Текст книги "Вероломство"
Автор книги: Анна (Энн) Харрелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Там отвела взгляд от Джеда, дотронувшись до нежной, красной щечки своей маленькой дочери.
– Я видела для своей страны совсем другое будущее, – тихо сказала она. – Мы совершили так много ошибок.
– Мне очень жаль. – Джед не знал, что еще ему сказать. – Там, мы заберем отсюда и тебя, и ребенка...
Она с улыбкой обернулась к нему:
– Я не боюсь, Джед. Квентин обо мне позаботится.
– Пойми, Там, скоро по всему городу развешают портреты Хо Ши Мина. Это случится раньше, чем ты поймешь, что Квентин сюда не вернется, что он не собирается забирать тебя отсюда. Прости, что в такой момент говорю неприятные тебе вещи, но ты должна взглянуть правде в глаза. – Он замолчал, измученный, покрытый испариной. – Чтобы взять в жены вьетнамку, Квентину пришлось бы пойти против матери, а это для него невозможно.
– Все образуется, – промолвила Там с непостижимой уверенностью, но тут же повернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Джед понял, что у нее нет сил спорить. Ничего, очень скоро все это будет неважным. Теперь, когда ребенок родился, они при первой же возможности уедут из страны.
И, судя по сложившейся ситуации, медлить с отъездом никак нельзя.
А сейчас надо последовать совету сестры Джоанны и дать Там отдых и покой. Ей необходимо набраться сил перед долгим путешествием в Соединенные Штаты. После одиннадцати месяцев, проведенных во Вьетнаме, ему не терпелось возвратиться домой. Он снимет в Бостоне квартиру, найдет работу и уговорит Ребби переехать из кампуса к нему. Она сводила его с ума, и ему столько всего хотелось повидать в этом мире, но для этого еще будет время, когда Ребби закончит учебу и подпишет контракт с государственным департаментом или что-нибудь в этом роде. Может быть, ее пошлют в какое-нибудь интересное место. Да что говорить раньше времени. Будущее само о себе позаботится. Первым делом ей надо доучиться два года в Бостонском университете, а потом неизвестно сколько в аспирантуре.
Нет, поправил он себя, первым делом им всем надо благополучно выбраться из Сайгона, прежде чем всех тут, как говориться, накроет.
Джед обрадовался приходу Ребекки. Она вошла в душную, тесную квартирку, до сих пор отдающую дезинфицирующим средством, которым сестра Джоанна обработала помещение перед родами. Волосы у Ребекки были собраны в хвост, на лбу блестели капли пота, но за полтора месяца, проведенных ею во Вьетнаме, она сохранила прежнюю энергичность почти неизменной. В первые два дня она поняла, почему в тропиках надо одеваться так, а не иначе. Она остановила свой выбор на шортах, полотняной рубахе полувоенного образца и нитяных тапочках.
Она стала выкладывать из бумажной сумки на стол в комнате, служившей Джеду одновременно и кухней, и гостиной, то, что ей удалось раздобыть во время своей вылазки.
– Вот несколько баночек апельсинового сока, какие-то высохшие конфеты и, ты только посмотри, банка растворимого кофе.
Джед засмеялся:
– Ты просто рождена для этих суровых условий.
– Блэкберны всегда умели приспосабливаться к обстоятельствам. Только делать деньги они не научились. Как Там?
– Хорошо, – сказала Там, появившись в дверях кухни.
Джед озабоченно посмотрел на нее:
– Не рано ли вставать с постели?
– Если мы утром хотим уехать отсюда, лучше мне быть на ногах, – промолвила она печально. – Мне не хочется быть вам еще большей обузой.
Ребби возразила:
– Там, ты для нас никакая не обуза, не думай, пожалуйста, так. – И она улыбнулась, словно бросая вызов желающим охладить ее пыл: – А теперь к столу, полуночники!
Ребекка приехала в Сайгон в середине марта, когда в результате наступления северовьетнамской армии, первой крупной операции с 1972 года, по сути, расколовшей пополам Южный Вьетнам, пал Бан-Метуот, городок в плоскогорье, которое американцы называли Центральным плато. После свертывания американского военного присутствия два года назад Вьетнам перестал быть главной темой международных новостей, и взятие заштатного городка, почти деревеньки, осталось незамеченным. Бытовало мнение, будто Нгуен Ван Тьеу, некомпетентный политик, непримиримый президент Республики Вьетнам, предпримет контрнаступление и отобьет деревеньку. Он и раньше частенько нарушал договоренности о прекращении огня.
Однако Тьеу не использовал шанс возвратить Бан-Метуот. Следом пали Плейку и Контум, наступление продолжилось в направлении Хуэ и Дананга.
Впервые за десятилетие Дженни О'Кифи-Блэкберн согласилась со свекром хоть в чем-то, а именно: они решили, что Ребекке нечего делать в Сайгоне, особенно в такое время. Тогда она заняла деньги на поездку у отца Софи. Софи сказала ему, что ее талантливой, некурящей, бедненькой подружке необходимо удалить зубы мудрости, но ее страховка не позволяет ей лечь в больницу для этой операции... Он расщедрился на нужную сумму. Ребекка уже спланировала, каким образом она будет возвращать долг из тех денег, что заработает машинописью и халтурой на ниве графического дизайна. Все это, разумеется, в свободное от учебы время.
Когда она добралась до квартиры Джеда на улице Ту-До, внешний вид ее являл жалкое зрелище. Больше, чем на две недели, она не собиралась задерживаться, но ее тут же увлекло то, что она попала в самую гущу событий, туда, где творилась история. Она просто не могла возвратиться в мир и покой Бостона. Ей казалось, что она обязана помогать беженцам и сиротам, поэтому не гнушалась любой работой.
И еще нельзя было оставить Джеда и Там. Она категорически отказалась возвращаться домой без них.
Ребекка неприятно удивилась, когда увидела в квартире своего возлюбленного прекрасную вьетнамку, к тому же беременную. Ну и что с того? Она доверяла Джеду. И едва помнила Там с 1959 года, когда видела ее на Ривьере. На Там хорошо помнила Ребекку. Их связывало то, что в трагический день 1963 года у обеих погибли отцы. Эта ниточка не разорвалась за то время, что они прожили вдали одна от другой, в столь непохожих мирах.
Они возобновили дружбу в тот тяжелый час, когда коммунисты продолжали «освобождение» братьев с юга.
После панической сдачи Дананга Томас Блэкберн сделал то, чего никогда не делал с 1963 года: он попросил об одолжении. Его старый друг, ветеран государственного департамента, пришел уговаривать Ребекку и Джеда немедленно покинуть страну.
– Если забеспокоился Томас Блэкберн, – сказал он, – то, значит, настало время беспокоиться.
Ребекка несколько раз звонила матери, чтобы убедить ее, что с ней все в порядке, но Дженни не поверила словам дочери. Она потеряла мужа во Вьетнаме, не дай Бог потерять там еще и дочь. Ребекка старалась внушить ей, что она не собирается лезть под пули и что она вовсе не бесчувственная. Как только Там родит ребенка, она возвратится домой.
– Возвращайся сейчас же, – говорила мать. – Тебе не место в этом кошмаре. Дождешься, тебя схватят и посадят в тюрьму.
– Пусть только попробуют.
– Заносчивая Блэкбернша.
Страшнейшее из ругательств в устах матери. Ребекка почувствовала себя виноватой – из-за нее страдает мама. Но она возненавидела бы себя, если бы бросила свою беременную вьетнамскую подругу.
В четыре утра Ребекку, Джеда и Там разбудили разрывы артиллерийских снарядов. Шло наступление на военно-воздушную базу Тан-Сон-Нат. Там, пошатываясь от слабости, вышла из спальни к Ребекке и Джеду, которые, не раздеваясь, дремали на кушетке. Джед помог ей дойти до кресла. Ребекка приготовила кофе.
– Пойду посмотрю, как там девочка, – сказала Ребекка.
Там слабо улыбнулась и поблагодарила:
– Вы оба так добры ко мне.
– Ты поступила бы точно так же, оказавшись на нашем месте.
– Я верну вам долг, обещаю...
– Нечего возвращать.
Малютка Май, запеленатая в хлопчатобумажное одеяльце, посапывала на середине кровати Джеда. Ребекка прилегла рядом, наблюдая, как спит малышка. Там рассказывала ей очень немного о том, как она жила до приезда Джеда, а приехал он прошлым летом. Ребекка не удивилась бы, если бы узнала, что обстоятельства вынудили Там стать «платной девочкой» какого-нибудь богатого американца или европейца, а то и обыкновенной проституткой. Как это похоже на Джеда, думала Ребекка, что он помог одинокой женщине в беде – своему другу.То, что ему было известно о Там, он держал при себе, и это вызывало у Ребекки уважение, хотя ей было любопытно узнать подробности.
Девочка заворочалась. Ребекка распустила одеяльце, из-под которого Май тут же высунула крохотные красивые ножки.
– Какая ты малюсенькая, – ворковала Ребекка, не сводя глаз с ребенка, поглаживая прямые и довольно густые черные волосы, спутанные после родов.
Артобстрел становился громче. Казалось, содрогается весь дом. Ребекка задумалась: что будет, если северяне разбомбят Тан-Сон-Нат? Смогут ли они эвакуироваться? Самолетам нужны взлетные полосы, чтобы оторваться от земли.
– Мы так устали, правда? – бормотала она, обращаясь к Май, которую гладила по нежной щечке тыльной стороной ладони. Во рту у Ребекки пересохло от страха и тревоги. – Так трудно ты появилась на свет, но не бойся. Мы увезем тебя отсюда.
Силы у Там таяли на глазах. Она сделала круг по кухне и гостиной и повалилась на кушетку. В лице у нее, казалось, не осталось ни кровинки.
– С рассветом мы должны выйти из дома, – сказал ей Джед, протягивая чашку кофе.
Там кивнула. В глазах у нее стояли слезы. Джед видел, что она сильно напугана. На него бомбежка уже не действовала, но ведь это не его страна летит в тартарары. Он сел рядом с Там.
– Послушай, – сказал он, – у Квентина много достоинств, и я понимаю твое чувство к нему. Но Там... – Он вздохнул. Его двоюродный брат бросил Там. Удрал – вот что он сделал. Стиль Квентина Рида с детства. – Он непохож на рыцаря в сияющих доспехах. Ребби и я поможем тебе обосноваться в Соединенных Штатах. Все будет в порядке.
– Я очень его любила, – прошептала она, чуть не плача. – Я думала, и он меня любит.
Джед не знал, что сказать на это. Он не хотел ни защищать, ни обвинять кузена. Приехав в Сайгон в 1973 году, тот разыскал подругу детства, вместе с которой играл на Ривьере в 1959-м, дочь человека, погибшего от руки тех, кто убил и его отца, Бенджамина Рида. Квентин влюбился в Там с первого взгляда. Он снял для нее роскошную квартиру, преподносил богатые подарки и давал не менее щедрые обещания. Джед приехал во Вьетнам в июне следующего года и сразу узнал о тайне Квентина, но к этому времени Квентин был озабочен последствиями еще одной своей тайны: участия в переправке наркотиков, для чего использовались самолеты компании «Вайтейкер и Рид». Неприятностей у Квентина было выше головы. Джед пытался помочь, но Квентин попросил его лишь об одном: ничего не рассказывать Абигейл.
– Я сам справлюсь, – сказал он Джеду.
Вскоре Джед узнал, что Квентина шантажируют. Ситуация ухудшалась, и в августе Квентину пришлось вернуться в Бостон. Джеда потрясло то, что кузен так запросто бросает Там, но когда он прямо высказал ему это, Квентин повторил, что любит ее и что непременно за ней вернется.
Черта с два.
Квентин легко верил в то, во что ему хотелось верить.
Там пришлось съехать с квартиры. Без Квентина она совсем растерялась. Когда он вернется? Джед старался не говорить плохо о кузене, он просто пригласил Там пожить у него в квартире, пока она сама не станет на ноги. Из его окон не открывался захватывающий вид на реку, в комнатах не было элегантной французской мебели, не было бесценных азиатских диковин. Не стяжатель по природе, Джед старался не выходить из бюджета стипендии и собственных накоплений. Он не брал ни доллара из денег Вайтейкеров-Слоанов.
Прошло несколько недель, и Там поняла, что беременна.
Джед вызвался лететь в Бостон, чтобы силой заставить Квентина приехать к ней в Сайгон, но Там не позволила. Если бы Квентин хотел, то сам вернулся бы к ней. Ей не по душе, что на его решение может повлиять лишь известие о будущем отцовстве. Она будет ждать.
Беременность протекала тяжело. Там часто впадала в депрессию, потому что от Квентина не было никаких известий. В ожидании его возвращения месяцы тянулись невыносимо долго.
В начале апреля настроение Там улучшилось, хотя она была очень тяжела, ноги у нее распухли, ей было трудно ходить, а родина ее оказалась на грани краха.
Там по-прежнему верила, что Квентин увезет ее из Вьетнама и они счастливо заживут в Бостоне.
И теперь Джеду было очень трудно лишать ее иллюзий. Он молчаливо успокаивал ее во время артобстрелов, сжимая ей ладонь.
В холле за дверью в квартиру раздались шаги. Почти рассвело. В городе комендантский час, а дом почти необитаем. Неужто за работой еще один мародер вроде Ребекки?
В дверь постучали. Один раз. Кто-то за дверью говорил по-вьетнамски.
Глаза Там вдруг осветились радостью. Она живо спрыгнула с кушетки.
– Что он сказал? – спросил Джед.
Улыбаясь во весь рот, Там обернулась к нему через плечо:
– Помощь из Бостона! Я же говорила, Джед, говорила!
Джед усомнился, но Там уже распахнула дверь.
И тут же закричала и метнулась в глубь квартиры, а Джед, вскочивший на ноги, почувствовал, как в животе что-то резануло при виде автомата АК-47, направленного на Там.
Прежде чем Джед смог что-либо сообразить, жирный вьетнамец выстрелил.
Там упала навзничь, и кровь окрасила ее рубашку. Она упала почти беззвучно. Джед закричал и рванулся к ней, но знал, что слишком поздно.
– Проклятый ублюдок!
Он опустился на колени рядом с Там. Кровь была, казалось, повсюду. Ему даже не пришлось дотрагиваться до Там, чтобы понять, что она мертва. Слезы, смешиваясь с потом, сбегали у него по щекам. Она была убита сразу – наповал. Со знанием дела. Помощь из Бостона... Квентин... Поганый трус!
Вьетнамский наемный убийца направил дуло на Джеда.
Конечно, подумал он с неожиданным, страшным спокойствием. Там – одна из тайн Квентина, но Джеду известны оба его секрета.
Ему, но не Ребби, не ребенку. Оставайтесь в спальне, не шевелитесь!
Убийца промедлил с выстрелом, потому что к нему подошел белоголовый, прекрасно сложенный человек. В руках у него тоже был АК-47.
У меня нет выхода,подумал Джед.
Увидев распростертое на полу тело Там, белоголовый человек сказал что-то по-вьетнамски напарнику и ухмыльнулся. Они подмигнули друг другу.
Джед воспользовался моментом и быстро отполз в кухню. Убийцы блокировали дверь, но оставался еще путь через балкон...
Щелкнул затвор, и Джед почувствовал, словно он летит. Он утратил всякий контроль над собственным телом. Наверное, он ранен... Он не знал, что делать, упал на пол, с силой прижимаясь к грубой циновке. Несколько секунд ему все казалось нереальным, кроме обжигающей циновки. В плече возникла какая-то непонятная, холодная онемелость.
Потом пронзила резкая боль.
При звуке первого выстрела Ребекка схватила «Смит энд Вессон» 38-го калибра, который ей чуть не силой вручил тот самый друг деда из государственного департамента – на всякий случай. Она, по крайней мере, не просила. Даже сочла это несколько мелодраматичным. Но поблагодарила его и положила пистолет в свой рюкзак.
Еще один выстрел прозвучал прежде, чем она успела достать патрон. Счастье, что «папа» О'Кифи научил внучку, вопреки сопротивлению Дженни, обращаться с оружием. Во Флориде она упражнялась, стреляя в пустые банки из-под кофе.
Ребекка с трудом сдерживалась, чтобы не распахнуть дверь и не ворваться в гостиную с пистолетом в руке на манер киногероев.
Чуть приоткрыв дверь, она увидела Джеда. Около него на циновке собралась лужица крови. Только инстинкт самосохранения позволил ей не закричать, не ринуться к нему. Но ее неудержимо затрясло. Джед... Господи, нет!Хотя было видно, что он дышит. Он еще жив. Но где Там?
Кто-то невидимый заговорил по-вьетнамски.
Во рту у нее пересохло, а живот свело. Как бы не скрючило, с испугом подумала Ребекка. Она отступила, держа пистолет в вытянутых руках, как учил «папа» О'Кифи, и решила, что лучшая стратегия сейчас – это наблюдать за дверью и ждать, что будет дальше. А если кто-нибудь откроет дверь в спальню, она выстрелит.
Все будет хорошо. Они уберутся отсюда – кто бы там ни был... С Джедом все в порядке... И с Там...
Сердце ее колотилось, возникло неприятное ощущение тошноты, но ей не пришлось долго ждать.
Дверь распахнулась, и в спальню ввалился низенький вьетнамец бандитского вида. Сначала он не заметил Ребекку, которая понимала, что ее револьвер – ничто по сравнению с его АК-47. Ей хотелось слиться с деревянной панелью, исчезнуть.
Убийца направил ствол на спящего младенца.
Ребекка в ужасе вскричала:
– Нет!
Она выстрелила, заранее приготовившись выдержать отдачу мощного револьвера. Пуля задела плечо жирного вьетнамца. Тот выругался и переключил внимание с девочки на Ребекку. Ей не удалось даже сбить его с ног. Руки у Ребекки дрожали, в глаза стекал пот, застилая взгляд. Она знала, что ее второй выстрел должен быть удачнее первого, и надо торопиться, пока вьетнамец не пришел в себя и не вскинул свой автомат.
В спальню ворвался еще один человек. Ребекка подумала, что это, должно быть, Джед, но увидела белые, как снег, волосы и АК-47 в руках. Я погибла... Мы все погибли...
Вторжение напарника отвлекло вьетнамца. Ребекка воспользовалась этим и выстрелила еще раз.
Вторая пуля попала вьетнамцу в ногу. Он упал, стиснув зубы, но немедленно перевернулся и вскинул автомат.
Белоголовый человек закрывал дверной проем. Ребекке было некуда бежать. А между ней и ребенком – вьетнамец. Каким надо быть законченным мерзавцем, чтобы выстрелить в ребенка?
Она не могла оставить Май на верную смерть.
И еще она знала то, что было неизвестно ни вьетнамцу, ни белоголовому: в ее револьвере кончились патроны.
«Здесь только два патрона», – сказал ей друг деда, вручив револьвер.
Все это промелькнуло в голове Ребекки за долю секунды, потребовавшуюся вьетнамцу, чтобы определить цель.
Она метнулась под кровать.
Но выстрелил белоголовый. Не в Ребекку – во вьетнамца. Ребекка протянула руку – схватиться за расшатанное бюро Джеда. И повернула голову к распростертому телу. Грудь того была вся в крови. Ребекка слышала, как этот человек упал на пол – молча, с окончательностью, от которой Ребекку затошнило.
На кровати заплакал ребенок.
Она не имела понятия, что станет следующим шагом белоголового, поэтому старалась выдавить из себя слова – просьбы, мольбы – но у нее ничего не получалось.
Он опустил ствол, взял автомат в одну руку и медленно приближался к Ребекке.
– Вы должны взять ребенка и вашего друга и уехать из Сайгона, – сказал он с мягким французским акцентом. Он взял ее ладонь, дрожащую, холодную, влажную. – Теперь все зависит от вас. Вы поняли?
Она старательно вглядывалась в его лицо.
– Там?
– Я не сумел спасти ее. – Голос его дрогнул, а в глазах появились слезы. – Простите.
– Что... – Ребекка начала всхлипывать, стараясь сдержать волны приближающейся истерики. – Почему?
Француз нежно провел пальцами по ее губам.
– С вами все будет хорошо, – сказал он с твердой уверенностью. – Забирайте ребенка, забирайте вашего друга. И с рассветом уезжайте из Сайгона. Отправляйтесь домой.
– Не знаю, смогу ли я...
– Вы – сможете.
Она внимательно посмотрела на него.
– Кто вы?
Но он уже шагал к двери и вышел быстро, беззвучно.
Май все плакала, не переставая. Ребекка оглядела квартиру, чувствуя себя совершенно беспомощной. С чего начать? Всхлипывая, она взяла на руки ребенка – крошечный, теплый комочек – стала баюкать девочку. Там погибла... Малышка, твоя мама погибла...
С трудом подавив в себе новую волну страха, Ребекка с девочкой на руках пошла в гостиную.
И увидела тело Там, неестественно раскинувшееся на полу близ входной двери. С первого взгляда она поняла, что Там мертва.
– Там... О Господи...
Джеду удалось перевернуться на спину. С искаженным от боли лицом он пытался сесть. Ребекка, придерживая ребенка у плеча, опустилась рядом с ним на колени. Он был страшно бледен. Но направленный на Ребекку взгляд оставался ясен.
– Боже мой, Ребби... – сказал он.
– Молчи. Береги силы.
– С тобой все в порядке?
Она кивнула. Слезы струились по ее лицу.
– Мы выберемся отсюда. Я люблю тебя, Джед.
Он прислонился к стене, не в состоянии ответить.
В 10.48 утра по сайгонскому времени 29 апреля 1975 года посол Грэхем Мартин уведомил государственного секретаря Генри Киссинджера, что началась операция «Выбор-IV». Это было последним и наименее предпочтительным вариантом полномасштабной эвакуации американцев из Сайгона: на вертолетах. На вертолет не посадишь столько людей, сколько в самолет. А это означало, что не все вьетнамцы, желающие выехать из страны, смогут сделать это.
Знакомый Ребекки из государственного департамента заверил ее, что она и ее друзья получат возможность покинуть этот ад, однако он удивился, обнаружив ее с новорожденным ребенком на руках и серьезно раненым Джедом. Ребекка как могла забинтовала его, используя то, что подвернулось под руку в покинутом доме. Она сделала все, что можно было сделать. Но в плече у Джеда сидели две пули. Он нуждался в немедленной операции, испытывал страшные боли, лихорадку, находился между явью и бредом, но все-таки держался и был настроен очень решительно.
– Господи Иисусе, – сказал друг деда, когда она объяснила ему, что произошло. – Послушай, девочка, ты должна как можно скорее забыть обо всем. Мертвых не вернуть. Думай о живых.
Он помог им добраться до автобуса, сам же вернулся в американское посольство.
Бледная, оцепеневшая Ребекка поблагодарила его. Он просил передать наилучшие пожелания Томасу Блэкберну.
– Скажи ему, что если бы люди знали то, что знал он в 1963-м, тогда... Ну да ладно. Ничего. Береги себя, Ребекка, позвони мне, когда получишь степень.
Она обещала позвонить.
Затем, с узорчатой полотняной сумкой на плече, обхватив Май одной рукой, а другой поддерживая Джеда, она втиснулась в автобус; колонна осторожно двинулась через город к взлетной площадке, где уже ждали вертолеты военно-морских сил США.
В полдень, под щелчки фотографических затворов, они влезли в переполненный военный вертолет, поднявший их над Сайгоном и взявший курс к американскому кораблю, дрейфовавшему в Южно-Китайском море. В вертолете было очень тесно и душно. Май кричала не переставая. Ребекка, используя весь свой опыт старшей сестры, пыталась успокоить ее, ворковала, распускала пеленки. Там хотела кормить ребенка грудью, но сестра Джоанна все-таки оставила несколько бутылочек молочной смеси на всякий случай. Ребекка положила их в сумку, но надеялась, что ребенок потерпит, пока они не доберутся до военного корабля. Голодный, кричащий ребенок избавит от неприятных расспросов начальства. С раненым Джедом и Май, которой едва минул день, Ребекке не придется вдаваться в объяснения, кто они и почему до последнего оставались в осажденном городе.
Май продолжала кричать.
Ребекка знала, что новорожденным все равно, мокро им или сухо, лишь бы не было на тельце сыпи, поэтому она перестала пытаться успокоить Май и отдалась собственным невеселым размышлениям. Затем проверила содержимое узорчатой полотняной сумки Там. И извлекла оттуда завернутый в пластиковый пакет бархатный рубиново-красцый футляр.
Заглянув внутрь, Ребекка увидела десять поблескивающих самоцветов.
Чем они были для Там – шансом получить свободу?
Ребекка положила камни в карман, запеленала ребенка и баюкала его, пока Май не надоело плакать. Девочка заснула.
Джед кривился от боли и тихонько кашлял. Когда они ждали вертолет, кто-то дал ему немного морфия. Выглядел он очень плохо, хотя и бодрился. Ребекка видела, что он на грани шока, и не только от ран, но и от того, что на его глазах убили Там. Ребекка была даже рада, что ей есть о ком заботиться. Так она отвлекалась от своих невеселых мыслей.
– У Май есть все документы, – сказал Джед. – Они в полотняной сумке.
– Успокойся, сейчас у нас никто не спросит никаких документов. Обо всех формальностях мы позаботимся после.
– Нет. Я обещал Там, Ребби. Я не могу откладывать.
Ребекка порылась в сумке и достала документы. Просмотрев бумаги, она спросила:
– Здесь говорится, что отец девочки – Джед Слоан.
– Знаю.
– Это ошибка?
Он посмотрел ей в глаза ясным, чистым взором и сказал:
– Нет.
ГЛАВА 24
Встреча с Абигейл Рид и Жаном-Полем Жераром, после стольких лет, и с трудом проделанный обратный путь на Западную Кедровую вызвали у Томаса одышку и повышенное потоотделение. Дома он поставил чайник и терпеливо ждал, пока закипит вода. Нервы, усталость. Как это некстати, подумал он. Томас с отвращением готовился встретить то время, когда по городу придется передвигаться не иначе, как на такси, а для ухода за садом надо будет нанимать специального работника. Это потребует средств, но что еще невыносимее – так это ощущение собственной беспомощности. Нет, уж лучше сидеть дома и наблюдать за приходящим в негодность садом, если уж такому времени суждено наступить.
– Ты сегодня в отвратительном настроении, – сказал он себе, бросив в жестяной заварник дополнительную ложку дешевого листового чаю и залив в него кипящей воды. Хозяйствование помогло ему успокоиться. Он вынес поднос с чайником и чашкой в сад и поставил на пропитанный влагой столик.
Ветер и дождь прибили к земле молодые побеги, фактически сведя на нет кропотливый труд Томаса.
– Никакие цветы не выживут при такой погоде, – проворчал Томас. Лучше оставить их в покое, вырастут сами собой. И все же, преодолевая усталость, он сходил за лопатой и приступил к работе.
Вскоре он услышал, как в кухню вошли Ребекка и Джед. Они о чем-то спорили. Хлопали двери, слышался стук шагов. Она назвала Джеда сукиным сыном, который не заслуживает, чтобы с ним делились секретами, а он обвинил ее в ханжестве, окрестил заносчивой Блэкберншей, расшаркивающейся и уступающей, чуть возникнут трудности. Из всего этого Томас вывел, что они наконец-то начали разговаривать друг с другом. Долгие годы он питал надежду, что дети встретятся где-нибудь в Большом Каньоне или в каком-нибудь другом месте, совершенно случайно. И выяснят свои отношения. И тогда или разойдутся навеки, или поймут, что не могут жить друг без друга.
Хотя, уж это точно не его проблема.
Ребекка выбежала в сад и плюхнулась в кресло, не удосужившись смахнуть воду. Подняв глаза от грядки, Томас понял, почему. Она сама была вся мокрая. Томас, кряхтя, поднялся с тяпкой в руке. К заостренному стальному краю тяпки прилипли комья сырой земли.
Приподняв пальцем подбородок Ребекки, Томас повернул ее голову так, чтобы лучше рассмотреть рассеченную губу и синяк.
– Я же говорил тебе, что он может быть опасным.
Ребекка недоуменно посмотрела на деда:
– Кто он?
– Месье Жерар. Что, досталось от него на орехи?
– Не делай поспешных выводов, дедушка, – сказала Ребекка. Сегодня ей тоже было невесело. Она сняла крышку с закопченного заварника и заглянула внутрь, на непомерно крепкий настой, в котором плавал набухший чайный лист. Водрузив крышку на место, Ребекка сказала: – Я поскользнулась на лестнице в библиотеке.
Томас положил тяпку на стол.
– Ложь не к лицу Блэкбернам.
Ребекка метнула на него быстрый, пронзительный взгляд, и было в ней что-то – какая-то сдержанная грация, внутренняя сила – напомнившее Томасу Эмилию. Ах, если бы она была жива. Томас нередко удивлялся, как ему удалось прожить без этой красивой, смелой, умной женщины, в которую он влюбился более полувека назад. И часто он приходил к выводу, что хоть прожить-то и удалось, да не очень складно.
– Ложь никому не к лицу, – парировала Ребекка, – но едва ли не хуже скрывать правду. Я не понимаю твоего упорства.
– Ребекка... – Томас замолчал, понимая, что никакое объяснение своей скрытности не покажется Ребекке убедительным. Да и настроение сегодня не способствует подобным разговорам. – Скажи, Ребекка, неужели ты действительно считаешь, что имеешь право знать все, что известно мне? Быть посвященной во все мои дела?
Она не замедлила с ответом:
– Только в те, что касаются меня.
– А где провести границу? Можно сказать, что все происходящее на свете так или иначе касается каждого из нас. Существует взаимосвязь...
– Ах, дед, уволь меня от этой лекции.
– Ты права, я заболтался, – с легкостью согласился Томас. – Наливай себе чаю.
Он отчистил грязь с рукавов и коленей и пошел в кухню. Ребекка повернулась к нему, не вставая с кресла:
– Куда ты?
– К себе, – он глянул на нее. – Мне нужно получить у тебя разрешение?
– Конечно, нет, – вздохнула она.
– Прекрасно.
– Дед...
– Лед в холодильнике, – сказал он и оставил ее в саду, приходить в себя в одиночестве.
На кухне Джед уже наполнял льдом пластиковый мешочек, зная, что Ребекка будет не в восторге от его заботы. Он хотел что-то сказать, но Томас поднял руку, и Джед уловил смысл этого жеста и не задержал старика.
ГЛАВА 25
Весь день Май провела в нервном возбуждении и к вечеру была готова осуществить свой план. Она вышла к бассейну, где Джулия, возвратившаяся из своей галереи раньше обычного, составляла чудовищный букет в напольной вазе и что-то мурлыкала себе под нос. Джулия была красивая, добродушная женщина, лет, наверное, на двадцать моложе Уэсли Слоана, хотя это трудно было утверждать. У нее был сын-студент от первого брака. В разговоре с Май Джулия призналась, что считает ее скорее подружкой, а не приемной внучкой.
– Я неважно себя чувствую, – заявила Май.
– Что с тобой? У тебя температура?
– Нет, просто живот болит. Останусь лучше в своей комнате. Можно, не пойду обедать? Есть совсем не хочется.
– Конечно, девочка моя. Дать аспирину?
– Нет, спасибо. Думаю, мне надо просто полежать.
– Ну что ж... Скажи, если что-нибудь понадобится.
Пообещав именно так и поступить, Май пошла к себе в комнату, с трудом сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости. Жаль, что отец и дед станут укорять Джулию за то, что она не раскусила ее хитрость, но скорее всего, решила Май, они будут слишком заняты ее персоной и не вспомнят про Джулию.
Ведь, как сказал папа, иногда необходимо делать то, что необходимо, и брать на себя ответственность за последствия.
А в Бостон ей совершенно необходимо. Сейчас это важнее, нежели вести себя как хорошая, послушная девочка. Она побаивалась отца, сердилась на него, что он оставил ее вне своих важных дел... и была уверена – убеждена – что тот белоголовый человек, реакция отца на его неожиданное появление и сама поездка в Бостон каким-то образом связаны с ней, с Май. Она собиралась разыскать отца и заставить его рассказать, в чем тут дело. Заставить его поступать справедливо.У нее тоже есть право. Она не ребенок. Она объяснит ему, что гораздо хуже оставаться в неведении, гадать и бояться, хуже думать, что, может быть, это она стала причиной смерти мамы и ссоры отца с Ребеккой Блэкберн.
Она должна узнать обо всем, что он от нее скрывал, чего бы ей это не стоило.
