Текст книги "Вероломство"
Автор книги: Анна (Энн) Харрелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Ребекке с трудом удалось сдержаться.
– Да, для вас было бы лучше, чтобы с ними ничего не случилось.
– Я не понимаю, что за тон, Ребекка?
– Другого вы не заслужили.
Абигейл приняла оскорбленный вид, но Ребекка, не обращая на нее внимания, вернулась в кухню.
– Куда ты? – крикнула Абигейл, отправившись следом.
– Звонить в полицию.
– Зачем? Ребекка, ты чем-то расстроена. Скажи, чем? Что, черт побери, стряслось?
Ребекка с трудом избежала искушения развернуться и влепить ей пощечину. Еще не время терять контроль над собой. Она искала взглядом телефон.
С улицы донесся выстрел.
Абигейл вздрогнула. Краска отлила у нее от лица.
– Господи...
– Будет вам, – сказала Ребекка и выбежала из дома.
ГЛАВА 38
Первая пуля попала Жану-Полю в больную ногу. Она не угодила куда-нибудь выше только потому, что он успел метнуться за скалу. Неудачное падение в большую лужу, что образовалась за скалой, повредило ему едва ли не сильней, чем ранение в бедро. Дело даже не в боли, в первый момент он не почувствовал ее, – главное, что он не мог двигаться. Он лежал в ледяной воде, видя, как наступает прилив.
– На этот раз я победил, – сказал Нгуен Ким.
Это было правдой.
Жан-Поль попробовал приподняться над водой, уцепившись за что-нибудь, но порезал руку о ракушки и набрал полную пригоршню улиток и противных на ощупь морских водорослей.
Его захлестнула волна. Холодная вода попала в нос и рот, увлекла за собой и протянула по камням. Он не сопротивлялся. Когда волна откатилась, он остался лежать в глубокой луже. Еще немного, и Жан-Поль захлебнулся бы и утонул, но Нгуену Киму это показалось недостаточным.
Он стоял на скале в шести футах над Жераром.
Он ждал. Раньше Жану-Полю не составило бы труда одолеть Кима, но не теперь, когда тело и душа обессилели. Он надеялся, что с его смертью Абигейл хотя бы оставит в покое остальных.
Но она зашла слишком далеко. Отступать было поздно. Жан-Поль увидел двух прижавшихся друг к другу человек, которых трепал прилив. Томас и Май...
Вьетнамец приготовился ко второму выстрелу, чтобы убить Жана-Поля, как выброшенного на берег дельфина. У француза пылала нога. Все остальное онемело.
Вдруг – без видимой причины – Кима швырнуло вверх. Он завопил и задрыгал ногами, пистолет отлетел в сторону. Прокатившись по скале, он соскользнул и упал на каменистый уступ в нескольких метрах от Жерара, а затем по инерции съехал в воду, волна подхватила его и ударила о валуны.
Превозмогая боль в боку, Ребекка слезла с большого камня и подошла к луже, где лежал Жан-Поль и готовился принять новый натиск стихии. Казалось, он мертв. Но вот он слабо улыбнулся Ребекке, и та вскричала от радости. Она подхватила его под мышки и, когда подоспела волна, воспользовалась попутным движением воды и вытащила Жерара из лужи. Затем она потащила его, хоть это было невероятно тяжело. Ребра пронзала острая боль, но надо было торопиться, чтобы новая волна не застала их в затопленной низине. Ребекка обладала достаточной силой, а тело француза было высохшим и легким, но ведь его необходимо затащить на камень, где они оказались бы вне досягаемости прилива.
Ребекка заметила кровавую рану на бедре и поняла, почему Жан-Поль не помогал ей в ее усилиях.
Дождь застилал глаза. Вот-вот должна появиться Абигейл. Тогда она точно их прикончит.
В последнем отчаянном рывке Ребекка подняла Жерара на плоский уступ, куда сначала упал Нгуен Ким. Затащить его выше она не могла. Ей было трудно дышать – от плотного дождя, зашибленных ребер, перенапряжения. Она стояла на четвереньках и ловила ртом воздух, гоня прочь нестерпимую боль.
– Дедушка, Май, – сказала она, – где они?
Жан-Поль попытался приподняться на руках.
– Вон на тех скалах, – показал он, морщась от боли. – Их сносит прилив.
– А вьетнамец...
– Он убийца. Его спасай в последнюю очередь.
– А как же вы?
– Ступай!
Ей не надо было повторять. Она слезла с камня. Жан-Поль ненавидел себя за то, что он не способен помочь ей. Придется валяться здесь бесполезным окровавленным мешком.
Он грязно выругался по-французски.
Затем, на руках и одном колене, он медленно пополз туда, где лежали связанные старик и девочка... К своему отцу, спаси и сохрани его Господь.
Волны становились все выше и мощнее. Май боялась, что одна из них обрушится страшным ударом на Томаса и на нее. Хотя она так и не знала, кто этот пожилой человек. Он поминутно терял сознание и почти не мог говорить. Им обоим удалось сесть. Они даже умудрились отодвинуться в более защищенное место у скользкого, черного камня. На нем не было острых ракушек, но вода сюда все равно подступала.
Май надоело бороться с волнами. И хотя старик пытался защитить ее своим телом, их натиску было невозможно сопротивляться. Май даже не замечала боли от порезов и ушибов, не чувствовала холода.
Папа... Папа, где ты?
Еще одна волна с ревом и кипением приближалась к ним, но Май даже не приготовилась встретить ее. Она решила принять неизбежное.
Побледневший Квентин Рид последние пять минут молча и отупело смотрел в окно автомобиля. Джед не пытался его разговорить. Поглощенный тревогой, он не озаботился подсластить пилюлю. Он рассказал, что Абигейл – мать Квентина,прости ее, Господи, – оболгала Там, организовала ее убийство, а теперь замыслила уничтожить внучку.
– Она тебя обманывала и использовала, – безжалостно сказал Джед, – самым отвратительным образом.
– Но зачем?
– Чтобы спасти собственную шкуру.
Что мог, он объяснил, но не был уверен, что Квентин сумеет переварить что-нибудь, кроме того факта, что его мать умело воспользовалась дурацкой историей с наркотиками, что Там никогда не спала с его кузеном и что Май – это его дочь.
Его дочь,подумал Джед, не моя.
Проблема на будущее.
В Марблхеде он повернул к усадьбе Вайтейкеров слишком резко и выехал на идеально ухоженный газон, но быстро выправил машину и помчался к дому.
Навстречу ехал «мерседес» Абигейл.
Она свернула вбок, на траву, чтобы избежать лобового столкновения с «понтиаком». Джед надавил на тормоз и выскочил из машины. Он даже не оглянулся посмотреть, что делает Квентин. Сейчас это неважно.
Абигейл уже опустила стекло.
– Джед, как хорошо, что ты здесь. Я не знаю, что происходит. С моря были слышны выстрелы. Там, внизу на скалах, Томас и Май. И француз здесь... У него страшный вид. Не знаю, но предполагаю, что он не поделил что-то с моим телохранителем Кимом. Я еду в полицию. Хотела позвонить, но связи нет. Должно быть, кто-то перерезал линию.
– Довольно, – холодно сказал Джед. – Я знаю обо всем, что вы сделали. Выхода у вас нет. Если что-нибудь случится с Май, то попомните мои слова: от меня вы нигде не скроетесь. Поняла, тетя? Нигде.
– Ты трагически заблуждаешься.
Сзади возник Квентин. Он сказал:
– Нет, мама, думаю, что он прав.
– Квентин... – Абигейл звучно проглотила слюну и заплакала. – Квентин, не позволяй ему так говорить обо мне. Я твоя мать. Как ты мог поверить, что я способна на такое?
– Пойду искать Май, – сказал Джед и скрылся за пеленой дождя.
Квентин поспешил за ним.
– Тебе пригодится моя помощь, я знаю здесь каждый камень.
Джед хлопнул его по плечу.
– Пошли.
Сзади заурчал двигатель «мерседеса». Джед оглянулся и увидел, что мощная машина Абигейл задела за крыло «понтиака» и уехала. Джед не представлял, куда может направиться Абигейл, но это было неважно. Он ее отыщет.
– Дедушка... Май!
Ребекка переборола страх и осторожно спускалась с черного камня в ледяную, доходившую выше коленей, воду. Встречный поток едва не сбил ее с ног. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось замереть, прижавшись к скале. Одной рукой она обхватила Май. Девочка была без сознания, и волны жестоко трепали ее. Когда вода откатывалась, требовалось немало сил, чтобы противостоять увлекающей в море пенной стихии.
Дедушку мотало из стороны в сторону неподалеку. Его безжизненное тело билось о скалы. Ребекка видела, как из воды время от времени показывалось его бледное лицо. Она кричала ему, но он не отвечал ни словом, ни жестом.
Ребекка дрожала в леденящем прибое. Она понимала, что поднять Май на верх черного камня она не сможет. Надо было двигаться вправо, где в двадцати футах отсюда виднелся невысокий уступ, который мог дать пусть и ненадежное, но убежище. Вода там была не так глубока. Ребекка решила оставить Май на этом уступе, гладком, отшлифованном морем, и вернуться за дедом.
Ты должна это сделать. Держись, не отступай.
Вдруг она почувствовала, как что-то тянет Май назад. Сначала Ребекка подумала, что это течение, но потом услышала за спиной голос Жана-Поля:
– Я донесу ее.
Ребекка оглянулась и увидела, что за Жераром стоит Джед. Он взял дочь из рук Жана-Поля. Тут же был и Квентин. Он смело вошел в бурлящую воду. Вдвоем с Ребеккой они стали пробираться к беспомощно болтавшемуся из стороны в сторону Томасу. Когда Квентин обхватил туловище старика, стена серой воды накрыла их с головой. Ребекка не доставала до дна, ее тянуло в открытое море.
Оставив Май с Жаном-Полем, Джед поспешил к ним на помощь. Он прежде всего вытащил в безопасное место Томаса Блэкберна, затем помог выйти на берег Квентину и Ребекке.
Оказалось, что Квентин сильно ударился головой о камень, но держался он молодцом.
Состояние Томаса и Май было гораздо хуже.
– Джед... – сказала Ребекка, покусывая губы. Она боялась спросить прямо.
Джед понял без слов.
– Он жив.
– Мы должны скорее отогреть их, – сказала Ребекка.
Джед угрюмо кивнул. Достав из кармана складной нож, он перерезал веревки и посмотрел на Квентина.
– Боюсь, он нам не помощник. Ты сможешь донести Май?
Ребекка была бы рада, но она знала, что силы ее исчерпаны. С ребрами было что-то ужасное. Она думала не о себе, а о том, что по дороге может уронить девочку.
Не сказав ни слова, Квентин взял у Джеда нож и полез на камень, где был Жан-Поль и Май. Джед взвалил Томаса на плечи и, прежде чем двинуться с места, проверил, насколько устойчиво он держится на ногах.
– Ребби, я скоро вернусь за тобой.
Она усмехнулась и с выражением муки на лице медленно поднялась и сказала:
– Покуда я еще умею ходить, никому не позволю нести меня, даже тебе, Джед Слоан! – Со слабой улыбкой она добавила: – Прошу, иди, не жди меня.
Квентин позвонил в полицию и вызвал скорую помощь. Он же нашел одеяла, пока Джед и Ребекка снимали с Май и с Томаса изодранную, набрякшую одежду. Первым делом их укутали в одеяла, оставив порезы и синяки на потом. Джед держал на руках находившуюся без сознания Май и старался отогреть ее теплом своего дыхания.
– Ничего не должно измениться, Джед, – сказал Квентин. – Ей не надо знать, кто ее настоящий отец.
– Нет, я не могу скрывать правду. Только сначала надо вернуть ее к жизни. Теперь... Теперь нет причин хранить тайну.
– Я не буду пытаться забрать ее у тебя.
– Вот и хорошо, поскольку я все равно не позволил бы тебе сделать это.
– Но... Но я хотел бы иногда видеться с ней, Джед. Больше ничего. Ведь она – дочь моего кузена, верно? – Квентин посмотрел на Май. – Она поправится, вот увидишь.
Прежде чем идти в дом, Ребекка задержалась и подошла к Жану-Полю Жерару, но тот прогнал ее.
– Со мной все в порядке. Позаботься о Томасе.
Однако она не могла сделать для деда больше, чем уже сделали Квентин и Джед. Поэтому она взяла одеяло и аптечку и вновь пошла на берег. Чтобы снять боль в ребрах, она приняла аспирин. На первое время достаточно.
Дождь перестал, и прилив уже начал отступать. Ребекка подошла к черному камню, где остался Жан-Поль.
Его там не было.
Ребекка огляделась по сторонам, осмотрела ближайшие валуны, но нигде не было никаких признаков присутствия француза. Мог ли он уйти далеко в его состоянии? Расстроившись, она возвратилась в дом; о том, что Жан-Поль утонул, не хотелось думать. Не таков он, чтобы так просто сдаваться: вся его жизнь прошла в вечной борьбе со смертью;
У особняка стояли машины полиции и скорой помощи. Ребекка возмутилась, когда Джед попросил медиков заняться ею, но те не приняли никаких возражений, положили ее на носилки и погрузили в машину, и только тогда Ребекка заметила отсутствие пикапа на том месте, где Жан-Поль припарковал его.
Она улыбнулась. Отчаянный француз украл у нее грузовичок.
ГЛАВА 39
Небо восхищало бесподобной средиземноморской синевой, сад, окружавший каменный сельский дом,был в полном цвету и являл собой буйство розового, желтого и красного. Абигейл, выйдя на террасу, наслаждалась ароматом. Она будет скучать по этому дивному старому дому, но иногда приходится приносить жертвы, тем более что в конце концов все, может быть, и образуется. Абигейл уже телеграфировала Квентину, что она отбыла во Францию в состоянии глубочайшего потрясения, будучи не в силах постигнуть все предъявленные ей обвинения. Она обещала бороться за свое доброе имя. В том, что на Ривьеру она вылетела немного раньше обычного, никто не должен усмотреть ничего подозрительного. Томас Блэкберн и Май Слоан находились в критическом состоянии после переохлаждения и сильных ушибов. Они пока не могли дать свою версию случившегося в окрестностях ее дома на взморье в Марблхеде. Жан-Поль Жерар бесследно исчез. Полагали, что он утонул. Тело Кима выбросило на берег.
Джед Слоан и Ребекка Блэкберн выпутались из этой истории невредимыми. Они всегда выйдут сухими из воды.
У Абигейл брезжил план, согласно которому она могла бы во всем обвинить своего покойного телохранителя-вьетнамца, даже свой приказ связать Май и Томаса. Я должна была так поступить, иначе он убил бы меня!
Да уж, подумала она, легенда нуждается в доработке, но некоторые перспективы имеются.
Тем временем она всерьез рассматривала то, что заготовила на крайний случай. Тридцать лет назад – когда она распрощалась с маской Кота – Абигейл открыла для себя счет в швейцарском банке и приобрела шале в Альпах, причем на вымышленное имя. Удалившись туда, она забудет обо всем: о Бостоне, компании «Вайтейкер и Рид», о Квентине. В свои шестьдесят она начнет совершенно новую жизнь. Это будет непросто. И Томас Блэкберн наконец-то признает, что и ей приходилось страдать. Впрочем, у него не будет возможности высказать ей это.
Абигейл планировала отбыть в Швейцарию во второй половине дня.
Но прежде надо кое-что сделать в саду.
Розовые шипы кололись даже сквозь рукава и перчатки. Но вот Абигейл нащупала края высокого терракотового горшка. Он был очень тяжел. Ей даже пришлось катить его до террасы по земле.
В нем кремированные останки моих дорогих любимцев: собак и кошек, что когда-то жили в этом доме, объясняла она работавшим у не есадовникам. Пусть урна стоит на своем месте. Садовники почтительно исполняли указание. Их забавляли чудачества хозяйки.
Пластиковая крышка была плотно закрыта, даже не растрескалась. Она сняла ее, брезгливо поморщилась, поскольку пришлось смахнуть слой мертвых насекомых и всякой прели. Верхняя половина горшка была набита винными пробками. Абигейл начала нетерпеливо извлекать их. Нет, жизнь ее определенно не скучна!
Наконец пальцы коснулись знакомой мягкости кожаных сумочек и футляра, завернутых в полиэтиленовый мешок. Она положила их в урну в 1959 году и с тех пор до них не дотрагивалась.
Она извлекла их один за другим: сокровища, похищенные Котом. Бриллианты, жемчуг, изумруды, золото, серебро высшей пробы – ювелирные украшения уникальной ценности. Здесь было даже изделие Арт Деко, интереснейший браслет-змейка, очень ей полюбившийся еще во время учебы в колледже Радклифф. Он принадлежал подруге Абигейл из Сент-Луиса, которая до сих пор безутешна из-за потери.
Но ничего из этих драгоценностей даже не приближалось к несравненным Камням Юпитера.
Если бы Абигейл знала, что Там свистнула их столько лет назад, то она не стала бы ждать до 1975 года, чтобы разделаться с маленькой поганкой.
Но не только материальная ценность похищенного заставляла сердце Абигейл радостно биться, когда она вспоминала о захватывающе-увлекательных денечках. Она стала Котом не ради выгоды, а ради удовольствия. Ей хотелось испытать риск, превзойти дозволенное. Если бы можно было вернуть назад 1959 год, она ничего не стала бы переигрывать. Вот разве только застрелила бы Жана-Поля при их прощальной встрече под оливой.
– Неужели из-за этого стоило терять себя? – раздался женский голос.
Абигейл вскочила, оторвавшись от приятных воспоминаний.
Перед ней стояла Ребекка Блэкберн в ослепительном платье цвета морской волны и туфлях на плоской подошве. Волосы были откинуты назад. По Ребекке было не похоже, что ее дед находится между жизнью и смертью. Она выдержала взгляд Абигейл с поистине блэкберновским высокомерием, которое так часто порицала.
– Вон из моего дома, – сказала Абигейл, – не то позову полицию.
– Не утруждайте себя, – съязвила Ребекка. – Полиция будет здесь с минуты на минуту.
Абигейл взвизгнула:
– Я требую покинуть мой дом!
Ребекка не двинулась с места.
– Можете беситься, сколько влезет. Я не уйду. В Штатах подписан ордер на ваш арест. Французской полиции известно, что вы здесь. Они собираются допросить вас. Я пришла сюда, чтобы помешать вам улизнуть. Ведь вы уже собрали чемодан, не так ли?
– Убирайся к черту.
– Дед пошел на поправку. Май вновь весела, как прежде. Полагаю, у вас другая информация, так знайте, каково на самом деле.
Проклиная себя за то, что непредусмотрительно оставила пистолет в доме, Абигейл наклонилась и сгребла упаковки с похищенными драгоценностями. Волосы упали ей на лицо, по спине бежал пот, под мышками тоже было мокро. Господи, как она ненавидит запах пота! Как отвратительно чувствовать, что приперта к стене. И как посмела Ребекка смотреть на нее с такой презрительностью!
– Не пытайтесь сбежать, – сказала Ребекка.
Абигейл глянула на нее и прижала к груди свои сокровища.
– Я поступлю так, как сочту нужным!
– Я пришла сюда не одна.
– Ах, наверное, ты прихватила Жана-Поля под подолом! Он не сдох? Убирайся с дороги, Ребекка. Хоть мне и шестьдесят, но я расправлюсь с тобой, как с бобиком.
Вдруг она услышала, как скрипнула дверь, и все в ней перевернулось, когда в сад вышел ее красавец-сын.
– Квентин?
– Здравствуй, мама, – сказал он.
Абигейл облизала запекшиеся губы и почувствовала, как все внутри у нее чернеет, – такой был у сына взгляд. Он знает, поняла она. Боже милостивый, он все знает.
Ребекка спокойно заметила:
– А, как бы вы думали, я догадалась, где вы скрываетесь?
– Я все делала ради тебя, – сказала Абигейл хриплым голосом. Ей не хватало дыхания. – Квентин... не смотри на меня так! Пожалуйста! Это все для тебя. Каково тебе было бы сознавать, что твоя мать-воровка? Если бы я не сдала им Жана-Поля, полиция вышла бы на мой след. Подумай о том, что было бы тогда с тобой!
– Если бы ты думала обо мне, то никогда не встала бы на путь преступления. И я предпочел бы... – Он замолчал. Говорил он сдержанно, но внутренне боролся с волнением. Сжав кулаки, он продолжал: – И я предпочел бы иметь мать, которая отвечает за свои поступки. Лучше, прости Господи, иметь мать-воровку, чем предательницу и убийцу.
– Квентин, как ты смеешь так говорить со мной? Я все объясню.
– Ничего ты не можешь объяснить!
Абигейл заткнулась. Она поняла, что лгать бессмысленно.
Квентин уже попал под влияние Джеда и Ребекки. А те ей никогда не простят и не поймут ее.
Больше она не могла выдержать взгляд сына – взгляд, который не позволяла себе даже это соплячка Ребекка.
– Да, я не могу объяснить, – пробормотала Абигейл и, не выпуская охапку драгоценностей, пустилась бежать.
Она не останавливалась и бежала без оглядки, пока не достигла утеса, откуда открывался прекрасный вид на Средиземное море и где она часто бывала с маленьким Квентином, который любил наблюдать за рыбацкими шлюпками.
Соленый морской воздух причудливо смешивался с пряным запахом лимонных деревьев. Что ей оставалось делать? Куда бежать? Страшно даже представить общение с французской полицией. Требовать адвоката, все отрицать, придумывать новые объяснения тому, что случилось за последние тридцать лет.
– Вот и все, – раздался голос за ее спиной. Ей показалось, что это голос совести. – На сей раз тебе не удалось победить, ma belle.
Абигейл обернулась и увидела, как к ней прихрамывающей походкой спешит Жан-Поль Жерар. Он опирался на палку. Было заметно, что под брюками на его бедре повязка.
– Пойдем, – сказал он. – Я провожу тебя домой.
– Ты знаешь, что я убила Гизелу, – сказала она. Ее волосы развевал теплый бриз.
– Да.
– Она призналась мне, что с самого начала догадалась о том, что Котом была я. Она нарочно подстроила наше знакомство, чтобы ты забрал у меня Камни Юпитера. – Абигейл щурилась на ярком солнце, вспоминая, как на этом самом месте они когда-то занимались любовью. У нее даже обгорел зад. – Это правда?
– Отчасти. Сам не ожидая, я влюбился в тебя.
– Ты был любовником Гизелы?
Жан-Поль печально нагнул голову и подвинулся ближе.
– Нет, Абигейл. – Его мягкий взгляд встретился со взглядом Абигейл. – Гизела – моя мать.
Абигейл упала на спину и захохотала.
– Конечно! – Она начала противно хихикать. – Венгерская баронесса, как же! Не более, чем французская шлюха с ублюдком-сыном. Подумать только, а я-то как жалела ее все эти годы. Было бы о ком!
– Она пыталась помочь тебе.
– Чушь. Она пыталась меня шантажировать. Предлагала «сделку» – чтобы я вернула Камни Юпитера, оставила тебя в покое и перестала воровать. А за это она не сообщила бы обо мне в полицию. Гизела «Мажлат» старалась наставить меня на путь истинный.
Жан-Поль покраснел, и это выдало, как сильно его задели слова Абигейл.
– Она хотела получить лишь то, что принадлежало ей по праву.
– А у какого растяпы она их стибрила? – Абигейл села на траву, чувствуя себя удивительно раскованно. Она смотрела на море и выбирала из волос травинки. – Можешь вообразить, в какое бешенство я пришла, когда она попыталась вмешаться в мою жизнь, когда стала мне угрожать. Я ей хорошенько вмазала. Она соскользнула с обрыва, ухватилась за край, но не попросила меня о помощи, гордячка. А я и правда думала помочь ей, да уж больно не хотелось самой скатываться в пропасть. Ведь дома меня ждал маленький сын. – Абигейл провела ладонью по щекочущим верхушкам травинок. – Наконец, ее оставили силы.
Жан-Поль молча закрыл глаза. Ах, мама, я должен был оказаться в эту минуту рядом с тобой.
Абигейл устало поднялась на ноги.
– Знаешь, я всегда думала, что если припрут обстоятельства, я смогу сделать то же самое – камнем в море.
Жан-Поль моментально отреагировал и протянул руку, чтобы остановить ее.
Но она уже приняла решение, а он с больной ногой не мог передвигаться быстро. Он отбросил палку и рванулся за ней, но она, смеясь бежала к обрыву.
И исчезла, не закричав.
ГЛАВА 40
Май предстояло вскоре выписаться из Массачусетской больницы. Она сидела на кровати и выглядела вполне веселой и бодрой, несмотря на наложенные швы. Джед принес ей плейер и последние записи ее любимой группы, а также кое-что из туалетных принадлежностей по ее требованию, поскольку ей не хотелось быть похожей, как она довольно неудачно выразилась, на беженку. Из Новой Шотландии приехала мать Джеда. Она предлагала Джеду сменить его, но в первые дни он не хотел покидать Май ни на минуту. Теперь, когда прошло уже десять дней, врачи сказали, что швы скоро снимут и Джед сможет забрать девочку домой.
Домой... Считает ли она Сан-Франциско по-прежнему домом?
– Скажи деду, чтобы он прекратил, – сказала Май. – Он присылает мне цветы, подарки всякие, звуковые письма, а недавно я узнала, что он и сестер задабривает, чтобы они лучше ко мне относились. Мне неудобно.
– А он сказал тебе, что ты можешь не возвращать позаимствованные двести долларов?
– Нет.
– Ну тогда бы я на твоем месте не жаловался.
Май решила сменить неприятную тему.
– Что-нибудь слышно от Ребекки Блэкберн?
Джед покачал головой. Он давно привык к положению отца-одиночки и понимал, что нельзя уехать, оставив Май в больнице, но ему хотелось отправиться с Квентином и Ребеккой во Францию. Ребби... Он думал о ней постоянно. После самоубийства Абигейл она не вернулась в Бостон. Сломленный событиями последних дней, Квентин привез тело матери на родину и скромно похоронил в фамильном склепе. Он помирился с Джейн. «Абигейл не воротишь, – сказала она ему, – а ты теперь должен быть самим собой». Джед оказал кузену всяческую моральную поддержку. Только Май он ни за что бы не уступил, но Джейн уверила его, что об этом даже речь не идет.
С помощью детского психолога Джед рассказал Май, как только девочка пошла на поправку, всю правду. Она восприняла его слова на удивление спокойно. Психолог объяснил, что Май всерьез интересовалась событиями вьетнамской войны и, в частности, падением Сайгона, поэтому знает об этом куда больше своих сверстников. «Она давно заподозрила, что имя отца в документах значит не много, – сказал врач. – Ведь вы отказывались говорить с ней об ее матери и о том, что на самом деле произошло во Вьетнаме. Джед, она знает, что многие выехали из Сайгона по подложным документам. Она знает, как невыносима была жизнь для молодых вьетнамских женщин, таких, как Там. Она уже не ребенок, которого надо от всего оберегать. Доверьтесь ей».
Джед попытался.
Май нашла в коробке с шоколадными конфетами самую большую и отправила в рот.
– Ты все еще любишь Ребекку, правда?
Джед отнял у нее коробку, в которой, разумеется, осталось совсем немного конфет.
– Не лезь в мою личную жизнь, девочка.
– Почему? Ты же вмешиваешься в мою.
– Тебе четырнадцать, а мне скоро сорок стукнет.
Жуя, она сказала:
– Вот-вот. Самое время жениться, папа.
Впервые она назвала его папой после того, как он рассказал ей про Квентина и Там.
Май заметила его взгляд. Шоколадная слюна вылезла из уголка рта. Девочка испуганно спросила:
– Ведь ты мой папа, несмотря ни на что?
Он крепко прижал ее к своей груди.
Впервые за двадцать шесть лет, прошедших после гибели мужа, Дженни О'Кифи-Блэкберн приехала в Бостон. Первым делом она пошла на могилу Стивена, что на кладбище «Маунт-Оберн». Затем, одевшись очень просто, по-будничному, она нанесла визит свекру, находившемуся в той же больнице, где лежала Май. Голова Томаса была перевязана, цвет лица отвратительный, но сестры сказали Дженни, что самочувствие его быстро улучшается. Одну медсестру он вконец измучил, каждый день требуя почитать «что-нибудь достойное», причем то, что она предлагала, к «достойному», очевидно, не относилось. Увидев Томаса, Дженни вспомнила, что ему теперь семьдесят девять, что он уже не тот пятидесятитрехлетний мужчина, бостонский дом которого она когда-то покинула.
– Удивительно, как тебе с твоим характером столько лет удавалось избегать подобного, – с улыбкой сказала она, войдя в палату и поставив на тумбочку горшок с геранью. – Помню, что ты отрицательно относился к срезанным цветам. А эти можешь посадить потом на своем дворе и посмотреть, что из этого выйдет. Томас... – Она расплакалась, хоть обещала себе, что не будет. – Господи, прости меня, если сумеешь.
Он протестующе замахал костлявой рукой.
– Было бы чего.
– Я искала, кого бы обвинить во всем...
– Не надо ничего говорить, Дженни. Не было дня, когда бы я не пожалел о том, что не оказался тогда на месте Стивена.
– Знаю, – она придвинула стул и села рядом. – Это было так давно, Томас. Все это время я по-своему скучала по тебе.
Он сжал ей руку.
– Как дети?
– Прекрасно. Я привезла фотографии. Отец шлет тебе наилучшие пожелания. Он велел передать, что ты приглашен посидеть с ним на крылечке за чашкой охлажденного чаю в любое время, когда пожелаешь.
– У вас сейчас тепло?
– Вполне.
– Славно. Позови-ка сестру. Пусть снимет эти проклятые бинты. Мы едем сегодня же.
Дженни засмеялась.
– Ты, как всегда, невозможен. Мы с папой задумали собрать всю семью на День Поминовения[25]. С невестками и внуками соберется целая бригада.
– Помнится, и в 1961 вас была целая бригада.
– Теперь ты меня этим не заденешь. Много воды утекло, я стала совсем другой. Сама воспитала шестерых детей, хозяйничаю на лучших во Флориде цитрусовых плантациях, двадцать шесть лет живу бок о бок с отцом. Я ожесточилась.
– Ты так и не вышла замуж, – заметил Томас.
Дженни без сожаления или грусти пожала плечами и улыбнулась.
– Мне всего пятьдесят четыре. Кто знает, может, еще и выйду. – Не сводя с Томаса ласкового взгляда выцветших синих глаз, она спросила: – Так как насчет Для Поминовения? Упрашивать я не собираюсь, но у тебя уже есть правнуки, которых ты никогда не видел, да и внуки нуждаются в тебе.
Глаза его увлажнились.
– Дженни...
– Если ты беспокоишься о дороговизне проезда, то не стоит волноваться.
Томас вскипел:
– Я не собираюсь принимать ничьей благотворительности.
– А свою долю в «Заумнике»?
Томас приподнялся на кровати и смерил сноху недоуменным взглядом.
– Продолжай.
– Когда Софи и Ребекка пустились в свое предприятие, они просили всех и каждого вложить деньги в этот безумный проект. Я дала немного, дети – и ты.
– Я не вложил в эту игру ни цента.
Дженни откашлялась.
– М-м... Помнишь ту китайскую фарфоровую вазу?
– Которую доставили на одном из кораблей Элизы в 1797 году?
– Да, такую уродливую, с разъяренными орлами.
– Орлы были чрезвычайно популярным мотивом в молодой республике.
– Томас, ваза была безобразная.
Его острый взгляд сосредоточился на Дженни.
– Была, говоришь?
– Уверена, что она есть,но уже не у меня. Ведь ты подарил мне ее тогда. Может быть, потому что я считала ее уродливой. Как бы то ни было, я продала ее одной состоятельной даме из Палм-Бич, а вырученные деньги вложила в «Заумника» от твоего имени. Знаю, что ты предпочел бы получить вазу обратно. Если хочешь, я дам тебе адрес той женщины. Может, уломаешь ее. У тебя теперь достаточно денег, чтобы купить десяток таких ваз.
– Нет, мне не нужен десяток. Мне дорога та.
– Так благодари Бога, что не придется сильно тратиться.
– Сколько мне набежало?
Дженни улыбнулась.
– Если ты говоришь о своей доле, лучше спроси об этом Софи.
– Почему не Ребекку?
– Это дело я устроила с Софи. Ребекка с ее блэкберновской правдивостью сообщила бы тебе обо всем, а я этого не хотела. Мне хотелось помочь девочкам, а извлекать выгоду для себя, продавая дорогие тебе вещи, – нет, это не для меня.
Томас улыбнулся, привстал и поцеловал ее в щеку.
– Не знаю, кому звонить в первую очередь: Софи или агенту по доставке билетов.
– Значит, приедешь?
– Полагаю, если не помру в ближайшие две-три недели.
– Дети будут в восторге. Ах, Томас... – Голос ее дрогнул, она поняла, что вот-вот опять расплачется. – Не уверена, что приедет Ребекка, но на нее ты уже вдоволь насмотрелся. Если у нее есть голова на плечах, то она должна поехать в Сан-Франциско. Завтра Джед увезет Май домой. А я положила на него глаз как на будущего зятя еще тридцать лет назад.
