Текст книги "Антология современной польской драматургии"

Автор книги: Анджей Стасюк

Соавторы: Марек Модзелевский,Михал Вальчак,Марек Прухневский,Томаш Ман,Кшиштоф Бизё,Магдалена Фертач,Павел Демирский,Дорота Масловская,Анджей Сарамонович,Ксения Старосельская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

АКТ ВТОРОЙ

Сцена первая

Вечер. ДЖИНА и ПАРХА идут по шоссе в состоянии психофизиологического транса и плачут.

ПАРХА. Пожалуйста. Пожалуйста. Ну, пожалуйста. Не цепляйся за меня, когда идешь, меня от этого колбасит. За что? За что?

Как это – я дал ему пять тысяч и плеер мп3?! Как – дал? Да еще кому? Этому чокнутому водиле? Нет, ты так не шути. Отдал? Задарма? Да ведь он ненормальный, он же псих! И ты мне ничего не сказала, не спросила, зачем я это делаю. Я сказал, что я – Волшебник Изумрудного Города? Какой волшебник? Может, это ты ему сказала? Ну не я же!

Точно, помню, я чувствовал себя волшебником, но это же не повод ни с того ни с сего сразу что-то ему давать.

И ты мне позволила, ничего не сказала и позволила, чтобы я ему вот так вот их отдал??! Пять тысяч??? Ты что, дура??? Думаешь, мне их что, Дед Мороз под елочку положил? Да я их кровавым потом зарабатывал. И сам это отдал? Может, продал? Может, я ему их продал? Нет, бред какой-то. Бред. Бред.

Где этот пакет? Сорри, Джина. И что это вообще за имя, ничего лучше ты не могла придумать? Вы что, индейцы? Перуанцы? Регина? А фамилия у тебя Сальве? (Поет.) Salve, Regina…[6]6
  «Славься, царица» (лат.) – церковный гимн.


[Закрыть] Сорри, ха-ха. Вот за что себя люблю, так это за то, что даже в полной, бля, жизненной просрации, на дне дна, чувство юмора из меня все равно бьет фонтаном.

Нет, нет, нет. Давай успокоимся и поговорим серьезно, все это ненужные эмоции, просто надо кое-что выяснить. Значит, так, была тусовка, факт, мы нехило закинулись. Насколько я понимаю, именно там мы и познакомились. Нет, наркотики все-таки вредная штука, отвал башки. Ничего не помню, можно мне втюхать что угодно. Но откуда у меня вообще взялись пять тысяч? Снял со счета??? Ага.

Это исключено, невозможно. Если бы я их снимал, то помнил бы. И отдал ему? Всё? И ты мне позволила это сделать? И даже десятки не осталось??! Поищи-ка в пакете, наверняка они там, я должен выпить кофе, привести себя в порядок, принять душ. Дай мне какое-нибудь зеркальце, что ли, у меня завтра в восемь съемки. А этот плеер мп3, с ним что? Его я тоже отдал? Исключено. У меня там было всё. Все любимые песни. А телефон у меня где? Как это – у тебя нет? Посмотри там, в сетке. Должен быть. И документы. Как – нету?! Как – нету?! Давай сюда. Должны быть.

А может, это ты спиздила, а? Нет, ну, не обижайся, я просто так спросил, я же тебя не знаю, вижу первый раз в жизни, я теперь никому уже не доверяю. Мне завтра к восьми на работу, съемки у меня в восемь утра, понимаешь? Ты понимаешь, что это значит? В восемь у меня съемки, и если я, бля, там не появлюсь, это, бля, кончится плачевно. Катастрофой. Не могу поверить. Ты-то вообще работаешь где-нибудь? Ты понимаешь, что это значит?

ДЖИНА. Нет.

ПАРХА. Тогда откуда взяла деньги на это классное развлечение, а? Может, тоже я тебе дал?

ДЖИНА. Не знаю, я в банкомате взяла.

ПАРХА. А они туда с неба спустились и тебя ждали?

ДЖИНА. Не-е-ет, наверно, это были алименты.

ПАРХА. Какие еще алименты?

ДЖИНА. Ну, пошла я в банкомат, думала, там нет ничего, честное слово. А там пятьсот злотых. Ну, наверно, алименты, я так думаю. Короче, купила себе кебаб и еще кое-что, а потом эта тусовка…

ПАРХА. Эй, погоди, что за алименты? На ребенка?

ДЖИНА. Ну, на ребенка.

ПАРХА. А что ты сделала с ребенком?

ДЖИНА. С каким ребенком?

ПАРХА. Откуда я знаю, с каким, ну, с этим, со своим, ты же говорила, у тебя есть ребенок, насколько я помню.

ДЖИНА. А, да, точно…

ПАРХА. Точно! Точно! У тебя есть ребенок.

ДЖИНА. Я его где-то оставила. Подожди. А, так я же его в садик отвела, наверно… нет?

ПАРХА. Когда это?

ДЖИНА. Ну, не знаю. С утра.

ПАРХА. Как это с утра? С какого утра?

ДЖИНА. А, да, действительно.

ПАРХА. Вот именно.

ДЖИНА. Позавчера, наверно. То есть нет, наверно, вчера, это было вчера, да? Не сегодня же.

ПАРХА. Ну и что? Он там что, остался? Ха-ха.

ДЖИНА. Слушай, у тебя попить чего-нибудь есть?

ПАРХА. Только не нервничай, перестань себя накручивать. Я просто так спрашиваю, меня это вообще не колышет, слышишь, я тебя первый раз в жизни вижу.

ДЖИНА. Не знаю, откуда мне вообще знать. Может, моя мать забрала. Она его иногда забирает, когда я не могу.

ПАРХА. Тогда ой.

ДЖИНА. Не задавай мне таких вопросов, на которые я теперь все равно не могу ничего поделать.

ПАРХА. Вот тут ты права.

ДЖИНА. Главное, чтоб он не скучал. Включаешь ему мультики, и он играется уже сам, сам проводит время.

ПАРХА(начинает орать). Вот именно! Вот именно! Сам проводит время! А пять тысяч коту под хвост! И это факт! Всё, бля, всё! Завязываю с тусовками, с наркотиками, с охренительными маскарадами, которые заканчиваются так, что я, бля, какому-то засраному деду-неврастенику дарю пять тысяч. И просыпаюсь одетый в кардиган из секонд-хенда, который сняли с трупа в семьдесят втором, офигеть как весело, восемь часов подряд притворяюсь говорящим по-польски румыном и рассказываю про вредные последствия питания колбасными обрезками, но вдруг оказывается, что я – говорящий по-польски поляк, обыкновенный долбаный поляк, которого ломает, который проснулся с бодунища средь чиста поля на каких-то пастбищах, в ежевичных зарослях, в каком-то Мухосранске на границе с Казахстаном, в казахском, провонявшем молью кардигане, с зубами, которые я так расписал фломастером, что и не смоешь теперь. И, бля, у меня завтра в восемь съемки, потому что, бля, так получилось, что в любимом и популярном в народе сериале я играю ксендза Гжегожа. Ксендз Гжегож. Как всегда в прекрасной форме. (Пауза.) Наркотики эти все-таки ужасно вредная штука. Мы… хочу тебя спросить об одной вещи, это для меня очень важно. Может, конечно, прозвучать глупо, ты уж прости. Скажи, я… ну это… то есть… может, мы с тобой сексом занимались? Я только так спрашиваю.

Сцена вторая

Бар «Цимес», БАРМЕНША и ГАРДЕРОБЩИЦА ХАЛИНА смотрят телевизор. С улицы доносятся приближающиеся вопли, отголоски схватки. Входят взмокшие, явно не в себе ДЖИНА и ПАРХА, оба на грани безумия.

БАРМЕНША. Мы себе смотрим, вдруг слышу, крики какие-то, мочилово, я тогда говорю, что там такое, мандавошки от придорожных шлюх сбежали и орут благим матом? И пошла поглядеть. А тут как раз открывается дверь и в полном составе входит команда из двух психов, не знаю уж, пьяные или обкуренные, или из дурки удрали, с какими-то сетками, пакетами, вваливаются сюда, ну, а графиня эта так еще и с пузом поперек себя шире. И входят сюда, вот так вот.

Вам чего?

ДЖИНА. Кипятку и побольше. Я рожаю. А эта пусть простыни рвет.

БАРМЕНША. И показывает мне на Халинку. Эта! И сумочкой типа обмахивается. Я говорю: такого блюда – кипяток – у нас нет. Кофе, чай – пожалуйста, есть еще свекольник, картошка фри. Овсяное печенье. Вон все написано.

ДЖИНА. Тогда печенье.

ПАРХА. Нет-нет-нет, она пошутила! Все не так. Все не так, как я планировал. Это исключено. Извините… можно тебя на минутку?

Смотри туда. Держи это. Отвернись, и смотри туда, и держи крепко, и чтоб ни звука, я сам все скажу, а ты стой тут, и смотри туда, и не двигайся.

Вы уж нас извините, пожалуйста, за ее неуравновешенное поведение. Моя знакомая немного того, понимаете, ломка и все такое, она и не беременна вовсе, так, подушку себе туда засунула, вот, ха-ха-ха. А ну, кончай лыбиться, это уже давно не смешно. Психопатка, наркоманка чертова. Колеса эти все же сносят крышу, вы уж ее извините.

Не обращайте, пожалуйста, внимания, просто кое-что произошло, и я немного не в себе. Извините, не подскажете, что это за город такой красивый, где мы находимся?

БАРМЕНША. Что за город и где они находятся! Он меня спрашивает! Оструда.

ГАРДЕРОБЩИЦА. Это Оструда.

ПАРХА. Ах, Оструда, до чего красивый город. А это больше как: на юг, на север или на восток? А то у меня совершенно вылетело из головы.

БАРМЕНША. Это смотря как посмотреть.

ПАРХА. Ага.

Действительно, смотря как посмотреть. Факт.

Понимаете, такая вот неприятная ситуация, мы здесь оказались случайно, не по своей вине, сами мы из Варшавы, заблудились, ну просто…

БАРМЕНША. Ага, дак и я с Варшавы. Халинка вона тоже. Мы тут все с Варшавы. А сюда на святки приехали. На санях покататься. Только-только вернулись.

ПАРХА. Ну, вот видите. Сани – это замечательно. Еду, еду в чистом поле, колокольчик динь-динь-динь… как сказал поэт, великий поэт.

Однако к делу, дорогие дамы, шутки шутками, а между тем со мной случился случай совершенно непонятный, не знаю, как и объяснить, как все произошло, собственно говоря, это может показаться невероятным. Одним словом, по невыясненным причинам я оказался здесь, завтра мне к восьми на работу, но, к сожалению, у меня нет с собой телефона. А мне надо позвонить.

То есть, в общем и целом, ситуация такая: не знаю, как это доказать, но я не такой, каким кажусь. Я совсем другой, а это шутка, маскарад, ряженые, и, представляете, все это плохо кончилось, плохо. Я ведь актер, играю ксендза Гжегожа в сериале, вы, конечно, помните, ксендз Гжегож, вот-вот-вот, да, это я. Я еще вот что спросить хотел: сколько сейчас времени?

БАРМЕНША. Ой, вы знаете, у нас тут тоже маскарад. Она вот переодетая принцесса Диана, а я – Барбара Картленд. Двадцать два ноль-ноль, как показывают прилагаемые к делу часы.

ПАРХА. Двадцать два ноль-ноль. Исключено. Я не успею выспаться перед съемками. Мне нужно позвонить. Это, бля, какой-то дурдом. Джина, да сделай же что-нибудь, твою мать. Скажи им. Скажи им, кто я такой. Ты же знаешь.

ДЖИНА. Две порции бигоса, пожалуйста.

ПАРХА. НЕЕЕЕЕТ!

ГАРДЕРОБЩИЦА. Ве-е-сек!

ПАРХА. Не-ет, стоп, зачем нам тут Весек! Кто он вообще такой, этот Весек, ей-богу, вы, я вижу, совсем не понимаете, в какой я оказался ситуации, что мне ваш Весек, на что он мне сдался? Лююююди! Люди. Бога ради. Я – ксендз Гжегож. Помогите же человеку, мне же, бля, завтра к восьми на работу.

БАРМЕНША. Да ты че, прям с восьми бутылки собираешь?

ДЖИНА. Вот такой мы, румыны, упрямый народ.

ПАРХА. Заткнись, я тебя умоляю, молчи и ничего не говори. Отвернись. Отвернись. Отвернись вон в тот угол. Ты ребенка в садике оставила, вот стань вон там и спокойно обдумай, может так мать поступать или она не мать. Она ребенка в садике оставила. Три дня назад. Алименты просрала. Люля-кебабы себе покупает. Психопатка, воще, наркоманка.

БАРМЕНША. Как-как она сказала? Типа они румыны какие-то! Славненько.

ДЖИНА. Но моя мать точно его забрала, точно.

БАРМЕНША. Телефонная карта – пятнадцать злотых семьдесят грошей. Самая дешевая.

ПАРХА. Но у меня нет!

БАРМЕНША. Пятнадцать семьдесят.

ПАРХА. Женщина, но мне же только одно слово сказать! Мне ж только крикнуть: спасите, бля!

БАРМЕНША. Ве-е-слав!! Иди сюда! Тут у мужика проблемы.

ПАРХА. ДАЙТЕ МНЕ ПОЗВОНИТЬ! ОДИН ЗВОНОК! БЛЯ! ОДИН ЗВОНОК! ЭТО ВОСЕМЬДЕСЯТ ГРОШЕЙ!

БАРМЕНША. Восемьдесят грошей оно да, но самая дешевая карта – пятнадцать семьдесят. Я не знаю, что вы за фрукт, ксендз не ксендз, Гжегож не Гжегож, а карта стоит столько-то и столько-то, и это деньги, и не будет мне тут первый попавшийся псих звонить куда ему вздумается. Верно я говорю, да, Халинка? И тут пришел Весек.

ВЕСЕК. Какие проблемы?

БАРМЕНША. Знакомься. Это ксендз Гжегож. Со своей монашкой-женой. И ребеночком, типа мальчик, поющий в церковном хоре. Хи-хи.

ВЕСЕК. Так, какие проблемы?

ПАРХА. Здравствуйте, очень, очень приятно, понимаете ли, Веслав, тут такое дело, просто мне необходимо позвонить, и эти милые дамы, они мне разрешили, только вот хотят, чтобы я на всякий случай спросил еще у вас…

ВЕСЕК. Ты чё зяпу разинул?

ПАРХА. Я не разевал, я просто…

ВЕСЕК. Ты чё зяпу разинул?

БАРМЕНША. Слышь, этот проходимец нам тут целый час лапшу вешает, какой он крутой, столичный актер, а сам карту телефонную купить не может. Самую дешевую даже, жалко ему, видите ли, да наркоманы это какие-то. И морда лица вроде знакомая. Да это он у меня яйца из курятника ворует, попался, голубчик!

ПАРХА. Нет, вы не поняли, я… Я вас проклинаю! Проклинаю! Проклятие, бля! Чтоб у вас микроволновка, бля, взорвалась, и всё вместе с ней.

Сцена третья

ПАРХА. Да тут хуже, чем в Румынии. Дурной сон о том, чего и во сне не увидишь.

Да это же просто поэзия. Я говорю стихами.

ДЖИНА. А, и еще насчет ребенка. Мать моя ведь наверняка забрала его из садика. Когда это было? Подожди… позавчера. В четверг. Я отвела его в садик. Это я точно помню, потому что он вопил как недорезанный, вот так: ыыыыыыыыыыыы. Клянусь. Вот только забрала ли я его? Не знаешь? Я ничего не говорила на тему, что его забирала?

ПАРХА. Погоди, дай сосредоточиться, я теперь о другом думаю.

ДЖИНА. Ну так вспомни, говорила я что-нибудь?

ПАРХА. Не знаю, дорогая, в четверг мы еще не были знакомы.

ДЖИНА. Факт, это факт, вот именно, думаю, она должна была забрать, потому что всегда его забирает, когда я не могу, к примеру. Ты прав. Именно так и было. Именно так. Вот так стоял и выл. Ыыыы. Как ты думаешь? Да, так оно и было. Разве что она решила мне отомстить и его не забрала.

ПАРХА. А ключи от дома у него в случае чего есть?

ДЖИНА. Есть.

ПАРХА. Ну тогда он наверняка пошел домой.

ДЖИНА. Да? (Пауза.) Нет у него ключей, ему четыре года, идиот.

ПАРХА. Вот только не идиот, пардон, мадам, но мы не настолько близко знакомы. Хотя… может, ты и права: как я мог отдать первому встречному пять тысяч?! Нет, исключено, это исключено. Пять тысяч, ты представляешь, сколько это денег? Некоторые за такие бабки собственное говно бы съели, да на них можно участок купить, с домом, с забором, виллу в Белостоке.

ДЖИНА. Вообще-то, я даже не уверена, что его туда отвела. Вполне возможно, что, может, он у матери остался. Очень даже не исключено. Играет себе в суперменов и строит кубики «Него», он умеет себя занять.

ПАРХА. Все, хватит долдонить не в тему, кончай, у меня завтра в восемь утра съемки, и это теперь самое важное, что мы должны сделать.

ДЖИНА. Не буду я никуда звонить, отвали от меня, понял? И даже не уговаривай, не буду я ей звонить, чтобы она мне что сказала? Я сама могу это себе сказать. Она меня с говном смешает. Я вчера все алименты профукала. Она этого так не оставит. Посадит конверты клеить.

Сцена четвертая

Ночь, поле, ЖЕНЩИНА 40–50 лет с размазанным макияжем останавливает машину, выходит, открывает багажник, вынимает бутылку водки, пьет и прячет ее обратно. В это время к машине бегут, теряя обувь, двое бедных румын и бросаются на капот.

ПАРХА(с умилением). Варшавские номера… Вы в Варшаву?

ЖЕНЩИНА. Ффшаву.

ПАРХА. О несравненная! Ты чудо природы, венец созданья, я звал тебя, и ты пришла. Скажите, поклянитесь, что вы не плод моего воображения! Чудо. Чудеса бывают. До Варшавы отсюда сколько километров?

ЖЕНЩИНА. Чче?

ПАРХА. До Варшавы сколько километров?

ЖЕНЩИНА. Ссо.

ПАРХА. Сто!! Сто!! Я знал. Сто километров – это ж вот столько, это ж если коту как следует ногой под зад наподдать, он запросто долетит. Мы спасены! Блаженны нищие духом! Госпожа профессор! Царица! Вы такая красивая.

Мы едем с вами! Мы едем с вами! Как тут тепло! Как хорошо! Мы нормальные люди! Это мы только так выглядим. Пожалуйста. Мы будем вести себя культурно! Мы не будем пукать!

ЖЕНЩИНА. Пжлста. Вы мне псланы небом. Эт не моя мшина. Эт «вектра». Суда нажмаешь, суда нажмаешь и гтово.

ПАРХА. А моя спутница, в случае чего, тоже может поехать с нами?

ЖЕНЩИНА. Мне по барабану.

ПАРХА. Давай, Джина, садись, тебя, в случае чего, тоже берут, можешь ехать, я договорился. Я за тебя поручился. Она НЕ ВОНЯЕТ. Это только с виду она такая.

Едут.

Ну так как? Как жизнь молодая? Погода, однако, в этом году не ахти, зима выдалась неурожайная просто до ужаса…

Тишина.

ЖЕНЩИНА. Факт. Пгода. Деление. Супфер.

Тишина.

ПАРХА. А вы, я вижу, водите с размахом, честно говоря, просто лихо… А немножко прямее, ну, по одной линии, нельзя?

ЖЕНЩИНА. Эээ там… Просто, исли там чче-то нас-сречу бует ехать, вы мне сразу ччесно скажите. Я линзы сняла и куа-то суда плжила, но боле-мене ище вижу. Кое-чче. Ну, так чче? Вы куда еете? Ссуденты? Вы студенты, а где ущичись? Не боись, я не пяная, ниче не боись, я еду.

ПАРХА. Мы не студенты, мы говорящие по-польски румыны, лесбиянки, педики, евреи, работаем в рекламном агентстве, как я уже говорил, вы ж понимаете, о чем я, мы в Израиль едем, сажать деревья, и ни одна сволочь не подвезет даже на сантиметр, я ведь ксендз Гжегож из сериала, еду на съемки, к восьми, мне еще поспать надо, чтобы завтра быть в форме, душ принять.

ЖЕНЩИНА. А можжет, у вас прва есть, у ково-то свас?

ПАРХА. Ну, честно говоря, не совсем. Разве что у нее, но вряд ли. Осторожно!.. Блин, бабища, ты как ведешь?

ЖЕНЩИНА. Ну, раз у вас нет, филя вы тода тут? Я дмала, есть и птому вы самной едете. Гвна кпна.

Нееее, нормалек, не боись, едем как нада. Бог дал, Бог взял, нет проблем… Или я вас научу, вот тут ссыпление, тут коробка пердач и вперед. Или нет, сама буду вести… Это мшина, это тачка, это ссё в кредит… Нормалёк, ссё под котролем. Бля, я вам скажу. Я вам скажу, скажу вам. Вы такие щисливые, молодыые, эта мшина стоила куччу бабок, за такую куччу бабок ничё плохого быть не можжит.

ДЖИНА. Сорри, я стесняюсь спросить, а пожрать у вас случайно ничего не найдется?

ЖЕНЩИНА. Блин, Венгрия, Румыния, Турция, да, я зна, обалденно крсивая ссрана. Ссе говорят Румыния, срач, гавно, фекалии, ислам, дети жрут гавно прямо с тру… с тро… зземли, эта, диктатура или ччё, люди камни едят, а ведь чудесная ссрана с вноградом и фруктами, и тризмом, я туда ездим с мужем на лыжи. Класс. Хрошо вам там, ктайся себе на лыжах, ни вещей, ни бгажа, ни кредитов, ни денег, ктайся в свое удовольссие, свобонны от этого вечного пожрать, посрать и так без кнца, вы пнятия не имеете, какое это ссе дерьмо.

ДЖИНА. Знаете, иногда мы находим разные вещи в мусорке, народ выбрасывает теперь такие хорошие вещи, курицы прямо целые, сосиски. В мусорку. Я иногда, когда мусор выбрасываю, меня прямо подмывает, чтобы ну, это, понимаешь. Чтобы, когда мусор выбрасываю, мешок с мусором чтобы не спешить выбрасывать.

ЖЕНЩИНА. Ыясно, выбрасвают, мусрки – отличи вещщи, я сма кда-то абжжур ншла, модерн, все вимание обращщща.

Тишина.

ДЖИНА. Вот и чудненько. А ссать хочется.

ЖЕНЩИНА. Ччё? А, мжешь пписать, где хошшш. Это мужа мшина, мне ссё ранно, даже пръятно. Аддю.

Пауза. ЖЕНЩИНА ведет машину зигзагами, румынам становится страшно.

ПАРХА. Графиня, эй, эй, эй. Знаете, прекрасно едем, приятно с вами поболтать, но, слышь, может, возьми кофейку какого выпей, мы были б очень признательны, а?

ЖЕНЩИНА. Ччё? Ты мне, дрогуша, не указвай, ччё мне делать, взяла я вас исклющисельно птомушшо думала, у вас есть права. Вашши претенсииии неумесссы. (Продолжают ехать зигзагами.)

ПАРХА. Потому что, однако, углерудовоз «Ибупром», который должен отвезти нас кое-куда, в том числе в Израиль, скоро отчалит… У меня завтра в восемь утра съемка, а вы этими зигзагами страшно удлиняете путь, а нам бы хотелось не столько даже остаться в живых, сколько просто… Моя спутница пару дней назад оставила ребенка в детском садике. Скорее всего он до сих пор там сидит и играет в кубики.

ДЖИНА. И на фига ты мне напомнил, козел? Чтобы я опять вспомнила??

ПАРХА. Сидит там один. Без спокойнойночималыши, без шапки, в несвежих трусах, просто трагедия. Мы мчимся его спасать. Если не вернемся, ей мать такую выволочку устроит, что ого-го.

ДЖИНА. Козел. Хрен сраный.

ЖЕНЩИНА. Да кака я прфессор, слыште, нее, я прос-сая шенщина, мда, факт, я и сма чуссвую, што малость набрлась, и признаю, да, набрлась как ссиння, но тут ить нет никакого смысла выхдить, тут дикая польская природа, болота. Оот пояится другой пиззаж, типа, бензоклон-ка, какие-то люди, тода выдете, а тут мне совесть не пзвля-ет вас высаить. (Вынимает из-под ног бутылку, пьет и хочет пустить по кругу.) Межжу перой и торой перерыв-чик небошой.

ПАРХА. Слышь, бабень, ты что, совсем? Какой перерывчик?! Это, бля, что такое, ты давай соберись, бля, потому что я сейчас за себя не ручаюсь, я, старый румын, который много, бля, повидал на своем веку! Где мы вообще находимся? В Беловежской пуще? Остановись. Говорю тебе: остановись.

ЖЕНЩИНА(останавливается так, что визжат колеса, вокруг лес и ни одного огонька, ни одного звука). Пжлста. Извольте выти в лес. Останоффка по требванию. Надо было сразу скзать. Завтра или кода пришлите эсэмэс, как тут нащет грибов.

Ха-ха-ха-ха.

Едут дальше, ЖЕНЩИНА пьет из горла.

Пждите мнутку, у меня ччё-то звнит. (Достает мобильник.) Ну. Нуу. Нууу. И типа ччё. И типа ччё. Неее, я не пяная. Еду. С друззями, есси хошь знать, как вас звут, эй вы?

ПАРХА. Ласло Шойом. А ее Регина. По фамилии Сальве.

ЖЕНЩИНА(в телефон). Регина и Шоймес, мои друз-зя. Не, я не спятила. Они ошнь симпатишные, открытые такие, классные млодые люди, не, нет, я не пяная, с ччё ты взял? Жжешь меня уже третий час? Не, нет, я не пяная. А кто это там сзади разгваривает сзади тебя? Никто? Это она? Ну, зачем же прятацца, просто деушка зашла поиграть на компютире, а ты часами разгвариваешь по тсили-фону, вот ей и скушшо, сиит там груссная и голая, ей хо-лонно, скушшо и холонно, иди к ней, обогрей. Неее, нет, я не пяная, ни грамма, ну раззи ччуть-ччуть, ну, оощем да. Не знаю я, где я, нет тут никаких этих, этихеток, чессо гворя. Зато есть поле, можно скаать даже лес, ссучя и черника, можт, это Норвегия? Я скоро буду, вы там по-быс-сренькому, и мне чче-нибудь поессь ссарите. Типа обед. Пусь подгорит, и персолите его как следует. Чтоб подгорело. И было персолено. Ну, так, как я люблю. И если не разобюсь, то кода вернусь, буду, наерно, оччень голонная. Покедова. Адю.

ПАРХА. Ты слышала, Джина? Мы скоро будем. Уже недалеко. Я успею на съемку. Дайте-ка телефончик, мне позвонить нужно.

ЖЕНЩИНА. Куа лапы суешь? Я звиняюсь за мужа. Он оччнь перживает, что я расхерачу ему эту машину. Ппрек-расно его поймаю. Любовница уже на месте, должн был быть романтиццкий вечер, она уроки сразу поссе школы ссделала, памперс быссренько сменила и сразу пришла, пнимаете, о чем речь, это настояссая любов, она у него в мобиле Михал назвается. А он ходит как бешеный от окна к окну с мягким концом, гворит ей: посиди пока тут, любимая, ногти себе постриги, ссори, и стоит у этого окна, обсераясь от страха, что ща приедет его «вектра», сппрва одно колесо, птом второе, а капот я принесу в пакете.

Ха-ха-ха.

АААААААААААА!!!

Авария, машина в темноте во что-то врубается.

ЖЕНЩИНА в крови лежит на подушке безопасности, румыны не пострадали, перед капотом лежит кабан.

ПАРХА(возмущенно). Ну вот что это такое? Что это такое?

ЖЕНЩИНА(теряя сознание). Еж.

ПАРХА. Еж… Еж! Я тебе сейчас покажу ежа.

Э, мадам, ээй, подъем. Твою мать, наша дама откинула копыта. Во она нас подставила, не, ну серьезно, в чистом поле, в глухомани, нет, это несерьезно.

ДЖИНА. Ну так окажи ей первую помощь.

ПАРХА. Я? Думаешь, это типа просто, раз, два. Мне некогда, я спешу. Ничего же ей, наверно, не сделается, да?

ДЖИНА. Ты уверен?

ПАРХА. Она жива? Жива. А это главное. Остальное приложится, справится как-нибудь, обаяния у нее, согласись, хоть отбавляй. И эти усики. Очень пикантно.

ДЖИНА. Может, ты и прав, это уже не имеет значения. Так что мы делаем?

ПАРХА. Ты ее телефон где-нибудь видишь? Я должен позвонить, что, наверное, все же опоздаю на съемку.

ДЖИНА. Кажется, гикнулся.

ПАРХА. Ты чё?! Это исключено. (Выбрасывает раздавленный телефон, шарит у Женщины в ногах, выуживает бутылку водки, жадно пьет.) Хочешь глоток? Немножко осталось. Мне до усрачки нельзя, мне завтра надо быть в форме.

Давай возьмем у нее хоть часы. Отличные у тебя часики, дорогуша, «сейко», брюлики сейчас в моде, не обижайся на меня, но я в отчаянии. Пятнадцать минут первого. Не может быть, она, наверно, не переставила на зимнее время. То есть сейчас около одиннадцати, то есть я еще, может быть, успею. (Надевает часы, тянется к сумочке женщины.) О, сумочка, может, у нее бабки есть, мне надо купить карту. На, лучше ты тут поройся, я морально брезгую, я в жизни ничего не украл. Ну, если не считать нескольких эпизодов в детском садике. Или нет, давай сюда, я погляжу, тебе нельзя доверять, ты психическая и наркоманка к тому же.

Жвачка – берем, потом поделимся. Противозачаточные таблетки – какая гадость! – хочешь?

ДЖИНА. Возьми себе от моего имени.

ПАРХА. Да ладно, бери, от них глюки классные.

ДЖИНА. Отвали, козел. Жри сам, твой генетический фонд надо категорически ограничить.

ПАРХА. Чего там, бери. Пригодится. Ладно, ладно, я пошутил, эта сука все равно половину слопала. Вот ведь, старая, пьяная бабища, а туда же, ну-ну. Какая гадость.

ДЖИНА. Слышь, ты, давай уже заткнись, идиот, долбоеб, а ну положил сумочку на место, а если она умерла и это труп, оставь сумочку трупа в покое…

ПАРХА. А что, может, она не трахается, может, она это от прыщей принимает? Да? Успокойся. Косметику, помаду, краски и тени для век, это я беру для тебя, однозначно. Тебе пригодится, уж поверь мне, ты не видишь, как выглядишь, а я вижу. Не хочешь, я кому-нибудь другому отдам. Подожди, может, у нее есть второй телефон. Кошелек! Тридцать злотых. ТРИДЦАТЬ ЗЛОТЫХ! Куча бабла! Попадется какая заправка, купим себе ПРОКЛАДКИ. (Женщине.) Ты, зараза. Все пропила. Ну, погоди.

Сцена пятая

Ломка. Они выходят из машины и бредут куда глаза глядят в темноту.

ПАРХА. Ни отца, ни матери, наконец мы одни в полном значении этого слова. Нет, я с ума сойду. Пьяная баба нас везет, врезается в кабана, это ведь в натуре кабан был, прямо из лесу. Мог на нас напасть. Нет, какие же все-таки люди безответственные, она ведь могла нас убить. Кошмар какой-то эти люди. Мне необходимо позвонить, не то будет жуткий скандал.

ДЖИНА. Заткнись же ты наконец, заткнись наконец, заткнись. Об одном прошу.

ПАРХА. Ладно, ладно, сама заткнись. Я тебя ненавижу. Я всегда ненавижу девушек, с которыми переспал без любви, это гадость, гадость, секс без любви – порнуха, вставил-вынул.

ДЖИНА. Чё? Чё ты сказал? Я с тобой не трахалась, я уже говорила. Не трахалась.

ПАРХА. А с какой стати я должен тебе поверить, ну с какой, какие у меня основания? Детка, у тебя ведь полная амнезия, насколько я понимаю, ты то помнишь, то не помнишь, Бог дал, Бог взял, откуда тебе знать, переспала ты со мной или нет, если я сам этого не знаю, умоляю, не смеши меня. Я подозреваю, что мы переспали, потому что у меня ломка и, скорее всего, именно из-за этого, именно из-за этого, я по ломке чувствую. Ненавижу механический, производственный, чисто физиологический секс с чужими бабами, которые не вызывают во мне даже презрения, только чудовищную, бездонную пустоту, чужое тело рядом, которое с таким же успехом могло быть тушей животного, чужое тело без лица, раз-два, раз-два, и когда потом все уже кончено, лежишь себе. Лежишь. Дышишь. Твое дыхание как мчащиеся мимо машины, как воющие сирены, как сгущающиеся тени. Все это просто смешно. Слюна и сперма высыхают как дождь. Это же соки любви, соки любви. Слюна! Сперма! Белок куриного яйца! И вода с крахмалом!

ДЖИНА. Я с тобой не трахалась, точно не трахалась, точно, я тебе говорила, это исключено.

ПАРХА. Вот то-то и оно, что да! Ты воспользовалась моим состоянием и беззащитностью!

Идут молча.

(Не выдерживает.) Хорошая из тебя мать, нечего сказать. Ребенка оставила недолго думая, вообще молчи, я себе даже представить не могу, блин, ребенок один в саду день и ночь, даже уборщицы уже ушли, сторож ушел, а он там сидит в луже мочи и вжикает машинками, ну а что ему делать, что ему, блин, еще делать, ну что. Все игрушки над ним смеются. О’кей, о’кей. Спокуха, если меня заносит, ты мне просто скажи.

Пауза, они идут, машин нет.

ПАРХА. Сорри, я не могу так, молча. А то уснем. И замерзнем. Мне холодно. Я сейчас рехнусь от холода. И как они когда-то в этих лесах могли выдержать.

ДЖИНА. Возьми ляг.

ПАРХА. Очень смешно. Ооо-очень смешно.

ДЖИНА. А мне типа не холодно, да? Холодно, как у черта в жопе.

ПАРХА. И что, хочешь, чтобы я отдал тебе свою куртку? Не дождешься. Хотя вполне вероятно, что за каких-то пятнадцать минут я заслужил бы себе вечную жизнь. Ты могла бы выступить свидетелем, когда меня будут причислять к лику святых. (Пауза.) Думаешь, мы помрем? Сейчас? Вот так сразу?

ДЖИНА. Да.

Пауза.

ПАРХА. Какая безнадега, как низко я пал.

А ведь что-то мне подсказывало: завяжи с колесами, кончай жрать эту гадость, вам, наркоманам, по фигу, для вас это трудовые будни, а нормальному человеку и вправду очень вредно. И вот, пожалуйста, кто-то мне говорит: классная тусовка с маскарадом под лозунгом «грязь, вонь и триппер», Зоська тебя приглашает, записывай адрес. Я переодеваюсь, стараюсь, зубы себе фломастером изукрасил, шмотки какие-то вонючие нашел, таксист отказался меня везти. Прихожу. Знакомлюсь с телкой, не будем показывать пальцем, но это была ТЫ, милый вечер, дискотека, меня угостили чем-то новеньким, и вдруг, бля, откуда-то выскакивает эта Румыния! Я румын! Куда-то еду! Раздаю деньги! Я, почтенный ксендз Гжегож, духовное лицо. Это ты меня подначила. На фига ты мне напомнила! Я теперь только зря разнервничался и все вспомнил. Опоздать на съемки – да. Умереть – да. Но не так же. Это какая-то паранойя.

Честно говоря, все-таки подсознательно я опасаюсь, что не достоин вечной жизни. То есть Бог, конечно, знает, что теоретически я был – лучше или хуже, – но хороший, и в этом смысле я в порядке, но ведь обязательно выскочат церковники со своими догмами, исповедями, причастиями и постами и меня уделают. Меня, ксендза Гжегожа, уделают.

ДЖИНА. Господи, ты существуешь: я вижу какой-то свет.

ПАРХА. Не может быть. Это невозможно.

ДЖИНА. Кажется, это какой-то дом.

ПАРХА. Дом! Мы спасены! Тепло! Чай, не говоря уже про еду! Чистая постель! Я позвоню на студию, что немножко опоздаю, но точно приеду.

АКТ ТРЕТИЙ

Сцена первая

ПАРХА и ДЖИНА стоят в чистом поле перед дверью неогороженного дома и стучат в нее что есть мочи.

ПАРХА. Помогите! Спасите! Аллё! Спасите! Открывайте, вашу мать!

Наконец внутри начинают раздаваться звуки, там открывают разные замки, задвижки, защелки, все новые и новые, и из дверей высовывается голова заросшего ДЕДА.

ДЕД. Это вы?

ПАРХА. Да, это мы. Собственной персоной.

ДЕД. Вы одни?

ПАРХА. Конечно, одни.

ДЕД(снимает цепочку). Вы уверены?

ДЖИНА. Да, это мы.

ДЕД. Заходите, только быстро.

Дом ДЕДА, который собирает мусор: везде набросано, две ванны, обувь, весь мусор мира вдоль стен, работающий телевизор.

ДЕД. (Присматривается к ним.) Ксендз Гжегож? Он самый!

ПАРХА. Да, это я, я тот актер, именно…

ДЕД. Что за гости – незваные-негаданные. Ночью, поздней ночною порой! Ксендз Гжегож! Дождался-таки, дождался я, ксендз меня навестил-проведал. Для меня это честь – большая радость. А эта женщина-девушка, она кто?

ПАРХА. Приятельница-знакомая.

ДЕД. Анжелика?