Текст книги "Дочь Короля. В погоне за счастьем (СИ)"
Автор книги: Анна Татур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 12
Герцог принял брошенный ему вызов. Каждому из Непризнанных королей не терпелось вновь испытать удачу, авось именно это сражение окажется роковым для ненавистного родственника. Покончив с конкурентом, оставшийся в живых счастливец установит над страной абсолютную власть. Ради заветной мечты принц и герцог готовы были пойти на многое и каждый продвигался к цели, не брезгуя ничем.
В условленный срок к южному берегу Трагии причалила лагеррийская эскадра– корабли груженные солдатами и лошадьми. При соблюдении особой секретности армия Алдера распределились согласно договоренности. Пехота влилась в ополчение Димара, конное войско, под руководством своего короля рассредоточилось в лесу, недалеко от крошечной деревеньки со звучным названием Гренли, ожидая решающего для выступления момента.
День битвы, который для многих должен был стать последним, не опоздал и не поторопился ни на минуту, он сошел на землю вместе с предрассветным туманом. Когда пелена рассеялась – стороны сошлись. Южане атаковали первыми, пытаясь пробить брешь в стене щитов, но северяне не уступали, продолжая сдерживать натиск. Тогда в дело вступили лучники. Стрелы взмыли в небо с обеих сторон, беспрестанно сокращая количество тех, кто мог стоять на ногах. Скоро щиты были низложены и разъяренные враги схлестнулись врукопашную, превращаясь в единое бурлящее месиво разгоряченных тел.
Алдер натянул поводья и прищурил глаза, пытаясь лучше рассмотреть происходящее. Небритая щека слегка подрагивала от сдерживаемого куража и желания убивать. Лагерриец знал, что там, за крутым холмом ожидает приказа пойти в наступление еще одна конница. В рубке пехоты иногда мелькали лица чаззийцев. И это были те наемники, с которыми помимо северян, будут иметь дело его люди.
Герцогский пес Руал превратился в предсказуемого старикашку, раньше таких просчетов он себе не позволял, заранее проигрывая возможные ошибки. Выходит, ветеран окончательно выжил из ума и теперь его опыт не стоит ни гроша. Не ожидая подвоха, Руал спрятал дополнительный козырь за высотой. Да и герцог Фалио хорош – от безысходности свел дружбу с советником Ревера и сманил часть его ополчения, обещая Иону щедрые барыши за помощь в низложении Димара.
– Ваша цель разить всех, кто будет стоять на вашем пути. Мой приказ – высматривайте рыжебородых! Конные они будут или пешие – чаззийцев в живых не оставлять!
– В бой! – прокричал Алдер, когда на вершине холма показались первые всадники на своих приземистых лошадях.
Король Лагеррии ударил шпорами черного жеребца и вырвался вперед. За ним, воодушевленные храбростью лидера, последовали остальные. Конница, сравнимая неудержимой мощью с силой смертоносной молнии, вырвалась из темной глубины леса.
Рассекая проход мечами, бесстрашные убийцы играючи расправлялись с безлошадными, раскидывая трупы по обе стороны. Копыта коней втаптывали людей в землю, ломая кости и круша черепа. Поддержка Алдера вернула южанам превосходство. С гортанным кличем сероволосые всадники поравнялись с конницей противника, освобождая спины коренастых лошадей от тел павших под шквалом ударов обоюдоострых мечей.
Тактика северян не оправдала себя и задумка герцога не удалась. У наемников не было ни одного шанса отработать свой куш. Конница рыжебородых была разбита, уничтожена и раздавлена лагеррийской, превосходящей ее в мастерстве и силе.
Пришедшие в смятение остатки герцогской армии вынуждены были трубить позорное отступление. В спины проигравших полетели камни и стрелы. Лагеррийцы на пару с людьми Димара закрепились на высоте, оставив значительную часть центральных земель за собой.
Алдер был доволен. Сражением при Гренли он убивал сразу несколько жирных зайцев. Во– первых, усыпил бдительность Димара, не переусердствовав с «помощью». Во-вторых, ослабил армию Чаззии, сократив знаменитую конницу и пехоту, лишив ее лучших воинов. В – третьих, его верные люди набрались опыта и в очередной раз убедились, что под руководством Алдера, они становятся непобедимыми. Конечно и среди его храбрых солдат были потери, но они не шли ни в какое сравнение с тем уроном, который понесли остальные. Все вышло как нельзя лучше– контролируемое противоборство продолжалось, и это не могло не радовать. Оставалось правильно подгадать момент и прибрать власть к рукам. Торжествующий Лагерриец, чей темно– серый плащ развивался на ветру словно корабельный парус, поравнялся с раненным Димаром, у которого было рассечено плечо и разрезана до кости правая щека. Союзники поздравили друг друга с победой. Не окончательной, но важной для них обоих.
***
Поле битвы было усеяно искореженными телами. Мертвецы лежали вповалку, словно родные братья после пьяной вечеринки, скрепив крепкими объятиями одну на всех долю. Смерть сдружила прежних врагов и теперь эти обезображенные куски плоти, успокоенные навеки, застыли словно переломанные восковые куклы. Но и среди этой уснувшей вечным сном компании были те, кто еще мог сопротивляться безвременному уходу. Хотя, все что оставалось раненым – это стонать, отправляя в безмятежное небо безнадежные крики о помощи. Напрасно, ведь те кто мог расслышать несчастных, предпочли покинуть место расправы, продираясь сквозь окровавленные тела в противоположные стороны, подальше от проклятой земли.
На пиршество стали слетаться вороны. Черные птицы, подначивая друг друга скорбными криками, низко кружили над полем, поджидая отстающих и высматривая с высоты лучшие места. Падальщикам не терпелось слиться в единую стаю, чтобы галдящей гурьбой было веселее отрывать куски мяса от безмолвной добычи или терзать живых, выклевывая ослабевшим людям глаза. Когда голубой цвет неба скрыла тьма сомкнутых воедино черных крыльев, вороны замедлили хоровод. Бросаясь по одиночке вниз, клацая огромными клювами, птицы усаживались на тех, кто не мог отогнать своих мучителей и приступили к трапезе.
Однако пир не состоялся. Ему помешала не ведомо откуда возникшая белокурая чертовка. Нахалка взобралась на высокий камень, разделяющий поле ровно посередине и громкими криками пристыдила черных птиц. Вороны и не думали отказываться от законной доли, оставленной для них самой Смертью. В ответ они стали огрызаться в присущей им раскатистой манере. Но дева была настойчива и резка.
Грубой каркающей бранью она испортила воронам аппетит и нетерпимо парировала все возможные возражения их лидера. Не отступая и не страшась, блондинка прогнала стаю. Говорливое семейство взмыло в небо. Черная туча скрылась за стеной леса. Птицы затихли, чтобы рассевшись на высоких ветках, подгадать момент, когда ведьма отступит. Убедившись в своей победе, прекрасная дева замолчала, чтобы расслышать мученические стоны.
Скоро к камню подошла еще одна девушка – рыжеволосая, облаченная в мужской костюм. Ее лицо было бледным от ужаса.
Такого количества мертвецов собранных вместе, ни Трелле, ни Стузи прежде видеть не доводилось. Застывшие, искореженные болью предсмертные маски пугали и вызывали отвращение, но желание помочь изувеченным, но живым брало верх. Полные сочувствия, девушки стали копаться в кровавом нагромождении тел, выискивая тех, в ком не угасла надежда на спасение. Оттаскивая в сторону тех кто дышит подруги стоя на коленях перевязывали раны мужчин полосками такни, оторванными от многочисленных подъюбников блондинки.
– Стузи, откуда здесь чаззийцы? Это же лучшие воины отца. Я узнаю их. Но как? – полушепотом спросила Трелла
– Я думаю, в этом повинна жадность Иона. – тихо ответила Стузи.
– Великий Орсий, а вот и лагеррийцы.
– Мы будем помогать всем! Всем, кто хочет жить!
Трелла согласилась.
Девушки работали слажено и быстро. Глаза боялись, но проворные руки делали свое дело. Материал для перевязки и целебные травы испарялись быстрее, чем кровь, которую без устали впитывала сухая земля. Когда последняя нижняя юбка ушла в расход, Белобрысая, не долго думая, оторвала кусок от подола зеленого платья и передала его Принцессе. Отсыпав на полоску ткани часть сбора останавливающего кровотечение, Трелла перевязала ею грудь молодого светловолосого трагийца.
– Спасибо, сестра! – прохрипел воин.
Скоро и от платья остались жалкие ошметки. Нижняя рубашка, пропитанная чужой кровью не спасала Стузи от озноба, вызванного не холодом, а кошмаром неприглядной картины, которую оставляла после себя война. Блондинка держалась до последнего, стараясь не показывать Принцессе охватившей ее паники. Но страх выдавал ее с головой.
Кожа покрылась мурашками, а руки дрожали, и это было заметно. Обессиленные спасительницы, которым больше нечем было помочь раненным, вынуждено ретировались к своим лошадям, пристроенным на постой в лесу. Чтобы омыться самим и напоить лошадей, пришлось углубиться в чащу в поисках воды. Порожистая речушка отыскалась через час, она звонко огибала каменистое дно и скрывалась за поросшим травой пригорком.
Горной водой, спускающейся с тысячелетних ледников, невозможно было напиться, настолько она была вкусна и сладка. От холода ломило зубы и стыло горло, но жажда не отступала.
Стузи и Трелла ни коим образом не желали участвовать в военных перепалках Севера и Юга, и уж тем более не горели желанием рассматривать результат королевских стратегий. Они стремились как можно быстрее заполучить вожделенный яд. Для этого требовалось добраться до резиденции, где остановился их враг, чтобы свободно и безнаказанно покопаться в вещах Алдера. Но обстоятельства одержали верх.
Разбойники перекрыли центральные дороги. Предотвратив несколько роковых просчетов и чтобы ненароком не нарваться на новые неприятности, подругам пришлось заложить солидный крюк. Обходной путь отдалил преследовательниц от замка Хоров и вывел аккурат к деревеньке Гренли, где сердобольные мстительницы вынуждено дожидались результата сражения, чтобы после залатать прорехи, оставленные битвой, заодно отодвигая Исчерпание для малышки Стузи.
Искупавшись в реке, блондинка окончательно замерзла, чтобы согреться и скрыть свою наготу, Стузи вытащила из походной сумы роскошное белое платье, купленное недавно на рынке Зерхаста. Разочарованно вздохнув, Белобрысая натянула на себя обнову, Трелла помогла зашнуровать корсет. И без того тонкая талия стала еще изящнее.
– Не думала, что первый выгул совпадет с таким чудовищным поводом! – осматривая атлас и кружево, сокрушалась блондинка.
Через мгновение она уставилась на подругу своими черными глазищами и заверещала скороговоркой:
– А что, если… Трелла, такой шанс выпадает раз в жизни, понимаешь? – охваченная внезапно возникшей идеей, Стузи обняла за плечи ничего не понимающую Принцессу.
– Трелла, жди меня здесь! Я скоро вернусь! – прокричала она, взлетая в седло.
– Стузи, стой! Ты куда?
– Я ухожу за Славой. Но я вернусь!
– Прошу, не бросай меня одну! Мне страшно! – прокричала Принцесса в спину подруги, но та лишь наспех отмахнулась и скоро скрылась из виду.
Трелла запаниковала. Ее оставили один на один с пережитым кошмаром. Ни души вокруг, если не считать мирно пасущейся лошади. Принцесса страшилась всего, она остерегалась даже дышать. Каждый шорох был подозрителен, прошибал холодным потом и отдавал дрожью в коленях.
Казалось, что там, за корявыми стволами прогнивших дубов притаились зловещие мертвецы, от чьей липкой крови она едва отмыла руки. Восставшие трупы следят за ней, чтобы отомстить за то, что она не смогла отстоять их жизни и утащат нерадивую помощницу за собой.
Трелла обхватила голову, пытаясь заглушить мученические стоны умирающих. Требуя поддержки у живого существа, она подбежала к лошади. Печальные глаза посмотрели на хозяйку с пониманием. Принцесса нежно прошлась ладонью вдоль темной гривы, пригладила блестящую шерсть и обвела пальцем светлое пятно в виде остроконечной звездочки, украсившей широкий лоб. Лошадь фыркнула и уткнулась губошлепой мордой в плечо Треллы, даруя ей видимость защиты.
– Спасибо, Звездочка. – прошептала девушка.
***
К месту бойни стали стекаться крестьяне на подводах, теперь было на чем вывозить выживших. Под видом желающих помочь чужому горю к крестьянам присоединились бесстыжие мародеры и конокрады, решившие поживиться за чужой счет. Людишки копошились, переступая через неподвижные тела, вглядываясь в пустые лица, пытаясь разыскать земляков и родственников. Был слышен безутешный женский плачь, от сострадания к которому кровь стыла в жилах. Кто-то уже опознан.
Скорбное действо прервал зычный девичий голос, он обращался к живым, к тем, кто мог внимать ему.
– Трагийцы, опомнитесь! Беда на ваши головы! Враг уже здесь, он топчет вашу землю, отбирая жизни. Если не одумаетесь– чужак раздерет вас, словно голодный серый зверь, соскучившийся по жертве. Опомнитесь и объединяйтесь, иначе превратитесь в жалких бесправных рабов!
Притихшие человечки завертели головами, пытаясь рассмотреть ту, что смело обращалась к ним. Однако, как ни старались, не видели ничего, кроме пустоты.
Неужели, это сами небеса ниспослали на грешников божественное откровение? От проникновенности речи и высказанной вслух правды в чудо уверовали даже жалкие мародеры, устыдившиеся своего грязного ремесла.
В этот момент на растерянных смертных хлынул проливной дождь. Стена из небесных слез пролилась на землю сплошным потоком и явила прекрасную деву парящую над высоким камнем. Длинные светлые волосы Святой струились, как шелковые нити и казались продолжением дождя. Ореолом непорочности был озарен безгрешный лик, а белое одеяние искрилось чистотой. Словно добрая мать, желающая добра своим неразумным чадам, дева раскрыла объятия, приглашая в них раскаявшиеся души.
– Образуемтесь! Вы единый народ! Простите друг друга и примиритесь! – прокричала дева, плача вместе с дождем и людьми, которые падали ниц, выказывая готовность подчиниться воле небес.
– Чудо! – стало раздаваться со всех сторон.
– Да это же Святая Трагийская Дева! – перебил остальных грубый мужской голос.
– Она не оставила нас!
– Она с нами!
Когда люди пришли в себя, дождь прекратился. Из-за туч выглянуло Светило.
Святая растаяла, но оставила неразумным чадам свой наказ, свое назидание, которое избранным счастливцам, должно будет донести до всех и до каждого, бесконечно пересказывая услышанное слово в слово или бессовестно приукрашая легенду, чтобы память о снисхождении благодати могла заслужить положенную ему вечную славу. Чудесное видение предсказывало скорый мир и благоволение небес к разрозненной, но еще живой земле.
***
– Ты же вымокла до нитки! – удивилась Трелла, когда блондинка вернулась назад, гордо восседая в седле.
– Успею просохнуть в дороге. Главное, что первый выгул, кажется, прошел на ура! – загадочно рассмеялась Стузи.
Прошагав лес, подруги выбрались на дорогу, уводящую в сторону замка Хоров, куда отбыли короли– победители. Решив, что благоразумнее будет объехать небезопасный трак стороной, прекрасные мстительницы свернули налево, чтобы углубиться в степь.
Лошади, оценив раскинувшийся бескрайний простор, не желали тихо плестись и припустили галопом, воодушевленные легкостью ноши и ласковым теплом, льющим с безмятежной выси. Девы воспрянули духом, изживая безумной гонкой пережитый кошмар. Они наслаждались свободой, неутомимой силой молодости и порывистым встречным ветром, бьющим в лицо. Белобрысая на черной кобыле вырвалась вперед.
– Трелла, а жизнь – то, оказывается, прекрасна! – смеясь прокричала Стузи, которая в новом платье напоминала сбежавшую из-под венца невесту.
– Скоро конец нашим мучениям! Впереди жизнь! – подтвердила Трелла.
ГЛАВА13
Пьяный Гномио отсыпался. Чреда неудач стартовала для него с мук разбитого сердца и тяжести неутоленной мужской страсти. Попытка обзавестись шикарной зазнобой рухнула, обернувшись одними убытками. Пристыженный и раздосадованный, он отказывался мириться с чудовищной обидой, нанесенной ему подлым хорьком.
Карлик не успел толком залечить вмятину от копыта лани, изуродовавшую его лоб, как в гости к нему заявилась компания придурковатых родственников. Четверка ворвалась нахрапом, как всегда с пустыми руками, оскверняя нежелательным присутствием тишину холостяцкой обители.
Кузены и их коротконогие возлюбленные обрели у Гномио приют для дебошей, наполненных злобными шуточками, и бессрочный постоялый двор для бесконечных попоек. Бузотеры подмяли под себя привычный распорядок дня и налаженный быт хозяина, учиняя форменные безобразия. И пусть Гномио и сам был ярый ходок, и не против шумно покуролесить, но только не за свой счет. И ведь ничего им не скажи – затаят обиду или хуже того– ославят на всю округу, как тошнотворного скупердяя и непомнящего родства кукушонка.
Ненасытные уродливые торбы сожрали или выманили под видом закуски все запасы терпеливого хозяина. Беспрестанно портя воздух и зловонно икая, коротышки обнаружили тайник с горячительным и отжали несколько бурдюков настойки из мухоморов, заготовленной для неспешного коротания долгих зимних вечеров.
Совершенно не разбираясь в купаже, болваны опрокидывали в себя один стакан за другим, хотя по правилам дегустации требовалось медленно наслаждаться каждым глотком, различая вкусовые нюансы, которые ядреной «Мухоморихе» дарила примесь белых поганок, собранных на левом склоне лесистого пригорка, согретого лучами закатного Светила.
После выпитого, гости самозабвенно хмелели и начинали кидаться друг в друга посудой, едой и столовыми приборами. Иногда, в качестве будничного разнообразия– гномы до зверства ревновали своих пассий. В особо жаркие моменты разгневанные кузены крушили все на своем пути.
Рогачи-мнимые или реальные, умудрились отбить углы у каменного стола, переломать пустыми головами резные ножки стульев и завалить кровать. Протрезвев, раскаявшиеся влюбленные не менее красочно мирились. Отсвечивая синяками, обиженные половины сопели и не шли на примирение. Пристыженные кавалеры омывались слезами сожалений и утирали сопли участия, на коленях вымаливая прощение у несговорчивых подруг.
В одно «прекрасное» утро, совпавшее с решительным настроем Гномио выставить гостей за порог, очередной приступ похмельной нежности окончился для влюбленной пары предложением «Кошелька и Шляпы», что в гномьих кругах считалось проявлением искренности чувств и строгости намерений. Взбалмошная будущая невеста – носатая кучерявая карлица согласилась на выгодное супружество не раздумывая. Схватив жениха в охапку и гогоча от ликования, она решительным ударом размазала любимого о деревянную стену.
Горбатый будущий молодожен крякнул и стек на пол, лишившись чувств от осознания надвигающегося на него счастья.
Свадебку было решено играть на родине. Гномио облегчено вздохнул, но куда там. Его, за выдержку, щедрость и славу магического подлизы тут же назначили на роль генерального свата. Отказываться при таких раскладах было смерти подобно.
Нехотя, Гномио согласился принять на себя почетную миссию– выбить согласие на брак, убедив родню невесты в радужности перспектив благословенного союза.
Менее удачная гномиха– рвала и метала от злости. Забившись в уголок и зеленея от зависти, она покрывала родню ухажера красочными проклятиями. Запрокинув голову, карлица выла на все лады. Когда лавина слез иссыхала, гномиха затихала на пару минут, и прищурив правый глаз рассматривала производимый спектаклем эффект. Опухший коварный соблазнитель не шел на поводу, молчал и никак не хотел становиться окольцованным. Действо повторялось, но безрезультатно.
Лишь после долгих уговоров, закатавшая губу «девица» немного успокоилась, а после расцвела, озарив мир подгнившей улыбкой. Сжалившись над неудачницей, счастливая невеста отвела ей роль постельной дружки в обязанность которой вменялось удерживать над молодыми пудовую свечку в самый ответственный для брачующихся момент.
Поддержав просьбу смачными пинками под откляченный зад, две зловредные парочки заставили Гномио сообразить портал на пятерых, чтобы не тратить время на дорогу. Хозяину, уставшему от упреков и требований, пришлось подчиниться, ведь семейные ценности для гномов были превыше всего.
С этого момента память Гномио сохраняла лишь утренние похмелья, которые приходили вместе с невыносимой головной болью, унять которую мог мутный рассол от сквашенных патиссонов, вкупе с мизинчиковой стопкой «Сизой бродиловки»-пахучей самовзбучке, настоянной на перетертой бузине.
После опохмела, раздобревшего Гномио, как славного продолжателя старинной династии проходимцев, мошенников и воров, осторожно, но шумно перемещали по столичному Заглемегу.
Подхватив знаменитого свата под острые локти, его– увенчанного ореолом уважения, как почетное знамя вносили в очередной дом бесчисленной родни невесты, но отчего-то всегда головой вперед, вышибая при этом амбарный замок с петель. После пары оздоровительных пощечин Гномио усаживали за стол, и окончательно приводили в чувство щелчком по носу, заставляя говорить заздравную речь.
Заучив самый проникновенный тост, который давил у собравшихся скупую слезу– сват, как гвоздь программы делал важное дело и вновь уходил в бесчувственный ступор. Когда согласие на брак было получено, пришло время свадьбы.
Сквозь кипучий туман сознания перед глазами Гномио мелькали сцены выстраданного торжества.
Лицо невесты, ее малиновая фата и желтые рейтузы в черный горох. Лощеный жених – набриолиненный, расчесанный на прямой пробор, как кабацкий подавальщик, обряженный в строгий костюм цвета гангрены с бородавчатой жабой в петлице.
Крикливыми вспышками проявлялись нескладные подружки невесты. Красотки сомнительного статуса, оседлав низкорослых шаферов, смахивающих на ушастых ослов, устраивали непристойные представления на манер цирковых. Гости неистовствовали. Свою лепту в окончательное помутнение рассудка вносили истошные стоны скрипок, фальшивящий контрабас и бесстыжие голые танцы на столах. От вида колыханий телес неидеального качества к горлу низкорослого эстета подступала тошнота. Деваться было некуда, поэтому приходилось мучиться и дальше заливать размытое зрение.
Единственное, что Гномио позволял себе дозировать – это свои «Да». Иначе, ушлые старые тетушки, которых на свадьбе было с избытком, под общий шумок непременно сосватали бы за него засидевшуюся в девках бородатую уродину. Вклинив вкрадчивым дребезжащим голоском предложение выгодной партии в продолжение просьбы обновить бокал или незаметным вопросом: «Основательно ли подгорела буженина из енота?»
Покуролесив бок о бок с молодоженами весь «медовушный» месяц, Гномио проснулся вчера ближе к полудню от невыносимой тяжести в правом боку. «Горный дух» поднялся с кровати, подошел к зеркалу и отшатнулся, не признав себя в искореженном отражении. Куда делся его аристократический лоск и ухоженность? Одутловатая прыщавая рожа, набухший сизый нос и заплывшие поросячьи глазки – вот, во что превратилась его неземная красота.
Гномио справедливо решил, что с него хватит. Пора возвращаться домой и сделать это желательно тихо, по– трагийски, ни с кем не прощаясь. Лишь с пятой попытки ему удалось создать портал. Упав в глубину, он тут же запечатал проход изнутри, чтобы не нарваться на новую порцию гостей, желающих сменить обстановку.
Одичавший дом встретил загулявшего хозяина затхлым запахом плесени и толстым слоем пыли. Да еще запиской от Лагеррийской Ведьмы, в которой Хеллен приказывала явиться завтра утром во дворец для выполнения важного поручения.
– Тьфу ты, черт, нашла время. – прогундосил взбешенный Гномио и осмотрелся, оценивая масштаб трагедии.
Смирившись с неизбежным, он стал наводить в доме порядок. К вечеру дело худо-бедно было слажено. Карлик выловил в ближайших кустах зеленую лягушку и засунул ее в высокий глиняный горшок. Горшок он поставил на пень рядом с обезноженной кроватью, используя плененную квакшу, как надежный будильник, который разбудит его утром.
Когда за окном стемнело, на Гномио отвыкшего от тишины пустого дома внезапно накатила черная тоска, и он по привычке решил… накатить. Трясущимися руками холостяк распечатал последний бурдюк «Мухоморихи», припрятанный на черный день. Отлил немного в хрустальный бокал и под нехитрую закуску стал неспешно цедить огнедышащую настойку. В погоне за неуловимым вкусовым нюансом, низкорослый хозяин выкушал сам на сам половину бурдюка и отправился спать только потому, что вспомнил, что завтра ему предстоит работа во славу Лагеррии.
Сложив кривенькие ножки узорным крестиком– Гномио, ища опоры в темноте, добрел до кровати и с размаху рухнул в перину. Холод простыней и недоступность одеяла, заставили его вспомнить о своем неизбывном одиночестве. Измученного страстью влюбленного пробила такая жалость к себе, что униженный горемыка горестно замычал, словно оторванный от вымени теленок. Стенания сластолюбца сгущались под потолком, собираясь во взрывоопасное облако.
– Служа-ааан-ка, любо-ооо-о-вь моя! – омываясь пьяными слезами, бесконечно повторял гном. Чувствуя себя разбитым на миллионы кусочков, захмелевший ценитель красоты, чтобы не задохнуться от переполнивших его чувств, очередной раз представил себя победителем в любовной схватке и успокоился.
Зевнув, он перевернулся на пузо и уткнулся мордой в слежавшуюся комками перину. Подушку гном подмял под себя, представляя, что это тело рыжеволосой Служанки. А после захрапел, остатками мыслей приказывая ночной фее явить во сне, его прекрасную, но недоступную зазнобу.
На рассвете лягушка выжала из себя одиночное кваканье. Войдя во вкус, мерно и истошно запричитала заздравную. Квакша так удачно выводила кривые рулады, что Гномио в миг проснулся – отдохнувший, набравшийся сил, готовый к новым подвигам и свершениям.
Карлик до хруста потянулся, широко зевнул, нежно погладил подушку и переполз с кровати на пол. Из одежды относительно чистым оставался лишь парадно– выходной костюм из лаковой кожи, украшенный яркими каменьями.
Гномио отчаянно чихнул, почесал нос, стряхнул с плечиков камзола наросшую пыль и стал облачаться. Чувствуя, что опаздывает, подошел к кувшину с холодной водой, склонил голову над тазом и намочил всклокоченные волосы, после пригладил их руками и водрузил наверх высокую шляпу.
Тут и портал подоспел, заискрил вспышками, углубляясь в бесконечность зеленоватой дырой. Гномио сбрызнул короткую шею жасминовым шипром, выкинул за окошко «будильник», натянул туфли, которые были ему слегка малы, и смело перешагнул грань.
Вынырнул он в кабинете Лагеррийской Ведьмы. Взглядом опытного воришки прошелся по обстановке комнаты и остался недоволен жалким для столь статусной персоны аскетизмом. Ни тебе милых безделушек, ни картин, ни серебряных канделябров. Ну разве что, шкура убитого медведя могла представлять хоть какую-то ценность, да еще высокий трон, который стоял спиной к входу. Только такую махину на себе не унести, даже при всем желании.
Вдруг трон заговорил, вернее заговорила Хеллен, которая все это время восседала там, но не имела никакого желания уважить гостя и развернуться к нему лицом.
– Стой, где стоишь! – приказала ведьма.
– Я лишь хочу засвидетельствовать Вам свое глубочайшее почтение. Вот, многопочтеннейшая леди Хеллен, я склоняюсь перед вами в глубоком реверансе!
– Идиот, в реверансах склоняются женщины! – рассмеялась Хеллен —, но я вызвала тебя не для поклонов. Мне нужна небольшая услуга в одном невинном деле.
– В каком? – предсказуемо поинтересовался Гномио.
– Спешу обрадовать, тебе выпала часть помочь королю.
– Какому королю?
– Моему брату, тупица!
У карлика затряслись колени, ему до ужаса захотелось вновь оказаться в своей лачуге, а лучше в родом Заглемеге, ведь он до чертиков боялся Алдера.
В этом верзиле собраны все те качества, которых гном был лишен сам. От столь несправедливого распределения благ становилось горько и гадко на душе. Все достоинства короля Лагеррии начинались со слова «слишком». Слишком высок, слишком широк в плечах, слишком красив, слишком удачлив, слишком смел и, наконец, слишком опасен. Карлик заюлил, пытаясь соскочить с ведьминого крючка.
– Моногопочитаемая леди Хеллен, я человек маленький …
– Я успела это заметить! – перебила его ведьма, – лучше признайся, что ты боишься.
Карлик чихнул в знак согласия.
– Понимаю! Ну так, я не предлагаю тебе попадаться Алдеру на глаза. Ты всего лишь подольешь безобидную настойку в его бокал. Для тебя и твоей невидимой ипостаси– это пара пустяков. За выполненную работу получишь кошель золотых.
После этих слов у карлика в одной руке появилась пузатая бутылочка из желтого стекла, в другой – мешочек, наполненный монетами на треть.
– Оставшуюся часть получишь после. – пояснила Хеллен.
Гномио тяготило нехорошее предчувствие, и он вновь попытался отлынуть.
– Не поймите меня превратно, леди Хеллен, но как я могу подлить незнамо чего могущественному властелину Лагеррии, да хранит Сила его дни!
Ведьма со злости ударила кулаком об подлокотник трона. Карлику были видны лишь руки покрытые синими венами, и пальцы, оканчивающимися острыми ногтями.
– Уж не думаешь ли ты, что я предлагаю тебе отравить моего горячо любимого брата? – разъярилась Хеллен.
– Ну, все же…Я могу знать? – попытался настоять на своем любопытный гном, разглядывая на свет содержимое бутылочки, приливающееся всеми цветами радуги.
– Хорошо, я поясню! Эта настойка поможет королю обрести его семейное счастье. Алдеру необходимо наше участие в его великой судьбе. – сказал ведьма.
Гном снял шляпу, отер пот со лба и озадачено почесал затылок, заставляя извилины работать, но те, похоже, сегодня собрались устроить отгул.
– Признаться… От усталости, которая обрушилась на меня в последнее время … Я сегодня немого не в форме…Пространные намеки не заходят… – промямлил карлик.
Хеллен прыснула смешком.
– Устал, говоришь? То– то я чую, от тебя разит, как от пивного бочонка. А эта твоя ужасная жасминовая вода – она выедает мне глаза. Если ты настолько глуп, то и объясняться с тобой не следует. Просто сделай то, о чем тебя просят, и получишь заслуженную награду! – ответила она.
– Неужели, это приворотное зелье? – предположил наемник, его хитрые глаза заискрились надеждой.
– Наконец-то! Сделаешь дело тихо и быстро– возвращайся за золотом!
Мраморный пол искалечило порталом.
Сообразив, какую выгоду сулит сделка, обрадованный Гномио натянул шляпу по самые уши.
– Проваливай! В смысле, проваливайся! – приказала Хеллен и карлик, мечтающий побыстрее разделаться с работой перешагнул зыбкую грань, чтобы очутиться в замке Хоров.
***
Светило клонилось к закату, а озлобленный Гномио продолжал сидеть в роскошном кабинете Димара, фривольно развалившись в кожаном кресле, уложив натертые тесной обувью ноги на стол из красного дерева.
