Текст книги "Вероломство"
Автор книги: Анна (Энн) Харрелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Я учусь «не на том» берегу.
– А я как раз подумал вот о чем, – сказал он ни с того, ни с сего, и соврал, потому что обдумывал эту идею с того момента, как понял, что Ребби не пошлет его к черту в ответ на его предложение. – Сегодня будет что-то вроде приема по случаю закладки нового здания. Я никого не думал приглашать. Вот если только ты не против?
Усевшись поглубже, Ребекка разглядывала его с прославленной блэкберновской беззастенчивостью.
– В качестве твоей девушки?
Он смущенно покашлял:
– Да, конечно.
– Если бы ты предложил мне нечто подобное, когда мне было восемь лет, я бы отлупила тебя. – Ребекка сдернула закрученную резинку с хвоста и встряхнула распущенными волосами. Джед приподнялся на стуле, совершенно ослепленный. – С удовольствием пойду. Надеюсь, вечеринка будет класс?
Он засмеялся.
– Как водится.
– Тогда надо раздобыть платье.
Она собралась уходить, но Джед положил ладонь на ее запястье.
– Ребби, я рад, что ты не сердишься на меня.
В ее улыбке он с удивлением обнаружил и нежность, и память о прошлом.
– Разве я могу?
У Ребекки не было вечернего платья. Короткая джинсовая юбка, да. Штаны, свитера, водолазки, кроссовки, гетры, да. А вечернего платья нет. Но Софи за час до прихода Джеда предложила решение. Решением был Алекс, студент театрального факультета. Софи заявила, что Алекс подберет ей наряд, и, несмотря на слабый протест Ребекки, Алекс уже рылся в ее шкафу.
Но недолго он этим занимался.
– Твой прикид никуда не годится, – заявил он. Одежда с плеча доярки. Удивительно, куда подевались вилы?
– Плохо копался, – огрызнулась Ребекка.
– Забавно, забавно.
И Алекс обратился к гардеробу Софи. Ребекка предупредила его, что ничего из одежды подруги не подойдет ей по размеру, но Алекс упрямо продолжал свое дело. Он вынимал плечики с блузками, юбками и платьями, и все отверг.
Софи взбеленилась:
– Чем тебе не нравится моя одежда? Половина вещей куплена в «Блумингдейле»[17]!
– Для Нью-Йорка сошло бы, но не для Бостона. Хочется чего-то элегантного, сдержанного. Чего-нибудь такого, что говорит о былом богатстве.
Ребекка засмеялась. Если он о богатстве Блэкбернов, то оно действительно былое. Оскудевшее. И она предложила:
– Тогда мне надо сходить на Бикон-Хилл и позаимствовать старое платье из груды хлама на дедушкином чердаке...
Алекс вдруг хлопнул в ладоши и воскликнул:
– Конечно!
– Я пошутила, ты что? Спасибо, но я сама что-нибудь придумаю.
– Ребекка, помолчи, пожалуйста! Мне дела нет до старья на чердаке твоего дедушки. Я знаю что нам надо.
– Что?
– Не что, а кто. Ленни.
– Ленни?
Больше Алекс ничего не сказал. Он подхватил Софи и исчез. Ребекка ждала двадцать минут, а когда они вернулись, она уже примеряла джинсовую юбку и позаимствованную у подружки кофточку с золотой нитью. Они ворвались в комнату с Ленни, старшекурсником театрального факультета. Оказалось, что Ленни – уменьшительное имя не от Элеоноры или Леонор, а от Леонарда. Росту в нем было под метр восемьдесят, сложен он был как бегун на дальние дистанции, волосы стянуты на затылке в крысиный хвостик. Он, Софи и Алекс приволокли целую коллекцию вечерних платьев.
– Ленни исполняет женские роли, потому что считает это забавным и поучительным, – объяснила Софи, явно цитируя самого Ленни. – Он уверен, что открытость эксперименту очень поможет ему стать хорошим актером и режиссером.
Ленни тщательно осмотрел Ребекку, пока та крутилась перед ним босая, в ветхом махровом халате, и немедленно забраковал три из принесенных платьев. Ребекка недовольно напомнила, что осталось совсем мало времени. Вздохнув, Ленни выставил Алекса за дверь, караулить. Когда подойдет Джед, он должен стукнуть в дверь три раза.
Наконец Ленни сказал:
– Белое, – и извлек из огромной мягкой сумки тонкое льняное платье. По подолу шли кружева, высокий воротник тоже был отделан кружевом. Ленни изрек:
– Роскошно.
– Но я в нем буду как невеста!
– И хорошо.
– Но...
– Ты и есть невеста, – вынесла свое резюме Софи, что, по мнению Ребекки, было совершенно неуместно.
Ленни деловито поинтересовался:
– И туфель у тебя, конечно, тоже нет?
– Кроссовки и сапоги.
– Бог мой. А у тебя, Софи?
– У меня тридцать второй размер, Ребекке не подойдут.
– У меня сорок первый, – сказал Ленни.
Ребекка, не веря в реальность происходящего, вставила:
– Но у меня-то тридцать восьмой!
– Надо поискать кого-нибудь, у кого тридцать восьмой, – сказала Софи. По-моему, у Эдиты.
– Только обязательно белые, – наставлял Ленни, – и желательно поизящней.
– Как для невесты, – подмигнула Софи и выскочила за дверь.
А Ленни тем временем позвал Алекса, и они стали изображать слуг, словно Ребекка была звездой их студенческого театра. Она чувствовала, что вот-вот откажется от этой затеи, так они ей надоели. Они помогли ей снять банный халат, поклявшись, что ее тело интересует их лишь с профессиональной точки зрения. Алекс не замедлил шепнуть, что Ленни неравнодушен лишь к мальчикам, но это оказалось не так.
– Не волнуйся, – заверил ее очарованный Ленни. – Если этот кретин позволит себе что-нибудь непотребное, я прочищу ему мозги.
– У меня пятеро братьев. Если он позволит себе что-нибудь непотребное, я сама прочищу ему мозги.
Они подняли ей руки и напялили на нее белое платье. По-видимому, Ленни на сцене носил накладную грудь большего размера, чем у Ребекки, но в остальном платье сидело очень ладно. Кружевная кайма доходила до середины икр. Не обращая внимания на страдальческую гримасу Ленни, Ребекка натянула свои единственные колготки.
– Макияжа у тебя, я так думаю, тоже нет? – спросил Ленни.
– Я иногда смазываю губы вазелином.
– Чушь собачья. К счастью, я захватил с собой коробку с гримом. Садись.
Она села. Он накинул на нее полотенце и с помощью Алекса накрасил ей лицо, объяснив, что употребляет только натуральную косметику и что сделает неброский, естественный макияж. Ленни похвалил ее кремовую кожу, но заметил, что это благодаря молодости и хорошей наследственности, так как, по его убеждению, она не утруждает себя должным уходом.
– Ну довольно, – сказала Ребекка. – И так хорошо. За мной придут с минуты на минуту.
– Почти готово. Не волнуйся, тебя с удовольствием подождут. Ведь это парень, я надеюсь? А если женщина, то, боюсь, она может не выпустить тебя за порог этой комнаты.
Ребекка возмутилась:
– Я ненавижу подобные стереотипы! Почему ты считаешь, что женщины вечно соперничают друг с другом? Пожалуйста, я могу отказаться от всего этого и пойти в своей джинсовой юбке!
Ленни оставался спокоен:
– Давай, давай, когда ты сердишься, у тебя розовеют щеки и блестят глаза. Правда, Алекс?
– Мне кажется, я сброшу ее ухажера в лифтовую шахту и сам приглашу ее на ужин. – Он улыбнулся. – Как ты относишься к общажной жратве?
Она не смогла удержаться от смеха:
– Вы невозможные ребята. Спасибо вам. Как я выгляжу, ничего?
– Ты выглядишь сногсшибательно, – сказал Ленни. – А где же туфли? – Он смахнул с ее плеч полотенце и, взяв ее за руку, подвел к зеркалу. – Волосы, правда, словно после смерча, но это даже хорошо. А цвет просто волшебный.
Ребекка была вынуждена признать, что за несколько минут Ленни совершенно преобразил ее, превратив из скромной студентки в женщину, способную блистать на любом приеме, не только у Вайтейкеров-Слоанов. Хотя сама она никогда не додумалась бы до белого кружевного платья.
В комнату скользнула Софи. Она протянула Ребекке белые босоножки с очень узкими ремешками.
– Это лучшее, что я смогла достать. Сегодня для них, конечно, холодновато...
Ленни схватил босоножки:
– Они божественны!
Он захотел непременно сам надеть их на ноги Ребекки. Софи умилялась:
– Ни дать, ни взять – вылитая Золушка!
– Софи!
– Шучу. Ты выглядишь потрясно. Правда-правда. Какие-нибудь ацтеки принесли бы тебя в жертву на своем алтаре.
– Ты очень меня обнадежила.
В дверь постучали. Ленни легонько пожал Ребекке ладонь.
– Желаю приятно провести время.
– Спасибо. – Ребекка обняла его. – Я не привыкла уделять столько внимания своей внешности и очень ценю то, что ты сделал. Постараюсь не испортить платье.
– Надеюсь, твой дружок раздерет его прямо на тебе.
– Ленни, – сказал Алекс, – ты вгоняешь девушку в краску.
– Конечно. Я хочу, чтобы у нее был здоровый цвет лица.
Поблагодарив их еще раз, Ребекка вышла в коридор, прежде чем кто-нибудь из них троих успел произнести напутствие. Она сразу же закрыла за собой дверь, чтобы Джед не увидел ее помощников в комнате, где всюду разбросана одежда, и не догадался, что она специально готовилась к этому вечеру.
На нем был потрясающий черный костюм.
– Извини, я опоздал. Забыл номер твоей комнаты.
– Так ты уже давно здесь?
– Несколько минут. – Он хотел сдержать улыбку, но ничего у него не вышло.
– М-м... Ты не встретил случайно мою подругу Софи?
– Это она бегала по всему этажу и спрашивала белые туфли тридцать восьмого размера?
Ну вот, подумала Ребекка, допрыгалась. Теперь нечего строить из себя искушенную даму.
Но не успев дойти до лифта, они уже весело смеялись.
– Я не хочу ее здесь видеть.
Джед застыл от гнева, услышав слова тети, и посмотрел на Квентина, ища у того поддержки, но кузен промолчал. Абигейл, кажется, едва отдавала себе отчет, что сын находится рядом. Они находились в небольшой комнате, примыкающей к элегантной гостиной, где уже собрались гости. Джед мог видеть Ребекку, которая улыбалась и пила шампанское. Красивее ее не было никого на этом приеме. Тетя, сверкая бриллиантами и шелковым черным платьем, попросила уделить ей пару минут сразу, как только они вошли в дом на Маунт-Вернон-стрит.
Это был ее вечер, она его тетя, и Джед, несмотря на обиду, старался сохранять терпение.
– Тетя Абигейл, почему вы ополчились против нее?
– Дело не в ней. Просто она из семьи Блэкбернов, и хотя в том нет ее вины, но моей тоже нет, так ведь? – Абигейл вздохнула и дотронулась до руки племянника. Взгляд ее стал мягче. – Знаю, это тебя огорчает и ставит в неловкое положение, но попытайся понять меня. Скоро прибудут репортеры. Если они обнаружат здесь Ребекку Блэкберн, такую юную, привлекательную, они от меня не отстанут. И от нее. А мне не хотелось бы ворошить прошлое. Уверена, что и ей тоже. Если не ради меня, то хотя бы ради нее отведи ее домой.
– Мама права, – вступил в разговор стоявший рядом с матерью Квентин.
Джед метнул в кузена гневный взгляд.
– Вы ведь и сами не верите в то, что сейчас наговорили. Ни один репортер и бровью не поведет, появись здесь хоть сам Томас Блэкберн. Они хотят дармовой выпивки и возможности покрутиться в кругу Вайтейкеров и Слоанов, но убей меня Бог, я их не понимаю.
Квентина задели слова Джеда, и он решил было пойти на попятную, но Абигейл подняла руку, и тот замолчал, так и не начав говорить. Джед вздохнул, ничему не удивляясь. На месте Квентина он убрался бы подальше из Бостона. Сайгон как раз то что надо, но Квентин работает там на компанию матери. Он даже не заикнулся о том, чтобы не возвращаться домой. Абигейл дала ему год сроку, и Джед был уверен, что больше Квентин не получит. До гибели мужа Абигейл относилась к материнским обязанностям с прохладцей, предоставляя сыну значительную свободу. Все переменилось, когда Бенджамин Рид погиб во Вьетнаме. Джед был не склонен думать, что Абигейл стала любить сына сильней, чем при жизни мужа. Просто она решила взять его под контроль, хотя, преуспев в этом, она разочаровалась в Квентине. Абигейл упрекала его в слабости характера. Джед несколько лет назад бросил попытки разобраться в их взаимоотношениях, но кузена искренне жалел. Квентин никак не мог угодить матери.
Абигейл сохраняла величавое спокойствие.
– Можешь злиться на меня, – сказала она племяннику, – но уведи эту девушку из моего дома.
Что он и сделал.
Надо отдать должное Ребекке – она прекрасно поняла что происходит:
– Мое присутствие здесь нежелательно?
Ребекка старалась делать вид, что ее это не трогает, но Джед видел по ее глазам и пунцовым щекам, как она возмущена и унижена.
– Прости, – промолвил он через силу.
Ребекка допила шампанское.
– Не надо извиняться.
Однако он почувствовал себя виноватым. Какой он идиот, что подумал, будто тетушка потерпит в своем доме кого-нибудь из Блэкбернов! И если Ребекка старалась вежливо обходить эту тему, то ее дед высказался без обиняков. Потерпев неудачу у Абигейл, они отправились на Западную Кедровую улицу. Томас учтиво поздоровался с Джедом, но выслушивать их жалобы не стал и без всякого сочувствия спросил:
– А чего вы еще ждали?
Ребекка стряхнула с ног босоножки и ступила на персидский ковер.
– Неужели на мне вечно будет лежать проклятие за поступок, которого я не совершала?
Ее риторический вопрос не требовал ответа, но Томас сказал:
– Вполне возможно, – и скрылся в кухне.
Джед в растерянности стоял посреди полутемной гостиной.
Огонь в камине едва смягчал прохладу сырого весеннего вечера. Джед не знал, что делать: уйти или остаться. Ведь он наполовину Вайтейкер, и его присутствие может явиться назойливым напоминанием того, что Блэкберны утратили былой престиж. На протяжении веков благодаря уму и высокой нравственности они вращались в кругу сильных мира сего. С представителями этого клана по многим вопросам советовались даже многие президенты. Они были совестью Бикон-Хилл, блестящим примером того, что значит «поступать праведно». И для сохранения своего особого могущества им не требовалось много денег. Джед помнил то время, когда имя Томаса Блэкберна вызывало уважение, а люди прислушивались к его мнению, задумывались и часто меняли свое изначальное решение.
Засада в рисовых полях в дельте Меконга все перечеркнула. И если Томас Блэкберн мог привыкнуть ко многому, Абигейл Вайтейкер-Рид не позволяла ни ему, ни другим забыть случившееся. Она и в лучшие дни не умела прощать, тем более не могла она простить смерть мужа, погибшего по вине Томаса Блэкберна. Узурпировать влияние Блэкбернов ей не удалось, но она довольствовалась тем, что и от них оно ушло навсегда.
Джед надеялся, что Ребекка поймет: он и ее дед давно все для себя решили. Их дружба говорит о том, что он не разделяет ни мстительных устремлений тетки, ни ее неусыпной ненависти к Томасу Блэкберну. Ему не хотелось уходить из старого дома на Западной Кедровой улице.
И он признался себе, что не прочь возобновить знакомство с Ребеккой. В детстве она тянулась к нему. Может быть, потому что он был на пять лет ее старше, а она общалась, в основном, с маленькими братьями. Она никогда не относилась к нему с пиететом – это не было свойственно Ребби Блэкберн. Иногда она пускала в ход кулаки, царапалась, вопила, – одним словом, вела себя как младшая сестра, утверждающая свою независимость, но часто они находили общий язык, и тогда общались совсем не по-детски зрело... Сегодня Джед вновь почувствовал это.
– Господи, задохнуться можно в этом платье, – сказала Ребекка, расстегивая воротник. Она устремила на Джеда взгляд глубоких, синих блэкберновских глаз. – А ты можешь возвращаться на вечер. За меня не беспокойся.
– Но это было бы свинством, ты не находишь? Возвратиться на вечер, откуда попросили приглашенную мной девушку. За кого ты меня принимаешь?
– Но там твоя родня.
– Я не стану ругать тетушку, – осторожно проговорил он, – но и защищать ее тоже не буду. Я не согласен с тем, как она обошлась с тобой. А иначе разве я пригласил бы тебя туда?
Повернувшись к нему спиной Ребекка крутила на каминной доске бронзовую статуэтку Будды.
– Я верю тебе.
Джед ничего не сказал. Ему не приходило в голову, что она может ему не верить.
– И Квентин тоже хотел, чтобы я ушла?
– Думаю, нет.
– Я знаю, тебе просто не хочется в этом признаться. – Она опять повернулась к нему лицом. Губы ее тронула слабая улыбка. – Я не видела его с тех пор, как мы переехали во Флориду. И даже сегодня не успела с ним поздороваться, но это, наверное, даже хорошо. – Теперь ее лицо расплылось в самой настоящей улыбке, полной энергии и задора. – Он, должно быть, красив как черт?
Джед засмеялся.
– Конечно. Дать номер его телефона? Глядишь, увезет тебя куда-нибудь, и его мать хватит удар.
– А что, правда? – Ребекка тоже засмеялась. – Нет уж, хватит мне одного Вайтейкера.
Из кухни возвратился Том с грудой маисовых лепешек на блюде и домашней паприкой, только от испарений которой у Джеда и Ребекки выступили слезы. Томасу же все было нипочем. Он заявил, что не желает слышать ни одного слова о визите к Вайтейкерам на Маунт-Вернон, и предложил сыграть «в эту твою игру, Ребекка».
Она улыбнулась, окончательно забыв об унижении, испытанном в гостях у Абигейл Вайтейкер-Рид.
– Это потому что он всегда выигрывает, – объяснила она Джеду. – Мой дедушка невероятный заумник.
Вскоре выяснилось, что и Джед не промах.
К ним присоединились иностранные студенты, жильцы Томаса Блэкберна, и они играли до полуночи, пока Томас не попросил всех закругляться. Джед подвез Ребекку до кампуса, проводил до общежития и предложил подняться с ней на ее этаж.
– Сама дойду. Уже поздно. Меня, наверное, ждут не дождутся Софи, Алекс и Ленни.
– Скажи им, – улыбнулся Джед, целуя Ребекку в щеку, – что твои белые босоножки произвели фурор.
ГЛАВА 15
В середине мая у Ребекки начались экзамены. Ей исполнилось девятнадцать, и она была по уши влюблена в Джеда Слоана, но голову при этом не потеряла. Он часто ее смешил и не боялся подшучивать над ее необыкновенным рвением к учебе. В это же время Джед был достаточно уверенным в себе, чтобы не опасаться ее амбициозности. С ним она могла быть самой собой. Не просто одной из Блэкбернов, не просто стипендиаткой, не библиотечной крысой, не только молодой, привлекательной синеглазой женщиной. С ним она совершенно не комплексовала.
Джед оставался в Бостоне еще несколько дней после торжественной закладки здания фирмы «Вайтейкер и Рид». Они в эти дни были неразлучны. Гуляли в парках, рассматривали витрины на Ньюбери-стрит, ходили по пустынному Музею изобразительных искусств, заглядывали в знакомые с детства уголки на Чарлз-стрит. Ребекка умудрялась выкраивать на это время и не забрасывать учебу и работу. Однажды Джед зашел за ней в библиотеку и, пока она занималась расстановкой книг, терпеливо читал один из туманных опусов Дэвида Халберстама.
Из Калифорнии он прислал ей открытку с видом моста «Золотые ворота». На обороте была только одна фраза: «Сан-Франциско – это рай для влюбленных».
– Э-э! – сказала Софи. – Да ты разбила сердце этому парню.
И он Ребекке.
Но она знала: что бы у них не сложилось, все должно оборваться первого июня, когда Джед улетит в Сайгон.
– Тебе не кажется, что провести год во Вьетнаме – это сумасшествие? – спросила она у деда.
– Да, – ответил Томас Блэкберн, – особенно теперь, когда сайгонский режим доживает последние дни.
И он пустился разъяснять недавние события, приведшие к осаде страны, в которой он провел много лет и с которой у него было связано столько потерь. Он прочитал Ребекке лекцию о губительных последствиях сокращения американского военного присутствия в 1973 году и о влиянии на экономику страны эмбарго на поставку арабской нефти, о самоубийственном упорстве и близорукости режима Тьеу, о безудержной коррупции, об отсутствии интереса к Вьетнаму у американцев, озабоченных уотергейтским скандалом и будущим своего президента. Ребекка сочла за лучшее не прерывать его разглагольствований. Она знала, что дед, несмотря на публичное молчание, в частной беседе излагал свои взгляды, никого не стесняясь. Особенно ее.
– И все-таки, – сказал он под конец, – я понимаю стремление Джеда поехать туда. Я чувствовал то же самое более полувека назад. – Он испытующе посмотрел на нее холодным, прозрачным взглядом. – А ты, Ребекка, не хотела бы поехать с ним?
– Не сейчас, – отвечала она. – Я должна думать об учебе и работе. У меня нет ни времени, ни денег, чтобы разъезжать по свету.
А у Джеда Слоана, все это, конечно, было.
Он возвратился в Бостон теплым, солнечным майским днем и застал Ребекку за подготовкой к экзамену по микроэкономике. Она расположилась с учебниками на лужайке с видом на Сторроу-драйв и на реку Чарлз, испещренную множеством маленьких белых парусов.
– Привет! – сказал он вдруг, напугав ее.
Ребекка оглянулась, жмурясь на яркое солнце, и сердце ее забилось чаще при виде его хитрой ухмылки и черных, как смоль, волос. Улыбаясь, она отложила учебники и накинулась на него, повалив с ног.
Джед захохотал:
– Не думал, что сдержанные янки умеют так демонстрировать свою любовь на людях!
– Не забывай: я наполовину южанка. Откуда ты?
– Из Сан-Франциско.
– Приехал навестить мать?
– Тебя глупышка.
Они приникли друг к другу губами и покатились по траве. В конце концов Джед оказался на верху. В волосах у него запутались травинки. Ребекке было приятно ощущать на себе его вес. Его горячий, влажный язык трепетал на ее языке. Джед пробормотал:
– Хочу заняться с тобой любовью прямо здесь.
– Тебя арестуют.
– За такое не жалко.
Она засмеялась, заметив жадный блеск его глаз.
– Господи, я так по тебе соскучилась.
К ее удивлению, он скатился с нее и сел рядом, отдуваясь с довольным видом.
– У тебя есть какие-то сомнения? – спросила она, пораженная.
– Да, – признался он, – есть. Вы, Блэкберны такие гордецы, я знаю. И ты, Ребекка, – мисс Высокий Рейтинг, мисс Будущий Дипломат, мисс Круглая отличница – ты почти такая же несносная, как и они. Что дед, что ты – оба любите гнуть свою линию.
Ребекка не была уверена, что это комплимент, однако замечание было метким. Однако она пожертвовала микроэкономикой ради прогулки с Джедом по набережной реки Чарлз. На Коммонуэлт-авеню они купили у уличного торговца хот-доги и пошли к ней в общежитие, без умолку болтая. Войдя в комнату, Джед обвел взглядом неприбранную постель Софи, шкаф, стол и конторку.
– Она вчера, сдала последний экзамен, – сказала Ребекка, – и укатила домой в Вест-честер.
– Так ее сегодня не будет?
И он посмотрел на нее при этом наигранно-алчуще, обвил руки вокруг ее талии и повалил Ребекку на аккуратно заправленную кровать. Ребекка смеялась, пока не увидела его глаза. Тогда она поняла, что он отнюдь не валяет дурака.
У нее перехватило дыхание.
– Джед ...
Тело его было сильным, и оно нависало прямо над ней. Ребекка слышала, как он дышит, чувствовала, как он хочет ее. Острое желание пронзило ее. И еще ей было немного страшно. «Не делай глупостей и не говори, что ты девственница, – предупреждала ее Софи перед отъездом. Не то парень наложит в штаны с испуга». Ребекка возразила на это, что она даже не уверена, встретится ли с ним опять. Софи вздохнула и назвала подругу наивной.
Джед улыбнулся и нежно убрал волосы со лба Ребекки.
– Вот уж не думал, не гадал, что придется снова заниматься этим на койке в общежитии.
– Браво! – выпалила Ребекка. – А я этим вообще ни разу не занималась! – Слишком поздно спохватилась она. – Я хочу сказать...
– Ребби, все будет хорошо. – Приблизив свои губы к ее губам, он неторопливо, мягко поцеловал ее. – Обещаю.
Она кивнула, дав понять, что верит ему, но ее прагматическая натура проявилась и тут:
– Ты подготовился?
Он засмеялся:
– А ты сомневаешься?
– Я имею в виду не «готов», а «подготовился».
– Шучу. Я прекрасно, понимаю, что ты имеешь в виду. Да, мисс Отличница, я подготовился.
Он вытащил из заднего кармана джинсов упаковку презервативов и положил на край постели. Ребекка не знала, что ей делать, восхищаться или ужасаться.
– Так ты заранее все предусмотрел?
– Лучше сказать, что я всегда во всеоружии. Господи, Ребби, – смутился он, и этим помог ей, – тебе говорили, что ты чересчур простодушна?
Она взглянула на него с деланной невинностью:
– Представь себе. Я прямая, как все Блэкберны.
Как ни простодушна она была, но раздеться пред очами Джеда оказалось не очень-то легко. Она стеснялась, чувствуя свою неопытность, но препоручить эту миссию Джеду не хотела. Слишком удобно сложить с себя ответственность за свои поступки. Нет уж, пусть все, что они сделают, – они сделают вместе. Опыт старшей сестры и хваленая беззастенчивость не помогли ей, когда начал раздеваться Джед. У него было мускулистое, смуглое тело, отнюдь не лишенное волосяного покрова. Ребекка не знала, разглядывать ли его, отвернуться, сказать что-нибудь подходящее или просто промолчать.
Наконец он подошел к сиротской кровати Ребекки и провел кончиками пальцев по ее обнаженным плечам.
– Если ты захочешь, чтобы я остановился... Если я сделаю тебе больно...
Она покачала головой.
– Не сделаешь.
Но, вопреки собственным словам, она не чувствовала уверенности. Ей с трудом удалось сдержаться и не ляпнуть что-нибудь такое, что сняло бы напряжение, от которого онемел язык и по коже бегали мурашки. Из открытой форточки тянуло свежестью, отчего Ребекка почти дрожала. Но Джед стал поглаживать ей плечи, и ей снова стало тепло. Они легли на кровать. Ощущение от соприкосновения обнаженных тел показалось Ребекке упоительным. Не надо спешить, подумала Ребекка. Она хотела запомнить каждый миг.
Но Джед, видимо, думал иначе. Его нетерпение передалось Ребекке, когда он начал ее целовать. Он изучал ее рот своим языком, согласуя его зондирующий ритм с движением бедер, пока она не почувствовала, что у него возникла эрекция. И тогда куда-то исчезли и застенчивость, и нервозность. Да, подумала она, я хочу этого...
Он ласкал ее всюду, шептал, какая она красивая, какая у нее замечательная грудь, какие сильные бедра, и она скоро забыла о своих душевных терзаниях, удивленная и захваченная внезапно пробудившейся страстью. Она сгорала от желания, ей хотелось и смеяться, и плакать, и вечно сжимать его в объятиях. Она ни на мгновение не сомкнула глаз, наблюдая даже за тем, как он надевает презерватив. Он взял ее нежно, бережно, и сразу отступил в тот момент, когда она поняла, что это нечто больше, чем непривычная стесненность, но она притянула его к себе, сама проявляя настойчивость. Он только и ждал такого сигнала. Удары его становились сильнее, глубже, быстрее, и она отвечала на каждый с вожделением, которое лишь час назад показалось бы ей немыслимым. Но теперь она не размышляла, а чувствовала.
Он кончил первым, она на несколько секунд позже, разливаясь блаженством, пока он продолжал ради нее и шептал ей на ухо: «Наслаждайся, наслаждайся, наслаждайся...» Она и наслаждалась, исторгая радостные крики, – от новизны и вечной прелести единения.
Много позже, когда они, уже в джинсах, сидели, скрестив ноги, на узкой кровати, Джед сосредоточил на Ребекке гипнотический взгляд и спросил:
– Поедем вместе в Сайгон?
– В Сайгон? – подумав, что он шутит, засмеялась Ребекка. – Да, конечно, сейчас я позвоню в авиакомпанию и закажу билет, а, пока его не принесли, объясню, что не смогу работать летом. Пускай увеличат мне стипендию.
Но он был серьезен.
– Ведь всего на год. Я оплачу твои расходы. Считай это ссудой. Учебу продолжишь, когда вернешься. Ребби, с твоим умом к тридцати ты будешь купаться в деньгах. Зато сейчас мы могли бы целый год провести вдвоем.
– Если НАВ[18] нас не опередит. Тебе надо послушать, что говорит на этот счет дедушка. Так или иначе, но что стану делать я, пока ты будешь заниматься архитектурой? Вести хозяйство? Готовить тебе обед? Я не собираюсь из-за этого терять год учебы.
Джед посмотрел на нее и отвернулся, немного раздосадованный.
– Ну, работу мы тебе найдем. Мне вовсе не нужна прислуга. У меня есть связи...
– Этого как раз и не хватало! – вскричала она в отчаянии. – Джед, неужели ты не понимаешь? Я не могу использовать связи Вайтейкеров! Я должна сама пробивать себе дорогу. И не позволю, чтобы ты платил за меня или искал мне работу. Пусть даже это тебе не трудно, мне все равно. Я не могу это позволить, и все тут.
– Я не хочу принуждать тебя, если, приняв мою помощь, ты перестанешь чувствовать себя независимой, – спокойно сказал Джед. – Но, Ребби, неужели тебе не хочется посмотреть на Вьетнам после всего, что случилось с твоей семьей?
Она проглотила ком, стоявший в горле, и с трудом удержалась от слез. Удивительно, прошло уже одиннадцать лет, а она все так же скучает по отцу. И в девятнадцать она ощущала то же одиночество. До сих пор она, словно наяву, видит день, когда он улетал в Юго-Восточную Азию, чувствует его последнее объятие.
Но не помнит его лица. Странно, почему. С восьмилетнего возраста она пыталась представить себе, как он выглядел в тот жаркий день в аэропорту, но не могла.
– Да, я хочу побывать во Вьетнаме, – сказала она. Потом, взглянув на Джеда, добавила: – Но не на деньги Вайтейкеров.
К чести Джеда, он не отступился от Ребекки, а наклонился к ней ближе, так что она могла разглядеть светлые крапинки в его голубых глазах.
– Ребекка Блэкберн, такой, как ты, зануды еще свет не видывал. Если хочешь знать, я весь год откладывал деньги из жалованья на эту поездку. А к деньгам Вайтейкеров мне нет доступа до двадцати пяти лет. – Затем он улыбнулся и самодовольно добавил: – Чего не скажешь о деньгах Слоанов, должен признаться. На их средства я купил лодку.
– Гедонист[19], – засмеялась Ребекка.
– Отнюдь, ведь это парусная шлюпка. Чтобы куда-нибудь добраться, приходится потрудиться. – Разрядка оказалась короткой. Он снова посерьезнел, положив голову к ней на колени и поглаживая кончиками пальцев ее плечо. – Понимаешь, другого случая может не представиться. И проклятая гордость мешает тебе согласиться на то, что бывает лишь раз в жизни.
– Может, и так. Но и я не прошу тебя остаться в Бостоне и смотреть, как я мучаюсь тут в университете.
– Знаю, Господи... – Он замолчал и отвернулся. В глазах у него блестели слезы. – Я не думал, что так случится. Я буду скучать по тебе, Ребби.
Ей хотелось расплакаться, но она сдержалась.
– Будем считать, что между нами все кончено.
– Нет, Бог мой, нет. – Он очень разволновался и все гладил ее волосы. – Нет, Ребби, все у нас только начинается.
Они съездили во Флориду, взяв машину у Марты Вайтейкер-Слоан. Путь был неблизкий. По дороге они часто останавливались. Все делили пополам: время за рулем, расходы, еду, себя. Ребекка узнала, что быть Вайтейкером-Слоаном тоже непросто, но трудности при этом иные, чем у Блэкбернов. Джед, как и она, хотел сам найти свое место в жизни, а это было нелегко в тени Уэсли Слоана и нескольких поколений богатых, церемонных бостонских Вайтейкеров. Но он не жаловался на недостаток денег и не чувствовал себя обделенным, что очень нравилось Ребекке. Джед сказал, что он привык сам принимать решения и не подлаживаться при этом под мнение семьи.
Ребекка провожала его в аэропорту Орландо. Ему предстояло проститься с отцом в Сан-Франциско, затем отправиться в долгое путешествие в Юго-Восточную Азию. Несколько дней после его отъезда Ребекка хандрила, гуляла по апельсиновым рощам и старалась вообразить, что пот, который струился у нее по спине, не от жары раннего лета, а от долгих часов любви.
