Текст книги "Замок из песка"
Автор книги: Анна Смолякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– Быстренько объясни мне, что все это значит? Я просто не знаю, как себя вести…
– Как хочешь, так и веди! – Никитина недоуменно пожала плечами. – Мне-то какая разница. Ваши с Сашенькой дела меня не касаются… Да ты не подумай, я не обижаюсь! На самом деле, веди себя как хочешь! Мы вон с Женькой пришли.
– Подожди-подожди… Но он мне сказал, что это ты попросила меня приехать. Вот я и подумала…
– О Господи! – Лариска коротко и фальшиво хохотнула, аккуратно прикрыв варежкой перламутрово-розовые губки. – Ну, Сашенька и дает!.. Да нет, мы просто с Женькой сидели, чай пили, а тут он зашел. Спросил про тебя. А я говорю, что ты на занятиях в своем училище, дескать, бедная, с утра до ночи там пропадаешь. И некому тебя даже в кино вытащить… Ну, еще сказала, что мы с Женькой на «Дикую орхидею» билеты взяли, а ты вот…
– Просто так, чужому человеку ты начала плакаться, что меня в кино сводить некому?! Без всякой задней мысли, да?!
– Ну а если и с мыслью? Что тут такого? Что, Иволгин твой обидится, если ты немножко развлечешься? Мало того, что ты из-за него ноги себе каждый день выламываешь, так еще и в монахини записаться хочешь?!. Вон стоит! Чем тебе не Лешенька?
Никитина кивнула на Сашеньку Ледовского. Тот, остановившись на почтительном расстоянии, делал вид, что внимательно изучает мартовский репертуар и совершенно не интересуется нашим разговором. Тем временем вернулся пропахший табаком Женечка, и Лариска из фурии, пышущей благородным гневом, мгновенно превратилась в кроткого котенка.
– Ну так что, ты идешь в кино? – поинтересовалась она ласково и немного смущенно, не забыв улыбнуться так, чтобы на щеках выступили очаровательные ямочки. Тихие снежинки оседали на ее сереньком воротнике, на норковой «формовке» и светло-русых локонах. А за Ларискиной спиной снежная вуаль стыдливо прикрывала алую афишу: негритянскую пару, исступленно занимающуюся любовью под каким-то водопадом, черноволосую актрису, взирающую на них то ли с ужасом, то ли с восторгом, и Микки Рурка, ухмыляющегося сладострастно и зловеще, как сексуальный маньяк.
– Нет, не иду! – коротко бросила я и быстро пошла прочь от кинотеатра.
Сашенька догнал меня у автобусной остановки. Схватил за плечи, развернул к себе и изучающе посмотрел в глаза.
– Обиделась, – констатировал он через несколько секунд. Как будто требовалось так долго меня разглядывать, чтобы это понять! – Ты права, конечно… Но, сама посуди, что мне было делать? С тобой ведь даже поговорить нормально нельзя – шарахаешься, как перепуганный заяц! А тут такой случай подвернулся… Может, все-таки сходим в кино?
Я решительно помотала головой.
– Ну, нет так нет. – Сашенька достал из кармана два зеленых лоскутика билетов и, скомкав, выбросил в урну. – Только если ты это из-за Ларисы, то зря… Она на тебя и не обижается уже вовсе…
Сидящий на лавочке бомжик осторожно покосился в нашу сторону, потом запустил руку в мусорницу и выудил оттуда билеты. Сощурившись, рассмотрел их в свете фонаря, любовно разгладил и немедленно отправился куда-то вихлястой, словно у таксы, походкой.
– Продавать пошел, – заметила я вслух. – Зря ты, наверное, их выкинул. Можно было в кассу сдать.
– Да ладно! – Сашенька небрежно махнул рукой и, видимо, почувствовав, что «шикарный» жест произвел на меня определенное впечатление, перешел в наступление. – Если не в кино, то давай в кафе посидим, что ли?
И неожиданно я почувствовала, что мне уже не хочется сопротивляться. Кроме того, «шикарный» жест действительно понравился. Пусть не шубу под ноги, как в «Бесприданнице», а всего лишь билеты в урну – но все же! Красивый, неглупый мужчина, кроме всего прочего, напоминающий Алексея, сделал это ради меня!
Правда, расточительность и щедрость, судя по всему, не были его отличительными чертами. Пройдя мимо цивилизованных «Сонаты» и «Роксаны», мы в конце концов зарулили в весьма посредственную кафешку с непритязательным названием «Радуга». Салфетки на столиках при ближайшем рассмотрении оказались просто нарезанной писчей бумагой, из трех стульев, стоящих у стола, два были колченогими. И только один из пунктов меню радовал разнообразием. В колонке «Спиртные напитки» числились и «Агдам», и «Далляр», и «Анапа», и даже «крепленое вино номер 72», которое, видимо, и распивала развеселая компания у противоположной стены.
– Что тебе заказать? – спросил Сашенька, изучив меню с первой до последней строчки.
Я пожала плечами:
– Ну, может быть, чашечку кофе?.. Нам, в общем-то, и нельзя больше ничего.
– Вот это номер! Привел, называется, девушку в кафе!.. А может быть, пирожное маленькое или мороженое? Это ведь тем нельзя, которые на сцене лебедей пляшут, а тебе-то – маленечко, а?..
Он попытался заговорщически подмигнуть, но я немедленно и решительно обиделась. Гордость за наш экспериментальный класс уже успела прочно въесться в мое сознание. Когда намекали на то, что мы «так, самодеятельность», Гоша обычно приходил в дикую ярость. Но я ограничилась сухим и прохладным замечанием:
– Наша диета ничем не отличается от диеты тех, которые «пляшут лебедей». И, кстати, нагрузки – тоже…
– Ну вот, опять я ляпнул что-то не то. Не везет мне сегодня… Ладно, кофе так кофе.
Ледовской сделал заказ, и недовольная официантка минут через десять принесла на грязном подносе две чашечки с выщербленными краями. А когда она удалилась, оставив перед нами дурацкий кофе и необходимость о чем-то говорить, Саша, глядя куда-то поверх моего плеча, произнес:
– Настя, а что ты думаешь о том, чтобы нам начать встречаться?
– Чего? – не поняла я: так старомодно и вычурно это прозвучало.
Он улыбнулся:
– Смешно говорю, да?.. А это знаешь почему? Ты ведь настолько не похожа на других женщин, что я просто не знаю, как с тобой обращаться… Веришь, никогда таких проблем не возникало! Все как-то легко, просто… Скажешь: «Вот и иди туда, где просто»?..
Я ничего не говорила. Просто сидела и смотрела на него безумными глазами. Не то чтобы его предложение стало для меня полной неожиданностью. Все-таки и Никитина говорила, и вообще было заметно, что наш «профсоюзный бог» имеет на меня какие-то виды. Но в моем сознании упрямо не желали состыковываться пижонские «овечьи» футболочки, фен в тумбочке, крутые тусовки комсомольских активистов с простыми и неуклюжими словами: «Давай с тобой встречаться». В моем представлении Сашенька Ледовской должен был действовать как опытный Казанова: взгляд, прожигающий насквозь, прикосновение, от которого сладкая дрожь по телу, манеры современного Джеймса Бонда, ну и что там еще? – клубника со сливками и шампанское в постель?
– Почему ты молчишь? – тихо спросил он и прикоснулся рукой к кончикам моих пальцев. – Тебе про меня, наверное, наговорили чего-нибудь?
– Никто мне ничего не говорил.
– Наговорили-наговорили… И теперь ты просто боишься.
– Да ничего я не боюсь!
Я отдернула руку так резко, что одна из чашек со звоном опрокинулась. Светло-коричневая лужица с крупинками непонятного происхождения медленно растеклась по столу. Официантка за стойкой недовольно поджала губы. И только веселая компания, распивающая «крепленое вино номер 72», ничего не заметила. Им было не до того.
– Ничего я не боюсь! – Досаду все-таки не удалось скрыть, и она явственно прозвучала в моем голосе. – Просто… Просто я не понимаю, зачем это надо… И потом, ведь я тебя не люблю!
К моему удивлению, Сашенька не обиделся. И даже как-то весело наморщил нос:
– Совсем не любишь? Нисколечки?
– Совсем.
– А когда я тебя целовал, тогда, у вас в комнате… Помнишь, как ты гладила мое лицо, как говорила: «Глаза твои люблю, губы твои люблю, волосы твои люблю»?.. Или уже забыла?
Вот это был номер!.. Я по-детски ахнула и прикусила собственный кулак. Почему-то мне казалось, что все события того «алкогольного» вечера восстановились в памяти. Совершенно четко помнилась кассета с дассеновской песней «Если в мире нет тебя», Никитина, танцующая с «гигантской каракатицей», потом поцелуй, Ирка Шахова, в одной ночнушке открывающая дверь… Да, возможно, было что-то между соприкосновением наших губ и тем моментом, когда мне пришлось выскочить в коридор. Но, Господи, неужели было именно это?!
Уже второй раз за сегодняшний день я мучительно покраснела, закрыла лицо ладонями, сложенными домиком, и помотала головой. Сашенька ждал, видимо, рассчитывая услышать стыдливое девичье признание. И только рука его вновь начала подбираться к моим пальцам.
– Саша, я должна извиниться… – Мои пересохшие губы наконец разлепились. – Но дело в том, что я в тот вечер выпила. А я вообще водку не пью. И шампанское пила один только раз, с родителями на Новый год…
А он продолжал улыбаться! Наверное, прокручивал в голове мысленный вариант своего ответа: «Это ничего! Когда человек пьян, он раскрепощен. И не нужно стыдиться своих чувств. Ты ведь мне тоже очень нравишься».
– …И потом, эти слова относились не к тебе… Просто есть один человек, и так получилось, что ты на него похож. Внешне похож…
Улыбка на Сашином лице растаяла так безнадежно и быстро, что я почувствовала себя настоящей стервой. Он на секунду опустил голову, стиснул пальцы так, что костяшки побелели. А когда вновь посмотрел на меня, то был уже снова прежним Сашенькой – безукоризненно красивым, немного эгоистичным и очень уверенным в себе. Только желваки, перекатившиеся на щеках, совсем как тогда у Алексея, сказали о том, что отнюдь не все о'кей.
– Ну что ж – похож так похож! – Он снова заговорщически подмигнул. – Само по себе это тоже неплохо, правда?..
Я почувствовала себя довольно неуютно. К счастью, с кофе уже было покончено: светло-коричневая лужица мирно подсыхала на столе. По идее, полагалось уйти. И все-таки мне было неловко и почти стыдно оставлять его вот так, обиженным, разочарованным, едва ли не униженным. Совсем не уверенная, что поступаю правильно, я прикоснулась к рукаву его куртки.
– Извини меня, ладно?..
– Нет, это ты меня извини. – Саша вздохнул, как человек, окончательно очнувшийся после ночного кошмара. – Я, наверное, вел себя как кромешный идиот…
В полумраке кафе его глаза казались почти карими… Мне хотелось еще что-то сказать, но я не знала, что именно. И тогда он встал, склонился к моей руке и прикоснулся к ней твердыми, чуть обветренными губами…
* * *
А Иволгин танцевал все так же бесконечно далеко от меня. И хотя с первых рядов партера я прекрасно видела каждое его движение и даже иногда слышала сбивчивое, тяжелое дыхание, расстояние между нами было огромным. Новых партий в его репертуаре не прибавлялось. И хотя он был заявлен в программках как один из исполнителей партии Али в «Корсаре», на сцену в этой роли так и не вышел, прочно оставаясь вторым или даже третьим составом. Остатки здравого смысла, не пораженные вирусом влюбленности, уже робко подсказывали мне, что Лешенька – отнюдь не премьер. Но сердце верить этому отказывалось. Тем более что зрители все равно хорошо принимали его Гансов, Торреро и Резановых, особенно в дуэте с Настенькой Серебровской.
Да и сама я, честно говоря, не блистала особыми успехами. Георгий Николаевич, деликатно покашливая в кулак, говорил: «Ничего, вот, даст Бог, доживем до лета, там легче пойдет… По жаре-то и мышцы разогреются, и связки». А пока я отчаянно тянула эти самые мышцы, чуть ли не надрывала связки и, кроме того, отчего-то перешла в нашей группе в категорию самых «плохопрыгучих». Для повышения прыгучести мне назначили специальные упражнения: доставание предмета, висящего под потолком, многоскоки по лестнице, те же самые многоскоки, только с мешочками песка… И однажды за этим занятием меня застала комендантша нашего общежития. Я как раз пыталась пересечь лестничную площадку, отделяющую третий этаж от четвертого. И тут из полумрака коридора возникла тучная Галина Степановна. Остановилась у перил, уперла руки в бока и воззрилась на меня с нескрываемым удивлением.
– Что это ты делаешь? – спросила она отчего-то шепотом.
– Шейпингом занимаюсь, – нашлась я. – Дополнительные нагрузки для улучшения фигуры…
– Значит, на шейпинг время есть, а на отработку часов в общежитии – нету?..
Не дождавшись ответа, да, в общем, и не нуждаясь в нем, Галина Степановна пригрозила:
– Ой, смотри, Суслова, пойдет деканат с проверкой по комнатам, обязательно сообщу, как ты от общественно-полезной работы отлыниваешь!
И деканат действительно пошел с проверкой. Причем наша куратор изрядно удивилась, обнаружив меня в общежитии. Ей уже успели сказать, что я окончательно забросила учебу и уехала домой. По идее, время до сессии еще оставалось, и трогать меня не имели права. Но то ли прогульщицей я была слишком уж злостной, то ли наказать меня решили примерно, «чтобы другим неповадно было»?.. В общем, отчислена Анастасия Игоревна Суслова была в двадцать четыре часа, а выселена из общежития в сорок восемь.
Спасибо Сашеньке Ледовскому: за эти двое суток он чудесным образом умудрился отыскать для меня недорогую квартирку в двух остановках от училища. Сдавал жилплощадь какой-то алкаш, поэтому в комнате ужасно пахло застарелым перегаром, а на кухне стояла целая батарея бутылок. Но все равно, я была безумно рада. Отскоблила ванную и кафель возле раковины, в трех огромных мешках вынесла мусор, целые сутки вымачивала в «Ариэле» покрывало с дивана… В общем, через два дня после моего вселения квартира начала выглядеть уже совсем прилично.
На подоконник я поставила маленькую фарфоровую вазочку с цветами, старые шторы украсила подобием ламбрекенов, а над диваном, естественно, повесила фотографию Алексея. В первый же вечер, ложась спать, я осторожно прикоснулась к его лицу губами и прошептала: «Спокойной ночи!» Теперь можно было делать любые глупости, не опасаясь убийственной иронии Никитиной…
А в воскресенье, в половине десятого, в дверь позвонили. Несколько удивленная, я все же пошла открывать. Вообще-то гости – Лариска со своим Женькой и Сашенька Ледовской – ожидались только к вечеру. Мы собирались устроить что-то вроде маленького новоселья. Но, вполне возможно, кому-то из них я понадобилась с утра пораньше. Однако на пороге стоял незнакомый молодой человек в старомодных кримпленовых брюках и коричневом жилете с четырьмя пуговицами. Лицо его, и без того не особенно привлекательное, уродовали очки в темной пластмассовой оправе, волосы, зализанные на косой пробор, жирно лоснились. Под мышкой он держал большой желтый кабачок и улыбался мне, как старой приятельнице.
– Вы, наверное, ошиблись квартирой? – спросила я, машинально поправляя ворот длинной футболки.
– Нет, – молодой человек улыбнулся еще радостнее и еще шире. – Я никак не мог ошибиться квартирой, потому что сам живу в соседней и всех здесь знаю. Кроме вас… Вот, мама передает вам кабачок в качестве презента. Кстати, давайте знакомиться – Валерий Антипов!
Я одновременно пожала правую руку Валерия и приняла из его левой руки презент. После чего мой гость немедленно прошел в квартиру, аккуратно вытерев ноги о половичок и притворив за собой дверь.
– Если вы предложите мне чаю, я не откажусь. А вот кофе не буду и вам не советую. В новостях передавали, что завезли поддельную партию: там вместо кофе чуть ли не древесные опилки… В общем, полный кошмар!..
Он говорил, спокойно и неторопливо приглаживая перед зеркалом волосы, а я стояла у стены, чувствуя себя гостьей в собственной квартире. Стремительный натиск этого маленького человечка с иксообразными ногами, наряженного в старомодную, почти детскую по фасону одежду, просто ошеломил меня. И я пока еще не знала, что делать – смеяться или раздражаться.
Словно прочитав мои мысли, Валерий вдруг спохватился:
– Кстати, если я вам буду мешать, просто укажите на дверь! Без церемоний. Моя мама говорит, что мне порой не хватает такта и воспитания. А на самом деле я просто увлекающийся человек: начну о чем-нибудь рассказывать и забываю про все на свете. У людей свои дела, а я все болтаю, болтаю… Вот о балете, например, могу говорить бесконечно. Вы ведь танцовщица, правда?
Мое изумление достигло наивысшей точки.
– Откуда вы знаете?
– Ну как же! – Он почти снисходительно повел бровью. – Во-первых, балетную осанку ни с чем не спутаешь, а осанка у вас действительно великолепная, во-вторых, вчера, стоя с ведром у мусоропровода, вы очень по-танцевальному разминали стопу. Машинально, конечно… А в-третьих, у вас под телефонной полочкой лежат пуанты!
Я чуть не расхохоталась. И вместе со мной мой новый знакомый, весьма довольный произведенным эффектом.
А пуанты были оставлены рядом с дверью специально для Никитиной. Она на днях взялась рьяно спорить со мной, утверждая, что, не будь обувь балерин потрясающе удобной, они не смогли бы так легко выполнять все танцевальные па. Вот я и хотела показать ей собственные туфельки, щедро залитые кровью во время последнего урока – во-первых, для того, чтобы выиграть спор, а во-вторых, чтобы пробудить жалость и восхищение по отношению к собственной персоне.
Валерий же охать по поводу кровавых пятен на розовом атласе не стал, а только с видом знатока, взвесив пуанты в ладони, заметил:
– Размер-то какой маленький для вашего роста! Наверное, удобно фуэте крутить?
И только когда мы уже сидели на кухне, он наконец раскололся, поведав секрет своей осведомленности.
– Я ведь оперой и балетом давно увлекаюсь. – Антипов впился зубами в приготовленный специально для него бутерброд с кабачковой икрой. – Оперой, конечно, больше… Сам в хоре Оперного пою в свободное от работы время, множество партий наизусть знаю. У меня ведь неплохой баритон… А по балету гору литературы перечитал, с некоторыми нашими солистами знаком. Вот и удивился, что твое лицо мне незнакомо: не знал, что ты еще в училище… В этом году заканчиваешь?
– А с кем ты знаком? – От волнения я проигнорировала последний вопрос.
– Ну, с корифеями: с Вихревым, с Лазоревой, с Серебровской… Да, в общем, со всеми почти.
– А с Иволгиным? Алексеем Иволгиным…
– Да разве ж это корифей! – Валера даже воздел к потолку руки. – Так, неплохой технарь, неплохой артист, но все очень в меру и очень средненько… А что?
– Ничего… – пожала плечами я, приступая к намазыванию очередного бутерброда. И мысленно возблагодарила небеса за то, что мы сидим сейчас на кухне, а не в комнате, где на стене висит огромный фотопортрет моего любимого Лешеньки с печальными прозрачными глазами…
Уничтожив мои трехдневные запасы хлеба, гость благодушно откинулся на стенку холодильника и авторитетно изрек:
– У тебя, надо сказать, фактура великолепная! И будущее – о-го-го!.. Ты знаешь, кого напоминаешь? Спесивцеву!
– Ну уж и Спесивцеву? – поскромничала я.
– Конечно! У тебя глазищи такие же выразительные. И вообще ты вся такая длинненькая… Как шланг!
Последнее сравнение, вероятно, должно было расцениваться как комплимент, но мое сердце почему-то не затрепыхалось от восторга. Впрочем, обижаться на Валеру с его манерами престарелого театрального критика, алюминиевой расчесочкой в кармане и нелепой жилеткой на четырех пуговицах было невозможно. Поэтому я только неопределенно покачала головой.
– А ты на меня не обижайся. Я не как мужчина говорю, а как специалист. Меня слушаться надо. Между прочим, много ценных советов могу дать… Я ведь еще и восточной медициной увлекаюсь: знаю кое-что интересненькое про выведение солей из связок…
И в этот момент в дверь опять позвонили. Но не так, как в первый раз, – сильно, настойчиво, властно. Валера немедленно вскочил с табуретки и вымуштрованным детсадовским движением одернул жилетку и брючки.
– Мама! – сообщил он, просияв, как майское солнышко. – Заволновалась, что меня долго нет, решила узнать, что случилось. Она, кстати, тоже хотела с тобой познакомиться… Чудесная женщина!
Направляясь к двери, я почему-то представляла себе тетю внушительных размеров в кудрявом рыжем парике, возможно, с еще одним кабачком под мышкой. Но на пороге стоял усатый человек в милицейской форме, неприятно напоминающий таракана. Вместо хотя бы отдаленного намека на вежливое приветствие он оттолкнул меня плечом и ворвался в квартиру. И уже на ходу небрежно, скороговоркой бросил:
– Младший лейтенант Сачков. Сто пятнадцатое отделение милиции…
По коридору он протопал прямо в грязных ботинках, бесцеремонно заглянул в комнату, рванул на себя дверь стенного шкафа. Происходящее смахивало на сцену из дурацкого боевика или, скорее, на пародийный номер «Задержание опасного преступника героическим лейтенантом».
Убедившись, что и в туалете никто не прячется, Сачков шагнул к кухне. И тотчас же в дверном проеме возник разгневанный Валера.
– По какому праву вы вламываетесь на частную территорию без согласия хозяев?! – гневно возопил он, высоко задрав острый подбородок. – Где ордер на обыск? Почему вы не предъявили служебное удостоверение, в конце концов?!
Милиционер почти весело изумился и, уперев руки в бока, смерил моего гостя нарочито оценивающим взглядом. Так они и стояли, наверное, с минуту: Сачков, волосатыми пальцами скребущий по серому кителю, и Антипов, независимо скрестивший руки на груди. Наконец Сачков усмехнулся, цокнул языком и поинтересовался:
– А у вас есть с собой документы, гражданин?
– С собой нет. Но я живу в соседней квартире!
– А вот мы не будем заходить в соседнюю квартиру. Я просто возьму и арестую вас вместе с этой гражданкой для выяснения личности.
– Если хотите, можете прямо сейчас посмотреть мой паспорт, – спохватилась я, кидаясь в комнату. Но милиционер остановил меня небрежно-властным жестом:
– Ваш паспорт меня пока не интересует. Вы пойдете по другой статье.
От слова «статья» он получил явное удовольствие.
– По какой еще статье?
– Пока по административной. Проживание без соответствующих документов на не принадлежащей вам территории.
– Но у меня есть договор на эту квартиру!
Услышав про договор, Сачков несколько напрягся. Но, изучив бумажку, отпечатанную на институтском принтере и наскоро подписанную дрожащей рукой хозяина-алкаша, снова развеселился:
– А бумажулька ваша ничего не стоит. У нотариуса она не заверена… И, вообще, квартира государственная, так что сдавать ее гражданин Синицын не имел никакого права. Кроме того, он содержит жилплощадь в антисанитарном состоянии, и ее у него скоро отберут…
За «антисанитарное состояние» я обиделась. После генеральной уборки квартира имела вид вполне приличный. Милиционер же тем временем, отодвинув с дороги Валеру, прошел на кухню и плюхнулся на табуретку.
– Ну что, хозяйка, плесни для начала чайку, что ли? – проговорил он, неторопливо доставая из кармана кителя сигареты и зажигалку.
– А она здесь не хозяйка, – ехидно подал голос Валера. – Просто по просьбе гражданина Синицына зашла цветочки полить. Так что и чайку вам не будет, и повода оставаться здесь вместе с вашими вонючими сигаретами – тоже нет!
– Почему же нет? – Сачков сладко затянулся и стряхнул пепел в фарфоровую чашечку. – Чтобы цветочки поливать, тоже нужен соответственный документик от хозяина. Вдруг она квартиру ограбить пришла?
– А если она его родственница? Или, например, возлюбленная? Тоже документик?
– А если возлюбленная… – милиционер насмешливо прищурился, видимо, представив себе испитую физиономию гражданина Синицына, – то мы на эту тему следственный эксперимент проведем… Да, девушка? – И расхохотался, весьма довольный собственной шуткой.
Антипов мелко дрожал от бешенства, периодически поправляя на носу очки. Я мучительно соображала, как выйти из создавшейся ситуации. А Сачков умиротворенно намазывал последний кусок хлеба остатками моей кабачковой икры. Пепел с его недокуренной сигареты падал на чисто вымытый пол.
– Покажите ваши документы! – наконец потребовал Валера, не придумав ничего лучшего.
– А вот тебе! – Лейтенант сложил аккуратную фигу и прицельно сунул тому под нос.
– Но вы же нарушаете законность! Мы подадим на вас жалобу!.. У меня есть знакомые на местном телевидении, в конце концов! Я пойду на прием к прокурору! Он накажет вас!
– Ага, разбежался!.. Детки мои, что вы можете понимать в законности? Меня вот как-то вызвали к старушке одинокой. Она у себя в квартире в обморок грохнулась перед дверью, потом очухалась, а встать не может. Я ей через дверь кричу: «Вы, гражданка, должны официально заявить: так, мол, и так, прошу лейтенанта Сачкова в присутствии двух свидетелей выбить дверь моей квартиры на основании статьи такой-то, такой-то… Претензий к власти за нарушение материального ущерба не имею…» А она через дверь только: «Чегой-то, сынок, не понимаю»… Так и померла через три часа. Старая уже была. Лет девяноста, что ли?.. А вы говорите: «Законность!»
Я представила себе несчастную старушку, скончавшуюся по милости тупого лейтенанта, и поняла, что меня тоже может ожидать весьма печальная участь. Валера тем временем решился на очередной правоведческий заход:
– Вот видите, вы даже к старушке без заявления зайти не могли! А сюда, простите, ворвались… Должна же быть хотя бы жалоба от соседей на шумное поведение, например? Или что-то еще…
– Вот прекрасная идея! – Сачков радостно развел руками. – Если ты меня вконец достанешь, будет тебе жалоба от соседей. Чего уж проще?.. А вы, девушка, давайте, давайте, подсуетитесь с чайком…
И тут раздался третий за утро звонок. Я бы уже не удивилась ни визиту «Скорой помощи», ни приезду пожарной команды. Лейтенант же скучно прокомментировал:
– О, еще гости! Тут у вас, похоже, настоящий бардак!..
– Это моя мама! – зловеще предупредил Антипов и пошел открывать. Но вернулся он не с мамой, а с Сашенькой Ледовским, который, весело оглядев кухню, уселся на табурет напротив Сачкова.
– Товарищ лейтенант, могу я узнать, что здесь происходит?
– А могу я узнать, кто ты, собственно, такой?
– Если есть какие-то проблемы, может, поговорим в коридоре?..
Лейтенант неохотно встал и последовал за Сашенькой. На лестничную площадку они выходить не стали, остановились возле входной двери. Сначала Сачков бубнил что-то достаточно нудно и агрессивно, потом примирительно заговорил Ледовской. И снова голос участкового – теперь довольно задумчивый. Сашенькин – почти веселый…
– Давай посмотрим, что у них происходит? – заговорщически шепнул Антипов, и мы с двух сторон прильнули к дверным косякам. Застали мы как раз кульминационный момент беседы: Сашенька доставал из внутреннего кармана несколько аккуратно сложенных купюр и протягивал их Сачкову…
На кухню они вернулись почти друзьями. Лейтенант покровительственно похлопывал Ледовского по плечу и заканчивал рассказывать какой-то тупой анекдот про мужа в шкафу.
– Ну вот, девушка, – сказал он, забирая со стола свою фуражку, – все и выяснилось. Что ж вы так долго мне голову морочили со своей «законностью»?.. Сразу бы сказали, что студентка танцевального института, я бы еще билетик на ваш спектакль попросил… Студентам у нас везде дорога… Живите на здоровье, кто будет обижать – обращайтесь…
Дверь за ним уже захлопнулась, прогрохотали по лестнице грязные форменные ботинки, а мы все сидели молча, глядя себе под ноги. Первым нарушил молчание Сашенька. Встал, стряхнул снег со своей лохматой волчьей шапки, расстегнул длинное кожаное пальто.
– Что притихли, борцы за права человека? Радоваться надо, что отделались легко и относительно беспроблемно…
– Но он же сволочь, а вы его анекдотам смеялись! – проговорил Антипов, по-прежнему глядя в пол. – С такими деятелями нужно бороться законным путем.
– Вот и «наборолись» бы до ночи в КПЗ. Он же и обидеться, в конце концов, мог, что вы так долго его прозрачные намеки не понимаете…
– Зато вы поняли очень быстро. – Валера сухо поджал губы и поднялся с табурета. – Настя, проводи меня, пожалуйста, мне пора…
У двери он торопливо зашептал мне в ухо:
– Настя, не нравится мне этот молодой человек! Совсем не нравится! Это твой друг?
– Да, не так чтобы друг…
– Вот и правильно! Скользкий он какой-то и сам себе на уме… Впрочем, ты извини, что лезу не в свое дело… А рецепт риса для выведения солей из связок я занесу тебе как-нибудь вечерком…
– Жилетик у него восхитительный, – заметил Сашенька, когда я вернулась на кухню. – Где ты такого колоритного выискала?
– Сосед мой. Из двадцать второй квартиры…
– И я ему наверняка не понравился?.. Все правильно: такие, Богом обиженные, обычно весь белый свет ненавидят.
– Давай не будем трогать несчастного Валеру. – Я села на подоконник и провела пальцем по стеклу. – Лучше скажи, зачем ты так рано приехал? До новоселья ведь еще часа четыре, не меньше…
– Помочь тебе приехал, – Сашенька пожал плечами и ногой выдвинул из-под стола большой спортивный баул. – Думаю, как тут Настенька, бедняжечка, одна справится?.. Надеюсь, в этом нет ничего криминального?
Расстегнув «молнию» на сумке, он выложил на стол сыр, ветчину в оболочке, кусок красной рыбы и кекс в яркой упаковке. Выставил три высокие бутылки молдавского вина.
– А это специально для тебя. – На столе возник увесистый пакет с яблоками и апельсинами. – И еще зеленый салат, будешь, как кролик, грызть… Кстати, кекс тебе тоже можно: он диетический.
В конце концов Сашенька выставил меня с кухни и заявил, что праздничный ужин приготовит сам. Но я отчего-то не ощутила ни прилива благодарности, ни радостного возбуждения. Ушла в комнату, легла прямо в лосинах и пестрой футболке на диван. Взяла с книжной полки Маркеса, но уже через пять минут положила на место. Ни читать, ни смотреть телевизор не хотелось, на душе было смутно. Наши отношения с Ледовским по-прежнему оставались очень странными. Вроде бы все уже было сказано, и никаких неясностей быть не могло: я его не люблю, он вполне удовлетворен положением «просто приятеля». Но то и дело вспыхивал в его серо-голубых глазах этот странный блеск… И потом, зачем он пришел сегодня задолго до остальных гостей? Зачем сделал так, чтобы мы остались вдвоем в пустой квартире? Поразмышляв так минут пять, я пришла к выводу, что была бы рада, если бы смешной Валера Антипов не сбежал к своей мамочке, а остался…
Но, к счастью, никаких гнусных поползновений со стороны Ледовского не последовало. Он мирно гремел ножами и тарелками на кухне, а я, соскучившись, все-таки включила телевизор. Шла вторая серия «Собаки на сене». Маргарита Терехова, только что излупившая веером Боярского, запела про измучившую ее любовь, а я скосила глаза на Лешину фотографию. Мне тоже хотелось страстной любви, счастливых истерик и нежных примирений. И, к сожалению, я ясно понимала, что все это из области нереального…
Никитина со своим Женечкой пришли на полчаса раньше, чем мы договаривались. Причем Лариска сразу же одарила меня и Ледовского многозначительным взглядом.
– Ужин, говорите, все это время готовили? Ну-ну… – усмехнулась она, когда мы на минутку зашли в ванную. – И чего ты, Суслова, выпендриваешься, никак не пойму? Профиль-то у него, профиль – ну прямо как у Иволгина!..
