Текст книги "Еретик"
Автор книги: Андрей Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Божьми пророками стать, – прямо сказал Симон. – Удовольствия это не приносит, но смысл своего никчемного существования познаете. Ну, и бояться перестанете. Уж, это – гарантировано.
Мальчишки вытаращили глаза, да так и замерли.
* * *
Кифа сидел в наглухо закрытом подвале, пока не прошла четвертая, совсем уже слабая волна. Это было хорошо слышно по шуршанию воды и песка. И лишь тогда начальник охраны Мусейона дал команду выходить.
– Филипп, ты проверяешь масштабы повреждений в архиве. Ибрахим, ты со своими людьми – в здание рукописей. Всем приготовиться… открываем.
Кифа вжался в стену, а четверо охранников Мусейона взялись за рукояти крышки со всех сторон и почти без труда вырвали ее вверх. И сразу же появился этот оранжевый свет, а вниз обрушилось полбочки воды – и все.
– Быстро, быстро! – закричал начальник охраны. – Все выходят!
Кифа рванулся вперед, в числе первых выскочил наружу, хлюпая сандалиями по жидкой грязи, пробежал к стене и тревожно глянул в сторону моря. Оно было черно и страшно, однако пятой волны он так и не увидел, сколько ни вглядывался. И, тем не менее, на душе было тревожно.
– Смотрите! – охнул кто-то. – Маяка нет!
Кифа повернул голову и лишь тогда понял, что его так встревожило. Знаменитой на всю Ойкумену башни, а точнее, ее останков, уже не было. Вообще!
– А что ж тогда в городе творится?.. – охнул кто-то.
Кифа глотнул и стремительно двинулся прочь от Мусейона. Выскочил на залитую илистыми наносами улицу, ткнулся взглядом в остовы снесенных крыш и разбитых о землю кораблей, трупы на каждом шагу, и внутри екнуло и оборвалось от предчувствия чего-то по-настоящему великого. Если нечто подобное творилось по всему Египту, империя Ираклия болталась на волоске.
«Так… цены поползут вверх, а Менас точно свое зерно обратно со складов затребует. Да, и аристократы своего не упустят…»
Кифа хмыкнул и почти побежал прочь от все еще неспокойного моря. В том, что аристократы – как греки, так и армяне и латиняне, захотят пересмотреть итоги последнего государственного поворота, он уже не сомневался. Главное, правильно эти настроения подогреть.
* * *
Едва Амр освоился и оценил запасы Трои, повалили послы, и первыми пришли купцы.
– В Гелиополис пойдешь? – поинтересовались они.
– Конечно, – кивнул он.
Теперь главное зернохранилище империи было открытым и беззащитным.
– А как с зерном поступишь?
– Купеческое – купцам, – пожал плечами Амр, – мы с Менасом сразу договорились. А все, что принадлежит империи, – моя военная добыча.
Купцы, вытаращив глаза, попятились назад, и Амр уже видел, с каким обожанием все они поглядывают в сторону прозорливого Менаса.
– Вавилон брать будешь? – сразу же вслед за купцами пришли члены городского совета.
– Зачем? – не понял Амр. – Мы с вами не воюем. Мы с Ираклием воюем.
Старейшины недоверчиво переглянулись.
– Но ты же взял Трою… а канал из Трои идет через наш город.
– А вы что, собираетесь мешать морской торговле?
– Нет, – растерянно пожали плечами старейшины.
– А зачем тогда мне с вами воевать?
И старейшины, совершенно потрясенные, почти бегом вернулись назад – сообщить, что никакого штурма не будет.
И лишь затем появились парламентеры с Родоса.
– Вы все погибнете, – твердо пообещал помощник коменданта острова-крепости, – как только здесь появится Ираклий. Его армия непобедима.
– Тебе виднее, – не стал спорить о том, чего не знает, Амр. – Я с Ираклием еще не дрался.
– Тогда, может, вам лучше взять выкуп за Трою и вернуться домой?
– Я не против, – развел руками Амр, – если ваш флот возьмет с курейшитов такой же выкуп и тоже вернется домой.
Помощник коменданта впал в ступор. Требование было справедливым, но вернуть флот, посланный самим Ираклием, ни он, ни комендант не могли. И лишь, когда помощник, поняв, что до прибытия императора ничего решить не удастся, отбыл обратно на Родос, началось обсуждение самого главного.
– Флот Ираклия все равно разгромит и захватит ваши крепости, – прямо сказал Менас.
Амр молчал. Это было так.
– А затем корабли вернутся назад, в Египет.
Амр кивнул. Армии всегда возвращались домой – раньше или позже.
– Но тебе не стоит этого дожидаться, – прищурился Менас, – возьми второй конец канала – на выходе в море Мекканское, и ты отрежешь флот Ираклия от Египта до тех пор, пока вы не договоритесь.
Амр замер. Если бы ему удалось запереть весь флот Византии в Мекканском море, захват курейшитских морских крепостей потерял бы всякий смысл.
– Сколько дней пути до второго конца канала? – глотнул он.
– От двух до семи, – улыбнулся Менас, – как двигаться будешь.
Амр повернулся к замершим рядом Зубайру и Аарону.
– Что скажете?
– Только так и надо, – кивнул еврей. – Империя понимает лишь один язык – язык силы.
– Командуй, – пожал испачканными грязью плечами эфиоп, – я возьму.
* * *
Вода сошла из нижнего храма, как только посланные Фомой монахи прочистили стоки. Стоящий на берегу Великого Потока монастырь был неплохо приспособлен к подобным катаклизмам. Затем все те же монахи насухо вытерли пол и открыли окна, дабы выветрить затхлый дух, а Симон посадил послушников напротив себя и принялся объяснять.
– Вы наверняка слышали, что каждый человеческий член – от мизинца до головы – имеет своего духа-покровителя.
Мальчишки радостно закивали, и Симон тут же упреждающе поднял руку.
– Это была бесстыдная ложь. Все наоборот. Это человек покровительствует духам, разрешая им жить в своем теле.
Подождал, когда первый шок пройдет, и продолжил.
– И, конечно же, вам говорили, о семи огненных «колесах», что находятся внутри тела – на линии от копчика до макушки.
Послушники закивали – уже осторожнее.
– Каждый из них имеет свой цвет, – продолжил Симон, – от красного до фиолетового, и каждый управляет какой-нибудь человеческой страстью. Слышали о таком?
– Слышали… – отозвался самый проворный. – И это – тоже ложь?
– Нет, – покачал головой Симон, – это почти правда. Ложь в другом.
Мальчишки замерли.
– Вам говорили, что каждое из семи этих «колес» связано с одной из семи планет и с одной из семи частей Вселенной. И что именно эта связь и держит человека в мире и в теле – таким, какой он есть. Вот это и есть самая страшная ложь.
Симон обвел юных монашков глазами. Те даже боялись пошевелиться. Ибо главное, что вдалбливали им все эти годы гностики: душа – это птица, попавшая в силки Вселенной.
– А правда в том, что каждый из вас и есть эта Вселенная. И никто, кроме вас самих, здесь вас не держит.
Мальчишки вытаращили глаза.
– А вас?
– Что? – не понял Симон.
Это снова был тот самый монашек.
– А вас что в этом мире держит?
Симон покачал головой. Вопрос был – в точку.
– Только моя воля.
* * *
Ираклий мчался из Кархедона в Египет так быстро, как мог, и останавливался только в крупных городах – переговорить с аристократами – и с армянами, и с греками, и с латинянами.
– Что с «Экстезисом»? – первым делом спрашивали те, кто поумнее.
– Плохо, – честно отвечал Ираклий. – Вообще с Унией плохо. Надеюсь только на ваше терпение. Если эту комету переживем, выкарабкаемся.
– А если не переживем?
Ираклий в ответ на такой вопрос лишь качал головой.
– Или распад Византии, или новый Фока. Что вам нравится больше?
И, конечно же, тех, кто поумнее, не устраивал ни тот вариант, ни другой.
Но чаще разговор складывался иначе.
– Как там наш новый Пролив? – оживленно интересовались наименее склонные к уступкам и компромиссам члены Сената.
– Флот уже ушел, – так же честно отвечал Ираклий. – Если он эту комету пережил, Пролив будет наш.
– А если не пережил?
– Война затянется. Как я вас всех на Сенате и предупреждал. Готовьтесь терпеть. Быстрой победы над аравитянами не будет.
Однако он уже видел: эти терпеть не намерены; эти хотят всего и сразу. И он снова и снова утыкался в ту же дилемму: будешь делать, как Фока, согнутся; дашь волю – испоганят все, до чего дотянутся. Даже не от жадности, по глупости. Вот только он быть Фокой не хотел – даже ценой поражения. Вернуться к тирании после двадцати восьми лет относительной гармонии, это и стало бы настоящим поражением. Одна беда – вызванный кометой психоз к цивилизованным отношениям не располагал.
А в Триполитании Ираклий наконец-то узнал, что собственно стряслось в Антиохии, и это знание не обрадовало. Некий сириец-аптекарь, судя по приписке, один из очень немногих оставшихся в живых, сообщал, что едва Господь бросил в Антиохию сноп огня, земля треснула, город сложился буквой «V», просел и закрылся – словно книга.
«Я пишу тебе, император, лишь на третий день, – стиснув зубы, читал Ираклий кривые строчки. – Сильно трясутся руки, и плохо вижу. Люди еще кричат из-под земли. Но раскапывать их некому».
– Разошли мое требование о помощи уцелевшим во все соседние города, – приказал Ираклий градоначальнику Триполи. – И пусть не медлят. Я первый дам людей и денег – своих, не из казны.
Он понимал, как важно продемонстрировать подданным, что империя останется единой, даже случись вдруг сошествие в ад. А в Ливии Ираклий получил первое по настоящему важное известие – от сына Костаса. «Флот ушел досрочно. Однако принцесса Мария и сын ее Ибрахим внезапно умерли, поэтому легитимность нашего похода сохранена, а поход Амра, напротив, теперь незаконен. Теодор ненадежен – командиры говорят, он все время в истерике. Теряет уважение».
Это было очень плохо, Ираклия не радовало даже то, что Теодор назначен полководцем под давлением Сената, и случись провал, виновен будет лишь Сенат. Слишком уж высоки были ставки, чтобы утешаться чужой виной.
А затем пришло второе письмо, на этот раз от наместника Родоса.
«Менас договорился с Амром о купеческом зерне. Вавилон воевать не склонен. Зреет мятеж. Ни Родоса, ни Трои, сам понимаешь, аравитянам не взять, но крови они мне попортят изрядно. Теодор никуда не годен. Прямо сейчас хочет угодить Сенату тем, что приказал обмять молодняк в реальном бою. Я послал ему письмо с просьбой этого не делать, но ответа не получил».
Ираклий прочел письмо один раз, второй, третий… и понял, что проигрывает, прямо сейчас. И когда ему привезли третье письмо, он почти не удивился.
«Троя пала. Передовой отряд во главе с каким-то эфиопом движется вдоль канала. Евреи Элефантины узнали о провале твоего «Экстезиса» и примкнули к аравитянам. Все ждут большой резни. Менас усиленно распространяет слухи, что резню против монофизитов и несторианцев начнешь ты».
– Ну, вот и все… – глянул на очередной раз вышедшую из-за горизонта титаническую комету Ираклий. – Вот и долгожданный Апокалипсис.
Дело было вовсе не в попавшей в руки противника Трое, – эта крепость превосходно годилась для шантажа, но, пока остров Родос принадлежит Византии, никакой прибыли аравитянам принести не могла. Две этих стоящих бок о бок крепости препятствовали одна другой, как два равных по силе быка, тянущих повозку в разные стороны.
Куда как опаснее была попытка аравитян закрыть флот империи в Мекканском море. Ираклий понимал: если она удастся, весь поход к проливу и осада морских крепостей курейшитов потеряет всякий смысл.
Однако сколь ни парадоксальным это могло показаться, более всего Ираклия тревожил внезапный мятеж евреев. Император знал своего наместника в Элефантине уже не первый год, и, вот незадача: Моисей не ошибался. Никогда.
«Неужели мои дела так плохи?»
Моисей мог оказаться правым лишь в одном случае: если резни меж христианами империи и впрямь уже не избежать.
* * *
Объяснив главное, Симон приказал отрокам наизусть выучить короткий тайный псалом, выбрал подходящий, не слишком звонкий барабан и сразу же поставил мальчишек в круг.
– Будете идти по кругу – один за другим. Псалом читать беспрерывно и строго в ритм – что бы не случилось. Дыхание не сбивать [58]58
В монастырях этот способ обращения к Богу дожил до средних веков, с тем отличием, что монахи, двигаясь по кругу, не читали, а кричали – как можно громче и воинственнее.
[Закрыть].
– А что потом? – снова подал голос все тот же неугомонный послушник.
– Часа через три начнутся видения, – не стал скрывать Симон. – Самые разные и у каждого свои. Однако бояться не надо. Надо слушать меня. Если что пойдет не так, я поправлю и помогу.
– Мы все угодим в ад… – поджав губы, проронил упрямый отрок.
– Да, – кивнул Симон, – вы все сойдете в ад. Точь-в-точь, как это сделал Спаситель. Если он, конечно, – не выдумка.
Мальчишки напряженно молчали, и Симон вдруг вспомнил себя – в их возрасте.
– Поймите, нет способа достичь высокого, иначе как превозмочь низкое. Никто не пройдет в Иерусалим, не познав преисподней своей души. Кто не готов, может уходить. Наказания не будет.
Послушники молчали.
– Нет? Что ж, начали…
Симон ударил в барабан, и мальчишки неуверенно двинулись по кругу, вполголоса повторяя псалом, а в следующий миг барабан запел в строго просчитанном, каноническом ритме, а Симон принял все управление на себя.
– Громче! Головы выше! Плечи распрямить! Пошли, пошли!
* * *
Никогда еще Амр не имел столько власти. Стоило ему подписать несколько бумаг, и купцы Вавилона тут же предоставили своих лучших верблюдов. А едва он миновал упавшие из-за тряски гигантские столбы Он Шемса, отмечавшие начало имперских владений, и вошел на склады, перед ним разве что не стелились.
– Вот, принц, все документы на зерно империи…
– Я не принц.
– А здесь, принц, работники склада. Круглые сутки зерно перекидывают, чтобы ничто из вашей военной добычи не сгорело, чтобы ничто из вашего бесценного имущества не прогоркло.
И Амру все чаще казалось, что он для них – просто временщик, варвар-захватчик, весьма удобный, чтобы списать на него все украденное и пропавшее за много лет, – когда все успокоится, а настоящий господин вернется. Что ж, его это не пугало; в отличие от них, Амр чуял, что война, в которую он ввязался, давно уже не грабеж. И ставки в этой войне были высочайшие – по сути, правота или неправота перед Единым.
Пока Аллах открывал перед ним каждую, даже самую неприступную дверь. В первые же сутки Амр отправил в Аравию несколько десятков караванов пшеницы и овса, а уже на второй день к нему пришли землемеры.
– Принц, мы шли с твоим полководцем Зубайром вдоль канала несколько часов, – начал самый главный, – и, должен сказать, местами дно канала поднялось, и суда пройти не смогут.
– Почему? – удивился Амр.
– Землетрясение, – развел руками землемер, – земля похожа на ткань: дернуло, и пошли складки. Если ты думаешь отправлять товары из Нила в море Мекканское, надо чистить Траянский канал.
Амр задумался. Прямо сейчас он бы не смог отправить в море ни одного торгового судна. Во-первых, судов просто не было. Во-вторых, доступ из Нила в канал закрывала крепость на острове Родос. А, в-третьих, само Мекканское море было битком набито кораблями врага. Однако Троя уже была у него в руках, а рано или поздно Зубайр возьмет и второй конец Траянского канала.
– Что нужно, чтобы очистить канал?
– Люди и деньги, – развел руками землемер. – Много людей и много денег.
Амр поднялся со стула бывшего коменданта Трои и подошел к окну. Денег у него не было совсем, но там, внизу под окнами, наполовину в воде лежал упавший во время землетрясения огромный медный идол. Формально поверженный Аллахом языческий истукан был его военной добычей.
– Вон того идола в качестве оплаты хватит?
– Колосса Родосского? – переглянулись землемеры. – Даже много будет… Столько меди очень дорого стоит.
Несколько часов подряд аравитяне под градом стрел с Родоса рассекали идола топорами на части, а затем зацепили веревками и так же, частями выволокли на сушу. Амр поговорил с местными скупщиками-евреями, а уже на третий день свободные от работ на все время разлива крестьяне потянулись к Вавилону. Они знали главное: на канале кормят и платят – и неплохо платят.
* * *
Кифу остановили в первой же харчевне. Два дюжих монаха, показав условный знак из скрещенных пальцев, молча мотнули головами в сторону крайнего, хорошо накрытого стола, и сразу же перешли к делу.
– Ты же вместе с Симоном приплыл?
– Да, – насторожился Кифа.
– А зачем он в Египет прибыл, знаешь?
Кифа покачал головой; это интересовало его не меньше.
– А в чем дело?
– Им займешься.
– Но у меня уже есть задание, – глотнул Кифа.
– Отменили твое задание. Будет, кому заняться. А ты лучше сюда посмотри, – бросил на стол залитые засохшей кровью документы один из братьев. – Это мы с тела Ахилла сняли.
– Ахилла?! Того самого?! – охнул Кифа.
Этого изувеченного грека знали немногие, но именно Ахиллу император доверял не предназначенные для чужих ушей поручения.
– Ты почитай, – пододвинули ему бумаги, и Кифа осторожно взял заскорузлый коричневый листок.
Эта неказистая бумажка давала посланцу императора все мыслимые права. Кифа отложил его в сторону и взял второй. Это была вольная грамота стандартного образца для взятой в бою Елены, проживающей в Александрии, в квартале ткачей, в доме некоего Никифора.
– И ради этого меня срывают с дела?
– А ты подумай… – тяжело посмотрел ему в глаза один из братьев. – Сам Ираклий дает Ахиллу чрезвычайные полномочия и в самый разгар Собора отсылает самого надежного своего помощника аж в Александрию. Из-за какой-то рабыни…
– Действительно, бред, – хмыкнул Кифа и замер.
Когда-то… очень давно, действительно давно ему уже доводилось участвовать в тайных поисках некой Елены. Смысла задания он, правда, так и не уловил, поиски вскоре отменили, но Кифа хорошо запомнил, как трясло тогдашнего епископа Римского.
– Уж, не та ли самая Елена?.. – начал он.
– Та самая.
Кифа застыл. Он хорошо помнил, что тогда, двадцать восемь лет назад нашедшему Елену агенту – как бы низко не находился он на служебной лестнице – давали епископат.
– Господи Боже… – выдохнул он. – А что теперь обещают?
Монахи многозначительно переглянулись.
– Все, кроме тиары.
* * *
Уже через полчаса беспрерывной ходьбы по кругу, цвет лиц у мальчишек необратимо изменился, черты лица заострились, а в глазах появился то самое, хорошо узнаваемое сияние. Через час ритмичного чтения одного и того же псалма их начало пошатывать, через два они уже двигались как сомнамбулы, а через три Симон понял, что они, сами того не осознавая, уже вошли в первый круг.
– Ярко-красное пламя? Хорошо! Кто-то видит что-либо иное? Может, есть помехи?
– Сажа… – выдохнул один, – много сажи.
– Дыши на нее, – приказал Симон, – каждым словом псалма… и пусть она выгорит, как от порыва ветра. И пусть ваша сила, исходящая из Марсова «колеса», что на копчике, станет столь же чиста, как этот огонь!
Мальчишки – не только тот, что сказал о саже – принялись выдыхать слова еще резче, и Симону оставалось лишь поддерживать их движение ритмичным пением барабана.
«Скоро начнется оранжевый…»
Понятно, что Фома, жадный, как и все, кто хоть месяц побыл настоятелем, требовал от Симона прохождения всех 12-ти «стен Иерусалима» – строго по расписанным Иоанном Богословом цветам каменей, из которых эти «стены» сложены. Он даже притащил манускрипт с «Апокалипсисом»!
– Читай, вникай и даже не думай ничего менять. Иначе как же они станут пророками?
Но Симон лишь рассмеялся.
– Ты у кого помощи просишь? У меня или у Богослова?
– У тебя… – вздохнул Фома.
– Значит, не вмешивайся, – отрезал Симон, – разница между 7-ю и 12-ю ступенями не так велика. Главное, добраться до самого верха. И потом, эти детишки почти сутки огненной преисподней просто не выдержат. Закалки не хватит!
И, разумеется, Симон оказался прав. Обычные послушники, скорее всего, вечно голодные сироты или «божьи дети» безо всяких особых умений, уже теперь еле шевелились, а что будет с ними в конце, Симон даже не представлял.
* * *
Едва Нил поднялся до нормального в это время уровня, вниз по реке пошли суда. И первым, кого увидел Теодор, был губернатор Фаюма.
– Ну, что, – сидя, уперев руки в колени, встретил его Теодор. – Какова сегодня цена предательства?
– А что я мог поделать? – побледнел губернатор. – Менас ему каждый шаг подсказывает. Да, еще эти евреи…
– Вот только не надо про евреев! – разъярился Теодор. – Когда евреи подошли, ты уже продался, как шлюха перед вавилонским храмом!
Губернатор опустил голову.
– Сколько у тебя судов? – понизив тон, спросил Теодор.
– Штук тридцать…
Теодор досадливо крякнул. После того, как мальчишек смыло сошедшей грязевой волной, а уцелевшие воины выбрались на берег, у него из двадцати тысяч оставалось около половины, однако, чтобы атаковать Амра, их надо было чем-то переправить на тот берег! У Теодора и в мыслях не было, что армия аравитян вмиг окажется на том берегу, а сам он останется здесь. Но вот беда, флот почти целиком ушел громить курейшитские морские крепости, и здесь, в Египте осталось не так уж много судов.
«Отправлять частями?»
Это стало бы чистым самоубийством. Амр не был настолько глуп и дик, чтобы упускать возможность встречать каждую прибывающую партию на берегу и так же, частями, громить.
«Может, выше по течению переправить?»
Притворно перекинувшийся на сторону Амра губернатор города Абоит уже вернулся под могучую руку империи, и у него тоже были суда – пусть и немного. Одна беда: Теодор знал, что Нил вот-вот разольется, и с каждым новым днем переправа будет проходить все труднее и труднее, а когда он переправит на тот берег всех, война уже будет невозможной. Просто потому, что Нил станет настоящим кроваво-красным морем – от горизонта до горизонта [59]59
Нил во время разлива достигает в ширину до 100 километров.
[Закрыть], и все, кого не смоет, будут сидеть каждый на своей «кочке» – все четыре месяца половодья.
«С другой стороны, Родоса Амру не взять, – подумал он, – а от канала, даже если он его захватит целиком, пользы без Родоса никакой…»
– Хорошо, – вздохнул Теодор, – съезжу к дикарям на переговоры, и мы двинемся вниз по течению. Придется ждать окончания разлива в Никее [60]60
Подразумевается верхняя Никея.
[Закрыть]. Там же и ополчение начнем собирать.
* * *
Оранжевое пламя мальчишки прошли, как по маслу – сказался возраст. Едва они поняли, что за мощь и сласть таится в том «колесе», что лежит в двух пальцах ниже пупка, их лица порозовели, а в смотрящих в пустоту перед собой глазах появилось удовольствие. А вот на желтом, цвета власти, пламени застряли все. Затюканные послушники никак не могли избавиться от всплывающих языков иноцветного огня, и когда Симон провел их туда, где власть – естественное состояние, а «под ложечкой» уже не сосет, он и сам был мокрым от напряжения.
А потом пришел черед изумрудно-зеленого пламени, и Симон проклял все. Редко встречающееся в природе пламя цвета любви и в мире людей числилось большой редкостью. Давно уже не видевшие не то чтобы любви, но даже человеческого к себе отношения юные монахи видели, что угодно, но не тот чистый смарагдовый цвет, которым полыхает свободное от ненависти сердце.
«Ну, вот… а Фома хотел, чтобы я их двенадцатью стенами – по Богослову – в Иерусалим повел…»
Если бы Симон пошел на это, ребятишкам пришлось бы искать в своем сердце не только чистый смарагд любви, но еще, как минимум, два оттенка – хризолита и хризопраса. А они и так уже были на последнем издыхании. Отроки настолько обессилели в попытках выдохнуть из себя и нещадно сжечь все, что не похоже на цвет чистого смарагда, что начали спотыкаться, и Симон с неудовольствием признал, что мальчишек пора укладывать на ковры – иначе собьют дыхание [61]61
Истребленные инквизицией, эти методы в качестве психооздоровительных вернулись в христианский мир лишь в XX веке, в несколько измененном, не столь жестком виде и без гностической символики.
[Закрыть].
– Все! Стоп, стоп! – хлопнул он в барабан со всей силы. – Всем лечь головами в центр! Псалма на прерывать ни на миг! Продолжаем!
Послушники попадали, как сказано, и Симон тут же накрыл их верблюжьими одеялами; уж он-то знал, сколь нестерпим потусторонний озноб, если ты остановился.
– Псалом не прерывать! Неужели вы никого не любили?! Ну! Вспомните тех, кто остался там, далеко…
И тогда тот, что вечно вставлял свое слово самым первым, разрыдался. Конечно же, он знал, что это, и Симону даже не пришлось прикрывать глаза, чтобы видеть полыхнувший из его четвертого «колеса» – точно в линию с сердцем – чистый смарагдовый пламень.
* * *
Амр встречал парламентеров прямо в Трое, в зале для комендантских приемов и сразу отметил главное: Теодор ему не ровня. Главный полководец Византии определенно еще не переступал через страх смерти – своей, не солдатской.
– На что ты надеешься, варвар? – сурово сдвинул брови полководец.
– На волю Аллаха, – пожал плечами Амр, – на что же еще?
– Ты хочешь сказать, твой Аллах поможет тебе победить Византию? – саркастично поднял бровь Теодор.
– Почему только мой? – удивился Амр. – Разве ты сам не веришь в Единого?
Полководец поперхнулся.
– Не твое дело, варвар, в кого я…
Но Амр не дал ему досказать.
– И разве победа Единого над Византией, над Аравией, да над кем угодно… не должна радовать каждого, кто в Него верит? Тебя в том числе?
Теодор открыл рот да так и замер.
– Твоя империя нарушила главные заповеди, которые нам оставил Господь, – напомнил Амр. – Ты не можешь этого отрицать.
Теодор мгновенно собрался и поджал губы.
– Это ты нарушил закон, а не империя.
– Да, – легко согласился Амр, – с того дня, как умерли принцесса Мария и сын пророка Ибрахим, я – преступник перед людьми. Но не перед Ним.
Теодор насупился.
– Скажи, брат, – подался вперед Амр, – ты знал, что в Аравии умирают люди? Мои люди. Люди Аиши. Люди Сафии. Люди Пророка.
Полководец молчал.
– Конечно, ты знал, – закивал Амр, – вы все знали. Но вы продали нас за горсть перца и корицы. Потому что вы забыли то, что заповедал человеку Бог.
Теодора передернуло.
– Уж, не ты ли собираешься нас учить Его словам заново?
– Нет, – покачал головой Амр, – все, чему вас надо научить заново, уже сказал Мухаммад. А я только воин. Но, будь уверен, я прослежу, чтобы каждый человек, которого я встречу, знал, что слово Единого не погибло вместе с твоей совестью.
* * *
То, что Ахилл мертв, Ираклий узнал, как только добрался до разгромленной приливной волной Александрии – от обычного судейского чиновника.
– Тело обыскали? – первым делом поинтересовался Ираклий. – Там были бумаги.
– Обыскали, император, – кивнул чиновник, – никаких бумаг на теле не оказалось.
– А кто убил? Что скажете?
Чиновник хмыкнул.
– Знаю точно, что это не разбойники. Вашего посыльного пытали. Они видели, что у него нет языка, и явно хотели заставить что-то написать. Правая рука была в чернилах. Более ничего сказать не могу. Сами понимаете, что здесь творилось.
Ираклий обвел взглядом самый богатый город Ойкумены. Пустое место там, где стоял маяк. Рухнувший театр. Дома без крыш. Пустые, покрытые илом улицы. Ираклий хорошо представлял, что здесь творилось, – ад. Однако то, что у Ахилла отняли папирусную четвертушку с адресом Елены, грозило обернуться еще худшим.
Ираклий поблагодарил чиновника и повернулся к градоначальнику.
– Что с Теодором и Амром? Хоть что-нибудь известно?
– Амр грузит зерно, – сразу ответил тот. – Купеческое берет в долг под честное слово, а твое, император, объявил военной добычей и конфисковал, чтобы кормить рабочих.
– Каких рабочих? – не понял Ираклий.
Градоначальник неловко кашлянул.
– Он восстанавливает Траянский канал.
Ираклий обмер. Этот варвар вел себя так, словно пришел сюда навсегда!
– А что с нашим флотом? И вообще с походом? Какие известия?
– Флот большей частью уцелел, – кивнул градоначальник. – Как мне пишут, морские крепости курейшитов, как и предполагалось, защищать некому, поэтому их просто жгут. Часть флота благополучно дошла даже до Хинда. Еще неделя-полторы, и вся индийская торговля станет нашей.
Ираклий отпустил градоначальника и задумался. Формально он одерживал верх: взятие пролива под контроль теперь дело нескольких дней, а с каналом Амр ничего сделать не сможет – просто потому, что путь из Нила загораживает неприступный Родос. Был там правда еще один небольшой канал из моря в Нил – от Бусириса, но в том, что в Амр в этот город не войдет, Ираклий был уверен. Просто потому, что через неделю вся Нильская долина превратится в море. И, тем не менее, Ираклий тревожился. Как пропажа Елены, так и смерть Ахилла были крайне тревожными сигналами Сверху, а он всегда прислушивался к подобным сигналам.
* * *
Голубое пламя Иерусалима будущие пророки прошли относительно легко, – уж говорить и петь их в монастыре научили, хотя, конечно же, с тем, что исходило от Мухаммада, их расположенные чуть ниже гортани мистические «колеса» голубого сияния ни в какое сравнение не шли. Ну, а на пламени цвета индиго взвинченных мальчишек – одного за другим – поразил истерический приступ. И лишь когда он погрузил их в царственный аметистовый цвет, наступила тишина.
Нет, они, разумеется, все так же бормотали псалом, а Симон все так же бил в барабан, однако фиолетовое сияние последнего шквала огня, последней – аметистовой – стены, закрывающей Иерусалим от смертного человека, источало такой глубокий покой, такую царственную величавость, что Симону даже показалось, что все позади.
«Или нет?»
Симон мог наблюдать только внешние, самые общие проявления их пути, но когда тишина стала всеобъемлющей, стало ясно, что мальчишки в Иерусалим прошли – все, до единого.
– Господи! Кто ты?! – испуганно вскрикнул один из послушников.
Симон прищурился. Он уже видел, кого архангел Джабраил выбрал в числе первых.
– Не бойся, – подбодрил он мальчишку, – доверься ему. По сути, он это – ты сам.
Послушника выгнуло, и Симон невольно собрался в комок; именно в этот миг архангел вскрыл будущему пророку грудную клетку, чтобы вынуть и обмыть его слабое, местами черное человеческое сердце в светлых струях источника Зам-Зам.
«Пора…» – понял Симон.
Его собственное сердце глухо колотилось. Кто-кто, а уж Симон понимал, во что ввязывается.
– Спроси Джабраила, – глухо попросил он, – как мне найти Елену.
– Так же, как ты зажег небо… – сипло выдавил мальчишка.
Симон обмер, и в следующий миг земля дрогнула, грудь юного пророка опала, а рядом лежащий послушник выгнулся – точно так же.
– Господи Боже! Ты кто?!
– Не бойся, – торопливо вмешался Симон, – это архангел. Спроси его, как сделать Елену Царицей Цариц.
Парня затрясло, и тут же снова дрогнула и земля, а Симон сжал стучащие зубы. Джабраилу определенно не нравилось вмешательство обычного проводника, которым являлся сейчас Симон, в его отношения с пророками.
– Она и так Царица Цариц…
Симон оторопел, – выходило так, что Елену не придется возводить на имперский престол, и тут же выгнулся третий послушник.
– Уф-ф-ф…
Симон сжался. Он часто водил монахов сквозь слои погруженного в морок бытия, но это никогда не сопровождалось такими ясными знамениями. А главное, Симон прямо сейчас использовал в своих целях тех, кто уже не принадлежал миру. За такое могли и покарать.
– Спроси Джабраила, – через силу заставил себя потребовать он, – что мне с ней делать? Зачем Елена пришла в мир?
– Елена… родит… Спасителя… – внятно произнес только что ставший пророком юнец.
Симон опешил. Он знал, что Спасение невозможно. Да, пророки регулярно предрекали приход Спасителя. Да, он регулярно приходил – строго по пророчествам. Но Всевышний долго слова не держал и снова принимался карать.
