездо, но перевернутое.
– Гляди сам – места много. Ходить можно. Очаг в середке – тепло ровно во все стороны, дым вверх уходит, а воздух с любого боку заходит, где шкуру оттянул.
– Мудро! – похвалил варага: – Та же яма, но наоборот. И понятно, почему к такому пришли, леса-то у вас нет, а ветра донимают. Одновременно, нисколько и не шалаш – жилище путевое
– С ним и путешествуем! Иной раз разберем, иной раз арба поставим, так и едем.
Даже так? – удивился варага. – По уму кочуете. Всегда так было?
– Кто древнее, кто беднее, кто ближе к лесу, те корой обкладывают или берестой шьют.
– Даже так можно? Вот уж не думал – это же что наш туесок.
Пока судили, пока рядили, тут какой-то уже камни расставил, те взяв без спроса, которых и трогать можно было, только водой родниковой обмывая и заговаривая, да стал новых просить.
– И откуда ты такой торопыга?
– С мест, что вашим нечета, учить вас пришел уму-разуму и воспитанию.
– А камни тебе пошто?
– Сперва забор возводить, потом дом!
– И много тебе заборов надо? И от чего городишься?
– От людей, и да, много. Сколько людей – столько заборов.
– И где я тебе столько камней наберу?
– Это твое дело, не мое. Без камней я строить неспособный.
– И что так, так у себя и строите? Чего не из леса?
– А леса мы у себя порубили!
– Зачем?
– На уголь!
– Зачем вам уголь?
– Печи топить.
– Греться?
– Нет, для другого дела, а греемся мы каминами – им много леса надо, только богатые теперь могут купить.
– Тьфу на вас! – в сердцах сказал варага. – Иди-ка ты, мил человек туда, откуда пришел!... И что медлишь?
– Леса ваши пообмерю и пойду! – сказал пришлый. – Нельзя так, чтобы у кого-то то сохранилось, чего у нас нет или мало осталось.
Но тут огреб тумака от восточного гостя, от южного, и даже самого северного, хотя на что уж терпеливым был. Один только варага воздержался – гость, все-таки. Провел до межи, но с напутствием, что если явится с такими делами, не ручается, что вдесятеро схлопочет.
Из-за межи же гость западный, изошел обидами, лаять стал бессовестно, про то, как обидели, какой он был хороший, а какие здесь все плохие – что всему миру про то расскажет, и весь мир в то поверит, потому как если много-много одно и то же говорить. Горбаносые тут же явились, ссуду под эти дела пообещали, с двух боков под ручонки взяли, да принялись подпевать, в то тыча – чего у них мало, а хотелось бы, но теперь и право на то есть...
Отмахнулись, это дело привычное, всегда такое шло с той стороны, и всякая непогода тоже, потому-то по сей день зачуры и ставят у святых костров.
Варага остальных вместе собрал, наградил одинаково, чтобы не обидно было никому, приметил, что у каждого можно взять.
– Польза с вас мне видная, а завидная в местах, откуда вы сами есть.
Угостил их, одарил их и отпустил с миром.
Взялся за дело сам, но с новыми мыслями в голове, и родилась с того случая та самая варага.