Текст книги "Замок из песка"
Автор книги: Анна Смолякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
– Нет-нет, не в этом дело! – Я судорожно всхлипнула и зашлась в новом истеричном припадке. – Вы извините меня, пожалуйста, просто я подумала, что вы спать со мной хотите… А я… Я не знала, что делать… И, если бы вы хотели, сделать все равно было бы ничего нельзя… Вы ведь не хотите со мной спать?
– По крайней мере сейчас точно – нет, – улыбнулся он и сильно сжал мои плечи. – Ну, успокойся, успокойся! С чего тебе вообще в голову эта мысль пришла? «Ничего нельзя было бы сделать»… Я что, похож на сексуального маньяка?
И заколка на его галстуке была без дурацкого помпезного бриллианта. И глаза в темноте казались абсолютно одинакового цвета.
– Вы лично тут ни при чем, – пробормотала я, постепенно справляясь с рыданиями. – Просто есть определенные правила, от которых никуда не деться.
– Какие еще правила? – Антон нахмурился.
– Не важно… Если вам не трудно, в самом деле отвезите меня домой.
– Пока ты не объяснишь, в чем дело, мы не тронемся с места. Благодаря каким-то там правилам я выставил себя полнейшим идиотом, довел даму до слез, испортил ей вечер… Я имею, в конце концов, право знать, что происходит?
Неожиданный порыв ветра заставил меня зябко поежиться. Это не ускользнуло от его внимательного взгляда.
– Ну хорошо, – он согласно кивнул головой, – сейчас мы действительно поедем, пока ты окончательно не замерзла. А позже вернемся к этому разговору…
В черту города въехали примерно через полчаса. В первом же ночном коммерческом киоске Антон купил для меня баночку «Джин-тоника».
– И успокоишься немного, и согреешься, – объяснил он, протягивая баночку.
Меня действительно все еще трясло. Но совсем не от холода. Тем не менее я выпила и вправду почувствовала себя немного лучше. В салоне играла музыка, за окнами мелькали рекламные щиты центральных улиц, живущих активной ночной жизнью. Приятное тепло и ощущение безопасности убаюкивало.
– Ты так ничего и не хочешь мне сказать? – спросил Антон, когда мы выворачивали к «Черкизовской».
– Меня зовут Настя.
– Ну что ж? Уже неплохо, – кивнул он и улыбнулся…
Жанна Викторовна мирно спала в своей постели. Оба окна ее квартиры были темными.
– Высадите меня у подъезда, – попросила я, – хозяйку будить неудобно. До утра уже недолго, я на лавочке посижу.
– Вот еще! – Антон усмехнулся. – Тактично постучим, попросим извинения. Я думаю, она не особенно рассердится…
Но, к сожалению, он ошибся. Жанна Викторовна не просто рассердилась, а рассердилась ужасно… Нет, сначала она даже ничего и не сообразила. Просто сонно спросила: «Кто там?» и открыла дверь, нарисовавшись на пороге в стареньком халате, накинутом поверх ночной рубашки.
Но тут мой спутник полез со своими извинениями: дескать, простите за то, что разбудили, просто не было другого выхода, Настя замерзла и хочет спать. И тут хозяйка, несколько раз моргнув сонными глазами, наконец начала соображать, что происходит. Для начала она смерила Антона откровенно злым и издевательским взглядом, потом взяла меня за руку и чуть ли не силой втащила в квартиру.
– Значит, вы тоже из той же шайки? – спросила она голосом, не предвещающим ничего хорошего. – Тоже крепостных актрисок любите?.. И как вам только не стыдно! Совсем еще молодой человек! Могли бы себе и просто так девушку найти. Так нет же, пользуетесь тем, что девочка в безвыходном положении.
Антон явно опешил и даже отступил на шаг назад. А Жанна Викторовна вконец разошлась:
– Если вы думаете, что я испугаюсь ваших джипов и автоматов, то очень сильно ошибаетесь! Я старая женщина, и бояться мне уже поздно… И потом, у меня тоже есть заступники… Девочку мою оставьте в покое, а то подниму милицию и все ваше осиное гнездо разворошу!
– Подождите-подождите! – Он помотал головой. – То ли день такой сегодня, что я ничего не понимаю, то ли вы приняли меня за кого-то другого… В любом случае еще раз приношу извинения за поздний визит.
Потом взял меня за кончики пальцев и с тихой уверенностью проговорил:
– Завтра утром я заеду, и мы поговорим и про «безвыходное положение», и про «крепостных актрисок», и про «осиное гнездо». Если я смогу помочь, то помогу. А пока ничего не бойся…
Развернулся и сбежал вниз по ступенькам. Почему-то мне очень хотелось ему верить…
* * *
Но вслед за ночью, полной сомнений и надежд, все равно пришло самое обычное, реальное утро. Проснувшись и с омерзением увидев нежно-голубое небо с легкими прожилками облаков, я поняла, что надо собираться на репетицию. Вчерашний мой знакомый, к счастью, оказался вполне приличным человеком. Но этот радостный факт никаким боком не относился к решению Константина Львовича. И надо мной, и над Жанной Викторовной по-прежнему висела тень опасности, принимавшая в моем воображении формы конкретные и ужасные. Поэтому я встала, убрала постель и побрела под душ с полотенцем через плечо.
«Форд» Антона остановился под окнами, когда я уже укладывала в сумку эластичный бинт, гетры и пуанты. Жанна Викторовна, как раз забежавшая домой за очередной партией трубочек, заметила его первым.
– О-о! Прилетел ворон по твою душеньку! – сурово прокомментировала она, когда Антон вышел из машины и направился к подъезду. Я тоже подошла к окну и посмотрела вниз.
– Да нет, Жанна Викторовна, на него-то вы как раз зря злитесь. Вполне нормальный человек, никак меня не обидел, ничего плохого не сделал.
– Еще успеет, сделает!
– Не думаю… – Я пожала плечами и почему-то вспомнила его улыбку, открытую и чуть смущенную.
– Глупая ты, Настя! – наставительным и безапелляционным тоном проговорила хозяйка. – И обычные-то мужики – через одного сволочи, а уж эти, которые на иномарках, – и говорить нечего!.. У него, поди, и жена есть. И детишки по парку с гувернантками гуляют, пока папаша по девкам шлындает.
– Да мне-то что до его жены?! И до деток с девками тоже… Просто обещал человек помочь. Кто его знает, может, и поможет?
– Ага. Он поможет. Я даже догадываюсь – как.
Мы с минуту помолчали. На лестнице уже слышались шаги.
– Вот что я скажу тебе, Настя, если ты других слов не понимаешь, – Жанна Викторовна яростно застегнула замок на клетчатой сумке и зачем-то перешла на полушепот. – Вспомни, зачем ты сюда приехала! Не пирожки по рынку развозить – это точно, но и не с мужиками таскаться! Про Алексея своего подумай. Про то, что он здесь один, в конце концов. Про то, что жена-стервоза его бросила и ты вот тоже уже глазом налево косить начала…
В первый момент я едва не задохнулась от возмущения, потом вспомнила фотографию Лешеньки, ту самую, где он с легкой небритостью, и ощутила острое желание зареветь.
– Да как же вы можете, Жанна Викторовна?! Да он же для меня – все! Я только им последние годы и живу! Мне в принципе никто другой не нужен!
– Посмотрим, – вполне удовлетворенно кивнула она и отправилась открывать, потому что в дверь уже звонили…
К счастью, Антон явился без цветов и шампанского – непременных атрибутов дешевого ухажера, стремящегося поразить даму своим шиком и натиском. Вежливо, но без заискивания поздоровался с хозяйкой, сняв туфли, прошел в комнату.
– Здравствуйте, – сказала я довольно равнодушно. При свете дня снова стало видно, что у моего знакомого разноцветные глаза.
Он как-то неловко замялся в двери и спросил:
– Может, поговорим в машине?
Я согласно кивнула, добавив, что у меня скоро репетиция, поэтому времени совсем немного.
Сегодня он выглядел проще и поэтому более располагающе, чем вчера. Ни золотых запонок, ни дорогой заколки для галстука. Обычная темно-серая толстовка и светлые, хорошего качества брюки.
– Ну а теперь рассказывай, – решительно сказал Антон, когда я села рядом с ним на переднее сиденье. – И про «крепостных актрисок», и про все остальное.
– А вы действительно ничего не знаете?
– Я же говорил: ничего!
– Но у Константина Львовича-то, наверное, не в первый раз?
– Там, в особняке, – в первый. – Он достал из пачки сигарету и взглянул на меня вопросительно. Я кивнула: запах табачного дыма не вызывал у меня раздражения. – Так вот, Настя, повторяю еще раз, – Антон неторопливо закурил, – я на самом деле ничего не понимаю, и поэтому не надо подозревать меня в каких-то там тайных умыслах. Если у тебя какие-то проблемы и я могу помочь…
– Но вы точно подошли ко мне вчера не по просьбе Константина Львовича?
– Слушай, почему все время в нашем разговоре всплывает Константин Львович? Он у вас там местный злой гений, что ли? В нем вся загвоздка, да?
– Не только. Есть еще Вадим Анатольевич, – сказала я и нервно скривилась, вспомнив алые капли вина, стекающие по матовой лысине…
К моему удивлению, на весь рассказ понадобилось не больше пятнадцати минут. Правда, неприятные подробности были опущены, но в общих чертах Антон теперь знал все.
– Да-а… – сказал он, помолчав с минуту. – Дела у вас там творятся, конечно… Хотя что-то в этом духе я и ожидал услышать после твоей вчерашней истерики.
Я не ответила. Просто не знала, что сказать. Да и что было говорить дальше? По сути, весь вопрос упирался в деньги, которые надо было отдать, чтобы откупиться, и которых у меня не было. Ситуация складывалась глупейшая. По сути, Антон, как мужчина и джентльмен, сейчас должен был предложить мне деньги в долг. Такую сумму я бы смогла вернуть еще очень и очень не скоро. И сам собой повис бы двусмысленный вопрос: не приятнее ли одной из договаривающихся сторон другой способ расчета?
Мне не хотелось ставить ни его, ни себя в неловкое положение, поэтому я постаралась безмятежно улыбнуться и спокойно произнесла:
– Ну вот! Рассказала кому-то, хоть на душе легче стало… Вообще-то, неприятен сам факт каких-то там денежных дел с этой сволочью. Унизительно все это. А так, нужная сумма у меня есть…
Антон воззрился на меня с искренним интересом и иронией. Потом то ли мне, то ли сам себе с усмешкой сказал: «Ну, разумеется!», и повернул ключ зажигания. Машина мягко тронулась с места, а я торопливо закричала:
– Подождите, подождите! Куда вы едете?
– К твоему любимому Константину Львовичу. Ты же говорила, что торопишься на репетицию?
– Да, но у меня сумка дома. И вообще я привыкла на электричке.
– На электричке в другой раз покатаешься. А сумка, будем надеяться, тебе не понадобится.
– Вы что, собираетесь меня выкупить? – почти испуганно спросила я, с ужасом понимая, что моя выдумка про тайную заначку не прошла.
– Вообще-то, Юрьев день на сегодня не планировался, – Антон улыбнулся. – Попробуем обойтись без этого. Тебе, как понимаю, очень боязно попасть от меня в материальную зависимость, ведь так?
Больше за всю дорогу о деньгах мы не заговаривали…
У ворот особняка он вышел из машины, о чем-то поговорил с охранником. Тот набрал номер по сотовому, и через минуту створки ворот разъехались.
– Ты пока посиди в машине, – сказал Антон, выруливая между деревьями. – Я решу кое-какие вопросы. И, если все получится, тебя позову…
Вернулся он минут через сорок. Я за это время успела уже вся издергаться. Тем более что по дорожке, ведущей к служебному входу, одна за одной проходили наши девчонки. Почти все меня замечали, но к машине из деликатности не подходили. Одна только Кристинка сжала обе руки в знак солидарности и изобразила лицом нечто вроде: «ничего, подруга, терпи! будет и на нашей улице праздник!» Впрочем, памятуя о том, как она иллюстрировала шизоидный смех, это можно было истолковать как угодно…
Антон вернулся и постучал по стеклу согнутым пальцем:
– Настя, на выход!
– Что там? – спросила я одними губами.
Видимо, глаза мои расширились от тревоги и ужаса, потому что он рассмеялся:
– Да ничего. Все нормально. Пойдем уже…
К моему удивлению, Константин Львович пребывал в чудесном настроении или просто «держал лицо». Если да, то он был прекрасным актером.
– Присаживайтесь, Настенька, – он кивнул на кресло, а сам открыл бар в стене и достал оттуда бутылку коньяка. Я с тревогой и непониманием следила за его действиями. Хозяин тем временем разлил коньяк в три рюмки.
– Спасибо, мне не нужно. Я за рулем, – покачал головой Антон, стоящий за спинкой соседнего кресла.
– Ну, не буду настаивать… А вы, Настенька, выпейте, и давайте забудем все обиды, которые произошли из-за досадного недоразумения.
Чокаться он, к счастью, не предложил. И я отпила из рюмки, почувствовав на языке терпкий и почему-то немного шоколадный вкус.
– Вернемся к нашим баранам… – продолжил Константин Львович, усаживаясь за стол. – Случай, конечно, вышел глупейший. Я даже не знаю, почему получилось, что вы настолько неверно меня поняли?.. Да, я был в плохом настроении, поэтому, наверное, выглядел угрожающим и мрачным. Но ни о каком возмещении материального ущерба речь не шла! Я просто заметил, что ваш уход будет связан с некоторыми неудобствами для театра… Ну, что греха таить, хотел удержать самую талантливую и красивую балерину! Уж простите меня, старика… А по поводу Вадима Анатольевича… Вы, в общем, правы: я знаю о случившемся только с его слов, поэтому вам решать – извиняться или нет. Но мне бы хотелось, я подчеркиваю, и сейчас хотелось бы, чтобы вы попросили прощения у немолодого уже человека. А то вино в лицо! В самом деле, дикость какая-то…
Я молчала, не выказывая абсолютно никакого желания поддерживать разговор. Хозяин выдержал паузу, понял, что ответа не будет, и кивнул каким-то своим мыслям.
– Ну что ж, – он встал и подошел к сейфу. – Если вы действительно так серьезно обижены и твердо решили уйти из театра, я могу только выразить свое сожаление по этому поводу. Ну и, естественно, выплатить вам оставшийся гонорар…
Антон едва заметно усмехнулся. Я нахмурилась. Деньги, конечно, были нужны, но перспектива принять их из рук Константина Львовича совершенно не прельщала. Да и потом, за эти жалкие доллары я уже успела и поползать под столом, и получить коньяком в лицо.
– Спасибо, гонорара не нужно, – я поднялась из кресла. – Оставьте его в качестве компенсации за мой уход. Я хочу точно знать, что между нами не осталось долгов.
– Абсолютно точно! – Хозяин развел руками. – Никаких долгов. Удачи вам, Настенька!
И всего на долю секунды в его взгляде промелькнула откровенная, мерзкая злоба.
Впрочем, с Антоном они распрощались довольно тепло, наметили какую-то деловую встречу, пошутили по поводу рыбалки. Дослушивать до конца милый треп Константина Львовича я не стала. Предпочла выйти в коридор.
Антон появился через минуту.
– Слушай, подожди немного, – сказала я, отлепляясь от стены. – Только с девчонками сбегаю попрощаться.
И тут же побледнела от стыда и ужаса: во-первых, потому что обратилась на «ты», во-вторых, оттого, что повела себя так, будто само собой разумелось, что он повезет меня домой. Тут же торопливо и неуклюже залепетала что-то про то, что меня, если не трудно, нужно подкинуть до метро. Подчеркнуто «выкала» и, не зная отчества, избегала произносить просто имя.
– Стоп, стоп! – прервал меня Антон. – Во-первых, на «ты», по-моему, лучше? Как тебе кажется? А во-вторых, маршрут давай обсудим по дороге.
Я торопливо согласилась и смылась к девчонкам, чтобы не смотреть в его разноцветные насмешливые глаза.
А с каким восторгом в раздевалке было принято известие о моем освобождении! Я сияла, как красно солнышко, и, кривляясь, изображала Константина Львовича, заверяющего меня в том, что никаких долгов между нами нет и быть не может. Девчонки смеялись. Одна только пессимистка Десятникова качала своей маленькой черноволосой головкой:
– Ну, будем надеяться, что на этом все кончилось…
– А что за мужик-то этот Антон? – интересовалась Кристинка. – Кто он вообще такой?
Я беспечно пожимала плечами. А девчонки возмущались, поражаясь моему равнодушию и легкомыслию.
– Ну, ничего, – подытожила та самая Люська, юбку которой я вчера экспроприировала, да так и не привезла, – под подол сразу не полез – это уже хорошо. На морду вроде бы ничего – это второй плюс. Да и потом, часики у него на руке тоже не за три рубля…
Все с ней согласились, особенно активно обсудив «морду» и «часики». Потом я взяла у нескольких девчонок телефоны, пообещала позвонить, как только определюсь, и на днях вернуть юбку. Вежливо, но сдержанно попрощалась с Раисой Николаевной, сидящей в зале, и вышла из ненавистного особняка.
Антон курил, стоя у машины. Яркое солнце золотило его волосы и высвечивало белый шрам на загорелом лбу.
– Ну что, поехали? – спросил он, открывая передо мной дверцу и садясь за руль.
– Поехали, – я пожала плечами. – Если только тебя эта утренняя автопрогулка никак не напрягает.
– Не напрягает… Кстати, джинсы идут тебе гораздо больше, чем та, вчерашняя юбка.
– А я специально ее надела. Потенциальных кавалеров распугивала. Тебя вот хотела напугать.
– И тебе это удалось. Но добил меня, конечно, леденящий душу вопль: «Нет! Не надо! Не трогайте!»
Мы оба рассмеялись. Вчерашние кошмары начинали казаться просто дурным сном. Только вот секундный взгляд Константина Львовича, да еще Юлькино «будем надеяться, что на этом все кончилось» никак не хотели уходить из памяти.
– Антон, – я впервые обратилась к нему по имени и от этого почувствовала себя немного неловко, – но, надеюсь, ты не думаешь, что вся эта история – в самом деле плод моего больного воображения? Он ведь вел себя совсем не так мирно. И коньяк мне в лицо плеснул. Это-то уж не померещилось!
– Да ничего я не думаю. – Он вдруг стал серьезным. – Константин Львович ваш, конечно, порядочная сволочь. Но у меня, к сожалению, с ним общие дела, поэтому набить морду я ему не могу.
– И не надо – морду!..
– Испугалась? – Антон усмехнулся. – Не бойся. Человек он, конечно, дерьмовый, но не дурак. И трогать больше тебя не будет.
С минуту мы проехали в молчании, а потом я спросила:
– Антон, а ты тоже из «этих»?
– Из каких, из «этих»?
– Ну, ты, в общем, понимаешь… Константин Львович простых смертных к себе в особняк не приглашает.
– Нет, – он рассмеялся. – Если ты имеешь в виду, есть ли у меня счет в швейцарском банке, собственная компания, дача на Мальдивах и желание стать лидером какой-нибудь партии, – то я не из «этих»… Я строитель по образованию. Специалист по фундаментам. И у нас этим занимаюсь, и за границей по договорам… Хотел архитектором стать, но почему-то не сложилось. А в детстве дворцы любил рисовать, домики. Собаку возле домика обязательно. И будку ей с балконом и подземным выходом… Кстати, у меня появилась идея!
– Что-нибудь связанное с собаками и будками? – осторожно переспросила я. Собак я опасалась, миролюбивые кошечки были мне как-то ближе.
– Да нет. Опять же с «Лебедиными озерами». Только в лес на этот раз забираться не нужно… Ну что, едем?
Я неуверенно пожала плечами и улыбнулась.
Немного покурсировав по центру Москвы, мы остановились возле дома в Девяткином переулке, вышли из машины и поднялись по темной лестнице чуть ли не под самую крышу.
– Здесь один мой хороший знакомый живет. Художник, – объяснил Антон, прежде чем нажать на кнопку звонка.
К моему удивлению, хозяин квартиры открыл не сразу, а вполне бытово сообщил через дверь, что в услугах слесаря из РЭУ он больше не нуждается и исправлять содеянное тоже не надо. Картину не спасти, а жаловаться он и так не собирается.
– Это не слесарь! – голосом всадника Апокалипсиса сообщил мой спутник.
Дверь немедленно отворилась. И передо мной предстал художник – точно такой, какими их обычно изображают на картинках в детских книжках. В просторной блузе, при бородке клинышком и даже в мягком темном берете. Возможно, в столь тщательно слепленном внешнем образе читалась бы стебная ирония, если бы художнику не было достаточно много лет. Выглядел он на пятьдесят с хвостиком, а улыбался светло и радостно, как годовалый младенец.
– Что там за картину у тебя подмочили? – поздоровавшись, спросил Антон.
– А! – художник махнул рукой. – Не картину, эскиз еще только… Но все равно обидно!
– Я уж боялся: не «Озеро» ли?.. Вот даму специально привез на него посмотреть. Кстати, знакомься – Настя.
– Кирилл. Очень приятно, – представился художник.
Я несколько замялась и спросила:
– А по отчеству?
– Без отчества. Просто Кирилл.
На том и порешили.
Потом он провел нас в свою мастерскую – огромную пустую комнату с прямоугольными окнами под самым потолком и тремя обычными электрическими лампочками, висящими на длинных шнурах. Кругом стояли мольберты с натянутыми холстами. Какие-то картины были уже закончены, на некоторых холстах виднелись лишь отдельные цветные мазки.
«Озеро» я увидела не сразу: его загораживало странное сооружение, похожее одновременно и на перевернутую метлу, и на вешалку для одежды. А когда увидела – замерла в безмолвном удивлении. Не знаю, был ли Кирилл великим художником. Но его картины, а особенно «Озеро», казались написанными специально для меня.
Изображенное на холсте то же самое озеро, что мы видели вчера в лесу, выглядело совсем другим. Оно было лебединым… Нет, над деревьями не кружили прекрасные белокрылые птицы, не садились на воду, не прятали голову под крыло. Но это озеро жило, оно светилось изнутри, оно дышало, было прекрасным и настоящим. Смешной Кирилл в бархатном берете разглядел в нем то, что не увидела вчера я – злая, перепуганная и дрожащая. И простая, азбучная истина вдруг наполнилась для меня особым смыслом: то прекрасно, что освящено (или освещено?) любовью. Ну, не было света и красоты в моей наскоро сляпанной Одетте! И бесполезными оказались бы все технические экзерсисы. А все оттого, что абсолютно нет света во мне самой. Я и в самом деле его не чувствовала, как ни прислушивалась. Наверное, просто очень давно не видела Алексея…
Кириллу явно польстили внимание и грусть, с которыми я разглядывала картину. Во всяком случае, наблюдал он за мной с явным удовольствием. А когда я отошла от мольберта, вдруг сказал:
– Настя, мне очень бы хотелось написать ваш портрет. Приходите ко мне в мастерскую, когда вам удобно. Это займет не так уж много времени.
– Я бы с удовольствием. Но времени, к сожалению, нет совсем. – Мне снова представились утренние пробежки от дома до «оптовки», потом разгуливание по Черкизовскому рынку с сумкой-тележкой и наконец вечерний обход Домов культуры.
Кирилл отказом опечалился, но надежды не потерял:
– А чем вы занимаетесь, что у вас совсем не остается времени?
– Тете помогаю, на ры…
Я хотела сказать про беляши и трубочки, но Антон вдруг перебил меня:
– Настя – балерина. Причем очень хорошая балерина, – и на секунду задержал на мне взгляд своих удивительных глаз.
Кирилл загрустил еще больше:
– Ну вот, первый способ вербовки натурщицы не сработает… Я хотел сказать, что куплю вам за это сладостей. Каких захотите: хоть конфет, хоть халвы, хоть пирожных. Но вам ведь сладости нельзя? И вообще лакомствами вас не соблазнишь?
Я рассмеялась и пообещала милому художнику, что обязательно приду ему попозировать. Позже. Как только разберусь со своими проблемами. А уже в машине спросила у Антона:
– Почему ты сказал Кириллу, что я балерина? Постеснялся знакомства с рыночной торговкой?
– А ты ощущаешь себя в душе рыночной торговкой? – Он удивленно повел бровью. – Мне почему-то казалось, что нет… И потом, есть еще такая штука: мысль, облеченная в слова, начинает действовать. По принципу: «как скажешь, так и будет». Вот я и сказал, что ты прекрасная балерина…
– Вовсе не прекрасная. Я и всегда-то это знала, а сегодня, на «Озеро» глядя, еще больше поняла… Понимаешь, уходит из меня все, чем меня четыре года в училище накачивали. Да во мне это и до хореографического было, а сейчас – нет… И не в технике дело. Точнее, не только в ней…
– А зачем ты приехала в Москву? – неожиданно спросил Антон. – Почему сбежала из своего Северска, если там и с театром все складывалось?
Я секунду помедлила. Проще всего было бы сказать все как есть: мол, поехала за любимым мужчиной, надеясь неизвестно на что и мечтая-то, собственно, только видеть его рядом. Но подобная откровенность вдруг показалась мне неуместной. Да и взгляд Антона, внимательный, изучающий, странный, почему-то тревожил и смущал.
– Карьеру делать поехала, – соврала я. – В Северске прим и без меня хватает, а здесь труппа одна театральная образовалась. Молодая совсем, практически без репертуара. Тем более знакомые ребята уже сюда уехали… Но пока я их базу нашла, они уже в другой Дом культуры перебрались. И никто не знает – куда… Что ж поделаешь? Искать буду.
– А название у них какое-нибудь есть?
– Не знаю.
– Ну а фамилия главного балетмейстера или директора?
– Рыбаков у них балетмейстером. Только по одной фамилии его через справочное не найти.
– Кроме справочного, есть множество других каналов, – усмехнулся Антон. – И давай-ка еще на всякий случай фамилии твоих знакомых, которые в этой труппе уже танцуют.
– Иволгин Алексей, – тихо произнесла я, чувствуя, как привычно и немного жутко холодеет в груди при звуках любимого имени. – Алексей Александрович… Просто я про него одного точно знаю. Остальные, может, зацепились, а может – по другим театрам разбрелись.
– Разберемся, – кивнул Антон и завел машину.
Возле подъезда мы попрощались. Формально нас больше ничего не связывало, кроме его призрачного обещания помочь отыскать труппу Рыбакова. Да мне и не хотелось с ним видеться больше! В конце концов, кто он такой? И сердце мое, и мысли были заняты только Алексеем. А Антон? Ну что Антон? Я испытывала к нему чувство человеческой благодарности, и с ним было легко и надежно.
Наверное, мне просто не хватало именно этой надежности, потому что, когда он спросил: «Можно ли приехать завтра?», я ни с того ни с сего ответила: «Можно».
На прощание он сжал кончики моих пальцев, но только в рамках приличия. И я заметила, что у него очень красивые руки с чуть набрякшими суставами и удлиненными фалангами пальцев…
* * *
– Ты посмотри, руки-то какие красивые! – качала головой Жанна Викторовна, разглядывая фотографию Иволгина – не ту, что висела у меня над кроватью в Северске, а другую – из «Конька-Горбунка». – А лицо, а фигура!.. Не то что этот твой хлыщ на иномарке.
Фотография была извлечена на свет Божий в связи с некоторой смутой, поселившейся в моей душе. До сего момента она преспокойно лежала на дне сумки и успокаивала меня одним фактом своего существования.
– И почему ты мне раньше своего Алешу не показывала? Я и не знала, что у тебя портрет есть, – недоумевала хозяйка.
– Не знаю. Наверное, не хотела себе лишний раз душу травить.
– А сейчас, значит, появилась такая надобность?
Надобность действительно появилась, но говорить о ней не хотелось. Ночью мне приснился Антон. Почему-то во сне он ласково касался моей шеи, собирая волосы на затылке, и обещал, что никуда-никуда не уйдет. «Известная толковательница снов» Никитина наверняка сказала бы: «Тебе, миленькая, просто мужика хочется!» И, может быть, оказалась бы права. Но верить в это не хотелось…
Как не хотелось и думать об Антоне! Поэтому я вот уже час разглядывала фотографию Иволгина, пытаясь пробудить в своих чувствах к нему былую пронзительность и остроту. Но Алексей с фотографии смотрел не на меня, а на Жанну Викторовну. А я смотрела на циферблат будильника: Антон должен был заехать через час.
Закончив любоваться, хозяйка авторитетно заявила:
– Послушай бывалую и опытную женщину: такая любовь, из-за которой можно вот так в никуда кинуться, до смерти не забывается! Конечно, ты устала, ждать замучилась. Да и потом, каждой бабе приятно, когда мужик с нее глаз не сводит. А этот-то хмырь на тебе прямо дырочку гляделками проедает… Но найдешь своего Лешеньку, и все забудется! А с этим мафиози свяжешься, неизвестно, чем все еще кончится.
– Да он не мафиози! – пыталась робко протестовать я. – Очень приличный человек. И не нравится он мне вовсе. Нам просто приятно проводить время вместе.
– Ага! Время проводить! Знаем мы, о каком он «времяпрепровождении» думает… И не мафиози, конечно же! Только ведь кто-то засветил ему поперек лба, так что аж шрам остался…
Антона Жанна Викторовна по-прежнему не любила. Он отвечал ей спокойной вежливостью, а меня успокаивал:
– Это же совершенно нормально. Она тебя завела, как приемную дочку, а теперь боится: вдруг из-под носа уведут? Вот и волнуется…
Сегодня мы с ним собирались на вечеринку, которую устраивал кто-то из его институтских друзей. Вечеринка посвящалась какой-то имениннице, а заодно и всем бывшим одногруппницам.
– Собираемся нечасто, – Антон, держа на руле правую руку, левой поправлял галстук. – А Восьмого марта у всех свои семьи, свои дела. Вот и повелось, что в этот день поздравляем всех девчонок.
На заднем сиденье лежала огромная охапка роз. Штук, наверное, пятьдесят, не меньше. Цветы предназначались тем самым девочкам: Наде, Марине, Кате, Наташе и Оле. Имена я знала от Антона. Он утверждал, что и девушки знают о том, что он приедет не один, и относятся к этому без тени ревности.
И все же я волновалась. Надела свое самое элегантное, но в то же время строгое платье. Благо в последних числах августа заявило о своем приходе бабье лето, и погода позволяла носить длину до середины колена и короткие рукава. Платье на первый взгляд было очень простеньким. Темно-вишневое, обрисовывающее фигуру, с вырезом под горлышко и пряменькими рукавчиками, оно не изобиловало никакими наворотами. Но я его очень любила. Кроме того, на голове мне удалось соорудить нечто невообразимое. Волосы у меня и всегда-то были хорошими, а после того, как я час пролежала в ванне с питательной маской на голове, они и вовсе стали смотреться роскошно.
Правда, Жанна Викторовна неодобрительно заметила, наблюдая за тем, как я обматываю голову полиэтиленом:
– Знала бы, для кого все это предназначается, ни в жизни бы не дала тебе рецепт!
Но тем не менее с феном «Улыбка» справиться мне помогла. И теперь моя темно-русая шевелюра крупными, тяжелыми волнами лежала на плечах, спускаясь до самых лопаток.
– Не дрожи, – сказал мне Антон у самой двери. – Никто там тебя не съест. Девчонки абсолютно все нормальные, а ребята будут только рады присутствию еще одной красивой женщины.
О том, что я красивая, он говорил как-то спокойно и походя, не придавая этому особого значения. Но мне все равно становилось приятно до легкой дрожи в коленках.
А девчонки и вправду оказались нормальными. Сразу приняли меня в свою компанию и даже привлекли к игре в «дурака». Играла я ужасно, никаких ходов не просчитывала, просто механически вытягивала подходящие карты. А Оля – самая высокая, полная и добродушная – успокаивала:
– Ничего. В этом деле важен только принцип. Как заведено на всех праздниках? Женщины на кухне упахиваются, а мужики в телевизор таращатся, ждут, когда им салатики поднесут. Вот теперь пусть они в передничках пошуршат, а мы в картишки подуемся…
