Текст книги "Офисная война (ЛП)"

Автор книги: Анна Николетто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Хорошую.

– Сегодня мы идём к моей бабушке на ужин в канун Рождества.

«Что?»

– Бабушка, чей день рождения ты пропустил из-за меня?

– Именно к ней. Единственной и неповторимой. Не очень хорошая – планируется приветственный коктейль. И мы должны быть там через… сорок пять минут.

– Бля, – ругаюсь я. – Твоя бабушка, такая же аристократка, как и ты, или есть надежда, что она принадлежит к бедной части семьи?

– В моей семье нет бедных сторон.

«Естественно!»

– Мероприятие в узком кругу. Максимум человек сорок. Но формальный наряд обязателен.

Я закрываю лицо руками.

– Ещё не поздно выбрать вариант с обратным билетом на поезд?

Эдоардо снова улыбается. Он сияет. Словно ничего не может с собой поделать.

– Ты справишься. Но имей в виду, – бабушка будет смотреть только на тебя.

– Мне просто было интересно, что будет дальше после того, как случайно узнала, что мой бывший обрюхатил свою нынешнюю девушку и будущую невесту, а лучшая подруга всё знала. Спасибо, что развеял моё любопытство.

Удивлённый, Эдоардо моргает.

– У кого-то хватило смелости размножаться с задницей?

– Я была на том месте десять лет, – замечаю я.

– У тебя определённо были проблемы с самооценкой.

– Спасибо за психоанализ, Зорци! Если хочешь оплатить тем же, почему бы тебе не рассказать что-нибудь о своих отце и матери?

– Рассказывать особо нечего. Ты возненавидишь моего отца, а мама умерла.

Эдоардо бросает информацию в разговор, словно она не имеет для него никакого значения, но его предают глаза. Они блестят, как неразорвавшиеся бомбы на дне океана.

– Ох. Прости, Эдоардо, я не знала…

– Это случилось много лет назад. Я справился с этим, – обрывает он, но пожимает плечами, не позволяя мне заглянуть ему в лицо. – У тебя есть наряд для ужина?

Эдоардо хоть и доверился, но не хочет, чтобы я видела его уязвимость.

Впервые я получаю конкретное представление о том, как одиноко он может чувствовать себя в великолепном замке гордости и недоверия, если не ладит со своим отцом, а его мать умерла.

– У меня есть платье, – негромко отвечаю я. – Где я могу переодеться?

– Где хочешь. В этом доме четыре комнаты и столько же ванных комнат. – Он подаёт сигнал, чтобы я следовала за ним. – Пойдём.

Я подхватываю чемодан и оказываюсь прямо за ним, как Алиса в кроличьей норе. Дом невероятный, с арками, картинами, богато украшенными потолками и залами для приёмов. И всё же я не могу избавиться от меланхолии, которая поселилась у меня под кожей. Что делать со всем этим пространством, когда ты один? Как Эдоардо справляется с переизбытком пустоты, как не позволяет себе заполнить её фантазиями и желаниями?

– Твоя комната.

Я вхожу в роскошную и очаровательную комнату с розовыми стенами, покрытыми дамасским орнаментом, с классической венецианской мебелью и королевской двуспальной кроватью.

– Ванная комната находится за той дверью, – Эдоардо указывает на угол. – Увидимся через полчаса.

Только что я целовала его, а он теперь даже не смотрит мне в лицо, когда выходит из комнаты.

Которая не его спальня.

Я стараюсь не слишком задумываться о том, во что ввязалась, и через сорок минут возвращаюсь в главный зал при полном параде.

Эдоардо стоит у окна, но поворачивается, вынимая руку из кармана смокинга, как только слышит стук моих каблуков по мрамору.

– У меня в чемодане больше ничего не было… – Я глажу лиф красного платья и поправляю длинную пышную юбку. – И по правде говоря, я положила это по ошибке.

Дьявольская гримаса озаряет его лицо, пока он приближается ко мне.

– Это поэтично. Я отомщу за вечер, когда пытался извиниться перед тобой, а ты пыталась послать меня «на х**» ужасной песенкой.

– Ты заставил меня танцевать с тобой.

– Я бы предпочёл раздеть тебя и отнести в комнату.

– В твоих мечтах.

– В моих кошмарах, – поправляет он посерьёзнев. – Но недавно я обнаружил, что у них много общего.

– Не думаю, что я долго продержусь перед лицом такой сметливости. Пожалуйста, раздень меня и сделай своей прямо сейчас.

Шокированное выражение, застывшее на его лице, забавляет меня до глубины души.

– Я шучу, Эдоардо. Мы опаздываем или нет? Ах, я не взяла с собой пальто. Одену парку и прощай презентабельный лук.

Эдоардо всматривается в меня. Он едва заметно качает головой.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Присваиваю ситуации индекс риска, по шкале безумия от одного до… тебя.

– Это будет настолько безумно, что когда я вернусь в Милан, ты сможешь моим именем окрестить ураган, – обещаю ему, и я не слишком преувеличиваю.

Если это не сумасшествие, то уж точно пограничное состояние. Веха, неизгладимый след между «до» и «после».

И я, удерживая Эдоардо под руку, когда выхожу из небольшой двери подъезда на сказочную улицу, окутанную вечерней тьмой, не только его пересекаю. Я цементирую его.

И делаю для себя невозможным вернуться назад.

ГЛАВА 26

Эдоардо

Вход в бабушкин дворец сбивает все коммуникативные способности Камиллы, – она цепляется за мой бицепс, как утопающий за дрейфующий буй.

Возможно, из-за двух пажей, которые церемонно приветствуют нас на входе, принимая пальто. Возможно, из-за арок и классических статуй, которые выстроились вдоль портего. Или что более вероятно, из-за тональной настройки зала для приёмов наверху, где гости перемещаются между живой музыкой, исторической лепниной и просторами столов, украшенных стеклянной посудой и свечами.

– Не хватает только масок и анонимности, и мы внутри «С широко закрытыми глазами». Спойлер: я ничего не помню из этого фильма, кроме Николь Кидман с широко открытыми глазами. Прости меня, Кубрик.

– Ты тоже принцесса, как мама?

Мы одновременно опускаем головы. Ребекка, старшая дочь Ника, с копной светлых волос и большими глазами, похожими на глаза своей матери, появляется перед нами в пышном платье из серебристого тюля.

– Привет! – здоровается Камилла. – Её мама действительно принцесса? – шепчет мне на ухо.

– Это зависит от того, как бы ты определила генерального директора известной компании по производству натуральной косметики с экспортом продукции на международном уровне?

– Я не знаю, цыпочка, которой можно сильно позавидовать?

– Спасибо. – Женский голос заставляет нас поднять голову, и мы оказываемся в мире взрослых. – Я Каролина, мама этого любопытного ангелочка. – Жена моего друга, безупречная в платье в тон платью дочери, протягивает руку в сторону моего сопровождения. – Ты, должно быть, та женщина, о которой мне рассказывал Николо. Рада встрече.

– Приятно познакомиться, – заикаясь, произносит Камилла, убирая руку с моей, чтобы ответить на рукопожатие.

– Каролина – жена моего лучшего друга, – прихожу на помощь Камилле.

– Тот, у которого двое детей, список экстренных случаев и который научил тебя менять подгузники. Хорошо, значит, вы дружите семьями?

– И дальние родственники.

– Фантастика. Сегодня есть кто-нибудь не из круга?

Каролина кривит губы от восторга.

– Да, ты, дорогая. А вот и Николо.

Мой лучший друг обхватывает талию своей жены и оставляет поцелуй на её щеке. Другую сторону тела занимает его сын, двухлетний сорванец, который лезет ладошками ему в лицо и дёргает за воротник рубашки.

– Женщина в красном. Какой сюрприз! Я так понимаю, ты больше не хочешь убивать нашего Эдоардо.

– На данный момент у нас перемирие, – вежливо отвечает Камилла.

– Хороший ход, но не задерживайтесь слишком долго. Синьора Маринетти ищет следующего хранителя фамильного кольца, а сегодня вечером ты фаворит на эту роль.

Камилла хмурится.

– Маринетти? Так что это…

– Мать моей матери, – говорю я неохотно.

– И причина, по которой Эдоардо вернулся домой после десяти лет жизни в Лондоне. Но ты это уже знаешь.

– Вообще-то, нет, – удивляется Камилла. – Чем ещё можешь поделиться, чтобы использовать против него?

– Ник, – предупреждаю я, но в этот момент звонит мой телефон. Я достаю его из нагрудного кармана. На экране мелькает имя Дамиано Гецци Брамбилла. Босс звонит мне на личный номер. – Извините, я сейчас вернусь.

Я удаляюсь от центра вечеринки и, убедившись, что один, поднимаюсь по лестнице, ведущей на верхний этаж.

– Добрый вечер, Дамиано. Не слишком рано желать тебе хорошего Рождества?

– Поздравления будут последним, о чём ты захочешь поговорить через минуту, – радостно трепещет он. – YesTv подписал контракт! Полчаса назад, если быть точным. В виде исключения они созвали совет накануне праздника, чтобы утвердить проект, прежде чем отправиться на горнолыжный курорт с какой-нибудь красоткой в бикини, готовой развлекать их в термальных ваннах! Контракт на два миллиона, Эдоардо. И он наш. Благодаря тебе.

Я прижимаюсь к стене лестницы и прикрываю рот руками.

Я сделал это.

Бля, я сделал это.

– Поздравляю, Эдоардо, я даже не собираюсь говорить тебе, что ты в деле. На самом деле, да, я говорю тебе. Добро пожаловать в твой новый дом!

– Вау. Я… польщён, Дамиано.

– Всё заслуженно. Без твоего упорства, профессионализма и жажды конкуренции всё это было бы невозможно. Мы влетаем на фондовый рынок и соберём дивиденды, каких ещё никогда не было!

– Это… великолепно.

– В совете директоров тебя ждёт стул с твоим именем. Ты получишь свои взносы в январе, успеешь оформить переход у нотариуса, и тогда мы добавим твоё имя на доску.

Я сделал это.

Я могу поставить галочку в графе «владение частью компании без вспомогательных средств и рекомендаций к концу года». По доказанным заслугам я могу считать себя достойным любого вокруг меня здесь.

– Из тебя получится отличный руководитель, Эдоардо. Ты как раз то, что нам было нужно.

– Спасибо. Ты был прав, это отличная новость. – Я наклоняюсь в сторону зала, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

Из-за кричащего красного цвета её платья Камилла – первая, кого я замечаю в толпе.

В разгар вечеринки, среди людей, занятых попытками не потерять ни грамма из своего облика, она стоит на коленях перед дочерью Ника, а в её уложенные волосы втыкают игрушечный цветок, покрытый липкими блёстками.

При взгляде на неё каждая моя клеточка наполняется теплом. Но в следующую секунду хорошее чувство рушится, как здание без фундамента, вызывая каскад вторичных проявлений.

«Бл*дь».

Камилла не знает. Дамиано не сказал ей; она не в курсе, иначе никогда бы не приехала в Венецию искать меня.

«Ты никогда не будешь моим начальником».

Насколько она могла изменить своё мнение за последние несколько недель? По всей вероятности, где-то между «очень мало» и «ты мудак, раз так думаешь».

– Когда сообщишь другому кандидату? – перебиваю я начальника, который рассказывает технические детали.

– Что, прости?

– При собеседовании ты сказал, что выбор стоит между двумя претендентами. Ты собираешься сообщить об этом госпоже Феррари до объявления результата, в качестве личной любезности?

– А, Камилле?

– Да, именно ей.

– И почему я должен ей говорить?

– Потому что… – начинаю я, но голос пропадает.

Подозрение вспыхивает внезапно, как пламя, простирающее свои тени над воспоминаниями, заставляя меня изменить перспективу.

Сколько раз за последние месяцы я слышал, как она говорила о повышении? Сколько раз она повторяла мне, что хочет подняться по карьерной лестнице и сделать серьёзную карьеру?

Ни разу.

Камилла пошла на войну со мной, потому что её заставил я.

Потому что считал, кроме неё, нет другой соперницы. Лучший менеджер по продукту, профессионал, компетентный, обожаемый всеми. Больше некого было побеждать. Никого, кто мог бы претендовать на место, которое должно было принадлежать мне.

– Ах, ты думал, что другой претендент – Камилла! – делает вывод ДГБ. – Ну, ты же узнал её за эти несколько месяцев, не так ли? Признай, что гипотеза нелепа. То есть, Камилла милая и хорошая девушка, но ей не хватает необходимых качеств. Полностью лишена природного духа, необходимого для лидерства. У неё просто нет этого в ДНК.

Что-то разбивается на уровне груди, когда я наблюдаю за Камиллой с высоты скрытой лестницы. Она встала и теперь, с бокалом в руке, болтает с моим лучшим другом и его женой с обычной вежливостью, не переживая, что находится в незнакомом месте, в окружении людей, которые пялятся на неё с тех пор, как она вошла рядом со мной.

Я вспоминаю, как встретил её в кафетерии с зельем в руках, подносом с пирожными, яркую как летний день. Если бы я категорически не воспротивился инстинкту и пригласил Камиллу на свидание в тот же вечер. Если бы я сразу доверился внешнему виду Камиллы, так похожему на её сущность.

Если бы я не втянул её в войну, она бы никогда не стала воевать по собственной воле.

Потому что это не её.

Она никогда не была моим конкурентом.

Такой её сделал я.

– …но я уверен, что Франческа Россетти из отдела кадров не будет слишком расстроена из-за потери продвижения по службе. Она поймёт, что у программы тимбилдинга нет шанса против прихода такого крупного клиента, как твой, – говорит Гецци Брамбилла.

– Конечно. Да.

– Я во всех отношениях рад видеть тебя на борту, Эдоардо. Вместе мы совершим великие дела.

– Великие дела, – эхом повторяю я.

– …И наилучшие пожелания счастливого Рождества!

– Да. С наилучшими пожеланиями. Конечно. Тебя тоже.

Сбрасываю звонок, засовываю телефон в нагрудный карман и растираю ладонями лицо. Какого хрена я натворил?

Я всё неправильно понял.

Испортил всё, с самого первого момента.

Камилла никогда меня не простит.

Я возвращаюсь в зал, прибегая к лучшей стратегии. Гости почтительно расходятся при моём появлении. Я возвращаюсь к своим друзьям, заслужив вопросительный взгляд Камиллы. Ник указывает мне в сторону задней части, где стоит главный стол. Я здесь уже полчаса и до сих пор не поздоровался с матриархом.

– Камилла, – я предлагаю ей руку. – Пора переходить к важным представлениям.

Я ещё не решил, как отнестись к новой информации, и сказать ли Камилле и как. Я не хочу сообщать сейчас в присутствии самой важной женщины в моей жизни. Не хочу, чтобы Камилла решила, что делаю это, лишь бы снова поднять планку и поставить её в кризисное положение; ещё одно испытание вражды, которая для меня теперь закончилась.

Но если я не представлю Камиллу, бабушка перестанет со мной разговаривать.

А Камилла сегодня спокойна и счастлива.

Даже когда толпа расступается, выставляя нас на обозрение, Камилла непоколебима. Она шествует со мной под руку, осознавая, какое внимание мы привлекаем, двигаясь к бьющемуся сердцу комнаты.

Бабушка стоит между двумя своими восьмидесятилетними подругами, одетыми как на премьеру в театр «Феникс», и окидывает меня хмурым взглядом.

– Эдоардо, пунктуальность – не твоя сильная сторона.

– Но на этот раз я пришёл к тебе женщиной, которая определённо не является моим другом, – игриво отвечаю я, заставляя спутницу заметно сглотнуть. – Это госпожа Камилла Феррари.

Камилла вежливо улыбается.

– Добрый вечер, синьора, спасибо за приглашение и извините, что появилась в последний момент. Я рада познакомиться с вами.

– Тебе были бы рады, даже если ты приехала неожиданно, дорогая, – пищит моя бабушка совсем другим тоном. Сколько слов? Около десяти? Достаточно, чтобы запустить эффект «ты ещё не знаешь, но я тебе очень нравлюсь» в её кровь. – Надеюсь, твоя семья не возражает, что ты не проведёшь праздники с ними, – продолжает бабушка.

– Я… упс, я их не предупредила. Но мама скажет что-то вроде «ты шла в своём ритме и следовала своим инстинктам, любимая, и это всё, что имеет значение», так что не волнуйтесь. В любом случае я здесь ненадолго…

Бабушка смотрит на неё так, словно только что нашла бриллиант в куче фианитов.

– Я была с Эдоардо, когда ты предупредила его, чтобы он встретил тебя в Венеции. Он объяснил, что вы познакомились на работе и что пригласить тебя на наш званый ужин было бы ужасной идеей. Он утверждает, что ты с трудом его переносишь.

Камилла внезапно краснеет.

– Я? Ну, вообще-то… да, довольно часто…

Я кривлю губы в гримасе.

– Камилла ненавидела меня.

– Как любая здравомыслящая женщина, которая плохо тебя знает, Эдоардо, – отмахивается от меня бабушка, затем поворачивается к ней. – Снаружи он – шипы и раздражение, но внутри – сладость. В душе Эдоардо весь в свою мать. Но прежде чем ты доберёшься до сердца, дорогая…

Звучит довольно неловко, но вызывает у Камиллы улыбку.

И это как-то делает тупик, в котором я застрял, более терпимым.

***

Ужин проходит так гладко, что у меня появляются сомнения: а телефонный звонок Гецци Брамбилла вообще был?

Камилла объединилась с Ником и Каролиной. Она с удовольствием играла с детьми. С маленькой принцессой, а также с двухлетним коротышкой с вечно липкими руками. Она невозмутимо сидела за столом в специально отведённом бабушкой месте, предназначенном для самых важных для неё людей, и на каждый каверзный вопрос отвечала вежливо и дипломатично.

Камилла уже покорила бабушку словами «добрый вечер, синьора», и уверен, когда после десерта мы встанем из-за стола, перед уходом я получу ещё одно приглашение подняться наверх, открыть сейф и выбрать кольцо, на этот раз, чтобы подарить его Камилле.

Мы проводим время между болтовнёй, непринуждённой атмосферой и звонким смехом, а затем прощаемся со всеми и уезжаем.

Бабушка обнимает меня, целует, а затем делает то же самое с Камиллой, вызывая всеобщее удивление, которое Ками даже не осознаёт.

Она понятия не имеет, насколько необычно, что бабушка так хорошо приняла её. И я не намерен ей это объяснять.

В гардеробе мы забираем пальто.

Камилла – вулкан благих намерений, она не перестаёт говорить о том, какой приятный был вечер, застёгивает молнию до подбородка и бросает мне улыбку, словно гранату в грудь. Ками сияет так ярко, что, как только мой мозг регистрирует образ её счастливого лица, понимаю, – я никогда не смогу его забыть. Я буду думать о ней, об этом венецианском вечере, о холодном воздухе, покалывающем её губы. Буду вспоминать безумное желание поцеловать Камиллу, пока не забуду, что было время, когда ненавидел её, и что наступит другое время, когда она будет вынуждена снова это сделать.

Ко мне домой мы возвращаемся пешком по ночным калли, болтая до входной двери. Пересекаем портего и поднимаемся на второй этаж. Я провожаю Камиллу до двери её спальни. Я должен найти способ сказать ей обо всём. Должен признаться, что привлёк в компанию крупного клиента без её ведома, и с конца января вхожу в совет правления. Если не скажу ей – всё, что происходит между нами, снесёт лавиной и будет разрушено.

И я не хочу, чтобы это случилось, потому что, чёрт возьми, она мне нравится.

Мне нравится то, что происходит между нами.

Не знаю, как вписать это в баланс смены ролей, моей блестящей и шаткой жизни, её гордости, которая никогда не примет того, что я сделал. Тем не менее я уверен, что хочу её.

– Почему ты переехал из Лондона?

Её любопытный вопрос нарушает тишину, воцарившуюся между нами на пороге гостевой спальни.

Я подумываю выдать Камилле стандартную версию, но, наблюдая, как она стоит на краю моей жизни, мне не хочется скармливать ей очередную ложь.

Камилла сказала, что у нас перемирие.

Я решаю, что это верно и для меня тоже.

– В начале лета у бабушки были проблемы с сердцем. К счастью, они не вызвали серьёзных последствий, но… я не хочу потерять ещё одного человека, пока работаю вдали.

– Ты очень к ней привязан, – отмечает она. И слава богу, Камилла избегает указывать на то, что в некоторых случаях боль объединяет нас больше, чем любовь. Хотя это правда, с которой я смирился уже много лет назад.

– Она моя семья. Единственный, кто у меня остался.

– Ты был в Лондоне, когда твоя мать скончалась…

Я принимаю удар, на секунду прищурившись.

– Ты можешь сказать «умерла». Это факт, а не вульгарное слово.

В тусклом свете коридора её лицо смягчается.

– Вот почему тебе важно остаться в Италии. Ты хочешь реализовать себя в той области, которая тебе нравится и быть рядом с бабушкой на случай, если понадобишься ей.

Правда, сказанная её мягким голосом, вызывает реакцию, которой у меня не было уже много лет. Я чувствую, как щиплет в глазах, а в горле перехватывает. Моё сердце сжимается в кулак.

– Не делай этого, Камилла.

– Что?

– Не копай. Не веди нас на глубину. Под колкостями, под поверхностным и искажённым образом, которым довольствуются другие, трубя о том, что они ни хрена в нас не поняли. Не загоняй нас в ловушку, которая заставит нас чувствовать себя неуютно в собственной шкуре. Не делай этого. – «Потому что я не знаю, как оттуда выбраться».

Камилла прищуривается. Она внимательно рассматривает меня. Словно я дал ей ещё один ключ от двери с девятью замками. Может, и так. А может быть, она всегда владела ими всеми.

Её парка соскальзывает с плеч и с шелестом падает на пол. Она не поднимает её. Одетая в красное платье профессионального убийцы, Камилла делает медленный шаг ко мне.

– Сколько раз ты приводил сюда кого-нибудь? – спрашивает она, поглаживая моё лицо с нежностью, которая меня уничтожает.

– Один, – шепчу ответ.

– Она того не стоила?

– Ни в малейшей степени.

– Кто она была?

– Первая коллега, с которой меня познакомили, когда я переехал в Лондон. Та, кто должен был стать моим наставником. В её обязанности входило поддерживать меня в моей работе, давать советы и знакомить с другими членами команды.

Сходство настолько очевидно, что у неё ломается голос.

– Поэтому ты больше никому не доверяешь?

Я нагло ухмыляюсь.

– После окончания университета я не хотел прозябать за столом в компании отца рядом с финансовыми акулами, поэтому я прошёл множество собеседований и полетел в Лондон. Я был на своей первой большой работе в многонациональной компании. Лекси заставила меня проснуться и почувствовать вкус жизни за пределами защищённого крыла моей семьи. Это было очень познавательно.

– Что она с тобой сделала?

– Ничего, что я бы ей не позволил, – признаю я с оттенком горечи, – она очень хорошо ко мне относилась. Улыбчивая, отзывчивая, добрая. Идеальная.

С лица Камилла исчезает всякое выражение.

«Ты тоже видишь это сейчас?»

– Она была мастером. Мы трахнулись через два дня после знакомства. Через несколько месяцев мама заболела. Отец не ладил с ней много лет. Думаю, с тех пор как родился я. В детстве родители никогда не позволяли мне ни в чём испытывать недостаток, но проводили время со мной по отдельности. А что касается отношений между ними… Они так и не развелись, хотя должны были. Я думал, что отец будет помогать маме во время болезни, заботиться о ней, но он этого не делал.

Я позволяю себе перевести дух.

– Я слишком редко приезжал в Италию, на работе Лекси заваливала меня заданиями с абсурдными сроками, да и в личной жизни была не лучше. Когда умерла мама, я закрывал масштабную презентацию видеоигры. Мы с Лекси собирались запустить её через несколько дней после похорон. Я хотел бросить всё и уехать… но Лекси отговорила меня. Она сказала, что я не верну маму к жизни, пожертвовав всем, ради чего проливал кровь, только для того, чтобы потакать бесполезному сентиментальному инстинкту.

Глаза Камиллы становятся затуманенными.

– Эдоардо…

– Три дня спустя Лекси поставила себе в заслугу нашу работу перед начальством и пошла дальше, поднявшись по служебной лестнице и перебросив меня другому члену из команды. Который по гнили, составлял ей серьёзную конкуренцию. Как и все остальные там, в конце концов.

Погружённые в тусклый свет светильника в коридоре, среди вековых украшений, одетые, как в сказке, мы перестаём дышать.

Я пригласил Камиллу в Венецию в момент отключки. Она сделала сюрприз, приехав, я даже не знаю почему. И я выплеснул на неё самую ужасную, трусливую часть себя.

Склонив голову в сторону, я отступаю к стене.

– Проклятье, Феррари, я эксперт в том, как испортить настроение, да? – Камилла возвращает мой взгляд, обхватив ладонями моё лицо и рисуя по нему пальцами. Её заботливость сводит с ума. Потому что она реальна.

– Ты мне доверяешь?

Большим пальцем я провожу воображаемую линию по центру её губ, испытывая желание поцеловать, которое граничит с невероятным.

– Не чувствуй себя обязанным, – дразнит она.

– Не чувствуй себя обязанной ты.

– Перемирие?

– Перемирие, – киваю я. И тогда я не могу больше сопротивляться.

В свою очередь, заключаю её лицо в ладони. Целую.

Камилла отвечает мгновенно.

Она вкладывает всю себя, я вкладываю всего себя.

Рот, руки, языки, зубы. Кожа, пальцы, тела, с отчаянием ищущие друг друга за одеждой. Каждое прикосновение Камиллы ко мне, я чувствую в своём сердце. Это происходит, когда она дёргает меня за пиджак и заставляет исчезнуть рубашку. Когда мои руки тянутся к её горячей коже, поднимая и снимая платье. Когда я опускаю Камиллу на кровать и осыпаю поцелуями от шеи до бёдер, заставляя её выгнуть спину.

В тишине ночи гостевая спальня наполняется стонами и несбыточными обещаниями: моим именем, которое она шепчет и ругает, пока целую её между ног; затруднённым дыханием её оргазма, переполняющим Камиллу, заставляя её лицо светиться от наслаждения. Проклятиями, которые я сдерживаю, когда она, лёжа передо мной, сотрясаемая последними волнами наслаждения, притягивает свой таз ближе и приветствует меня, бросая в мир, слишком прекрасный, чтобы существовать на самом деле.

Мы обнажены, открыты, беззащитны, жадно ищем интимности друг друга, чтобы украсть их и сделать своими, пока они не исчезли. Мы не даём себе покоя даже после оргазма. Продолжаем искать друг друга, пока не засыпаем в одной постели, кожа к коже и её запах повсюду.

И последняя осознанная мысль настолько далека от того, кто я есть, и очень близка к тому, кем я был, что создаётся впечатление падения в бесконечный парадокс.