Текст книги "За серой полосой. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Кайко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 42 страниц)

   Лёшка ушел, тихонько притворив за собой дверь, а я вернулся к прерванному его приходом занятию – к рисованию импеллера. Кто не знает, это такая довольно интересная штука, состоящая из установленного в конической трубе вала с несколькими крыльчатками, который крутит внешний двигатель. Между дисками постепенно уменьшающихся в диаметре вентиляторов установлены неподвижные лопатки, чтобы проходящий по трубе поток воздуха не закручивался. В результате скорость потока на выходе трубы возрастала в разы. Эдакий аналог турбины, но приводимый в движение двигателем внутреннего сгорания. Я же решил полностью избавиться от мотора, а раскручивать ось так же, как приводились во вращение колёса на Блохе: всё теми же амулетами, закрепив их на концах лопастей.

   Довести мозговой штурм до конца мне помешал первый плод раздумий Лёхи. В мастерскую робко заглянула дворовая деваха, лет шестнадцати от роду. Внешне чистый галчонок – чёрненькая, робкая, пугливая, но при том одновременно дерзкая и неожиданно шустрая.

   – Чего тебе?

   – Меня воевода Ляксей к тебе послал, барин. Бляшки пособить делать.

   – Ладно, – говорю – проходи. Не стой в дверях.

   А сам думаю: "Во как, Лёху оказывается уже воеводой кличут"! Показал Миланье что и где лежит, как делать оттиск на заготовке, как поправить расплывшийся рисунок, как протравить его в купоросе. Растолковал всё до тонкостей, убив час времени, но не пожалел: девчонка оказалась смышленой и работящей. Поначалу не обошлось без брака, но училась она поразительно быстро, не допуская промашек дважды. Блин, остаток этого и весь следующий день я не мог нарадоваться на мою новую помощницу – сызмальства привыкшая к рукоделию Миланья показалась мне сущим кладом! Но к вечеру таки отчебучила.

   Сельской девахе даже в голову не пришло, что делает она не простые бляшки с затейливым узором, а магические амулеты. Решив, что грех пропадать без дела подобной красоте, Миланья начистила до блеска пару десятков медных дисков, пришила их на подол своего сарафана и подалась в обнове к берегу реки на вечернюю гулянку. Как на грех, ведущую туда тропку пересекала жирная линия силы, с охотой напитавшая попавшие в неё амулеты. А амулеты девчонка делала уже качественные. В общем, стоило ватаге молодёжи спуститься к речке, как Миланьин сарафан взметнулся к звёздам! Хорошо, что на девчонке была одета нижняя юбка, а то бы сраму не обралась. Над ней и так потом вся усадьба две седмицы подшучивала. Зато в юной голове моей помощницы чётко отложилось, что барин не в бирюльки играет, а излишне вольное обращение с его вещами ей легко может выйти боком.

   Я не стал делать оргвыводов из случившегося, посчитав, что Миланья и так достаточно наказана попаданием на острые язычки жителей усадьбы. Да и не до того мне было: в каретном сарае уже стоял полностью готовый остов "Голубя", который ловкие женские руки споро обтягивали специально приобретённым для этой цели полотном. У меня аж дух захватывало, когда я видел, как из ребристого скелета набора начинают проступать изящные, обтекаемые птичьи формы. В столярной мастерской, среди вороха стружек и щепок постепенно появлялись всё новые и новые детали транспортной "Совы", и был недалёк тот день, когда все они начнут занимать уготованное им место на сборочном стапеле. Это радовало.

   Зато огорчали постоянные неудачи с импеллером. Изготовленные из древесины вал и крыльчатки оказалось невозможно хоть как-то отбалансировать, в результате чего вся конструкция ходила ходуном, разбалтывалась, а при любой попытке чуть-чуть увеличить обороты просто разлеталась в щепки. Пришлось мне нести заказ к кузнецу в надежде, что металлический импеллер будет работать как надо. Наивный! Труда пришлось вложить немерянно, а получить мы смогли в результате лишь дикий скрежет завёрнутых в узел лопастей. Не, сначала-то турбина закрутилась, и даже воздух начала через себя прогонять. Слабенько так, на уровне комнатного вентилятора. Но стоило подать ману на второй и третий ряды крыльчаток, как сырое железо вала не выдержало повышенных нагрузок и согнулось в дугу, скрутив штопором спрятанные под кожухом винты. Грохот стоял на всю кузню такой, какой не в силах создать десяток дюжих молотобойцев! Когда после недели титанических усилий проблему дисбаланса удалось отчасти решить, на первый план выползли отчаянно визжащие и немилосердно греющиеся подшипники. Причём, турбина ещё не набрала и половины положенных ей оборотов.

   М-да, технологию уровня средних веков на лысой козе не объедешь – об этот упрямый факт я бился долго, но был-таки им побеждён. То, что вполне уверенно работало на земной Блохе, категорически отказывалось работать на покорение небес. А всё дело в скорости вращения – если колёсам Блохи было достаточно сотни оборотов в минуту, то импеллер должен был выдавать в тридцать раз больше. Тут и дураку ясно, что никакой эрзац не выдержит! Вот только как этого сразу не понял я?.. Видно, придётся мне отказываться от прогоняющих через себя воздух турбин, и делать "Сову" скользящим с горы планером, по типу "Голубя". Хотя... нет, это путь так же тупиковый. Я не представлял себе, какие по крепости нужно сделать лонжероны в крыльях транспортной птицы, чтобы они выдерживали и не ломались от резких перепадов нагрузок в полторы тонны! Да и полёт на такой технике из кого угодно душу вынет. От мрачных мыслей меня оторвал приход Лёхи.

   – Слышь, барин! А ить решил я твою заковырку с охотниками! Как есть решил! И дажить не пришлось дружину делать числом, большим от нынешнего.

   – И как же?

   – Помнится мне, ты запретил брать в дружину новиков, дабы не отнимать селян от земли, так?

   – Ну?

   – Вот, а ведомо ли тебе, барин, что селяне охотников чтят и завсегда привечают? Ни в чём нам отказа нет по деревням, ни в единой малости. А всё оттого, что уважают нас! И кажный парень на деревне мечтает стать одним из воинов, иль хоть в чём-то им уподобиться. Вот я и смекнул: а что ежели брать с села по пять-шесть хлопцев, да обучать их охоте на упырей? Раздать им оружие, снаряжение дать, клинки там с насечкой серебряной, опять же, болты к самострелам. Поднатаскать их, да и оставить по домам, пусть будут малой деревенской дружиной. И так в каждом сельце. Куда ни сунься кровососы, они везде отпор встретят! А в набат ударят, там и помощь подоспеет: иль мы придём, иль с соседних сёл подтянутся. А? Каково я придумал?

   Поразмыслив, я не нашел изъяна в предлагаемом Лёшкой плане. Понятие народного ополчения существует давно, и против неорганизованного врага такие отряды местной самообороны всегда работали неплохо. Мне надо будет только поднапрячь Мадариэля насчёт ускоряющих капсул да осиновых гранат, а по поводу оружия можно особо не беспокоиться. Стоит лишь объяснить кузнецам для кого оно, и против кого будет обращено, и мастеровые из кожи лезть будут, но обеспечат ополчение всем необходимым. А я им ещё серебра подкину, чтобы было из чего насечки на клинках делать. Одним словом, дал я Лёхе карт-бланш на проведение в жизнь военной реформы на территории баронства. Полезное это дело, нужное, а я старался загружать Алексея как можно больше. У меня упорно не шел из памяти его серый, замороженный облик после жуткой смерти Налки от клыков вампира. Вот потому-то я и теребил его при каждом удобном случае, потому-то не оставлял в покое, не давал ему уйти в себя и вновь ощутить горечь не столь давней потери.

   На перила крыльца сели три мотылька, живо напомнив мне, как всегда с охотой любовалась их яркой расцветкой Налка. И я подумал: вот же блин, человека нет, а жизнь продолжается – всё так же летают бабочки, всё так же они кого-то радуют своим беззаботным видом.

   Перед моим взором два мотылька застыли неподвижно, а третий медленно покачивал крыльями, сводя их кверху и плавно разводя в стороны. Вверх-вниз. Вверх-вниз. И тут меня осенило: а почему бы "Сове" так же не махать крыльями? Да, точно! Пусть основную подъёмную силу будут создавать амулеты, удерживая в воздухе вес груза и самого летательного аппарата, а крылья будут только продвигать его вперёд! В таком случае нагрузка на них выпадает смехотворная, и делать их сверхпрочными совершенно нет никакой необходимости. У меня аж под ложечкой засосало от предчувствия скорого решения проблемы.

   Я, спугнув бедных мотыльков, рванул в мастерскую, где тотчас принялся лепить макеты машущего крыла. Самым удачным оказался четвёртый по счёту вариант, сочетающий простоту и надёжность. К жёсткому лонжерону крепились упругие нервюры, благодаря которым обшивка крыла меняла угол атаки при движении вверх или вниз. На конце крыла были закреплены левитирующий амулет и питающий его брус накопителя, а проходящая в лонжероне проволока управляла включением подачи маны. Просто, как мычание: потянул за проволочку – крыло взметнулось вверх. Отпустил – крыло падает под собственным весом, подгоняемое тяжестью магической батареи. Оставалось испытать тягу на натурном макете. Фиг знает, какая там получилась тяга, но ветер это крыло гнало словно гигантский веер. Врать не стану – с ног воздушным потоком не сбивало, но летнюю одежду продувало насквозь.

   ... Барин, а готовые бляшки в серебро иль в туесок складывать?..

   ... Барин, нам бы проходик открыть поперёк леску. Обчество уж оченно просют...

   ... Барин, там у Тимохи камень неведомый попалси, ты б глянул, сойдёт он тебе, аль нет...

   ... Барин, кожа вышла, вся, как есть вся! А твой ненастный Ляксейка ышшо упряжи требоват...

   И вот так с утра до вечера! Только займёшься одним делом, только сосредоточишься, как тебя вновь теребят и отрывают, норовя поплотнее загрузить своими проблемами. Я сбивался со счёту, сколько раз в день мне тогда приходилось переключаться с одного на другое. В конце концов меня всё это достало и я попросту... улетел. Нет, конечно же не сразу, а когда научил-таки летать "голубя". Ох, и попил же он моей кровушки, пока понял, для чего ему крылья даны!

   Первые испытания птицы на привязи прошли на ура. Она легко отрывалась от земли, охотно останавливала подъём и зависала, чтобы затем послушно опуститься на устилавший двор щебень. Мне удалось исключительно удачно подобрать дискретность включения амулетов, поэтому управление в вертикальной плоскости не вызывало ни малейших нареканий. Казалось, аппарат чувствовал, а порой даже предугадывал мои малейшие желания. Но когда пришла пора свободных полётов, вся его понятливость и чувствительность исчезла без следа.

   Он всё так же охотно отрывался от земли, поднимался над лугом на любую нужную мне высоту, но совершенно не хотел продвигаться вперёд. Как я над ним не бился, как ни дёргал ручку управления, он упорно взлетал и опускался всё так же вертикально, при этом ни на метр не сдвигаясь от точки взлёта. Несколько обескураженный таким поведением, я долго силился понять, в чём же дело, почему так происходит? Раз за разом я поднимался над импровизированным аэродромом, но постоянно возвращался на землю не солоно хлебавши. Блин, этот агрегат следовало бы назвать не "голубь", а "ишак" – настолько он оказался упрям!

   И только к вечеру я сообразил, что это не он ишак, а я баран, разместивший центры тяжести, подъёмной силы и площади горизонтальной проекции в одной точке! Какой-то доморощенный философ от техники брякнул, что неисправность гораздо проще устранить, нежели отыскать, но к моёму случаю этот перл никак не относился. Вся конструкция "голубя" изначально выстраивалась вокруг пятидесятикилограммовой глыбы накопителя, и изменить положение центра тяжести без коренной перестройки всего аппарата было попросту невозможно. Единственное, я что мог попробовать, так это чуть-чуть сместить вперёд дугу с подъёмными амулетами, изменив точку приложения сил. Эффект это дало, но слабый, и не такой яркий как мне бы хотелось. Теперь при взлёте "голубь" чуть поднимал голову и даже робко пытался разогнаться. Но в горизонтальном полёте он тут же терял всю скорость, а опускался по-прежнему строго вниз, покачиваясь в воздухе сорванным с дерева листом.

   Следующим утром я сорвался с постели, словно та была до краёв наполнена ледяной водой. А всё из-за грёз, навеянных на меня стариной Морфеем! В них мне привиделось простое решение, обещающее раз и навсегда укротить упрямство "голубя". Причём я не только увидел во сне, но и наяву продолжал чётко осознавать красоту, простоту и строгую логику подаренного мне варианта. Не поверите, но приснился мне мой злой гений – ненавистный петух, когда-то каждое утро терроризировавший меня по утрам своим истошным криком. Казалось бы, уже который месяц стараниями Леяны курятник был вынесен за пределы усадьбы, а эта горластая тварь мне по сию пору продолжает мерещиться! Так вот, в моём сне эта сволочь влетела на подоконник, растопырила крылья и распушила хвост, приготовившись заорать мне прямо в лицо. Похоже, что от поразившей меня сверх наглости я и проснулся, но только вот этот распушающийся хвост продолжал упрямо вставать у меня перед глазами. И тогда я подумал – а ведь в самом деле, если не даёт результата смещение вперёд точки приложения подъёмной силы, если я не могу сдвинуть вперёд центр тяжести, то почему бы мне не отодвинуть назад центр проекции? Разбалансировать излишне симметричную систему. И нужно-то для этого просто увеличить площадь горизонтального оперения. Всего-то!

   Я нервно мерил шагами двор, пока плотники складывали и шнуровали новую, увеличенную вдвое рамку руля высоты. Я сгрыз от нетерпения ногти почти до самых локтей, пока швеи обтягивали каркас руля полотном. Я уже был готов придушить копушу-кузнеца, нарочито медленно устанавливающего рулевую плоскость на предназначенное ей место. Что остановило меня – осознание собственной неправоты или понимание того, что я при всём желании не смогу обхватить пальцами бычью шею кузнеца – не знаю. Но я, хоть и скрежеща про себя зубами, позволил мастеру спокойно доделать работу, собрать инструмент, и только потом дал волю собственному нетерпению, пулей влетев в кабину "голубя".

   Как и в предыдущие разы, я поднимался слишком плавно и потому не смог сразу ощутить изменения в поведении рукотворной птицы. Зато когда набрал приличную высоту и полностью отключил подачу маны на амулеты, вот тут и произошло превращение осла в птицу. Аппарат словно провалился подо мной, камнем рухнув к земле. Но не плашмя, как раньше, а заметно опустив нос. Я помог ему, отдав ручку управления от себя, и тогда он вошел в крутое пике, с каждой секундой набирая скорость. Я осторожно потянул ручку на себя, и мой "голубь", отзываясь на это движение, приподнялся, выровнялся, начал скользить по невидимой горке, всё наращивая и наращивая стремительность полёта. Я продолжал тянуть на себя ручку, стараясь перевести аппарат в строго горизонтальный полёт, и у меня это получилось! "Голубь" неслышно скользил над полями, лишь тонко посвистывал ветер в проволочных растяжках, да трепетало полотно обшивки, слабовато натянутое на правом крыле. Тогда я вновь подал ману на амулеты, только не робко по капле, а сразу весь поток, максимально. Голубь потянулся в небо, но я этого ему не позволил, толкая ручку от себя и насильно удерживая его у земли. Подъёмная сила упёрлась в сопротивление распростёртых крыльев, а результатом этой борьбы стал рывок вперёд. Не горизонтально вперёд, все же с некоторым набором высоты, но скорость, недавно потерянная после окончания снижения, опять стала расти. Какое-то время я суматошно болтался в небе, искал наиболее выгодные углы пикирования и кабрирования, примерно вычислил для себя на какой скорости и с каким количеством включенных амулетов удаётся планировать с минимальной потерей высоты. Мне дважды пришлось развернуться, чтобы не вылететь за границы баронства, и только совершая третий по счёту поворот, я вдруг понял – лечу! Я по-настоящему лечу! Какой восторг охватил меня, если бы вы только знали! Я не пел, не плакал, а чертыхался, сквернословил, матерился, орал как бабуин на ветке от переполняющих грудь чувств. Я лечу!

   "Где ты летишь, человечек?" – ворвался в мозги зов Вжики.

   "Как это где? В небе, конечно! Где ещё можно летать!" – послал я ей ответ и отчаянно фальшивя, затянул во всю глотку: "мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор..."

   Видимо драконе через ментал перепало достаточная доза охватившей меня эйфории, потому что она тут же выметнулась из пещеры и взлетела. "Где ты, я тебя не вижу!" – вновь окликнула она.

   "Сейчас прилечу! Жди меня над усадьбой!"

   От нервного возбуждения меня потянуло на подвиги, и я решил пустить пыль в глаза гонористой ящерице. Набрал высоту под самые облака, и уже оттуда направился к едва видимой вдали точке усадьбы. Вовремя вспомнив, что драконы отлично чувствуют магию, я полностью перекрыл подачу маны, и поэтому вынужден был нестись вперёд сломя голову. Набегающим потоком из глаз вышибало слезу, но так было даже интереснее. Заметив Вжику под собой, я из озорства направил "голубя" прямо на неё, разогнался ещё пуще и, зайдя со стороны хвоста, метеором пронёсся над головой опешившего зверя. "Я лечу!" Одновременно с этим ментальным воплем я заставил аппарат полезть вверх, подстегнув немалую инерцию щедрой дозой маны из накопителя. "Голубь" свечкой взлетел под облака, разом оставив Вжику далеко внизу. Но я не долго пребывал в одиночестве. Скоро, очень скоро к пению ветра в растяжках добавился шум от взмахов могучих крыльев догоняющей меня драконы. Некоторое время мы летели рядом, ровно, как по ниточке, приглядываясь, и словно бы заново узнавая друг друга. Пожалуй, я впервые смог так близко рассмотреть летящего дракона, и могу с уверенностью сказать, что это было ошеломительно красиво. Неловкая, можно даже сказать неуклюжая на земле, Вжика полностью преображалась в небе, разом представ удивительно грациозной, изящной, поражающей утонченно-свирепой красотой опасного хищника. Это было восхитительное зрелище!

   Уловив мой восторг, дракона дёрнула головой, словно приглашая меня последовать за собою, сложила крылья и ухнула вниз. Зараженный её азартом, я перекрыл ману, дал ручку от себя и с креном на левое крыло устремился вдогонку. О, Кришна! О, Зевс и Будда! Как мы летали! Что мы только не вытворяли, какие только виражи не выписывали! Да, порой сказывалась моя неопытность, я часто конфузился, иногда перетягивал ручку, терял скорость, сваливался на крыло, а один раз даже штопорнул, разинув варежку особо сильно. Но всё это не имело никакого значения. Я тут же вновь набирал высоту и скорость, и опять гнался за стремительно-неуловимой Вжикой. Крылья "голубя" порой аж постанывали от нагрузки, выгибаясь то вверх, то вниз, а мы всё летали! Летали и куролесили. Нас затопило море, нет, настоящий океан эмоций, которыми мы с драконой щедро делились, испытывая от общности наших чувств чистый, незамутнённый восторг, пробирающий до пят, достающий до самого сердца.

   Но всему на свете приходит конец. Утомилась ещё не набравшая полную форму дракона, а я вдруг вспомнил о том, что накопитель далеко не бездонный, и что совершать в первом же вылете вынужденную посадку мне как-то не комильфо, ибо не гоже господину барону терять своё реноме. Мы без лишних слов повернули к лугу, с которого я недавно поднялся в свой первый настоящий полёт. Постепенно теряя высоту и скорость, "голубь" скользил чуть выше макушек деревьев, поддерживаемый в воздухе одной только силой амулетов. Внизу бежала ватага вездесущих мальчишек, они кричали что-то приветственное нам обоим – мне и Вжике, совершенно не пугаясь огнедышащего зверя. Достигнув точки взлёта, я плавно опустил аппарат на траву и откинулся на спинку кресла, наслаждаясь наступившим покоем.

   Но тут рядом со мной приземлилась Вжика. Ей явно хотелось получше рассмотреть рукотворную птицу, столь шуструю в воздухе и такую неподвижно-мёртвую на земле. Я выполз из кабины и подошел к драконе. После нашего совместного полёта я уже не мог относиться к ней как раньше. Сегодня нас сблизило небо, а пережитый восторг открыл нам общие струнки в наших душах. Похоже, Вжика думала точно так же. Когда я подошел к ней вплотную и погладил по налитой мышцами шее, она вдруг легла и послала мне картинку, приглашая присесть на выставленную переднюю лапу. Я сел. Дракона изогнула шею так, что её голова оказалась рядом с моим лицом. Я машинально стал поглаживать её мягкие надбровные дуги, и невольно вспоминал стремительный, восхитительный, по-настоящему завораживающий полёт этого красивого зверя. Вжика заурчала словно огромная кошка. Похоже, она опять меня подслушивает? А и Зевс с ней! За наш сегодняшний полёт я готов простить ей всё на свете...

   Нет, блин, эта зараза меня точно подслушивает – вон какую морду довольную скорчила!

   Взгляд со стороны:

   В тот день «голубя» укатили в каретный сарай только поздним вечером, когда наконец-то схлынул поток любопытных селян, со всей округи сбежавшихся поглазеть на эту невиданную птицу, столь изрядно удивившую их поутру. Работу экскурсовода Вовка бесстыже перевалил на Лёшкины плечи, а сам скрылся под навесом столярной мастерской, где подходила к концу сборка каркаса «совы». Алексей с селянами также особо в разговоры пускаться не стал.

   "Подходите, уважаемые, не робейте. Смотреть смотрите, но руками не хапайте, сия птаха работы тонкой, а посему дюже ломкая. Что, как летает? Борода, дык, ты энто сам воочию видел, як она под облаками порхала, что ж спрашиваш попусту? А, вона чё – из-за чего летает?! Ну, энтого я табе не скажу, бо сам ни сном, ни духом. Тут вишь ли волшба магическая, нам тёмноте непонятная, про неё один тока наш барин и ведает..."

   Честно отмучившись час в роли пиар-агента, Лёшка сбежал вслед за барином. И не потому, что устал красоваться перед селянами, греясь в лучах славы господина, нет – его сводило с ума любопытство.

   – Барин, а почему вдруг сёдни "голубь" так разлетался? То всё вверх да вниз, а тут прям как живая птаха шустрым стал?

   Взбудораженный полётом Вовка ещё не отошел от встряски и горел желанием поделиться с кем-либо своими впечатлениями, поэтому он охотно поддержал разговор.

   – Пойдём на двор, там понятнее объясню.

   Володя вышел из-под навеса, по пути прихватив с собой с верстака тонкую дощечку и найденный тут же ржавый обломок штыка старой лопаты.

   – Вот гляди. – Начал он лекцию, подведя Лёшку вплотную к наполненной водой колоде у коновязи, из которой поили лошадей. – Смотри, я опускаю кусок железа плашмя в воду. Что происходит? Он тонет, ровно опускаясь на дно. А если я опущу его с перекосом, то он пойдёт в сторону наклона. Видишь?

   – Ага! Эт как мальцы с горы на салазках скатываются, в точности. Ну, эт-то я смекаю. Ты мне вот что растолкуй, барин, пошто "голубь" вверх летел и ышшо разгонялся при том?

   – Я амулеты включал, и он становился лёгким. Вот и всё.

   – Э, нет, всё да не всё! Ты ить амулетки и ранее пользовал, но тады голубок вверх шел ровно, словно его на верёвке подтягивают.

   – А, вон ты про что! Смотри. – И Володя с усилием опустил на дно корыта дощечку. – Если я отпущу её без наклона, то она просто всплывёт кверху, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Вот так. А если заранее ей дать наклон, направить, то она пойдёт в сторону более поднятого края. Видишь?

   С этими словами Вовка второй раз разжал пальцы. Как он и предсказывал, дощечка скользнула вдоль корыта, и разогналась так, что целиком выскочила из воды и даже перемахнула через выщербленный край колоды.

   – О, как! – поразился Лёшка такой простоте. – А ну-ка, барин, дай-кось, я сам спробую.

   – На, играйся! – Вовка с усмешкой вручил Лёхе дощечку и ржавую железяку, а сам вернулся к столярам.

   Давно известно, что можно бесконечно смотреть на текущую воду, на горящий огонь и на то, как работают другие. Последнему занятию из этого списка Володя и предался, тем более что посмотреть было на что. Мастеровые, впечатлённые полётом «голубя», сегодня трудились с необыкновенным подъёмом, прямо-таки расплёскивая круг себя брызги энтузиазма. Для рабочих оказалось очень важным увидеть результат своего труда в действии. Понять, прочувствовать, что раньше они выполняли не пустую, глупую, никчёмную прихоть барина, а приложили руки к созданию чего-то действительно стоящего и удивительного, никем и никогда не виданного. И, что самое главное – полезного!

&nnbsp;bsp;  Вовка и до этого не скрывал от плотников, что и для какой цели они по его наказу пытаются построить. Но ведь одно дело слушать его умные и не совсем понятные простому мужику рассуждения, и совсем другое собственными глазами убедиться – действительно работает! Обычный мужик, мастеровой или землепашец, он хоть и робеет пред мудрёным словом, но к гладкой речи всё же недоверчив, и пока сам руками не потрогает – душой не примет ни за что. А тут вот оно, перед ним как на ладони – просто, понятно, наглядно, доходчиво. Все те палки, рейки, жердины, прутики, прошедшие через его мозолистые руки, тщательно ошкуренные, выглаженные, затем аккуратно сложенные и скрепленные им в несуразный на первый взгляд скелет вдруг обрели жизнь и взлетели. Да ещё как взлетели! Не хуже чем огнедышащий дракон, грозный властитель небес полетела созданная их руками птица!

   И потому так весело закипела работа над вторым, гораздо более солидным крыланом – мастеровые поверили. Поверили в себя, в своё умение, в своего барина поверили. Окончательно и бесповоротно. Да, теперь они были уверены, что смогут сложить нового летуна, добротно сложить, крепко, а барин непременно научит его летать. Ведь научил же он предыдущего? Вона сколь с ним бился, а ить научил-таки. А значит, их труд не окажется зряшным. Вот и визжали захлёбываясь пилы, рассыпая янтарь свежих опилок, вот и стучали наперебой топоры и молотки, наполняя мастерскую деловой, задорной дробью, вот и летали подмастерья, на бегу перебрасываясь беззлобными шутками. Сегодня дело спорилось как никогда.

   По сути, авиа-столярная мастерская представляла собой большой временный навес, стоя под которым Вовка с нескрываемым удовольствием рассматривал практически законченный остов "совы". Овальные рёбра поперечного набора в полтора человеческих роста высотой образовывали вытянутую пятиметровую клеть грузового отсека с укреплённой на дне прочной платформой. Если наклониться и глянуть сбоку, то под этим настилом можно было разглядеть второй оставшийся накопитель от Блохи, уже подключенный к серебряным патрубкам маговодов, цепко оплётших один из шпангоутов в своём неудержимом стремлении вверх, на спину рождающейся птицы, к гирлянде из двух десятков амулетов левитации. Чуть позади, на грубо сколоченных козлах ждала своей очереди задняя часть крылана – четырёхметровый конус с расходящимся в стороны оперением, уже обтянутого серым холстом. Вовка не стал закладывать в конструкцию "совы" вертикальный киль, вместо этого он опустил концы горизонтальных плоскостей, расположив их разлапистой буквой "Л". В отличии от "голубя", "сову" доморощенный конструктор изначально не думал строить планером. Её он видел большим ящиком для перевозки груза, который держится в воздухе исключительно за счёт магии, а крыльями и хвостом оснастил этот сундук только для придания тому возможности двигаться вперёд. Повороты Володя планировал осуществлять разницей в частоте взмахов крыльев, вплоть до полной остановки одного из них. Ну, это всё пока в теории, а как оно пойдёт на практике... что ж, испытания всё покажут.

   То, что в конструкцию "совы" ещё придётся вносить многочисленные изменения – в этом Вова ни капли не сомневался. Дело новое, неизвестное, а проконсультироваться не у кого. Здесь Вовка даже позавидовал Лёхе – вот уж кто не задавался вопросом, к кому бы подойти за советом! Раз и навсегда выбрав барина своим учителем, парень ничтоже сумняшеся с любым затруднением сразу шел к господину, и не успокаивался, пока не выжимал из Володи все соки. Вот и сейчас, вдоволь наплескавшись у корыта , Лёшка с самым целеустремлённым видом направлялся к "источнику мудрости", поигрывая на ходу штыком от лопаты. Володя невольно поднапрягся при виде блеска нездорового азарта в глазах неофита небес.

   – Я ить эта, барин, вот чё смекаю... – Лёшка сосредоточенно нахмурил брови, стараясь попонятнее сформулировать терзающую его мысль. – Вот гляди-кось: чё твой "голубь", чё моя упряжь к небу тянутся амулетками. Верно? Но "голубку" ты крылья дал, вот он с того и воспарил... Скажи, а ежели и мне в руки крылья взять, я могет быть тожить воспарю?

   Красный как рак Лёха смущённо тискал в руках ржавую железяку, бездумно складывая её словно бумажный лист. Вид застеснявшегося здоровяка был настолько комичен, что Вовка, ухватившись за живот, сложился вдвое от хохота.

   – Дерзай... Икар... – Слова он выдавливал порциями, проталкивая их через приступы смеха. – Дедал тебя... благословляет... но только крылья делай... не из птичьих перьев, и не на воске... примета больно нехорошая...

   – Дык, эта, барин, чё, ужель пытался кто? – Лёха мгновенно вычленил из фразы главное. – И чё у него вышло?

   – Лепёшка вышла. – Вовка стёр с глаз слёзы. – Большая такая, с тебя ростом.

   – Дык, сталбыть, не выйдет ничего из энтой затеи? – из Лёхи словно бы воздух выпустили, так поникли его плечи. – Значица, и к мастеровым зряшно идти, чёб они мне крылья сладили?

   – А знаешь что, друг мой ситный, – Вовка решил чуть утешить парня. – тебе не к мастеровым надо, а к швеям. Берёшь три бабских косынки и несёшь к ним, пусть они тебе их на одежду пришьют.

   – Да ты, барин, никак смеёсси надо мной?

   – И в мыслях не было! У нас дома парашютисты так делают.

   – Хто?

   – Парашютисты. Прыгают из-под облаков с самолётов вроде нашего "голубя" и на парашюте спускаются. – видя недоумение в глазах Лёхи, Вовка пояснил: – Ты видел в городе, как барыни на прогулке от солнца под зонтиками прячутся? Так вот, парашют он как тот зонт, только здоровый. Целый дом собой накроет.

   – Да ну?! Шуткуешь ты, барин! Эт какие ж тады у него спицы, из цельных жердин, чёль?

   – Нет у него спиц, там форму куполу ветром придаёт. Просто круглый кусок шелка, а к нему по краю верёвки одним концом привязаны. Ты же другие концы тех верёвок собрал, и на них держишься. Купол настолько большой, что опускает тебя на землю бережно, плавно. Понял?

   – Понял. А косынки-то накой?

   – Берёшь косынку и вяжешь её одним углом за пояс, другим под мышкой, а третий на запястье. И вторую так же к другой руке. А третью между ног, два угла к щиколоткам...