Текст книги "При попытке выйти замуж"

Автор книги: Анна Малышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 12
МОРОЗОВ

Он вернулся домой поздно и сразу отправился в ванную. Открыв воду, он вылил в ванну почти пол-литра ароматических эссенций – раньше он отбивал таким способом собачий запах, а сейчас ароматизировал воду уже по привычке. Лялька этот запах терпеть не может, как и самих собак, впрочем.

Лялька имела смутное представление о том, чем он занимается, и с расспросами не приставала. Деньги приносит – и ладно. Она была женщиной практической и исходила из того, что не дело красит человека, а прибыль от этого дела. Будь ты хоть негром преклонных годов, но если ты получаешь приличную зарплату, мы тебя примем, как равного. Морозов с пониманием относился к такой жизненной позиции своей подружки, но временами, только изредка, задумывался о том, что было бы, если б удача от него отвернулась?

– Ляль, – спросил он однажды, – а вот если мой бизнес прогорит?..

– Типун тебе на язык, Барбос, – перебила его Лялька. – С чего бы? У тебя неприятности?

– Пока нет. Но – если вдруг? Ты меня не бросишь?

– Брошу, – уверенно кивнула Лялька. – Так что ты уж работай получше.

– Хорошо ли это, Ляль? – запечалился Морозов. – Получается, ты со мной из-за денег.

– Нет, Барбосина. Я с тобой не из-за денег, ты меня не упрощай. Другое дело, что без денег ты потеряешь часть своей привлекательности. Образ будет уже не тот. Вроде ты, а не ты. А я терпеть не могу незавершенности.

– А если я терпеть не могу нестабильности? – спросил Морозов. – Вроде ты со мной, но в любой момент можешь смыться. Как мне быть?

– Терпи, Барбос, – велела Лялька. – Судьба твоя такая. Я же терплю.

– Ты-то что терпишь? Я же пока в образе, в завершенном.

– Нестабильность терплю. И, заметь, обречена терпеть вечно. Потому что стабильности вообще на свете нет. Вот сегодня я с тобой, а завтра – возьму и смоюсь. Легко ли? Жуть. А если не смоюсь, то тебя, допустим, грохнут.

– Добрая ты, Лялька, – вздохнул Морозов.

– А я и не прикидываюсь.

Вряд ли Лялька сказала «грохнут» просто так, подумал он тогда. Вряд ли она имела в виду рост преступности в Москве. О чем-то она все же догадывается, что-то про его бизнес знает. Интересно – откуда?

Интересно, а спрашивать не стал. У них вообще были странные отношения. На людях Лялька его всячески высмеивала, говорила: «Барбос такой неуклюжий, такой некомпанейский, мне с ним ску-учно». Дома была почти ласковой, но вместе с тем равнодушной. Никогда не замечала, что он пришел позже; не удивлялась, когда он целый день торчал в квартире, не спрашивала, пойдет ли он на работу. Никогда не отказывала ему в близости, но никогда на нее не напрашивалась. Если ему хотелось поговорить – охотно поддерживала разговор и даже проявляла интерес к теме, сама же никогда и никаких разговороь с ним не заводила. Они могли молчать день, два, три подряд, и Ляльку это нисколько не тяготило.

– Барбосина, ты пришел? Есть будешь? Салатик сделать?

И сразу с журналом на диван или к телевизору.

Они познакомились четыре месяца назад. Он зашел к ребятам в отделение и застал сиену допроса Ляльки – она проходила свидетельницей по одному делу. Судя по всему, он не произвел на нее никакого впечатления, да и она ему не очень понравилась. Но прошла неделя, другая, и Морозов с удивлением констатировал, что все время вспоминает свою «ту свидетельницу».

– Что-то меня зацепило, – говорил он ребятам в отделе, – то ли голос, то ли запах. Голос, наверное.

Он выписал из «Дела» Лялькин адрес и стал караулить ее в метро. Встретились они только через две недели, и все это время Морозов вечерами добросовестно прогуливался по станции «Тушинская», вглядывался в окна вагонов проезжающих поездов и ждал. Но Ляльку он проглядел, и не он ее, а она его заметила. И окликнула.

– Эй, – крикнула она, – следователь!

Он сделал вид, что страшно удивлен, широко развел руки и искренне воскликнул:

– Вот так встреча! Вот уж не ожидал! Только я не следователь, а простой опер. К тому же бывший. Ушел я из милиции, Ольга Викторовна. Давно ушел.

– Ладно, опер, – согласилась Лялька. – Как жизнь?

Она была веселая, красивая и слегка нетрезвая. Последнее, видимо, и решило исход дела: он пригласил ее «в честь неожиданной встречи» выпить по чашечке кофе, и она согласилась. Она все старалась вспомнить, как его зовут, говорила: «Сейчас, опер, сейчас, я скажу, как тебя зовут, уже вот здесь вертится», и прикладывала палец к губам: «Тс-с-с», когда он пытался подсказать ей свое имя. Так и не вспомнила и вроде как обиделась на него за это:

– Раз не помню, значит, имя поганое. А раз так – ну его совсем. Буду звать тебя… Лёлик? Нет. Котик? Нет. Ну, как-нибудь буду. Ты на сторожевую собаку похож, буду звать тебя собакой.

Морозов к имени «собака» отнесся отрицательно. Лялька настаивала на том, что имя совсем неплохое. В результате сошлись на компромиссном варианте «Барбос».

Потом они встретились еще раз, потом еще, и уже через месяц Лялька переехала в его двухкомнатную квартиру в Перово. Только почему-то еще долгое время Лялька никак к нему не обращалась, хотя имя его, судя по всему, вспомнила.

Лялька ничего не делала спонтанно, и к переезду в морозовскую квартиру она тоже готовилась тщательно. Сначала Лялька наняла бригаду рабочих, которые быстренько сделали косметический ремонт. Потом она свозила Морозова в мебельный магазин, и они закупили новые диван с креслами, комод, шкаф и прихожую. Лялька не спрашивала, есть ли у него на все это деньги; она просто тыкала пальчиком в предмет и посылала Морозова в кассу. Ни просительных интонаций, к которым он привык за годы общения с самыми разными женщинами; ни якобы застенчивого заглядывания в глаза: «Может быть, купим, а?» Ничего подобного. Вместо этого только указующий перст и твердое: «берем». Морозова такой подход и обижал, и восхищал одновременно. А еще – обнадеживал. Он думал, вряд ли Лялька стала бы возиться с ремонтом, покупать мебель, обустраивать квартиру, если бы не собиралась поселиться у него надолго. А то и навсегда.

Приведя квартиру почти в идеальное состояние, она сказала: «Ну, теперь, пожалуй, можно». И у Морозова перехватило горло: неужели? Эта роскошная женщина – моя?

Лялька, как бы угадав его мысли, брезгливо дернула подбородком: «Более-менее сносно для временного варианта». Морозов мгновенно протрезвел и мечтать перестал. Разве что где-то в глубине души…

Он заехал за ней на следующий день и был поражен обилием чемоданов с вещами. «Да, – подумал он тогда, – шкаф действительно не помешает».

У него тогда жили три собаки – очень породистые и очень качественные. Он надеялся их выгодно продать. Но первое, что сделала Лялька, переступив порог его квартиры уже в качестве хозяйки, – открыла дверь и велела собакам:

– Уходите.

– Пусть поживут еще немного, – попробовал возразить он. – Я их скоро уведу.

– Рядом со мной все живое дохнет, – сказала Лялька. – Так что не будем подвергать зверей смертельной опасности.

Собаки, надо отдать им должное, поняли Ляльку с первого слова и быстренько покинули квартиру. Морозов, схватив ключи от машины, бросился за ними, чтобы отвезти их в приют.

– И больше собак не приводи, – тоном, не допускающим никаких возражений, крикнула Лялька ему вдогонку.

…Морозов залез в ванну, расслабился и задремал. Пожалуй, это мокрое пенное времяпрепровождение было его главным удовольствием, ему казалось, что он может вот так мокнуть часами, что он, собственно, и делал. Морозов никогда не мог сказать, сколько времени ушло на водные процедуры – час? два? три?

Время останавливалось, а вместе с ним за дверями ванной оставались его страхи, тревоги, неприятности.

– Рыбка моя, – говорила Лялька, – в прошлой жизни ты был маленькой симпатичной акулой. Чего тебя в люди потянуло?

Сквозь сон он услышал, как открылась дверь квартиры, потом Лялькины быстрые шаги, шуршание пакетов на кухне.

– Ты в заплыве? – крикнула она. – Давно мокнешь?

Через пару секунд она заглянула к нему, и через открытую дверь потянуло холодным противным воздухом.

– У тебя тут весело, – сказала Лялька, посмотрев на его сонное усталое лицо. – Есть будешь, Барбос?

Он кивнул.

– Понято. Просыпайся тогда. – Лялька ушла, а он с неохотой выдернул затычку. По мере того как убывала вода, на него накатывалось плохое настроение. «И чего меня действительно в люди потянуло?» – с тоской подумал он и потянулся за полотенцем.

Глава 13
ОБЩЕЖИТИЕ

Стол был сервирован кое-как, но еда производила приятное впечатление: жареное мясо, зеленый салат, картошка, соленые огурцы, квашеная капуста и даже две бутылки водки.

– По граммулечке, – сказал, разливая водку, один из недавних собеседников Виолетты, тот, который в пальто. Еще до ужина он успел ей представиться, так что она теперь знача, что зовут его Тропиным Сергеем Михайловичем и в прошлом, до жизни в бараке, он был владельцем крупной фирмы, торгующей цветными металлами. Словосочетание «цветные металлы» мгновенно примирило Виолетту со странным обликом Тропина, с его пальто, перевязанным пуховым платком, и она приняла волевое решение быть с Сергеем Михайловичем милой и обаятельной, тем более что, насколько позволяли рассмотреть пальто и шапка, надвинутая на лоб, Тропин был настоящим красавцем.

«Рэкетир» по фамилии Зуб и по имени Пал Палыч не вызвал в Виолетте никаких светлых чувств: «Грубое животное, – подумала она, – максимум с тремя классами образования». И Виолетта приняла решение быть с ним строгой и неприступной.

Конечно, образованием Пал Палыч не блистал и мог похвастаться всего лишь аттестатом зрелости вечерней школы поселка Апатьево Тверской области. Но Виолетта явно недооценивала его деловую хватку. Зуб в свои неполные тридцать лет владел сетью магазинов, торгующих спиртными напитками, и ничуть не уступал Тропину по денежному обороту.

Гинеколог Илья Дмитриевич, которого Виолетта окрестила «профессором», был, с точки зрения доходов, поскромнее Зуба и Тропина, но тоже не бедствовал: своя клиника в центре Москвы, обширная частная практика плюс накопления еще с доперестроечных времен, удачно вложенные в ценные бумаги.

За столом сидел еще один мужчина (обращать внимание на женщин у Виолетты пока не было душевных сил) – толстый лысый дядька с отечным лицом почечника («неправильно питается», – подумала она).

– Вита, вы будете водку? – спросил Тропин.

– Водку?! Нет, конечно. – Виолетта отодвинула пустой стакан.

– Напрасно, деточка. – Гинзбург заботливо заглянул ей в глаза. – Французского вина у нас, к великому сожалению, нет, а выпить вам сейчас было бы полезно. Считайте, что пьете лекарство, и поверьте многолетнему врачебному опыту.

– Что вы так над ней кудахчете? – вступила в разговор одна из дам, и Виолетту неприятно поразил ее резкий с железом голос. – Не хочет – не надо.

– Наташа, прошу вас, – укоризненно перебил ее Гинзбург, – вспомните свое состояние в первый день. Девочка волнуется, нервничает…

– А мы не нервничаем? – продолжала наседать Наташа. – Накладывайте, а то все остынет окончательно.

Теперь уже Виолетта не стала бы пить из принципа.

– Не обращай внимания, – все так же глотая окончания слов, шепнула ей девушка Маша, та самая, которая пригласила всех ужинать. – Наталья – гроза нашего общежития. Поешь.

– Не задерживайте, Сергей, – промямлил отечный дядька тонким голосом. – Наливайте. Между первой и второй…

Выпив, компания сосредоточилась на еде. Больше всего Виолетту поразило, что ее муж тоже проявил изрядную прожорливость и пил водку наравне со всеми, вместо того чтобы страдать. «Хороший аппетит, – со злостью думала Виолетта, – признак спокойствия. А спокойствие в сложившейся ситуации – признак психического расстройства».

Вообще у Виолетты было стойкое ощущение, что ее окружают буйно помешанные. Пьют, едят, шутят, играют в карты, а жизнь их висит на волоске…

– Перекур! – громко и пискляво возвестил толстяк. – Давайте теперь знакомиться. На сытый желудок оно вернее.

Гинзбург опять засуетился:

– Да, правильно. Пойдем по кругу. Итак, Вита, нас с Пал Палычем Зубом и Тропиным Сергеем Михайловичем вы уже знаете. И Машеньку – спутницу жизни Пал Палыча – тоже имели счастье лицезреть, еще там, в спальном помещении. А это – Наташа, супруга Сергея Михайловича, – указал на противную тетку с железным голосом. – Напротив вас – Максимов Александр Алексеевич, – кивнул на толстяка, – и его жена Люда. И, наконец, – гинеколог нежно погладил по плечу сидящую рядом с ним очень юную на вид девушку, – Таня, моя приятельница. Отчества я вам назвал для информации, не более. А так, в быту, мы называем друг друга по именам. Прошу любить и жаловать.

Виолетта, которой еще минуту назад казалось, что ни удивить, ни взволновать ее уже ничто не может (куда уж больше?), тем не менее поразилась про себя: до чего же негармоничные пары! Красавец Тропин – и такая злобная фурия его Наталья. Противный толстяк Максимов – и такая очаровательная у него жена Люда. Милая Маша плохо гармонировала с «рэкетиром», а Татьяна выглядела слишком, неприлично юной рядом с пожилым Гинзбургом.

– Она у тебя неважно воспитана, – как бы вполголоса, но так, что все услышали, сказала Наталья Кузнецову. – Ей хочется, чтобы все ее, бедную, жалели и слезы утирали. Ты бы объяснил своей жене, что мы все в одинаковом положении.

Гинзбург опять бросился на защиту Виолетты:

– Надо же дать время на адаптацию!

– А вот времени, – усмехнулся Тропин, – у нас как раз таки и нет. Они хотят нас растрясти быстро-быстро, пока никто не заметил нашего исчезновения.

– Все зависит от вас, – злобно сказала Наталья. – От тебя в первую очередь. Ты же с Психологом никак не договоришься!

– Суетиться не надо. – Тропин потянулся. – Лучше провести здесь лишний день и получить необходимые гарантии, чем в мгновение ока переселиться на кладбище.

Виолетту передернуло. На кладбище?! Какой ужас!

– Не волнуйтесь, деточка, – Гинзбург сделал страшные глаза Тропину, – так вопрос не стоит и никто нас убивать не собирается. Не потому, что наши похитители такие хорошие, а потому, что незачем.

Тропин не обратил на гинеколога внимания и продолжал настаивать на своем:

– Мне бы вашу уверенность, Илья Дмитриевич.

– А я с Ильей согласна, – сказала Наталья. – Психолог меня убедил. Ему нужны наши деньги, и только.

– И только? – вступил «рэкетир» Зуб. – Не слабо! Ты не въезжаешь или прикидываешься? Ему нужно «пол-лимона» баксов.

– Паша, но все-таки это только деньги, – сказала Маша. – Много денег, но у нас они есть.

– Ну вот, – перебил ее толстый Максимов. – Похоже, у нас опять начинается комсомольское собрание. Тогда целесообразно будет привлечь к обсуждению новичков. Игорь, что ты думаешь?

Кузнецов с любопытством переводил взгляд с одного говорящего на другого и заметно смутился, когда слово предоставили ему:

– Насколько я понял, выкуп со всех хотят одинаковый. Но как? Какую технологию перевода денег они предлагают?

– Они не навязывают нам какую-то жесткую технологию. Но хотят, чтобы мы все, более-менее одновременно, связались со своими фирмами и велели им перевести деньги на их счет, – объяснил Тропин. – Как бы для покупки дома. Мы все, насколько я понимаю, оказались в этом прелестном местечке из-за нездоровой страсти к загородному жилью. Мы подыскивали себе фазенды стоимостью примерно в пятьсот тысяч. Следовательно, делают вывод наши похитители, у нас есть возможность выдернуть такие деньги из дела. Все гениально просто. По нашему поручению деньги переводятся с наших счетов на их счет. Если все проходит спокойно и никто их не ловит за руку, они нас отпускают, а сами исчезают.

– А если нет?! – Кузнецов поморщился.

– А зачем им наши трупы? Они же не маньяки и, насколько я понимаю, даже не уголовники. Они просто придумали умную комбинацию. Когда Психолог говорит, что не хочет брать греха на душу, я ему верю. – Тропин объяснял терпеливо, не раздражаясь.

– А кто они? Кто такой Психолог? – спросила Виолетта.

– О-о, девушка проснулась, – хлопнула в ладоши Наталья. – Поздравляю.

Было не совсем понятно, кого она поздравляет, но почти все присутствующие кивнули, как бы принимая поздравления на свой счет.

– Психологом его прозвала Маша, – ласково сказал Гинзбург. – И мы все согласились, хотя на психолога он похож меньше всего. Действует он грубо, топорно, существо, судя по всему, приземленное и кровожадное, но он изо всех сид пытается нас перехитрить, загипнотизировать, внушить доверие к себе. Такой, знаете ли, антипсиходог.

– Сволочь он! – рявкнул Зуб. – Скотина!

– Скотина – да, – согласился Тропин. – А кто они такие и кто там главный в их банде – этого мы не знаем.

– Мне кажется, что вы недооцениваете Психолога. – Люда, жена Максимова, тоже решила поучаствовать в беседе, – меня он, например, убедил в том, что убивать нас они не собираются. Логика в рассуждениях Психолога определенно есть. Он говорит: зачем нам вас убивать? Только лишний шум. Восемь трупов – это приличный скандал. То есть почему восемь? С вами, – Люда подарила Кузнецову и Виолетте широкую улыбку, отчего последняя чуть не лишилась чувств, – трупов будет на два больше. Вся милиция будет стоять на ушах, землю рыть. А так, без убийств, – все гораздо спокойнее. Ну, грабанули нескольких нуворишей, ну, свистнули у них деньги…

– Как я понимаю, гарантий нашей безопасности – никаких? – задал Кузнецов риторический вопрос.

– Но и выбора никакого, – подхватил Максимов. – Условия здесь выдвигаем не мы. Поэтому надуваться и корчить из себя…

– Тебе куда уж больше надуваться, Саша, – перебила его добрая Наталья, – и так уже сто шестьдесят кэгэ.

– Мы знаем в лицо только одного Психолога, если не считать двух охранников, но они – мелкие сошки, – задумчиво протянул Тропин. – Он сматывается из страны, как только деньги поступают на счет.

– Как я понял, вы все созрели для расставания с кровно заработанными, – констатировал Кузнецов.

– Видите ли, – улыбнулась Люда, – нашим мужчинам денег не жалко. Но они хотели бы поторговаться. Типично мужская логика: заплатим сколько надо, но имейте совесть, в конце концов. Мой Саша говорит, что у Психолога морда треснет. Паша его активно поддерживает. Что касается нас с Натальей, то мы считаем, что не треснет и что платить придется, не сегодня, так завтра. Нам бы хотелось сегодня, потому что обстановка, – Людмила с неодобрением осмотрела стены барака, – начинает приедаться.

– Да, хотелось бы поторговаться! – Зуб злобно стукнул кулаком по столу. – Я три года пластался, как сраный веник, за эти бабки. Уродовался, пацанов строил! И на тебе – отдай. Щаз!

– Мне вот что интересно, – набросилась Наталья на мужа. – Если бы меня похитили и потребовали такой выкуп, ты бы заплатил?

– Конечно, дорогая, – спокойно ответил Тропин.

– Так заплати! Меня же похитили. Считай, что платишь за меня, а сам, если тебе нравится, можешь оставаться здесь.

Тропин улыбнулся:

– Милая моя, не я один решаю. Заплатить должны все одновременно. Договорись с Пал Палычем, с Ильей Дмитриевичем, с Сашей – и вперед.

Наталья резко встала, и Виолетта испуганно отпрянула: ей показалось, что сейчас Наталья самым решительным и небезопасным для окружающих образом начнет договариваться с Зубом, Гинзбургом и Максимовым. Нет, оказалось, что природа боевого настроя жены Тропина совсем иная.

– Кто сегодня моет посуду?! – с надрывом спросила она. Таким трагически-напористым тоном уместнее было бы спросить: «Кто наконец отдаст всю свою кровь больным детям?»

Маша и Люда переглянулись и едва сдержали улыбки. Виолетте показалось, что Наталью здесь не воспринимают всерьез. Сама же Наталья оценивала ситуацию строго наоборот. Было похоже, что она ощущает себя хозяином и начальником жизни.

– Посуду будут мыть… Максимовы, – вынесла Наталья страшный приговор.

– Мы вчера мыли, – спокойно возразила Люда.

– Тогда ты, Мария. – Тропина уперлась в Машу воспаленным взглядом.

– А я сегодня ужин готовила, – хихикнула Маша.

– Какая проблема, – Кузнецов сделал примиряющий жест, – давайте я помою.

На него зашикали.

– Пусть девочки разбираются сами, – тихо сказал Гинзбург. – Не надо вмешиваться.

Кузнецов удивился, но спорить не стал. Если присутствующим нравится развлекаться таким образом – пусть. Но было поздно – Наталья Тропина вцепилась в добровольца мертвой хваткой:

– Отлично! Вода в ведре, вот губка, вот полотенце. Спокойной ночи.

Провожаемый сочувственными взглядами, Кузнецов поплелся к некоему подобию кухонного стола. А Виолетта разозлилась – вот дурак, пошел на поводу у этой стервы. Пусть теперь сам колупается. «Вот Тропин, – неожиданно для себя подумала Виолетта, – ни за что не стал бы так унижаться. Видно, что сильный человек». И она посмотрела на Сергея Тропина с особой теплотой и интересом: несправедливо, что такой классный мужик мучается с такой отвратительной бабой. Ой, как несправедливо…