Текст книги "Самообеспечение языческого выживания (СИ)"

Автор книги: Аноним Фиксаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Чесать затылок или гладить бороду в раздумье – что ответить, не одно и то же. Первое от недостатка знаний. Второе от избытка и сложности выбора, желания упростить, чтобы каждому стало понятно, а сошлось быстрее.

Знание предмета составляет знание составляющих его мелочей, они являют объемное понимание. Голубь Пикассо не способен взлететь даже воображением, и уж точно не даст потомства. Но по городской шкале труда, он оценен выше той подтирочной бумаги, на которой изображен.

Проблемы "невыживания" гарантируются городской среде причинами обесценивания произведений людей труда, действий специалистов труда, чья практика и чьи знания о действительных предметах жизнеобеспечения не то что не востребованы, а категорически не "модны".

Когда Сократ средь бела дня с зажженной лампой ходил по загаженной базарной площади, он искал не просто человека, он искал ВАРАГА. Не дело искать средь нелюдей, не дело искать в городе, и последнее дело объявлять – кого собственно ищешь. За такое, естественно, сказнят...

ВАРАЖНИКИ и ВАРАЖНИЧЕСТВО

Вот на сколько же все интересно, скажи еще десятка два лет тому обратно мирскому люду варажник о варажниках, что существуют этакие, средь них толкутся, и даже само слово озвучь средь «ваших» – отвечать ему на разные каверзные вопросы, сидя по плечи в болоте, держась за тонкую ветку. Мой прадед когда-то сидел, но был вынут, а спрашивали его за общество – мог ли спасти больше людей (речь о 1944), чем спас, и проступок никак не тяжелее, но досаднее, за древние листы – само записное прошлое, куски его, был утеряны, которых не восстановить. Сгорели с деревней и атавитовы требники. Не было раньше таких войн, не верили, что могут стать до степени, когда будут сжигать все, как в прежнее. И дома с запертыми в них людьми тоже, как в петровское время, и опять за веру, за то, что не похожи на них, за то, что не склонились.

Кто такой Атавит? Самый краткий и точный ответ будет такой: СМЫСЛ. Атавит – человек-Смысл, он таким стал, не мог не стать, пройдя, согласно обычаю (или вере? – здесь у нас путаница), двумя детско-отроческими, а потом пятью взрослыми полновесными уроками, начав Урок Восьмой, уже собственный, тот, которому срока нет.

Есть еще записные смыслы, их опять же зовут «атавитами», эти кусочки, группы различных тетрадей, случается и публикуют – этому серьезных запретов нет. Им положено вращаться и возвращаться обновленными. Это – СМЫСЛЫ, прятать их нельзя. Здесь только одно обязательное условие: переписывая, должен насытить более, улучшить звучание – удоходить! Сделать богатым в том прямом прежнем понимании слова, что задать ему «божественный путь». По нашим обычаям (или, если вам угодно – верованиям) смысл только тогда остается смыслом, пока он жив, а для этого ему расти и меняться.

Срок обозначенного урока – восемь лет, а межурочное время может быть разным, оно в счет не идет. Иногда человек тонет в межурочьях, и уже не в силах повернуть-поменять собственную жизнь.

Как человек РАссудочный (а ссуда тут невелика), как «варага пяти уроков» (двумя природными: Детским и Отроческим, да тремя взрослыми Уроками, полными значений, а именно – пРАвящими), надеждой, что когда-то случится взять Урок Восьмой, тот, которому (с)РОКа нет, в котором тебе ничто и ничто не указ... что могу сказать? С Урока Восьмого всяк человек – Атавит. Каждому Уроку, назначенному ли, самоназначенному (в современности все чаще так), отпущен срок в восемь лет – ни более, ни менее, раньше сдать, отчитаться, как бы в нем не преуспел, заочно пройти, никак нельзя. А вот межурочное время может сложиться всяко-разное, и даже стать для тебя роком «бОльшим», чем сам Урок. Но каким бы ни стало, как бы не затянулось, в счет оное не войдет. Вот и считай. Иногда человек тонет в межурочьях, и уже не в силах повернуть-поменять собственную жизнь. Атавиты умудрены не просто возРА-сто(м) – моему в момент написания до ста годочков два осталось – а дисциплиной сложившегося многослойного ума-опыта, тела-опыта, души-опыта. Нам они не РА-в(н)ы.

Уроки, накладываемые Атавитами, мудры «пытом собственным» – они видят, что тебе надо, а что Миру, и находят меж тем равновесие. Поокровавленному не сразу в дом. СтРАнствуя, видишь людей, с собой равняя, примеряясь с Миром. Так во всем. Ничего похожего на прежнее. От огня шли к воде, от воды к земле. Кузнец передавал кузницу ученику, а сам становился рыбаком. Рыбак – пахарем. Шли в артельные плотники, землепроходцы и даже в «казенные сидельцы»... А мне вот – не с того ли, что (как говорят злые языки) «осьмь лет на сайтах чушь молол?» – назначили, выпало таким роком, сесть мельником на малой реке – «смотреть за водой текущей». Устав не строгий, в отказ не иду, прежнее кормит, новая дороГА пуГАет, никак не примериться, и уже не верится, что затянешься.

Нет государства готового освободить собственного гражданина от обязанностей перед ним. Даже то изначальное, что носило название Рай, облагало собственных немногочисленных граждан ограничениями по местожительству не одним лишь фактом прописки (никакого туризма!) Первое лишение гражданства с последующей депортацией произошло причиной нарушения экологии пространства. А незнание законов сохранения равновесия в природе, не освободило Адама и Еву от ответственности.

В старое время обычаем было так: если восемь лет предавался войне, Уроком следующим непременно идти в скомрахи (такое правильное их название и значение), либо в СТРАнники – выправляться людьми. Леча смехом других, лечишь себя самого. Там и тут выступает схожее. Положено так, не сразу в «дом», сперва тебе «чистилище».

Подобное случалось не столь часто – но накладывалось и Атавитами, если видели, что человек мхом начинает обрастать. Мудры были "пытом" собственным – видели, что тебе надо, а что Миру, находили меж тем равновесие. Поокровавленному не сразу в дом. Странствуя, видишь людей, с собой равняя, примеряясь. Так во всем, ничего схожего, ничего на прежнее. От огня шли к воде, от воды к земле. Кузнец передавал кузницу ученику, а сам становился рыбаком. Рыбак – пахарем. Шли в артельные плотники, землепроходцы и даже в "казенные сидельцы"... А кому-то – не с того ли, что, как говорят злые языки, "осьмь лет чушь молол, на бумагу ее перенося"? – мельником, осесть на малой реке, да "присматривать за водой текущей". Устав не строгий, в отказ не шли, хотя прежнее кормило, дорога пугала, никак не примериться, теряешься, не найти конца на новом, чтобы понадежней ухватиться, все тонко, все рвется... Но втянешься, по себе знаю!

У варага, как могли заметить, накрепко вживлено, укоренилась логика цифры восемь. Здесь и собственный колесный (на восемь спиц) календарь, «гимнастический комплекс» – ныне, так называемая, «русская восьмерочка», здесь игры-обычаи, здесь особое восьмистенное шатровое строение, запрещенное от времен Ивана Грозного не только в мирском, но и церковном зодчестве, опаской, что «язычник увидит в том свое». Но главное заключено в человеке. Считается, что сам человек каждые восемь лет меняется (поскольку ось проходит) – тело и дух его претерпевают изменения, и необходимо пРАвИло, можно-нужно перенапРАвить, осуществив наложение «следующей жизни».

Да и человек меняет кожу мыслей своих каждые восемь лет, ставя прожитое на переучет – это РА(с)познали во времена древнейшие, с этого все.

Потому-то каждые восемь лет следует бросить все, что завязало – все путы предыдущего, и начать заново, с нуля, в иной, едва ли не полярной, области. Это и есть Урок – обогащение новыми Осмыслами и Навыками. Урочный человек многообразен, у него даже личина меняется, походка, манера держаться. Иных от прежней жизни встретишь – не узнают. Жизнь с уроками удлиняется – ты живешь их несколько, и они предельно насыщены.

Вот вкратце вся суть ВАРАГА – «болотных людей» (и так нас когда-то называли), местного (отнюдь не широкого) не получившего известность явления, которое должно бы было искорениться (как искоренилось все похожее) той новой дворцовой религией, которую назвали таким хорошим приятным русскому уху словом. Православие?.. Мы всегда были пРАвославными – это поймите, мы его славили, склоняясь под ним лишь в трудах, но приветствуя в рост, выпрямляясь под ним. Мы славим «РА» в ему отпущенное, и мимолетно славим, когда есть тому время и желание, мы – п-РАвославные за тысячи лет до Христа.

ВАРАГА выжило тем, что не заявляло о себе, как о какой-то имеющейся силе (власть всегда с подозрением относится к тому, что не в состоянии контролировать), ни о религиозном течении (едва ли таким являлось – не пыталось расширяться, привлекать к себе новых «адептов»), ускользнула от исследователей фольклора (хотя имело свое собственное творчество) и прочих изыскателей, что лепили себе диссертации на поисках малоизвестных обычаев и нравов, поскольку имели неплохое прикрытие – явление в явлении. И нежелание разговаривать на определенную тему или даже понимать ее, можно было сбросить на естественное стремление староверов не контактировать с посторонними.

Местные явления выжили за счет географии места, которую подбирали, где возникали, куда уходили, хоронясь, в системе, что для себя выбрали, отточили гонениями, но равно и тем, что ни на что не претендовали. Староверы, но не старообрядцы. И вера, учение или следование обычаям, выражалось явлениями гораздо более старыми, такими, что можно было считать поход Андрея Первозванного по реке Ловать недавним, а самого интересным собеседником, но одним из числа, и никак не большим, чем Атавит. И еще раз, не Атавит я, а всего лишь «межевой дед». Это отчасти и наследная «должностность» – выполнение определенных обязательств на местности. Раньше было множество всяко-яких «дежурных по России»

Секта? Нет. За секту быть принято не может по ряду причин. Но сначала встречный вопрос. Казаки – это секта? Казак – это обычаи места, которые накладывал образ жизни (взятые обязательства). А здесь мы имеем форму порубежничанья в чистом ее виде. У нас не молятся, а беседуют. А то, что случается, беседы ведут с камнями, деревьями... Та человек суетлив, а дерево не убежит – выслушает и объяснения почему ты должен его срубить. Разве у вас не бывает такого, что беседуете с умершим человеком во сне, а то и посещая его могилу? У нас, кто силен, может поговорить даже с озером или рекой. Но никто не вправе заставить делать так или этак, или «молиться», или «не молиться», и равно может быть принят на порубежничанье человек любой религиозной концессии, лишь бы он соблюдал ОБЫЧАИ места. Кладет ли он кресты или совершает намаз, или иное – это его личная духовная потребность, равная тому, что кто-то не любит рыбу, кто-то молочное, а кому-то тошно от овощей. Второе – во все прежние времена никто никого не звал (сами нарождались), и даже напротив – ставились преграды, чтобы не увеличивать и даже сократить число варажников (что только делало явление более привлекательным – исключительность манит). Так было до последней войны... Времена меняются?

Ты можешь молится Христу, Аллаху, Будде – кому угодно, пусть даже Черту или веровать «Ни Во Что» – здесь вам полная воля – «люби свою веру, не осуждай другие», но есть обязанность по отношению к тому участку земли (леса, озера, ручья, куска реки, полян, холмов и разломов) где стал, пустил корни, взял под ответственность. Это и есть вера определенной географии места – варажничество, а в нем поддерживающие и направляющие обычаи. И здесь не надо рядиться в косоворотки, чтобы присутствовать на собраниях, поскольку нет ни формы (отличительных знаков), ни собраний-толковищ. Но Православия больше нет. Европа уже перестала называть «христианскую веру» собственно таковой, теперь официальное общее название всем околохристианским, считая веру католическую, одно: «Иудео-Христианские». Второе слово (не по привычке ли?) еще пишется с заглавной, но это дело времени.

У нововерцев «анастасиевцев» – есть такое околорелигиозное течение – так или иначе продвигается практика (заострим внимание – ПРАКТИКА) «одного гектара» (житие и прокорм семьи собственными эко-чистыми продуктами – замкнутая агротехника), все глюки (философско-сказочную надстройку – а ля «маша и медведи») можно не брать в расчет, но надо быть полным идиотом, чтобы в их среде указывать на это, и следует принимать условия игры, как они есть. Отказываться от практики из-за местных тараканов?

Равно и в варажничестве. Оно предлагает волю, но это не свобода, человек изначально должен быть вольным, понимать что это такое и какую ответственность накладывает. Равно принимает условия "игры" – жить по воле согласно обычаям земли. А они просты и незатейливы. Во-первых, уважать межу и понятное желание соседа иной раз не видеть никого месяцами (выставляется определенный знак "в углах", а если желает видеть гостей, приглашает к себе – выставляется иной). В сезон знаки не работают – их принято игнорировать, потому как всяк в это время нуждается в помощи и делает припас. В том числе и за своей собственной межой – на время в общих угодьях (но опять же есть обычай такое оговаривать заранее). Всего враз не расскажешь.

Вот пример; у нас при помощи принято оставить «отдарок» – хотя бы коробок спичек за то, что помог на уборке картофеля, на сене, сложить, да замшить дом (мало ли чего!) – отдарок снимает груз «быть обязанным». Он может быть, и чаще так оно и есть, незначительным. Знак того, что во внимании, в уважении, что замечено.

Мелочи, которые не мелочи. Если человек со мной не поздоровался – это настораживает – вовсе не значит он чужак и желает зла – может просто рассеянный и бесхребетный, но с этого момента держу его во внимании. (В лесу по отношению к незнакомцу это естественно в любом случае, но здесь это срабатывает как дополнительный тревожный звонок) Все о чем сейчас говорю, особо касается БП-обстоятельств – тех обострений и крайностей, который он накладывает. В безвластие человек держится обычаев – они главенствуют над законом. Выживешь ли в "чужом лесу"? Чтобы выжить, надо знать обычаи местности и их придерживаться. Если хочешь оставаться живым и здоровым – пожелай этого тому, кого встретишь. Это логика. Одновременно – это русский обычай. Не здороваться у нас от какого-то времени станет вредно для здоровья – поверьте!

Евреи вот тоже – это прослеживается постоянно – не здороваются с гоями. Стоит ли разбираться в причинах? Потому ли (говоря испорчено-осовремененным), что им "западло" или не позволяется их верованиями? Но как "не пытай", будет "добрый день" и когда "доброго дня" нет (значит, лож в глаза), но никогда не "Здравствуй!". И еще раз – ЗДРАВСТВУЙТЕ!

Мне нравятся обычаи варажников той практикой тысячелетий, за которым упрямое выживание. Но чтобы называться варага, принять этакое на себя, есть некоторые дополнительные... скажем прямо – обычаи. Можно попросту прибыть, осесть среди них, соседствовать. Стоит ли отказываться, если знаешь нечто смущающее? От крепких соседей, которые, став родней, не просто помогут и выручат, а будут считать это обязанностью на все времена, во всех случаях? Но можно еще интереснее – самоназначиться в местах, где до того варажников не было. Это не грех, а слава! Ведь уже хотя бы понял, пусть не к чему ведет, а от чего ушел, ускользнул.

Есть старое древнее: «Если враг осилил – бросай все, иди в глушь, заводи на новом месте старую жизнь...»

Пусть есть и такие, кто вовсе из леса не уходил, но всему были и будут причины, которые поднимают людей, не желающих жить, как им навязывают, и бросают их в иные места.

Вот находим и у летописца: "В 1174 году некоторые жители Новгородчины, наскучив внутренними раздорами, снялись с места и ушли в земли далекие и безлюдные, утвердясь в земле вятской, приняв к себе многих и в следующие годы, составили маленькую республику – особенную и независимую в течении 278 лет..."

Любопытна и приписка: "Новгородцы не могли простить им того, именовали своими беглецами, рабами и время от времени старались сделать зло..."

Такого не изменить, оно будет и будет повторяться. Что вне сомнения – всякое явление опошляют, как только о нем станет известно более широко, потому не стоит заявляться в места, где не поймут, громогласно заявлять о себе, навешивая всему таблички. Знакомьтесь, выбирая подходящее, остальное не осуждайте.

Еще и еще раз – пытайтесь осознать на первый глаз невозможное – есть другая «невидимая» жизнь, в которой не заполняют бумаг, где слово – закон, наказанное становится пРАвилом, где нет кредитных карт, банковских счетов, где едва ли коснешься телефона, а месяцами о нем можешь и не вспомнить, где отношения между людьми живыми именно так – напрямую – глаза в глаза, а с государством сокРАщено до степени, что «оное тебя не видит». Да, живут по воли именно так, да, приходится прилагать дополнительные усилия к тому, чтобы «колесо вращалось», чтобы сделанное тобой продолжало жить – РАботать.

Жить по воли – это сектантство? Личная принадлежность церкви – это в первую очередь партийная принадлежность, богу здесь отводится вторые роли. Принадлежность малому (секте, расколу) – это партийность втройне, и какой бы не была партия, во главе ее, подсидев всех, станет бухгалтер. Именно он, определяющий куда ее вести, объединяться, дробиться, источиться ли до нуля, распухнуть ли – он, согласующий это с такими же бухгалтерами ради выгоды управленцев. Партийность пастырей расходится с партийностью рядовых членов. Слияние с верой иудейской, тем же самым похабством, что во времена Ивана Васильевича (прозвищем Грозный) называлось «ересью жидовствующих», происходит в нашем историческом отрезке. И после того, как уже на наших глазах эа ересь окончательно возьмет верх, о Православии истинном можно говорить лишь как о некой нежизнеспособной секте. После сына предателя во главе бухгалтер – «бультлейгер в законе» (или как там его?). Расчленить целое, продать и снова скупить уже задешево – «по следам их узнаете вы их».

Но любое новое зарождающееся движение, религиозное ли, экологическое ли (как всякая гигиена души), будет на всякий случай опошлено, замазано, расколото, а во главе раскола окажется сын Израиля.

И то, что на Руси раньше называлось "ересью жидовствующих", перестало быть таковой, теперь это генеральная линия партии, по какому-то недоразумению все еще обзывающейся "Православной Церковью". Это не вдруг, не сгоряча. Мысль продумана и взвешена – может быть источники всяк раз мутные, и существовали когда-то иные, но теперь таковых нет.

Наверное, первый и последний, кто публично рискнул говорить о детях Луны и детях Солнца, противопоставляя их друг другу, был Иларион («Слово о Благодати» – 11 век!), Равно противопоставляя РАсию, как Солнце (не вижу своего племени в «росах», пусть чисты они, мы от племени «РА», и ВолГА звалась рекою РА) Луне, как Хазарии. Это корневые «языческие» определения как отдельных людей, так и определенных групп, поскольку тяготят друг к другу, и со временем, побеждая, становятся основой племени, его судьбой.

Победив, городской мир сделался таким, что все в нем не только может быть опошлено, но обязательно будет испохаблено. Стеб над явлениями – примета времени. Будет вырвана частность, сделана главенствующей, и по ней будут судить и осуждать. Тех, кто радеет, идя к «Нему» собственной болью, опять обзовут «хлыстами» или еще шибче, желать видеть только это, без желания понять. Тех, кто поутру обрядово умывается лучом солнца, заклеймят «дырниками», «щельниками», ведь якобы (и каким ветром принесло ту лжу!) «оные тайком сверлят дырки в избах на восток, дабы молиться в них, отмыкая, да затыкают пробками». Такому когда-то благоволила, делая в том первый зачин, церковь, считая собственным оружием. Нужно признать – действенным, но коль идет от дел «византийских», чему тут удивляться. Пришло время, взялись за церковь. И хотя первой «ласточкой» здесь выступил протестант-революционер Петр Первый со своим «всепьянейшим собором», приводя в изумление и Сатану, спустя два столетия никак не вторичными, не подражателями выглядели «воинствующие безбожники» от «национал-еврейской». А 90-е того же, того самого-самого проклятого века, навалившись второй волной, разрыхлили ситуацию до возможностей любому обгадить древнейшее Русское Поле – как бы не охранялось, какими бы заборами не огораживалось. Более сделалось, ныне оное приветствуется, подразумевая у «стебующегося» ту тонкую изящность ума, что может пролезть в любую щель.

И единственное, что могло быть охранено в подобных условиях – то, что от "них" ускользнуло, что ныне, как и во времена оные, безвестно – куда "городу" входа нет.

Так или иначе, людей собственного толка объединяет Круг. Можно говорить о них, как о «круге людей собственного учения», но односложного яркого запоминающегося названия этому нет. Кроме славного – РОДНОВЕРЫ, которое, думается, и следует продвигать, как общее понятие, хотя само слово «новодел», а живущие под ним, от страстей ли, что так много упущено, стремятся РА(с)кинуться собственным понятием (толком) «бога» на всю русскую географию.

«Что бы люди не затевали, их начинания будут поняты другими людьми не так, только не так, всегда не так!»

А именно, по "образу и подобию собственному".

Можно бесчисленное число раз перечитывать Гумилева («Древняя Русь и Великая Степь»), что объясняет исторические процессы неравной «пассионарностью» или же ее отсутствием. Но всяк раз вижу вождей, их идеи, которые исчезают с их смертью или же становятся наследными, что подхватывает другой вождь своим желанием вынужденный тому, что надежнее (он вождь наследных идей). В основе вопрос личности, и если угодно – культа личности, НО НАСЛЕДНЫХ! Передающихся! Не обязательно по крови (форма может оказаться иной), но обязательств этому предыдущему культу соответствовать.

Единственная идея, которой в БП удастся выжить, кроме тоталитарных – это Общинная форма, но она не имеет ничего общего с либеральной демократией – это опять же жесткая «диктатура общины», а в ряде вариантов это религиозная группа или группа связанная какой-то идеологической установкой. (Кстати, «братчина» – это тоже установка, а есть и временные формы, вроде «артели», связанные задачей, после выполнения которой каждый артельщик может быть свободен).

Культ Вождя в Общине возможен только в крайне сложный период жизни, когда кому-то приходится брать ответственность в регулировании жизнеобеспечения. Но вождь здесь фигура временная, ее значение возрастает с невзгодами. Понятие Общины обязывает, что в благополучное время он должен держаться того же, что и все, и даже строже, показывая своим примером соблюдение простых правил.

Как здесь уже резонно указывали, у тех же казаков существовал диктат выборщика. Временная диктатура (!), различее прав военного и мирного периода (в мирное время все вопросы сущностью решались коллегией старых казаков – и это правильно). Для вопросов значимых, уже для всей Казачьей Общины собирался Казачий Круг (но закулисная борьба решений различающихся по своему характеру, равно слоившихся на этом мнений групп, происходила и до этого времени. Сам Круг не мог выработать лучшее решение, потому как оно невозможно на основе «демократического либерализма», а принимал то, в котором ПЕРЕКРИЧАТ. То же самое происходит и сейчас – какая «информация» (форма ее подачи) перекричит остальное. И Атаман – фигура исполнительная, несмотря на диктаторские полномочия.

Понятие "христианства", следование ему не было столь строгим – ему следовали двумя причинами: "Басурман – существо другой веры" и связями с "альма-матер" (так наши предки поступали, и нечего что-то менять)

На наши сознательные действия (оставляющие след) неосознанно влияют следы, оставленные нашими прародителями – наследная память проявляется именно в этом. Паразит рождает паразита, и только влияние активной, а не аморфной среды заставляет его потомков собственному выживанию и благополучию искать иное. Это способно изменить если не вид в целом, то создать новый – приспособленца, и может так статься, что в следующих поколениях рецидива не будет (если среда будет оставаться здоровой, а приспособленцы и прочие подвиды ее не «запаразитируют», не изменят), вид станет устойчивым, и можно будет говорить о появлении нового уже человеческого племени с иным названием. Вопрос, как уже сказал, возвращения человека к человеческой сущности. В наших условиях к этому способны только человеческие частицы намеренно вырвавшиеся, удалившиеся и максимально сократившие свои контакты со средой.

Толпа современности уже не временное (не по призыву), а постоянное состояние. Город сутью – это толпа, рассованная по ячеям. Она лишена чувств ответственности, приобретает в среде общей схожести безопасное ощущение анонимности и безнаказанности любым порокам. И только частицы осознанно вырвавшиеся оттуда (способные на поступок ради будущности собственных детей), способны выдавать и видеть результат уже на кратчайших исторических отрезках – собственной жизни.

Это уже никак не единичные случаи, можно говорить о схожести идей, возможностях их сращивания. Причем, на основах практики далекой от зачарованности толпы, то есть с людьми собственной воли. Внушение, заражение до потери ориентиров, направление движения в любую сторону, все эти фокусы возможны только применимо к массе, оторванной от созидательного труда. И ей время от времени позволяют реализоваться: превратив подозрения в уверенность, а антипатию в звериную ненависть, подставить, стравить тех и этих.

Случайностей больше нет, а понятия подменены. В действительности, это Деревня, с ее укладом и обычаями сложна, а Город – примитив примитивов. Управление массой предельно примитивно, но сложно, едва ли возможно, управление отдельными частицами вне массы, и особо теми, кто сделал осознанный выбор, рискнул вырваться из нее – им есть «что с чем» сравнивать. Частицам, что поколениями живут вне массы, этого не понять, а поняв – не поверить. Масса для них (как безответственность) все еще привлекательна, собственному образу жизни они следуют возрастной привычкой, тем, что в «революционной молодости» не решились «податься в город». Но их детей украдут, тех, кому за 12-14, уже украли.

Частицы, которые вырвались, это осознают, но бороться, кроме как полной изоляцией, вне состоянии.

Зерно в массе своей горкнет и разлагается, отделенное семя прорастает.

Город, как толпа – это удивляющий примитив целей и идей, раздражительность, нетерпимость к чужому мнению... Городской житель, вынужденно помещенный в деревенскую среду с иным чувством (свойством) времени, пытающийся наладить в ней собственную жизнь, терпит неудачи и обидное скорее причиной, что еще очень долго сохраняет присущую ему возбудимость и раздражительность уже в силу ускоренности, поспешности выводов, поиска сиюминутной выгоды... но тем, с точки зрения "деревенского ума", неумении смотреть в завтрашний день, неуважению к нему (завтрашнему дню) и соседу.

Считая себя существом удивительно сложным, городской человек (а примеры у меня перед глазами) примитивен на удивление, а кажущиеся сложности характера и мышление выражаются в том, что он однолинейно, но чрезмерно...

возбудим,

раздражителен,

невнимателен,

поспешен в выводах,

скуп на уважение, потому не уважаем сам...

Это, как нельзя более (если он к тому же распущен и не способен сдерживаться) становится заметным, когда он оказывается вырванным из своей среды, и считает что может перестроить обычаи (уклад) места, а не подстроиться к нему.

Деревенский житель, в очередной раз обманутый в лучшем, да непонятый в намерениях, склонен отстраниться (не лишая себя удовольствия позлословить в семейном кругу) предоставить подобное лечению "временем" или "случаем" самому месту – то есть, Природе и Земле. Но это городским умом воспринимается как затаенное, угрожающее ему, еще более увеличивая его подозрительность и даже побуждающее к поспешному – "упреждающему".

Не вижу смысла далее исследовать этот вопрос. Виновной стороны здесь нет. Вывод очевиден... но уверенность в определениях "правильного и неправильного" отсутствует.

Некоторым вещам должно бы уходить в безвестность чистыми, чтобы их не извратили и не опошлили. В такое (варажничество) ранее вводили только изустно, на примерах, начиная с малых, пошагово. Потому как нет ритуалов обязательных и обычаев обязывающих, есть только, иногда проявляющаяся на уровне инстинктов, потребность жить так, а не иначе. Это как обретение равновесия, логики жизни, ее простого смысла, и одновременно возможность не упасть, не изваляться в грязи, после которой уже не отмоешься. Сегодня не часто встретишь людей, которые живут гениально. Мне нравится читать и расшифровывать старые рукописные тетради ВАРАГА– там много уставного, что может быть пригодно и к нынешнему дню. Еще нравится вложенная в них ирония, но это возможно, отпечаток личности предыдущего переписчика.

АТАВИТЫ КРАСНЫХ ТЕТРАДЕЙ:

Разброс по времени написания предполагаю очень велик, примеряя отдельные, можно сделать вывод, что речь в них может относиться к дохристианскому периоду. В любом случае, атавиты языческие, несмотря на двоеверие, христианского в них мало или нет совсем. Необходимо учитывать, что атавиты многократно переписывались и хранились в семьях, являясь предметом гордости каждой. Они читались вслух и несут на себе отпечатки личности каждого переписчика. Другими местами называют «трапарь» и трактуют (думаю ошибочно), как напутствие на «тропу», на дорогу (выглядит логичным). У нас – «атавиты» (смыслы). Эти принадлежат к так называемым «красным тетрадям». Здесь «красное» не значит «красивое», коль относятся к «воинским требникам». Не уставное, но близко. Очень обширный список, несколько тысяч атавит. Не все равны. Брал по десять лучших, интересных современности (хотя здесь предвзят), пытался урезать, довести до полусотни. Слова, читателю непонятные, осовременил, полностью нечитаемые пытался угадать по общему смыслу. Последний список по дате хранения относится к 1940 году. Одну из тетрадей, от которой дошла всего пара листов, рассеял по спискам. Разброс по времени написания предполагаю очень велик, примеряя отдельные, можно сделать вывод, что речь в них может относиться к дохристианскому периоду. В любом случае, атавиты языческие, несмотря на двоеверие, христианского в них мало или нет совсем. Необходимо учитывать, что атавиты многократно переписывались и хранились в семьях, являясь предметом гордости каждой. Они читались вслух и несут на себе отпечатки личности каждого переписчика. Видоизменять, улучшать их считалось правом к ним допущенного, чтеца. Традицией было прятать в долбленых бревнах избы. Некоторые, как знаю, и вовсе засмаливали в столпы варажниц. В период церковного мракобесия, хранители приравнивались к чернокнижникам и с ними поступали соответственно. А сколько тетрадей сгорело, когда фашист жег деревни? Отчасти, эта публикация приоткрывает культуру срубников, варага, схутников, странников.