Текст книги "За серой полосой. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Кайко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)

   Вот тут я и воскрес, беспардонно втиснувшись в их диалог. Опухоль на языке заметно спала, и я теперь мог говорить вполне разборчиво, хотя и с забавным пришепетыванием. Леяна поданному мной голосу обрадовалась, а Палый – ну и имечко! – заметно погрустнел. Ну, а мне что до его грусти, правильно? Пользуясь моментом, я стал подкидывать Палому заковыристые вопросики о судьбе моего имущества: где оно, что с ним, и почему его до сих пор не вернули. И не успокоился, пока не получил оба свои перстня и жезл. Плюс, попутно наябедничал Леяне о количестве отнятого у нас с Лёшкой серебра. В конце концов, я не настолько богат, чтобы разбазаривать достояние баронства. А девчонка аж лицом заледенела, когда сравнила количество отданного Палым с озвученной мной цифрой.

   Потом опять провал в сон, новое пробуждение, и так по кругу много раз. Я словно перешел в мерцающий режим, как гирлянда на ёлке – включился, выключился, опять включился. И постоянно в моменты моего пробуждения – днём, вечером, и даже ночью – я видел рядом с собой хлопочущую Леяну. Обо мне хлопочущую. Блин, мне даже неловко стало от такой заботы. Но, чего скрывать, было безумно приятно.

   Проснулся уже далеко за полночь, гляжу, а девчонку сморило. Она как сидела на краешке кровати, так и прикорнула, свернувшись калачиком. Видать подмёрзла. Оно и не мудрено: окна в горнице открыты настежь, а ночная свежесть кого хочешь проберёт сквозь тоненькую ткань летнего платьица. Я осторожно подтянул её к себе под бок и одеялом укрыл. Что мне, жалко, что ли? Пусть, думаю, хоть пару часиков нормально поспит. И опять отрубился. Когда слышу сквозь дрёму – проснулась, завозилась, приподнялась на локте, и пытается осторожно выползти из-под одеяла. А за окном темень непроглядная, куда ей вставать и, главное, зачем? Я её по новой к себе притянул, говорю, давай спи, до утра ещё далеко. Не сразу, но послушалась, перестала шебуршиться. Я на всякий пожарный руку с её талии убирать не стал, а то с этого живчика станется сбежать и опять изображать из себя сиделку. Не фиг, думаю, пусть лучше выспится, завтра бодрее будет. С тем и уснул.

   И, как на грех, снится мне сон с эротическим уклоном, будто я с дамой в постели. Непосредственно к разврату мы ещё не приступили, но чувственность уже так и прёт, а наши руки смело шарят по телу партнёра. Вдруг слышу – сдавленный писк под ухом. Причём спинным мозгом соображаю, что эти звуки не из сна, а наяву. Меня как холодной водой окатило, сразу проснулся. И чуть не сгорел со стыда – в полном соответствии с сюжетом сновиденья, моя лапа нагло тискала грудь Леяны. Блин, косяк, однако! Вот так бы ещё чуть-чуть подремал, и я папа, с неизбежной экскурсией к венцу в итоге. А оно мне сейчас надо? Не, конечно, Леянка девчонка неплохая, с какой стороны на неё ни глянь, но подобные вещи надо совершать в трезвом уме и непременно по обоюдному согласию. А не как я сейчас – с улётом в грёзы и кавалерийским наскоком на подчинённую мне девушку.

   И тут меня как молотом по башке шарахнуло! Чёрт, а ведь случись нечто подобное на самом деле, так она даже отказать мне не сможет: по существующим в Вольных баронствах обычаям, простолюдинки не могут противиться желаниям господина. Блин, я чуть волком не взвыл, когда осознал всю "прелесть" положения девушки. Короче, ладонь с груди я аккуратно переместил обратно на талию, и замер – лежу, жду реакции. Дождался. Леяна просительно так шепчет:

   – Барин, отпустил бы ты меня. Рассвет скоро, не ровен час увидят нас люди, так ещё подумают невесть что. Решат, что я тебя, немощного такого, бесстыдно соблазнить пытаюсь.

   Стоп, думаю, не понял! По её словам выходит, что это не я насильник, а она коварная искусительница? Ни фига себе падежи! А вслух сказал:

   – Ладно, отпущу. Только обещай, что пойдёшь к себе в комнату, сразу ляжешь спать, и проспишь как минимум до зари, а не подскочишь с первыми петухами. Уговор?

   – Да. – опять сдавленный писк.

   Стоило мне убрать руку, как Леяна пулей вылетела из горницы. Как двери не снесла, не знаю. А я потом ворочался, не мог уснуть, всё перебирал и сравнивал свои мысли со словами Леи. И вот что интересно: каждый из нас опасался, что может оказаться манипулятором и воспользоваться слабостью другого. С точки зрения шкурного интереса для меня это значило одно – умышленной подставы от Леяны ждать не следует.

   Утром в Лею словно заботливый бес вселился. Наверно, выспалась хорошо. Началось с того, что она попыталась накормить меня завтраком с ложечки, как маленького, потом принялась одевать, обращаясь со мной будто со стеклянной вазой, а уж про смену повязок и примочек я вообще молчу – даже с младенцем не обращаются бережнее! Из-за ночного происшествия я чувствовал себя не в своей тарелке, а потому не слишком протестовал против подобной заботы. Пусть девчонка потешится, если ей так хочется. Единственное, с чем я был категорически не согласен, так это с планами Леяны перевезти меня в Залесье, главную усадьбу здешнего баронства. От доводов, что люди хотят увидеть своего господина и что там мне будет оказана помощь лучшего лекаря, я отмахнулся.

   – Пойми, Лея, каким бы умелым не был твой Залесский лекарь, он не сможет привести мою внешность в порядок за одни сутки, подобное под силу только магу жизни. Есть такой поблизости? – Леяна отрицательно покачала головой. – Вот видишь! Значит, мне надо ехать к Мадариэлю, а встретиться с ним я могу только в Западном баронстве, в своей усадьбе.

   – А зачем тебе так спешить, барин? – выпалила Лея и тут же покраснела от собственной несдержанности. – Извините, Ваша милость, я не должна была совать нос в Ваши дела.

   Я сделал вид, что не слышал, и продолжал прежним, доверительным тоном:

   – Видишь ли, на четвёртый день, считая от сегодняшнего, я должен встретиться с эльфами клана Чёрного дуба, и при этом выглядеть полностью здоровым. Чтобы у тех остроухих даже мысли не зародилось увильнуть от выполнения моих требований. И перенести эту встречу я не могу. Нехорошо получится, если ушастые на задних лапках притащат то, что мы с таким трудом у них выбивали, а я возьму и просто не приду.

   На лице Леяны отражалась борьба любопытства с этикетом. Пока побеждал этикет.

   – Ну, ну, спроси! Я же вижу, что тебе хочется. – поощрил я девчонку.

   – Барин, – робко начала она. – вчера мне Ляксей поведал о вашей недавней битве с эльфами. Ты уверен, что в этот раз всё обойдётся миром?

   – Вот для этого мне и нужен Мадариэль. Очень нужен.

   – Можно, я ещё спрошу? – преодолела робость Лея. – А что ты потребовал у лесного народа? Я вчера спрашивала, но Ляксей лишь посмотрел испытующе и промолвил, что это не моего ума дело.

   – Молодец Лёха, правильно ответил! Станут тебя расспрашивать, и ты так же говори, мол, не ваше дело. Поняла?

   Лея кивнула, а я прикинул, стоит ли посвящать её в мои дела. И решил, что стоит. Девка она неглупая, в местном укладе понимает гораздо лучше меня, так что при случае может дать толковый совет.

   – Сколько нам ехать от Залесского баронства до Западного, два дня? Вот в дороге и побеседуем, потому что ту историю в двух словах не расскажешь. Договорились?

   Володя:

   Первоначально мы с Лешкой собирались возвращаться в усадьбу Западного баронства на обычной деревенской телеге, позаимствованной у местного старосты, но неожиданно обретшая голос Леяна громко высказалась против наших планов. Дескать, не по чину её барину тащиться на скрипучих и тряских дрогах, как какому-нибудь нищему селянину. К тому же конкретно эта телега вот-вот колёса отбросит, потому как изрядно просела под тяжестью пары оставшихся от Блохи накопителей и ободранной с обломков покойницы серебряной обшивки. А если к без того немалому грузу ещё добавить вес двух здоровых мужиков, то она, Лея, готова биться о заклад, что путь бедняжки-телеги продлится не далее ближайшего ухаба. Или ямки в колее. Смотря что первое попадётся на дороге.

   Взамен же искусительница в юбке предложила свою рессорную коляску с грудой подушек и конвой из двадцати с лишним лихих рубак. Блин, такой вариант мне показался чертовски соблазнительной альтернативой! Ведь чего скрывать, в душе-то я здорово переживал о безопасности двухдневного вояжа в соседстве с эдакой кучей серебра. Тут и дураку ясно, что блеск ценного металла кому угодно вскружит голову. А что Лёха, что я – бойцы сейчас откровенно слабые, точнее сказать никакие. Нас любой ребёнок обидеть может в нашем-то нынешнем изрядно побитом состоянии. Не на последнем месте была мысль о том, что сама поездка для меня покажется намного приятнее, когда рядом появится симпатичная спутница. Одним словом, я согласился, почти не раздумывая.

   Утречком, после плотного завтрака, мы двинулись в путь. Под прицелом многих десятков любопытных глаз наш кортеж степенно выкатился за околицу. Последние, самые настырные представители босоногого эскорта из деревенских ребятишек ещё целую минуту бежали следом, но скоро отстали и они. Очутившись на просторе, всадники тронули шпорами лошадиные бока, возницы защёлкали кнутами, и отряд устремился прочь от деревни. Причём, слово "устремился" здесь весьма уместно: ради скорости передвижения все повозки запрягли тройками, так что даже телега старосты очень бодро вращала колёсами. Поля сменялись лугами, вместо рощиц вставали лесочки, чтобы в свою очередь проплыть мимо и скрыться за спиной в облаке дорожной пыли.

   Наша с Леяной коляска катила по середине широкого тракта, а следом тарахтела телега с ценным грузом. Сразу по выезду из деревни Трохим, начальник охраны Леяны, отправил пару ратников в головной дозор, а остальных разделил на две части, заставив их двигаться вдоль обочин, поодаль от повозок. Толковое решение, я вам скажу. Так и охраняемые прикрыты со всех сторон, и отряд рассредоточен так, что одним залпом всех не накроешь, да и скученность не помешает маневру верховых. Может, кому-то подобные предосторожности показались бы излишними, но только не мне – у меня из головы упрямо не шел покинувший нас накануне Палый со своей ватагой. "Чего ему стоит подсуетиться и организовать на нас нападение в каком-нибудь укромном местечке?" – подобные соображения приходили в мою голову с пугающей регулярностью. И, что называется, накаркал.

   Солнце клонилось к закату, когда петляющий по лесу тракт привёл нас на просторную поляну.

   "Засада!" – надсаживая горло, кричали воины головного дозора, во весь опор несясь обратно к основному отряду.

   Я привстал и глянул вперёд поверх лошадиных крупов. Взору открылась обширная проплешина в лесу, судя по обилию старых кострищ, служившая излюбленным местом для ночевок торговых обозов. Тракт пересекал её чётко по середине и уже на другой стороне скрывался под высокими дубами. Именно там, на выезде, в дальнем от нас и самом узком месте, набитую колею перегораживало едва заметное поваленное дерево.

   "Ню-ню – с ехидцей подумал я – всё в лучших традициях Голливуда! Нет бы что-то новенькое придумали." Я вытащил на свет божий свой жезл и запустил в преграду "воздушным кулаком", чем заслужил уважительные взгляды дружинников Трохима. Бревно сдуло как соломинку, а в воздухе закружились сорванные с деревьев листья да засевшие в кронах лучники.

   "Маг! С ними маг!" – донеслись до нас перепуганные крики с той стороны. "Вперёд, сукины дети! – гаркнул начальственный бас – Их-то всего десяток. Прихлопнет вас маг, или нет, это бабушка надвое сказала, а я вам точно кишки выпущу! Всем, до единого."

   Видимо сидевшие в засаде знали, что их босс слов на ветер не бросает. Ещё не успел затихнуть голос начальника, как из-за деревьев к нам бросилось человек сорок разного отребья. Гурьбой, кучей, без строя и порядка, вперемешку конные и пешие, вооруженные кто копьём, кто саблей – они неслись на нас. "Ну, сами напросились!" – хмыкнул я и, откровенно рисуясь перед девчонкой, выпустил в их сторону огнешар. Вернее, попытался выпустить. Жезл слабо пукнул и, исторгнув из себя тонкую струйку дыма, прикинулся обычной деревяшкой. Я чуть не взвыл от досады на собственную бестолковость. "Бли-и-ин! Вот же дурак! Распустил тут перья как павлин, а накопитель за меня кот Матроскин заряжать будет?! Безалаберный кусок идиота!" Пока я рвал на себе волосы и предавался самокритике, на поляну подтянулся наш арьергард. Вот тут-то ребята Трохима и показали всем разницу между разбойничьей шайкой и обученным регулярным войском. Повинуясь зычной команде, наша охрана дала три слаженных залпа из луков, уполовинивших число нападавших, а потом сама пошла в атаку. Но и разбойники не дремали, в свою очередь забросав нас стрелами.

   Пока охрана разгоняла пеших и теснила к лесу конных, я самоотверженно боролся. Прямо в коляске. С Леяной. Увидев мелькнувшие в небе стрелы, я, как подобает истинному джентльмену, попытался прикрыть собой девушку. Но и ей пришла в голову та же идея – что это она должна заслонить своим стройным тельцем барина! Вот так мы и барахтались среди перин да подушек на дне коляски, причём, каждый из нас непременно хотел оказаться сверху. В конце концов, грубая сила победила. Затолкав Леяну под сиденье, я выбрался из-под постельных принадлежностей и заорал благим матом: " Впедёд, на пдодыв! Тдохим, за телегою пдисматдивайте, не давайте отбить её!"

   На мой крик обернулся возница и мертвенно побледнел. Наверное, он принял меня, с головы до ног облепленного перьями, за непонятным образом проникшего в его повозку лешего. Иначе с чего бы он так рьяно принялся охаживать кнутом лошадок? В результате коляска рванула вперёд как ошпаренная, а я, не удержавшись на ногах, кубарем полетел обратно. Вниз, к Леяне. В горячке попробовал снова встать, да не тут-то было! Коляска прыгает и скачет по колдобинам как взбесившийся мустанг, да ещё эта дикая кошка беснуется, норовя выползти из-под сиденья и затолкать меня на своё место. Нет, вы не подумайте, я вовсе не прочь сойтись с дамой в клинче на перинном ринге, но не в таких же условиях! Да и кровать должна ходить ходуном от моих усилий, а не по собственной воле.

   Короче, выполз я кое-как на белый свет, попытался осмотреться, но особо не преуспел. Только-то и видно, что впереди летят галопом три воина, позади ещё четверо, да на заднем плане мелькает телега, так же окружённая охраной. Взгляд вправо-влево неизменно натыкался на мельтешащий частокол из деревьев в пугающей близости от моего носа. И поди тут разберись, толи мы от кого-то убегаем, толи сами за кем-то гонимся! Некоторая ясность наступила только когда мы выбрались из леса. Наконец-то получив возможность осмотреться, я тут же начал лихорадочно оценивать ситуацию.

   ...Повозки, две штуки – присутствуют. Хорошо...

   ...Дружинники Трохима – все в наличии. Это радует...

   ... Правда, человек семь ранены, но безвозвратных потерь нет...

   ...А вот то, что за нами следом скачут три с половиной десятка верховых, причем, ни разу не похожих на почётный караул – это гораздо хуже...

   ... Вдобавок кони у преследователей свежие, полны нерастраченных сил, а наши лошадки основательно вымотаны долгой дорогой. Насколько хватит их выносливости? На пять минут, десять? А потом что, бой принимать?

   ...Чёрт, если не брать в расчёт раненных, то на одного нашего полтора противника приходится!

   ...И я, как назло, ничем помочь не могу...

   ...Сказать кому, так засмеют – в первую стычку, пока другие сражались, я девчонку тискал, а во второй драке опять придётся в стороне отсиживаться. Ибо толку от моих пустых рук будет немного...

   ...Хоть в самом деле вспоминай ленинский тезис: "булыжник – орудие пролетариата"...

   ...Блин, и почему я в своё время Блоху без пулемёта сделал?! Сейчас бы он не лежал у моих ног мёртвым грузом, как валяются жезл и выдернутый из башни амулет главного калибра...

   ...Нет, сами по себе они-то вещи хорошие, но что с них проку без запаса маны?

   ...Ага, пулемёт был бы в тему – он бы враз превратил коляску Леи в чапаевскую тачанку...

   ...Гы, а сама Леяна выступила бы в роли Анки-пулемётчицы из известного кинофильма!

   ...Чёрт, чёрт! Нас же сейчас по-настоящему убивать будут, а мне всякая ерунда в голову лезет!

   Между тем погоня приближалась. Уже невооруженным глазом можно было рассмотреть перекошенные лица преследователей и слетающие с трензелей хлопья пены. Видя, что стычка неизбежна, Трохим стал осаживать своих воинов, собирая их в единый кулак между повозками и разбойничьей ватагой. Некоторые из дружинников начали вытаскивать из-за спин луки в надежде, что пущенная на скаку стрела не пропадёт даром. Вот же гадство! Люди сейчас будут умирать из-за меня и моего серебра, будь оно проклято, а я им ничем помочь не могу! Ну, что мне стоило зарядить перед выездом накопитель в жезле?

   От этих невесёлых мыслей меня отвлёк частый грохот колёс по бревенчатому настилу. Оказывается, мы въехали на мост, переброшенный через узкую реку с быстрым течением. Решение возникло в доли секунды.

   – Тодмози! Стой! – крикнул я вознице, стоило коляске съехать с настила на другой берег. И тут же повернулся к дружинникам: – Тдохим! Стдой своих одлов попедёк моста!

   Тот кивнул, соглашаясь. Действительно, здесь, на открытом и тесном месте, где враг будет лишен обходного манёвра, у нас появлялся мизерный шанс отбиться. Увидев наши перестроения, преследователи сбавили ход, стали одевать на руку подвешенные до этого у сёдел щиты и менять сабли на сулицы. Минутная заминка, и вот уже первые всадники начинают разгон по мосту туда, где ждут их растянувшие луки дружинники.

   Но я всего этого не видел. Той крохотной паузы мне хватило, чтобы выскочить из коляски и добежать до остановившейся рядом телеги. "Только бы во время бешенной скачки не свалилась заглушка с патрубка накопителя! Только бы он не оказался полностью разряжен!" – на бегу свинчивая навершие с жезла, я вновь и вновь повторял по себя эти слова как молитву, как мантру. Ура! Заглушка оказалась на месте. Долой её! Не теряя ни секунды, я прижал рукоять жезла к отходящему от гранитного бруса патрубку. Давай, давай, заряжайся! Ну же! Оглушающий грохот копыт, грянувший со стороны моста, сказал мне, что дальше ждать уже нельзя. Мне оставалось только надеяться, что в накопителе Блохи сохранилась хоть капля маны, и она – эта капля – целиком перекочевала в жезл. В два движения я присоединил навершие к рукояти и активировал амулет, направив жезл на середину моста.

   Действительно, в накопителе маны оставались жалкие крохи. Спорхнувший с навершия огнешар был раза в два меньше обычного, но и его хватило, чтобы разнести в щепки несколько бревен в настиле, а соседние с ними поджечь чадным пламенем. Не ожидавшие такой подлянки разбойники сбились в кучу. Передние стали осаживать коней перед проломом, а на них вовсю напирали задние. Воспользовавшись моментом, разрядили луки наши дружинники, и отведавшие дождика из стрел тати начали откатываться обратно. Даром суетился и кричал на том берегу их вожак – идти на верную смерть романтикам с большой дороги не хотелось. Внезапное нападение из засады, это пожалуйста, а честный и открытый бой не для них.

   Наш Трохим не мешкал – оставив несколько лучников у моста, он сразу же повёл отряд прочь от реки, стремясь по максимуму использовать образовавшуюся фору во времени. Уставшие кони пытались возражать против продолжения пути, но кнуты, шпоры и гневные окрики людей, утомлённых не менее лошадок, сделали своё дело – нестройной толпой караван пополз вверх по пологому откосу. Я не стал интересоваться у Трохима зачем тот разделил воинов: он дядька умный, и своё дело знает туго. К тому же он человек Леяны, вот она пускай у него отчет и требует, если сочтёт нужным. Мне же следует не отвлекать людей тупыми вопросами, а попытаться хоть чуть-чуть подзарядить жезл. Блин, чертовски неприятно чувство – оказаться безоружным во время жаркой свалки. Сродни ощущению, что чья-то злая воля выдернула тебя из ванны голым, перенесла на центральную площадь города и бросила прямо в центр праздношатающейся толпы. Такое же ощущение безысходности и уязвимости.

   Леяна:

   Я давно уже приметила, что жизнь человеческая постоянно колеблется как коромысло у весов. Если на чашу хорошего от судьбы перепадёт что-нибудь доброе, то на противоположную она неминуемо с лихвой подкинет какую-то гадость. Иль утеряешь что-нибудь, или обманут, а то ещё пуще – эта злодейка встречу с лихими людьми подстроит, вот как нынче.

   Когда погнались тати за нами, стали нагонять, так я и подумала, что живой им ни за что не дамся. Даже кинжальчик в рукаве поправила, чтобы выхватывать сподручнее было. Чай, в разбойничьем полоне судьба-то известно какая девицам уготована. Ежели не убьют на месте, то натешатся вволю звери, что лик человечий давно утратили, а после уж у родни выкуп требовать зачнут. А кто за меня платить станет? Никто. Так что попади я им в руки, выбор у меня не велик: иль в логове разбойном оставят для утех срамных, или в рабство продадут. Однажды я чудом уже избежала рабского ошейника, а второго случая мне судьба не подарит...

   – Всё, госпожа! Не угнаться им за нами больше! – отвлёк меня от мрачных дум подъехавший к коляске Трохим. – Через горящий, спасибо барину, мост злыдням таперича никак не переправиться, а до ближайшего брода им вёрст десять будет. Ежели и решатся на такой крюк, так токмо коней зазря утомят.

   – А коль огонь зальют да через пролом переберутся? – я не сразу поверила в нашу удачу.

   – Не выйдет! Я на тот случай полдюжины стрелков оставил. Ну, дабы они тем ратникам мост тушить не позволяли. И велел: как добром настил разгорится, так всё бросить и нас спехом догонять.

   – Подожди, Трохим, каким ратникам? Разве это были не лесные разбойники?

   – Нет, госпожа. Я на их щитах герб баронский приметил. Про того барона, их хозяина, давно уж по округе слава недобрая идёт, дескать, подл, вероломен и жаден. Да и народец он себе в дружину собрал, подстать лиходеям с большой дороги. Вот такой вот у нас соседушка...

   – А откуда он про серебро нашего барина прознал и засаду устроил? Мы же только сегодня утром решили, куда и какой дорогой поедем?

   – То тайна невеликая. Я средь прочих злыдней трёх знакомцев приметил. Помнишь, госпожа, ты мне велела за людишками Палого приглядывать? Так вот, эта троица из его ватаги. Спросишь, где остальные? Дык, знамо где: из той деревушки у нас было два пути, один на Залесское подворье, другой на Западное. Коль тута мы с баронской шайкой повстречались, стало быть остальные нас на пути к Залесью поджидают. И сам Палый наверняка с ними. Ох, госпожа, зря ты ему поверила, зря к себе приблизила. Одно слово: дурная кровь и гнилая душонка.

&nbnbsp;sp;  – Ой, Трохим, не береди сердце! Я и так себя корю за свою слепоту, а тут ты ещё меня виноватишь! Лучше скажи, что далее делать надумал. Дело-то к ночи, где остановимся на ночлег?

   – Я, госпожа, так смекаю, что нам нынче к людям соваться не с руки. Кто знат, а ну как догоньщики и вправду через брод подадутся? Они же искать нас станут, по всем окрестным деревням доглядчиков разошлют, в кажный сарай заглянут. А как отыщут, так соберутся в кучу и навалятся всей гурьбой на нас сонных. Вот и думается, мож нам где-нить на воле лагерем стать? Иль в овражек какой схорониться, дабы блеск костра в темени не виден был. Ну, чтоб, значица, лазутчики нас не сыскали...

   – Дело говоришь! – согласилась я с Трохимом. – Роздых не только лошадям надобен, но и людям. А спать вполглаза, с опаской нападения в любую минутку не пойдёт. Будут воины завтра носами клевать да ползать, что мухи осенние. Так что сам решай, где остановимся.

   Трохим кивнул и поворотил коня в хвост отряда. Скоро я заметила, как сначала один, чуть погодя другой, а там и третий всадники съехали с тракта и продолжили свой путь вдоль наезженной колеи, забирая в сторону от неё всё сильнее и сильнее. Вслед за ними свернула на низкотравье телега, но не сразу, а прокатившись за коляской ещё малость. Пройденный ею кусок пути послужил меркой: идущий по тракту караван лишался одного воина за другим каждые две-три сотни саженей. Я сначала не поняла замысла Трохима и даже насторожилась, заподозрив неладное. Урок, преподнесённый мне Палым, был слишком ещё свеж в памяти. Но потом до меня дошло: сверни мы все разом с наезженного тракта, и тогда за нами на лугу от десятков копыт да от колёс двух повозок остался бы хорошо заметный, видимый аж за версту след в вытоптанной траве. А так мы словно растворились бесследно на большой дороге. Нет, конечно же следы были, но едва заметные, поди попробуй, отыщи их тёмной ночью! Да потом ещё догадайся, что это следы не одиночек, а целого каравана.

   Когда совсем стемнело, наша коляска съехала в овражек. Скорее, даже не в овражек, а в ложбинку посреди широкого луга – настолько покаты оказались склоны. Но даже они хорошо скрывали отсветы костра, уже разведённого передовым дозором в низине. Нашёлся и родничок, бивший среди густой, сочной травы, и звонким ручейком убегавший куда-то вдаль по дну ложбины. Негромко переговаривались люди, рассёдлывая уставших коней, звякал половником о котел кашевар, подняли стрёкот вездесущие кузнечики – всё вокруг просто дышало покоем. И я вдруг поверила, что все наши мытарства позади, что все опасности уже в прошлом. Мне захотелось свернуться калачиком на мягком сидении, опустить голову на чудом уцелевшую подушку и спать, спать до зари, до утра, до обеда. Но придремать мне не дал барин, попросив прогуляться с ним и помочь ему "зарядить бабарейки" в жезле.

   Что это такое "бабарейки", я не знала – речь-то у нашего барина завсегда мудреными словами пересыпана – но согласилась сразу, даже не раздумывая. Ещё бы, он же меня своим другом назвал! Прям так и молвил: "Леяна, помоги, будь другом." Какой тут сон? Да я чуть не задохнулась от восторга! Знаю же, что наш-то барин за любого своего человека горой стоит, а за друзей вовсе любые горы с землёй сровняет. Я ж за день вчерашний хорошенько порасспросила Ляксея об их с барином истории. Попытала я и людишек Палого о том, как они моего барина всю ночку ловили, да как он от них ловко уходил. А потому ведомо мне, что барин до последнего тащил Ляксея чуть не на себе, из-за ноги его увечной. Другой бы высокородный со спокойной совестью оставил холопа на верную смерть, да ещё счёл бы, что тем самым милость тому оказывает, честь великую – голову сложить за господина.

   Да что там говорить, вот кто ещё осмелится спорить с детьми Леса, за друга своего вступившись? Только он – мой барин! А он вступился за свою подругу, да так, что гордые ельфы хвосты поджали, гонор свой позабыв! Вот как мой барин за друзей стоит! И когда он назвал своим другом меня – по сути, рабыню им купленную – то за моей спиной словно крылья выросли. Даже на миг показалось, что вот-вот оторвусь от земли и улечу в небеса подобно птице вольной.

   Ан-нет, не взлетела, ибо побоялась. Побоялась с барином разлучиться. Мне за последние дни сама мысль о разлуке с господином начала рвать на части сердце. Словно кто-то взял и пришил ретивое крепкими стежками к барину. Ибо нет другого такого на белом свете, как он. Один он такой, единственный, только за него липкий страх порой заставляет колотиться сердечко. Я за себя так не боюсь, как за него. Когда его вчера на дворе увидала – без чувств да в кровищи, да всего избитого с ног до головы – так чуть сама в обморок не свалилась. А сегодня вон, и того суровее к нам судьбина: ушли мы от догонщиков, аль нет – никому неведомо. Потому-то и не хотелось мне отпускать господина моего от себя ни на шаг, ни на минутку малую.

   Пошли мы от костра прочь, вверх по склону. Барин впереди шел, что-то выискивая взором магическим в темени ночной, а я следом, прижавшись к нему крепко. Мне господин заранее сказал, что он будет слеп и не увидит, что у него под ногами, а меня попросил направлять его, чтобы не дать в яму какую-нибудь сверзиться да сломать чего-нибудь ненароком. Так мы и брели: барин в даль смотрел невидящими глазами, а я под ноги поглядывала, за пояс его обняв. И хорошо мне так было, что словами не передать! От касаний бережных, да от близости его тела. Почти так же хорошо, совсем как в ночку прошлую, когда мы с ним в кровати одной лежали. Только не так боязно. Надеюсь, что и сегодняшняя ночь окажется подстать предыдущей. Я-то ведь не просто так сходу согласилась с предложением Трохима не искать постоялого двора и заночевать в чистом поле. Окажись мы под крышей, так развели бы нас с барином по разным горницам, согласно уложений да приличий. А здесь, в походе, никто и слова супротив не скажет, коль я рядом с ним устроюсь. Вроде как у всех на виду да вровень со всеми терплю путевые лишения. Так и урона чести девичьей не будет, и возле милого ночь скоротаю...

   Решив, что вчера она нас уже достаточно испытала на прочность, судьба позволила нам спокойно отдохнуть и набраться сил перед дорогой. Ночь прошла без тревог и волнений, спокойно спали все кроме двух дозорных и меня. Ну, воинам-то так наказал Трохим, а я глаз не сомкнула по собственной воле, ибо ловила каждое мгновение, проведённое рядом с милым.

   Вот как я осмелела: уже барина "милым" называю. И ведь знаю, что мне должно быть стыдно про честь забывать, но какая я, оказывается, бесстыжая, даже самой удивительно насколько. А поутру, когда позавтракали и тронулись в путь, я уже не робела от прикосновения к плечу господина, а наоборот, сама искала этих касаний. Пусть незаметных, украдкой, но таких томительно-сладостных... В дороге я не удержалась и сомлела от недосыпу, привалившись к барину и незаметно для себя самой умостив голову на его плече. Сквозь дрёму я слышала, как Трохим спросил у господина, мол, что это с ней, занедужила? Мож, привал скомандовать? На что его милость ответил "спит". А потом добавил: "И пусть спит, не надо её тдевожить. Это нам, мужчинам дальний путь не в тягость, а ей-то каково, такому-то водобушку?" От его заботливых слов меня будто тёплым одеялом накрыло. Глаза сами собой сомкнулись, и я безмятежно проспала до самого вечера. Выспалась, а потом почти всю ночь подле спящего барина сидела да о судьбе своей впервые серьёзно задумалась.

   Ведь и полугода не прошло, как выкупили меня из ямы долговой. Как я тогда, по первости, хотела стать невидимой, дабы не обращать на себя внимания нового хозяина! Всё боялась чего-то, дурочка. А вот поди ж ты, ныне только о том и мечтаю, чтоб на глаза ему лишний раз попасться. Уж так мне хорошо рядом с ним, так радостно, словно возле него и солнце ярче, и небо голубее, и даже птахи звонче песни распевают. Похоже, влюбилась я в него, без памяти влюбилась!