Текст книги "Офисная война (ЛП)"
Автор книги: Анна Николетто
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Эдоардо произносит это, но в его непроницаемых глазах большими буквами написано «где ты была?».
– Да, только что пришло письмо от системы автоматической проверки. Катастрофа. Не знаю, сколько времени нам понадобится, чтобы разобраться. На мой взгляд, немало. Извините! – пропела в сторону его аудитории. – Я должна его украсть.
Не дожидаясь ответа, беру Эдоардо за руку и увлекаю за собой.
Эдоардо без возражений следует за мной, пока я иду по коридору задом наперёд. Мы проходим мимо искусственного снега, гирлянд из снежинок. По мере того как мы удаляемся, громкость музыки становится более терпимой, и когда я открываю дверь в наш кабинет, охватившая тишина вступает в противоречие с хаосом остального этажа.
Я первой вхожу в кабинет.
– Что за чрезвычайная ситуация? – Эдоардо следует за мной внутрь. – Я не получал никаких писем.
Я перегибаюсь через стол, опрокидывая банку с искусственным растением, которое держу в углу. Маленькая металлическая штуковина со звоном ударяется о стол. Хватаю запасной ключ, спрятанный на виду, и в два шага оказываюсь у двери.
– Ну же, Камилла? Можешь сказать, что происходит?
На всякий случай я делаю два оборота ключом, затем выключаю свет и поворачиваюсь.
Кабинет освещён только светом уличных фонарей, украшающей город рождественской иллюминацией и полной луной в ночной синеве неба.
Нереальная атмосфера, вне времени.
А в центре Эдоардо – в строгих брюках и рубашке, без галстука, с надменной гримасой, рисующей рот, который я бы наполнила поцелуями, выглядит как мечта из фильма 16+.
– Камилла? – Его черты становятся жестче, но он не сводит с меня глаз, пока я приближаюсь, задыхаясь и теряя рассудок.
И, возможно, он хочет что-то добавить.
Но я опережаю.
Я обнимаю Эдоардо за шею, встаю на носочки, прижимаясь к его твёрдому телу, и в полумраке кабинета возвращаюсь губами к его губам.
ГЛАВА 24
Эдоардо
В этом году я вёл себя не очень хорошо, поэтому, честно говоря, даже не думал, что на Рождество получу подарок.
Однако, необъяснимым образом, это происходит.
Спиной к стене, в полумраке кабинета, где нас закрыла Камилла, её губы – первое, что я получаю. Её стройное тело в облегающем платье-футляре, нагло прижимающееся к моему, – второе.
Третье – я должен быть где угодно, только не здесь.
Нет, не так. Третье – её руки, лихорадочно спорящие с моей рубашкой, в попытке найти путь к коже. Руки, которые, если бы об этом не позаботилась она, заставили бы меня забаррикадироваться внутри и выйти только после того, как мы утолим все желания.
Пять секунд.
Потребовалось всего пять секунд, пока её язык сплетался с моим, а пальцы искали меня так, словно никогда не хотели ничего другого, чтобы отправить меня за грань. И взять километровый список причин, почему я не должен этого делать, выбросить его и сделать именно то, что я хочу.
А я хочу Камиллу.
Хочу её так сильно, что остальное не имеет никакого значения. И поскольку это кажется чем-то, о чём Камилла за долю секунды может пожалеть, я пользуюсь и решаю украсть всё, что смогу, пока она не передумала.
Я обхватываю её бёдра, прижимая ближе к своему паху. Камилла, однако, не протестует. Она позволяет мне. Она запускает пальцы в мои волосы, тянет за них, отвечает на поцелуй со всепоглощающей интенсивностью, которая проникает в мою нервную систему. Будто ей надоело играть по старым правилам, и она решила написать для нас новые.
Обхватываю ладонями её лицо и отвечаю.
Я целую её так, словно хочу съесть, как будто мне мало. Мой поцелуй неразумный и голодный; это борьба ртов и языков, это прелюдия и обещание того, как будет, когда я окажусь внутри неё.
Хочу, чтобы она испытывала то же напряжение, которое сводит меня с ума. Хочу, чтобы Камилла признала, что хочет меня, как никого другого. Я хочу, чтобы она ещё раз сказала, что она моя.
Я не даю Камилле времени отдышаться. Оттесняю её спиной вперёд к заваленному столу и вслепую передвигаю предметы, чтобы она могла сесть.
Опьянённая поцелуями, Камилла делает это. Она садится на стол. Притягивает меня между своих ног, и я снова оказываюсь на ней.
Тусклый свет, проникающий из внешнего мира, возвращает мне беспрецедентный образ нас, отражающихся в окне. Я и она. Она на столе с задранным платьем, я между её ног, а мои колени заблокированы лодыжками Камиллы. Кадр размытый, чувственный, нелогичный. Горячий, как ад.
Этот вид вызывает у меня безумное желание избавиться от её трусиков и заставить кончить, пока я раз за разом погружаюсь в неё. Но мы находимся на рождественской вечеринке компании. Камилла сидит на своём захламлённом столе. Это самое очевидное клише во вселенной.
А её пальцы спешно расстёгивают мои брюки.
– Бл*дь – вырывается у меня, когда она прикасается ко мне поверх натянутой ткани боксеров. Камилла улыбается, облизывая губы. Она кружит пальцами вокруг, перемещая ладони на ягодицы, и быстро тянет одежду вниз.
«Дерьмо…»
– Ты стесняешься, Эдоардо? – дразнит меня с ухмылкой, в которой нет ничего невинного. – Я думала, ты хотел этого.
Святой создатель, столь же стремительным движением Камилла встаёт. Сбрасывает свои сапоги и стягивает с бёдер чулки.
Затем, то же самое она делает и со своими трусиками.
Под платьем Камилла голая.
– Бл*дь, – повторяю я.
– Ты это уже говорил. – Она хватается за мою шею и впивается в мои губы поцелуем. Хорошо, это окончательно. В задницу клише. Это клише великолепно. Я усаживаю Камиллу на стол, и снова оказываюсь зажатым у неё между бёдер. Одной рукой блокирую ей затылок, прижимая её губы к своим. Другой рукой медленно провожу вниз.
– А чего хочешь ты? – спрашиваю я, но ответ получаю от своих пальцев; они исследуют, дразнят, вырывая у Камиллы пару приглушённых стонов, которые заставляют меня пульсировать от желания.
Я бы сказал, – вопрос скорее риторический.
Она хочет меня.
Чёрт, Камилла смущающее готова.
– И что? Чего ты хочешь? – нажимаю на неё. – Скажи-ка.
– Хочу сделать что-то глупое, а ты – самый глупый вариант в радиусе нескольких миль. Может быть, даже на весь континент.
Я улыбаюсь вблизи её губ со вкусом мяты и ванили.
– Я тоже очень хочу тебя.
Я помогаю ей подвинуть вперёд бёдра, но Камилла кладёт ладонь на мою расстёгнутую рубашку.
– Презерватив.
Правильно. Да, презерватив. Я отстраняюсь в направлении наплечной сумки для компьютера. Впервые, как вошёл в кабинет, я снова начинаю думать. Дерьмо. Я настолько оторвался от реальности, что не могу выдать даже две разумные мысли подряд.
Достаю пакетик из маленькой коробочки, засунутой во внутренний карман, и возвращаюсь к ней.
– Эта дверь стеклянная…
– Она тонированная. Никто нас не увидит.
Камилла быстро берёт пакетик из моих пальцев. Уверенно хватает меня и разворачивает презерватив по длине.
Это правда то, чего она хочет? Кто-то вроде неё? Ни тебе солнца-сердца-любви, ни прочей чепухи. Случайное событие, не имеющее никакого значения, и конец?
Может, и так, поскольку Камилла тянет меня за рубашку с явным нетерпением. Она овладевает моим ртом, борется с моим языком, который переплетается с её языком в танце, разрушающем все логические порывы. Я снова погружаюсь в её вкус. Мята, ваниль, она. И теряю рассудок.
Через мгновение я поднимаю бёдра Камиллы и погружаюсь в неё. Полностью, до основания. Даю ей пару секунд на адаптацию, хотя она так готова, что ей это не нужно, а затем начинаю двигаться.
И, господи, это фантастичное ощущение. Каждый толчок – это ускорение к небу. Приятно видеть, как она стонет. Здорово, что она называет меня по имени, будто я божество её вселенной. То, что Камилла держится за мой затылок и целует меня, следуя ритму моих толчков, делает всё более возбуждающим, острым. Незабываемым.
Потрясающе – видеть, как с каждой секундой ослабевает её защита, чувствовать, как Камилла расслабляется и тает в долгом перехватывающем дыхание оргазме. Она кончила. В моих объятиях. Со мной внутри.
И этого достаточно, чтобы спровоцировать и мой оргазм. Почти болезненный от того, насколько интенсивный. Он охватывает меня до кончиков пальцев на ногах. Я прислоняюсь лбом к её лбу, переводя дыхание, справляясь с колотящимся сердцем и последними волнами удовольствия, которое ещё полчаса назад казалось мне невозможным.
– Боже, – вздыхает она, отрываясь от моего плеча.
Я улыбаюсь, запыхавшись, но живой, как никогда.
– Согласен.
– Боже! – повторяет она. – Похоже на опьянение чистым блаженством и дистиллированным счастьем.
– Я бы сказал то же самое.
– Нет, правда! Лучшая идея года. Это того стоило. Всё стоило.
Ещё возбуждённый, я приподнимаю пальцами её подбородок. Щёки раскраснелись, губы опухли, глаза блестят благодаря оргазму. Чёрт, она великолепна.
– Когда мы сделаем это снова? – спрашиваю я, пересекаясь взглядом, полным радости и эндорфинов.
– …сделаем снова?
– Цитируя словарь, это означает повторение выполненного действия, которое оказалось чертовски приятным.
Внезапное молчание Камиллы, в то время как она продолжает удерживать свои бёдра раскрытыми и обхватывает ими мои, приводит меня к чувству обиды, но я решаю не обращать на это внимания. На самом деле, абсурдная гармония между нами завела в тупик и меня.
– Завтра я уезжаю, – продолжаю я. – Еду в Венецию и останусь там на праздники.
– Эм… счастливых праздников?
– Тебе не нужно желать мне этого сейчас. Ты скажешь мне об этом завтра, у окна моей спальни, когда будешь восторгаться закатом, спускающимся над крышами Венеции. Или на следующий день. Или на следующий день после этого.
Камилла, с распухшими от моих поцелуев губами и растрёпанными волосами, округляет глаза, словно я только что объявил, что уезжаю из страны, чтобы открыть смехотворный киоск на пляже Копакабана.
– Нет, окей, я, наверное, неправильно поняла, – наконец выдохнула она.
Я неявно попросил её приехать ко мне домой на рождественские праздники.
Событие, которое, по правде говоря, никогда не происходило раньше.
Ни с кем.
В груди что-то щемит.
– Ты всё прекрасно поняла.
– А-а-а, я имею в виду, не пойми меня неправильно, это было замечательно. Правда, очень хорошо. Хочу сказать, я долгое время не в деле, так что, возможно, моё мнение искажено, но, по шкале от одного до десяти, это на целых пятнадцать, может, даже шестнадцать. Думаю, если оглянуться назад, я могла бы дойти до восемнадцати…
Она милая, даже когда бредит.
– Я имею в виду, тебе не нужно метаться. Я понимаю, – это был единичный случай. Серьёзно, раз уж сама предложила это тебе. И было здорово! Поэтому самое лучшее, что можно сделать сейчас – не сожалеть, не раскаиваться и идти каждый своей дорогой.
Я открываю рот, но впервые за время бесконечной борьбы с тех пор, как знаю Камиллу, оказываюсь без готовой шутки.
Я на самом деле не знаю, что ответить.
Камилла не утруждает себя добавлением чего-либо ещё.
Опираясь руками о столешницу, она подталкивает себя, чтобы встать, и собирает вещи. Быстро надевает трусики, а затем сапоги. Хотя на улице около двух градусов тепла, Камилла почему-то держит чулки в руках, не надевая их.
Пока я натягиваю боксеры и застёгиваю брюки, хотя бы ради приличия, Камилла делает два оборота замка и возвращается, убирая запасной ключ обратно в горшок с искусственным растением на столе.
Она уже уходит, когда мой голос выходит из-под контроля.
– Значит, это «нет»?
Я проклинаю себя за вопрос, но в то же время могу только ждать её ответа, как нищий, умоляющий о несуществующей милости.
Рассматриваю её ладонь, обхватившую ручку, прямую спину, ниспадающие на ткань платья волосы, профиль лица, наклонённого к плечу. Я собираю её черты, все, до мельчайших, потому что в глубине души уже знаю, что она собирается сказать. И знаю, что Камилла права. Это произошло случайно и не должно было вообще существовать. Но случилось, и теперь этим нужно управлять, сдерживать, перенаправлять, чтобы события не пошли под откос больше, чем уже есть.
Камилла опускает ручку и, потянув на себя, открывает дверь.
Хаос вечеринки проникает в наш укромный кабинет. Громкая музыка, свет и весёлые крики разрушают тишину нашего пузыря.
Иллюзии пришёл конец.
– Счастливого Рождества, Эдоардо, – шепчет Камилла.
И исчезает в коридоре не оглядываясь.
ГЛАВА 25
Камилла
Свет проникает сквозь стекло и щекочет мои веки.
Я открываю глаза на своей кровати, стараясь сфокусировать реальность за пределами уголка подушки. Шум проносящихся по улице машин, грохот поезда вдалеке, голоса пешеходов, запах кебаба из закусочной напротив.
Первый день передышки.
Никакого будильника, никакой работы, никого, перед кем нужно отчитываться. Часы, да что там, целые дни, которые я могу заполнить по своему усмотрению. Могу поздно позавтракать и досмотреть до конца сериал, почитать, включить музыку, пока в пижаме готовлю обед, или послушать какой-нибудь отложенный подкаст.
Я доступна для вызова в чрезвычайных технических ситуациях высокого уровня, но в остальном – могу чествовать своё ничего неделание без чувства вины.
Я переворачиваюсь на бок, потягиваюсь и по привычке беру мобильный телефон с прикроватной тумбочки. Прошлой ночью я выключила его, поэтому, свернувшись калачиком под одеялом, включаю и читаю уведомления. Пришло много сообщений.
Почти все от Беатриче, кроме одного.
8 Привет, Ками, я на рождественской вечеринке! Где ты?
8 Ты уже в пути?
8 Ками, ДГБ ищет тебя, но нигде не может найти. Я сказала, что ещё не видела тебя. Эдоардо тоже нет…
8 Нет, окей, Эдоардо появился, но ты пропала в космосе!
8 Ками, я уже полчаса пытаюсь тебе позвонить. Пожалуйста. Пожалуйста. Ответь мне.
8 Ками, чёрт, прости меня, но позволь мне хотя бы объяснить…
8 Ладно, ты не хочешь со мной разговаривать. Я понимаю. Я была неправа.
«Поскольку не могу с тобой поговорить, я надеюсь, что хотя бы мои слова ты прочитаешь. Моя обожаемая кузина, после того как залетела от твоего бывшего и попросила меня ничего тебе не говорить, видимо, передумала и решила, что именно я сообщила тебе радостную новость. Она написала мне смс, поблагодарила за разговор с тобой и добавила, что ты приходила к этому засранцу с поздравлением. Теперь, зная, что я ничего тебе не говорила (а я, клянусь, уже целый час корю себя за то, что не нашла способа и смелости раньше), не смею и представить, что ты почувствовала, когда узнала. Пойми, если я до сих пор ничего тебе не объяснила, то потому, что боялась. Я боялась, что тебе будет больно, учитывая, что произошло, когда ты думала, что беременна, а потом этого засранца затмило…»
«…Я представляю, что ты сейчас дома в слезах и не хочешь со мной разговаривать. И ты меня ненавидишь. У тебя есть все основания для этого. Если я могу что-то сделать, чтобы загладить свою вину, напиши, и я сделаю это…»
Я сглатываю и открываю единственное сообщение от Греты.
«Беа мне всё рассказала. Я ничего не знала. Конечно, она поступила неправильно, но не заставляй её платить слишком дорого. Мы обе знаем, что узнав новость, ты подумала про себя: «Слава богу, не моя очередь залетать от этого незрелого, дряблого, скупого придурка». Или ошибаюсь?»
В тёмном тепле под одеялом я сжимаю телефон между пальцами. И звоню Грете.
– Если услышишь мой крик, то это потому, что близнецы решили модифицировать ёлку и строят ловушку на Санта-Клауса. Хотят поймать его в тот момент, когда будет оставлять подарки под ветками. Они приклеили к полу Х из цветной ленты и безграмотную записку, с указанием, куда положить подарки-приманки, чтобы дерево упало на него и вырубило. Они репетируют. Моя гостиная усыпана синтетическим снегом, валяется сломанная ветка, повсюду ёлочные шары и огромное желание выгнать их из дома. И это только одиннадцать утра.
– Хорошо. Хорошо. Всё очень даже нормально.
Я откидываю одеяло и ставлю ноги на холодный пол. Именно в такие моменты я благодарна за то, что у меня пока нет детей. Не думаю, что готова иметь дело с маленькими преступными умами.
– Так насколько я ошибалась?
Я тащусь на кухню в поисках кофе. Тишина моей маленькой квартиры вступает в противоречие с криками детей, доносящимися из телефона.
– Правда? – спрашиваю я.
– Всегда и только, – отвечает Грета.
– Блин, Грета, нет! Ты не ошиблась!
Подруга разражается освобождающим смехом, который возвращает меня в мир.
– Видела бы ты ужас на его лице, когда Паоло рассказывал о ребёнке и свадьбе. Ты можешь в это поверить? Я рисковала быть связанной на всю жизнь с парнем, который, будь я беременна, женился бы на мне и остался только по инерции!
– Я знаю! – вторит мне Грета.
– Не говоря уже об оказываемом им сопротивлении, лишь бы не использовать презерватив! Если я не забеременела за десять лет, то только потому, что знала – Паоло не готов, и настаивала на мерах предосторожности. Видимо, новую пассию растрогали его оправдания, и она забеременела после двух овуляций! Это всегда было «нет, только не презерватив, мне невыносимо в нём, и вообще, он слишком тесный». А чему тесно? У тебя маленькая морковка, и ты даже не знаешь, как ею правильно пользоваться?
– Ты позавтракала тостом с порохом?
– Нет, но если подумать, прошлой ночью я испытала оргазм с мужчиной.
– Что? – завизжала Грета.
– Да! Когда вернулась на вечеринку в офис. Эдоардо спокойно и ничего не подозревая занимался самопиаром на вечеринке, а я заманила его под надуманным предлогом и заперла в кабинете. Потом соблазнила, накинувшись на него. Поздравляем меня.
– Но правда, Ками! Искренние поздравления!
– Я говорила с сарказмом.
– А я нет! Я в курсе, что он безумно сексуальный!
– Важна не только красота.
– Ты права. Как у него с морковкой?
– Я вешаю трубку.
– Не надо, иначе мне придётся вернуться и объяснить двум пятилетним детям, почему в этом году на Рождество они получат в качестве подарка пожизненное заключение! – Заявление Греты вызывает у меня улыбку. – Окей, значит, ты не злишься на Беа, и у тебя был секс. Хочешь поделиться чем-нибудь ещё?
– Да. Сейчас я выключу телефон, посмотрю подряд десять сезонов «Друзей», закажу на обед веганские суши, а в оставшееся время буду размышлять о жизни, вселенной и обо всём на свете.
– В твоей детокс-диете разрешено общение на бис с мистером Аристократия, или он один из тех мужчин, которым «одного раза достаточно, вперёд следующая, спасибо»?
– Мистера Аристократия в меню нет, – отвечаю, доставая с верхней полки над холодильником банку с кофе. – И в любом случае он уехал, его не будет в городе несколько дней.
– Очень жаль, – бормочет Грета, – напиши смску Беа. У неё душа болит и страдает. Осмелюсь сказать, зря.
– Вообще-то… я всё ещё немного злюсь на неё.
Впрочем, не по той причине, о которой она думает.
– Вы сможете находиться у меня в одной комнате в новогоднюю ночь?
– Я подумаю и дам тебе знать.
Я прощаюсь с Гретой и сбрасываю звонок. Тишина, снова заполнившая квартиру, после того как меня оглушили звуки дома Греты, отталкивает.
В ухе продолжает звенеть, пока в гейзерной кофеварке варю кофе, намазываю джем на хлеб и перемещаюсь к телевизору. Оставаясь в пижаме, я запускаю свой любимый сериал, который выжимает из меня несколько смешков, пока я поглощаю свой завтрак.
Я уже на полпути к концу эпизода, когда раздаётся звонок домофона.
Вскакиваю и направляюсь к переговорному устройству, а по дороге вспоминаю – оно неисправно. Я нажимаю на кнопку, чтобы открыть дверь, кричу «Я иду!» в надежде, что меня услышали, и, быстро надев обувь, вылетаю на лестничную площадку в пижаме, сжимая в пальцах ключи.
Не понимаю, почему я думаю об Эдоардо, пока спускаюсь по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Это бессмысленно. Я знаю, он вернулся в свой родной город.
Это не может быть он.
Не может, и всё же, когда я открываю дверь, спиной ко мне стоит мужчина. Высокий, с тёмными волосами, как и Эдоардо. И на нём элегантное пальто, очень похожее на его.
Внешний мир замедляется, и я чувствую, как губы автоматически напрягаются, а на языке вертится шутка.
– Эдоардо, ты просто не мог…
Привлечённый звуком голоса, мужчина оборачивается.
Я натыкаюсь на чужое враждебное лицо. Мужчина бросает на меня не поддающийся пониманию взгляд, затем задерживается на моих кроссовках и куртке, накинутой поверх пижамы.
– Простите, я… – заикаюсь я, но он быстро удаляется, приняв меня за сумасшедшую.
– Синьора Феррари? – Очень молодой парнишка, волосы которого выбиваются из-под шерстяной шапки, выходит позади припаркованного боком фургона с мигающей аварийкой. На нём красная жилетка службы доставки.
– Для вас пакет.
Вот кто позвонил в звонок.
– Ох. Спасибо.
Принимаю свёрток и, вернувшись домой, кладу на стол. Я ничего не заказывала, это должен быть подарок.
Сомневаюсь, что отправитель Эдоардо, но мой разум продолжает тянуть меня к нему. Словно это неизбежно. Я прогоняю эту мысль и отрываю картонный язычок. Внутри я обнаруживаю красочный маленький пакет с запиской.
Чтобы лучше насладиться отдыхом дома.
Извини. Я люблю тебя.
Беа
Я разворачиваю содержимое. Это прекрасный набор бомбочек для ванны.
Очень красочные, ароматные, именно такие подарки ассоциируются у любого человека со мной. Женщиной, которая наслаждается в своём обществе дома, нежась в ванне, между сериалом, книгой и подкастом. В своей неприступной зоне комфорта, без риска, забаррикадировавшись в безопасности в своих четырёх стенах.
На экране телевизора стоит на паузе первая серия сериала. Рейчел, в свадебном платье, сидя на уютной кухне своей подруги детства Моники, начинает новую жизнь в окружении людей, которые день за днём будут становиться её новой семьёй.
Машинально я оглядываюсь по сторонам.
Тишина.
Одиночество.
Обычно они меня не беспокоят.
Жаль, что сегодня не получается найти утешение и отключиться после утомительного дня в мягких подушках. Сегодня от них разит упущенной возможностью.
Я выключаю телевизор, собираю остатки завтрака и привожу в порядок плиту. Возвращаюсь в свою комнату с эхом живой, подпольной идеи, которая сдерживает себя на низкой скорости, чтобы не быть обнаруженной.
Но когда достаю маленький чемодан из верхнего отделения шкафа и снимаю одежду с вешалок, я полностью отдаю себе отчёт в том, что собираюсь сделать.
Я переодеваюсь, собираю косметичку, упаковываю в чемодан бомбочки для ванн и застёгиваю до шеи молнию на парке, чтобы броситься в миланский холод накануне Рождества.
Втиснувшись в метро в направлении Центрального вокзала, с чемоданом между ног, сумкой для ноутбука на плече и перекинутой через другое плечо сумочкой, я говорю себе, что ещё могу вернуться. Я говорю себе это, даже когда прохожу пункты контроля на платформу и, поднявшись на борт Frecciarossa, иду по проходу в поисках своего места.
Я провожу два с половиной часа, раскачиваясь на удобном диване в поезде и удивляясь тому, насколько расплавился мой мозг.
Возможно, Эдоардо даже нет в городе. Может, он просто так сказал. Скорее всего, он передумал, уже привёл домой следующую, которой пообещал дешёвые закаты над крышами и в мгновение ока отправит меня обратно в Милан.
Поезд преодолевает последнее расстояние, оставляя позади материк, пролетает над водой, протекающей под Понте-делла-Либерта, и, наконец, нежный голос диктора, записанный на плёнку, объявляет конечную остановку.
Волоча чемодан, я выхожу на платформу и следую за толпой, которая на выходе выливается в буйство иностранных языков, разноцветных пальто и чемоданов.
У меня очень смутные воспоминания о Венеции. Я приезжала сюда в детстве с родителями. Поэтому, оказавшись за пределами ступенек, ведущих на станцию, я пригвождаю себя к месту. Холод и зима ничуть не умаляют ощущения внезапного попадания в другую эпоху.
Панорама со старинными зданиями, возвышающимися над Гранд-каналом, – это картина восемнадцатого века, оживающая по волшебству.
Я отхожу в сторону, пропуская прохожих, и достаю смартфон.
«Если приглашение ещё в силе, я на вокзале в Венеции», – набираю текст и отправляю, не раздумывая ни секунды.
Морозный декабрьский воздух щиплет мне лоб, нос и пальцы, пока я пишу второе сообщение для Беа.
«Спасибо за подарок, тебе не следовало. Я бы никогда не возненавидела тебя, но мне нужно время. Скоро увидимся».
Полчища туристов направляются к вапоретти и калли, а я сижу на ступеньках и жду, не зная, что делать. Эдоардо не читал сообщение. Рабочий чат показывает, что он не в сети. Я пытаюсь дозвониться, но Эдоардо не отвечает.
Я опираюсь локтями на чемодан, а подбородком на ладони.
Это безумие, но мне не жаль. Не думаю, что могла бы оказаться где-то ещё, кроме как здесь, перед этой захватывающей дух панорамой, овеваемая резким солёным воздухом. Даже если вернусь домой только через несколько часов.
Я ищу в интернете сервис по хранению багажа, где можно оставить чемодан и побыть пешим туристом, когда на экран мобильного телефона падает тень.
– Добрый день, Камилла.
Этот голос заставляет моё сердце пропустить удар.
Я вскидываю голову и поднимаюсь на ноги. И тут я понимаю, что не знаю, что сказать. Вчера вечером я оставила его в кабинете с вытянутой из брюк рубашкой, а сегодня вижу с головы до ног в спортивной одежде, настолько отличающейся от обычной, что Эдоардо похож на другого человека.
Я поднимаю руку.
– Не спрашивай.
Эдоардо усмехается.
– Могу хотя бы узнать, страдаешь ли ты морской болезнью?
– Зачем?
– Камилла, возможно, это ускользнуло от твоего внимания, но ты находишься не в городе у моря. Ты в городе, который возвышается над морем. Есть два способа добраться до дома: пешком, в толпах туристов, заполонивших город, или по воде.
Я хмурюсь.
– Значит, приглашение остаётся в силе?
– Будь это не так, я бы спросил тебя, в какое время предпочитаешь вернуться, а затем отправил тебе по электронной почте билет на поезд.
Боже, я никогда не привыкну к его манерам. Это так формально и вычурно.
– Нам обязательно садиться на вапоретто? – спрашиваю я, оглядывая длинную очередь у билетных касс.
– Следуй за мной, – говорит Эдоардо, перехватывая чемодан из моих рук.
Исчерпав альтернативы, я слушаюсь. Спускаюсь с последних ступенек перед вокзалом и молча иду рядом с ним.
В нескольких шагах от одного из причалов общественного водного транспорта Эдоардо останавливается перед пришвартованной небольшой, открытой элегантной лодкой из блестящего дерева. Он проскальзывает в неё и фиксирует чемодан под сиденьем в центре, затем закрепляет ремень от сумки для ноутбука и мою сумку.
– Не поднимешься на борт?
– Э… да. Конечно. – Я протягиваю ботинок между краем причала и лодкой, не зная, как сделать и не упасть при этом в воду.
– Господи, – подавляет он улыбку, забавляясь, – ты истинная городская девушка.
Эдоардо подаёт знак, чтобы я подошла ближе. Берёт меня за талию и помогает подняться на борт. Лодка под нами начинает раскачиваться. Я цепляюсь за него, словно моя жизнь улетает, и инстинктивно крепко удерживаю мужчину за бёдра, чтобы не оказаться в воде.
– М-м-м, ты в стане врага очень привлекательная, – шепчет он, пока я бесстыдно приклеиваюсь к нему. – Но мы отложим это ненадолго. Присаживайся.
Эдоардо отстраняется и указывает на центральное деревянное сиденье, а затем перелезает через него в заднюю часть маленькой лодки.
– Ты останешься там? – спрашиваю я с ноткой страха.
Эдоардо снова улыбается.
– Боюсь, эта лодка сама себя не поведёт.
– У тебя есть лицензия?
– Говорил ли я тебе за эти месяцы, что я коренной венецианец? – спрашивает с очередной улыбкой.
– Только миллион раз…
Сдавшись, я сажусь. Эдоардо заводит двигатель. По крайней мере, я думаю, что он его включает, поскольку лодка скользит вперёд по поверхности воды, но при этом не издаёт ни гула, ни запаха бензина. Слышен только плеск моря о дерево, смешанный с шумом паромов, которым мы уступаем дорогу, и туристов, снующих вокруг нас пешком.
– Она электрическая? – спрашиваю я.
– Я когда-нибудь говорил тебе, что забочусь об окружающей среде и стараюсь загрязнять её как можно меньше?
– Ты мой идеальный мужчина, – заявляю я.
Воду захлёстывает в лодку, будто Эдоардо потерял контроль над управлением мотором, но я не обращаю на это внимания, потому что передо мной открывается Гранд-канал с историческими зданиями и мостом Риальто, арки которого ласкают радужные лучи заходящего солнца.
Зрелище настолько неожиданное, что я теряюсь в изумлении.
Это произведение искусства под открытым небом.
Весь город – шедевр культуры.
Эдоардо мастерски ведёт нас под мостом и проходит немного дальше, где и глушит двигатель. Он швартуется и высаживается первым, подаёт мне руку, помогая взобраться на скрипучий деревянный причал.
Я пытаюсь забрать свой багаж, но Эдоардо отстраняет меня презрительным кивком. Затем шагает по доскам и несёт мои вещи к двери одного из разноцветных зданий, обрамляющих канал, как жемчуг в ожерелье. Галантным жестом он открывает дверь и приглашает меня войти.
В мгновение ока сцена перекликается с тем, как на второй день работы он придержал для меня дверь в офисе, притворяясь вежливым, только для того, чтобы лучше заасфальтировать меня перед собравшимися командами.
Кажется, что это случилось целую жизнь назад.
– Прошу, – приглашает меня внутрь.
Сдерживая внезапное смущение оттого, что я нахожусь на его самой сокровенной территории, которая оказалась террасой в центре одного из самых красивых городов мира, я переступаю порог.
Я оказываюсь в огромном зале с колодцем в центре, затем в другом зале поменьше и, наконец, перед изящной лестницей, ведущей на второй этаж.
– О. Твою. Мать.
Его гостиная в три раза больше моей квартиры! С большими диванами, мрамором на полу и балками на потолке. Но самое главное, три очень высоких окна выходят на впечатляющую панораму.
Небольшими шажками я приближаюсь к ним, чтобы рассмотреть лучше.
Отсюда можно увидеть часть Гранд-канала. Солнце опускается на поверхность воды, играя светом, отражающимся от фасадов зданий на другом берегу.
– Тебе нравится?
Его голос касается моего затылка, щекочет каждый нерв, ускоренно спускаясь между ног.
– Это прекрасно, Эдоардо, – шепчу я.
– Я знаю.
Эдоардо зарывается носом в мои волосы и оставляет медленный поцелуй на моём виске, когда начинает расстёгивать мою парку. Я позволяю ему снять с себя и наклоняю голову, чтобы облегчить путь. В следующее мгновение его губы находят мои. Лёгкость, с которой в его присутствии моё тело превращается из подозрительного и настороженного в «раздень меня и сделай своей», ошеломляет мои чувства, как лучший из наркотиков.
Я автоматически запускаю пальцы в его волосы, поворачиваюсь и увеличиваю интенсивность поцелуя. Наши языки сплетаются, и через две секунды я уже хочу добраться до последней базы. Оценка по выносливости: провал.
– У меня есть хорошие и не очень хорошие новости, – бормочет Эдоардо. – Какую из них ты хочешь услышать первой?
